Текст книги "Бес Славы (СИ)"

Автор книги: Юлия Еленина

Соавторы: Юлия Еленина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Бес Славы

Пролог

 Свисток...

 Еще один.

 Судья удаляет игрока команды соперников. Игрок бьет рукой по воде от злости, но без брызг, и медленно плывет к бортику, а я тут же перевожу от него свой усмехающийся взгляд.

 Отлично же! У нас есть шанс "забить с лишнего". Ныряю и быстро плыву к воротам, практически через все поле. А подплыв, понимаю – удаление игрока обозлило не только его, но и всю команду. Ведут они себя агрессивно... Н-да, блядь, судя по всему, эти могут не только в челюсть дать, но и ущипнуть... Нет, я тоже не душка, в азарте игры всякое бывало, но не это, брезгливенько и как-то по-бабски... Сейчас я, на удивление, открыт и как загипнотизированный слежу за мячом. А за него идет ожесточенная борьба, Леха пытается его удержать, но против двоих силы неравны. Он это понимает и пытается оглядеться, я поднимаю руку – вот он я! И Леха делает короткий тычок.

 Ловлю мяч, ловко. И тут же чувствую кого-то сзади, но не оборачиваюсь. Хотя чувствую к телу наглые, резкие и быстрые прикосновения... Но мой взгляд сосредоточен на воротах... Забить. Вколотить. С пяти метров. Не впервой!

 Я выхожу из воды по пояс, делаю замах. Кач раз, кач два. Максимальная натяжка. Надо бить? Или пас? Бросок – буду бить, сделаю удар, возможно, даже победный...

 Вдруг – резкий холод с головы до пят... Сначала не понимаю, а потом...

 Я слышу хруст. Он сильно отдается в ушах, как будто идет изнутри. А через минуту правую руку пронзает боль. И в ушах уже стоит звон...

Какого черта?

Я не понимаю, что со мной. Двигать рукой не могу, меня тянет под воду. И мне не помогает сила Архимеда. Понимаю – это моя кость. Плечевой сустав.

 И даже не боль меня сейчас беспокоит. Я больше не смогу играть – вот проблема. И осознание этого приходит даже раньше того момента, когда я понимаю, что начинаю терять сознание.

 Рука тянет вниз. Она как посторонний орган, который мне не подвластен. Ее хочется выбросить, как бесполезный предмет. Но это часть меня.

Часть, которая сейчас ставит крест на мне.

 Собственное тело меня подвело, убило все мечты.

Я люблю воду, но она мой противник в этот момент. Одной рукой гребу, но вторая тянет вниз, на глубину. И снова пропадает боль. Я ее не чувствую на адреналине.

 Вода во рту, в носу, пока кто-то не кричит:

– Матвей!

 А мне насрать. Мозг уже отключается.

 И потом я слышу только визг. Он отвратительный, и синева пробивается сквозь веки, которые я пытаюсь разлепить. Это машина скорой.

 Я чувствую боль. Теперь острее. Пытаюсь повернуться, встать, но ничего не могу.

– Не двигайтесь, – слышу голос, но не вижу его обладателя.

 Понимаю, но не хочу осознавать.

 Все!

 Это конец…

 Мои мечты рассыпаются на глазах. Мои мечты ломаются вместе с костью.

 Как это, блядь, поэтично.

 И так бесславно умереть?

 Только, к сожалению, я не сдыхаю. Но жизнь становится бесцельной. У меня были планы, желания.

 Теперь – табу.

 Нет ничего.

 Бесславная жизнь. Карьере конец. Спорту – тем более. А золото было рядом.

 Но вся жизнь теперь пройдет без славы…

Глава 1

Стася

 Лето в этом году – капризное. То палящая жара несколько дней, то проливной дождь.

 Неудивительно, что у бабушки разболелись суставы, поэтому я в одиночестве и иду к затоке за кувшинками.

 Бабуля говорит, что каждое растение должно быть сорвано в определенный момент и определенным способом, иначе целебные свойства могут растеряться. А она уж в этом разбирается. Не зря к ней вся деревня за помощью бегает, да еще и из соседних приезжают, даже до города молва докатилась. Только бабушка помогает не всем, кого-то сразу отправляет восвояси, сколько бы денег не предлагали.

 Я дохожу до хлипкого мостика через речку и слышу за спиной рев мотоцикла. Оборачиваюсь и улыбаюсь, чувствуя, как меня заполняет счастье.

Митенька…

– Стаська! – кричит он, прибавляя газу. Я остаюсь на месте и зажмуриваюсь, то ли от яркого солнца, то ли от мимолетного испуга. Митя едет ко мне слишком быстро, поднимая пыль и распугивая лягушек. Ну вот зачем так гонять?

– Ты куда торопишься? – с улыбкой спрашиваю я, когда Митя тормозит рядом. Делаю шаг с мостика и оказываюсь в объятиях любимого... От него пахнет молоком. Нежно и тонко. Люблю молоко... Значит, Митя только что от мамки.

– Жениться на тебе тороплюсь, – отвечает жених и лезет целоваться. А я сперва оглядываюсь, а потом позволяю любимому запечатлеть поцелуй на моих губах. Но Мите мало, он сильно прижимает меня к себе и пытается целоваться глубже. Даже грубо. Я отстраняюсь, пытаясь сохранить улыбку на лице. – Ну что ты? – недовольно бурчит он.

– Скоро свадьба, после и нацелуемся.

– Господи, Стаська, я прям тебе умиляюсь, мы в каком веке живем? Целоваться и... хм, не только уже давно не обязательно только после свадьбы.

– Я только так! – капризно стою я на своем. Да, Митька давно намекает, в последнее время все чаще даже просит. О близости... но меня так воспитала бабушка.

  Его лицо разглаживается, и он говорит:

– Мне по делам надо, а вечером к тебе зайду.

 Я киваю и, глядя под ноги, аккуратно ступаю по бревенчатой переправе, слыша, как звук мотора теперь удаляется.

 До затоки дохожу за минут десять. Сбрасываю обувь и, снова опасливо оглядываясь, задираю подол сарафана. Завязываю его высоко на бедрах и ступаю в воду. Теплая. Иду к месту, где виднеются желтые бутоны. Ногам становится холоднее.

 Стоячая вода в затоке прогрелась, но, чем дальше увязают ноги в илистом дне, тем сильнее мерзнут.

А здесь глубоко. Сарафан все же намокает, когда я оказываюсь возле цветков. Срываю их так, как и учила бабушка. Бережно, с нежностью, как будто извиняясь. Капризное растение – с ним надо быть любезным.

 Девять штук. Ни больше, ни меньше. В хлопковую ткань плотно укутываю стебли, цветки оставляю непокрытыми.

 Как и наказала бабушка.

 Теперь надо быстрее донести их до дома.

 Иду, трепетно прижимая кулек. Мокрый сарафан противно липнет к ногам. Я ускоряю шаг и на ходу тереблю подол, чтобы побыстрей высох.

 Спустя пять минут моего пути справа начинает виднеться крыша молочной фермы, от которой Митя и приехал. На ферме работает мама моего жениха. Да даже не работает, а уже как пять лет руководит. Красивая она женщина, статная. Только не улыбчивая. Даже с сыном, я молчу уж про себя. Такое ощущение, что ей никто не нравится. Однако новость о нашей свадьбе Любовь Николаевну вроде как обрадывала. Во всяком случае она не противилась и начала планировать торжество. Ровно через месяц... Эх! Осталось совсем немного подождать.

 Дойдя до ветвистой ивы, я решаю свернуть, чтобы сократить путь. И вскоре выхожу на небольшой асфальтированный пятачок, на котором расположился магазин. Супермаркет, не так давно его построили, прошлым летом. И теперь здесь стало шумно.

 Вот даже сейчас у магазина много машин. Причем не наших, деревенских, а явно городских. Машины блестящие, даже колеса, большие и, видимо, дорогие. Митя как-то играючи учил меня узнавать марки по их значку, но я только мерседес запомнила. И лишь потому, что эта марка – предел мечтаний моего жениха. Пока же он ездит на новеньком мотоцикле, его Митьке мама подарила на день рождения.

 Магазин обхожу, вглядываясь в большие и темные окна. Так забавно следить за своим отражением... а вот что там, внутри, не видно. Свернув еще раз, я выхожу на главную улицу родной деревни. Два ряда различных домов, какие-то новее, какие-то уже ветхие и перекошенные. Но самый ветхий дом здесь, пожалуй, наш. И стоит он в самом конце улицы.

 Дохожу до нашего забора, открываю не запертую калитку – и вот я и дома. Бабушка сидит на веранде, перебирая на столе высушенную траву.

– А, вернулась? – улыбается бабушка. Я протягиваю ей кувшинки. Она внимательно их разглядывает и удовлетворенно кивает. – Молодец, спасибо.

– Что-то еще нужно?

 Бабушка махает рукой, мол, ничего, и я сажусь рядом.

 Внимательно наблюдаю за тем, как бабушка обрабатывает кувшинки: лепестки в одну сторону, стебли в другую, сердцевины в третью. Руки в морщинах, но делают все ловко. Я перевожу взгляд на лицо бабушки – тоже морщины. Но они совсем не портят. И такие родные уже... А потом вдруг замираю, замечая, как серебрятся в солнечном свете бабушкины волосы. Такая она у меня старенькая уже, что с каждым днем страшнее...

Страшно остаться одной.

– Митька заезжал, – сообщает бабушка.

– Мы виделись, – киваю я в ответ. Тут же улыбаюсь, вспоминая наш с ним поцелуй. И, наверное, делаю это так чересчур довольно... Бабушка с усмешкой качает головой и спрашивает:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Все-таки выйдешь за него?

– Выйду.

– Хорошо подумала?

 Я молча киваю.

– А любишь?

 Этот бабушкин вопрос заставляет меня нахмуриться. Странно же, что она такое спрашивает! Как я могу выйти за того, кого не люблю?

 Наша с Митькой любовь еще в детстве началась. Играли мы у их дома, там Митькин отец детскую площадку построил: качели, песочница, да и дорога там ровная, я на велосипеде каталась. А Митька меня с него столкнул. А потом его папа раны мне обрабатывал и поучал сына – девочек нельзя обижать, их защищать надо... Эх, царствие небесное Петру Андреевичу, помню – в тот год по осени его и схоронили...

 Но с тех пор Митька меня защищает. Меня никто до этого, кроме бабушки, не защищал. Не опекал, не заботился... Как тут не любить?

– Через месяц свадьба, – напоминаю я. – И она обязательно состоится.

– Эх... – машет рукой бабушка. – Твоя жизнь. Большая уже. Но чувствую – не твоя любовь Митька, – она грозит мне пальчиком и добавляет: – Ладно, шишки набьешь – умнее, может, станешь, Станиславка.

 Я глажу бабушку по руке. Потом встаю, обнимаю за плечи и предлагаю:

– Может, чай поставить?

– Мне кофе. Давление низкое...

 День пролетает быстро. За хозяйственными делами, да и летом, счет времени особо не замечаешь: кур накорми, грядки прополи, воды натаскай. Да и ужин я помогла бабушке приготовить. А после него пришел Митька.

Бабушка отпускает меня. И мы идем по деревне, держась за руки. И я уже не стесняюсь этого, по-моему, все в округе знают о наших планах на будущее.

 Будущее... Да, я хочу, чтобы оно было таким: счастливая семья, дети. Я была лишена этого – большой и настоящей семьи. Родители погибли, когда мне исполнился годик. Я их и не знаю. Только по фотографиям, которые бабушка бережно хранит.

 И жить я хочу здесь. Мама Мити обещала помочь и к осени устроить на свою ферму. Другой приличной работы поблизости нет. А в городе неудобно. Да и куда я там устроюсь без образования? Учиться дальше не пошла. Школу только закончила, потому что пошла поздно, в восемь лет. Болела я много в детстве. Но бабушка выходила, и теперь моему здоровью и космонавт позавидует.

 Мы с Митькой доходим до речки и садимся у кромки воды на большой корень дерева. Смотрим вдаль, на то, как последние лучики солнца ласкают безмятежную гладь воды... Романтика! Я кладу голову Мите на плечо, а он, погладив меня по щеке, устраивает вдруг свою руку на моей коленке. И плавно проводит ладонью вверх, задирая подол платья. Наглаживает мои бедра, подцепляя пальцами каемку трусиков. Другая рука Мити оказывается на груди и сильно сжимает. Дыхание жениха при этом становится частым и громким. Меня это немного пугает. А его прикосновения, слегка нервные и немного грубые, вызывают у меня мурашки. Такие холодные и колючие.

– Что ты делаешь? – тихо спрашиваю я.

– Пристаю, – неожиданно честно отвечает Митя.

– Не надо, – прошу я, поправляя ткань платья. Накрываю им ноги и слегка отстраняюсь от жениха.

– Стаська, ну ты чего? – возмущается Митя. – Мы ж жених и невеста.

– Но не муж и жена.

– Так через месяц станем... А сейчас... Я так тебя хочу, – улыбается он, берет меня за руку и кладет ее на свой пах. Ладонью я чувствую уплотнение в его штанах... и резко убираю руку. Вскакиваю, как ошпаренная, с места и, отшагнув, обнимаю себя за плечи.

 Головой я понимаю, что этого не избежать. Это естественно, даже необходимо в семейной жизни. И это случится. Обязательно. Но не сейчас. Бабушка не то чтобы запрещает, но просит не торопиться. И я бы могла, но... я боюсь и почему–то сама не хочу. Говорят, это больно. Вон, Натаха рассказывала: и в первый раз и во второй ей было больно. Да и в третий особого удовольствия она не испытала. Подруга вообще считает, что... занятие любовью приятно только мужчинам. Мне не у кого про это спросить. Не у бабушки же? А других близких подруг нет. Так что оттягиваю я все до последнего. Пусть все будет традиционно, и я буду уверена, что делаю это с любимым мужем.

– Ты меня любишь? – спрашиваю я, не оборачиваясь.

– Конечно, люблю! – тут же получаю ответ, и через секунду теплые руки обнимают меня сзади.

– Тогда ты подождешь до свадьбы.

Руки перестают обнимать. Я слышу вдох и выдох разочарования, а потом Митя произносит:

– Что ж, подожду.

Глава 2

Матвей

Струйка белого дыма разбивается о стену, вторая, третья… Я чувствую, как в голове начинает шуметь. Алкоголь, наркота, шлюхи никак не ассоциируется с образом спортсмена.

 Да и похрен! Это прошлое. Пережил, смирился. Я тушу окурок в пепельнице и сжимаю рукой плечо. Сраная погода не дает забывать о нем. Ноет зараза, противно так, тягуче.

 Я хватаю со столика стакан с виски и залпом опрокидываю. Алкоголь обжигает горло, шум в голове усиливается.

– Мэт, ты чего тут один сидишь? – слышу за спиной высокий женский голос и оборачиваюсь.

 В дверях комнаты стоит Катька. Ой, Катрин. Не нравится ей называться на русский манер. И мне дурацкую кличку придумала, своего брата Сашку обзывает Алексом, один Ильдар может не переживать – его имя, данное родителями, Катрин устраивает.

– Курю, – коротко отвечаю и тянусь к очередному косяку, наблюдая, как грациозно приближается ко мне девушка.

 Глаза блестят, зрачки расширены так, что зеленой радужки почти не видно. Нюхнула уже с Ильдаром. Катрин перебрасывает длинные черные волосы через правое плечо вперед и устраивается у меня на коленях. Я подношу косяк к губам – и теперь дым разбивается о Катькину шею.

– Где все? – спрашиваю после очередной затяжки.

– На улице. Алекс трахает какую-то блондинку в одной из беседок, а Ильдар в обнимку с двумя модельками-близняшками пытается уследить за мангалом, при этом не убирая рук от их упругих задниц. Так что мы тоже можем приятно провести время.

 Пальцы, покрытые ярко-красным лаком, тянутся к моей груди, но я резко поднимаюсь и ставлю Катрин на пол. Вес ее тела – новая порция боли в плече. Блядь!

– Мэт, ты чего?

– Рука болит, – бросаю в ответ и иду к выходу.

Кэт на минуту зависает, а потом бежит следом за мной. Мы выходим на улицу вместе. Терпкий запах земли после утреннего ливня, жареного мяса и такой знакомый хлорки, совсем легкий. Я сразу поворачиваю к бассейну. Катрин уже не спешит за мной, уходит в другую сторону, к Ильдару и его телкам.

 Я сбрасываю футболку и шорты и сразу ныряю в воду. Я скучаю по ней.

 Вода обволакивает. Напрягает сразу все мышцы, когда я, вынырнув, делаю взмах руками и без единого брызга погружаюсь опять. Взмах, погружение, взмах, погружение... Так хорошо, твою мать! Так кайфово, что я даже забываю о боли в плече. Но хватает меня ненадолго. Еще один взмах, и по телу бежит болезненный импульс... Блядь! Я выныриваю, держась на воде, пытаясь расслабить верхнюю часть тела. А потом просто ложусь на воду звездой... Закрываю глаза... Покорно лежу, чувствуя легкое покачивание. Оно успокаивает.

 Ирония судьбы, блядь, в воде прервалась моя спортивная карьера, но именно в ней я чувствую себя комфортней всего.

– Матвей! – слышу хриплый голос Ильдара и открываю глаза.

 Подплываю к бортику и выхожу. Друг стоит с бессменной сигаретой во рту и смотрит все чаще появляющимся стеклянным взглядом.

– Чего? – спрашиваю.

– Идем бухать, а потом и поплавать можно.

 Я киваю, подхватывая одежду, но иду к беседке в одних плавках.

– Ты решил отбить у нас с Шуриком телок, щеголяя своим шикарным торсом? – ржет Ильдар.

– Уверен, вы уже не раз их по кругу пустили, – замечаю без сарказма.

 Настроение ни к черту. Но лучше уж здесь, чем сидеть в пустой квартире и заниматься гребаным анализом своей дерьмовой жизни. Вряд ли бы еще не так давно Ильдар и Саша стали моими друзьями. Их образ жизни полностью противоположный моему. Прошлому… Теперь плевать, чем я травлю свой организм.

 В беседке, ближайшей к дому, сидит Шурик, у него на коленях – какая-то кукольная блондинка, похожая на Барби, Катрин курит, сидя на самом краю деревянной скамейки, еще две куклы, двое с ларца одинаковы с лица, жеманно хихикают, бросая то на меня, то на Ильдара игривые взгляды. Я сразу беру стакан и откручиваю пробку холодной бутылки. Звук наливающейся жидкости, он уже почти такой же привычный, как раньше всплеск воды в бассейне, отражающийся от кафельных стен.

Осушиваю один стакан, тут же наливаю второй.

– Какая у тебя татушка прикольная, – говорит одна из шлюшек-близняшек. – Можно потрогать?

– Нет, – коротко отрезаю я, дергая плечом.

 Татуировка на все плечо – маскировка шрама, который каждый день мне напоминал о дне, который изменил все, пока я не закрыл это уродство каким-то витиеватым рисунком.

 Вечер тянется как обычно. Пошлые шутки, алкоголь рекой, нерассеивающийся дым, шлепки по задницам, женский визг.

 Через пару часов Ильдар уходит в дом в обнимку с близняшками. Кэт недвусмысленно смотрит на меня, а Шурик со своей блондинкой почти засыпают за столом. Я им больше не наливаю – только себе и Катрин. Она стойкая, перепьет любого мужика, даже если станет мешать алкоголь с наркотой. А может, просто привыкла к такому образу жизни.

 Рука дергается, когда очень громко звонит Сашин телефон рядом со мной. На экране высвечивается милое – в кавычках, конечно – слово.

«Матушка».

 Я ставлю бутылку и пускаю по прямой телефон в сторону Кэт, потому что Шурик даже не реагирует.

– А я здесь при чем? – пожимает она плечами.

 Раздраженно выдыхаю. Как можно не ответить на звонок матери? Я бы ответил, если бы она была жива, несмотря на состояние, занятость или обиды. Конечно, матери Сашки и Катьки далеко до моей, но все-таки она их любит, пусть и таких непутевых: недоделанная актриса и непризнанный художник. Хотя мне всегда казалось, что творческими профессиями они оправдывают свое безделье.

Творческие натуры в семье бизнесменов – охрененный нонсенс.

Я смотрю на замолкнувший телефон, а потом с размаха даю Саше леща. Он поднимает на меня мутный взгляд и спрашивает:

– Чё?

– Мать звонила.

– И чё? – не понимает Шурик. – Ей на Лазурном берегу херово?

– А я откуда знаю?

 Думать сегодня друг не может. Но телефон снова звонит. Сашка потирает лицо ладонями, но, кажется, лучше соображать не начинает. Все-таки айфон оказывается у него в руке, и он произносит в трубку:

– Алло!

 Я сижу рядом и слышу каждое слово Евгении Максимовны:

– Алекс, – она переняла манеру Кэт называть всех на иностранный манер, – у меня к тебе просьба.

– Да, мам? – Шурику было абсолютно похрен, что втирает ему мать. Он даже ни черта завтра не вспомнит.

– Ты знаешь, я тут пообщалась с некоторыми светскими дамами… – начала она воодушевленно рассказывать, даже не заметив, что сынок вдрабадан, – так вот, сейчас очень модно заниматься чем-то вроде агротуризма, но с акцентом на оздоровление. Особенно для дам. В России еще такого нет, так что я стану первооткрывателем! То есть покупается дом в деревне, оборудуется под спа-центр, но все на натуральных продуктах и свежем воздухе. Плюс еще для похудения нет ничего лучше работы в деревне. Две недели там – кожа сияет, мышцы в тонусе, на щеках румянец…

 Я усмехаюсь. Ну и бред. А Шурик-то засыпает под монолог Евгении Максимовны.

 Закуриваю, переставая слушать, пока друг не бьет меня в бок, показывая жестом руки: «Запиши».

Я беру смартфон и открываю заметки. Саша повторяет слова матери в микрофон – пальцами вряд ли попадет – а потом отдает мне, нажав на сохранение.

 Кэт начинает гладить мою ногу своей, как только я отодвигаюсь чуть к краю. Блядь! Да нырни ты уже под стол и поработай ртом. Если бы Саша с уже уснувшей блонди свалили, она бы так и сделала.

– Матвей, – обращается ко мне друг, – помощь нужна.

 Я поворачиваю голову в его сторону, только глазами спрашивая: «Что?»

 Он не отвечает сразу. Тянется к стакану, выпивает остатки, а потом только поясняет:

– Маман попросила в какой-то колхоз скататься, у нее какая-то трендовая идея. А я ебу, какие там дороги? – пожимает он плечами. – Свой спорткар убивать не хочется. А твой внедорожник везде проедет.

 Выдыхаю дым в сторону молчаливой Катрин и спрашиваю:

– Машину одолжить?

 Саша думает, кажется. Хотя у меня сомнения, что он сейчас в состоянии на такие сложные вещи. А потом выдает гениальную идею:

– А можно и вместе махнуть. Ильдара возьмем. Телки деревенские падкие на крутые тачки и элитное бухло. Наверное… – добавляет неуверенно.

Куда, блядь, нам, тем, кого называют мажорами, до того, что любят деревенские девки? Но, судя по всему, все они любят бабки и опытные члены. А даже если без опыта, то бабки компенсируют – будут визжать как сучки при течке, лишь бы что-то урвать.

– Да хрен с ним, – делаю жест рукой, – поехали.

– Мэт! – возмущается Катрин. – Мы же собирались здесь провести все выходные!

 Хочу закатить глаза, но даже на это не хватает сил. За меня отвечает Шурик:

– Катька, иди на хуй.

 Отлично! Даже без моего участия все разрешилось.