Текст книги "Адаптация (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Хиромэ.

Парфен сделал секундную паузу, а гудронка тут же расплылась в улыбке и довольно прикрыла глаза. И правда, она, вероятно, недоумевает, отчего твердолобый кисеец всѐ ещѐ не упал перед ней на колени и не произнѐс все подходящие случаю цветастые клятвы, дабы произвести на свою суженную впечатление.

Да-да, специально обидеть я еѐ всѐ еще не могу, но думать гадости мне никто не помешает!

– Я слушаю, – дрожащим голосом ответствовала кисейка.

– Нам нужно поговорить, – твердо заявил Парфен. Растерянности как не бывало.

– Конечно. Я жду эт…

– Сейчас я встречусь с братьями для отчѐта, а после приглашу тебя в кают-компанию и мы всѐ обсудим.

Он мельком глянул на меня.

– Все… недоразумения.

– Я буду ждать.

Она сделала нечто вроде реверанса. Видимо, местная демонстрация почтения, вроде жеста от сердца, который я прежде видела у кисейцев.

Парфен вздохнул и ни на кого не глядя, вышел.

Я молча уселась в полукруглое кресло и уставилась на стену, украшенную панелями с разводами, которые плавали друг в друге и не смешивались, как жидкости с разной плотностью, но здесь жидкостей было очень много, отдельные цвета почти не различались.

Что-то последнее время прямо столько событий со мной произошло, сколько и за всю жизнь свою не насчитаю. И немаловажных, надо отметить! О прожитом и вспомнить-то толком нечего. Всѐ как у всех. Родилась. Училась. Влюблялась, разочаровывалась. Научилась зарабатывать деньги. Это, кстати, единственное, чем я действительно горжусь. Заработок небольшой, но в случае чего с голоду не умру. А заработать в наше время, как выяснилось, довольно просто, если ты не особо ленивый – оказалось, что какую бы ерунду ты не сделал своими руками, всѐ равно найдется какой-нибудь… как бы помягче выразиться… найдѐтся «эстет», который обязательно эту самую ерунду купит. Главное, цены не задирать и красиво упаковывать. Некоторые варят мыло. Некоторые плетут бисерные браслетики или вяжут детские шапки с кошачьими ушами. А я вяжу крючком. Салфетки и одежду как-то не модно, поэтому я специализируюсь на игрушках или, скорее, на сувенирах. Удалось найти знакомую, которая за процент пристраивает мои изделия на рыночные прилавки. Лучше всего, кстати, продаются праздничные сувениры как раз перед праздниками. Однажды на день святого Валентина я продала целый ящик сердечек, сделанный из скрученной проволоки и красиво намотанных на эту проволоку алых ниток, увенчанных красным и белым бантами из атласных ленточек. Повезло – однажды скучным вечером я просто вертела в руках кусок проволоки – и тут нахлынуло вдохновение – сердечко получилось минут за пятнадцать. Правда, настолько же эффектных идей мне в голову больше ни разу не приходило, но один раз тоже результат.

С тех пор меня успокаивает, когда я делаю руками что-нибудь требующее внимания и кропотливой работы, например, когда в руках нитки и крючок, хотя никому в этом не признаюсь. Но это одно из занятий, которых мне не хватает в цивилизованном космосе. Кстати, а почему не хватает?

– Мизо…

Я, в общем-то, не особо рассчитывала на еѐ помощь, но видимо, представительнице вольнодумцев было слишком скучно, поэтому всего черед полчаса настроек синтезатор искусственных волокон создал мне цветные нитки, кусок ваты, проволоку и крючок – всѐ, как заказывали.

Когда я попыталась объяснить, зачем мне всѐ это нужно, Мизо вполне резонно поинтересовалась, не проще ли сразу заказать изделие, которое я хочу создать. Вероятно, проще, но мне нужен сам процесс, пояснила я. Ну… мало ли у кого какие тараканы, с готовностью согласилась Мизо.

Гудронка тем временем сидела в углу с планшетом, старательно сохраняя вид, что мы с нашими неважными занятиями еѐ не интересуем. А потом пришѐл Синь и на удивление немногословно попросил гудронку в кают-компанию, где еѐ ждѐт для разговора Парфен.

К счастью, в этот момент нитки уже были у меня в руках, так что я осталась просто спокойно сидеть на месте, в глубоком кресле из упругой, похожей на гладкий атлас синей материи.

Моей любимой игрушкой всегда оставалась лошадка, одна из игрушек, придуманных в числе первых. Не знаю уж почему. И разновидностей лошадей с тех пор мною создано множество – грива то просто из ниток, то из распущенных ниток, чтобы получилось пушистое облако, то из косичек. Цвета разные, как и материал. Но зато всѐ остальное – одинаковое. Каждая лошадка получалась слегка кривой, неуверенно стоявшей на поверхности, и при этом очень доверчивой и милой.

Мизо сидела напротив, таращась на мои руки и увлеченно следила, как скользит нитка.

Меня сие действие тоже слегка завораживает, хотя я не особо часто вяжу при незнакомцах. А

если вяжу, сразу уточняю – это для заработка. А то была у меня знакомая одна, как увидала меня с крючком в руках, так долго насмехалась, мол, крючком только старушки вяжут. Здесь,

конечно, таких предрассудков у людей нет, так что можно и не париться. Не то чтобы я на

Земле парилась, но неприятно было, как будто взяли детскую сказочную книжку и поставили на нее кастрюлю с супом. И сказали – что ты как маленькая, зачем она тебе, это старьѐ? И не объяснишь.

Надо – и всѐ тут!

С непривычки пальцы двигались медленно, Мизо включила какой-то фильм, которые тут принято делать очень длинными – вроде сериала, но показывают за раз с начала и до конца.

Можно начать смотреть, к примеру, в субботу вечером и закончить через пару недель поздно ночью. Особенно любили показывать путешествия – если уж корабль летел от одной планеты до другой, то чуть ли не столько, сколько летел в реальности.

Потом вернулась Хиромэ – уверенно вплыла: лѐгкая, очаровательная, с улыбкой на поллица – и мне даже стало нехорошо. Голова закружилась, дыхание будто кто перекрыл в горле,

да тело стало очень тяжелым, словно я взяла да набрала килограмм этак пятьдесят лишнего веса.

– Как прошло?

В отличие от меня Мизо не страдала сомнениями, а сразу взяла быка за рога.

– Он сделал тебе предложение?

Я закашлялась. Просто неудачно вздохнула, и воздух пошел не в то горло, бывает. Мизо заботливо постучала меня по спине.

– Он чудесный, – прошептала Хиромэ.

С этим нельзя было не согласиться. Он идеален, как ни печально. Печально, это в случае,

если восторжествует несправедливость и кисейца получит гудронка.

– Он такой заботливый… Переживает, что не оставил мне выбора, когда спас. Неужели похоже на то, что я согласилась выйти за него замуж только в качестве благодарности?

Согласилась? Разве соглашаются не на предложение?

Вот это самомнение!

Я так крепко сжала половину готовой лошади, что Мизо укоризненно покачала головой,

намекая, что стыдно мучить животных.

– Он сделал тебе предложение? – повторила непробиваемая вольнодумка.

– Да нет же! Он не смог. Сказал, что это… что я неправильно поняла. И ему очень льстит моѐ внимание, что я прелестна и наверняка достойна быть любимой и счастливой, но он вовсе не хочет, чтобы я ошибалась на его счет.

Она эффектно подалась к нам, как выступающая на сцене актриса тянется к любимым зрителям.

– Но разве я могу ошибаться? Он так безумно меня любит, что даже готов отпустить! Это невероятно! Уверена, вы ничего такого в своей жизни не испытывали!

Я покосилась на неѐ и не нашлась с ответом.

Есть у меня одна такая подруга, которая настолько бывает уверена в своей способности покорять молодых людей, что временами я теряюсь. Например, она может бесконечно повторять, насколько очередной знакомый от неѐ без ума. А на моѐ резонное уточнение, действительно ли она имеет в виду, то, что говорит? Ведь не далее как вчера в клубе он послал еѐ прямым текстом в грубой форме?! О каком «без ума» речь? Но она уверенно отвечает, что так грубо он ведѐт себя только потому, что втайне безумно в неѐ влюблѐн. И вот на этом моменте я, честно говоря, теряюсь и ничего не могу возразить. Даже возникает подозрение, что возможно она права, ведь нельзя же так железобетонно утверждать какую-нибудь ересь? Видимо,

это просто я ничего в отношениях не понимаю?

Тут, после слов гудронки у меня тоже произошло некое замыкание. Она поясняет, что

Парфен пытался объяснить, что все случайно, но не потому, что она его не интересует, а наоборот, потому что он любит еѐ так сильно, что не может обидеть даже случайно.

Нет, так просто в этой каше не разобраться.

– Я уединюсь, – сияя, продолжила гудронка. Так они, члены Союза говорили про посещение санузла. – Пройду полную программу релаксации и косметических процедур.

– Сомневаюсь, что в кисейском корабле установлены такие излишества, – заявила Мизо. –

Станут они тратить столько средств на гостевую комнату. Забыла что ли, что этот клан не самый обеспеченный? Так что твой потенциальный женишок, кстати, бедноват, хотя и элита.

– Правда? – Хиромэ замерла, воздушная и трепещущая, а после заговорила ещѐ более возвышенно. – Неважно. Я выйду за него, даже будь он самым бедным во всѐм Союзе. Я готова жить с ним хоть на улице, хоть в палатке или даже под открытым небом, в жару, мороз и под проливным дождем, и… и…

Тут она замялась, видимо, не смогла сходу придумать достаточно ужасных лишений, которые готова претерпевать во имя любви к Парфену.

– Мы, в общем-то, суть уловили, можешь не продолжать. – Тактично подсказала Мизо.

Гудронка кивнула и исчезла в кабинке санузла, а Мизо снова уставилась на меня, полностью игнорируя экран, который сама же и включила.

– Какое интересное кино! – сказала я, хотя сюжет остался за гранью моего восприятия. Говорить с Мизо совсем не хотелось.

– Поразительно запутанные отношения у вашей троицы, не находишь? Ну, гудронка вбила себе в голову, что влюблена. А у тебя что с кисейцем? – спросила она.

– А что у тебя с вольнодумцами? – агрессивно ответила я вопросом на вопрос. Я так думаю, не от хорошей жизни она перебежала на сторону кисейцев, даже не попытавшись спрятать или защитить гудронку от освободителей. Не зря же Парфену понадобилось всего две минуты, за которые только и успеешь, что зайти и выйти из башни.

Отвечать мы друг другу не собирались, поэтому пришлось заинтересоваться фильмом и сосредоточить внимание на экране.

Не знаю, что гудронка делала в санузле, учитывая всего две функции, которые как я позже выяснила он выполнял: непосредственно туалет и своеобразный паровой душ-чистка, но проторчала там она почти час и явилась прямо как будто еѐ только что тщательно отмыли и отутюжили. А потом она взяла и отправилась гулять по кораблю. Мы с Мизо остались в каюте

– я всѐ ещѐ никак не могла наполниться полузабытым ощущением рождающейся в моих руках игрушки, а Мизо, похоже, было просто лень, да и ничего нового на кисейском корабле по еѐ

собственному утверждению всѐ равно не найти. Видимо, это правда, потому что гудронка вернулась так быстро, что мы даже соскучиться не успели. И первым делом стала проверять, хорошо ли держится причѐска, не растрепалась ли – еѐ волосы были скручены жгутами, а жгуты собраны в нечто целое и накрыты чем-то вроде сетки для волос.

Тут в длиннющем фильме, который я невольно стала смотреть краем глаза, потому что куда веселей работать, когда прокручивается какое-то действие на экране, наступила небольшая музыкальная пауза.

– Пойду за едой, – заявила Мизо, вставая и потягиваясь. – Пока дождешься ужина, с голоду сдохнешь. Вам захватить чего-нибудь?

За едой? Хм…

– Мне захвати этого… чудного напитка, если будет. Ну такой, тѐмно-синий, – тут же ответила я. Надо же, как я оживилась, хотя вроде бы не из-за чего.

Мизо понятливо подмигнула.

– Мне ничего не нужно, – подала голос Хиромэ.

– Знаю, знаю, ты по уши сыта любовью, – ответила Мизо и величественно удалилась.

Наверное, было бы неловко сидеть в одной комнате и не обращать друг на друга внимания, но тут к нам явилась гостья – жена Пепла. Она застыла на пороге:

– Можно?

– Конечно.

Оказалось, я рада еѐ видеть. Во-первых, всѐ лучше, чем неловкое молчание в обществе влюбленной Хиромэ (в лучшем случае молчание, в худшем – выслушивание од во имя любви к объекту, которому имею право поклоняться только я одна!), во-вторых, просто интересно с ней пообщаться, вдруг Яста не такая стервозная, как та кисейка, с которой довелось встретиться в лагере в бытность мою военнопленной.

Яста, кстати, выглядела очень доброжелательно, и взгляд у неѐ был на редкость хорошим,

честным и открытым, значит и человек, как учил меня папа, она неплохой. Она зашла осторожно, как гостья, которая боится помешать, хотя наверняка больше всех нас вместе взятых имела прав находиться на борту кисейского корабля, и общаться с ней оказалось довольно легко. Болтали мы в основном о Земле, я рассказывала, она слушала, иногда задавала вопросы. А когда в нашу беседу вмешивалась гудронка, выражая бесконечный чрезмерный восторг какой-нибудь неожиданно пришедшей в еѐ светлую голову мыслью, к примеру, что вскоре они породнятся, клянусь, лицо Ясты выражало натуральный ужас, который она, впрочем, мастерски скрывала.

В конце концов, я решила, что ей многое можно доверить, поэтому расслабилась и рассказала о своѐм первом знакомстве с кисейкой – с той самой, которая приезжала, когда я, так сказать, гостила в лагере кисейцев.

– А, ну знаю я еѐ, – Яста поморщилась. – Меня она тоже невзлюбила. И вообще, хамка натуральная.

– А тебя-то почему?

– Да я же из обычных. Тебе же говорили, что каждый кисейский клан состоит из двух сло-

ѐв? Управленческая элита и рабочий класс?

– Вроде как, хотя помню смутно.

– Так вот, они нечасто смешиваются, хотя чаще, конечно, чем с другими расами. А я даже не из их клана, который Грундэ, а из совсем малоизвестного и малочисленного.

– Расскажешь, как вы познакомились?

Мне почему-то хотелось услышать историю их знакомства. И не с целью узнать что-нибудь новое о кисейцах, а просто узнать что-нибудь о еѐ жизни.

– Могу, – Яста широко улыбнулась. – Я увидела их, когда работала на улице, в кафе общепита. Они всей кучей прилетели к кому-то, не знаю, к кому и остановились перекусить. Взяли обычные бутерброды, окружили моего мужа, ну тогда, ещѐ не мужа и давай на него наезжать.

Белок так громко нудел, что даже я всѐ слышала. Дело в том, что кисейцы обычно довольно рано женятся. И вот, когда по мнению родителей наступает срок, они начинают требовать,

чтобы сын предоставил им доказательство того, что не отлынивает, а пытается создать семью.

Для этого существуют брачные намерения, некое абстрактное предложение возможного союза, которые они должны предъявить девушке. Ну, в общем, и Белок его так и сяк распинает,

мол, даже я умудрился кому-то там что-то предъявить, а теперь твоя очередь по старшинству и давай по-быстрому что-нибудь придумай, чтобы от нас отстали. И добавляет: «Парфен, да»?

А тот вдруг совершенно спокойно отвечает: «Вот уж нет». Все даже голос потеряли. «Ты чего,

сдурел?» – спрашивает его Белок. А тот отвечает: «Если Пепел объявит хоть одно намерение,

то потом моя очередь, и вы будете доставать меня. Нет уж, пусть Пепел страдает». И давай они с мужем смеяться, пока остальные злились. В общем, забавно было. Но тут как раз пришли две знакомые, которым мой отец… В общем, стали орать на меня и требовать отдать долг.

Мы поскандалили. Потом одна из них попыталась меня ударить. Я дала сдачи… В общем, кисейцы нас растащили. Меня как раз Пепел держал и так смотрел, как будто я нечто нежизнеспособное, но, однако, почему-то всѐ равно трепыхаюсь. Я и на них разозлилась, потому что нечего под руку лезть, закрыла кафе и ушла домой. А на следующий день снова пришел

Пепел, один, и заявил, что собирается объявить в отношении меня брачное намерение. Я ему в лицо расхохоталась, потому что помнила по вчерашнему разговору, что ему неважно кому интерес объявлять, главное, создать видимость. А я, честно говоря, жутко устала от того, что мною все пользуются. Долгая история, в общем. А на следующий день он приходит, – тут Яста улыбнулась, мгновенно растеряв всю строгость. – И подаѐт мне конверт. А в нем намерение,

юридически оформленное.

Я тут же вытаращила глаза, потому что понятия не имела, что это за штука такая загадочная.

– Ну, это значит, что он совершенно серьѐзен, – Яста снова улыбнулась. – Что-то вроде предварительного брачного контракта, отказаться от которого он сможет только если не возникнет влечения… Ну, об этом не будем. А потом я и опомниться не успела, как уже оказалась его женой. И пока ни разу не жалела.

И честно, я за неѐ порадовалась.

В общем, время пролетело незаметно, тем более, когда вернулась Мизо с подносом еды, и мы все это подчистую снесли, а потом оказалось, что уже пора укладываться спать и лошадка,

кстати, совсем готова.

Перед уходом кисейка помялась, а потом попросила Мизо еѐ проводить. Они остановились у порога, и Яста вполне различимым шѐпотом намекнула, что хорошо бы проследить,

чтобы ночью гудронка случайно не вышла из каюты. Ха! Случайно, надо же было так обтекаемо сформулировать! И что, конечно, кисейцы тоже спят на нескольку человек в каюте и Парфена не оставят одного, но кто знает… А гудронская наследница, пойманная ночью у мужчины… Несчастного ждѐт незавидная участь, чего его кисейская семья, естественно, ему не желает. На вопрос, а почему Яста не обратилась с подобной просьбой ко мне (тут я присоединяюсь, очень интересный вопрос), та ответила, что не хочет меня лишний раз волновать. И, конечно же, после подобных слов я взволновалась куда сильнее прежнего. Но виду не подала.

– Хорошо, я прослежу, – ответила Мизо. В этот момент мне захотелось лечь спать поперѐк двери, чтобы всяк входящий и выходящий не смог пройти, не переступив при этом через меня. Но конечно, я человек взрослый и умный, поэтому таких глупостей делать не стала. А вот

Мизо, недолго думая, надула спальное место и разместила как раз напротив двери, мотивируя тем, что другого подходящего пространства в каюте нет. Хиромэ помялась, а потом неожиданно предложила уступить ей свою кровать, но вольнодумке не позволила совесть. Она так и сказала.

– Что ты, Хиромэ, как я могу? После всего, что с тобой произошло по вине Злодея? Я тоже участвовала! Мне совесть не позволяет! Нет, нет, и не умоляй – всѐ лучшее тебе. Айка вон тоже так думает, верно?

Сохранить серьѐзное лицо в этот момент было практически невозможно.

Ночь таким образом прошла очень спокойно, хотя и почти без сна. Хиромэ не спалось больше остальных, и под утро она даже побродила по комнате, но дальше Мизо и огромной надувной кровати продвинуться не смогла.

Однако, какая завидная целеустремленность! Честно, не хотелось бы мне попасть под такой напор… Я рада, что гудронка выбрала объектом своего внимания не меня, вот те крест!

Зато под утро мы, утомившись ночными бдениями, заснули так крепко, что продрыхли до обеда, и это, видимо, кисейской команде оказалось только на руку. Кое-как приведя себя в порядок, мы поплелись в кают-компанию, по приобретенной за ночь привычке зорко следя друг за дружкой.

Там нас поджидали Белок, Алой и остывшая еда. Первым делом я поискала клапс, ну, тот освежающий напиток, почему-то вызывающий привыкание, и очень расстроилась, когда его не нашла. Из напитков нам предложили только воду и местный кофе, кстати, настолько похожий на земной, что я бы их друг от друга не отличила.

Не знаю, где шатались остальные члены кисейской команды, точнее, наверняка они были заняты важными вещами, но мне хотелось увидеть Парфена, а его не было. Не мне одной, как оказалось, гудронка всѐ время посматривала в сторону входа. Впервые я с ней согласилась –

отсутствие Парфена меня сильно разочаровало. Хотя нет, второй раз. Первое наше общее согласие и одобрение заслужило утверждение, что он идеален.

Когда мы перекусили густым супом и хрустящими пирожками, вошѐл Синь. Вид у него был такой, будто он болтался по кораблю без дела, маялся, места себя не находя, лез на стены от скуки – и в этот момент увидел нас. Его глаза загорелись, как у собаки, которую вдруг взяли на охоту, на секунду он замер, не веря своему счастью, а потом ринулся вперѐд.

– Добрый день! Добрый вам день, девушки. Рад, что вы так цветуще выглядите. Все вы,

как на подбор. Тут такая скукота после вчерашнего веселья, словами не передать. Все бродят как привидения и не знают, чем себя занять до прилѐта домой. Двое суток безделья и маеты.

Сидим как селедки в бочке, но никто не жалуется, нет! Все безмерно рады, что получилось уделать Злодея так быстро и эффективно. Но всѐ равно тесно. Ещѐ сутки маяться, пока до дому доберемся, хотя мчим на максимуме. Конечно, Хиромэ вечером улетит домой, но от этого свободнее не станет. Как и лучше. Разве что Мизо поменяется местами с…

Гудронка вдруг вскочила.

– Как? Что значит, Хиромэ улетит? А вы? Неужели вы забыли, что сразу по прилету мой папа обещал устроить праздник? Нас все ждут, мы все должны там быть!

Синь, распахнув глаза, молча смотрел на гудронку, и складывалось невероятное впечатление, что ему нечего ответить. Быть такого не могло!

– А, ну да, – сказал он, в конце концов и, стремительно развернувшись, ушѐл, вернее, спасся бегством.

– Разве вы не сообщили команде, что все приглашены? – дрожащим голосом спросила гудронка Белка. Тот даже выпрямился невольно. – Даже мои соседки! – снисходительный жест в нашу сторону.

Судя по «даже», нам сделали просто невероятное одолжение.

Белок умиротворенно улыбнулся.

– Конечно же, мы помним про приглашение и для нас честь его получить. Но понимаете,

Хиромэ, как раз хотел вам сказать, что мы хотели бы как можно быстрее отправиться дальше.

А ваш праздник посетим в другой раз, не последний же раз видимся? Понимаете, Хиромэ, мы давно не были дома и родственники, которые по нам соскучились, и всякие обязанности… которые не могут обойтись без нашего присутствия, и ещѐ…

Мямлил он так, что даже я, неискушенная придворными интригами отчѐтливо поняла –

врѐт. Причем неумело. Видимо, от неожиданности.

– Вы не можете пропустить праздник! – Хиромэ наклонилась вперѐд и навалилась на стол,

опираясь руками. – Я же вас лично пригласила!

– Да, но я же объяснил, мы…

– Мой отец не примет отказа!

Практически выкрикнув эту коронную фразу, гудронка выпрямилась и покинула каюту быстрее, чем Белок нашелся с ответом. Оставшиеся без выбора кисейцы не выглядели особо счастливыми от полученного приглашения посетить сие достойное всяческих похвал мероприятие, но что поделать.

Вздохнув, они переглянулись и смирились с неизбежным.

– Надо как-то другим сообщить, – рассеяно пробормотал Алой и было ясно, что втайне он надеется – данная весть распространится как бы сама по себе, без его непосредственного участия.

И они снова задумались, не знаю уж, о чѐм.

Тут я решила, что самое подходящее время и о себе напомнить.

– Белок…

Он посмотрел на меня с опаской, хотя вряд ли я обладала такой властью бесить людей,

как гудронка.

– Я хотела поблагодарить. Ну, что вы меня вытащили… оттуда. Не знаю уж, по какой причине вы на самом деле преследовали вольнодумцев…

Алой раздраженно вздохнул.

– Да это и неважно! – тут же исправилась я. Не хватало ещѐ, чтобы они решили, будто я напрашиваюсь на словесные убеждения, будто вся каша заварилась из-за моей персоны. –

Важно просто, что вы могли меня оставить, но не оставили. Все вы. Спасибо. Я и так в этом вашем Союзе как посреди дикого леса, а уж на планете дикарей вообще не представляю, что стала бы там делать… Если бы вообще смогла от них уйти.

– Да, я тоже хотела извиниться. – Мизо нервно посмотрела на меня и снова уставилась в стол. – Я и представить не могла, что Злодей способен на такой поступок. Раньше он никогда планку не пересекал, а теперь чем дальше, тем больше коленец выкидывает, даже неприятно рядом находиться. Не хочется опускаться до его методов. Вероятно, это влияние его новой подружки. Никогда не думала, что Злодей будет слушаться женщину. – Мизо фыркнула. – Так смешно.

Я тут же поинтересовалась.

– А чего тут плохого? Слушал бы добрую женщину, был бы из него толк.

– Мужчина должен сам всѐ решать.

– Я не утверждаю, что когда женщина руководит, это хорошо. Просто если уж он такой глупый, пусть лучше слушает умную женщину! Вреда, по крайней мере, будет меньше.

– Какой он тогда будет мужчина?

Я хмыкнула, не видя смысла спорить.

Оба кисейца с интересом слушали наш разговор.

– Ну, в общем, – неуверенно продолжила я.

Белок кивнул.

– Мы всѐ уловили, и – не за что. Мы не смогли бы бросить никого в твоѐм положении.

– А как насчѐт моего запроса? – Мизо не терялась и тут же влезла со своими проблемами.

– Вы сделаете мне гражданство? Поручитесь за меня перед Союзом?

– Я уже сказал, этот вопрос будет решать действующий лидер клана. А если бы зависело от меня, гражданство ты бы нипочѐм не получила.

– Да почему? Я же вам не мешала! Даже помогла спасти гудронку.

– Разве ты могла бы помешать?

– Могла бы спрятать еѐ в пещеры! Да ту планету насквозь можно по пещерам пересечь!

Злодей требовал, чтобы мы под землей прятались. Так что я гудронку спасла!

– Так его же ты тогда еѐ не попросишь в качестве благодарности за спасение дать тебе гражданство?

Мизо поскучнела. Действительно, рассчитывать на великодушие Хиромэ мог только глупец. Не то чтобы она была злопамятной, но непоследовательной и необязательной точно была.

Думаю, она легко могла наобещать золотые горы и элементарно о своѐм ветреном обещании забыть, и доказывай потом, что тебе положена королевская благодарность.

– И вообще, шла бы проторенной дорогой, – Белок пришел в себя и покрылся крепкой бронѐй. – Стала бы адаптанткой. Даже Айка смогла идти по этому пути, а она, заметь, даже не знала, где и что.

– Потому и пошла, – фыркнула Мизо. – Тащиться в адапторий – да это же позорище натуральное!

– Прости, – тут же сказала она мне. – Ты не знала.

Я пожала плечами.

– Мне не важно.

Действительно, это последнее, что меня колыхало в данный момент. Тоже мне позор. Да я ещѐ и не на то бы пошла, чтобы добраться до Земли, причѐм добровольно. Может, и замуж бы согласилась выйти за первого встречного, кто знает.

Заметив, что кисейцы устали от нашей болтовни, мы с Мизо решили вернуться в каюту.

Ходить тут особо было негде, все помещения, кроме технического, располагались в радиусе метров тридцати, но совершенно неожиданно под дверями нашей каюты мы нашли Парфена собственной персоной. Он был чистый, в новой одежде и выглядел так, будто явился на свидание.

– Не боишься, что Хиромэ застукает? – поинтересовалась Мизо, не дав мне и рта раскрыть. Она многозначительно оглядела его снизу доверху, но Парфен сделал вид, что ничего не замечает.

– Она занята. Заказывает платье на вечер, мы же почти подлетели. Несколько часов до начала вечера, наследным принцессам столько времени требуется впритык, чтобы подготовиться.

– Ладно, я в душ, – сказала Мизо, чуть только переступила порог каюты и ушла, оставив нас наедине.

– Я сяду, – заявил Парфен и сам выбрал место, усевшись в одно из двух небольших кресел напротив экрана. Пришлось сесть во второе и включить канал с фильмами, где продолжался вчерашний сериал. Туман я включать не стала, так и не привыкла к нему до сих пор.

Мы помолчали. Потом помолчали ещѐ немного.

Я как-то неловко себя чувствовала и даже занервничала, так что схватила лошадь и стала теребить в руках, потому как меня успокаивает, когда руки чем-нибудь заняты.

Как-то всѐ нелепо складывается. Я так переживала насчѐт дома и как там мои родные, так переживала, что не заметила, как без памяти влюбилась в инопланетянина. Нашла, в общем,

чем себя занять. Разве так можно? И непонятно теперь, что делать, он так глубоко успел просочиться в душу, что теперь с этой гудронкой хоть на стену лезь. При этом гордость не позволит спросить его о дальнейших планах касательном моей скромной персоны.

И когда я так успела вляпаться? Наверняка, в тот самый момент, когда в лагере кисейцев он выскочил следом за мной под дождь, не знаю, зачем, но хочется думать, что просто не смог меня отпустить. Точнее, в результате смог, но это был последний неконтролируемый рывок,

который пришлось останавливать титаническим усилием воли.

Или когда он, ни секунды не мешкая, вывернул всю собранную Росу, чтобы купить мне вакцину? И даже пусть я была не в смертельной опасности, но как на духу – сколько моих близких знакомых сделали бы тоже самое?

Не уверена, что насчитаю и трѐх.

В общем, молчание затянулось. А я не знала, как его нарушить. Как перейти этот нежданный порог.

И не знала, нужно ли это делать. Не станет ли хуже?

Он тем временем смотрел на мои руки, не отрываясь и практически не моргая.

Через некоторое время я поняла, что его внимание привлекло вовсе не отсутствие у меня маникюра, а вязаная лошадка. И верно – у них тут вероятно нет таких животных. Возможно,

схожие, но всѐ равно другие.

– Нравится?

Он быстро кивнул.

– Забирай.

Я протянула игрушку, предлагая взять. Но Парфен не пошевелился.

– Ты правда хочешь мне это… эту подарить?

– Конечно. Это лошадка. У нас на Земле когда-то их использовали как ездовых животных.

Человек по сравнению с ней размером такой.

Я показала указательный палец.

Тогда он взял лошадку двумя пальцами. Так бережно, как пожалуй и ко мне не прикасался. Или это ревность говорит? Неужели я ревную даже к лошади, причем созданной своими собственными руками? Говорят, некоторые люди умудряются ревновать мужей и жен к собственным детям, и, пожалуй, зерно истины в этом имеется.

– Почему у тебя такой вид, будто ты разбогател?

Лошадка в его руках выглядела жутко довольной, прямо так и улыбалась. Ещѐ бы, я еѐ

прекрасно понимаю.

– Никому из моих друзей девушки не дарили таких ценных предметов.

– Это ценное? – удивилась я.

– Ты же сама сделала, – он неуверенно повертел игрушку в руках, будто боялся, что от активных движений она развалится на части. Зря, мои игрушки крепкие, рассчитанные на жестокие детские игры. – Не представляю, как это можно сделать.

– Из ниток, которые сплетаются специальным устройством. Крючок называется.

– Я и говорю, – кивнул он. – Мы таким не занимаемся.

Да уж, польстил.

– А у нас любят такие поделки. Это называется хэндмейд, то есть сделанное своими руками, и ценится даже не за качество, а за то, что существует в единственном экземпляре и сделано с душой.

– Интересно было бы посмотреть, как ты это делаешь.

– Когда-нибудь покажу, – не подумав, ляпнула я.

Он поднял голову и тепло улыбнулся. Так, будто благодарил, хотя не думаю, что я сделала нечто важное. И всѐ равно – как будто я дала надежду тому, кто уже не надеется.

Может, ну его, всѐ эти заумные рассуждения? Что мешает просто взять и поцеловать его,

так, как мне хочется?

А и правда. Ничего не мешает…

Тут, понятно дело, нас прервали, не успела я привести свой шикарный план в исполнение.