Текст книги "Требуется волшебница. (Трилогия)"
Автор книги: Юлия Набокова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 70 страниц)
– Я знаю, кто это сделал, – сказала я, поворачиваясь к Коле. – Наведаемся к ней в гости?
Глаза Коли гневно вспыхнули. Что ж, Любаву ждет веселая ночка, а меня – теплая печка и мягкая подушка.
До Замышляевки мы добрались на ступе, высадились за околицей деревни и прошли по спящим улочкам до дома Любавы.
– Странно, – заметил кот, проскальзывая во двор мимо незапертой калитки. – Дома никого нет.
Несмотря на позднюю ночь, на двери избушки висел навесной замок. А колода дров, сложенная у крыльца, была рассыпана, словно хозяйка, в спешке покидая дом, споткнулась о них, да уже не было времени поправить.
Коля быстро взбежал на крыльцо, и я уже приготовилась, что он навалится плечом и выбьет дверь из косяка, но он взял замок двумя руками, что-то пошептал, и тот, тихо звякнув, открылся. Я с уважением и с завистью покосилась на парня – магия! Я уже стала забывать, как это делается.
Мы вошли в темные нетопленые сени и, спотыкаясь о домашнюю утварь, на ощупь добрели до горницы. Коля разыскал лучину, зажег. Тусклый огонек осветил комнату, я воровато огляделась, опасаясь, что из-за печи выскочит затаившаяся в засаде Любава и задаст нам жару или на лавке обнаружится ее бездыханное тело. Но чародейки в избе не было, ни живой, ни мертвой.
Запертые ставни играли нам на руку: можно было не опасаться, что нас увидят со двора. Коля, светя себе лучиной, обходил горницу. Варфоломей, привлеченный мышиной возней, сунул нос за печку. Я подошла к столу, на котором были в беспорядке разбросаны сухие и свежие травы, и в задумчивости запустила пальцы в стебли. Куда ушла из дома чародейка на ночь глядя? Быть может, ставит очередную ловушку-паутину в лесу? Разворошив пучки трав, пальцы уткнулись в шершавый лист. Я уцепилась за его край и выудила из травы бересту. Та самая! На которой что-то угольком писала Любава, а от ее слов не осталось и следа!
– Коля, – позвала я, – погляди!
– Сейчас, – отозвался парень, громыхнув чем-то, – только воды выпью!
Я обернулась, береста выскользнула из пальцев. Коля уже зачерпнул воды в ковш и поднес к губам. Когда Любава набирала воду из колодца? Вчера, до того, как я плеснула в колодец ее фирменное зелье, или уже сегодня утром?
– НЕ ПЕЙ! – рявкнула я и, метнувшись к нему, выбила из рук ковш.
От неожиданности Коля выронил лучину из другой руки, отшатнулся, потерял равновесие, схватился, пытаясь удержаться, за край ведра и опрокинул его. Вода залила дощатый пол и погасила уроненную Колей лучину, не дав огню перекинуться на доски. Варфоломей с шипением запрыгнул на лавку и принялся яростно вылизываться. Коля тихо спросил:
– Вода была отравленная?
– Еще какая! – подтвердила я, чувствуя, как полыхают мои щеки в полной темноте. Не хватало мне еще собачьего взгляда нецаревича!
– Спасибо, – сказал Коля.
– На здоровье, – брякнула я.
Шлепая по полу мокрыми сапогами, Коля дошел до стола, нашел еще одну лучину, осветил горницу, случайно задел лежащую поверх трав бересту.
– Осторожно! – Я метнулась к столу прежде, чем Коля ее уронил, и бережно взяла в руки.
– Ты это мне хотела показать? – Коля с недоумением уставился на чистую бересту. – Я думал, там что-то написано!
– Понимаешь, какая штука… – начала объяснять я, но тут Коля потрясенно вытаращил глаза, и я увидела, как на бересте проступают непонятные письмена.
– Ничего себе! – присвистнул он.
Кот заинтересованно подтянулся к нам.
– Ты понимаешь, что тут написано? – нетерпеливо вскрикнула я.
Две пары глаз в изумлении вытаращились на меня:
– А ты разве не умеешь читать?
Наверное, я покраснела как свекла. Хорошо, что лучина светит тускло и в горнице темно.
– По-старославянски – нет, – вынуждена была признаться я.
Коля с еще большим удивлением посмотрел на меня, но от комментариев воздержался и перевел смысл строчки, проявившейся на бересте:
– Это вопрос «ты здесь?», – и добавил, недоуменно нахмурив брови: – И что теперь?
– Я знаю, знаю! – Я кинулась к столу, смела в сторону травы, отыскала уголек, сунула ему в руку. – Пиши ответ «да».
Коля недоверчиво глянул на меня, но подчинился. Положил бересту на стол, склонился над ней и вывел угольком славянские письмена строчкой ниже под вопросом. В тот же миг буквы на бересте исчезли, словно стертые невидимым курсором, и на их месте возникли другие.
– Переводи! – Я ткнула в бок задумавшегося над строчкой Колю.
– Тут спрашивают, – опомнился он, – все ли готово для последнего обряда. Для какого обряда? – Он наморщил лоб.
– Спроси когда, – велела я.
Коля, по-прежнему недоумевая, послушно вывел на бересте вопрос.
Строки снова исчезли, мгновением позже проявился ответ.
– «Уже скоро, – прочитал Коля. – Сейчас мне, как никогда, нужна твоя помощь. Задействуй все свои силы». – Он поднял глаза. – И что это значит?
– А ты как думаешь? – тихо спросила я. – Любава – просто исполнитель. Кто-то поручил ей погубить лес и реки, выпив из них жизнь, и сейчас интересуется, все ли готово для того, чтобы довести дело до конца.
– Он нас видит? – напрягся Коля.
– Нет, – успокоила я, прикинув, что для видеосвязи неизвестный воспользовался бы волшебным блюдечком, а береста служит только для переписки. – Но мы должны его увидеть. Чтобы остановить.
Коля, сжав губы, кивнул.
– Пиши, – велела я, – что возникли неприятности. Нужно встретиться на заре в лесу… – Я запнулась, припоминая какое-нибудь приметное местечко неподалеку от деревни. Перед глазами встала высохшая липа и безутешный Леший, обнимающий ее. – У засохшей липы, – продиктовала я.
Если и Леший туда подоспеет, у нас будет одним союзником больше. Возможно, вид врага, разрушившего его лес и погубившего любимицу липу, придаст Лешему сил.
– А найдет? – отложив уголек, с сомнением спросил Коля.
– А мы с собой бересту возьмем. Заблудится – укажем путь-дорогу.
На бересте вновь возникла новая надпись, и мы склонились над столом, ударившись лбами.
– Где Любава? – хором прочитали мы.
– Ты же не умеешь читать? – удивился Коля.
– Да тут все понятно, – сама себе удивилась я, разглаживая край бересты, и вздрогнула. – Ты понимаешь, что у нас спрашивают? Тот, кто пишет, догадался, что отвечает не Любава!
Кончики пальцев опалило огнем, я отдернула руку, затрясла обожженными пальцами. По бересте разлилось пламя, хлынуло на стол, жадно вгрызлось в доски, скатилось на пол. В избе стало светло, как днем.
Коля схватил меня за руку и крикнул:
– Бежим!
Но не тут-то было. Огонь в считаные мгновения охватил бревенчатые стены, и вот уже повсюду шумело-бушевало огненное море. Нетронутым оставался только островок в центре горницы – и то только благодаря ведру воды, которое разлил недавно Коля, и влага еще не успела испариться с досок и не подпускала огонь ближе. Прижавшись спиной друг к другу, мы с Колей кружились по кругу, отчаянно выискивая путь к спасению. У ног тревожно мяукал кот. Пламя, присматриваясь к нам, постепенно подкрадывалось ближе, осушая доски и прокладывая себе дорогу.
– Сделай что-нибудь!
– Я пытаюсь, – с отчаянием в голосе прокричал Коля. – Но ничего не получается.
– Вызови дождь! Заморозь огонь! Прикажи, чтобы он расступился и пропустил нас к выходу, – выпалила я, жмурясь от яркого пламени. В моей голове проносились десятки вариантов спасительной магии, вот только мне она была не под силу. Зато сила была у Коли, и если уж его заклинания беспомощны, то пусть воспользуется моими идеями.
– Не могу! Это сильнее меня! Этот огонь, он подрывает мои силы.
– Тогда перенеси нас отсюда куда-нибудь, хотя бы за ворота!
– Я не умею!
– Попробуй!
Огонь подступал все ближе, от жара изба превратилась в баню: пот стекал по лицу, застилал глаза. Внезапно мне под ногу попался какой-то камешек, я оступилась и упала бы в пламенное море, если бы меня не подхватил Коля.
– Уголек! – Я рухнула на колени, схватила черный кусочек и, осененная внезапным решением, принялась ползать по кругу, обводя линию вокруг нас. Если уголек волшебный, как и береста, на которой он писал, возможно, он сбережет нас от пламени и не позволит ему приблизиться. От едкого дыма, который постепенно заполнял избу, начали слезиться глаза, становилось трудно дышать, но я все чертила спасительную линию. Замкнув круг и продолжая крепко сжимать уголек в руке, я поднялась в полный рост и зажмурилась от порыва ветра, ударившего в лицо. А когда открыла глаза, увидела, как пламя отбросило к стенам – будто волна отхлынула с берега.
– Спасены… – выдохнула я, уже занося ногу над линией, чтобы броситься к сеням, но тут Коля рывком втянул меня обратно.
Я не успела возмутиться, только с ужасом смотрела на пламя, которое поднялось девятым валом, лизнуло потолок и волной цунами бросилось на нас. Это был конец. Из глаз полетели искры – это Коля резко прижал меня к плечу и развернулся, закрывая спиной. Перед глазами пронеслась вся жизнь, и почему-то прозвучал, перекрывая оглушительный треск пламени, печальный голос кота: «А когда ты умрешь, никто не вспомнит о тебе, потому что в людской памяти не останется ни одного твоего доброго дела…» И если раньше его слова показались мне глупостью – ведь я собиралась умереть столетней старушкой в своей постели и впереди были годы потенциальных добрых дел, – то сейчас они прозвучали приговором, и я крепко зажмурилась в ожидании казни. Как символично: я буду сожжена как ведьма и никто обо мне не вспомнит, потому что все волшебство, которое я творила в жизни, было направлено исключительно на меня, любимую.
– Смотри… – прошипело пламя. – Смотри!!!
И я открыла глаза, стыдясь своей слабости, отстранилась от Коли и обмерла, непонимающе глядя перед собой. Волна пламени, негодуя, билась о невидимую преграду, очерченную угольком.
– Смотри, – как завороженный, повторял Коля, голос которого я приняла за шипение огня, – ты его остановила. Мы спасены.
Но радости не было, только тоска и отчаяние. Я в недоумении посмотрела на Колю: неужели он не понимает?
– Это не спасение, – пробормотала я и закашлялась от дыма. – Это отсрочка.
– Что?
– Не сгорим, так задохнемся. Какая разница?
Варфоломей горестно мяукнул. Коля раскрыл рот, чтобы мне возразить, но вдохнул порцию дыма и глухо закашлялся, вытаращив глаза. Кажется, дошло. Граница защищала нас от огня, но пропускала дым и жар. Тепло опутывало тело, словно щупальца осьминога, делая его податливым и безвольным. Сейчас бы в ледяную прорубь – взбодриться, собраться с силами. Но некуда никак.
Не спрятаться, не спастись от жара, не укрыться от дыма, не погасить огонь. Уж лучше бы я утонула в озере несколькими часами раньше и стала русалкой. Или навсегда осталась бы в Океании во время предыдущего задания магистров. Вода – прохладная, солоноватая, обтекающая кожу, – казалась сейчас отрадой. Вода – это жизнь. В ней живут миллионы разноцветных рыбок, в ней копошатся крабы и сплетают свои извилистые тела пятнистые мурены. Под толщей воды раскинулись на песчаном дне просторные тенистые пещеры и причудливые, источенные волнами, каменистые дворцы русалок. Вода – это возрождение. Даже погибшие корабли обретают здесь вторую жизнь, становясь пристанищем для подводных жителей. Вода милосерднее, добрее, чем огонь. Огонь – всегда разрушение, всегда пепел, всегда небытие. Огонь был стихией моей сестры Селены, разрушительной стихией. На пожарище новой жизни не построишь, зато наводнение, помимо разрушений, несет обновление, насыщает почву, смывает ветхие постройки, чтобы взамен их построили новые, крепкие, радующие глаз. Из воды можно выплыть, от огня – не сбежать. Вода ласкает, успокаивает, убаюкивает. Под толщей воды сокрыт огромный, разноцветный мир. Уж лучше стать его частью, плавать бок о бок с забавными рыбками-клоунами, гонять пугливых гуппи, любоваться со стороны опасными и прекрасными крылатками, уступать дорогу важным китам, нырять наперегонки с дружелюбными дельфинами, чем…
Треск огня перекрыл рокот бушующего моря, соленая прохладная волна хлынула в губы и в уши, закрутила в кольцо, подбросила к бревенчатому потолку, вспарывая кровлю. Дом Любавы вместе со всей утварью разнесло в щепки, а мы с Колей и котом, мокрые и оглушенные, как жертвы кораблекрушения, рухнули на затопленную и покрытую обломками дерева землю. Вода смягчила приземление и стала мельчать на глазах, вытекая за забор, впитываясь в почву и оставляя на земле, припорошенной золотым песком, обитателей моря: медуз, мурен, крабов, рыб. Солнце, всходившее над Лукоморьем, осветило масштаб катастрофы.
– Что это было? – потрясенно промычал Коля, отфыркиваясь от воды и вынимая из-за пазухи извивающуюся гуппи.
Я зацепила горсть песка и с удивлением уставилась на ладошку. Не песок это вовсе, а монетки по земле раскидало. Похоже, волной принесло не только рыб, но и часть подводного клада. Коля помог мне подняться и присвистнул, увидев монетку.
– Да, хозяйка нас с тобой не похвалит за то, что мы ее тайник разворошили.
– Это морской клад, – возразила я, провожая взглядом Варфоломея, который скакал по земле, гоняя рыбок.
– Какой клад? Монеты-то наши. Сама погляди.
Коля пнул носком сапога землю, затопленную водой, и поднял со дна горстку монет. Но тут его внимание привлекла яркая рыба, и он позабыл о богатстве, разбросанном под ногами.
Я окинула взором поблескивавшие в лучах рассветного солнца золотые кругляшки. Любава изрядно обогатилась на своих фирменных зельях. Только теперь золото, копившееся годами, за считаные минуты исчезнет в карманах ушлых соседей, которые уже вывалили на улицу. И немудрено: шуму мы наделали изрядно. Обломки дома разлетелись по соседним участкам. Встревоженные и сонные сельчане высыпали на улицу, увязли по колено в воде, загудели, разглядывая диковинных морских гадов. Ребятишки тут же рухнули в лужу, залившую полдеревни, и устроили веселую возню, вылавливая невиданных созданий. Домовитые хозяйки, не теряя времени, похватали ведра и бросились собирать самую крупную рыбу. А наиболее любопытные пробивались к дому Любавы, желая узнать подробности из первых рук, и первым несся мой старый знакомый Сидор.
– Смываемся отсюда! – Я потянула за руку Колю, который, как мальчишка, кружил по участку, разглядывая рыб.
– Что? – Он непонимающе взглянул на меня, и я с удивлением отметила, что выглядит он на редкость здоровым: глаза блестят, щеки пышут румянцем. Как будто еще несколько минут назад мы не задыхались от дыма в горящей избе, а расслаблялись в сауне. Но размышлять над этим волшебным превращением было некогда.
– Уходим! – поторопила я и потянула его назад. Туда, где раньше был задний дворик, а сейчас даже забора не осталось – все смыло волной.
Ноги вязли во влажной земле, до слез было жалко разноцветных рыбок, бивших хвостами по траве. Хорошо хоть дельфинов с китами волной не принесло. Изрядно намесив грязи, мы выбрались на дорогу, и вслед нам раздался оглушительный вопль. Я обернулась в испуге, но Коля успокаивающе положил ладонь мне на плечо:
– Погони можно не опасаться. Они нашли золото.
И правда, сельчане, добравшиеся до участка Любавы, увлеченно рухнули в лужу и шарили руками по земле, выуживая из воды монеты, набивали ими карманы и ссыпали за пазуху. До нас никому не было дела. А к ним, привлеченные любопытством, уже бежали соседи. Ребятишки увлеченно перестреливались золотыми кругляшками, бабы при виде золота вытряхивали доверху набитые рыбой ведра и, отталкивая друг друга, плюхались в мутную воду. К обеду в деревне будут хвалиться количеством добытых монет и с гордостью показывать полученные в ожесточенном бою синяки.
Миновав совершенно пустую дорогу, мы вышли из деревни и припустили в сторону леса. Там, добравшись до первой лужайки, мы без сил рухнули в высокую траву и замолчали, переваривая последние события. Варфоломей запрыгнул на освещенную солнцем кочку и принялся яростно вылизываться. Первым не выдержал Коля. Приподнялся на локте, пожевывая травинку, и, не сводя с меня внимательного взгляда, спросил:
– И как ты это сделала?
– Я не знаю.
– Не ври, – жестко сказал Коля. – Вода разнесла дом в щепки и залила полдеревни. Такое даже мне не под силу. – Он осекся и ожесточенно сплюнул травинку.
Ах, вот в чем дело! Умыла я тебя, чародей ты наш великий?
– А что, ты самый крутой кудесник в Лукоморье? Что-то я не заметила этого, когда ты спасал нас от пожара.
Коля сжал зубы и не проронил ни слова.
– Я умею оживлять свои мысли. – Я клацнула зубами ежась в мокрой одежде. – В этом мое волшебство.
– То, которого ты лишилась? – хмыкнул Коля. – Значит, ты уже восстановила силы?
Вместо ответа я встала с земли, огляделась по сторонам и зашагала к поникшей березке, на ветвях которой пульсировала зеленая паутина. Протянула руку – и в тот же миг отдернула ее.
– И что это значит? – прозвучал позади голос Коли.
– Нет, – покачала головой я. – Не восстановила.
– Тогда как ты сделала то, что сделала?!
– Не спрашивай. Я не знаю.
– Но надо разобраться!
– Не сейчас. Нет времени. Нам надо найти Любаву.
– И где же мы будем ее искать? – скептически выгнул бровь Коля.
– А ты как думаешь? Здесь, конечно. Куда еще могла отправиться чародейка на ночь глядя? Вряд ли она расставляет свои сети днем, когда в лесу полно народу да и Леший не дремлет. Поймаем ее, как говорится, с поличным.
– А потом что? – подал голос кот.
– Попросим все исправить. Ты себя как чувствуешь? Если что, хватит сил убедить девушку покаяться в содеянном и снять порчу?
– Хватит, не волнуйся. – Коля по-молодецки тряхнул мокрым чубом.
– Тогда, – меня передернуло от пробирающего холода, – может, истратишь капельку своей волшебной силушки, чтобы высушить нашу одежду?
Коля с удивлением глянул на меня, но ничего не сказал. Только провел рукой передо мной, и на меня дыхнуло жаром. Я невольно отшатнулась, вспомнив раскаленное нутро избы Любавы с кружившим вокруг нас пламенем.
– Ты что? – с волнением спросил Коля.
– Порядок, – успокоила его я и, проведя ладонью по сухой одежде, сказала: – Спасибо.
– Давай-давай, издевайся, – буркнул он и отвернулся.
Видно, никак не может мне простить, что я спасла нас обоих от гибели, а он всего лишь применил мелкое бытовое заклинание. Что ж, не буду его переубеждать, сейчас его лучше оставить в покое. Вон как обиделся, даже забыл свою одежду высушить – а с его кушака целый ручей стекает.
В полной тишине мы кружили по лесу не меньше часа. Любава, может, уже давно свои ловушки понаставила и домой вернулась. Сейчас как раз ходит по развалинам и клянет нас во весь голос.
– Вот что, нам надо в деревню вернуться, – озвучивая мои предположения, произнес Коля.
– То-то Любава нам обрадуется! – заметила я.
– Обрадуется – не обрадуется, а нам без нее путы не снять. Уж лучше мы ее возле дома дождемся, чем по лесу плутать без толку.
Пришлось признать его правоту и повернуть обратно к деревне. Но Коля не стал возвращаться на проторенную дорогу, а указал на неприметную тропинку.
– Тут напрямик к деревне выйдем, – пояснил он. – И быстрее получится.
Тропинка оставляла жуткое впечатление. И так-то прогулка по лесу, окутанному злой магией, была мрачной, но тут казалось, что за каждым кустом притаилось чудовище, корни каждого дерева точат черви, а в кроне беспокойно бьется неприкаянная душа.
Однако поводов беспокоиться не было – в пределах видимости не было ни одной магической паутины. Но чем дальше мы шли, тем больше хотелось свернуть с тропинки и бежать прочь. А ощущение, что впереди мы увидим что-то страшное, все больше крепло.
– Долго еще? – не выдержала я, обходя очередное разлапистое «чудовище».
– Уже совсем близко, – пояснил Коля. – Сейчас свернем вон за той рябиной, а там напрямик всего ничего.
Обнадеженная его словами, я прибавила шагу, обогнала Колю, первой обошла рябину и так и замерла с занесенной ногой. Варфоломей вжался в землю и зашипел. Куда ни глянь, повсюду была паутина. Она опутывала деревья и траву: кружевным пологом, раскинутым от кроны к кроне, застилала небо и плотным ковром покрывала землю. Нога замерла в нескольких сантиметрах от паутины. Еще шажок – и не выбраться из смертельной ловушки, в которой уже есть одна жертва. Между деревьями по краям дороги натянут в воздухе плотный холст паутины, и на нем, окутанная, как гусеница коконом, в метре над землей, безжизненно повисла Любава. В ее лице не осталось ни кровинки, под глазами – черные провалы, словно нарисованные углем, но самое страшное – у нее нет губ.
– Ты чего столбом стоишь? – Голос Коли оглушает, и, прежде чем случится непоправимое, я оборачиваюсь и толкаю его прочь, раньше чем он столкнет меня в паутину и ступит в нее следом.
– Ты что? – обиженно вскрикнул он, но взглянул на меня и осекся.
– Иди за мной, только осторожно, – предупредила его я и подвела на два шага к паутине.
Краска схлынула с лица парня, и тот сделался такого же цвета, как Любава.
– Давай назад, – потянула его я, испугавшись, что паутина действует на него и на расстоянии.
– Я ее вижу, – прошептал он, потрясенно глядя перед собой.
– Любаву?
– Паутину!
Интересные дела. На озере ничего не видел, на поляне не видел, а сейчас прозрел. Или паутина обрела уже такую мощь, что видна и невооруженным взглядом?
– По… мо… – донесся еле слышный шелест, и паутина, растянутая между деревьев, чуть шевельнулась. – По… мо… ги… те…
И я с ужасом увидела, как белое, словно мел, лицо Любавы прорезает тонкая щель. Впечатление было таким жутким, что я не сразу поняла, что никакой щели нет, это шевельнулись губы чародейки – такие же белые, как кожа, почти незаметные на лице.
– По… мо… ги… те… – с усилием повторила она, глядя на нас с невыразимым мучением.
– Но как? – воскликнул Коля, не оставшийся равнодушным к страданиям чародейки.
– Ос… та… но… ви… те… ее, – выдохнула Любава и безвольно обвисла в паутине.
Коля выругался и принялся махать руками и бормотать что-то под нос. Я отстраненно смотрела на его старания. Уж если он не смог растопить ледяной кокон, в который угодила я, где уж ему справиться с паутиной?
– Так ты ничего не добьешься. Лучше попробуй привести ее в чувство, – посоветовала я. – Пусть расскажет, как снять чары.
Коля чего-то там забормотал, вытянул руку, и солнечный зайчик скользнул по белой щеке Любавы, а ее ресницы дрогнули. Встретившись с ней взглядом, я торопливо отвела глаза. Столько боли и отчаяния я не видела никогда в жизни.
– По… мо… – прошептала она.
– Как? – выкрикнул Коля. – Скажи как?
– Не… зна… – выдохнула Любава, и по ее щеке скатилась хрустальная слезинка.
– Кто приказал тебе делать это? – спросила я. – Кто писал тебе на бересте?
Любава метнула на меня взгляд, подобный кинжалу, и закрыла глаза.
– Идем отсюда. – Я обернулась к Коле: – Она ничего не скажет.
– Но мы не можем оставить ее здесь! – опешил он.
– Она сама угодила в свою ловушку и не знает, как из нее выбраться. А нам нужно искать способ спасти лес и реки. Идем.
– Никуда я не пойду! – заартачился парень.
Я развернулась и зашагала прочь. Вскоре за спиной послышались шаги. Я не оборачивалась, только прибавила шагу. Хотелось скорее выбраться с тропинки, ведущей к страшной паутине, которая погубила свою создательницу.
– Нет в тебе жалости, – тихо произнес Коля у меня за плечом. – И в кого ты такая злая?
Слова больно кольнули сердце. Действительно, была ли я такой раньше, до встречи с Селеной? Прежняя Яна пролила бы горькие слезы над несчастной Любавой, простив той все ее прегрешения, и испробовала бы все средства спасения, а не оставила бы ее умирать в лесу. Но после того как ко мне перешла часть темного дара Селены вместе с частицей ее души, я изменилась. И больше не плачу над теми, кто заслуживает наказания.
– В сестру, – сквозь зубы ответила я. – В свою родную сестру.
Водяной ждал нас на прежнем месте у озера. Выслушав наш отчет, он горестно повесил голову. Вздох его был подобен грохоту Ниагарского водопада.
– И что нам теперь делать? – озвучил общий вопрос Коля.
– А что нам остается? – ответила я. – Спасать лес и реки и искать Чернослава.
При упоминании экс-жениха Василисы кот ощетинился, Водяной нахмурился, а Коля удивленно воскликнул:
– Какого Чернослава? Богатыря, что ли? А он нам чем поможет?
Я покачала головой.
– Помогать он нам точно не станет. Потому что он за этим всем и стоит.
– Да ты что, Яна, – в удивлении мяукнул кот. – Такое под силу только чародею.
– А Василиса разве не сказала тебе, что ее жених – колдун? – спросила я.
Варфоломей вытаращил на меня зеленые глазищи.
– Быть того не может!
– Очень даже может.
– Да с чего ты взяла?
– Сам подумай, с чего бы волшебнице Василисе, с ее-то могуществом бояться немилого жениха, которого ей под силу одолеть? А вот от злого чародея можно и из царских палат в лесную избушку сбежать.
– Что ж ты раньше молчала? – Кот выгнул спину.
– Да я сама только что сообразила. А ведь следовало еще раньше, когда Сидор перед всем народом имя Яги чернил, а Чернослава героем выставлял! Вот кому в первую очередь слухи о Яге были выгодны! На контрасте со «злодейкой» Ягой Чернослав выглядел просто рыцарем в сияющих доспехах. Только мне тогда и в голову не приходило, что Чернослав может быть магом.
– А сейчас с чего пришло? – недоверчиво сощурился кот.
– Помнишь, ты говорил, что Любава влюблена в Чернослава? Как думаешь, если бы он попросил ее об одолжении, она бы согласилась ему помочь?
Ответом мне было молчание.
– А он не просто попросил, – продолжила я, – он посулил взять ее в жены. При нашей первой встрече она так сияла и сказала, что вскоре выходит замуж. Еще тогда стоило бы обо всем догадаться. А сегодня Любава отказалась назвать его имя. Учитывая, что она была в полушаге от смерти, вряд ли бы она стала выгораживать чужого человека.
– Или верила, что он еще спасет ее, – тихо заметил Коля.
– Не спасет, – не задумываясь, возразила я. – Ты сам видел: он велел ей задействовать все силы. Не сегодня, так завтра она бы все равно попала в свою ловушку, как только сеть вышла из-под ее контроля. Не забывай, что основной дар Любавы – любовные чары, порча – не ее профиль. И давая ей такое поручение, Чернослав не мог не знать, что оно ее погубит.
Коля ничего не ответил, только отвернулся к воде и, размахнувшись, кинул в озеро камешек. Камешек несколько раз отскочил от воды и упал на макушку вынырнувшей русалке. Русалка отыскала хулигана взглядом и погрозила ему пальцем, соблазнительно улыбнувшись и тряхнув мокрой копной волос. Коля засмущался и повернулся к озеру спиной – от греха подальше. Русалка разочарованно взмахнула хвостом и ушла под воду. Водяной насмешливо фыркнул в бороду. Коля еще больше вспыхнул и поспешил перевести тему:
– Чернослав на месте не сидит, по всему царству за подвигами гоняется. Пока мы его искать будем, лесу с реками несладко придется. Как бы тут помочь?
– Поисками Чернослава займешься ты, а по поводу леса с реками есть у меня одна идея. – Я поднялась с нагретого камушка и кивнула коту: – Варфоломей, прогуляешься со мной до Чаруево?
– До Чаруево? – удивился он. – А что там… Ну конечно! – подпрыгнул он. – Яна – ты голова!
На закате солнца, по уже сложившейся в селе традиции, народ стекался к терему Забавы, чтобы выменять овес, пшеницу или парное мясо на свежие зрелища. Юркнули в толпу и мы с котом. Чтобы не вызывать подозрений, я запаслась мешочком, плотно набитым травой. Надеюсь, Любава или слуги не станут проверять его при входе! К тому же я отнюдь не стремлюсь приобщиться к сплетням из волшебного блюдца, а значит, и платить мне Любаве не за что. Мне бы только в терем пробраться, пока вся прислуга вместе с хозяйкой будет заседать на заднем дворе, да Клепу отыскать!
Благополучно миновав ворота и войдя во двор, я, следуя примеру сельчан, оставила свое скромное подношение на крыльце. Но в отличие от остальных, не стала торопиться занять место у волшебной тарелочки, а задержалась здесь. Минутой позже вернулся Варфоломей и доложил:
– Порядок! Хозяйка уже на заднем дворе. Вечерние забавы вот-вот начнутся.
Выбрав момент, когда припозднившиеся сельчане скрылись за углом, а страж у ворот отвернулся, я взлетела на крыльцо, опрокинув кринку с молоком и рассыпав корзинку с грибами. Варфоломей тут же с урчанием припал к молочной лужице, забыв про наш уговор, и я поняла, что Клепу в ближайшее время мне придется искать самой. Но попробуй найти домового в двухэтажном тереме! Это все равно что искать иголку в стогу сена. Иголку даже проще – она на одном месте находится, а домовой, пока я по терему бродить буду, сто раз переместиться может. С такими мыслями я обежала первый этаж, шарахаясь от каждой тени, и один раз чуть не врезалась в таз, полный мыльной воды, вывернувший из-за угла. Логичнее всего было бы искать домовенка на кухне, где его по моей просьбе прикармливала добрая повариха, но тогда пришлось бы столкнуться и с ней. Объясняй потом, почему я пропала в первый день службы нянькой и зачем вернулась теперь!
Варфоломей куда-то запропастился, и я, ругая его за необязательность, взбежала по лестнице на второй этаж, где находилась хозяйская спальня и горницы детей и нянек. Мимо затворенных дверей детских комнат я прошмыгнула на цыпочках. Вряд ли домовенок прячется там, а попадаться на глаза неусыпно бдящим над люльками нянькам мне было ни к чему. А вот дальше начиналась территория, совершенно мне незнакомая. Я ступила в святая святых – на хозяйскую половину, куда Забава меня в прошлый раз не водила. Здесь за каждой дверкой могли скрываться и гардеробная для хранения кокошников и сарафанов, и супружеская опочивальня, за проникновение в которую ревнивая Забава меня на месте испепелит. Но куда деваться? Приходится рисковать!
Крадучись на цыпочках, я заглянула в одну дверь, в другую – везде было пусто и тихо. Терем на время вечернего просмотра блюдечка вымер, и я, уже не робея, толкнула следующую, чуть приоткрытую, дверь и вошла в просторную горницу с четырьмя окнами и большой кроватью вдоль бревенчатой стены. А вот и хозяйская опочивальня!
Быстро оглядевшись по углам и не обнаружив домовенка и здесь, я поспешила покинуть опасную территорию – но не тут-то было. В коридоре послышались шаги, заскрипели половицы, и до меня донеслись звуки возни и приглушенный смешок. Сомнений в том, куда направляется парочка, не оставалось. Ох в недобрый час я заглянула в опочивальню!
Я быстро огляделась по сторонам – как назло, ни одного шкафа, только два сундука, большой и поменьше. А если под кровать прятаться, придется там просидеть до конца свидания. Слишком далеко она от двери стоит, чтобы выбраться оттуда незамеченной. А вот большой сундук поблизости от входа вполне может послужить убежищем, да и, в случае чего, велики шансы выскочить за порог, прежде чем парочка успеет опомниться. Решившись, я дернула крышку сундука. К счастью, он оказался набитым тряпьем, а не кирпичами, и то только наполовину. Стоило мне юркнуть внутрь, оставив для обзора крошечную щелочку, как дверь со скрипом растворилась. Послышались звуки поцелуев и сбивчивые голоса.
