Текст книги "Адаптация (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

В каюту, едва стукнув два раза, быстро заглянул Синь.

– Х идѐт, – быстро проговорил он и так же быстро пропал.

Парфен сглотнул и, знай я его чуть хуже, решила бы, что запаниковал. Потом вскочил на ноги. Больше всего ему мешала лошадка, которую он некоторое время не решался никуда спрятать, но всѐ-таки сунул в нагрудный карман, так, что наружу торчали одни только задние копыта и хвост. Потом подмигнул мне и быстро бросился вслед за Синем.

Гудронка, в общем, его не застукала, хотя между его исчезновением и еѐ появлением прошло, по моим подсчѐтам, не больше двух секунд. Видимо, причина невнимательности и даже досадной небрежности с еѐ стороны заключалась в том, что гудронка, оказывается, немедленно планировала начать собираться к вечеру, так что Парфен был прав, выказав удивительные познания быта стандартных гудронских наследниц. Хм, надо будет этот момент на досуге обдумать.

Время шло.

Не успели мы добраться до планеты, где базировалась родной дом Хиромэ со всей еѐ многочисленной родней во главе с папой-королем, как к нам навстречу вылетел гудронский быстроходный катер, но не с целью забрать потерянную дочь домой, а чтобы доставить ей красивый наряд и пару горничных, которые помогут подготовиться к приѐму. Не могла же гудронка вернуться из плена и выглядеть, как общипанная курица? Нет, она должна выглядеть безупречно несмотря ни на что. А если кто недоволен – его проблемы. Ещѐ бы, лично нам с

Мизо Хиромэ заявила, что в комнате слишком тесно и хорошо бы мы подождали времени прибытия в кают-компании, где не будем мешать ей и еѐ помощницам. Тем более мы, судя по всему, к празднику готовиться не собираемся и пойдем абы как. Ну, это понятно, праздник-то не наш.

Спорить мы не стали. Сложно подготовится к празднику, не располагая ресурсами вроде папиного корабля, под завязку напичканного нарядами и слугами. Да и насчѐт чужого праздника жизни всѐ верно – пригласили нас за компанию, как свидетелей приключений гудронской наследницы, оттеняющих своим присутствием тяготы, ею перенесенные, а сами по себе мы никакой цены не имели.

Мы успели заскучать ко времени, когда в кают-компании нас нашла Яста, которая, кстати, тоже не выглядела нарядной, но не бросила нас одних, а повела к себе. Каюту она делила с мужем, но он ушел, чтобы нас не смущать.

– Чем? – практически в один голос поинтересовались мы с Мизо, уж очень любопытно было, неужели похоже, что всяк может нас смутить?

– Вас нужно немного приодеть, – Яста нахмурилась и повернулась к стенному шкафу. –

Честно говоря, одежды у меня мало. А праздничной ещѐ меньше, но придѐтся как-то выкручиваться, потому что вам будет очень неуютно на празднике в таком виде, как сейчас.

– Почему? – спросила я. – По мне так пусть все видят, что мы, то есть я, извини, Мизо, что тебя не считаю, реально была в плену у пиратов. Чего тут стесняться?

Хотя это я приврала. Конечно, брюки и футболка на мне были чистые, но сильно потертые, и этого ничем не скрыть. А лишний раз выглядеть на фоне расфуфыренной гудронки замарашкой, мягко скажем, неохота.

– Ты, кроме всего прочего, идешь с нами. Хочешь, чтобы считали, что кисейцы нашего клана настолько обеднели, что не могут элементарно позаботиться о гостях? – укоризненно спросила Яста и закопалась в шкаф. Да, тут ответить было нечего, с такой стороны я на происходящее не смотрела.

Кисейка перебирала вещи так долго, что Мизо принялась зевать, а мне уже надоело гадать, какие же сокровища у Ясты там спрятаны, раз от помощи она категорически отказывается. Интересно всѐ-таки, как ни крути!

– Ну вот, – она, наконец, вылезла, держа в руках два аккуратных свѐртка. – Переплюнуть

Хиромэ в великолепии и стоимости нарядов нам всѐ равно не удастся, так что выберем традиционные костюмы, чем убьем всех зайцев – и красиво, и к месту, и главное, придраться невозможно. Надевайте.

Для меня она выбрала темно-фиолетовый цвет, для Мизо – пурпурный.

Оказалось, традиционный кисейский костюм напоминает узкие брюки, на которые нашит кусок ткани типа юбки, обрезанный чуть ниже бедер, а сверху короткий пиджак до талии.

Так как фигуры у нас были во многом схожи, одежда села вполне терпимо, и Ясте осталось только потребовать беспрекословно исполнять каждую еѐ команду, то есть стоять спокойно и не дѐргаться, пока она будет подправлять швы каким-то прибором типа портативной швейной машинки. Но на клею. В общем, как-то сложно всѐ, но управлялась она ею мастерски, кажется, одновременно прижимая и подправляя сразу во всех проблемных местах. В общем, женщины кисейцев, похожи, гнулись не хуже мужчин.

– Поразительно, как ты умудряешься ею вертеть, – сказала я.

– Очень просто. Я работала когда-то в ателье, когда ещѐ не была замужем. Приходилось ещѐ и не то делать, моѐ положение было весьма… шатким. Впрочем, не стоит. И вообще, я видела у Парфена готовую игрушку, которую ты сделала из ниток. И ещѐ удивляешься моей работе?

– Она сделала, правда! – Мизо вытаращила глаза, но пошевелиться не рискнула, так и стояла, раскинув руки в стороны. – Я до сих пор с трудом верю, что кто-то станет тратить время на такое странное занятие, но факт налицо! Совершенно алогичное времяпрепровождение.

Хотя зверушка получилась любопытной.

Я слегка покраснела, потому что не привыкла к тому, что меня хвалят. Мои игрушки продавались без моего непосредственного участия, и я не знаю, насколько они нравились тем, для кого предназначались в подарок, поэтому всѐ ещѐ удивляюсь добрым словам.

– А вы как будто что-то в этом понимаете! Если у вас нет таких хобби, то вас несложно удивить чем угодно, – пробормотала я.

– Ну да, ну да, – Яста отскочила в сторону, осмотрела нас и великодушным жестом разрешила расслабиться.

– Можете причѐсываться.

Сама кисейка тем временем вырядилась в похожий костюм, только изумрудный с белоснежной канвой. Судя по всему он был более роскошным, чем наши, хотя я не в обиде. Думаю,

Яста отдала нам больше, чем сделала бы любая другая на еѐ месте. Кстати, бельѐ на ней было тоже зеленоватым, полупрозрачным и очень красивым, не то что мой стандартный комплект для адаптантов.

Яста перехватила мой изучающий взгляд и ничуть не смутилась.

– Кисейцы любят, когда их женщины помнят про их вкусы. Мой муж любит зеленый цвет и когда бельѐ больше открывает, чем скрывает.

– Все мужчины такое любят, – машинально сообщила я.

– Но не так, как кисейцы, – спокойно ответила она, но таким тоном, что дальнейшей спор почему-то показался глупым.

Потом мы причесались и накрасились, но чисто символически. Как правдиво сказала Яста, тягаться в роскоши с Хиромэ бесполезно, поэтому я ограничилась привычным хвостом. Да и праздновать я на самом деле ничего не собираюсь, по крайней мере, с гудронцами. Как, похоже, и кисейцы. Вообще было такое настроение, как перед нудным, но необходимым экзаменом или медицинским обследованием.

Как оказалось, на праздник мы трое отправимся в компании гудронки, чем нам была оказана честь – полетим на еѐ личном катере повышенной комфортности. Правда, Хиромэ предварительно убедилась, что мужская часть кисейцев уже в пути, а на корабле их пока заменяют наѐмные служащие гудронцев. Наивная она может и наивная, но своего не упустит.

Непривычно было видеть вместо кисейцев гибкие черные тени в серых чешуйчатых формах, поэтому я не стала болтаться по коридору, ожидая отправления, а ушла в катер. Его внутреннее убранство действительно выглядело шикарно – всѐ помещение оббито чем-то мягким и пластичным, каждая мелочь, включая мебель, вписывалась в общую картину как родная, и всѐ это было броских цветов, великолепно оттеняющих цвет кожи гудронцев. Кроме того, там была тьма тьмущая неизвестных мне устройств и приборов, естественно, органично вписанных в интерьер. В общем, как в музее.

Если Хиромэ выросла в подобных условиях, плен у Злодея, на мой взгляд, вполне цивилизованный (исключая дикарей), действительно показался ей на редкость изощренной пыткой. И ещѐ – в случае, если ей придѐтся тащиться за любимым и жить в палатке, еѐ ждѐт множество сюрпризов.

Так как особым желанием провести вечер среди высокопоставленных персон гудронцев никто из нас не горел, то и полѐт прошел скучно. По прибытии нас усадили в наземный транспорт размером с автобус, но более шикарный, и повезли в усадьбу семьи Хиромэ. Здание, естественно, не могло не впечатлять – оно так ловко вписывалось в скалы и зелень, что на Земле переплюнуло бы все существующие чудеса света.

На входе нас разъединили – Хиромэ отправилась эффектно представать пред своей семь-

ѐй, Яста ушла к кисейцам, нас с Мизо увели и на полчаса забыли в каком-то помещении для охраны, после чего запустили в зал.

Первое время я и сказать ничего не могла, настолько меня ошарашила атмосфера. Потолка видно не было, как и стен, чем-то неуловимым зал напоминал те, что показывают в исторических фильмах и даже часть народу была разодета в пышные, практически придворные платья. Ну, я не специалист, вероятно, отличия всѐ же были, но я их в упор не видела. Хотя другая часть гостей красовалась в таких нарядах, которые можно рассматривать, как на подиуме высшей моды – железные висюльки и гирлянды живых цветов, в виде украшений крошечные существа в крошечных аквариумах или опасно острые осколки кристаллов и зеркал. Изучать окружение можно было бы часами, но конечно, взгляд искал кисейцев. Я нашла Белка и

Алоя, Яста с мужем тусовались недалеко от еды, практически спрятавшись за колонной, а остальных видно не было. Зато Хиромэ во всей своей красе порхала по залу, улыбаясь, останавливаясь то там, то сям, изящно кланяясь или проделывая руками череду замысловатых жестов,

в общем, веселилась, как могла. За ней тянулся шлейф гудронских красавиц, отличающихся друг от друга только цветом нарядов.

Я много раз слышала, что официальные приѐмы – это скучно. Вот уж не сказала бы. Как может быть скучно, когда вокруг столько народу, подводные течения сталкиваются и практически сшибают с ног, а цели, за которыми можно наблюдать, выстраиваются в очередь, которой нет конца? И всѐ это можно запить местной разновидностью вина или густой воды лилового цвета, безвкусной, но освежающей.

В общем, мы с Мизо чудесно проводили время, благо, никому до нас дела никакого не было. Она мимоходом рассказывала мне, кто и где, а я слушала и задавала вопросы. К примеру, выяснилось, что группа странных, небрежно одетых людей в очках, напичканных какойто электроникой, прибыла с планеты, где уровень развития так зашкаливал, что они, извиняюсь, даже в санузел удалялись с экраном на голове, чтобы не пропустить новости о каком-нибудь важном событии.

Примерно через час, впрочем, нам стало скучновато. И довольно сильно волновало отсутствие остальных кисейцев. Почему нет Парфена? Где он?

– Смотри! – Мизо не отличалась тактом и ткнула меня под рѐбра локтѐм. – Король выполз на сцену и будет говорить речь.

И правда, небольшой подиум быстро заполнялся главными персонажами вечера: важнейшими гостями и несколькими представителями разных рас, из числа которых вперѐд выступил дородный папа Хиромэ, укутанный в многослойные цветные одеяния, благодаря чему он напоминал плотно намотанную катушку ниток. Его узкая бородка выделялась белым штрихом, как и белки глаз, а остальное лицо оставалось как будто в тени.

– Уважаемые гости! – начал он, маня кого-то стоящего сбоку пальцем. На призыв подошел Белок, который, судя по лицу, удивительным образом испытывал от происходящего восторг. Потом последовала речь минут на десять, где кисейцев благодарили, вольнодумцев костерили, множество раз повторили, что все счастливы и всѐ прекрасно, благодаря, опять же,

кисейцам, не бросившим беззащитную деву в беде. Про денежное вознаграждение ни слова,

что тоже понятно. Не устраивать же торговлю прямо перед гостями?

Дева тоже появилась, а вместо Белка, который быстро удалился, на сцену выпихнули

Парфена, в отличие от своего брата, ведущего себя крайне сдержано. Король тут же бросился хвалить лично его.

– Уважаемые гости, ещѐ немного внимания. Вот тот мужественный герой, образец ответственности и смелости, не бросивший мою дочь на произвол судьбы и вернувший еѐ в объятья убитых горем родителей. Благодарю тебя, мой друг, и прошу помнить, мой дом – твой дом,

потому что такие услуги не забываются.

И вроде бы на этом он хотел закончить, некоторые из гостей даже с облегчением вздохнули, но тут из кучки гудронских женщин, занимающих угол помоста, выскочила вперед Хиромэ и практически оттиснула отца от местной разновидности микрофона.

– Дорогой папа! – закричала она. – Я так рада, что тебе понравился Парфен! Твоя благодарность придаѐт мне уверенности и даѐт надежду на полноценное счастье. Значит, теперь ничего не мешает открыть секрет, который, я уверена, каждый из вас оценит по достоинству как великолепнейший образец веления судьбы. Так вот, Парфен не просто спас меня, папа,

нет. Он сделал это потому, что мы предназначены друг другу.

Женщины на сцене зашептались, а я почувствовала себя так, будто на меня сходит снежная лавина – перед глазами так и стояли тонны льда, которые вскоре завалят и осядут над головой плотным грузом.

Король от услышанного слегка заволновался и даже дѐрнул рукой, пытаясь отодвинуть дочь от микрофона, но Хиромэ очень быстро увильнула в сторону и добавила:

– Парфен, моѐ сердце отныне твоѐ. Моя жизнь – твоя. Ты женишься на мне?

Произнеся это, она скромно склонила голову и замерла на месте, как и все окружающие.

Король больше не пытался вмешаться. Да что там, я поняла, что от изумления тоже не могу двинуться с места – меня практически парализовало. Видимо, ноги потому и не отказали –

превратились в камень. Я думала, хуже уже не будет, просто не может быть, но буквально через несколько секунд, в течении которых Парфен не отводил взгляда от наследницы, он улыбнулся той самой хорошо знакомой мне тѐплой улыбкой и ответил:

– Конечно, моя Хиромэ. Это честь для меня. И самое большое удовольствие.

Гудронские женщины тут же оживились и заволновались, загомонили, как и толпа, которая к тому времени непонятным образом сплотилась так плотно, что нас с Мизо подпѐрли друг к дружке, а потом – к ближайшей колонне из хрусталя, холод которой тут же проник внутрь, будто злорадствовал – больше некому поддержать меня, когда от горя хочется просто сесть и сдаться. Больше некому.

На сцене кто-то снова заговорил, и все опять замолчали. Оказалось, к свежеиспечѐнной парочке подошел король. Он несколько секунд смотрел на них, а потом сказал Парфену самым значимым тоном из всех возможных:

– Я рад, что моим зятем станет такой герой, как ты, кисеец. Будьте счастливы.

Какая-то гудронка, может, мать Хиромэ, а может посторонняя, просто шибко впечатлительная особо, заголосила, как будто кто-то умер, а ближайшие к сцене зрители бросились к сцене, по пути поздравлять всех и вся. Я услышала чьи-то восклицания, что такого интересного вечера и потрясающе романтичной помолвки не было уже с десяток лет.

На помосте улыбающийся Парфен неподвижно стоял напротив розовеющей Хиромэ, а вокруг них суетились гудронские родственники.

Невыносимо.

Я отвернулась и сразу же наткнулась на сострадательный взгляд Мизо.

– Мне жаль, – прошептала она.

Я молча отлипла от колонны и направилась к выходу. К счастью, большая часть гостей толпилась возле сцены, так что ничто не помешало мне покинуть зал и спросить у тусующегося в коридоре обслуживающего персонала, где моя комната.

Нас с Мизо поселили вместе, но думаю, она поняла, что мне хочется побыть одной, потому что следом не пошла.

На Земле я, вероятно, напилась бы в стельку, да и пустилась бы во все тяжкие. Но здесь мне просто хотелось остаться одной. А может, дело вовсе не в месте нахождения, а в причине.

Не могу представить, чтобы я расстраивалась ради кого-то из своих парней, хотя парочку из них как мне кажется, я почти любила.

Почти.

Тут всѐ по-другому.

И – расстраивалась? Не знаю, как это состояние называется, но от обычного расстройства оно отличается так же сильно, как хижина одинокого отшельника отличается от мегаполиса,

раскинувшегося на десятки километров.

И как хорошо, что где-то есть родители, а значит, проблема возвращения, на которой следует в данный момент сосредоточиться, чтобы больше ни о чѐм другом не думать.

Разумом я понимала, что всѐ временно, даже страдания, что я не первая и не последняя,

что есть люди, которым было намного хуже, которые пережили такие трагедии, что я отдыхаю. Когда мужья уходили на войну и не возвращались, когда родственники выходили из дому на пять минут и погибали. Да, многим было реально хуже, но сейчас мне на это плевать.

Состояние, в которое я впала, было каким-то странноватым. Как своеобразная кома – облегченный вариант. Я не плакала, не смеялась, не застыла на месте. Глаза моргали, до меня доносились какие-то звуки, вполне обычные, но они были неважными и поэтому оставались фоном. Сейчас как-то не было ничего важного.

Единственной мыслью оставалась необходимость переждать, перетерпеть некоторое время, а потом что-нибудь будет. Что-нибудь, отличное от текущего состояния. Никакого.

Мама. Будет мама, к которой я всѐ равно доберусь и тогда смогу обнять еѐ и забыть обо всех обидах. Как в детстве, когда трагедией было даже то, что мне сломали любимую заколку.

Так и тут – ну сломали… что-то, но жить буду. Со временем забудется. Порыдать, да, возможно, придется, но только когда еѐ обниму, ни секундой раньше!

Как-то быстро всѐ произошло, и встреча с идеальным инопланетянином, и зарождение чего-то большого, неуловимо прекрасного, и своеобразное расставание. Теперь как будто голову сверлит мерзкий голос дворовой сплетницы, зудящий: «А я говорила, что он тебе не по зубам». Да, говорила, и я с самого начала была с ней полностью согласна.

А самое поганое – всѐ это не поможет, вскоре до меня дойдѐт, вскоре я осознаю происходящее до конца, выпью до дна, и тогда уже не смогу отгораживаться. Тогда я даже не знаю,

что произойдѐт.

Не знаю, сколько времени я сидела в кресле, просто дрейфуя в океане пустоты, без цели и усилий, но первым раздражителем, пробившем скорлупу, оказался грохот в дверь. Открывать не хотелось, но стук продолжался.

Просто свинство! Что за сервис такой некачественный? Почему в королевском дворце кто-то позволяет себе помешать гостям уединиться в мировой скорби?

Тоже мне, гудронская элита…

Стук, вернее, грохот не прекращался и я, в конце концов, поднялась и открыла дверь.

– Почему так долго? – возмутился Алой, чьѐ лицо во всей своей сердитой красе было первым, что довелось увидеть в коридоре.

За дверью толпились кисейцы, все, кроме Пепла. Ну, и кроме счастливого жениха, естественно. Пока я придумывала, что бы им такого сказать, чтобы они поняла – я не в настроении составлять кому-либо компанию, и отвязались, как они зашли и без приглашения расположились кто где.

Оставалось только уйти на балкон, сесть в кресло и уставиться на расстилающийся внизу парк. Пусть они уйдут. Пожалуйста, пусть они уйдут без всяких разборок. Больше мне ничего не нужно.

Разве что одиночество, покой и снотворное, именно в такой последовательности.

Да, моя жизнь складывается отвратительно. Но незваные свидетели твоего горя – это ещѐ

хуже.

Кресло, однако, стояло так, что краем глаза я всѐ равно их видела.

Белок сел в центре комнаты, на мягкий пуфик, остальные его окружили и загомонили, немилосердно друг друга перебивая. Уходить они явно никуда не спешили.

– Айка, иди сюда, – приказал Белок, перекрывая остальных повышенным тоном.

– Почему бы вам просто не оставить меня в покое?

– Сейчас не до истерик!

– Идите… в пень!

– Иди сюда, пока по-доброму прошу.

Всѐ, они мне надоели. Сейчас возьму и пойду… погулять. В парке очень хорошо должно быть – и ни одной ненавистной рожи, все или тут сидят, у меня в комнате, или празднуют в парадном зале.

Однако когда я проходила мимо кисейцев, в комнату зашли Пепел и Яста, которая остановила меня на полдороге, осторожно взяла за руку и усадила на диван. С ней я ругаться не хотела, не знаю, почему. Она мне нравилась. В принципе, они все мне нравились. Но Ясту я уже почти любила и не могла нагрубить только оттого, что других слов во мне сейчас нет, поэтому просто села и стала молчать.

Не сразу я услышала, что речь о Парфене и проблеме – что теперь делать?

Я даже побелела от злости.

– Зачем вы сюда пришли?

И вроде голос не повышала, даже скорее шипела, но они замолчали.

– Как зачем? – Алой возмутился первым, потом обернулся к остальным. – Вы видите? Видите, что она вытворяет?

– Что я вытворяю? – вот теперь в голосе истерика, а пальцы так сцепились, что хрустнули.

– Ты не хочешь ему помочь выйти из сложной ситуации?

– Какой сложной ситуации?

– Из помолвки?

Я чуть не подскочила, но вовремя вспомнила, как меня могут подставить собственные ноги, и только задрала голову.

– Он согласился на ней жениться. Это слышал весь зал! И что я должна? Уговаривать его передумать?

– Да ну тебя к черту! – возмутился Алой и ринулся к двери. – Пошлите отсюда.

– Скатертью дорога! Валите отсюда все!

Ещѐ не хватало мне его дружков с какими-то претензиями.

– Успокойтесь.

Белок сказал так, что я замолчала, а Алой послушно приплѐлся обратно.

– Я думаю, она просто не понимает, – подала голос Яста и я вдруг поняла, что всѐ это время она гладит меня по плечу. Дожили. Неужели я нынче выгляжу так жалко, что меня нужно гладить по плечу? – Откуда ей знать?

– Похоже на то, – сказал Белок. – Айя, ты не понимаешь, почему мы все здесь собрались,

правда?

– Не понимаю, – подтвердила я.

– Тогда слушай. Парфен, он ведь всегда говорил – я когда увижу еѐ, свою вторую половинку, я еѐ сразу узнаю. Мы все смеялись и подкалывали, как могли, а кисейцы народ не самый тактичный… но он упирался – узнаю и всѐ тут. Он вообще очень упѐртый… В общем,

когда он увидел тебя, ему даже говорить ничего не пришлось, всѐ по лицу было видно. Знаешь, что он сделал? Тут же сел и стал заполнять эту дурацкую анкету, без которой не давали доступ к твоим данным и пока не заполнил, даже на вопросы не реагировал. Конечно, он взял типовую заявку для кисейской элиты. И требования, кстати, там уже были. А всѐ почему? Он решил, что это ты.

– А это вовсе и не я, – горько подвела я итог.

Они принялись переглядываться, так долго, что это уже стало смешным.

– А, конечно! – Белок разве что по лбу себя не шарахнул. – Хотя нет, я не понял. Почему не ты?

Я сжала зубы. Он что, издевается?

Но какая-то недоговоренность всѐ-таки не давала покоя. Может, натуральное непонимание в их глазах. А может, попытка разума выступить и заявить, что я в чужом монастыре и правила здесь свои, и не факт, что они мне известны.

– Он согласился.

Чѐрт, я сама себя не расслышала. И мои коленки, и сжатые между ними руки – это теперь всѐ, что я видела.

– Что? – переспросил Белок.

Я опустила голову ещѐ ниже.

– Она сказала, что Парфен согласился. На предложение гудронки, – перевела Яста.

– Ну, так как он мог отказать?

Тут уж я насторожилась. Белок не врал. Я так тщательно изучила его лицо, что даже увидела царапину у носа, не знаю от чего. А следов вранья – нет.

– В смысле, не мог?

– Да он же перед делегацией гудронцев стоял! Там вокруг столько официальных лиц болталось, что плюнуть некуда. Да ты хоть представляешь, что такое сказать «нет» на такое лестное предложение? Он, к счастью, не из числа самоубийц. Причѐм не только себя, а и всего нашего клана!

– Что-то вид у него не был несчастным, – тут же заявила я.

– Да он просто всѐ правильно сделал – и вид, и ответ. Да как ты не понимаешь! Он просто не мог отказать. Эта оказалась ловушка Хиромэ, которую никто не сумел просчитать, а когда она захлопнулась, стало поздно. Все решения насчѐт подобных браков обговариваются заранее, а на вечерах их подают в качестве неожиданной новости, просто традиция. А тут…

Наследница пошла наперекор всем, взяла да брякнула! Еѐ отец, думаешь, за кандидатуру Парфена в качестве зятя? Зачем ему посторонний неконтролируемый кисеец в касте? Но он тоже,

хоть и скрипел зубами, а согласился. Иначе никак, понимаешь? Никак.

Я задумалась.

Неужели правда? Похоже на правду. Или мне просто очень хочется, чтобы это было правдой?

– Зачем вам мне врать?

– Вот именно, – мягко сказала Яста. – Незачем. Это главный аргумент в нашу пользу. Что с тебя взять? Ты не гудронская принцесса с властью и деньгами, ты даже не гражданка Союза.

Обычная адаптантка без связей и без особых перспектив. Не обижайся, что я так откровенна,

но ситуация не допускает игры словами. Так что причина только одна – мы действительно хотим, чтобы наш брат по клану был счастлив. Если он выбрал тебя, значит, мы его выбор приняли и даже не обсуждаем. С этим пока не будем спорить, потому что вопрос сейчас в другом.

Слушаешь?

– Слушаю.

– Ты должна его освободить от данного перед всеми слова.

– То есть? Я?!

– Да. Должна что-нибудь придумать, спасти его от этого брака. Он его не хочет, он будет несчастен. Ты поняла?

Я ровным счетом ничего не поняла, в голове полная каша.

– Но почему именно я?

Яста перестала гладить меня, а вместо этого похлопала по спине и встала.

– Ты с некоторых пор та, кто отвечает за его счастье, нравится тебе или нет. Если ты это принимаешь, то выполняешь свою роль. Иначе – он женится на гудронке.

– Мне нужно подумать, – неожиданно сказала я. Еѐ слова сработали как ключ, который завѐл пружинку, и механизм начал дѐргаться, пытаясь запуститься. Примерно так я себя и почувствовала. Но нужно ещѐ разобраться, что и как работает, поэтому нужно одиночество.

Вообще-то я думала, кисейцы собираются держать всѐ под контролем и убедиться лично,

что план спасения существует и он вполне действенный, но они вдруг встали и стали дружно выходить в коридор.

– Она поняла, – уверенно заявила Яста Белку, который заключал эту своеобразную процессию и на пороге оглянулся посмотреть на меня оценивающим взглядом. Его взгляд как будто прикидывал, смогу ли я сделать то, чего от меня ждут, или они все ошиблись и, честно говоря, сомнений в нѐм было куда больше веры. Впрочем, он послушал Ясту и ушел, и даже закрыл за собой дверь.

Оставшись в тишине и одиночестве, я легла на спину и уставилась в потолок.

Несколько минут подряд в ушах прокручивались разные слова, обрывки разговоров, намѐки, и всѐ это сопровождалось смутными картинками-иллюстрациями. Вскользь брошенные слова про «три дня», рассказ Ксюты про «два в одном» и тот поцелуй у дикарей. Глаза Парфена последней ночью в Росяных землях и особенности кисейской расы, которые заключаются в…

А потом я поняла.