Текст книги "Джедай почти не виден (СИ)"

Автор книги: Юлия Федина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)

– Я благодарен Земле за сложную и дорогостоящую помощь, – опять с понимающей готовностью кивнул гость.

– Об оплате речь не идет, – разочаровал его полковник. – В ее счет пошла система принудительной вентиляции легких вашего скафандра. Если нашим инженерам удастся создать нечто столь же компактное, при этом пригодное для массового производство и простое в применении настолько, что им можно оснастить любую машину «скорой», ДПС, пожарных, любой медпункт и воинскую часть, то количество несовместимых с жизнью травм упадет в разы.

– Но я не вполне представляю себе, сколько это стоит, – кажется Дарт Вейдер впервые смутился.

– Это неважно. Специалисты разберутся. Важно другое. Несколько лет назад успехом завершились исследования в области нуль-транспортировки. От технических деталей увольте. Но суть в том, что вы оказываетесь в любом бесконечно далеком месте без всяких кораблей. Просто шагаете через открытую дверь. Правда, возникла серьезная проблема: координаты точки выхода. Первые опыты окончились тем, что исследователи оказывались где-то в межзвездном пространстве. Потом научились привязываться к массам тел и попадать на планеты. Хотя, точных их координат не знаем до сих пор.

Дмитрий Иванович сделал паузу, давая собеседнику время переварить услышанное, и продолжил.

– Первой нам открылась планета, населенная кентаврами, эльфами и прочими гоблинами. И оказалось, что мы очень давно многое знаем о них из наших собственных мифов, легенд и сказок.

– То есть эти самые кентавры давным-давно открыли нуль-переходы и шныряли к вам еще в древности? – тревожно завозился лорд. Его встревожила мысль о том, что оказывается уже пол галактики умеет незаметно входить-выходить на секретные объекты, а Империя – ни ухом ни рылом.

– Мы сперва тоже так подумали. Но все оказалось несколько сложней. Вторым миром оказалась уже тысячу лет агонизирующая цивилизация, где элиты отупели от безделья, а трудяги деградировали до уровня безмозглых придатков машин. Мир, в точности описанный около ста лет назад в романе Г. Уэллса «Машина времени». И так еще несколько раз. Всякий новый мир оказывался уже известен по книгам и фильмам. Сперва, сгоряча решили, что попадаем не в иные миры, а в некое иллюзорное пространство человеческих фантазий. Но потом нас занесло к вам на Хот.

– И про это вам тоже было известно заранее?

– Да. Около полусотни лет назад режиссер Джордж Лукас придумал мир, сперва показавшийся безумным: бластеры и световые мечи, рыцари и роботы, высокие технологии и Сила. И это натолкнуло на идею, которую принято называть «теорией силы». Суть в том, что потоки некоей космической энергии пронзают все мироздание, перетекая из мира в мир и неся в себе информационные пакеты, некоторые из которых воспринимаются в форме художественных образов.

– Но на такое не способны сильнейшие мастера силы… Эти ваши Уэллс и Лукас джедаи или ситхи?

– Не те и не другие. Просто люди. У нас не учат работать с Силой. Кем бы стал Энакин Скайуокер, если бы остался человеком? Гениальным инженером или лучшим из пилотов. Но большинство способных чутко воспринимать силу оказывалась в Храме. Галактика получала джедая и теряла ученого, музыканта, писателя. Кстати, когда у вас в последний раз делали открытие, меняющее жизнь мира? Не помните. А имена великих музыкантов, не тапёров из портовых таверн, а тех, в чьих нотах Вечность? Литературы и художественных фильмов нет как жанра? У нас нет мастеров Силы, но есть остальное.

В общем, это стало основной гипотезой. В рамках изучения которой стали сравнивать события нашей и вашей истории. Обнаружили четкую закономерность: политические и иные катаклизмы происходят почти синхронно. Крах Республики и развал СССР, гибель Альдераана и кризис на Ближнем Востоке. И так еще более сотни позиций. Складывается впечатление, что из мира в мир перетекает не только информация, но и агрессия, недоверие, страх…

– Любовь и доверие тоже, наверное, перетекают, но их сложнее отследить, – впервые вступил в разговор Андрей.

– Вы уровень нестабильности, охватившей сейчас вашу галактику представляете? – вновь перешел к делу Васькин.

– Бывший Альянс растащил империю по кусочкам и грызется между собой, гранд-моффы не отстают, – безразлично пожал плечами Дарт Вейдер. Ситуация в родном мире его, похоже, не слишком беспокоила, но причину волнений землян он понял. – Вы опасаетесь, что эта волна накроет и вас?

– Да. За океаном и так черте-что творится: Подобие мира на честном слове висит. В пору ядерные объекты у соседей под контроль брать…

– Что я должен сделать?

– Вернуться и навести порядок в галактике.

– Хорошо, – спокойно кивнул ситх. – Что именно мне следует понимать под «порядком в галактике»?

Земляне переглянулись. Смерть от скромности гостю явно не грозила. Как и от избытка моральных принципов.

– Положительным будет считаться результат, при котором из соседнего мира будет сквозить надеждой, а не страхом, уверенностью в том, что завтра станет хоть чуточку лучше чем вчера, вместо отчаяния, – жизнерадостно сообщил полковник Васькин.

– Детали? – чуть поубавил наглости лорд.

– Политические? Не существенны.

– То есть на возрождении республики не настаиваете?

– Не важно, какого цвета кошка, лишь бы мышей ловила.

Полковник становился все более безмятежен, тогда как его собеседник начинал волноваться.

– Понимаете, лорд, ваша цель – максимально возможное в настоящих условиях благополучие максимально большего числа жителей вашего мира. Какими инструментами этого проще добиться, решим по ходу дела. Естественно, методы в стиле «Звезды смерти» едва ли смогут сделать людей счастливее. Вы же не будете резать колбаску своим мечом, верно? И не потому что он плох. Просто кухонным ножом это делать удобнее. Даже одно и то же дело каждый делает по-своему: сражаться вам удобнее мечом, а мне с руки АКМ. Инструмент должен быть по плечу.

Лорд едва заметно провел рукой по висящему на поясе мечу. Его присутствие придавало уверенности.

– У нас принято более серьезное отношение к выбору формы правления; – все-таки привыкший к маске Дарт Вейдер плохо контролировал мимику лица: он был явно растерян.

– А кто говорит о несерьезности? Просто есть цель и есть средство. В моем родном языке есть устойчивое выражение «любить Родину», но нет «любить государство». При этом под родиной понимают землю, на которой живешь, и людей, которые живут вместе с тобой.

– Угу, а случись что, за помощью побежите именно к государству.

– Естественно. Но разве любят за что-то? Если мое государство защищает меня, платит мне пенсию, дает работу, то я его люблю, а если у него почему-то не получилось этого сделать – прошла любовь, завяли помидоры? Или тут несколько иное: земледелец любит землю, а не трактор, врач гордится исцеленными больными, а не скальпелем, наставник привязан к ученикам, а не к наглядным пособиям. Так вот, глобус, скальпель, трактор – это инструменты, машины, как и государство. Его не столько любить надо, сколько беречь, вовремя ремонтировать, не доверять чужому, если надо – защищать или менять узлы и механизмы. Как-то так.

– Тысячи и тысячи жизни отдали кто за республику, кто – наоборот, – неожиданно сердито процедил сквозь зубы Вейдер.

Андрей Сергеевич вопросительно покосился на полковника. Васькин кивнул – словно эстафетную палочку передал.

– Вам ведь до этих тысяч дела нет. Вы про жену вспомнили?

Вопрос прозвучал почти ласково. Только лицо лорда дернулось, словно с незажившей раны сорвали повязку. Ответа не последовало. Но на казавшегося тенью главного землянина пузатого умника в очках просто обрушился тяжелый, почти ненавидящий взгляд.

– Она умерла за свои идеалы. А за что готовы умереть вы, Дарт Вейдер?

– Что вы имеете в виду? – ситх уже справился с волной ярости и почти сумел улыбнуться.

– Вы же не макроэкономическими показателями заниматься станете. Ваши функции – военно-полицейскими будут. Брать в руки оружие достойно, если делаешь это за веру, царя, отечество, други своя или бабу с ребятишками. Ваш мотив?

Вместо ответа с двери сорвало массивную металлическую ручку, которая зависла в воздухе перед носом толстяка, потом неестественно вытянулась, нарочито медленно завязалась в сложный узел, а потом резко скомкалась, словно зажатый в кулак кусок картона, и со звоном отлетела в дальний угол комнаты.

Андрей Сергеевич и бровью не повел.

– Вера отпадает: ни в Бога, ни в черта вы не верите. С императором отношения явно не сложились. Отечество? Галактика слишком большая и пестрая, чтобы считать ее домом… Друзья? Были. Но кто умер, кто предал, кто из друга превратился во владыку. Впрочем, вторые и третьи тоже умерли. На этом счету – опять ноль. Судя по костюму, баба вам лет двадцать не нужна. Дети имеются. И вы их даже любите. Но воспитывали их не вы, и теперь непонятно, что с ними делать.

Готовая разорваться вулканической бомбой ярость вдруг сдулась.

– Больно? – все-таки некоторое облегчение проскользнуло в голосе землянина. – Это хорошо, если больно. Болит, значит есть. Если есть потребность продолжить разговор, я зайду к вам вечером. Хорошо?

Не ожидая ответа, земляне вышли. А Дарт Вейдер который час меряет шагами крохотную гостиную с видом на елку и фонарь.

«Если болит, значит есть»….

Сила позволяет ему чувствовать приближение любого живого существа за сотни метров, но совсем не бесшумные шаги очкарика заставили ситха вздрогнуть, когда землянин уже стоял за спиной.

– Я могу войти?

– Да.

Они опять опустились в мягкие кресла у низенького столика. Только теперь друг напротив друга. Глаза в глаза.

– На улице вьюга не унимается. От соседнего корпуса дошел, а словно полюс штурмовал.

Гость суетливо начал расправлять чуть влажные от тающего снега складки одежды.

– Вы психолог?

– Не совсем. Я – философ. Немного богослов, хотя и без сана. И диплом психолога у меня есть. Впрочем, вы правы, в группе я выполяю обязанности последнего.

– Тест на стрессоустойчивость пройден? – лорд выразительно посмотрел на все еще лежащий в углу кусок смятого металла.

– Возможно. Только это был тест на наличие души.

– В смысле?

– Васькин не хочет быть третьим, кто прыгнет на одни и те же грабли. Сперва джедаи в открытую, потом Дарт Сидиус втихую использовали вашу силу, относя то, что было у вас за душой, к погрешности, которой можно пренебречь. Результат как-то не очень.

– Только не надо про мои особенно ценные личные качества, ладно? То, что самым ценным во мне был приглянувшийся техотделу костюм жизнеобеспечения, я понял.

– Хорошо. Тем более, гордыней и самолюбованием по поводу собственной исключительности вы уже травились. Давайте по чашечке чаю, а я покуда помиссионерствую маленько?

– Валяйте, – не стал возражать ситх. В конце концов, вот таких неспешных разговоров не о деле, у него не было уже очень давно. Даже пускай это будет экзотическая вера землян.

– Мы верим, что возникновение нашей вселенной – не случайность и не вполне детерминизм причин-следствий. Когда мира не было, что могло послужить причиной его зарождения? Только осознанная воля желающего его создания личностно определенного Абсолюта. Бог создал мир с любовью. С любовью передал его людям. Но людям свойственно нетерпение. Взяв то, к чему они оказались не готовы, они, казалось, безвозвратно разрушили гармонию прекрасного мира… И вот уже две тысячи лет добрая воля человека и Бога восстанавливают разрушенное.

Взгляд удобно развалившегося в кресле ситха слегка осоловел. Любителем абстрактных философствований он никогда не был. Но треп очкарика казался таким уютным.

Впрочем, кажется, Андрей ожидал подобного.

– И все это время этим усилиям противостоит ненависть и тьма лукавого.

– Угу, светлая и темная сторона Силы, – чуть недовольно отозвался Дарт Вейдер.

– Вот так?

Собеседник взял из вазы с фруктами яблоко и положил его на столик так, чтобы его красный бок освещала настольная лампа, а зеленый оказался в тени.

– Примитивно, но верно. Свет – это самоотречение и бесстрастность, во тьме – буйство чувств и стремление к обладанию Силой.

– А если так? – теперь яблоко повернулось зеленым боком к свету, а тень легла на красный. – Что изменилось?

Плод с треском разломился в пухлой руке философа. Серединка оказалось переспелой и уже начала темнеть.

– Гнильца внутри. Вы сперва не справились с гордостью и страхом, а уж потом подались на темную сторону? Но при чем тут сама сила? Электрочайник греет воду, холодильник охлаждает ее, а лампочки на гирлянде вообще тремя цветами горят. Значит ли это, что электричество бывает горячим, холодным и разноцветным? Или оно просто есть?

– То есть? – от недавней расслабленности лорда и следа не осталось.

– Не вижу принципиальной разницы между джедаями и ситхами. Ну разве что политические пристрастия. Но не о том речь. Идеал джедая – полное растворения себя в силе. Нет привязанностей. Нет любви. Нет собственного мнения. Ситхи так же растворяются в своих страстях. Эффект тот же – потеря личности. И винить, по большому счету, некого: рабы случайности, обстоятельств или того, кто сильнее.

– А сами-то?

– Я -раб Божий. А значит – ничей больше. Нету надо мной начальников, которым я обязан слепо повиноваться. Нет надо мной законов, которые заставят меня поступить не по совести.

– Как достигается сей чудный эффект? – скепсис сквозил в каждом слове говорящего.

– Уж точно не медитациями. Есть такое, даже у нас несколько потерявшее основное значение слово – целомудрие. Целостность мудрости: мысли, воли, поступка. Целостная мудрость. Которая позволяет взять столько силы, сколько сможет контролировать ваша воля, и ни ньютоном больше. И тогда не кто-то извне диктует вам правила поведения и границы дозволенного. Границей становится чувство ответственности. Воля превращает внешние решетки запретов во внутренний скелет личности. Самоконтроль и трезвость становятся заслоном от духовно ненужных энергий. И тогда любовь перестает быть угрозой, и становится поддержкой.

– Джедаи считали личную привязанность опасной. Рыцари должны всего себя посвятить служению Ордену.

– Знаете, в этом был некоторый резон. Наверное, они просто хотели уберечься от бремени выбора из двух любовий.

– Обычно выбирают из двух зол.

– Выбор между любовью и любовью может быть страшнее. В одном очень популярном у нас фильме был эпизод, в котором молодая женщина-разведчица со своим новорожденным ребенком попала в руки врагов. Желая заставить ее выдать товарищей, те выставили младенца на холод, где он должен замерзнуть за считаные минуты. Выбор между материнской любовью и любовью к Родине. И чем-то надо жертвовать. Если бы одной любви не было, все стало бы гораздо проще. Верно?

– Что выбрала эта женщина? – голос Дарта Вейдера сорвался на хриплый шепот.

– Авторы фильма избавили ее от этого: в последний момент она спаслась. Но в жизни так случается далеко не всегда.

– Хотите сказать, что джедаи правы?

– Ни в коем случае. Потому что заставляли человека отказаться от любви в обмен на силу. Заставляли отказаться от любви к одному, ради любви ко всем. Но это почти такой же выбор, только делать его заставляют не враги, а свои. Конечно любить всех проще, чем одного. Но это можно делать только путем жесткой регламентации всех сторон жизни. Собственно, орден пошел этим путем, отучил своих адептов думать, и это слепое следование заведенным правилам сгноило Орден изнутри.

– Значит, правы ситхи? – теперь голос лорда полон ядовитого сарказма.

– Побойтесь Бога. Слепое следование страстям делает человека легко управляемой марионеткой. Я просто говорю о необходимости внутреннего контроля за своими мыслями и чувствами и за теми мыслями и чувствами, которые вы впускаете в себя. Как на границе – если она открыта, то кто угодно пройти может. А если внутренний контроль действует, то даже страх и гнев становятся волевым отторжением зла. Иначе сперва – собеседование со злом. Помните, как Палпатин впервые заговорил с вами о владыке ситхов?

– Сказал, что, если бы ему довелось встретить ситха, то он не торопился бы орать «Караул! Держите гада!», но попытался использовать его силы во благо Республики.

– Вы просто выслушали и не возразили. Хотя сами-то вроде бы понимали, что незачем злу делать добрые дела, даже если его попросит об этом сам верховный канцлер. Следующий шаг – оценивание зла. Вы в мыслях прикидывали ситуации, в которых кто-то и вправду мог вступить в сговор с ситхом. Потом вы стали примерять ситуацию на себя, оправдывая зло. И вот вами овладела страсть – вы сами деятельно жаждали этой встречи.

– Как-то так оно и было. Только выход-то какой?

– Для вас тогдашнего? Даже, не знаю. Вас угораздило родиться в гнилое, лицемерное время. Без твердой опоры шансы не стать Дартом Вейдером невелики. Для вас нынешнего? В активе у вас пусть негативный, но опыт. И воля. Управлять своим гневом вы научились мастерски. Иначе адмиралов в Имперском флоте уже не осталось бы. В пассиве – отсутствие иных стимулов, кроме ярости.

– А Сила?

– Проку вам с нее, когда у жизни нет смысла?

– Почему? Месть, например.

– И сильно вам от нее полегчало. Помереть от тоски не дало – не более. Светлой должна быть не сила, а душа. И равновесие снаружи невозможно без равновесия внутри. Иначе – очередная резня и кладбищенский покой для всей галактики. Мир, в котором некого любить, незачем и спасать. Вы же доказали, что ярость ситха сильнее беспристрастности джедая. Теперь докажите, что любовь человека сильнее ярости ситха. Может, в этом и есть ваше предназначение, с которым все носились, да так и не поняли толком, что это?

– Начать и кончить… Может я просто зачищу галактику от недовольных очередной властью? – от боли осталась только вымученная улыбка, но в глазах уже блестело природное всепобеждающее любопытство. – Или у вас и конкретный план имеется? Правда, два моих прежних наставника кончили одинаково плохо.

– Боюсь, я не совсем гожусь в учителя мастеру Силы. Единственное, что могу предложить: почитайте умных книжек, может, в церковь сходить попробуйте. Авось кривая куда и вывезет. А в целом, спасение утопающего – дело рук самого утопающего…

– Ну вот, приехали; – лорд, кажется, обиделся.

– Выбросьте вы из головы ваши медитации и практики. Вы умеете быть верным людям, а не идеям. Вот и вспомните с любовью и благодарностью тех, кто был вам дорог. И попробуйте их простить. Не забыть, не оправдать. Простить. Вы же сильный, Вейдер. А сильные люди – добрые люди. Только в силе источник великодушия, способного прощать более слабых и глупых, ибо не ведают они, что творят.

Вейдер не ответил.

–Боитесь, что не получится? Тогда, попробуем вместе. Вот здесь фильмы, снятые о вас тем самым Лукасом. Давайте смотреть и разговаривать об увиденном. Просто смотреть и говорить.

* * *

– Ой, халтура… Царь – ненастоящий. Засыплемся. Как есть засыплемся.

Так, или как-то так, размышлял полковник Васькин, глядя на слаженно надвигающийся на него отряд. Четыре фигуры, три белые и одна черная, на полторы головы выше товарищей, отражали условную атаку. Собственно, отражал в основном тот, что в черном. Под ударами светового меча рушились возникающие препятствия и мишени. Остальные формально прикрывали эти действия огнем АКМ-ов, а вернее – старались не попасть под рубиновые всполохи оружия лидера. Сам он на присутствие своих под рукой скидок не делал.

Видимо, неудовольствие хорошо читалось на полковничьем лице.

– Понимаешь, Андрей Сергеевич, когда он даже просто шел по коридору станции, от него перло таким… холодом что ли… Мороз по коже, даже когда в записи смотришь. А тут, эффектно, ничего не скажу. Но жути-то нет. Может, в старом костюме что встроено было? – пояснил свое беспокойство Васькин.

Стоящий рядом психолог центра Андрей Курин пожал плечами.

– Полноте. Костюм не причем. Этот бесконтрольный ужас окружающих – отражение ненависти. Вейдер слишком устал терять тех, кто ему дорог. И, чтобы в собственном окружении не возникали те, к кому он испытывал бы хоть намек на привязанность, он отгораживается от людей барьером из своей ненависти и их страха. Более чем надежная гарантия того, что их отношения будут всего лишь бизнесом. Ничего личного.

– А здесь чего же не ярится?

– Возможно, считает, что пробудет здесь слишком недолго, чтобы успеть обрасти опасными связями.

Появление закончившей прохождение полосы препятствий четверки прекратило разговор.

Старший группы Казак доложил о проведении плановых занятий. При этом от взгляда полковника не ускользнуло, что ситх сделал пару шагов в сторону. Он – сам по себе, ни с кем-то из собравшихся.

– Г-н Вейдер, наши специалисты установили переход на Корускант. Подвалы бывшего храма джедаев. Если есть желание, можете прогуляться по городу. Без доспехов, естественно, в гражданке.

Дарт Вейдер с явным удовольствием стянул с головы шлем. Новый костюм, хотя внешне и являлся копией старого, но по сути – это просто броня, при чем местная – фиговенькая. Почти как у штурмовиков, но тяжёлая получилась, зараза. Да и прежний вариант осточертел, видать, изрядно. Так что вылезал из него темный лорд всегда охотно.

Вот и теперь отстегнул перчатки, вытер вспотевший лоб и только после уточнил.

– Это вежливая форма приказа, или у меня, и правда, есть выбор идти или нет?

– Выбор есть всегда, – дипломатично пожал плечами Васькин.

– Просто товарищ полковник о вашей мотивации заботится. Ему показалось, у вас нынче куража маловато. Вот и решил, просмотр того, во что превратилась столица, повысит вашу свирепость до рабочего уровня, – то ли коварно, то ли и впрямь бесхитростно пояснил Андрей Сергеевич.

Вейдер не ответив направился к раздевалке.

«Прогулка» по Корусканту продлилась до вечера. Психолог встретил всех четверых в гостиной сразу по возвращении. Чечен озабоченно рассматривал сбитые в кровь костяшки пальцев. Псих возился с порванной гарнитурой рации. Невозмутимый лорд со свежей ссадиной на скуле развалился в кресле, слушая бренчащего на гитаре Казака.

  Не для меня придёт весна,

  Не для меня Дон разольётся,

  Там сердце девичье забьётся

  С восторгом чувств – не для меня

^[1]

.

– Как прогулялись? – заговорил Андрей Сергеевич, усаживаясь в свободное кресло.

– Нормально. Все, в принципе, как и положено в бардаке. Одни решили, что коли конец света, то все можно, другие, напротив, без лишнего трепа отдают последнюю рубаху, третьи старательно делают вид, будто их хата с краю, – откликнулся Псих.

– Интересно, у того козла новые рога отрастут, или я ему их окончательно обломал? – не весть к кому обратился Чечен.

– Отрастут. Но посмешишем для своих он станет надолго, – все же лениво откликнулся Вейдер.

– Не одобряете? – теперь Чечен обращался к богослову-любителю Курину: не агрессивно, скорее задорно подмигнул.

– Что именно? – с готовностью отозвался тот.

Очень похоже, что оба возобновляли старый, важный для обоих спор.

– Творимое нами насилие. Типа, подставь правую щеку.

– Это будет зависеть от того, как вы поставите вопрос. Спросите, можно ли убивать? И я отвечу – нельзя. Грех. Спросите, нужно ли убить? Отвечу, что да, если это предотвратит еще больший грех. Нельзя чужой кровью расплачиваться за чистоту собственных одежд. У философа Соловьева приведен рассказ русского генерала. Старого, еще царских времен. Человеком он был не безгрешным, но надеялся оправдаться перед Господом одним днем своей жизни. В тот день он убил три тысячи человек. Шла война с Турцией и его отряд вошел в сожженную армянскую деревню. Все жители были перебиты, а в центре к деревьям привязаны тела женщин, которые умерли от разрыва сердца, потому что у них на глазах сжигали их детей. А потом спасшиеся рассказали, что сотворивший это турецкий отряд отправился в соседнее село, и показали русским солдатам более короткий путь. В результате турки попали в засаду и были перебиты все до единого. Вот этим днем старый генерал и надеялся оправдать всю свою не слишком праведную жизнь.

– Правильно. Аллах точно простил бы, будь тот генерал правоверным. Хотя за Ису вашего ручаться не стал бы. Тот, кто без боя дал себя арестовать и казнить, чужую доблесть может и не оценить.

– Отчего же? Если единственным способом спасти других будет пройти через унижение самому, неужто струсишь? Думаю, нет. А крест был единственным способом спуститься в ад и вывести оттуда души праведников.

– Допустим. Но потом, когда воскрес, первосвященника-то с Пилатом навестить надо было. Чтоб впредь неповадно Бога унижать. А то не по-мужски как-то.

– Зато по-божески. Если, конечно, Бог, любит людей до самопожертвования.

– Бог велик. Он не должен быть жертвой. Ему не надо становиться человеком.

– Бог всемогущ. Почему мы сомневаемся в том, что он может и это?

– Чтоб вас переспорить, имамом «Сердца Чечни» надо быть, не меньше; – с показной сердитостью запыхтел явно получающий удовольствие от спора Чечен.

– О чем это они? – тихо спросил Психа Вейдер, которому разговор показался занятным.

– Они разной веры. О ней и спорят.

– Всерьез не сцепятся?

– Нет. Оба верят, в то что Бог любит их, боятся греха, молятся, ждут конца света и надеются на жизнь вечную. Разница в деталях. Но когда верят оба, то не боясь расплескать свою веру, уважают чужую. Так что нормально все.

– Вы на чьей стороне?

– Я -атеист, вроде вас.

Последняя фраза не миновала ушей Андрея Сергеевича, и он принялся за Психа с Вейдером в придачу.

– Атеисты значит? То есть вы со стопроцентной гарантией можете утверждать, что в мире нет силы, оценивающей вашу жизнь с точки зрения совершенного вами добра и зла?

– Ну, не так категорично. Может и есть что-то, но я не считаю эту вероятность слишком существенной, – решил быть дипломатичным Псих.

– Значит полностью отрицать Божественное начало вы не беретесь?

Псих теперь на пару с Вейдером промычали нечто невнятное.

– А теперь вспомните, было ли в вашей жизни ситуация, когда у вас руки чесались сделать гадость, но вы удержались от этого, только потому что вероятно существующий Бог это запрещает?

Спецназовец и ситх недоуменно переглянулись.

– Нет? Так какие же вы атеисты? Вы ж просто не сапиенсы. Ибо где разум у того, кто предполагает наличие Бога, но заветам его не следует?

Псих засмеялся первым. Чуть помедлив, улыбнулся Вейдер. Казак вновь взялся за гитару.

  Этот город брусчаткой обложен как волк.

  И за каждой стеной то ли дом, то ли ДОТ.

  Без брони я полметра проехать не смог.

  Этот город – не город, а сплошной танкодром….

^[2]

Дарт Вейдер тихонько пересел на кресло ближе к Андрею Сергеевичу.

– Этот богословский диспут устроен ради меня?

– Отчасти. Хотя не только. Все, кто вынужден убивать и рискует быть убитым, могут забыть о том, что истина одна, но правд много, и многие из них одинаково достойны защиты. Просто, надо увидеть именно, то, что достойно защиты. Слишком часто яблоком раздора становятся не чужая правда, а то, что мы сами в ней увидели.

– Что проще?

– Не скажите. В сказке писателя Толкиена злой волшебник захватил рыцаря света. Каждый день пленнику показывали новости о его друзьях и близких. Это были в целом правдивые новости, но это были только дурные вести. И через некоторое время этот рыцарь сам, добровольно и без всякого принуждения перешел на сторону зла. Любой стакан отчасти полон, и от части пуст. Опора в душе – в своей и тех, кто рядом.

– Это вы мне – тому, кого пол Галактики считают бездушной машиной смерти, говорите?

– А вторая половина?

– В смысле?

– Кем вас считает вторая половина галактики?

– Не думал. Но едва ли нечто сильно лестное. Впрочем, взаимно.

– За одним единственным исключением. И ради того, кто захотел увидеть в вас человека, вы были готовы отдать жизнь. Попробуйте увидеть красоту мира, Вейдер.

– Зачем?

– Чтобы этот мир хотелось защищать. Чтобы не возвращаться в свой мир просто наемником. Не верю я, что миссия, вроде вашей, по плечу просто наемнику, даже самому умелому.

– Боюсь, вы ошиблись в выборе.

– Отчего же?

– У меня за плечами слишком неподъёмный груз, чтобы идти с ним по новому пути.

– Неправда. Нет креста не по силе. Обожженная душа сильнее, честнее, справедливее. Живы – значит можете. Надо только захотеть. Вот я и пытаюсь вас мотивировать. Уж как умею, простите.

 … перегреется танк, заведу звездолет,

  Назову его «Драккар» и в небо уйду.

Бренчала гитара Казака.

Глава шестая

Несколькими месяцами позже, на столичной планете in a galaxy far, far away

С горючим лорд не угадал. Около загнанного во внутренний дворик ДИ-файтера механик ругался со старым тойдарианцем, но пока без толку. Механик орал, торговец морщил хоботок и яростно махал линялыми крылышками.

– Если вы хотите за дешево, то идите прямо-таки к Креггу! Но только лучше сразу из канализации зачерпните, качество то же, но еще дешевле выйдет! А если хотите говорить за серьезный товар, то тогда принято платить!

– Старина Уотто? А как же бизнес старьевщика на Татуине?

– Темный лорд знает старого Уотто? – кажется, эта новость вовсе не обрадовала тойдарианского торговца. Скорее, наоборот.

– Боец, я потолкую с барахольщиком без свидетелей вон в той будочке. Присмотри, чтоб нам не мешали.

– Вы неправильно меня поняли, мой лорд! То есть я хотел сказать за качество моего товара… – верещал зажмурившийся торговец.

Дверь помещения неясного назначения давно закрылась, а ему не отвечали. Тогда Уотто решил приоткрыть левый глаз. И тут же пожалел об этом. Ибо едва ли кто-то из ныне живущих видел Дарта Вейдера без маски и не получил кучу неприятностей взамен. А еще через миг он вообще на пару минут забыл, как дышать.

– Малыш Эни? Кто бы мог подумать…. Ты пришел совсем убивать старого бедного Уотто, или топливо тебе таки нужно?

– Нужно, и не только топливо, но и еще много чего. Причем, бесплатно.

– Но я могу сказать моим компаньонам, что заказчик, Дарт Вейдер, – это малыш, которого я учил с какой стороны браться за тестер?

– Без проблем. Я никогда не делал из этого особой тайны. Просто не интересовался никто. Не уверен, что твои барыги поверят этим словам, но другой оплаты не будет.

– Извини, малыш Эни, но в коммерции ты силен никогда не был. Твое имя рядом с именем старого Уотто – да это ж целый капитал! Горючка будет через четверть часа! – крылышки направившегося, было, к двери тойдарианца на миг замерли, и сам он плюхнулся на пол. – Только…. Хатт! Если Энакин Скайуокер – это Дарт Вейдер, то получается, герой сопротивления Люк Скайуокер – его сын?! Эни, мальчик мой! Беру свои глупые слова о бесталанности в области коммерции назад! Я всегда верил в тебя, малыш! Какая комбинация! Сперва, из имперского бюджета получаются вовсе не маленькие средства на строительство «Звезды смерти», и когда эти средства освоены, прилетает крошка Люк, бабах, и никто уже не узнает, сколько «Звезда смерти» стоила на самом деле! И так два раза!! Гениально!!!