Текст книги "Поединок. Выпуск 2"
Автор книги: Юлиан Семенов
Соавторы: Эдуард Хруцкий,Александр Горбовский,Борис Воробьев,Валерий Осипов,Виктор Федотов,Михаил Барышев,Анатолий Голубев,Эрнст Маркин,Николай Агаянц,Валентин Машкин
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
По согласованию с начальством Алексей назначил явку Чуеву на десять утра. Тот пришел точно в десять. Вошел в комнату аккуратно выбритым, причесанным, в нарядном костюме, и Алексей отметил про себя, что это, наверное, ужасно, когда костюм так меняет человека. Перед его глазами встала фигура в майке и трусах, с волосатыми ногами и полупьяным лицом.
Сейчас перед Вороновым сидел совершенно другой, нормальный человек.
Алексей ожидал встретить как бы сохранившееся с прошлого разговора нагловато-независимое отношение. Но то ли новая обстановка, то ли какие-то другие причины заставили Чуева изменить линию поведения. И Воронову, настроенному слишком агрессивно, пришлось свой боевой пыл несколько охладить.
Чуев сидел сдержанно-вежливо – само внимание.
– Я хочу вас предупредить, Петр Константинович, что в отличие от прошлого разговора у вас дома эта встреча официальная, протоколируется, записывается на магнитофонной пленке, и потому прошу быть в ваших же интересах очень внимательным с ответами и правдивым.
– И то и другое меня устраивает. Как гонщик, я привык всегда быть внимательным. Что касается правдивости, думаю, вы уже имели возможность в этом убедиться, проверив...
– Проверили... – перебил Воронов. – И потому, чтобы не пришлось мне вас больше прерывать, хочу попросить отвечать только тогда и на те вопросы, которые я вам задаю.
– Это что, допрос? – слегка побледнев, спросил Чуев.
– Да, – как можно жестче ответил Воронов.
Формальности, связанные с открытием протокола, фамилия, данные и прочее, они выполнили во все накалявшейся атмосфере. Воронов видел, что Чуев боится. Но чего? Надо было вести разговор, стараясь как можно дольше продержать его в этом тревожном состоянии. Страх за содеянное, если оно было, должен заставить его проговориться.
Алексей подумал, что там, в кабинете начальника отдела, где полковник Жигулев и старший следователь Стуков внимательно слушают, как он ведет допрос, не очень-то одобрят такую линию его поведения. Полковник Жигулев не любил психологического нажима – только факты.
– Итак, вы не разговаривали с диспетчером Мотей о нашей с Хромовым встрече. Вы подтверждаете это ваше заявление сейчас?
Чуев пожал плечами.
– Естественно.
– По-прежнему считаете, что Мотя решила вам отомстить за то, что отказались на ней жениться?
– Не совсем так, но приблизительно.
– Уточните, пожалуйста, как вы формулируете эту мысль.
– Естественно, обиженная баба меня ненавидит с того дня, как я женился на Людмиле, а не на ней. Вот и все. Она готова съесть меня с потрохами.
– И вы не знали о том, что Хромов договорился встретиться со мной на следующий день?
– Не знал. Мне это, поверьте, совершенно безразлично как сейчас, так и было тогда.
– Расскажите, что вы делали в то утро, когда погиб Хромов.
– Я вам уже говорил. Перебирал мотор. Или свидетелей мало?
Воронов сдержался.
– Свидетелей даже больше, чем нужно. Но поподробнее, пожалуйста. Вот вы миновали проходную и...
Чуев сел на стуле поудобней. Опять недоуменно пожал плечами – дескать, если вам нечего делать, я готов вспоминать...
– Прошел в мастерскую...
– Ни с кем не разговаривая по дороге?
– Ни с кем... – твердо ответил Чуев, но Воронову почудилась какая-то трещинка в его твердости. Он помолчал, видя, как борется Чуев, пытаясь взять себя в руки. И Воронов решил временно ослабить нажим. Недоговоренность всегда многозначительна.
– Вам знаком этот предмет? – Воронов положил на стол стоявший рядом с тумбой длинный крючок из десятимиллиметровой проволоки. Он заметил его вчера в гараже среди общего хлама, висевшего на стеллажах. Спрашивал ребят, и никто не мог объяснить толком, зачем нужен этот крюк и кто его сюда принес. Но таким или почти таким проводился следственный эксперимент. Воронов, оформив изъятие протоколом, взял его так, на всякий случай...
Эффект превзошел все ожидания. Чуев откинулся назад и замер. Потом, сообразив, что выдает себя, быстро сказал:
– Да. Это мой буксировочный крюк. Иногда приходится таскать на нем мотоцикл.
– Вы можете объяснить, как он применяется?
Чуев совершенно растерялся.
– Обыкновенно. Цепляю за свою машину одним концом, за другую – другим.
– Ручка столь узка, что не цепляется ни за одну переднюю или заднюю деталь мотоцикла, годную для буксировки...
– Я могу вам показать это на практике...
– Обязательно попрошу вас об этом. А теперь скажите, не этим ли крюком воспользовались вы однажды, цепляясь за фургон Хромова?
Надо отдать должное Чуеву, он сумел достойно принять удар.
– А-а, вот откуда ветер! Было такое. Идиот инспектор попался. Долго душу мотал... Не этим крюком цеплялся – тогда какая-то проволока подвернулась. У меня, помнится, бензин кончился.
– Вы можете мне рассказать, куда и откуда вы ехали?
– Могу.
Чуев принялся подробно рассказывать. Воронов не перебивал, давая ему выговориться. Чуев все более живописал о своих планах и о стычке с инспектором.
– Скажите, Чуев, о чем вы говорили с Хромовым в то утро, когда он погиб...
– Так... Ни о чем...
– Но полчаса назад вы показали, что ни с кем не разговаривали...
– Как-то запамятовал... Действительно, я поздоровался со стариком.
– Вы садились к нему в машину?
– Вроде стал на ступеньку... – глухо сказал Чуев.
– В кабине не были?
– Как будто нет, – и по глазам Чуева Алексей понял, что тот действительно не уверен и пытается лихорадочно вспомнить.
– Чуев, вам знакомо такое слово – дактилоскопия?
– Пальцы, что ли? – с тревогой в голосе переспросил Чуев.
– Пальцы, – согласился Воронов. – Точнее, отпечатки пальцев.
– Угу, – соглашаясь с уточнением, пробурчал Чуев.
– Так вот... По закону они являются неоспоримой уликой. Отпечатки пальцев – не слова. Ими жонглировать невозможно.
– Угу, – опять буркнул Чуев.
– На руле погибшего Хромова, неслучайность смерти которого доказана медицинской экспертизой, обнаружены отпечатки пальцев...
– Но я мог коснуться руля в кабине... Когда сел... Или нет... – Чуев заметался. – Не помню, может...
– Я вас предупреждал, Чуев, о внимательности и правдивости. Пока нет ни того, ни другого. Мы разберемся потом, что делали вы, цепляясь за фургон Хромова...
– Я не знал, что это фургон Хромова...
– Допустим... Но теперь-то вы должны знать, что отпечатки пальцев на руле отчетливо показали, что их владелец выполнил маневр, приведший к аварии машины, но не к смерти Хромова. Его перед этим убили тяжелым предметом по голове... Сбоку. В висок... И подозрение, естественно ложится на того...
– Я не убивал Хромова, – глухо сказал Чуев.
– Готов вам поверить, Петр Константинович. Тем более, что я этого и не утверждаю. Хочу лишь, чтобы вы поняли, что ждет человека, оставившего отпечатки пальцев на руле.
– Понимаю... – Чуев сидел, подавленно опустив голову, руки его мелко дрожали, так что, казалось, налившиеся вены пульсируют со стуком, слышным не только ему, Воронову, но и там, в кабинете начальника отдела.
– Тогда, Петр Константинович, начинайте рассказывать все и по порядку. Это единственная ваша возможность. Вам надо разъяснять почему, или вы уже успели осознать это сами?
Чуев с минуту молчал и вдруг проговорил:
– Хромова убирал Гришка Демин.
– Хват?!
– Да. Мотя сказала мне о вашем разговоре, и я передал его Хвату...
Полковник Жигулев оторвался от динамика.
– Немедленно опергруппу в Дальтранс. Снять отпечатки пальцев Хвата, но так, чтобы ему и в голову не пришло! Пулей, – почему-то шепотом закончил полковник и кивнул Стукову: дескать, выполняйте.
– За что Хват убил Хромова, и почему это интересовало вас?
– Меня это не очень интересовало...
– А кого?
– Станислава Антоновича...
– Кого, кого?! – воскликнул Воронов.
Полковник Жигулев поморщился: «Мальчишка! Надо держать себя в руках!»
– Станислава Антоновича Городецкого, нашего главного диспетчера.
– Давайте по порядку, Петр Константинович, слушаю вас...
– Я действительно срывал пломбы с фургонов, приводя тем самым к ответу шоферов. Не помню сколько раз, но делал это по просьбе Городецкого. Первый раз это было года два назад, точно – в мае. Мы обедали в ресторане «Архангельское». Он предложил мне принять участие в одной операции. Городецкий всегда поддерживал меня. Вы знаете, я ведь не шоферю уже давно, а деньги капают. Директор несколько раз пытался прикрыть лавочку, но Городецкий, он большой любитель спорта, отстаивал. Только потом я узнал, какой он любитель... Станислав Антонович сказал, что дело пустяковое, и предложил плату, от которой у меня голова пошла кругом. Ты, говорит, ничего знать не будешь. Я тебе скажу, с какого фургона надо сорвать на ходу пломбу, и приходи за расчетом. Остальное тебя не касается, лишь бы никто не видел! Дело-то действительно плевое, – Чуев запнулся. – Потом, когда произошло несколько скандалов в нашей конторе, понял, зачем нужна была сорванная пломба. Состоялся крупный разговор с Городецким. Чуть не набил ему морду... Но он убедил меня, что назад дороги нет. Он умеет убеждать...
Воронов слушал Чуева, прикрыв глаза рукой. Боялся малейшим движением спугнуть откровенность говорившего. Перед его мысленным взором разбегались десятки тропинок, в конце которых стояли, улыбаясь, изображая из себя честных советских людей, обыкновенные жулики. Начальник отдела прав. Это шайка. И в ней замешаны отправители. Значит, предстоит еще огромная следственная работа. Воронов не боялся, что опустит что-то из показаний Чуева – магнитофонная кассета крутилась, и ему еще не раз доведется вслушиваться в безнадежно усталый голос Чуева.
А тот рассказывал о механизме информации, о передаче крупных сумм денег, и щупальца, расходившиеся от Городецкого, становились все толще и многочисленнее.
– Я ничего не говорил Хвату. Сообщил о предполагаемой вашей встрече Городецкому в тот же вечер. Дело в том, что Хромов, кажется, раскусил механизм срыва пломбы. То ли кто-то видел меня из шоферов другой конторы и сообщил ему, то ли сам заметил. Однажды он мне сказал: «Ну, сука, ты скоро за все ответишь!» Это было в день, когда Мишенев пришел к вам... Городецкий рассвирепел. При мне он тут же сказал Хвату, который с нами ужинал: «Займешься завтра же!»
Допрос шел уже третий час, и когда Воронов собрался сделать перерыв, видя, что Чуев с непривычки совершенно измучен столь долгим монологом, в комнату неожиданно вошел полковник Жигулев.
Воронов встал. Так же поспешно поднялся и Чуев.
– Сидите, сидите! – Жигулев подошел к столу, глядя на Чуева сверху вниз.
– Вы сказали правду, Чуев. Экспертиза подтвердила, что на руле отпечатки пальцев Демина. Вы, судя по всему, невиновны в убийстве Хромова. Непосредственно не убивали... Но, надеюсь, понимаете, что ваши действия привели к гибели человека. Не говоря уже о хищениях, о том, что вы оклеветали десятки порядочных людей, работавших не за деньги, а за совесть, украли у государства...
– Я понимаю, понимаю, – поспешно произнес Чуев.
– И хорошо. Давайте договоримся... Вы поможете нам и дальше. Мы, конечно, обойдемся и этой вашей информацией. Но, думается, что Городецкий запутал не только вас. И если не пригвоздить его неопровержимой уликой, он будет крутиться долго. И кто знает, не погибнет ли еще один Хромов...
– Согласен, – угрюмо сказал Чуев. – Что надо делать?
– Прежде всего молчать о нашей договоренности. Вы встретитесь со Станиславом Антоновичем и скажете, что Мишенева надо додавить. Объясните, что здесь, в МУРе, клюнули на него, Мишенева возьмут, и все кончится. О Хромове ни звука.
– Не поверит, – упрямо повторил Чуев.
– Убедите. Эта помощь может рассматриваться судом как часть платы за содеянное вами лично. Убежден, что и это вам понятно.
Чуев молча кивнул головой, и Воронову показалось, что он всхлипнул.
– Остальное предоставьте нам. Подождите здесь, Петр Константинович, а вы, товарищ Воронов, пройдемте со мной.
24В операции Воронов не участвовал, потому что он был слишком хорошо известен Городецкому и еще потому, что в тщательно разработанной операции делать ему было просто нечего. Разговор Чуева с Городецким в ресторане «Арагви» прошел успешно – в отделе весь следующий день внимательно изучали чуевский отчет.
Чуев сыграл свою роль старательно. Может быть, излишне волновался, но, наверное, это было естественно в его положении, и волнение, похоже, еще больше убедило Городецкого в искренности Чуева.
Впрочем, Воронов, несколько обиженный таким отношением, получил особое задание: продолжать вести работу своим чередом. Позвонить Городецкому и задать несколько пустяковых вопросов. Например, сколько суток обычно проводят шоферы в рейсах. И тому подобное. Продефилировать пару раз по территории Дальтранса и заодно посмотреть, как чувствует себя Мотя. Заглянуть в мастерские спортклуба. И, наконец, завершить давно задуманное – встретиться с инспектором, задержавшим Чуева, чтобы узнать от него как можно больше подробностей. Они могли пригодиться, когда Чуев будет выполнять свою операцию по срыву пломбы.
Это происходило прежде всего по воле Городецкого. Но теперь Станислав Антонович, за которым было решено даже не устанавливать наблюдение, шел на поводу событий. Ключ – обязательный рейс Мишенева. Виктор должен отправиться по старому хромовскому маршруту на ковровый комбинат. Чтобы подыграть, Мишенев по совету Воронова явился к Городецкому, чтобы отказаться от рейса, и попросил вообще отстранить его от работы впредь до закрытия дела. Городецкий накричал на Мишенева, потом потребовал в административном порядке непременно выполнить рейс. Это была серьезная, сверх предусмотренного, ошибка Городецкого.
Обо всем этом думал Воронов в машине, увозившей его в отделение майора Хромова. Инспектор Какурин Константин Степанович должен был ждать его там. И он действительно ждал.
Воронов предполагал увидеть молодого, педантичного, требовательно-вежливого из желания как можно лучше выполнить свой долг молодого инспектора, а перед ним стоял, смущенно представившись, старшина весьма преклонных лет. Он смотрел на Алексея чудаковатыми добрыми глазами. И Воронов подумал:
«Форма-то на деде сидит, как на чучеле. В его возрасте на бахче арбузы бы караулить, а не на таком насыщенном участке дежурить. Майор, судя по всему, в деде души не чает. Интересно, оправданно ли?»
– Вы помните тот случай, с мотоциклистом? – спросил Воронов, озадаченный настолько, что не знал, как начать разговор.
– Товарищ майор говорил... И так что, считай, помнил...
– Где это произошло, показать сможете?
Дед обидчиво засопел.
– Я на этом перекрестке восемнадцать лет стою. Как же не могу...
– Проедем туда?
– Пожалуйста, – дед кивнул на мотоцикл с коляской, такой же старый, как и сам хозяин, но сверкавший аккуратно подправленной желтой краской.
Когда мотоцикл рванулся с места, Воронов заметил, что дед еще силен. Чувствовалось полное слияние с машиной, будто все лошадиные силы, гудевшие в моторе, переливались и в хозяина.
Какурин заглушил мотор и откатил мотоцикл на обочину.
– Тут и было. У меня тогда с мотором что-то случилось – едва завел. А то бы я лихача еще издали заметил. Вон на том повороте. Когда голову поднял, он уже на этом вираже свои номера выкидывать начал. Как проехал, я за ним и припустился. Останавливать на месте не с руки было – за фургоном он бы меня и не увидел. Да и остановился ли – тоже вопрос.
Какурин рассказывал чрезвычайно подробно, словно мысленно прокручивал перед собой ленту, зафиксировавшую совершенно заурядный в жизни дежурного инспектора эпизод.
«Вот на таких, как Какурин да Стуков, и держится наша служба. Ну что ему до этих мелочей?! А в работе нашей и впрямь их не бывает. Пройди он мимо чуевского «хулиганства», не оставь свой рапорт, пусть и не очень грамотный, но толковый по сути, неизвестно, где бы мы еще плелись со своим расследованием. Умница дед. А старость что – она случается с каждым, кто долго проживет».
Какурин объяснил, демонстрируя наглядно, как все было.
Воронов стал с ним прощаться.
– Спасибо, Константин Степанович. Вы даже не догадываетесь, как нам помогли...
– Что, хорош гусь оказался? – лукаво спросил Какурин.
– Еще как хорош! – Воронов развел руками, как бы показывая, что о дальнейшем поведать не волен. – Обещаю вам недельки через две лично все изложить. Вместе попереживаем и порадуемся победе. А сейчас бы в отделение вернуться – мне уже в город пора!
– В город? Так чего же назад крутить? Сейчас я вас славно устрою.
Он шагнул с обочины на асфальт и поднял свой полосатый жезл, висевший на руке. Красный «Москвич» послушно замер прямо у его ног.
– До города? – вежливо спросил Какурин. – А-а, товарищ художник? – водитель, очевидно, оказался старым знакомым. И, наклонившись, Какурин попросил: – Товарища лейтенанта с собой не прихватите?
– Коль разрешите с неограниченной скоростью ехать, возьму! – смеясь, ответил водитель – молодой, усатый парень с копной черных волос.
– Я те дам, с неограниченной! – притворно сердито погрозил палкой Какурин.
Не успели отъехать, парень охотно заговорил.
– Батя у нас хорош. Но строг – спасу нет. Я от него две дырки в талоне имею. Только с трудом уговорил на неделю срок одной перенести. Критическое положение создавалось, – парень прибавил газу, словно и впрямь получил разрешение Какурина.
Воронов взглянул на спидометр. Скорость была за восемьдесят, а пробег – пять тысяч семьсот сорок километров.
– Не много ли две дырки за такой короткий пробег? – скорее из вежливости спросил Воронов.
– Еще как много! Да ведь у Бати не выкрутишься. Он эту проклятую скорость без спидометра с точностью до ста метров чувствует...
Под этот восторженный дифирамб Какурину Воронов и задремал. Он не заметил, сколько проехали и где находились, только очнулся от ощущения того, что машина плывет. Подняв голову, бросил взгляд на панель приборов и увидел стрелку спидометра, стоящую на делении «65». За ветровым стеклом тянулась слегка мокрая от дождя лента шоссе. Навстречу, где-то в километре, шел грузовик. А их машина плыла по дороге боком.
Алексей не успел принять никакого решения. Оно пришло само – по-спортивному быстро, скорее инстинктивно, Алексей успел сжаться, повернуться боком, упереться в торпедо правой рукой, а левую закинуть за спинку. Наверно, это было все одновременно. Во всяком случае, он успел это сделать, пока взревевший мотором, – растерявшийся водитель вместо педали тормоза нажал на газ, – «Москвич» не прыгнул с трехметрового обрыва. Потом обрушился грохот, как будто заработала камнедробилка. И он, Воронов, уперся в белый-белый с мелкими дырочками потолок машины. И еще в пол... Потом удар. Все затихло так же стремительно, как начало грохотать.
Он лежал на плечах, ногами кверху, между передним и задним сиденьями. На месте левой двери зияла дыра, в которую Алексей и вывалился. Встав на ноги, осмотрелся. Нет, скорее прислушался: тихо-тихо наигрывал приемник, прижатый к полу, да громко, как бывает лишь в детективных фильмах, капал бензин из свернутой горловины бака. Потом увидел лежащий кверху колесами «Москвич», щедрую россыпь выбитых деталей позади и свои разорванные, окровавленные брюки, пробитые до белой кости ноги и вспухшие, в кровяной пене руки...
– Парень! Эй, парень! – громко позвал Алексей. – Обойдя машину и совсем не думая о себе, он увидел водителя, лежавшего на спине.
Грузовик, бежавший навстречу, со скрежетом затормозил, и водитель бросился к нему.
– Давай, бери парня! – сказал Воронов. – Больница далеко здесь?
– Километров пятнадцать... В Сельцах! – он кивнул в сторону, откуда они ехали.
– Скажешь по дороге инспектору Какурину, пусть приедет...
– Бате?! Скажу! – водитель бросил в кузов вырванное во время переворотов сиденье и помог положить на него художника. Тот хрипел...
– Гони, гони быстрее! – крикнул ему Воронов, но крик получился слабым.
– Вы-то как? – спросил водитель уже из кабины.
– Нормально. Гони!
На дороге подходили и останавливались машины, а Воронов будто и не видел этих людей – он смотрел на свои все отекающие руки в кровавых, лопавшихся от вздутия струпах, и никак не укладывалось у него в голове, что пострадавший – это он.
Какурин соскочил с мотоцикла почти на ходу. Он засеменил к Воронову. У Алексея, наверно, был такой страшный вид, что Батя растерянно спросил:
– А вы откуда, товарищ лейтенант?
Воронов кивнул головой в сторону лежавшего метрах в двадцати под склоном измятого и перевернутого кверху колесами «Москвича».
– Это невозможно, – еще более растерянно произнес Батя, но на этом, к счастью, его растерянность и кончилась... Воронов потерял сознание.