Текст книги "Невеста на уикэнд (СИ)"
Автор книги: Юлия Цыпленкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 19
– Тигр-рик… Тигр-р-рик… Тигр-р-р-ру-улик…
Сумерки окутали старый город. Свет фонарей изменил реальность, добавив ей сказочной атмосферы. Я вытянула уставшие от долгой прогулки ноги и прикрыла глаза, наслаждаясь теплым ветром и умиротворением, поселившимся сейчас в душе. Негромко шумит фонтан, и где-то там поодаль взирает с легким любопытством вдоль всего бульвара Мирабо статуя его величества Рене Анжуйского.
– Устала?
Я посмотрела на Костю, устроившегося рядом на скамейке. Он улыбнулся, обнял меня за плечи и привлек к себе. Я уместила голову на его плече, и вечер стал еще чуть-чуть приятней от ощущения уже знакомого тепла большого и сильного мужского тела. Я скрыла зевок в ладони, но даже не заикнулась о возвращении в Гардан. Экс-ан-Прованс подарил нам чудесный и насыщенный день. Покидать его и возвращаться в лживую реальность не хотелось.
– Хорошо, – тихо сказала я, глядя на парочку, неспешно шествовавшую мимо нас.
– Ага, – откликнулся Колчановский. – Есть хочешь?
– Сколько можно есть? – проворчала я, снова прикрывая глаза.
– А что хочешь?
– Какая разница? – лениво спросила я, думая о том, что я уже получила всё, чего сейчас бы желала.
– Хочу сделать тебе приятное, – ответил шеф.
– Мне уже приятно, – улыбнулась я. – Тебе надоело сидеть на скамейке?
– Нет, мне тоже хорошо.
Я подняла голову, заглянула ему в глаза, и Костя коротко поцеловал меня в уголок губ, и я снова спрятала лицо на его плече…
– Ну, тигрик! – раздалось возмущенное у самого уха. – Открой глазки, я хочу за тобой ухаживать. Вера!
– А?!
Я подскочила на кровати и едва не скатилась с нее, но меня отловили, удержали и утвердили в устойчивом положении. Сердце зашлось в бешеном галопе. Я подняла взгляд и ошалело уставилась на деловитую физиономию Колчановского. Добившись необходимого результата, шеф жизнерадостно оскалился и взял с прикроватной тумбы поднос.
– Во! – счастливо объявил он. – Завтрак в постель. Доброе утро, рыбка моя.
Я перевела дыхание и мрачно оглядела синеглазый будильник, затем поднос с кофе, тостами и маслом, снова шефа и прошипела:
– Ты так очаровательно обходителен.
– Что не так? – озадачился Колчановский. – Я будил тебя ласково. Я мурлыкал, терся щекой о твое плечо. Я был нежен и настойчив, а ты полностью проигнорировала мои старания. Я оскорблен и раздосадован, а ты сама виновата.
И всё это с возмущенной физиономией человека, уверенного в своей правоте на все тысячу процентов. Ну, просто святая невинность и оскорбленная добродетель в одном отдельно взятом субъекте. Это же нормально орать в ухо спящему человеку, да?! Убила бы! И я снова упала на подушку. Натянула легкое покрывало до подбородка и принципиально закрыла глаза, пытаясь вернуться в свой сон-воспоминание о вчерашней прогулке по Экс-ан-Провансу.
Однако суровая реальность не выпустила меня из цепких лап мужика, решившего быть заботливым и нежным. Да-а, причинять добро – это о моем шефе. Я услышала, как тихо брякнула чашка на блюдечке, когда поднос вернулся на тумбу, и вцепилась в покрывало изо всех сил, уже отлично зная, что последует дальше. И одеяло ожидаемо рванули, но в этот раз мне удалось его отстоять. А чтобы победа не оказалось лишь призрачной, еще и завернулась в него, разом превратившись в гусеницу.
– Ну, ладно, – почти равнодушно произнес Колчановский.
И моя подушка вылетела из-под головы. Я переползла на подушку Костика.
– Бунт?! – изумился махровый шовинист и грубиян. – Не позволю!
Слова его, как обычно, с делом не разошлись, и мое восстание было подавлено. В прямом смысле. Восьмидесятикилограммовая туша навалилась на меня сверху. Точней, поперек меня, но и этого хватило, чтобы я задохнулась и, округлив глаза, просипела под напористой мощью «комиссарского» тела.
– Ты с ума сошел?
– Я требую внимания к своей персоне, – заявил он. После привстал и спросил с нескрываемой угрозой: – Проснулась?
– Чтоб тебя тигр сожрал, – выругалась я и села, буравя шефа злым взглядом, как только он слез с меня. И где та душка, с которой я провела вчерашний день? Похоже, почудилось. – Где твой завтрак?
– Только не надо его в меня кидать, – сразу предупредил меня Колчановский. – Кофе еще горячий… наверное. Нечего было так долго спать…
– У-уф-ф, – медленно выдохнула я и сосчитала про себя до десяти. Затем посмотрела на него и протянула: – Не-ет, Костя, ты не Чингачгук и даже не Горыныч. Ты – болотный гоблин.
– Почему болотный? – живо заинтересовался шеф.
– Потому что тянешь меня за собой в самую топь, – отчеканила я и соскочила с кровати.
– Это обвинение или комплимент? – услышала, когда дверь в ванную почти закрылась.
– Это суровая правда жизни, – мрачно ответила я и включила воду.
Да уж, сегодня вчерашний день и вправду казался сказкой, в которой жил мой прекрасный принц: обходительный, заботливый и внимательный. Но сказка закончилась, и принц превратился в гоблина. Ну, оно и к лучшему. Лучше беситься от его заскоков, чем млеть от случайных взглядов и коротких касаний украдкой. И если первую ночь в Провансе мы провели рядом достаточно спокойно, то после Экса Костику пришлось лечь на маленький диванчик, не предназначенный для больших шефов. Не я выгнала, сам ушел, провертевшись с боку на бок полночи. А я, разочарованно вздохнув, наконец, расслабилась и вырубилась, заняв постель всей своей персоной.
Тогда чему я удивляюсь, что он проснулся раньше меня и решил исправить это недоразумение? На коротком диване сладкие сны не снятся.
– Чудовище, – ворчала я, выключив душ. – Упырь. Это же надо такое доброе утро устроить. Ухаживать он желает, видите ли. А по-человечески не пробовал? Хотя откуда гоблину знать, как ухаживают люди? Они своим гоблинкам в ухо с утра орут, традиция, чтоб ее.
– Дорогая, я тебя слышу, – донесся до меня голос шеф.
– И это очень хорошо, – продолжая ворчать, произнесла я. – Не придется повторять дважды. Хотя кто этих гоблинов знает, может еще и на ухо тугие…
– Нет, спасибо, мне одного раза хватило, я усвоил, – снова прилетел ответ Колчановского.
– Хоть одна хорошая новость за утро, – усмехнулась я и вышла из ванной.
Поднос исчез, а нового так и не появилось. Только шеф валялся поперек застеленной кровати, пялясь в потолок. Но на звук открывшейся двери приподнял голову, оглядел меня и, перевернувшись на бок, подпер кулаком щеку.
– Мокрая и злая, – констатировал он. – Пир-ранья.
– Не подлизывайся, – ответила я. – Ты всё равно гоблин. Где мой завтрак?
– На кухне, – произнес шеф и даже указал рукой на дверь, наверное, чтобы я случайно не перепутала выход из комнаты с дверью шкафа. Заботливый же. По-гоблински, правда, но от души, не иначе. – Ты на меня рычала, я обиделся. Теперь ухаживай за собой сама.
– А как же Люся с Шуриком? – прищурилась я.
– Мадам и мсье работать изволят, – уведомил меня женишок. – Через два часа вернутся. Так что родителей поедем встречать мы с тобой.
Я гулко сглотнула и рванула в сторону двери – времени-то, оказывается, не так много в запасе.
– Не мог раньше разбудить? – сердито спросила я, выходя из комнаты.
– Я пытался, но вас же, королев, из пушки не разбудишь, – откликнулся шеф.
– Не так будил, – буркнула я.
– А когда разбудил так, чтобы уж наверняка проснулась, ты обиделась и поругалась со мной. Сама не знаешь, чего тебе надо.
Я обернулась и обнаружила Костика за своей спиной. Он развел руками, вопрошая: «Что?». Покачав головой, я вошла на кухню. Колчановский сразу уселся за стол и велел:
– Корми меня, женщина. Мои яства ты презрела, теперь трудись сама во имя нашего общего блага. Искупи вину, утоли печали. Короче, дай жрать!
– Не командуй, не на работе, – усмехнулась я и начала готовить завтрак заново.
У Люси на кухне стоял старый добрый бумбокс. Ради любопытства, что слушает мадам адвокатесса, пока готовит, я включила магнитофон, и из динамиков полилось задорное:
The kisses of the sun
Were sweet. I didn't blink,
I let it in my eyes –
Like an exotic dream.
The radio playing songs,
That I have never heard.
I don't know what to say,
Oh, not another word!
Усмехнувшись, я запела, знакомые с детства слова, но по-русски:
Что произошло? Сама не понимаю –
Песенку одну весь день я напеваю.
Все мои друзья поют со мною вместе,
Может быть, и вы споете эту песню?
Эту песню группы «Руки вверх» часто включала мама, когда я была маленькой. А когда в двухтысячном вышел англоязычный кавер группы ATC «Around the world», мама начала слушать и ее, но пела упорно знакомые слова «Песенки». И вскоре, внимая веселенькому легкому мотивчику, я уже не думала о том, что у меня имеется зритель. Пританцовывая у плиты, пока готовился омлет, я подпевала в деревянную лопатку:
Ла-ла-ла-ла весь день я напеваю.
Ла-ла-ла-ла весь день я повторяю.
Песня закончилась, и я запустила ее сначала. И на стол я накрывала, продолжая пританцовывать под жизнеутверждающую мелодию. А когда оказалась рядом с Костей, чтобы поставить рядом с тарелкой чашку с кофе, подняла на него взгляд…
– Ла-ла-ла… ла, – машинально произнесла я.
– Ла, – чуть хрипловато отозвался эхом шеф, и я оказалась сидящей на его коленях, даже не заметив, как он, перехватив запястье освободившейся от чашки руки, дернул меня к себе. Мы несколько бесконечно долгих мгновений мерились взглядом, а потом Костя прошептал: – Ох, Верка…
Он прижался к моим губам, и я судорожно вцепилась ему в плечи, потому что мир вдруг поплыл перед глазами, слился в разноцветную пелену. Сам воздух показался густым и горячим, а в ушах продолжал звучать шепот, больше похожий на судорожный вздох: «Ох, Верка…». Отчаянно зажмурившись, я обхватила Костю за шею и ответила на его поцелуй. Было страшно разомкнуть объятья и потерять этот короткий миг сказки.
Я чувствовала тепло его ладони, лежавшей на моей спине, и до крика боялась обернуться и обнаружить в дверном проеме зрителя, для которого предназначался весь этот страстный порыв. Но поцелуй всё длился, и никто не издавал вежливое покашливание, чтобы обнаружить свое присутствие, или смешок, не спешил подначить парочку голубков или просто пожелать доброго утра.
И когда шеф выпустил меня из ловушки своих губ, я, прерывисто вздохнув, обернулась. За спиной никто не обнаружился. Мы по-прежнему были одни, и поцелуй действительно предназначался только мне. Я снова посмотрела на Костю, и он ответил мне растерянной улыбкой, словно сам только очнулся и обнаружил меня на своих коленях. Шеф поджал губы, будто удостоверялся, что на них всё еще остался след поцелуя, после приоткрыл рот, кажется, собираясь что-то сказать, но снова его закрыл и кашлянул, прочищая горло.
– Будем завтракать? – севшим голосом спросила я. – Время идет.
– Да, надо спешить, – отозвался Колчановский.
– Да, надо, – эхом откликнулась я и встала с его колен.
Костя не удерживал. Он опустил рассеянный взгляд на тарелку с куском омлета и взялся за вилку. Я отвернулась, облизала губы, на который всё еще горел след поцелуя, слишком порывистого, слишком… искреннего, чтобы сразу выкинуть его из головы. И когда я села напротив шефа, то не сумела удержать вопросительный взгляд. Он слегка нахмурился, но не спешил ответить на невысказанный вслух вопрос. И этот поцелуй, словно топор палача, вдруг завис над нами, мешая вернуть непринужденный тон.
Медленно выдохнув, я принялась за завтрак, больше не чувствуя ни аппетита, ни вкуса. Колчановский меланхолично ковырял вилкой омлет, находясь в похожем на мое состоянии. Наконец он сделал глоток кофе и произнес:
– Приятного аппетита, тигрик.
– Приятного, Каа, – ответила я.
После завтрака я поспешила в комнату, чтобы привести себя в порядок, а Костя остался на кухне. Я услышала, как он включил воду, взяв на себя мойку тарелок. Мешать я ему не стала. Уже в нашей комнате я ожесточенно потерла лицо и велела себе:
– Спокойно. Всё под контролем. Я девушка свободная, могу себе позволить целоваться, с кем хочу. Мне никто и ничем не обязан. Поцеловались и забыли. Дело житейское.
Но дурацкий вопрос: «А что же дальше?» – продолжал крутиться в голове, пока я занималась собой. Мелькнула мысль, что нам нужно поговорить и выяснить отношения, но я поджала губы и мотнула головой. Не хочу навязываться. Захочет сделать следующий шаг – сделает. Сам. Не захочет, значит, будет так. Главное, не лезть с вопросами. Не лезть!
Придя с собой в согласие, я достала свежий бюстгальтер и скинула халатик на кровать.
– Вера… Вот черт.
Я вскрикнула от неожиданности, спешно прикрывшись ладонями, и Костя стремительно отвернулся.
– Извини, – буркнул он. – Я не знал, что ты неодета.
– Так спросил бы, – нервно ответила я, надевая предмет нижнего туалета.
– Не подумал.
– Еще бы, – проворчала я. – Откуда у гоблина мозг?
– Он спит, – усмехнулся Колчановский.
– Кто? – не поняла я.
– Мозг.
– Заметно, – фыркнула я, натягивая платье.
После завела руку назад и поняла, что не смогу сама застегнуть молнию. Я посмотрела на шефа, так и глядевшего в стену, и направилась к нему.
– Помоги, пожалуйста.
Когда Костя повернулся, уже я стояла к нему спиной. Он не спешил. Я скосила взгляд на зеркало и увидела, что он смотрит на меня. Затем нерешительно поднял руку, на секунду удержал ее, а потом коснулся моей шеи. Я затаила дыхание, ожидая, что будет дальше, и его пальцы медленно заскользили по позвоночнику вниз. Мое сердце еще мгновение назад, казалось, замершее, вдруг понеслось вскачь, гулко заухав где-то в горле. Я поджала губы, пытаясь справиться с сердцебиением и взволнованно участившимся дыханием, когда пальцы шефа достигли начала молнии и снова замерли. А потом я услышала короткий вздох, и молния вжикнула, резко поднятая вверх.
– Всё, – глухо произнес Костя и шагнул назад, словно спеша отдалиться от меня.
Я обернулась и встретилась с ним взглядом.
– Готова?
– Да, – ответила я шепотом.
– Я… жду в машине. Шевели лапами, тигрик, – преувеличено бодро сказал шеф и стремительно покинул комнату, так и не обернувшись в мою сторону.
– У-уф, – выдохнула я и мотнула головой. – Мы так долго не продержимся. С этим надо что-то делать… если надо.
И спустя десять минут я уже направлялась к машине, рядом с которой стоял мой лже-жених и уже, несомненно, дорогой мне мужчина. Он положил на крышу автомобиля руки и о чем-то разговаривал с Марселем, вальяжно развалившимся там же на крыше. Что втолковывал коту Костик, я не знала, потому что общались они по-французски. У меня в арсенале языков имелся только английский, который я изучила по настоянию дяди Вани, так что беседа мэтра Колчановского и мсье Котэ осталась для меня темным лесом. Но Марс внимал шефу благожелательно и даже уместил свою лапу поверх тыльной стороны его ладони, словно говоря: «Ну-ну, будет вам, любезный. Всё еще образуется».
– Не помешаю? – спросила я. – Пора выезжать.
Костя полуобернулся, мазнул по мне взглядом и сказал коту уже по-русски:
– Вот так и живем, Марс. Я начальник, а она командует. Думал, беру тихую трепетную пташку, а вышло, что вышло.
– Ябеда, – фыркнула я и, оттеснив шефа бедром, открыла дверцу и села в машину.
Колчановский снял Марселя с крыши, погладил по шелковистой, лоснящейся на солнце спине, и обошел автомобиль. После уселся на водительской сиденье и произнес:
– Прелестно выглядишь. Элле понравишься. Скромно и элегантно – то, что надо.
– Спасибо, – кивнула я, и в салоне воцарилась тишина.
Неловкость вернулась. Я не знала, о чем заговорить, Костя, кажется, тоже. А может знал, но не понимал, как к этому подступиться. Мне меньше всего хотелось выслушивать извинения за то, что произошло на кухне и в комнате. Не хотелось опять услышать, что он не хочет влюбляться, или вообще, что это было ошибкой, помрачением или попросту очередной репетицией перед прилетом его опекунов.
И я не выдержала, решив предотвратить еще невысказанные слова, которые могли ранить.
– Мы не будем обсуждать то, что произошло, – сказала я, глядя на дорогу.
– Да, – с готовностью кивнул Колчановский. Мне показалось, что он облегченно вздохнул.
Усмехнувшись, я отвернулась и поджала губы. Обидно… Все-таки обидно. Отмахнулся заведомо, не позволяя себе даже попробовать что-то большее, чем игра. Вновь усмехнувшись, я покачала головой. Да просто ему не нужны серьезные отношения, а я хочу именно этого. Но правила я ведь знала, не так ли? Он не обещал мне чего-то сверх того, что написано в нашем «брачном» контракте. Кресло у меня уже есть, будут деньги. Помимо этого появилось кольцо с бриллиантами, и меня свозили во Францию на частном самолете. Теперь еще и мужика подавай? Аппетиты-то растут, Пиранья Андреевна.
– Вера, – позвал Костя. Я обернулась и посмотрела вопросительно. – Я не жалею. Правда. Я хотел тебя поцеловать.
– А я хотела ответить, – сказала я.
– Хорошо, – произнес шеф. – Значит, мы оба сделали то, что хотели, и укорять нам друг друга и себя не за что.
– Не за что, – я отвернулась от него.
– Значит, всё по-прежнему?
– Да, – я пожала плечами. – Всё по-прежнему.
Мы снова замолчали. Но эта тишина нервировала. Как бы там ни было, но хотелось вернуть непринужденность нашего общения, и я ухватилась за то, что первым пришло мне на ум.
– Еще раз разбудишь меня воплем в ухо, я тебя загрызу.
– У меня не было выбора, – с готовностью отозвался Костя. – Я негодовал. Ты презрела мою нежность. Ответила пафосным храпом.
– Чего?! – я порывисто обернулась, пылая праведным возмущением.
– Вообще не вру, – шеф ударил себя кулачищем в молодецкую грудь. После скосил на меня глаза и произнес трагическим тоном: – Дорогая, я должен открыть тебе страшную правду – ты храпишь.
– Ну, знаешь, – угрожающе тихо ответила я, оттянув горловину платья. – Вот теперь ты точно нарвался.
– Будешь бить? – полюбопытствовал Костя. – Напоминаю, я веду машину, и любые боевые действия приведут к аварии.
Я покивала, соглашаясь, после протянула руку и ущипнула его за ногу. Колчановский возмущенно округлил глаза, и я ущипнула его снова.
– Нечестно! – воскликнул шеф. – Я же не могу ни защититься, ни ответить!
И я ущипнула его в третий раз, назидательно ответив:
– Бить девочек нельзя.
– Ты не девочка, ты…
Я прищурилась, ожидая, чем он закончит свою фразу, но Колчановский неожиданно произнес:
– Я вообще-то дурак. Выпал из колыбели, если помнишь.
– Справка есть?
– Будет, – уверенно кивнул шеф.
– Вот когда будет, тогда и поговорим, – усмехнулась я и протянула руку в четвертый раз…
– Мой адвокат лучше справки! – воскликнул Костик, прикрывая ногу ладонью. Я ущипнула его за тыльную сторону ладони. – Ай! Вера, я ведь мстить буду!
– Еще и мстительный, – удовлетворенно отозвалась я.
– Да просто отвратительный тип, – осклабился шеф. – Ай! Ну всё, Кольцова, ты нарвалась, – кровожадно пообещал Константин Горыныч. – Мы еще останемся наедине, я всё тебе припомню.
– Поглядим, – ухмыльнулась я.
Шеф нацелил на меня палец, после провел им по горлу и многообещающе произнес:
– Ходи и оглядывайся. У меня долгая память, длинные руки и…
– И ты – дурак.
– Да! – торжествующе кивнул Костик и покосился на меня: – Это я тоже запомнил.
– Забудешь, адвокат напомнит.
– Я всё сказал, – отчеканил Колчановский и добавил: – Но ничего не забыл.
– Еще бы, столько раз повторил, – деловито кивнула я. – Лучше запиши, я бы на твою память не стала надеяться.
– Синяки напомнят.
Вот так мы доехали до места, играя в словесный пинг-понг. Привычное и даже любимое занятие вернуло утраченное было душевное равновесие, и неловкость от внезапного порыва была сглажена. Так что из машины выходили уже собранными и готовыми продолжить гастроль. Костик обнял меня за талию и повел к зданию аэропорта.
– Всё будет хорошо, – улыбнулся мне шеф. – Тебе никто не испортит настроения, обещаю. Эта честь принадлежит только мне, и делиться ею я ни с кем не собираюсь.
– Утешил, – усмехнулась я.
– Кто, если не я? – философски произнес Колчановский. – Готова?
– Как пионер, – ответила я, и мы шагнули в двери.
Встреча с опекунами неумолимо приближалась. И когда Костя вдруг встрепенулся и махнул кому-то еще невидимому мне рукой, я лишь вздохнула:
– Ох, мамочка, – и растянула губы в приветливой улыбке…
ГЛАВА 20
Вечер накрыл Гардан теплым удушливым покрывалом. Ветер, устав работать летать над городом, махнул на него призрачным крылом и умчался в неизвестные дали, а может, духота доконала и его. И теперь ветер дремал, свернувшись в клубок под каким-нибудь кустом, как рыжий кот Марсель. В любом случае, на улице оставаться было тяжко, и мы перебрались в дом, где имелся кондиционер. Должно быть, обрадованный тем, что люди предпочли его капризному и вероломному ветру, кондей трудился изо всех своих кондиционерских сил, возвращая обитателям адвокатского дома жажду жизни и доброе расположение духа. Хвала создателю умной техники!
Станислав Сергеевич негромко общался с сыном и воспитанником, потягивая коньяк из широкого стакана. Мужчины обсуждали темы, в которых официанткам разбираться вроде как не полагалось. Впрочем, бухгалтеры тоже не особо понимали то, о чем рассуждали с умными лицами два бизнесмена и один адвокат. Потому я сосредоточила свое внимание на Элеоноре Адольфовне и Люсе, которые болтали, как старые подружки, живо обсуждая каких-то общих знакомых, насколько поняла, родственников Станислава Сергеевича. Но в этом разговоре я могла оставаться лишь зрителем, потому что не знала тех, о ком по-свойски сплетничали свекровь и невестка.
Нет, я не была совсем уж оторванным куском, и до недавнего времени активно принимала участие в разговоре, потому что он касался меня и Кости. Нам вообще был посвящен весь день с момента встречи. Меня осмотрели с пристрастием и любопытством, однако негативного отношения к себе я и вправду не почувствовала. Они были вежливы, дружелюбны, и я вскоре расслабилась и перестала волноваться. Да и поддержка Кости была ощутимой. Говорил чаще он, я лишь отвечала на вопросы, адресованные мне лично. Но старшие Поляковы не терзали меня допросом, они просто спрашивали обо мне, о моей семье – знакомились, в общем.
Впрочем, поначалу, когда мы вернулись в Гардан, дома нас уже ждали Шурик и Люся, и они неплохо оттянули от нас внимание родителей. Если честно, я ожидала вопросов, пусть не таких прямых, но по смыслу похожих на вопросы и высказывания бабы Нюры, однако и тут меня ожидал приятный сюрприз. Никто не намекал, что я зацепилась за деньги и прописку Костика, не подозревал в корысти и обилии пороков. Хотя после поездки к родителям Люси, я уже нашла баланс восприятия: что стоит принимать на свой счет, а что на счет невесты Колчановского. Лично ко мне, Кольцовой Веронике Андреевне, ни у кого не было ни претензий, ни особого интереса. Потому я просто абстрагировалась от возможных нападок – они предназначались другой женщине. Но ничего подобного не было.
Элеонора Адольфовна сделала мне комплимент, оценив выбранный для встречи с ней и ее мужем наряд. Я ответила любезностью на любезность, отметив, как ей идет нежно-голубой цвет легкого элегантного платья, в которое женщина переоделась после того, как мы добрались до дома. Я не лебезила, не пыталась понравиться и относилась к ним, скорей, как важным партнерам. С ними нужно было подружиться и произвести благоприятное впечатление, большего от меня не требовалось. Смущалась в первые минуты знакомства, после чувствовала себя свободно и уверенно.
Но вот сейчас мне стало скучно. Щебетание и смех двух женщин не имели ко мне никакого отношения. Я могла бы сказать, что это невежливо по отношению ко мне, если бы встреча была посвящена моей персоне. Однако это была семейная встреча, а я не имела к их семье никакого отношения, пока не имела для них, и совсем для себя лично. Для младших Поляковых я была новой знакомой, для старших подружкой их воспитанника. Не жена и невеста, о которой стало известно вдруг, как о свершившемся факте. И если младшие уже привыкли ко мне, то для старших я была попросту чужим человеком. И стать частью этого мирка мне было не дано, потому что я всего лишь фантом, призванный шефом из небытия, куда и должна буду вернуться после окончания своей миссии. Призрак невесты… Забавно.
– Прошу меня извинить, – прервала я Элеонору и Люсю. – День был насыщенным, я устала и оставлю вас.
– Ты заскучала, – поняла мадам Полякова. – Это наша вина, прости.
– Нет, всё в порядке, – улыбнулась я. – Я просто устала. Доброй ночи.
– Доброй ночи, Вера, – вежливо улыбнулась сеньора Полякова. – И извини нас, мы действительно повели себя невежливо.
– Всё хорошо, – повторила я. После пожелала спокойной ночи мужчинам и направилась в сторону нашей с Костей комнаты.
Если честно, то мне было грустно. Как бы там ни было, но мне хотелось бы стать своей для этих людей. Ненужное и иррациональное желание. О том, что я – временное явление, я помнила. И все-таки мне хотелось быть частью этого маленького мира. Наверное, из-за Кости. Мне хотелось, чтобы весь этот фарс оказался правдой, и тогда, может быть, я сама перестала бы держаться отстраненно, но обманывать себя ложной надеждой было глупо. Будет, как будет.
– Вера.
Я обернулась. Шеф мягко сжал мое лицо ладонями и заглянул в глаза.
– Ты чем-то расстроена? Обиделась? На меня? Я оставил тебя без внимания…
Улыбнувшись ему в ответ, я обняла Костю за талию и отрицательно покачала головой.
– Нет, я не обиделась, честно. Вы давно не виделись, и тебе хочется пообщаться, – сказала я. – Со мной ты уже наговорился на год вперед. Я лягу, а ты болтай. Никаких обид нет и быть не может.
– Я провожу тебя.
– До постели? – хмыкнула я.
– Это приглашение? – прищурился Костик. – Учти, я – человек вежливый и отказаться не смогу. Такт и всё такое.
Я ткнула кончиками пальцев Колчановскому в лоб:
– Балабол.
– Я не только вежливый, но и честный человек, – возразил он, пристально глядя на меня. – Скажи, и я приду.
– А я – взрослая самостоятельная женщина, – усмехнулась я, делая вид, что не поняла намека. – И до постели дойду сама. Иди, я как-нибудь сама справлюсь. Обещаю, не заблужусь. Буду спать, не буди.
– Тогда доброй ночи, тигрик, – сказал Костя. – Ты была на высоте. Горжусь тобой.
Он секунду поколебался, а после склонился и коротко поцеловал меня в уголок губ.
– Подлиза, – улыбнувшись, ответила я и провела по его щеке ладонью. – Я просто была. Ладно, – отстранившись, я сделала шаг от него. – Спокойной ночи, Каа.
После развернулась и направилась дальше.
– Вера, – позвал меня шеф, но я не стала оборачиваться, просто подняла руку и помахала ему, а затем скрылась за дверью. Костя за мной уже не пошел.
Приняв душ и переодевшись, я завалилась на кровать поверх покрывала. Перевернулась на живот и, обняв подушку, уткнулась в нее носом. Спать не хотелось совершенно. Я вполне могла остаться со всеми, но быть гостем на чужом празднике жизни мне не нравилось. Всего лишь жалость к себе, которой не должно было возникнуть, но человек есть человек, и его слабости не исчезают даже в соответствии с контрактом.
Перевернувшись на спину, я, уставившись в потолок, разглядывала тень от веток дерева, росшего неподалеку от окна.
– Что ж так тяжко? – спросила я тень. Она таинственно промолчала.
Не влюбилась бы, сейчас спала бы сном праведника, уже распланировав, как потрачу свое богатство. А так даже денег не хочется. И ведь ничего не предвещало. Начальник и начальник, лишь бы зарплату платил и не доставал слишком часто недовольством. Я же и вправду в нем мужчину не видела. Почему интересно?
Перевернувшись на бок, я теперь смотрела в окно. Действительно, почему не замечала ни его синих глаз, ни мужественности, ни привлекательности? Ходил мимо человек, жил своей жизнью, иногда разговаривал, а оставался нулем. Пустота, которая существует где-то в параллельном мире, лишь изредка пересекаясь с другими мирами. И тебе, по сути, плевать на эту пустоту: чем живет, о чем думает, какие у нее радости и печали. Просто вакуум, помещенный в человеческую оболочку. Не отчитывал бы и ладно.
А теперь вакуум исчез, и под оболочкой оказалось живое существо. Оно дышит, мыслит и всё больше занимает твое личное пространство, прорастая в душу и разум крепкими корнями. И вот ты уже смотришь на него и понимаешь, что готова не отводить взгляда еще лет сто. Он превращается в ось бытия, которая поддерживает тебя и дает смысл жить дальше. И когда он касается тебя, когда смотрит, целует – это становится таинством, из которого ты черпаешь силы.
Мой источник сильно горчил, подтачивая, а не давая силы. Ось шаталась, словно пьяная, и я вот-вот готова была рухнуть на землю, разбив в кровь коленки. Только поделать с этим уже ничего не могла, потому что вакуум, носивший имя – Костя, уже перестал быть вакуумом, и я слишком хорошо ощущала в нем жизнь, чтобы вновь уверовать в пустоту из параллельного мира.
– Как же быстро, – прошептала я. – Слишком быстро. – Затем села на кровати и прошептала: – Контракт, Вера, у вас контракт. Тьфу.
Устав от собственных мыслей, я отчаянно захотела оказаться среди людей, чтобы слушать их разговоры, наблюдать и ни о чем не думать. Однако одеваться и возвращаться назад я не собиралась. Решила просто послушать голоса, освободить голову и вернуться в комнату. Авось, после этого смогу заснуть. И, накинув халатик, я тихонько выбралась из комнаты и замерла, прислушиваясь к неспешному течению беседы.
Поначалу я не различала слов, да и не стремилась к этому. Я не хотела подслушивать, просто отвлечься от собственных размышлений. Но вскоре я начала разделять голоса, узнавая, кому они принадлежат, а чуть позже уловила и смысл разговора. Они обсуждали меня. Поняв это, я подошла ближе, теперь уже вслушиваясь в то, что говорили хозяева дома и их гости.
– Я не спорю, – говорил Станислав Сергеевич, – она приятная девушка. Внешне миленькая, не отталкивает поведением, чувствуется воспитание. И все-таки официантка… Костя, от тебя я этого не ожидал. Что у вас может быть общего?
– То, что я люблю ее, не устраивает? – спросил в ответ Колчановский. – Мне хорошо с ней, разве не это главное в отношениях мужчины и женщины?
– Нет, милый, – вмешалась Элеонора, – мы ничего не имеем против ваших отношений. Если тебе девушка нравится, то почему бы и не встречаться с ней? Но жениться… – она сделала многозначительную паузу, а затем продолжила: – Ты всегда говорил, что для совместной жизни выберешь девушку своего кругу, со связями. Это было разумно, и мы всегда одобряли твое решение. И вдруг такой мезальянс.
– Ты не права, мама, – заговорил Александр, – Вера не из дикого леса. Она умеет вести беседу, не лишена юмора…
– К тому же они очень гармоничная пара, – прервала мужа Люся. – Разве вы не заметили, что им комфортно друг с другом?
– Адвокаты могут пока отдохнуть, – усмехнулся старший Поляков. – Когда кому-нибудь нужна будет защита, вас попросят о помощи. Мы не нападаем и не судим, просто хотим понять и донести собственное мнение. Костя.
