Текст книги "Невеста на уикэнд (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 16

Люблю тебя, о мой диван,

Ты мягок и удобен

И трам-парам-парам-парам

Ты просто бесподобен.

– Н-да, – я вздохнула и открыла глаза.

Ода дивану так себе. Поэт из меня средней паршивости, и мне придется с этим как-то жить. Потеря потерь. После села и оглядела свою комнату. Взгляд становился на журнальном столике, где стояла рамка-сердечко с фотографией Колчановского. Поджав губы, я перевернулась и упала лицом в подушку. Я не скучаю, не скучаю, не скучаю…

– Черт!

Поднявшись с дивана, на котором собиралась блаженствовать, а не мучиться, я подошла к фотографии и взяла ее в руки.

– Ну что смотришь? – проворчала я. – Улыбается он еще, поглядите на него. У тебя-то всё хорошо, да? Работаешь там, ни о чем не думаешь. Небось, с Лизой своей уже успел встретиться, напряжение скинул, угу. Да пошел ты.

И фотография переехала в шкаф. На полку с пододеяльниками. Вот пусть там и лежит, самое место. Удовлетворенно потерев руки, я вернулась на диван и взяла пульт. Пощелкав по каналам, я закрыла глаза и решила, что нужно поспать. Во сне ни о чем не думается. Но уже через минуту достала из-под подушки телефон, посмотрела на экран, но ни пропущенных звонков, ни сообщений там не было. Да что б меня! Телефон вернулся под подушку, и я упрямо закрыла глаза.

А через пару минут подскочила на диване, потому что из-под подушки неслась мелодия вызова. У меня вдруг затряслись руки от нахлынувшего волнения, к горлу подкатил ком, и сердце гулко заухало в груди.

– Да совсем что ли чокнулась?! – рассердилась я на себя и выхватила телефон, чтобы уже через мгновение ощутить дикое разочарование – это был не он. – Аллё, – из-за обуревавших меня эмоций, голос прозвучал зло.

– Здорово, племяшка? – дядя Ваня был как обычно бодр и ехиден: – Почто дядьку родного обгавкала?

– Еще не начинала, – проворчала я. – Привет, дядь.

– Тамбовский волк тебе дядь, – прилетел мгновенный ответ.

– Дядя Ваня, – поправилась я. – Соскучился?

– Аж зубы сводит, – с усмешкой произнес он. – Ты чего злющая такая?

– А от тебя добротой так и прет.

– Мне по сроку службы положено, а ты молода еще, чтобы рычать. Что случилось-то? С работы выперли?

– А ты этого так и ждешь? – кривовато усмехнулась я. – Нет, дядя Ваня, меня шеф ценит. Недавно премировал за отличную работу денежной суммой и дорогущим креслом. У меня всё отлично. А вы там как?

– Приезжай, узнаешь, – ответил дядя. – Не засиделась еще в чужих краях?

– У меня теперь такое кресло, что еще лет пять могу просидеть, зад не отвалится, – я невольно улыбнулась и приняла удобную расслабленную позу. – Что у вас нового?

– А что тут нового? Родители твои, как обычно, я тоже. Всё стабильно. Так когда домой? Давненько не появлялась.

– Будет отпуск, приеду.

– Не дурила бы, была бы вольной птицей…

– Ой, не начинай, – скривилась я. – Заведешь старую песню, отключусь.

– Как поживает твой дурак? – почти не сменил тему дядя.

– Дурак рассосался.

– Ну, хоть одна хорошая новость. Нового дурака нашла?

– У тебя хоть кто-то умный есть?

– Есть, конечно, – усмехнулся дядя. – Я.

– Кто бы сомневался. У нас в семье только ты вундеркинд.

– Не хами, солнышко, я ведь и навестить тебя могу, – голос дядя стал вкрадчивым. – Посмотрю, где живешь, с кем дружишь, где работаешь…

Я закатила глаза. Хотела ответить резко, но передумала и покладисто произнесла:

– Прости меня, дядя Ваня, я не хотела тебя обидеть. А приедешь, я уеду, – пообещала я. – Хочешь разрушить мою жизнь, продолжай в том же духе. Опыт уже есть.

– Ну-ну, не заводись, не хочу ругаться. Я не для того звонил, – пошел на мировую родственник.

– А для чего?

– Ты у меня единственный ребенок, хоть и племяшка, я действительно скучаю. Неужели нельзя просто пообщаться, не задирая друг друга?

– Ты первый начал, – ответила я ворчливо.

– Сама-то не сильно отмалчивалась. Кровь, мать ее, не водица, – хмыкнул дядя. – Брат мой рохля, твоя мать – интеллигентная женщина, а ты в меня характером пошла. Такая же зараза. – Я снова закатила глаза, слушая уже знакомую песню. – Чего молчишь? Поддакнула бы хоть, порадовала старика.

– Тебе до старости, как мне до Пекина лунной походкой, – улыбнулась я. – Я люблю тебя, дядя Ваня.

– Вот с этого и следовала начинать, – произнес довольный родственник. – А то рычит она, как тигра голодная. Может, я все-таки приеду? Хоть повидаемся, погуляем, а?

– Нет, – сказала я, как отрезала. – Это я приеду, вот тогда повидаемся, и погуляем. Мне твой нос в моих делах не нужен, своего ума хватает.

– Был бы ум…

– Всё, мне пора бежать. Люблю, целую. Пока! – протараторила я и отключилась. – Уф.

А я предупреждала, что слушать не буду! Предупреждала? Предупреждала. Сам виноват. Затем посмотрела на то место, где еще недавно стояла фотография Колчановского, покачала головой и сползла по сиденью дивана на пол, да так и осталась в позе забытой игрушки. Однако ненадолго, потому что телефон опять разорвало мелодией вызова. Чертыхнувшись, я посмотрела на экран – дядя. Нажав ответ, я собралась повторить, что мне некогда, но услышала только одно:

– Жди в гости, – и труба замолчала.

Мои ноздри в одно мгновение раздулись под напором пара. Я швырнула телефон, и моя умница удачно приземлился на мягкое кресло, оставшись живым и невредимым. Ну, дядя Ваня… Ну… ладно. Мою депрессию, как рукой сняло. Вскочив на ноги, я промчалась по комнате ураганом, не зная, куда выплеснуть распиравшую меня энергию, и снова поглядела на журнальный столик. Ноги сами привели меня к шкафу. Я достала фотографию и с чувством прижала к груди:

– Лапочка моя, чтобы я без тебя делала? – умиленно произнесла я и звонко чмокнула снимок начальника. Мне даже показалось, что у него глаза стали шире от изумления, и ткнула кончиком пальца шефу в лоб: – Не вникай. – После отнесла фото обратно на столик и пробормотала: – Как же всё вовремя.

Настроение у меня, несмотря на непрошенную тоску по одному мужчине и злости на другого, поднялось до уровня Аники-воина, и я схватила с кресла телефон, чтобы… пожаловаться.

– Вы посмотрите, кто у нас нарисовался, – послышался насмешливый голос моей подруги. – Это откуда такую красивую тетечку к нам замело?

– Лёля, ты сейчас упадешь, – сообщила я, разом отметая всё ее ехидство. – Меня разрывает!

В трубке наступила недолгая тишина, а затем Лёлька строго велела:

– Жалуйся.

– Дядя Ваня!

– Ясно. Выговориться и выпить?

– Можно.

– Приезжай.

– Жди.

Обожаю мою Лёлю! Два слова, и она уже ухватила суть. А завтра на самолет… Перегар, больная голова, желчи по самую маковку, и вся она прольется на шефа. Я себя знаю. А плевать! Хватит киснуть, пора сворачивать горы! Ну, хотя бы попинать камешки. И больше я на диван не возвращалась.

Быстро переодевшись и подкрасившись, я устремилась прочь из обители скорби и страданий. Довольно! Второй день дурью маюсь, сколько можно?! Размазала сопли по линолеуму, так и поскользнуться недолго. Тоже мне, дева нежная, страстью сраженная. Долой томность! Вероника Андреевна кутить желают! А ведь начинала с желания выговориться… Ну, женский разум, как говорит Колчановский, еще тот лабиринт. Костик…

– Тьфу, – сплюнула я и вышла за дверь. Лёлик, я иду!

Подруга моя родом из моего города, и дружили мы с ней с седьмого класса. Она знала обо мне всё, как и я о ней. И когда я рвала когти из дома, то приехала сюда именно из-за нее, потому что знала, что Лёля примет меня. Она и приняла. На тот момент она уже была замужем, и хоть Толик – душа-человек, но семья есть семья.

Я задержалась в доме подруги на три месяца, пока подыскивала жилье и работу, и последний месяц чувствовала себя не в своей тарелке. Нет, ребята меня не выгоняли, даже, кажется, особо не тяготились присутствием, но мне было не по себе. Словно пятое колесо в телеге.

Потому сняла первое, что подошло по цене – комнатку в квартире бабульки-кошатницы. Добрая женщина, но пять кошек в квартире, бр-р… Обувь всю пришлось менять, и любимая куртка нашла покой на помойке – коты метили всё, что под хвост попадало. Хорошо, что через пару месяцев попалась квартирка на окраине. Развалюха, но жить было можно. А через год, я устроилась в компанию Колчановского, и условия для жизни улучшились.

Но я не об этом. Я о Лёле. Посмотрев на мои мытарства, подруга взялась за мое трудоустройство, потому что ничего толкового с ходу найти не удалось, а финансы, с которыми я явилась, уверенно таяли. Она бы и раньше помогла, но я хотела сама найти хорошее место, однако приезжая без опыта работы, несмотря на образование, была никому не нужна. Я даже на кассе в супермаркете посидела, но не сошлась с директрисой – характер, язык и все дела. Но тетка сама нарвалась. Наглая до ужаса.

Вот тогда, слушая мои гневные выкрики, смешанные со слезами обиды, Лёля и сказала:

– Хватит с тебя, мать, экспериментов, будем выбираться.

И протолкнула меня бухгалтером на фирму, где работала. Вот с этого момента кривая моей жизни снова пошла вверх. Работать рядом с подругой мне нравилось, было весело. И приятелем я обзавелась там же. Вроде было и неплохо, но… не судьба. Разошлись. И со следующим. Однако мое повествование не о неудачах на личном фронте.

А узнав, что в молодую и уверенно растущую компанию требуются специалисты, я пошла на собеседование. Опыта у меня, конечно, по-прежнему было «кот наплакал», но зато главбух – Леокадия Дмитриевна, тоже душевная женщина, дала мне рекомендации, ну и образование опять же. Так и попала к Костику…

Опять отвлеклась. В общем, Лёля, узнав о моем решении, вздохнула и благословила, но дружба наша на этом, естественно, не закончилась. Она была моей жилеткой, отдушиной и семьей, ну и психологической помощью по совместительству. Да-да, и собутыльницей тоже. Когда ей нужно было выговориться, я подставляла свое плечо. А если случался прилив страданий по тяжелой женской доле, Толик старался задержаться у приятелей, хотя бы пока одна из мегер, то есть я, не уползет в свою нору. Хороший Толик, понятливый. Вот такая у меня Лёля, почти как Шурик у Колчановского, только в юбке и не адвокат.

Когда я добралась до дома подруги, она уже накрыла, как говорится, поляну. Пятница, почти вечер…

– А ты чего уже дома? – запоздало удивилась я. – Еще только четыре.

– И тебе привет, – деловито кивнула она. – Тебе повезло, я на сегодня отпросилась. Нужно было с утра кое-какими делами заняться, бегала по инстанциям. Если бы не отмалчивалась все эти дни, то знала бы. Я вообще подумала, что ты мое сообщение прочитала.

– Не читала, – созналась я. – Позвонила на эмоциях.

– Ну, значит, звезды сошлись, – философски заметила Лёля и указала на кухню: – Проходи.

Я скинула туфли, прошлепала в указанном направлении и бухнулась на свое законное место у окошка. Лёлик расположилась рядом и нацелила на меня штопор:

– Я хочу знать всё. Всё-всё-всё. Куда пропала, почему затихла, и зачем едет твой дядя. Надеюсь, он мой адрес не знает? Я ему дверь не открою. Даже не вздумай у меня прятаться.

– Не, я спрячусь дальше и надежней, – усмехнулась я.

– Подробности. Про всё-всё-всё.

– Про всё не могу. Только про дядю.

– Не поняла, – вкручивающийся в пробку штопор замер. Лёля устремила на меня недоуменный взор. Ну вот, теперь они с Шуриком стали еще ближе друг к другу, моя подруга тоже не может узнать правды. Договор и Костя… чтоб его.

Коротко вздохнув, я ответила:

– Договор о неразглашении.

– Ты во что ввязалась? Полиция? ФСБ? ЦРУ?! – округлила глаза Лёлик. – Мать, ты что творишь без надзора?

– Лёль, будь человеком! – возмутилась я. – У меня трагедия всей новой жизни, а ты ко мне с глупостями пристаешь.

– Ничего себе глупости, – проворчала подруга. – Новое платье не оценила, меня в нем не лайкнула. На звонки отвечаешь раз через десять. Темнишь, изворачиваешься, на работе не работаешь… О-па! – Лелик, уже откупорившая бутылку, отодвинула ее в сторону и прищурилась: – А ты-то почему не на работе? То тебя из офиса плюшками не выманишь, а то вдруг явилась ни свет ни заря.

– Болею я, – заявила я. – Душа у меня, Лёлик, болит, – и я ударила кулаком себя в грудь.

– Чего?!

Лёля внимательно осмотрела мой розовощекий облик, хмыкнула и разлила вино.

– Ну-ну, – изрекла она, поднимая бокал. – За здоровье.

– За душевное, – уточнила я.

– И за него тоже, – согласилась подруга, и мы чокнулись бокалами.

День покатился к вечеру со страшной силой. Лёля, как умная и коварная женщина, дала мне высказаться по поводу дяди, старательно наполняя наши бокалы. Поддакивала, возмущалась, стучала кулаком по столу – в общем, поддерживала, как могла. Толик, вернувшийся с работы домой, посмотрел на наш святой женский союз и ретировался, не забыв сказать свое веское мужское слово:

– Отдыхайте, девочки, не буду вам мешать.

– Умница моя, – умилилась Лёлик и сурово вопросила вслед: – Куда?

– К Димке схожу, – ответил опытный супруг.

– Смотри мне, – погрозила подруга мужу.

– Обязательно, – кивнул он и растворился за пределами квартиры.

– За умных мужиков, – предложила следующий тост Лёля, и я задрала нос:

– Не буду.

– Чего это? – опешила подруга.

– От умных все беды, – ответила я.

– Поясни, – посуровела Лёлик.

И я начала свои путанные и извилистые пояснения, всё еще избегая называть имена и события. Моя речь изобиловала всхлипами, трагическими нотками и восклицаниями на надрыве. Всё это было приправлено пьяными слезами и периодическими театральными паузами для усиления эффекта и попытками справиться с потоком откровений. Но винная бомба уже рванула, и меня несло по кочкам и выбоинам повествования.

Лёлька явно пыталась вникнуть в мою историю, но пока мало что вынесла из нее. Наверное, даже жалела, что мы допиваем вторую бутылку. В любом случае, как умная и, повторяю, коварная женщина, она своего добилась – часть правды я на нее все-таки вывалила.

– Я ж к нему всей душой! – в душевном надрыве восклицала я. – Себя не жалея, на кровати… А он глазами своими синими смотрит… – мой голос пошел на понижение и затих на трагическом полушепоте. Но уже через минуту умиленно всхлипнула: – А глаза какие… озера! Как посмотрю, так тону, только пузыри пускаю. А он… Он! Даже не позвонил…

– Имя, сестра! – сыпала цитатами подруга, заходясь от любопытства: – Скажи его имя!

– А имя какое… – продолжала я пускать розовые пузыри. – Какое у него имя…

– Какое?! – зарычала Лёлька. – Мать, не томи!

Я скинула голову и дала откровение:

– Чингачгук, – а после я откинулась на стенку, возле которой стоял мой табурет, мечтательно прикрыв глаза. – Большой змей.

– Э-э… в смысле, то самое?

Я приоткрыла глаз и посмотрела на подругу. Она, как завзятый рыболов, развела руки, пытаясь изобразить потенциальный размер того самого. Я отмахнулась и протянула:

– Каа-а. А меня, знаешь, как называет? Тигрик, – я снова вздохнула и вдруг с силой ударила кулаком по столу: – Два дня не звонит!

– Гад какой, – снова посуровела Лёлик. – А ты звонила?

– Я за мужиками не бегаю, – ответила я. – Гордая.

– Все наши беды от гордости, – вздохнула подруга. – И от мнительности. Ты вот сопли на кулак наматываешь, а он, может, в делах весь.

– Конечно, в делах, – возмутилась я подругиным сомнениям. – Мы же завтра во Францию улетаем. На неделю.

– Ну, ты вообще-е, – протянула Лёлик, разом теряя женскую солидарность. – Ее мужик во Францию везет отдыхать, а она сидит на него жалуется. Меня бы Толик позвал, я бы пищала и визжала от радости, а ты… ты неблагодарная, – вынесла она вердикт.

Я оскорбилась:

– Да что б ты понимала! Это же не по любви, это по делу!

– Так, – мотнула головой подруга, – давай сначала. Ты была с ним, знаешь, что у него большой змей, а летите не по любви, а по делу?

Я поморгала, пытаясь понять, о чем она говорит. Осознала и округлила глаза:

– Дура что ли?! – возмутилась я, покрутив пальцем у виска. – Ничего у нас не было! Он змей по своей сути, а про это я понятия не имею. Больно надо, – я фыркнула и передернула плечами, а в глазах Лёли мелькнула жажда убийства.

Она громко сгрызла половинку яблока, после нацелила на меня палец и вопросила:

– Так было у вас что-то или нет?!

– Конечно, нет, – ответила я, качая головой. – Ну, ты совсем уже.

– Это ты, мать, совсем, – ответила подруга и постучала кончиком указательного пальца по лбу. – И меня с ума сведешь. То кровать, то ничего не было. Отношения деловые, а рыдаешь, что не звонит. Еще и во Францию на неделю. И в глазах тонешь. Что происходит?!

– Полный бред, – махнула я рукой, и Лёлик подвела итог:

– Факт.

Мы замолчали. Я продолжала свои страдания, усиленные возлияниями, подруга о чем-то думала. Наконец, отодвинула тарелку с фруктами и шлепнула по столу ладонью.

– Давай, звони ему, – велела она.

– Зачем? – удивилась я.

– Надо выяснить всё раз и навсегда, – безапелляционно заявила Лёля. – Что он порядочной девушке голову дурит? Дурит же?

– Ну…

– Значит, дурит, – уверенно кивнула моя подруга. – Звони.

Мне вдруг показалась эта идея правильной и даже логичной. Я полезла в сумочку, нахмурилась и перевернула ее над столом, вытряхнув всё содержимое – телефона не было. И тут моя затуманенная винными парами память нарисовала мне журнальный столик, на котором стоял портрет Костика, а рядом телефон. Взбодренная звонком дяди, а после приглашением подруги, я, кажется, оставила опасный носитель информации дома.

– Ну? – спросила Лёлик.

– Не буду звонить, – хмуро ответила я. – Телефон дома забыла.

– Звони с моего.

– Я номера не знаю, – снова всхлипнула я. – Он мне сам его забил, а я не запоминала. Еще и назвал, знаешь как? Любимый, эх….

– Ну, сволочь! – вознегодовала Лёля. – Любимый, значит, а сам хвостом вертит? Где ты его откопала?

– Сам пришел, – буркнула я и поднялась на ноги.

– Ты куда? – спросила подруга.

– К нему, – мрачно возвестила я. – Если змей не ползет к пиранье, пиранья сама приплывет. – И отмахнулась: – Не забивай голову.

– У меня уже нет головы, – честно призналась Лёлька. – Ты мне ее взорвала вместе с мозгом. – Она пару секунд подумала: – А может не надо домой? Ты такая… уставшая. По телефону-то не видно. А тут завалишься, раскрасавица.

– Я в порядке, – заверила я, придерживаясь за край стола.

– Может я с тобой?

– Нет. – Я потянула носом и мотнула головой. – Сама.

– Мать, ты ненормальная, – произнесла Лёлик: то ли с восхищением, то ли увещевая – я не разобралась. Но сильно настаивать ни на своей компании, ни на том, чтобы я отказалась от затеи, не стала. Если нетрезвая женщина что-то втемяшила себе в голову, она – локомотив. А Лёля на путях стоять не хотела.

Однако к такси отправилась вместе со мной и добросовестно записала номер.

– Во избежание, – наставительно сказала она. – Удачи, мать, но лучше домой.

– Угу, – кивнула я и села в машину.

Мой боевой дух был на высоте. Пьяное сознание напрочь отмело все трезвые размышления, благополучно забыло о договоре и о том, что еду я скандалить и выяснять отношения, по сути, к совершенно чужому для меня человеку. Сейчас мое решение казалось правильным. И плевать, что это я влюбилась в шефа, как последняя дура, а что творится в его голове, знает только он. Сейчас во мне пробудилась женщина-напалм, и она вела меня навстречу собственному позорищу.

В такси я натянула на себя маску чопорности, упорно пытаясь казаться трезвой, но, кажется, водителя моя надменность не впечатлила. Он забрал деньги и подмигнул:

– Пятница удалась?

– Не понимаю, о чем вы, – ответила я высокомерно и, оступившись, схватилась за открытую дверцу машины.

– Ну-ну, – усмехнулся таксист.

Я распрямилась, независимо повела плечами и зашагала во двор. Моя личность была уже известна, потому ни охрана, ни консьерж меня не задержали. В лифте я привалилась спиной к стенке и протяжно выдохнула. «Хорошо» постепенно переходило в «тяжко». Тихо выругавшись, я поворчала на подругу с ее поддержкой и шагнула навстречу уже знакомой соседке, как только дверцы лифта открылись. Женщина несла на руках тонконогую лупоглазую собачонку. Собачонка потянула носом и издала визгливое:

– Тяф-тяф!

– Сама такая, – ответила я и кивнула соседке.

Та провожала меня взглядом, стоя с открытым ртом. Но мне сейчас было на это наплевать. Порывшись в сумочке, я выудила связку ключей, на которой всё еще висел ключ от квартиры Колчановского, и, потыкав в замок, наконец, победила дверь и вошла в квартиру.

– Эй! – грубовато крикнула я. – Счастье мое, ты дома?

Квартира ответила настороженной тишиной. Он с Лизой – выдало пьяное сознание женщины-напалма, и я устремилась к спальне. Но там царили тишина и пустота, только моя сорочка была аккуратно развешена на спинке кресла, куда я ее кинула с нарочитой небрежностью. Вещи было решено не забирать, чтобы не мотаться с чемоданом туда и обратно, даже моя косметика осталась здесь, дома запасы еще оставались.

– Хм…

Я обошла все комнаты, побывала в ванной, а после свернула на кухню. Следы пребывания в квартире Аннушки я увидела, как только заглянула в холодильник, но больше ничего нового так и не нашла. Ни забытой помады, ни белых волос на расческе, – ее я тоже осмотрела. Вообще ничего подозрительного. И хозяина квартиры тоже не было.

– У нее, – поняла я. – Он сейчас у своей драной кошки. – Выдохнула и, гаркнув: – Да пошел ты! – убралась из квартиры, еще до конца не решив, что буду делать дальше. Хотелось рвать и метать с одинаковой силой, как и поплакать от жалости к себе.

Уже стоя на улицы, я подставила лицо ветру. Он немного освежил, и в мозгу родилась, наконец, действительно правильная мысль – домой. Такси я ждала за шлагбаумом, воинственно задрав нос под взглядами охраны. Мои мысли вновь и вновь возвращались к Колчановскому. И чем больше я думала о нем и своих подозрениях, тем точней становился курс дальнейших действий. Добраться до телефона – это перво-наперво, позвонить мерзавцу и высказать всё, что я о нем думаю. Именно так. В общем, женщина-напалм продолжала править бал.

– Куда? – спросил таксист, когда я уселась в машину. По его выражению лица можно было сразу понять, что пьяная пассажирка его не вдохновила.

– Домой, дядя, – ответила я, деловито разваливаясь на заднем сиденье.

– Куда домой? – в голосе водителя появилось первое раздражение.

Адрес я назвала, на этом затлевший конфликт угас, так и не вспыхнув, и мы доехали до моего дома в гробовом молчании. Я продолжала гонять по кругу свои фантазии и нелепые претензии, таксист вел автомобиль, спеша избавиться от гневно сопящего груза. Во дворе мы расстались почти друзьями, по крайней мере, без претензий. Он уехал с моей купюрой, я осталась, радуясь тому, что скоро смогу окислиться в родной кровати. Но сначала…

На свой этаж я поднималась, ощущая всё более нарастающую усталость, все-таки близость стен, за которыми можно укрыться, расслабляет. У входной двери я сунула руку в сумочку и охнула – ключей не было! Я перерыла содержимое аксессуара, потрясла им, но связка ключей на меня так и не выпала. Похоже, забыла дома у шефа.

– Вот дура! – выругалась я и ударила по двери ногой. Дверь открылась. – О-о-о…

Я шагнула в квартиру и остановилась, потому что из комнаты доносился звук включенного телевизора. Телефон забыла, дверь не закрыла, телевизор не выключила. Что я еще забыла сделать? Округлив глаза, я бросилась в ванную, но здесь всё было сухо и чисто.

– Слава Богу, – выдохнула я, вытирая со лба выступивший пот. Мне еще не хватало затопить соседей, еще и в преддверии появления незваного гостя.

Выйдя из ванной, я скинула с ноги сначала один туфель, затем второй и поковыляла в комнату, придерживаясь за стену. Звонить кому-то мне хотелось всё меньше, желание лечь и заснуть возобладало над всеми душевными травмами.

– Хороша-а.

Я остановилась на пороге комнаты и уставилась на… Костика, растянувшегося на моем диване с пультом в руке. Он рассматривал меня с непроницаемым лицом. Наконец, сел и спросил:

– У тебя, я смотрю, пятница стабильно пьяница. Где сегодня наливают?

– Ты здесь откуда? – спросила я, еще не до конца веря собственным глазам. По всем моим фантазиям, которым я верила, как самой себе, он сейчас должен кувыркаться с Лизой, может еще с кем-то, но не лежать на моем диване в явном ожидании моего появления.

– С работы, – ответил Колчановский и поднялся с дивана. – Какого черта не берешь с собой телефон?

– Ты как сюда попал?! – очнулась я.

– Двери надо закрывать, – сказал шеф, подходя ко мне ближе. – Где была?

– У подруги, – с вызовом ответила я. – А тебе-то что? Два дня не вспоминал, и нате вам, нарисовался, не сотрешь.

– Вообще-то я работал, – напомнил Костя. – Вчера вообще до ночи сидел в офисе, разгребал кучу дел, чтобы с чистой совестью уехать завтра.

– Ах, ну да! – патетично воскликнула я. – У нас же следующий акт бесконечной пьесы «Вечная любовь». А позвонить минуты не нашлось?

Колчановский наблюдал за тем, как я прошла к креслу, уселась на него и взяла в руки телефон. Пять пропущенных от «Любимого», даже сообщение в наличии: «Тигрик, еду к тебе». Как мило!

– Значит, ждала моего звонка? – он остановился рядом, продолжая разглядывать меня сверху вниз.

– Надо больно, – фыркнула я. – Я отдыхала.

– Потому и не звонил, чтобы не надоедать.

– Ну и дурак.

– А ты – алкаш.

Меня в одно мгновение подкинуло с кресла. Я покачнулась, и шеф придержал меня за плечи. Воспользовавшись его поддержкой, я уперла левую руку в бок и потрясла пальцем правой перед носом Колчановского:

– А не на-адо. Вот не надо мне тут, – скандальным голосом произнесла я, – понимаешь. Я, между прочим, свободный человек. Я право имею!

– Угу, – деловито кивнул Костя. – Сейчас ты мне мозг имеешь, но демократию никто не отменял. Высказывайся.

– А я и скажу, – надменно ответила я. – Ты, Костя, знаешь ты кто?

– Кто? – с любопытством спросил шеф.

– Ты… Ты… – и я выдохлась. – Да пошел ты. Отпусти меня.

Он усадил меня обратно в кресло, отошел к дивану, где лежал пульт, после выключил телевизор и вернулся.

– Котлетки у тебя вкусные, – сказал он совсем уж неожиданное. – Я тут похозяйничал. Есть хотелось, думал, вместе поужинаем, но пришлось трапезничать в одиночестве. Ты ведь не против?

– На здоровье, – буркнула я, соображая, что дорогой гость успел не только полежать на моем диване и посмотреть мой телевизор, но еще и совершить налет на мой холодильник.

Костик присел на корточки и заглянул мне сквозь сумрак в глаза:

– Скучала?

– Вот еще, – я отвернулась.

– А я скучал.

Повернув к нему голову, я попыталась рассмотреть лицо шефа, но оно двоилось, пришлось закрыть один глаз. Колчановский усмехнулся, наблюдая за мной, и я скривилась:

– Вот только не надо врать.

– Это правда.

Мне хотелось ответить что-нибудь едкое, чтобы он понял, что не на ту напал, и я его насквозь вижу. Но язвить и выяснять отношения, было уже лень. Я вздохнула и ворчливо попросила:

– Водички принеси.

– Хорошо, – ответил Костя и поднялся на ноги.

Он вышел из комнаты, а я бухнулась назад в кресло, свернулась калачиком и на минутку прикрыла отяжелевшие веки. Когда Колчановский вернулся, я уже не слышала. Зеленый змий победил обаяние Константина Горыныча и отправил меня в глубокий алкогольный нокаут…