Текст книги "Каторжница (СИ)"
Автор книги: Юлия Добролюбова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
– Вы будете сражаться друг с другом. Сейчас. Мы отправимся в подземелье, и в борьбе решится, которая из дочерей Крона наиболее достойна. Той, что останется в живых, мы даруем эту честь.
Серьезно? О, друг мой, думается мне, не одна я разгадала твой замысел. Хотя… Они разворачиваются, опускают головы и покорно идут в сторону пещер. Слабые. Не готовые отстаивать собственное мнение. Не смея перечить тебе, Александр. Ты хмуришься. Мои пальцы желают потянуться к твоему суровому прекрасному лицу, разгладить морщинки, стереть старые шрамы, что делают тебя подобным грубому каменному изваянию, коих за столетия накопилось немало на острове.
– Что-то не так, Нити?
– Я не пойду, – добавляю нотки торжественности в голос.
Это мой акт, я должна с достоинством отыграть свою роль. Стою с опущенной головой. Последняя из сестёр на пляже. Ветер доносит до других обрывки моих слов, и они замирают, не смея сделать ещё хоть шаг. Они последуют за мной – я говорила.
– Объяснись, – суровый голос, гневный взгляд.
Александр и остальные смотрят на меня строго и внимательно. Переигрываешь, милый.
– Я не стану сражаться с моими сёстрами. Я не буду убивать их, Александр! – позволяю себе дерзость, обращение по имени к вождю, но что это такое в сравнение с неподчинением ему?!
– Ты смеешь ослушаться приказа вождя? – гремит голос одного из его приспешников.
– Я лишь делаю то, чему он нас учил! – приходится громко кричать, чтобы быть услышанной сквозь завывающие порывы ветра. – Нас готовили стать защитницами этого острова! Отдать себя ради общего блага! Кем мы будем, убив сестёр, тех, с кем делили хлеб и кров долгие годы? Они моя семья!
Девочки встали за моей спиной, и я отчетливо ощущаю их согласие и поддержку.
– Пусть лучше я не попаду туда! – взмах руки в сторону моря. – Пусть кости мои сгниют среди этих скал! Или тело достанется тварям. Но я не предам сестёр, не предам свои идеалы и тебя, мой вождь.
Александр улыбается, открыто. Мы хорошо изучили друг друга. Кивает, признавая мою правоту. Одна ли я вижу тоску в его глазах? Ты будешь скучать по мне, или мне только хочется в это верить? За спиной не спокойно. Но я не поворачиваюсь.
– Что такое, Ноала? Тебе есть, что возразить?
Выскочка. Лицемерка. Не люблю ее. Как и она меня. Мы многим похожи.
– Хочу, мой король! Нити хитра! Она нашла способ выйти победителем без борьбы, просто потому что боится проиграть мне! Все знают: в сражении мне нет равных! В скорости, в отваге, в битве я лучшая!
Да. В физическом аспекте она превосходит меня определенно. В этом я всегда была вторая. Но не в силе духа. Малодушного человека, того, кто осторожничает, никогда не подступает к краю, того, кто привык скрываться в тени других, прятаться в моменты опасности за их спинами, видно не сразу. Но таких людей стоит опасаться всерьёз. Они не ведают правды. Их бог – выгода. Уверена, окажись она на большой земле, тут же забудет о том, откуда пришла. И без зазрения совести бросит всех нас умирать где-то в середине Льдистого моря. Семья для неё – пустой звук.
Могу предложить сразиться с ней сейчас. Я найду способ победить, я это знаю. Мой порыв отстоять себя заглушает рык. Резко разворачиваюсь. Наша земля не прощает промедления. Скалится притаившийся в тени скал ручной зверь Александра, взрощенный им крот. Только вождь может позволить себе ручную тварь.
Рычит, обнажая грозные белые клыки. В маленьких глазах отражается свет, они не любят свет – видят как-то иначе. Крот очень зол. Слюна брызжет на землю. Голоден? Он всегда голоден.
Крот подбирается к Ноале сзади. Чувствует гнев Александра. Команда вождя, и чудовище замирает в паре шагов от девушки. Она бледна и напугана.
– Хочешь доказать превосходство в силе, Ноала? Ты готова сразиться с ним?
Ни один воин не сможет победить без помощи других. В единстве наша сила. Ноала знает об этом, как знает каждый житель острова.
– Я не смогу противостоять ему одна! – крик отчаяния.
Если тебя приводит в отчаяние вид домашней зверушки Александра, что ты противопоставишь целому миру, девочка? Смеюсь.
– Нити? А ты не побоишься сразиться с ним? Одна? Сейчас?
– Чтобы доказать свою преданность, я готова на это, вождь!
Нутром я чувствую свой огонь. Он вырывается изнутри, способный проявиться на острове лишь в тусклом свечении ладоней. Каким бы он был в том, другом мире? Огонь гонит меня вступить в схватку со смертью. Испытать себя, узнать свою силу. Огонь шепчет: «Ты справишься». Крот воет, он чувствует достойного соперника. Или просто свежее мясо. Из моего горла раздаётся рык. Да, я готова.
– Уведите его! Вот тебе ответ, Ноала! Нити, я выбираю тебя, – сердце пропускает удар, так долго я ждала этой минуты. – Яд твой по праву.
Ноги несут меня вперёд. Будто смотрю на происходящее со стороны, не до конца веря, что заветный миг, наконец, настал. В мою ладонь ложится полупрозрачный пузырёк. Я поднимаю его перед собой и любуюсь жидкостью внутри. Любуюсь недолго, не позволяя себе ни секунды промедления, ни одной неверной мысли в этот судьбоносный для меня момент. Снимаю крышку и до дна выпиваю содержимое. Последнее, что я вижу, – его глаза. Глаза цвета чистого неба, кое в наших краях великая редкость. Увижу ли я тебя снова, мой король?
–
Примечание автора.
Глава первая о моем детстве. Далекая страна. Чужие люди. Страшные силуэты. Море боли и одиночества. Сложно выдумывать, очень легко рассказывать правду. Те, у кого было тяжёлое детство, имеют преимущество. Закаленные. Сильные. Отчаянные. Такие мы.
Если смогли выжить.
Глава 2. Пробуждение источника
Секунда совершеннейшего, чистейшего блаженства, состояние полного покоя. Знакомые причудливые узоры наполняют пространство, а я в умиротворение наблюдаю за диковинным танцем ярких цветных огней. Коль умирал, меня поймёшь. Как прекрасен свет. Он зияет чистейшим пением души. Наслаждаюсь абсолютной безграничной гармонией.
Я забыла что-то важное. Пытаюсь сосредоточиться и вновь отпускаю. Ещё немного…
Как изумительны эти цвета вокруг. В них заключена вечность. Голубой. Это же небо. Да, таким, кажется, и было небо на этой земле. Зелёный. Изумрудный. Салатовый. Разве бывают столь высокими и пышными деревья? Травы? Золотисто-жёлтый, настолько яркий, что нещадно слепит. Неужели таким сияющим и большим может быть светило? Оно же совсем иное – крохотный ледяной уголек у края земли. Над кромкой неба.
Вспоминаю. Резко сажусь и озираюсь по сторонам. События догоняют, наполняя разум скверной, причиняя страдания, сея в душе мглу северных островов.
Нити. Меня зовут Нити. И я выжила.
Лишь на миг бы продлить безвозвратно утерянное блаженство. Не время. Сколь желанным для меня оказалось неведение, забвение цели. Как спокойно было там. Мое время ещё придёт.
Я уже на ногах. Озираюсь. Никого вокруг, лишь незнакомые острому слуху шумы и дивное пение. Оказывается, вот как звучит песнь птиц. Снова падаю на землю и ползу по тёплой ласковой, такой чужой земле, укрытой высокой травой. Что за чудо эти запахи, запахи цветов! Впереди слишком ровный камень. Разглядываю изумительные завитки резьбы на усеянном трещинами обломке некогда величественного строения. Не знаю ни одного человека, чьи руки были бы столь искусны. Магия, не иначе. Гляжу по сторонам, сердце колотится, как сумасшедшее. Ни души вокруг, только руины.
А ещё безграничные просторы во все стороны. Что за диво. Значит, вот какая она, большая земля.
Искать союзников, быстро учиться, приспосабливаться. Вспоминаю хорошо выученные годы назад уроки выживания.
Дело превыше всего.
Вот уже несколько часов брожу среди развалин усадьбы. Я нашла одежду, которая даже подошла мне, – широкое серое платье подпоясала куском цветной ленты. Некоторые вещи, пригодные для использования, связала в узел и прикрепила к поясу. А ещё я обнаружила огромный, больше моего роста осколок зеркала (прежде я только слышала о подобном) и уже какое-то время изучаю незнакомку из мира отражений. А она с таким же любопытством взирает на меня.
При ярком дневном свете я очень бледна. Меня предупреждали, что первое время следует остерегаться беспощадного солнца. Их советы – мое оружие. Хотя белый цвет лица меня отнюдь не уродует, и я могла бы избегать солнца всегда, но не в моих привычках жить в страхе – в моем характере нечто совсем иное. Противоположное страху.
Возвращаюсь к созерцанию. Белая кожа подчеркивает длинные чёрные, как смоль, волосы, по которым спешно проходится найденный в старых вещах сломанный гребень. На меня внимательно смотрят темно-карие глаза. Впервые вижу себя настолько четко. Отражение из воды совсем иначе рассказывало о моей внешности, расплывчато и мелкой рябью искажая черты. Глаза почти чёрные и слишком большие. Может, из-за волнения, а быть может, и сами по себе. Мы с девочками не обсуждали внешность друг друга, а других людей к нам не пускали. Густые брови, думаю, придают моему лицу несколько суровое выражение, а длинные ресницы, что отбрасывают тени на горящие румянцем щёки, выглядят совсем по-детски. Однако, совсем не детским кажется мне мое тело.
Довольно круты его изгибы. Слишком резки переходы форм: длинная тонкая шея, полная грудь, узкая талия, крутые упругие ягодицы и бёдра, стройные ноги. Нравится ли мне то, что я вижу? Нас учили подчеркивать свои достоинства и скрывать недостатки. У себя я недостатков не нахожу. Чрезмерно самоуверенна? Да.
Солнце прямо над головой. Как же жарко. Беспощадное здесь, настолько, что желаешь одного – укрыться в тени. Безмерно скупое дома: ты лишь мечтаешь приблизиться, согреться в его тусклых лучах. Но они не способны дарить ласку.
И вот я здесь. Время тоски прошло. Пришло время действий.
На мне серое платье, слишком закрытое, с глухим воротом и длинными рукавами, правда, с парой приличных дыр. Видимо, всю более сносную одежду давно растащили из полуразрушенной усадьбы. Ещё одно одеяние, похожее на мое, в кульке за плечами. Обрезы тканей, немного битая, но вполне, на мой взгляд, пригодная для использования посуда и несколько ржавых медяков – богатство в моих краях. А ещё нож. Небольшой, думаю, его использовали в приготовлении еды. Но я заточила, как надо, – это я умею. И что делать с ним тоже знаю.
Пора.
Иду по иссушенной зноем дороге, соорудив на голове подобие широкополой шляпы. С предметами женского гардероба я знакома, как же иначе? Даже в курсе некоторых новинок моды последних лет. Их рисовали нам на песке и делали наглядные пособия. Ни словом ни взглядом я не имею права выдать себя и то, откуда я. Ни намека на ложь – любой маг-менталист почует обман в ту же секунду – и ни слова правды. Задачка не из легких, согласитесь, но я с ней обязана справиться.
Я уже привыкла к безмерно ярким цветам вокруг, к этой беспощадной жаре, к безмятежному одиночеству. Но самым диковинным стало для меня ощущение полной свободы. На крохотном острове среди тысяч людей сложно почувствовать нечто схожее. Можно прожить жизнь здесь, никем не замеченной. Найти мир и обрести дом в этих лесах. Сколько места! Как мало было даровано нам, каторжникам. Запертые в клетке, обреченные на смерть. Первая за сотни лет я выбралась с проклятого острова. Спасти остальных – мой долг. И желание, теперь самое большое желание в моей жизни. Даже более сильное, чем то, что было прежде. Что есть месть в сравнении с тем, чтобы подарить таким же, как и я, детям острова, тепло Светила?!
К вечеру я повстречала первых людей. И наша встреча оказалась не самой приятной. Разумеется, для них.
Два лихого вида мужика на гружёной телеге быстро приближались. Спрятаться не было возможности, да и зачем? Еще издали я приметила кровь на некоторых вещах и ржавом оружии. Ага. Бандиты, убийцы, преступники. Совсем как дома.
– Куды путь держишь, краса-а-авица? – сверкая беззубой ухмылочкой, нараспев проговорил один из них.
Едва сдержалась, чтобы не усмехнуться. Конечно, я представляю, как выгляжу. Нищенка, босоногая оборванка в драной одежде. Вряд ли им интересен мой кулёк, а нож меньше ладони за поясом едва ли представляется опасным. Но чурбан на голове не может скрыть юные годы и симпатичное личико. Девки говорили, большего таким и не надо.
– В ближайшую деревню иду. Далеко ль отсюда, добрые люди?
Сипло гогочут. Добрыми, стало быть, себя не считают. Хлопаю ресницами и улыбаюсь. Сама наивность. Они так наивны. Встретила бы я саму себя в таком вот глухом месте, по крайней мере, насторожилась. В их головы даже не закралась мысль, что я представляю опасность.
– Далеко, девонька. Пол дня езды на телеге, – одноглазый едва сглатывает слюну, глядя на меня. – Мы едем в другую сторонку, к себе в эээ..
– В нашу деревню, – подхватывает второй. – Подвезти можем, там как раз работенка для тебя найдётся, хорошо заплатят.
Ржут. А я что? Уже вскарабкиваюсь на тележку. Конечно, подальше от мужиков, на вещи. Не хватало ещё марать руки прямо на дорожке, пристанут же, если сяду рядом, да и сразу стоит оценить награбленное добро. Надеюсь только, в их логове, или где там мы окажемся, нас ожидает не слишком много бандитского вида приятелей. Если не более пяти, справлюсь. А если больше… к этому меня готовили тоже. От таких мыслей огонь внутри начинает бушевать, едва сдерживаю.
– Эй, Билл, она что, уснула?
Храплю. Добро их я уже оценила, ничего стоящего в телеге пока не приметила. Мебель, расписная утварь, ворохи с дорогой одеждой и какими-то тяжелыми тряпками. На кой оно мне надо? Внимание привлёк прикрытый в углу небольшой чёрный мешок. Его содержимое следует изучить позже. А пока можно и поспать.
– Свезло ж нам, приятель. Такую птичку поймали, долго можем с ней развлекаться. Только налупить тебя придётся, малец, – причмокивая, вещает одноглазый.
– С чего бы?
Вот недогадливый…
– Если готов уступить мне девчонку первому, тогда драться не будем.
Лежу, дивлюсь. Ни единого сомнения. Как все просто и безобидно в этом их мирке.
– Слушай, Билли. Что-то с ней не так. Тряпки явно чужие, а говор, слыхал, какой?
– Како-о-ой?
– Слишком правильный! Откуда такая красотка в наших диких краях взялась то? Вдруг, ведьма? – голос звучит громче, видимо, меня внимательно рассматривают.
Ага, насторожились. А я что? Храплю дальше, тихонько так, должны поверить. Ведьма так ведьма.
– Похо-ожа, – добавил одноглазый и харкнул.
– Так и есть, ведьма! Молодая, ручки белые, работы, ясно дело, не знали. Не пуганая. Смотрит, видал, как? Будто не мы ее, а она нас сожрать хочет.
Бранятся. Как мудрено бранятся, интересно даже стало, заслушалась. И такое лихо в местных болотах водится? Да, болота стоит обходить стороной!
– И мы ж, дурни, сами везём ее в нашу сокровищницу! Закопает, да золотишко приберёт. Давай-ка скинем по-быстрому, пока спит, и погоним клячу!
Так, ну все. Пора заканчивать представление. Телега мне нужна. Полдня на ней, что два-три пешком. И вещички стоит рассмотреть запрятанные. Авось все ж пригодятся. Очередной мой храп превращается в хриплый вой. Кривлю пальцы на вытянутых руках и поднимаюсь, закатив глаза. Даю волю внутреннему огню. Ладони загораются.
Как бы телегу не спалить, итак наладом дышит. Вы ещё здесь, мальчики? Вот же ж нерасторопные! Нет, так не пойдёт.
– Ритуальный нож… – выдаю им сиплым басом и делаю вид, что ищу орудие в телеге.
Слышу, как улепётывают. Дурачки, нож то у меня за поясом. Догнать бы, да научить уму-разуму. Ладно, дел у меня и других хватает, а вам, молодцы, благодарствую за телегу. Ах, ещё и еда имеется?! Премного благодарствую, мои хорошие. Буду рада свидеться вновь.
Стемнело быстро. Я только-только приноровилась погонять кобылку. Эх, нужно было внимательней наблюдать, как с ней управлялись прежние хозяева. Ну да ладно. Проехала с часок в сумерках и решила, что на сегодня довольно.
Спешилась. Откровенно говоря, здешние леса наводят на меня жуть. Уж слишком тихо и спокойно. У нас, коль море стихает, значит, самая гигантская тварюга подбирается совсем близко к острову, охотится на мелководье. Люди из пещер не высовываются. Кроты уходят далеко под землю. Змеевидные не летают. И все ждут криков. Долго ждут: часы, иногда дни. А потом кто-то вопит. И снова становится тихо-тихо. И каждый думает: «Хорошо, что это был не я». А после вновь начинают летать ящеры – мы слышим хлопанье их крыльев, и наши выбираются на охоту. Жрать то охота.
Далеко сейчас дом. Чудно.
Нашла полянку, что потемней и от дороги в стороне. Развела костёр. Огонь с ладошек сам прыгает на землю, коль призываю. Прежде подобного не случалось. Искрился, горел, выдавая во мне нелюдь, а теперь вот и слетать начал. Этак и поранить кого можно.
Зачем мне в лесу огонь? Сама толком не знаю: спокойно как-то, коли пламя рядом. Лошадь прижалась ко мне и уснула. Чувствует, верно, что не обижу, хозяином, стало быть, признает. Завтра стоит попробовать оседлать. Теория – одно, практика – совсем иное. Объяснять то нам объясняли, как с кобылами управляться, но на деле все равно понимаешь, что ничего в этом не смыслишь.
А сон все не идёт. Перевозбуждение, чужие звёзды над головой, диковинные крики. Как же тут уснуть?
В животе заурчало и я вспомнила, что не ела с самого утра, нет, и того дольше, с прошлого вечера. Такое для меня привычно. Кто знает, чем будет наполнен день грядущий? Нужны силы. Нашла в телеге хлеб, воду и вяленое мясо. Мясо откинула сразу. Всегда думала, жуя кусок, кем оно, мясо это, было. Драконом, кротом или кем-то, кто ходил рядом со мной? Всякое случалось на острове.
Есть хочу, но не могу. Чуждое все, диковинное. Пожевала ломоть, да и выплюнула. Не представляла, что такая я сентиментальная, пока никто не видит. Не нравится мне эта бабская чувствительность. Вернулась к лошади. Приласкала. Любая тварь любит ласку.
Ночью слыхала крики, вой, даже чью-то песню. Слух у меня, не в пример человечьему, вострый, может и за мили кто вопил, а может помянутое накануне лихо зазывало. Проверять не стала.
На рассвете кое-как взобралась на лошадь. Эк неудобно в платье-то, задрала то выше колен. Села же я по-мужски, ноги в разные стороны раздвинула. Да, знаю, не благовидно, не по-женски, но шея мне дороже. Магички, говорят, брюки носят. Попробуем позже и в портках. Лошадь без телеги сразу стала идти легче, быстрее. Я кое-как сижу, цепляюсь за ремни, что прежде держали телегу. Пару кругов по полянке прошла и хватит. Забрала свой куль, сунула в него два десятка серебряных монет, найденных под вещичками, а остальное бросила. Украшения опознать могут, как и кривую тачку с добром награбленным. А серебро едва ли.
В деревню.
Из-за холма показалось селение. Время в дороге пролетело быстро. Кобылка налегке несла скоро, а я все замышляла, куда б ее умыкнуть. В деревню нельзя – дело ясное. В лесу привяжешь, кости потом не найдёшь. Своих не бросают. Признала, значит, теперь моя, а стало быть, и ответственность я перед ней имею. Придётся с собой брать.
Ничего. Выкручусь.
Жутко-то как проезжать между этих домиков, аккуратненьких таких, с распахнутыми ставнями. За каждым забором видится монстр иль зверь лютый. А поглазеть на меня выходят обыкновенные люди. И что за люди – поди разбери. Это у нас все просто и немудрено – что не человек, то осуждённый на смерть мерзавец. А здесь попробуй отличи честного человека от кого другого. Да и, если откровенно, не видывала я этих честных людей. Какие они? Чем отличаются? Взглядом иль говором, а быть может, флером вокруг себя?
Сначала все больше выбегали детишки, теперь показались и бабы, пышнотелые, смуглые, румяные. А мужиков рядом с ними и нет, думается, трудятся на полях.
– Ты кто? – мощная дородная тётка тычет руки в бока и хмурится, вот-вот палкой меня погонит.
Видимо, не жалуют здесь пришлых, да и лошадку местные опознать могут. За кого заезжую оборванку, вроде меня, приняли? Нищенка, воровка, гулящая девка? Откуда уважению ко мне взяться-то?
– Мне бы воды, хлеба, да лошадь напоить. И пойду с миром. Скажи, матушка, могу у тебя купить поесть?
Хмыкнула. Руки на груди скрестила. А из-за юбки с разных сторон детишки выглядывают, не боятся. Мать шикает – тех в дом загоняет.
– А платить чем будешь?
– Есть чем платить! – бурчу ей в тон: ежели жизнь люди тяжелую проживают, так и не принято меж ними улыбаться.
Сомневается, что заплачу, щурится.
– Ладно, ступай на задний двор. А за клячей твоей Прохор поглядит.
Прохор – парнишка на несколько лет младше меня, ещё по-детски худощавый со впалыми щеками, а ростом и не меньше моего, берет кобылу и ведёт за ограду, а я обхожу кругом. И все мне мерещится гадкое. Вот сейчас из рук мальчишки выпорхнет ножичек и полетит в спину. Догонит, да на том и кончится моя история. Оборачиваюсь. Ничегошеньки нет.
Идёт хозяйка с плошкой. А в тарелке похлебка. Губы жует. Не доверяет мне. А я ей – что ж поделать. Жизнь нас обеих доверять не научила.
Открываю ладонь, протягиваю подготовленную монету.
– Серебро.
– Вижу, что не железяка, – прячет в складках юбки. – Ешь, остынет. Негоже гостю хозяину платить.
А монету то берет. Без неё я бы гостем в ее доме и не стала. Принюхиваюсь. Пахнет вкусно. Страх тугим узлом завязывается в животе. Отчего ж так боязно?!
Все чуждо.
Пробую, а потом накидываюсь с голодухи на еду ладную. И хлеб свежий, да с солью и маслом. Вот он какой, вкус солнца. И травы пучок. Все как положено, как с придыханием рассказывали о таком угощении каторжники.
А у бабоньки этой от сердца отлегло, взгляд потеплел, сочувствует, значится. Иногда поглядишь, как человек ест, и ясно становится поболе, нежели тысячи слов о себе расскажет.
– Давно не ела?
– Пару дней.
Кивает. Понимает, стало быть, каково это, когда желудок к спине прилипает, и голова кружиться начинает с голоду, да ноги слабнут.
– В дом зайдёшь?
Мотнула головой. И дальше ем, припоминая собственную продуманную легенду. Врать совсем не хочется и даже лукавить желания сейчас нету. Мало ли каким ветром одинокую девку в деревню занесло. Каким занесло, таким и унесёт.
– Матушка, ты прости мой вид непотребный, одна я осталась на этом свете.
– Сирота? – в глаза смотрит, пронзительно так, в саму душу заглядывает.
В такую минуту захочешь, а не соврёшь. Киваю и ем.
– Чем подсобить, доченька? Хочешь, оставайся у нас, помогать по хозяйству станешь.
– Не могу. Долг имею, оплатить надобно, – стараюсь говорить на ее манер, по-простому.
Глядит на меня пристально. В уголках глаз морщины залегли, пытается постичь, каким может быть мой долг. Не трудись, женщина, не догадаешься.
– Кобылу твою мы видели, да спрашивать, откуда она у тебя не буду. Уж лучше у тебя, чем у Серафима.
Пожимаю плечами. Мне то что: разбойника она помянула или местного кого. Моя лошадка. Не я искала ее, та выбрала меня. Могла бы оставить кобылу и здесь, но преданность дорогого стоит. Да и мысль греет: не одна я теперь в этом мире. И сразу на душе как-то теплее делается.
– Матушка, мне бы платье попригоднее, да еду в дорогу, не выручишь?
– А дорога дальняя ль, дочка?
Хотелось кивнуть, но сдержалась. Нужно быть проще, больше болтать. Столько слов я не привыкла говорить, а привыкать надо.
– Дальняя, матушка, в столицу.
Качает головой. Руку к щеке прикладывает.
– В столицу… И тебе надобно в столицу. Да что ж вам всем там делать, в столице то этой?! Попортит тебя жизнь столичная, красоту съест, соки все выпьет, да и выплюнет пожёванное тельце.
Ладно, скажу. Интересно, как простой люд среагирует на правду.
– Дар во мне просыпается, матушка, не знаю, что и делать с ним.
Украдкой наблюдаю ее неверие. Открыла рот, закрыла. Снова открыла, собираясь что-то сказать. Передумала. Спустя минуту:
– Стало быть, магичка?!
– Да какая ж с меня магичка? Так, огонь на руках, и только. Мать человеком, говорят, была, а кто мой отец – одному творцу известно. И что делать теперь, не знаю.
– Покажи, – подалась вперёд баба. – Сколько живу, никогда не видела магов этих!
– Я тоже, – правду говорю, как на духу.
Показала. Охала и ахала. Потом позвала детей диво смотреть. Оборванка – магичка. За детьми соседей. Между собой обмолвились, вроде как, была б моя воля, всю деревню спалила бы. А не спалила, значит, с добром пришла, так и они тем же ответить должны. Тут уже меня и в дом завели. И знакомиться стали. И блины-пироги подали. А уж когда мужики да хлопцы с пахоты вернулись, всей деревней пировать сели. Эх, как гуляли!
А на утро, едва принялась зоря (до чего ж дивная!), собрала я дары крестьянские, отвязала кобылку, и отправилась в путь. Не было мочи засиживаться тут. Ещё б чуток и осталась. Авось спасу сердцу милого и вернусь вместе с ним в деревеньку эту глухую.
Да чую не судьба.
Мой социальный статус возрос. Уже не оборванка. Самая обыкновенная крестьянка. Сарафан до середины голени, косынка на голове. К седлу привязана корзинка с едой и дарованные рубахи.
Добрые они, Верхние Торжки, быть может, и вправду наведаюсь, коли мир в душе настанет.
Для себя я сделала два вывода. Первый: это мир магов, и если ты маг, ты на коне. А я и вправду на коне, то есть на кобылке. И отмыли ее в деревне и накормили. И довольна Зорька моя стала, дальше некуда. Имя я ей выбрала утром, назвала первым, что в голову пришло. А та и откликнулась. Потрепала животинку за загривок.
Да все не о том я. Коль уж я маг, могу пользоваться всеми благами – просить, даже требовать у людей всего, чего душе вздумается. Еду, одежду, кров. Да только тошно от мыслей этих. Подумаешь, огонь в руках появляется! Другой вон головешку горящую возьмёт, тот же огонь у него будет. И поопасней меня станет. А кроме огня на руках ничего-то я больше не умею. И напрашивается сам собой вывод второй.
Учиться мне надо, найти себе наставника аль книгу какую умную. Читать я умею, как-нибудь и в магии разберусь. Не думала, что коль с острова выберусь, сразу в себе изменения найду. А магия моя, более ничем не сдерживаемая, просыпается. Все нутро горит. И болезненно делается: есть тяжко, спать. Самой же угореть не хочется. Стало быть, дорога у меня одна. К магам. Только они и помогут.
До магов я добралась к вечеру следующего дня. Лошадью я уже не управляла – она несла мое ослабшее, озябшее тело. Даже не помнится, спала прошлой ночью или нет. Лишь краем сознания я удерживаю картинку внешнего мира – сплошные домики, мощеные дороги. Ах да, какое-то время назад сквозь распахнутые ворота я миновала городскую стену.
– Что надо?
Пытаюсь сфокусировать взгляд на том, кто уже не в первый раз задаёт мне этот вопрос. Оружие, латы. Страж…
– Мне бы к магам, – едва слышится свой собственный голос, в горле пересохло, голова кружится.
Тело мое и не мое вовсе, легкое такое, словно парю. С трудом даётся каждое слово.
– К магам? Зачем это?
Губы отказываются шевелиться. Вот-вот упаду с лошади. Сил хватает только на то, чтобы послать слабый заряд в ладони. Чувствую, как они начинают искрить, а потом я лечу, и окутывает ласковая тьма.
Медленно прихожу в себя. Яркий свет бьет в ставни, стало быть, уже наступил новый день. Пробую пошевелить конечностями, получается вполне сносно. Вся я истыкана иголками и обмотана трубками, по которым течёт свет. Чистая магия! Дергаю за шнурок колокольчика, и через пару минут в комнату заходит, будто бы и летя над полом, очень высокая худая женщина. По мере ее приближения мои глаза от изумления распахиваются. Длинные уши, ничуть не прикрытые собранными в высокий узел совершенно белыми волосами, выдают в вошедшей даме эльфийку. Эльфы в землях людей и магов – большая редкость. Их край находится далеко на востоке за грядой высоких гор, страной рек и речных жителей. Дети леса предпочитают жить обособленно и замкнуто, имеют совершенно другие ценности и жизненные ресурсы. Их не интересуют ни богатство ни материальные блага – для них важна только жизнь и природа. Тысячи и десятки тысяч лет – срок жизни каждого эльфа. Целые эпохи в мире людей.
Вот и все, что я знаю об этой рассе.
Высокий звонкий голос резонирует с чем-то внутри меня, словно под кожей вибрируют потоки чистой силы.
– Ещё голодна?
Качаю головой. Голодной себя совсем не ощущаю.
– Вот и прекрасно! Мы восстановили твой энергетический баланс, впредь постарайся питаться регулярно и обильно. Ты была крайне истощена, даже обезвожена. А когда выпала из седла, последние ресурсы организма ушли на восстановление. Магия огня требует большой энергетической подпитки, ты разве не знала?
– Не знала.
Щебечет, словно поёт песню. Хочется внимать ей ещё и ещё. Странное чувство, будто, слушать звонкий голосок этого создания все равно что пить воду или дышать. Происходит насыщение звуком. Такая вот удивительная эльфийка.
– Как не знала? – искренне изумилась она, округлив свои и без того предельно большие глаза.
– Я ничего про магию не знаю. Она только просыпается во мне. И с каждым днём делается сильнее.
Молчит. О чем молчит, кто ж ее разберёт. Эльфы видят многое, что недоступно другим. Внезапно в прекрасном лице мне чудится скорая погибель. Вот узрит сейчас своим мистическим взором мое прошлое, да помыслы нечистые, и сдаст магам за милую душу.
– Нет, Нити, твои дела меня не беспокоят. Только здоровье, – прозвучал ответ на мои мысли. – Есть вещи, в которые мы не имеем права вмешиваться, да и не слишком хотим. Слушай меня и запоминай: в тебе открывается источник магии. И твоя магия – магия огня.
Киваю. Ну, все это я итак знаю, а вот то, что я на волосок от провала миссии, меня изрядно тревожит. Успеваю представить, как достаю из котомки возле койки нож и накидываюсь на длинноухую. Они, черти, быстрые. Хотя, говорят, и абсолютно правдивы. Коли сказала, что не выдаст, так и будет.
– Мы всегда говорим только правду. Ложь унижает и пачкает сильнее прочей скверны, – туманно поясняет, а меня уже порядком раздражает копание посторонних в собственной голове. – Пожалуйста, дослушай советы относительно твоего здоровья. Для мага это жизненно необходимо!
Соглашаюсь.
– Питайся регулярно и полноценно. Каждые два часа выпивай стакан воды – она тушит внутреннее пламя. Очень важно контролировать такие эмоции, как гнев и вожделение, не кормить их. Если чувствуешь, что тебя переполняет ярость или ты пылаешь страстью, срочно гаси! Окунись в живой источник – реку, озеро с проточной водой. Или выйди на открытое пространство и дыши, просто глубоко дыши.
– А если нет возможности?
– Тебе как можно скорее следует пройти инициацию. Желательнее всего с опытным магом твоей стихии. Тогда необходимость в этом пропадет.
Что такое инициация, я знаю. Анаис не единожды рассказывала лично мне об этом архаичном обычае у магов, и каждый раз меня бросало в дрожь.
– Не бойся, все не так страшно, как тебе представляется.
– Хватит копаться в моей голове! Ничего я не боюсь! – не выдержав, рявкнула я на эльфийку.
