Текст книги "Бес Славы (СИ)"
Автор книги: Юлия Еленина
Соавторы: Юлия Еленина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Глава 5
Матвей
Бурбон. Премиальный, с большой выдержкой. Золотистый цвет, долгое послевкусие, ванильный аромат... Отец любит этот виски больше остальных. Ненавидит вкус ячменя... Если бы он видел сейчас, как я пью бурбон. Из пластикового белого стакана, а не из рокса, большими глотками, а не мелкими, во время которых жидкость на несколько секунд задерживаешь во рту, чтобы она попала на язык. И без сигары... Отец убил бы за такое. За то, как я поступаю со стыренной бутылкой из его бара. Да еще теплый, зараза, нагрелся на солнце в багажнике... Ну и похер! Главное – эффект есть. Быстрый, пьяный. Наверное, тут и свежий воздух сыграл свою роль. Ну и старые дрожжи...
А вообще, хорошо здесь. Так спокойно и тихо. Если бы не комары. Суки. Кусают еще влажное после купания тело.
Глотком допиваю остатки американского виски и прикуриваю сигарету. Табачный дым не отпугивает комаров, кажется, их становится даже больше. Затягиваюсь, долго, почти на треть сигареты, выпускаю облако горького дыма. Тушу сигарету об землю и швыряю в кусты. Пустой стакан сминаю в руке, тоже собираюсь швырнуть, но не делаю этого. Природа, мать ее. Почти первозданная, такая чистая и наивная. Нет, не буду портить ее пластиком.
В доме загорается свет, и я, прихватив полупустую бутылку, иду к дому.
Сегодня еще ни хрена жрал, так что крепкий алкоголь быстро дает о себе знать. Я иду, слушая всплески разбушевавшейся к ночи рыбы и кваканье лягушек. И тут к звукам реки присоединяет хруст веток. Опять Саша за мной, что ли?
Нет… В меня врезается кто-то на голову ниже друга, тяжело дышит и вроде даже всхлипывает. Из кармана шорт достаю телефон и снимаю экран с блокировки. Свечу в лицо молоденькой девушке. Она щурится и пытается прикрыть глаза рукой.
– Ты чего тут бродишь ночью? – спрашиваю, убирая телефон.
– Я… Там… Он…
Кажется, она в шоке. Внятного ответа тут хер добьешься. Но могу предположить, что случился Ильдар.
Колени девчонки подкашиваются, и она опускается на землю. Я вижу светлое пятно ее сарафана, глаза, уже привыкшие к темноте после света телефона, различают ее контуры. Опускаюсь рядом с ней на землю, открываю бутылку, наполовину полную или пустую, какая к черту разница, и протягиваю ей со словами:
– Выпей и успокойся.
– Что это? – тихо спрашивает она.
– Лекарство, – усмехаюсь в ответ.
Девчонка берет в руки бутылку и вроде бы принюхивается. А потом я слышу уже более внятное:
– Бабушкиной настойкой пахнет.
Ага, блин. Где бабушкина настойка, а где выдержанный бурбон. А я тоже… Нашелся добрый самаритянин. Сижу в какой-то деревне, кормлю комаров и успокаиваю незнакомую девку. Оно мне надо?
Хотя даже не представляю, что ее могло так расстроить. Ну мог Ильдар отпустить пару пошлых шуток, сделать непристойное предложение, даже схватить за задницу или сиськи. Но это не повод раскисать и убиваться. Ей бы, блядь, мои проблемы, посмотрел бы тогда на нее.
– Пей, – повторяю я.
– Я не пью алкоголь.
– Пятьдесят грамм вместо валерьянки еще никому не помешали, – говорю я почему-то тихо. Прислушиваюсь. В доме включается музыка. По первым же аккордам догадываюсь, чей играет динамик телефона. Ильдара, только он может и кайфовать, и дрыхнуть под хард-кор. – Терапевтическая доза, слышала?
– Сначала вы, – вдруг заявляет девушка. А я пытаюсь к ней приглядеться. Тщетно. Темно. Вижу все то же белое пятно ее одежды и светлые волосы.
С усмешкой протягиваю руку, девушка тоже. Чувствую горлышко бутылки, беру. Быстро и как можно звучней делаю большой глоток. После чего возвращаю бутылку. Спустя несколько секунд слышу, как она, проглотив, закашлялась.
– Крепко, – заявляет девичий голос. Усмехаюсь, сажусь на землю с ней рядом, прижимаясь плечом к плечу. На ощупь нахожу бутылку, зажатую у девушки между колен. Девушка дергается, когда я случайно касаюсь ее ног. А потом расслабляется, понимая, что посягал я не на ее тело, а на стеклянную емкость.
Выпиваю. Возвращаю бурбон девушке, и она молча пьет еще. Потом еще. А я все больше и больше усмехаюсь. Не пьет она алкоголь, как же! Вон уже изрядно превысила успокоительную дозу... все они такие. Все.
Я опять пытаюсь ее рассмотреть. Но мало того, что здесь темно, как у негра в известном месте, так еще и взгляд расфокусировался. Пьяный. Хоть голова еще и светлая.
– Местная? – спрашиваю я у нее. И плечом чувствую ее движение – кивает. – Душевно у вас тут. Люди тоже все такие душевные?
– Наверное, – опять движение, только на этот раз она пожимает плечами. А по голосу ее слышу – пьяный здесь я уже не один. Как мало ей надо. Эх, бля, мне бы столько.
– Давай допьем, чего тут осталось? – предлагаю я и, не дождавшись ответа в очередной раз, забираю у нее бутылку. На этот раз делаю маленький глоток, оставляя девушке побольше. Она послушно принимает бутылку и допивает в три глотка. Кашляет в конце и прижимается сильней к моему плечу. А я утыкаюсь в женскую макушку и слышу от волос запах пряных трав. Он накрывает своей свежестью. Так духи не пахнут, это не искусственные отдушки, это что-то натуральное, такое знакомое и манящее. Как токсикоман вдыхаю еще. А потом невольно глажу девушку по щеке. Такой нежной и гладкой. Девушка поднимает голову, упирается в мою грудь рукой.
– Я пойду, – слегка запинаясь, произносит она.
– Куда?
– Домой, – она пытается подняться, упираясь в меня уже двумя руками.
А мне вот не хочется ее отпускать.
И я хватаю девушку за руки и легким движением сажаю хрупкое и почти невесомое тело на свои колени. Она вроде бы пытается сопротивляться, но как-то вяло. Волосы, чей запах я опять чувствую, скользят по моему лицу, обволакивая крышесносным ароматом. И я кладу руку на голую часть спины и притягиваю девушку ближе. Ее лицо так близко к моему. Губы напротив губ... Я вторгаюсь в них поцелуем. Нагло, требовательно. И пусть не сразу, но получаю поцелуй в ответ. Робкий, аккуратный. Без участия языка. Нет уж! Это не поцелуй, это издевательство. Проникаю в ее рот языком. Глубоко, но не грубо. Целую, долго, прижимая девушку к себе. Она не сопротивляется, но явно напряжена... И одна моя часть тела тоже напрягается.
Повинуясь возбуждению, провожу ладонью по ее лицу, вниз. По шее, на которой часто бьется венка, по выступающим ключицам. По небольшой, но упругой груди... Да она без лифчика! Просовываю ладонь под одежду, глажу, а девушка вдруг дергается, когда я касаюсь ее соска.
– Не... – пытается она что-то сказать, но я затыкаю ее поцелуем. И не теряя времени, поднимаю за бедра и быстро укладываю девушку спиной на землю. Она пытается оттолкнуться, но я накрываю ее тело своим и задираю подол. Одной рукой сжимаю ее запястья, заведя руки над светлой макушкой, а то уж больно сопротивляться начинает, как будто сама не хочет. Второй рукой нащупываю трусики шортиками с широкой частью ткани по бокам. Резко стягиваю их по бедрам, таких горячих, худеньких... А грудь вздумается подо мной от частых вздохов, через которые вроде снова слышу всхлипы.
– Не... – делает она попытку номер два оттолкнуть меня ногами и телом, руки-то заняты.
– Не, – зачем-то повторяю я за ней, прямо девушке в рот. И целую, при этом спуская свои штаны. Да бля, такого возбуждения давно не припомню. Хочу ее, эту девушку с юным телом, с этим запахом волос. С ее нелепыми попытками сопротивления... Знает, наверно, что они только больше заводят! Да так, что мою крышу не просто снесло – унесло куда-то далеко. А вся кровь прильнула к члену.
Раздвигаю бедра и начинаю входить. Чувствую непривычное и тугое сопротивление. Надавливаю сильней, отчего девушка подо мной протяжно скулит и дергается. Резкий толчок, еще один. Становится мокро, легче проникать в нее. Ну вот, сама же завелась. Так что же она все равно бревном лежит? Выхожу и снова вхожу, уже чуть свободней и глубже. А из женских губ вырывается стон. Да еще какой! Он звенит в ушах, заставляя меня войти еще глубже, до самой мошонки.
Отпускаю ее руки, и здесь девушка неожиданно бьет меня в грудь, отталкивает сильней и начинает что-то кричать. Не слышу, похер, что там. Лежать неудобно? Спину натирает? Ничего, это не смертельно. Зато какое удовольствие ее ждет.
Начинаю двигаться в ней. Чаще, резче. Крик перебивается стоном, зажимаю ее рот ладонью одной руки, другой сильно сжимаю женскую грудь.
А удовольствие вот оно – на грани, совсем рядом… И даже несмотря на то, что я пьяный, чувствую, что кончу с секунды на секунду.
Еще, еще...
Кончаю так бурно, так ярко, что сам поскуливаю...
Беру самый край ее сарафана и вытираю член, замечая, как светлая ткань темнеет. Что за хрень? Не может взрослая деревенская девка быть целкой. Они тут ранние. Надо было из машины гондоны прихватить, а то еще подцеплю какую венеричку.
– Эй, – зову девчонку, которая теперь лежит неподвижно, даже встать не пытается. – Ты чего?
Снова всхлип, громкий, безнадежный, снова сопровождаемый стоном раненого зверя. Блядь, ну и что с ней делать? Такое ощущение, что хуже секса со мной ничего не придумать. Меня это выводит.
– Слышишь, страдалица, может, хватит уже?
Она пытается подняться, неуклюже, тяжело. Опирается на ствол дерева и говорит:
– Уйди.
Ну и что? Цену себе набивает? Да похрен. Я молча разворачиваюсь и иду в сторону дома. Не удивлюсь, если сама через минут десять заявится.
Глава 6
Стася
Я не помню, как дохожу до дома. Внутри – пустота. Снаружи – слезы. Каждый мой шаг неосознанный, механический. А в тяжелой голове почти нет воспоминаний – только боль и тяжесть мужского тела сверху. Низ живота снова скручивает спазмом, как только я думаю о том, что случилось.
Боже, почему? За что? Зачем я побежала в этот парк? Зачем пила из той злополучной бутылки? И что теперь будет?
Я сама себе кажусь грязной, испорченной. Уж лучше бы сегодня это был Митя, чем… Кто? Кто был тот человек в парке? Один из парней на машине?
По дороге я никого не встречаю – и слава богу! Мне кажется, что любой бы понял, что со мной случилось. Как воровка оглядываюсь по сторонам, шарахаюсь от каждого звука и выдыхаю, когда сворачиваю на свою улицу. Закрываю ворота и сразу иду к колодцу.
Хочется утопиться в нем, но только мысль о бабушке останавливает. Открываю дверцу, снимаю ведро с ржавого гвоздя и, придерживая цепь, опускаю в воду. Ледяная вода льется на тело, меня начинает трясти еще больше, хотя ночь теплая.
Второе ведро, третье…
Но вода не смоет мой позор, ничего не вернет. Закрываю колодец и иду в дом. Вода стекает с меня, оставляет мокрую дорожку. Но голова уже работает лучше, а лучше бы остаться в забытьи.
Включаю в сенях свет, пытаюсь снять сарафан, но он намертво прилип к телу. Снизу на подоле вижу темное пятно, размытое от воды. Кровь… Снова слезы наворачиваются, и я падаю на пол, на колени, сжимая в руках мокрую ткань.
Между ног саднит, припекает. И бедра липнут друг к другу. Господи, а белье-то осталось в парке! Щеки начинают гореть от мысли, что кто-то найдет, поймет все.
Дотягиваюсь до ручки, нажимаю на лямку и оказываюсь в доме. Сюда доходит только свет из сеней, но я вижу стол и коробку на нем. Нахожу ножницы и начинаю в полутьме кромсать мокрую ткань. Цепляю кожу на животе, под грудью, но мне не больно, уже нет. Остатки голубого сарафана летят на пол, и я смотрю на него, стоя полностью обнаженной посреди дома.
И в памяти тут же всплывают светло-голубые глаза, обжигающие своим холодом. В парке были они, когда ненадолго загорелся экран телефона. Я снова не помню лица, только этот холод. Как вода, замерзшая зимой и попавшая под солнечные лучи.
Мотаю головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от этого наваждения. Растрепанные волосы, еще несколько часов назад заплетенные в тугую косу, бьют по лицу и шее.
Я с минуту смотрю на ножницы, а потом одним движением срезаю волосы до плеча. Они падают на сарафан, напоминая витиеватый узор, потемневшие от воды.
Не знаю, что происходит. Двигаюсь странно. Делаю странные вещи. Может, я просто схожу с ума? Это было бы хорошо, просто… Но нет.
Иду в комнату, открываю шкаф. Вещи аккуратной стопочкой лежат на полке, а я вытягиваю снизу что-то темное. Все, что было сверху, падает на пол. Я не поднимаю. Просто нет сил. Надеваю вытянутую тунику и опускаюсь на кровать, подтягивая колени к животу.
На удивление, сон накрывает быстро. Но какой-то беспокойный. Мне снятся то льдистые глаза на полностью темном лице, то привкус чужих губ с запахом алкоголя, то чужие руки на моем теле. Я постоянно просыпаюсь, потом снова проваливаюсь в беспокойную дремоту. И с первыми лучами солнца подрываюсь с кровати.
Почти бегом направляюсь в кухню, жадно глотаю воду из ведра, а потом просто падаю на табурет.
Воспоминания снова картинками возникают в голове, а я плачу. Слабая, безвольная Стася… Всего полчаса разрушили мою жизнь, разделили на «до» и «после». Грудь сжимается, как будто выдавливая из себя новую порцию слез.
Я поднимаюсь и выхожу из кухни. На полу лежит мой сарафан, испачканный, весь в разводах, на нем – мои волосы. Непроизвольно касаюсь головы. Непривычно коротко, покалывает шею.
Наклоняюсь, подхватываю сарафан, закручивая в него волосы, и иду на улицу, в огород, прихватив с кухни спички. Лопата стоит рядом, прислоненная к старому хлеву. Я выкапываю небольшую ямку и бросаю туда ношу, которая в руках кажется намного тяжелее, чем есть на самом деле. В ней слишком много стыда, позора…
Только пятая спичка поджигает еще немного сыроватую ткань. Она не горит – тлеет. И запах идет отвратительный. Мне кажется, как будто это я сейчас сгораю вместе со своими мечтами и надеждами.
Смотрю, как тлеет сарафан, от волос уже ничего не осталось... И боль словно ушла... теперь опустошение и такая тянуще-ноющая жалость. К самой себе.
– Ты что делаешь? – слышу голос и резко оборачиваюсь. Сзади стоит бабушка и с удивлением на меня смотрит. – Стаська, господи, ты что с волосами сделала?
– Постригла, – отвечаю хрипло, пересохшими губами. Облизываю их и добавляю: – И сожгла, как ты учила.
– Зачем? Зачем постригла-то?
Пожимаю плечами и говорю первое, что приходит в голову:
– Так модно.
Изо всех сил пытаюсь улыбнуться, но щеки дрожат. Взъерошиваю волосы и зачесываю их пальцами назад. Все мои движения неуверенные, меня немного потряхивает.
– Могла бы после свадьбы, – качает головой бабушка.
А меня накрывает. Слезами и ознобом.
Свадьба.
Митька...
Вот как я теперь в глаза ему посмотрю? Какая может быть свадьба теперь?
– Ты чего плачешь, дуреха? – бабушка подходит ко мне. Я прижимаюсь к ней, утыкаюсь лицом в ее живот. – Что-то случилось? – этот вопрос бабушка задает другим голосом, тревожным.
– Нет, – резко отстраняюсь я. – Просто... боюсь.
– А, – машет она рукой, – все бояться. И все через это проходят. Ты лучше пораньше за платьем съезди. Вон, с Натахой... Выберете модное, – фыркает бабушка и вытирает ладонью мои слезы. – А сейчас пойдем чай пить, с ромашкой.
Я послушно иду за бабушкой. В доме сажусь за стол и молча наблюдаю, как бабушка ставит чайник, насыпает в заварной чайничек рассыпчатой травки вперемешку с черным чаем, ставит на стол и садится напротив в ожидании. Смотрит на меня так ласково, с нежной улыбкой.
Мне хочется ей все рассказать. Поделиться. Выплакаться... Но, зная свою бабушку, я останавливаюсь. Она может всю деревню на уши поднять, заставить полицию вызвать и найти тех... того...
Только – зачем все это? Что этим я исправлю? А вот слухи заработаю... Сама виновата! Сама! Вот почему, почему я не пошла сразу домой, а осталась там, в темном лесу с неизвестным мужчиной?
Чайник закипает. Бабушка заваривает чай, разливает его по чашкам. Я пододвигаю к себе одну, но руки продолжают дрожать... Проливаю кипяток себе на колени и тут уже не сдерживаюсь – ору громко и плачу. Плачу... Бабушка вскакивает, подлетает ко мне. Но я отмахиваюсь и бегу к себе в комнату. Там, зарываясь лицом в подушку, я продолжаю плакать. Ногам от кипятка не так уж и больно – больно было всего секунду. Но одна боль спровоцировала другую. И теперь я могу наплакаться вволю.
Совсем немножко. Совсем чуть-чуть пожалею себя.
Бабушка меня не беспокоит. Но ровно до того момента, как к нам не заявляется Натаха. Я слышу ее голос, видеть никого не хочу, но Наташка все равно заходит в мою комнату.
– Привет! – произносит она так весело, что мне даже неприятно. – День-полдень, а ты валяешься!
Я молчу, сажусь на кровать и смотрю на довольное лицо подруги.
– Ух ты! Постриглась... – замечает Наташа, присматриваясь. – А ничего так, рваная стрижка, модненько, тебе идет. Сама? – Киваю. – А с ногами чего? – кивает она мне на колени, на которых небольшое покраснение от кипятка.
– Чай пролила, – отвечаю я.
Наташка садится рядом, обнимает меня за шею.
– Эх, Стаська... Я такую ночь провела! Сказочную... – вдруг заявляет она и кладет голову мне на плечо. – Все-таки чувства для секса важны. Ощущения другие...
Надо бы спросить, к кому это у Наташки чувства. А то не рассказывала она ничего такого... но мне... нет, не то чтобы не интересно, просто не до того сейчас. А подруга сама не говорит, значит, и спрашивать не стоит.
Наташа поднимает голову и, неожиданно переключая тему, спрашивает:
– Во сколько городские уехали?
А меня словно опять кипятком облили. С ног до головы. Я как будто опять там, в парке. А напротив ледяные голубые глаза. Руки, губы – я их чувствую на теле... Передергиваюсь и отвечаю:
– Не знаю...
Наташа хмурится.
– Шла я утром домой и решила в бабкин дом заглянуть. Дверь открыта и ключи на столе, – сообщает подруга. – Чего они вчера решили, не сказали?
Качаю головой.
– Ты с ними не общалась, что ли? Просто дала ключи? – удивляется Наташа. – Попросила же дом показать...
– Показала, – шепчу я.
– Ладно, – кивает Наташка и достает из кармана юбки телефон. Набирает номер и прислоняет трубку к уху. Даже я слышу механический голос из динамика: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети...»
Я даже выдыхаю с облегчением. Знаю подругу – потянула бы меня с собой. А я что? А я бы снова не смогла отказать. Мне почему-то вдруг показалось, что я никогда не принимала решений сама – все время мною кто-то руководил. Нет, глупости в голову лезут. У меня есть бабушка, которая меня любит, есть лучшая подруга, которая поддержит, есть Митька, который терпит и ждет. Митька… Я хочу быть с ним, но как теперь?.. От одной мысли подкатывает тошнота. Но, может, это пройдет? Еще месяц почти до свадьбы – все забудется, все пройдет, отпустит. Или лучше признаться? И что я скажу? Просила тебя, Митя, подождать, а сама… с парнем, лица которого не помню?
Только глаза…
Эти глаза, полные льда и безразличной холодности…
Глава 7
Матвей
Яркий свет бьет в лицо. Да так бьет, что даже под закрытыми веками глазам становится больно.
– Матвей, вставай! Три часа дня! – слышу громкий голос отца. Надо же! Его величество само пришло меня разбудить!
Но мне по фигу. Башка трещит. И я переворачиваюсь на живот, утыкаюсь лицом в подушку, обнимая ее руками. Однако отец отступать не собирается, делает к моей кровати несколько громких шагов и... трясет меня за плечо... За больное, мать твою, плечо!
Я тут же переворачиваюсь на бок и хватаюсь за травмированную часть тела.
– Да пошел ты! – рявкаю я сквозь зубы.
– Ой, прости... – отец, видимо, вспоминает про травму. Присаживается рядом и неожиданно гладит меня по спине. Что за нах? Откуда эта нежность?
– Что тебе надо? – спрашиваю я, слегка отстраняясь.
– Нам надо поговорить.
– О чем? – недовольно спрашиваю я и пытаюсь на ощупь найти бутылку у кровати на полу. Появилась у меня такая привычка – с ночи ставить спасительную жидкость в стеклянной таре около своего спального места.
– Вот об этом я и хочу поговорить, – вздыхает отец после того, как я делаю пару глотков пива. Я хмурюсь. Отец опять вздыхает и говорит: – Может, хватит? Тебе пора заняться делом. А не прожигать время с дружками.
– Этих дружков, между прочим, ты мне навязал, – напоминаю я с усмешкой.
– Не навязал, а предлагал пообщаться. Иногда отдохнуть вместе...
Фыркнув, я перебиваю отца:
– Так я и общаюсь. И отдыхаю.
– Уже слишком, Матвей, – он начинает злиться. – Наотдыхался ты с ними...
– И что ты мне предлагаешь?
– Принимать участие в делах фирмы.
Я усмехаюсь, даже смеюсь.
– Да я ничего о твоей фирме не знаю.
И это правда. Я даже название фирмы не помню. Что-то там с фамилией связано... Мне не до нее было. В моей жизни был только спорт. Ему я отдавался полностью.
– Вот и узнаешь, – отец поднимается. – У тебя, как-никак, высшее образование.
– Напомнить какое? – хохочу я. Ведь да, вышка у меня есть, но специфическая. И отец ей крайне недоволен, но смирился. В университет меня пристроил тренер, потому что это было удобно...
По диплому я адаптолог, учился заочно по программе "физическая реабилитация". Да и учился я... короче, можно сказать не учился. Все зачеты и сессии прошли на сборах. Оценки в зачетки проставляли за кубки и медали. Я ж такие надежды подавал... А самое долгое время, которое я провел в университете – на защите диплома, который я попросту купил. Ведь времени на учебу не хватало.
– Это неважно, – поморщившись, произнес отец. – Понаблюдаешь, послушаешь, наберешься опыта. И, я уверен, втянешься.
Машу рукой, мол, ладно, хрен с тобой, уговорил.
– Приходи в себя: прими душ и оденься. Жду тебя в столовой.
Отец делает шаг к двери, но резко оборачивается со словами:
– Кстати, звонила Вера.
– Какая Вера?
– Твой агент, – хмурится отец. – Сказала, нашла для тебя съемку.
– А чего она мне не позвонила?
– Твой телефон вне зоны доступа, – фыркает отец и покидает мою комнату.
А я резко сажусь и тру глаза руками... Съемку, значит, нашла. После трех месяцев перерыва. Н-да, после травмы я и ей стал не нужен. Не катировался. Зачем тратить время на того, чья слава канула в Лету? Кто захочет связываться и подписывать контракты с бывшим спортсменом? Ан-нет, кто-то нашелся. Надеюсь, это не кремы от прыщей или средства для потенции. Обычно я рекламировал спортивный инвентарь. Чаще всего плавки и костюмы для дайвинга. Фигура позволяла. Да и рожа вроде ничего такая. Конечно, не утром с перепоя.
Поднявшись с постели, я начинаю искать телефон. Нахожу его в постели, валяется между подушками. Сдохнувший, разумеется.
Аппарат ставлю на зарядку и включаю. Пока телефон загружается, иду в душ. Быстро моюсь и возвращаюсь в комнату. Успеваю надеть лишь брюки, когда телефон начинает звонить.
На экране высвечивается незнакомый номер, но я снимаю трубку.
– Мэт, привет! – раздается чересчур бодрый голос Сашки.
– Привет, – отвечаю я. – Ты с чьего номера звонишь?
– Со своего, нового... Я ж телефон в колодце утопил, не помнишь, что ли?
А, ну да. Шурик решил в полной мере ощутить все прелести деревенской жизни, хотя до этого колодец разве что на картинках видел. И то не факт. Хорошо, хоть сам не утопился в этом колодце. Зато теперь появился повод купить последнюю модель айфона.
– Ты чего такой радостный? – спрашиваю, свободной рукой проводя по волосам.
– Какие планы на сегодня?
– Хрен его знает. Батя что-то прицепился со своей фирмой, тут еще и агент объявилась.
Слышу в трубке какой-то шум, а потом томный голос Катрин:
– Мэт, дорогой, не хочешь заехать вечером?
Считай, спрашивает, не хочу ли я потрахаться вечером.
– Посмотрим, – отвечаю.
– Буду ждать, – тоже с намеком говорит Кэт. – Целую, милый.
– Ага, – бросаю в трубку и отключаюсь.
Только кладу телефон обратно на прикроватную тумбочку, как он снова начинает разрываться. И всем от меня что-то надо именно сегодня. На этот раз звонит Вера. Вместо приветствия я сразу отвечаю:
– Ты тоже потрахаться хочешь?
– Матвей! – возмущается она. – Что за шутки?
– Не пыхти, а то очки запотеют. Чего надо?
– А ты с отцом не разговаривал, что ли? – осторожно спрашивает.
– Разговаривал. Что там у тебя?
– Реклама новых плавок и аксессуаров от «Кельвин Кляйн».
– Вера, давай часа через два пересечемся где-нибудь, а сейчас я хочу жрать.
– Я буду в студии. Адрес сброшу сообщением.
Мы прощаемся, и я выхожу из комнаты. Внизу слышны голоса – громкий баритон отца и тонкий визгливый его очередной пассии, присосавшейся к бабкам.
– Доброе утро! – громко говорю и присаживаюсь за круглый стол.
Наша бессменная домработница, тетя Фаина, как только я ее называю, ставит передо мной тарелку. Как обычно. Завтрак чемпиона – овсянка с фруктами и орехами. Может, пора начинать жрать фастфуд, уже все равно. Но хоть я и бухаю, заправляюсь никотином, а привычка в еде осталась. Даже не тянет на бургеры или шаурму.
– Ты почему дома? – спрашиваю у отца, даже не глядя в сторону блондинистой телки, на лице которой застыла тупорылая улыбка.
– Отдыхать тоже надо.
– Это правильно.
Беру ложку и начинаю есть. Тетя Фаина подает чай, а я поднимаю голову и спрашиваю:
– А пива нет?
– Матвей! – сразу же подает голос отец.
Бля, я скоро четвертый десяток разменяю, а он, видимо, только сейчас вспомнил, что детей надо воспитывать. Опоздал ты, батя, лет так на двадцать пять.
– Что? – отодвигаю пустую тарелку.
– Матвей, – заботливо начинает сюсюкать моя очередная «матушка», – может, к врачу? Прошивка там…
– Подшивка, дура, – поправляю ее и делаю глоток чая.
«Матушка» обижается. Надувает утиные губы и сосредотачивается на чашке. А отец только вздыхает и спрашивает:
– С Верой разговаривал?
Я киваю и встаю из-за стола.
– Как раз с ней и поеду встречаться.
– Когда вернешься, у меня к тебе будет деловое предложение.
Снова киваю. Неужто курьером хочет в свой холдинг устроить? А что? Будет забавно. В комнате переодеваюсь в джинсы и черную футболку и, ни с кем не прощаясь, выхожу из дома. Жара сразу бьет по телу. До зуда во всем теле хочется окунуться в бассейн, но я сажусь в машину и врубаю кондиционер на полную.
Забиваю в навигатор адрес, присланный Верой, и выезжаю с гаража. Дорога занимает полчаса, еще десять – ищу место для парковки. Чертов центр! В здании о кондерах, видимо, не слышали. Еще и студия под самой крышей, как в парилке. Футболка липнет к телу, капли пота катятся по виску. А Верка, как обычно, в костюме, даже пиджак не снимает.
– Привет, – кивает мне, делая глоток воды, и тут же сует в руки бумаги.
Я читаю контракт и удивляюсь, что такой лакомый кусок достается мне, если подпишу, конечно.
– И в чем подвох? – спрашиваю, усмехаясь.
Вера сводит брови на переносице и тяжело выдыхает. И чего она возмущается? Несколько месяцев от нее ни слуху ни духу, а тут сразу такая реклама.
– Матвей, да до тебя же не дозвониться! А ждать никто не станет, пока ты выйдешь из очередного запоя. Но как только я узнала об этих съемках, сразу поняла, что это как раз для тебя.
– Дай ручку, – говорю, протягивая руку, а потом ставлю размашистую подпись.
Реально задолбало бухать, так хоть чем-то займусь, помимо травли организма и бесцельных тусовок. Еще и батя что-то там предложить хочет. Ну а что? Сколько можно оплакивать свою спортивную карьеру?
Только думать и планировать легко, а в воду все равно тянет магнитом.
