Текст книги "Лисьи листы"

Автор книги: Юлия Боровинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Эпилог

Знакомый уже обшарпанный вокзал на сей раз показался мне домом родным. Впрочем, разукрашенный цветными огнями и присыпанный свежайшим снегом (белым, абсолютно белым – к счастью, в окрестностях не дымила ни одна химическая труба!), выглядел он вполне симпатично.

Хитч отправился в гараж за «газиком», а я решила, наконец, позвонить Лао. В сущности, это нужно было сделать гораздо раньше, еще в дороге, но тогда из-за хлопот с Бу всё остальное попросту повылетало у меня из головы.

– С наступающим! – поздоровалась я, – Лао, это я, Ирина. Мы живы-здоровы, всё хорошо, только что сошли с поезда, собираемся ехать в Ваш дом…

– Ну, и где вас носило? – добродушно осведомился мой начальник на том конце провода, – Тут Алина уже такую панику развела…

– Это долго рассказывать…

– А ты деньги экономишь, да? – не без яда осведомился старик.

– Просто не хочу об этих вещах орать на весь вокзал.

– Разумно. Ладно, после Нового Года расскажете, не горит.

– Да, вот еще что, Лао, – вспомнила вдруг я, – к Вам тут одна девица собралась нагрянуть…

– С этим ты малость опоздала, – хмыкнули в трубке, – Уже нагрянула.

– Черт! Извините. Тяжко, да?

– Почему? У меня рождественские каникулы. Что ж я – не человек? Могу себе позволить с женщиной по ресторанам пройтись  и вообще…

– Ну, надеюсь, когда мы вернемся, мне не придется на правах правнучки за ней к алтарю фату нести!

– Ох, кто бы там говорил! Я слышал, вы с Хитчем поженились…

– От кого?! – ошалела я.

– А вот приедете – расскажу! – мстительно заявил алхимик, – Ну, всё, празднуйте. Пока! – и повесил трубку.

Последнее, что нам  оставалось сделать для Бу до отправки под крылышко к сулушаху, – это снабдить его каким-нибудь товаром для начала торговли. Я, недолго думая, предложила набрать фонариков, батареек и шариковых ручек, но мой напарник покачал головой:

– Не пойдет. Во-первых, тогда все наши подарки Лумарду утратят эксклюзивность. Конечно, упаковку-другую батареек взять стоит, но не для открытой продажи, а так, на случай личных контактов. А во-вторых, в книжке же подчеркивается, что Абу-Ратин был человек простой, с колдовством не знался…

– Ладно, убедил. Что же в таком случае взять?

– Ребят, да не надо ничего, – вмешался Бу, – Не обязательно же сразу торговать. Я могу с годик и поработать на кого-нибудь. Накоплю денег, а там…

– Нет уж, – оборвала его я, – Там ведь написано не «появился новый батрак», а сразу «появился новый купец». Давай уж следовать тексту. Тем более, что как-то странно получается: лавку ты, значит, выкупил, а ни денег, ни товара у тебя нет…

– Может, ему тканями торговать?

– Этого добра там хватает. И хлопок, и шерсть, и шелк… И вообще, нам нужен товар компактный – не контейнер же ему через дверь тянуть!

Меньше всего я ждала каких-нибудь позитивных предложений от самого будущего купца, но именно он-то и нашел решение проблемы.

– Я тут это… вспомнил… – смущаясь, заявил он, – Я читал… В общем, они же там далеко от моря были. И озеро пресное… Короче, у них там соль очень дорогая была.

Конечно, в магазине, где мы потребовали 50 килограмм соли (два мешка по 20 и один – десятикилограммовый), на нас посмотрели, как на больных: сезон всевозможных заготовок давно уже закончился, а гражданской войны в ближайшем будущем не предвиделось. Зато стартовый капитал для Бу был обеспечен. Я всё рвалась прикупить ему в дорогу еще чего-нибудь нужного и полезного, но пыс решительно отказался даже от блока сигарет, объяснив, что для дела полезнее будет ничем не выделяться среди окружающих. Правда, одну, совершенно неожиданную покупку он выбрал сам – довольно кичевую на мой взгляд, золоченую рамочку для фотографии.

– Это еще зачем? – изумился Хитч.

– Нужно, – серьезно и лаконично ответил Бу, но от нас ему было так просто не отделаться.

– Давай-давай, колись, – кивнула ему я, – Чей портрет собрался на рабочий стол поставить?

– Да я ж не себе, – тяжело вздохнул потенциальный везирь и принялся объяснять, – Я, конечно, не сразу понял… Если вы решили, что я – тот самый купец из сказки, тогда получается, что ты – эта принцесса Ирайна и есть. Так?

– Ну… В общем, да.

– А мне с сулушахом надо отношения завязывать, так?

– Так.

– Вот я и подумал: подарю ему твой портрет, типа на память. В рамке.

– А портрет-то ты откуда возьмешь? – растерялась я.

– Так это ж я вас еще в самый первый вечер сфотал. Вот, – Бу вытянул из бумажника снимок, – У меня типа привычка была: если мне что-то нравится, я сразу же фотаю – и в альбом. Потом посмотришь – и вроде снова там побывал. А эту еще выложить не успел.

Я придирчиво посмотрела на фотографию. Снята она явно была уже в самом конце выступления, после моего обратного превращения в человека и изображала улыбающегося Хитча во фраке и невероятно растрепанную меня с размазавшейся косметикой. Да… Лично я себе такое на комод бы не поставила!

– Ну-ка, ну-ка, – Хитч выхватил у меня карточку, некоторое время изучал ее, а после вернул Бу со словами:

– Пойдет! Скажешь, что это на нашей свадьбе снимали.

– Свадьбе?! – возмутилась я.

– А разве нет? Мы ж в тот день и поженились!

Еще какое-то время мы потратили закупая провизию и напитки для праздничного ужина. За елочкой и прочей новогодней атрибутикой решено было поехать завтра. Честно признаюсь, мне ужасно нравится выбирать все эти гирлянды, шарики, хлопушки и остальную игрушечную дребедень, так что я совершенно не возражала против того, чтобы посвятить этому удовольствию отдельный день.

Когда мы ехали к двери, я еще раз спросила Бу:

– Может, всё-таки задержишься на денек? Я тебя поучу в волка превращаться.

– Спасибо, – твердо ответил он, – но для меня это лишнее. Одно дело в сказках об этом читать… Это ж мне всего себя изнутри переделать нужно, чтобы этим заниматься. Да и зачем? Я в лесу жить не собираюсь, фокусы показывать – тоже. Я и представить-то себе не могу, как с этим жить. Не, я уж лучше так – человеком…

Оставив машину на дороге, мы доволокли мешки с солью до двери, я, привычным уже жестом, отдернула призрачную занавеску и вручила пысу собственноручно изготовленный при помощи листа ватмана, фломастера и заменившего печать оттиска герба с монеты в сто тенге договор о продаже лавки:

– Вот. Владей. Удачи тебе и… если совсем уж туго придётся, возвращайся. Телефон мой не потерял?

Бу помотал головой и крепко обнял Хитча (ко мне прикоснуться даже пальцем он так и не решился):

– Спасибо вам, ребята. За всё. Вы меня тоже навещайте как-нибудь! – и шагнул в полутемное и пыльное помещение, которое ему теперь предстояло обживать.

А мы… У нас всё было хорошо. Год заканчивался, и крупный, как в кино, снег сыпал с небес каждый вечер и искрился от солнца каждый день. Печка разносила ровное тепло по дому, по утрам мы пили травяной чай из запасов Лао – каждый раз новый, а после обеда Хитч брал найденную в сарае удочку и какой-то чудовищных размеров штопор, отправлялся на озеро, сверлил во льду дырку и усаживался над нею в ожидании клева, а я бежала в лес и одевалась там в лучшую из шуб… А после заката мы возвращались домой, пили кофе и целовались, играли в карты и целовались, пели друг другу песни – и целовались, и именно тогда я начала звать Хитча Тошкой, и он не возражал.

А через три дня на столе у нас стояло шампанское, и елка в углу нервно подмигивала китайскими гирляндами, и мои любимые апельсины раскатились по скатерти.

– Встречать Новый год – пОшло! – заявила я.

– Не только пОшло, но и банально, – подхватил Хитч, – Подумай только о том, сколько идиотов сейчас с бокалами в руках готовятся выкрикивать обратный отсчет и загадывать желания…

– И прибавь к ним еще одну идиотку, у которой тоже есть желание…

– Какое?

– Я не хочу ничего терять.

– Но разве можно найти что-то новое без потерь?

– Не знаю, – мотнула волосами я, пытаясь отогнать тень грусти, – Но мы постараемся, правда?

Часть 4

Глава 1

Начало февраля – унылое время. Праздники остались далеко позади, и от зимы уже начинаешь уставать, а весна только дразнит тебя, на секунду мелькая то оттенком неба, то тревожным утренним запахом, то щебетанием какой-то наивной птахи.

Хитч опять шлялся по заданию Лао где-то на летней стороне мира, а я сидела дома и тупо зубрила английский.

«Вот пойду к старику и потребую практических занятий, – решила я, снимая с раскаленного песка очередную порцию кофе, – Пусть посылает в Англию или еще куда… А то так язык фиг выучишь, без применения. А работы сейчас для меня всё равно нет!»

Пока же для актуализации словарного запаса я решила посмотреть какой-нибудь фильм на соответствующем языке. Англоязычных каналов в моем кабельном пакете было аж два. На одном – стучала бодрая перестрелка в дебрях стандартного пустующего завода. Кажется, в Штатах эти здания не сносили исключительно для того, чтобы в них герой мог бы разобраться с очередной бандой злодеев, не слишком досаждая мирным обывателям. Лексическими богатствами, как правило, подобные фильмы зрителей не радовали, поэтому я со вздохом переключилась на другую программу. Там меня ждало испытание в ином роде: ретроспектива фильмов «of King». Вы как относитесь к заварному крему? А если выложить его грудой на тягучую карамель, отлакировать какой-нибудь глазурью – и ложками, ложками… Вот и меня начало тошнить ровнехонько на второй минуте, поэтому резкому дребезжанию телефона я обрадовалась, как глотку чистой воды. С ненавистью в последний раз глянув на гладкую физиономию Пресли, я отправилась брать трубку.

Звонил, разумеется, Лао.

– Похоже, ты засиделась дома, – не утруждая себя такими мелочами, как приветствие, заявил он, – Бери-ка машину и дуй в офис.

Я одним глотком выхлебала кофе, отключила телевизор и ровно через четыре минуты уже спускалась по лестнице. Нет, я знаю, конечно, что порядочная женщина потратила бы на переодевание и косметику минимум полчаса, но с другой стороны, порядочные женщины обычно и не шляются в иные миры по заданию бессмертных алхимиков…

До офиса я добралась быстро. Помахав удостоверением перед носами наших трогательно-молодых и милых охранников в синей форме, я поднялась на лифте на четвертый этаж в кабинет старика. Впрочем, после недавнего визита своей пылкой, хотя и несколько бестолковой поклонницы Лао выглядел намного моложе – эдак на пятьдесят здоровых и спортивных лет.

Застала я его, как всегда, возле чайного столика, где на небольшой изящной жаровне подогревался сосуд с водой. Однако, угощать меня на сей раз явно были не намерены.

– Садись, – кивнул мне начальник, – но не расслабляйся. Сегодня я стану тебя мучить.

– Опять про создание новых дверей, – скривилась я, опускаясь в глубокое кожаное кресло, – Я же уже сто раз говорила: не знаю, как у меня это получилось. И повторить не могу, как ни пытаюсь.

– Новые двери – это проблема, – кивнул Лао, – Твоя проблема, между прочим. До тебя никто и представления не имел о том, что их вообще можно создавать. Так что с этим тебе рано или поздно всё равно разобраться придется. Но я тебя сегодня по другому поводу вызвал.

Тут он сделал паузу, чтобы залить водой, нагревшейся до необходимых и достаточных 80-и градусов (хотела бы я знать, как он это определяет!), чайный бутон. Я терпеливо ждала продолжения.

– Помнишь, ты рассказывала о двери-в-ад? – завершил, наконец, обряд алхимик.

– Такое забудешь, кажется!

– Мне тоже приходилось видеть подобное. Как ни странно, таких дверей довольно много. И, насколько мне известно, никто за ними так и не побывал. Боятся, – Лао каким-то сложным выверенным движением поболтал на весу свою чашечку и заключил, – Вот туда ты и отправишься.

– Я?! Милое дело! Нет, ну, если я Вам настолько осточертела, Вы же просто уволить меня можете!

Старик отхлебнул свой напиток и терпеливо принялся объяснять:

– Дело в том, что ты очень везучая, Сяо. Можешь сколько угодно с этим спорить, но факт остается фактом. Это твое везение даже на находящихся рядом людей распространяется: на Хитча или, скажем, на Бу. Поэтому если у кого и есть шанс сунуть нос в ад и благополучно вытащить его обратно, так это только у тебя.

– Я что-то не пойму, а какая необходимость вообще туда соваться?

– Ну, лично для меня в этом, возможно, особого толка и нет. А вот тебе это было бы весьма полезно…

– … в качестве разминки, да? Эдакая утренняя зарядка…

– Ты ведь действительно засиделась, Сяо. Ты очень хорошо живешь. И муж у тебя любимый…

– … которого Вы опять черт-те куда черт-те насколько отправили…

– … и денег хватает, и работа интересная. Всё это, конечно, очень мило, но создается ощущение, что двигаться тебе некуда и незачем. Эдак ты драконом никогда не станешь. И двери свои, кстати, тоже открывать не научишься. И – кто его знает, на что ты еще в принципе способна… Потому что для того, чтобы чего-нибудь добиться, голод внутри нужен. Настоящий, жгучий. А ты сейчас сытая.

– А в аду, надо полагать, этот самый голод во мне должен проснуться?

Несмотря на весь язвительный тон, вопрос мой повис в пустоте. Лао пил чай и спокойно разглядывал меня, а я злобно полезла за сигаретами.

Сытая… Слово-то нашел! Нет, на жизнь я, конечно, пожаловаться не могу, но неужели со стороны я выгляжу такой уж самодовольной и… остановившейся что ли? Сытая… Ладно уж, сбегаю я в этот его ад, вот только…

– Я что, одна туда лезть должна?

Лао отставил чашку в сторону.

– Придется. Я очень сильно подозреваю, что на этот раз тебе потребуется ВСЁ твоё везение, до последней капли. Я, конечно, помогу, чем смогу, но идти ты должна одна. А Хитча, когда вернется, я лично за шкирку держать буду, чтобы за тобой не лез. Думаю, что он тебе там был бы скорее помехой, чем помощью.

Вот так. Я внезапно почувствовала себя очень маленькой и очень жалкой. У меня даже голос дрогнул, когда я спросила:

– А когда идти-то? – уже догадываясь об ответе.

– Сейчас. Куртка твоя универсальная при тебе, робарис – вот, держи, сигарет по пути купим. А что там тебе еще может пригодиться, ни я, ни ты не знаем. Между прочим, одна из этих милых дверей у нас в городской черте красуется. Парк в микрорайонах знаешь? Вот прямо там, я покажу. Так что вставай, поедем.

– Сейчас?!

– А ты что, завещание вознамерилась предварительно написать? Или тебе молебен на дорожку требуется?

В парке мы так долго бродили между деревьями, увязая в сыром ноздреватом снегу («Где ж она? – бормотал Лао себе под нос, – Вот ведь черт! Скамейки переставили… и карусель эта не здесь была…»), что я уже начала было надеяться на то, что сегодня мы ничего не найдем, и мне еще хотя бы одну ночь удастся поспать дома. Но алхимик так просто сдаваться не собирался. Наконец, обойдя очередную елку, он удовлетворенно констатировал:

– Вот она, зараза! Сяо, иди сюда – снаряжаться будем.

Стоя рядом с дверью, он извлек из карманов своей дохи два небольших пакетика.

– Это вот фильтры в нос. Хватает на 12 часов – и еще две пары на запас. Это – затычки для ушей. Против инфразвука они тебе, конечно, не очень-то помогут, но если ты предварительно робариса нюхнешь – продержишься. Так что давай, готовься. А я после твоего ухода еще минут пять возле двери подожду: вдруг тебе сразу же черт с рогами встретится, и ты обратно рванешь.

– А если черт с рогами встретится мне чуть позже? – гнусаво осведомилась я, прилаживая носовые фильтры.

– Придется справляться самой, – усмехнулся Лао, – Но лично я в этом случае вряд ли бы поставил на черта.

Признаюсь честно: трусила я, открывая эту дверь, неимоверно. Нет, черта рогатого я, конечно, не боялась (он мне с самого детства представлялся совершенно комическим персонажем). Если бы я вообще могла вообразить себе за клубами ржавого тумана, встретившими меня на пороге, хоть что-то конкретное, мне, наверняка было бы не так страшно.

Конечно, сейчас всё выглядело несколько проще, чем тогда, в заповеднике. Во-первых, исчез фактор неожиданности. Ад – значит, ад, ничего другого я и не жду. Во-вторых, серный дух носовые фильтры «съедали» полностью. Низкое гудение, правда, все равно давило на мозг, проникая, кажется, даже не через уши, а сквозь всю поверхность кожи, но – и тут старик оказался абсолютно прав – понюшка робариса действительно давала силы не поддаться паническому ужасу, зависшему в воздухе.

А туман буквально через два шага остался за спиной, бугрясь, словно нелепая, поставленная на ребро туча. Впрочем, открывшийся пейзаж особого прилива оптимизма у меня тоже не вызвал. Голая черная равнина была прочерчена светящимися багровыми трещинами, от которых исходил ощутимый жар. Небо (или очень высокий свод пещеры) терялось всё в той же черноте, зато моим сапогам, по крайней мере, ничего не угрожало: как выяснилось, стояла я на дорожке с неизвестным мне плотным бордовым покрытием. А еще – вблизи и поодаль – мерцало множество дверей, слегка отличающихся друг от друга оттенком и размерами, и от каждой из них струилась подобная же тропка, уводя куда-то в темноту.

Да, потеряться здесь легче легкого, – подумалось мне. Ищи потом свой мир до скончания века! Надо бы хоть как-то пометить дверь, через которую я пришла… Да, но чем можно пометить бесплотную занавеску, подрагивающую в воздухе? Разве что… Я закопалась в дебри сумки. Единственным нашедшимся там предметом, который, как мне показалось, был хоть как-то способен противостоять местной атмосфере, оказалась длинная металлическая пилка. Ее-то я не без труда и воткнула возле самой двери. Какая-никакая, а примета!

Ну-с, нужно было двигаться вперед. Посмотрим, куда это нам проложили дорожку скатертью! Надеюсь, хоть развилок с надписями типа «налево пойдешь – сам пропадешь» мне не встретится!

Путь по бордовой тропке оказался не слишком долгим. Буквально минут через 10 передо мною замаячила самая обычная железная дверь с простейшей ручкой-скобой и скромной надписью «Вход». Сюда же, по-видимому, сползались и все остальные дороги, сливаясь у порога в довольно большую площадку, где усталого путника ждала садовая скамейка – не то место для курения, не то повод в последний раз посидеть и подумать.

Думать мне пока что было особо не о чем, а покурить я нигде не постесняюсь, поэтому тянуть время не стоило. Я решительно взялась за ручку и…

…и оказалась в таком светлом и уютном мире, что просто застыла столбом от неожиданности. Здесь тебе не выворачивало душу гудением, не воняло серой (в этом я убедилась, избавившись от фильтров и затычек), а ко всему окружающему так и хотелось приделывать уменьшительно-ласкательные окончания. В синем небе сияло желтое солнышко, под ногами густо росла сочная травка, разукрашенная пятнами цветов, а чуть дальше весело блестел чистыми окнами бревенчатый домик, утопающий в зелени деревьев. Птички и бабочки – а как же без них в такой-то идиллии! – соответственно чирикали и порхали.

В довершение всего крупный махаон облетев несколько раз вокруг моей головы (я невольно попыталась отодвинуться – не люблю насекомых, даже ярких и крылатых!), отлетел в сторонку и там превратился в дивной красы человеческое существо неопределенного пола. Волосы у существа были длинными, черты лица – довольно крупными, но гармоничными, бороды и усов не наблюдалось (что, конечно, само по себе еще ни о чем не говорило), а прочие половые признаки были надежно укрыты неким подобием широкой туники. Улыбаясь пухлыми губами, сей андрогин приблизился ко мне и произнес приятным низким сопрано:

– Добро пожаловать!

– Спасибо, – автоматически откликнулась я, – А собственно, добро пожаловать куда?

– В ад, конечно, – все так же радушно ответствовало некто.

– Вы хотите сказать, что существует настоящий ад?! И вот это он?!

– Во всяком случае, более настоящего ада в природе нет, – пожал плечами встречающий.

– Хм… Слишком уж слащаво тут у вас для ада…

– А к чему громоздить дешевые эффекты? Вас же в прихожей предупредили – ну, и хватит!

– И что у вас здесь, в аду, происходит? – продолжала расспросы я.

– Как что? – удивился андрогин, – Мучения и скрежет зубовный, как положено. Надежду, входя сюда, Вы, надеюсь, оставили?

Его тон совсем не походил на шутливый, и мне чем дальше, тем больше становилось не по себе. Я нервно закурила, стряхивая пепел прямо на какой-то близрастущий аленький цветочек.

– Ну, вот что… – выговорила, наконец, я, – э-э-э… Как Вас, кстати, зовут?

– По-разному. Вы, например, можете звать меня Чжуан.

– А что, в этом что-то есть! – улыбнулась я, – Так вот, Чжуан, я, в сущности случайно сюда забрела. Сама. В смысле, никто меня ни за какие грехи в ад не определял…

– А сюда никого волоком и не тащат, – парировало странное создание, – Все сами приходят. Можете считать это адскими правилами игры. И потом я же здесь ничего не решаю. Вспомогательная фигура. Так, разъяснить всякие мелочи могу – не больше.

– Хорошо, а если я сейчас просто развернусь и выйду в ту же дверь…

– Дверь? А где Вы здесь видите дверь?

И действительно, никаких следов входа-выхода ни за моей спиной, ни в обозримости не было.

– Ладно, – не сдавалась я, – Предположим, я в этот домик заходить не стану. Пойду себе куда-нибудь…

– Далеко не уйдете, – развел руками Чжуан, – Это очень маленький мир. Свернутое пространство. Так и будете бродить вокруг дома.

– Ну, или просто лягу на травке…

– Пожалуйста. Только учтите: это тоже будет ад. Конечно, голода, жажды и прочих физиологических потребностей у нас здесь не существует. Вы, кстати, и курите-то сейчас, скорей всего, просто по привычке… Но вот целую вечность валяться на травке – без дела и без развлечений, в полном одиночестве… Чем не мучение? Причем, заметьте, это даже не тот ад, который можно пройти.

– А тот, что в домике, значит, можно? – оживилась я.

– Ну, чисто теоретически… Я бы на Вашем месте сильно на это не рассчитывал.

– Предлагаете сходу впасть в отчаянье? – разозлилась я, – Фигушки! И почему это, спрашивается, я должна Вам верить? Прогуляюсь-ка я для начала по окрестностям!

– Как угодно, – кивнул Чжуан и вновь превратился (или заснул?) в бабочку.

А я потопала по траве. Очень скоро мне пришлось признаться самой себе в том, что мой адский гид не соврал. Конечно, никаких стенок или барьеров передо мной так и не возникло, но куда бы я ни шла, ноги неизменно выводили меня всё на ту же полянку перед окружавшим домик садом. И всё же из чистого упрямства я продолжала идти, поначалу молча, а потом и с песней – очень уж кстати вспомнилось мне киплинговское:

– Я шел сквозь ад

И клянусь душой своей:

Там нет ни тьмы,

Ни жаровен, ни чертей –

Лишь пыль-пыль-пыль от шагающих сапог…

Впрочем, пыли здесь тоже не было. Как и выхода. И смысла во всем этом.

Пятого или шестого исполнения песни Чжуан не выдержал: подлетел ко мне, обернулся человеком и скупо поинтересовался:

– Не надоело?

– Надоело! – согласилась я, – Ладно, пошли в дом, посмотрим, что у вас там за котлы со смолой заготовлены!

Котлов со смолой мне увидеть так и не довелось – в домике тоже обошлись без дешевых спецэффектов. В сущности, интерьер там был минималистичен донельзя: широкое кресло напротив окна – и всё.

– Так, – обвела я взглядом помещение, – И чем мне здесь заниматься?

– Сидеть и смотреть в окно, – терпеливо пояснил Чжуан.

– И?

– И Вам там покажут то, что могло бы быть. Или то, что есть в одном из миров, отличающихся от нашего лишь незначительными деталями. Только на сей раз это те детали, которые непосредственно касаются Вас.

– Просто смотреть?

Мой гид как-то кисло улыбнулся:

– Вы еще вспомните эту фразу. Много-много раз. Ну, а сейчас – по традиции – последняя просьба. Кстати, нож или пистолет заказывать не советую: умереть здесь все равно нельзя.

– Ну, зачем же сразу резаться-стреляться? – с наглой мордой отмахнулась я, – Мне кофе и сигарет на всю вечность, пожалуйста.

Чжуан сделал неопределенный жест рукой, и сбоку от кресла возник небольшой столик с чашкой кофе и пачкой сигарет на нем.

– Пожалуйста. Не остынет и не закончится. Только уверяю Вас: Вы очень скоро утратите ко всему этому интерес. Ну, прощайте. Шанса увидеться снова у нас практически нет.

– А я большой специалист по малым шансам. Так что – до свидания!

Прелестное исчадье ада еще раз пожало плечами и удалилось, после чего входная дверь плавно слилась со стеной, не оставив и намека на выход. Сразу же стало очень тихо. И хотя ничего страшного рядом не было: кресло, окно, столик – меня буквально затрясло от нервного напряжения.

– Ладно, – сказала я вслух самой себе, – Предположим, что это экзамен. Пусть даже очень сложный. Но экзаменов, которые невозможно пройти, нет. А у меня тут в распоряжении вечность. Так что лучше начать прямо сейчас!

Я решительно плюхнулась в кресло и потянулась за сигаретой, но так и застыла, не донеся руку до столика. Потому что там, за окном, я увидела Олега. Олега, спешащего кому-то навстречу со счастливым лицом. Живого Олега.

Вся наша история была длиной цепью несовпадений. Мы жили через улицу, но за всё детство так ни разу и не оказались в общей компании. Мы учились до 14 лет в одной школе, правда, в параллельных классах: он – в «Б», я – в «В», но так и не познакомились.

Мы встретились только в 25 – он уже разведен, у меня догорел очередной роман – но и тогда стали всего лишь друзьями. Я (толстая закомплексованная дура) решила, что он слишком красив для меня. А Олег и вправду был красив: черные волосы, ярко-синие глаза, нежный удлиненный овал эльфийского лица… Высокий, широкоплечий, длинноногий – и от его внимательного взгляда обрывалось сердце. Да, конечно, девочек вокруг него было множество – и в их числе моя лучшая по тем временам подруга. И – да – ему это нравилось. Но ведь меня, в сущности, никогда и не привлекали монахи. А в этот раз я сказала себе «нет». Чересчур красивый, чересчур избалованный да и, как мне казалось, невеликого ума. Слишком уж он любил сочинять немыслимые истории о собственной жизни – эдакий Карлсон, у которого дома сто тысяч картин с петухами и сто тысяч пожарных машинок. Меня это раздражало, смущало, иногда даже бесило, а Олег искренне считал, что так интересней ему самому и веселее окружающим. Возможно, в эти байки и уходил весь его талант, который так и не смог проявиться в творчестве, хотя в нашей компании все писали стихи и прозу, рисовали, пели свои песни… Олег тоже играл на гитаре, но увы… Тогда я еще не понимала, как мало всё это значит… а половина тех умниц и творцов глухо спилась, а другая половина осела по рекламным агентствам или подалась в менеджеры, забыв свои гитары на старых квартирах…

Целых шесть лет прошло, две жены сменилось у него, два романа – у меня. Но когда мне стало по-настоящему плохо – свежий шарм через всю руку, свежий шрам через всю душу – Олег спас меня. Он не утешал, не говорил, что всё пустяки и всё будет хорошо – он просто был рядом день за днем: сидел со мной, разговаривал со мной, спал со мной, водил меня на концерт «Аквариума» и трепался о ерунде. И словно не замечал моих больных глаз, яда, пропитавшего каждую мою фразу, бинтов на моей руке с острым и неприятным медицинским запахом… Он встречал меня после ночной смены и кормил завтраком из укутанной полотенцем кастрюльки, он водил меня по барахолке, заботливо отстраняя плечом спешащих мужиков и настырных теток, а когда я (было, что уж там, было!) срывалась на скандал и указывала ему на дверь, он всегда звонил сам, звонил, пока мы не мирились, и однажды я услышала, что он плачет в трубку. Изменял ли он мне? Возможно. Если быть честной до конца, это никогда не было для меня по-настоящему важно. Куда ценнее казалось то, что Олег действительно любил и хотел меня. И всегда возвращался. Каждый день возвращался с радостью.

Он по-прежнему смотрел долгим взглядом на всех женщин, а я по-прежнему молчала в ответ, когда он говорил мне о любви. Я даже подругам заявляла: нет, нет, он просто отличный любовник, и вообще приятно, когда рядом с тобою такой красивый мужчина. Дура. Я не знала, как мало времени – всего несколько лет – оставалось у нас.

Я и ему говорила: уезжай, если нужно, подумаешь, мне в полночь на смену – не поеду я тебя провожать. А рейс откладывали дважды, и Олег возвращался с аэровокзала и снова целовал меня на пороге, а я смеялась: брось, можно подумать, на войну уходишь!

Он умер в чужом городе, даже не в больнице, хотя приезжала к нему «Скорая помощь», но, как видно, врачам попросту не захотелось возиться с иногородним русским парнем, и он умер на скамейке. 36 лет. Обширный инфаркт.

Его хоронили в закрытом цинковом гробу на нашем степном кладбище – потрескавшаяся земля, дрожащий от жары воздух… И я поняла – что вдовы не плачут, а воют: у них нет слез – только долгий, безысходный, выворачивающий тебя наизнанку крик. И глаза, в которых вечный голод. И невозможность понять, что тело, наизусть узнанное тобою кончиками пальцев и губами, теперь навсегда останется под этим грубым холмиком. Тут – плечи, тут – ноги, и две даты на косом ромбе дешевого памятника…

А за окном шел Олег, широко шагал, собранные в хвост волосы подрагивали на спине. И в его глазах отражалось, что там, куда он идет, жду его я. Другая я. Та, что никогда не целовала фарфоровую фотографию и не скулила, нежно гладя гравированную табличку.

Он немного изменился – прошло уже четыре года. Чуть спокойнее, чуть увереннее, чуть взрослее.  Живой Олег…

Их оказалось немыслимое множество – точек, где всё могло бы пойти иначе. Один жест, одно слово, шаг в другую сторону, пятиминутное опоздание или вовремя догнанный автобус. И мне показывали, показывали, показывали всё это…

Нет, я сейчас уже не смогу восстановить в памяти, что со мной было. Да, я пыталась разбить окошко – оно отталкивало меня, словно толстая резина. Да, я пряталась в дальний угол, сворачивалась там в комок, закрывала голову руками, но вновь и вновь поднималась на дрожащие ноги и шла к креслу. Да, я зубами рвала себе вену на целой, непорезанной руке, но кровь останавливалась и кожа срасталась на глазах. Нет, я не помню, что было еще. Я не помню.

Самое странное, что все попытки вернуться к реальности, той реальности, где Олег был оплакан и – не забыт, нет, но всё же спрятан в тот уголок сердца, где живут самые дорогие воспоминания, к реальности, в которой у меня были чудеса, иные миры и Хитч – совсем по-другому, но любимый, все старания вернуться к самой себе – пережившей и изменившейся – терпели провал. Словно всё, что случилось со мной за последние полгода, было лишь славной сказкой, рассказанной самой себе на ночь, чтобы не плакать слишком сильно и попытаться уснуть. Словно боль никогда не кончалась. И не кончится. Нет.

Мои и чужие ошибки вереницей проплывали в окне, а стоило мне закрыть глаза, как я видела маки. Весенние, нежные, хрупкие степные маки – в один из моих приездов они затопили собою всё кладбище, растеклись по могилам – живые, такие живые…