Текст книги "Поединок. Выпуск 2"

Автор книги: Юлиан Семенов

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Александр Горбовский,Борис Воробьев,Валерий Осипов,Виктор Федотов,Михаил Барышев,Анатолий Голубев,Эрнст Маркин,Николай Агаянц,Валентин Машкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

15

Виктор не ожидал такого поворота событий. Профсоюзное собрание началось, как обычное собрание, и вдруг заговорили один за другим. Говорили, что им совестно работать рядом с человеком, запятнавшим себя кражей, а потом еще отправившимся в милицию, чтобы свалить с себя вину на других... Что он совсем не думает о чести родного коллектива... И так далее, и тому подобное. Больше всего удивило, что громче других кричал Хват: и о честности, и о долге каждого члена коллектива. Это было так на него не похоже, что Мишенев совершенно растерялся и даже не воспользовался своим полным правом посоветовать Хвату взглянуть на себя.

Мишенев все полтора часа сидел молча, опустив голову, мучительно соображая, кто же может стоять за такой «организованной» стихийностью. Но так толком ничего и не придумал.

О собрании, принявшем решение ходатайствовать перед администрацией об увольнении Мишенева, – естественно, после того, как он внесет необходимую сумму в погашение похищенных товаров, – Виктор рассказал Воронову по телефону в конце рабочего дня. Алексей слушал внимательно. В голосе Виктора звучала искренняя растерянность, и сам он ощущал тоже нечто похожее. Удар был слишком неожиданным. Тем более со стороны Хвата, с которым Алексей успел так наскоро познакомиться во время ночевки на Ягале. Конечно, Хват – нахал. Но ни с его поведением, ни с его образом не вязался переход от действия к словам. Больно это не в духе таких людей, как Хват.

«Дать в морду, – рассуждал Воронов, – это средство годится. А чтобы словом, да еще стыдящим, со ссылкой на высокие морально-нравственные принципы... Это слишком. Тут Мишенев, если не хитрит, прав. Кто-то иной стоит за организацией такого бунта. Его надо искать именно в Дальтрансе. Пожалуй, этот некто невольно допустил ошибку, слишком сузив границы нашего поиска. Пожалуй, этот некто поспешил».

Вывод Воронова, когда он, положив трубку, задумался над сообщением Мишенева, был, скорее, не логическим, а как бы защитным – рейс в Таллин, кроме общей информации о характере мишеневской работы, мало что дал. Конечно, он, Воронов, присмотрелся к горячим точкам, где могла быть совершена кража, но, к сожалению, чувство раздвоенности в отношении к Виктору у него не только не исчезло, а, наоборот, утвердилось. Мишенев показался ему более стоящим и симпатичным. Хотя, может быть, некоторые черты его характера, подавляемые волей, что тоже, кстати, было одним из небольших открытий, могли наводить на грустные мысли.

Но, с другой стороны, он не увидел возможности кражи, если в ней не заинтересован лично шофер. Ночевки подобными цыганскими таборами не позволят подойти чужому и, что самое главное, не позволят соседу «случайно» перепутать машины. Украсть может только сам шофер и только по дороге. Пока нет другой альтернативы.

«Хорошо, Воронов. А теперь давай спокойно порассуждаем, зачем нужен Мишеневу весь этот маскарад. Есть ли в содеянном Виктором хоть какой-то коэффициент полезного действия? Думаю, если есть, то неизмеримо ниже, чем у паровоза. Ведь если бы Мишенев захотел погасить задолженность – а заработки позволяют это сделать, – он бы, украв, не поднимал такой бучи. Надеется на списание? Вряд ли. Тогда зачем Мишеневу весь этот цирк?

Пожалуй, это очень важно, что произошло сегодня. Я все-таки рискну сделать вывод – есть этот «кто-то», кого не знаю я, кого не знает Мишенев, но кого, наверно, знал старик Хромов. Я бы мог понять этот сегодняшний демарш, как продолжение игры Мишенева: вот, мол, как меня обижают?! Защищайте! Но где к. п. д., где? Французы советуют в таких случаях: «Ищите женщину!» Но ее искать не надо – кроме Моти, в поле зрения ни одна не попала. Да и Мотя, думаю, мало причастна к дальтрансовским происшествиям».

Воронов остро ощущал голод. Фактологический голод. Не хватало пищи для размышлений. Довольно туманные, неопределенные предположения обрывались в пустоту. И Воронов чувствовал: чтобы наполнить эту пустоту, потребуется немало сил и времени.

Алексей взял «Советский спорт» и тут только вспомнил, что утром не успел его даже просмотреть – сразу вызвали к Кириченко. Он развернул газету и наткнулся на броский заголовок: «Мир скорости: Пирита – Козе – Клостриметса». Под ним шел бойкий репортаж с первенства страны по мотоциклетному спорту. О Чуеве говорилось целым абзацем:

«Молодой водитель треста Дальтранс Петр Чуев проявил высокое мастерство и, главное, мужество, показав во второй попытке лучшее время прохождения круга. Только обидная неисправность машины, когда уже было пройдено более половины дистанции, отбросила его на восьмое место, лишив возможности на равных бороться за победу с известными советскими гонщиками».

Воронов внимательно прочитал отчет, ставший куда зримее и говоривший ему куда больше, после того как он сам побывал на гонках. Сейчас Воронов как бы вновь ощутил своеобразный кисло-сладкий запах Таллина и запах хвои, настоенной на прогоревшем масле среди сосен, окружавших трассу.

«Чуев? Если верить словам Мишенева, то какой он там, к дьяволу, водитель! Лихач, и только! Стоит задуматься над тем, кто и за чей счет так меценатствует? Кому и для чего нужна знаменитость, поедающая, наверно, половину всего бюджета, отпускаемого на развитие спортивной работы в автохозяйстве?»

Воронов открыл ящик стола и среди бумаг увидел листок, на котором красовался жирный стуковский чертеж: точка, кружок и прямая. Он был прост, этот чертеж, и столь же молчалив. Машинально взяв перо, Алексей зачеркнул крестом пункт отправки и прямую линию следования. Оставалась точка разгрузки. Но точкой разгрузки в мишеневском деле являлся Дальтранс... Налицо было прямое нарушение законов геометрии – прямая замыкалась...

16

Воронов извлек из своего блокнота шесть фамилий шоферов, на которых за последние два года были составлены акты о недостаче, и с утра решил начать опрос. Троих на месте не оказалось – ушли в рейс и должны были вернуться в разное время. Воронов записал, когда. А пока он отыскал в аккумуляторной мастерской Сергея Егорова. Тот встретил его совсем не ласково.

– Ну и что? Было. С тем делом давно покончено, – Егоров разговаривал, почти не глядя на Воронова. Он макал указательный палец в банку с солидолом и щедро мазал свинцовые клеммы аккумулятора.

– А я и не собираюсь начинать его сызнова, – Воронов старался понять, что кроется за столь открытой враждебностью. Его это даже забавляло. Он был подчеркнуто вежлив. – Я хотел только выяснить, когда вы обнаружили, что сорвана пломба?

– Обнаружил здесь, в гараже. Сразу и актик об этом приготовили.

– Допустим, я неточно сформулировал вопрос. А кто мог, по-вашему, ее сорвать?

– Знал бы – голову свернул! – хмуро сказал Егоров и так посмотрел на Воронова, что тот поверил в реальность угрозы и даже порадовался: как хорошо, что не он срывал пломбу!

– Да, – Воронов почесал в затылке, – тогда с другой стороны зайдем... Нет ли у вас предположения, кто бы мог это сделать?

– Слушайте, товарищ! Неужели вы думаете, что я с большим удовольствием платил свои кровные денежки? А-а! – он махнул рукой. – Дело прошлое...

– Не такое уж и прошлое, – перебил Воронов. – Вот у Мишенева неприятности... И у Хромова были тоже.

– Ну, Хромов свое заплатил... А Мишенев... Разные люди, – неопределенно сказал Егоров. – И вообще, товарищ, зря мы разговор с вами завели. Тогда не разобрались, а сейчас, после давней драки, кулаками махать мне и вовсе неохота. Даже супружница моя о тех денежках плакать перестала!

Егоров крякнул, схватив в охапку черное тело аккумулятора, и, почти оттеснив плечом Воронова с прохода, вышел из мастерской. Аккумуляторщик, похожий на девочку парень в щеголеватом халате, с хитроватой усмешкой взглянул на Воронова:

– Егорыч у нас мужик с характером!

«И без тебя вижу», – Воронов кивнул парню и вышел следом за Егоровым. Долго смотрел, как тот молча, словно и не было никакого разговора, перетаскивал мимо него ящики и нырял по пояс в люк, видно, монтируя провода.

Воронов решил, что продолжать с ним разговор – дело дохлое.

Николая Коржикова нашел в курилке – тот рассказывал веселый анекдот двум своим приятелям. С анекдотной веселостью и отвечал:

– Это когда платить пришлось? Да черт его знает, что произошло! Прежде никогда подобного не случалось, а тут... Приехал – и вот тебе сюрприз. А я тогда точно помню, пропился до тельняшки. Спасибо ребятам – с шапкой пошел, собрал и отдал. Хотел судиться, а потом подумал – себе дороже будет.

– Это у вас был единственный случай или приходилось еще платить?

– Так, по мелочам, – он неопределенно покрутил в воздухе рукой. – А с другой стороны – считай, что и не было...

– Предположить, кто сорвал пломбу и забрался в кузов, в голову не приходило?

– Не приходило, – так же весело согласился Коржиков и, тряхнув своими кудрями, пояснил: – В голову не приходило, что кто-то забраться мог. Когда пломбы не оказалось, я со смехом смотрел – присутствовал, значит, как товар считали. А когда подсчитали – прослезился! – Он опять неопределенно покрутил рукой.

– Спасибо за беседу, – Воронов заглянул в блокнот и спросил: – Где мне Юрия Чернова найти, не знаете?

– Чего его искать? – удивленно воскликнул Коржиков.

– Надо, – раздраженно буркнул Воронов, злясь в душе на весельчака, который так легкомысленно шагает по жизни и невесть еще до чего дошагает.

– Я не об этом, что не надо, – впервые, может быть, серьезно ответил кудрявый Коржиков, – Чернов-то вот он стоит, – и указал рукой на своего собеседника.

Чернов вопросов ждать не стал. Заговорил сам.

– Слышал, чем интересуетесь. Но добавить к Колькиному ничего не могу. Со мной было дважды. Уверен – подонок какой-то промышляет. Третий раз сунется, башку отверну. Ей-ей! Вот потом меня в милиции и допрашивайте.

Он демонстративно отвернулся, как бы ставя точку в этом разговоре.

Когда Воронов, усевшись на бульварной скамье, попытался проанализировать полученную информацию, выходило, что анализировать-то и нечего. Здорово огорчало такое отношение водителей к своим пропажам...

«Неужели они действительно берут, а потом ждут – авось пронесет? Но еще не было случая, чтобы кому-то простили недостачу. Или компенсируют деньгами? Но дефицитный груз хоть и исчезает в товарном количестве, однако, слишком малыми партиями, чтобы можно нажиться на простой разнице в ценах. Главная загвоздка – зачем они это делают? Или, как говорят в Одессе: «Что они с этого имеют?» И потом, это повальное нежелание говорить о прошлом. Словно стесняются. Хотя и по-разному, как показывает опыт, себя ведут. Есть в этом нечто от обреченности. Пожалуй, следует копать в другом месте. Но где? Там, где грузят? А почему бы нет?! Все надо проверять – от и до. Хотя пломбу поставили, и дело с концом! Остальное отправителя не касается. Вот тебе и ларчик – без крышки!»

17

Звонил Станислав Антонович.

– Товарищ Воронов? Должен вас проинформировать, что поступил сигнал из ГАИ. Мишенева вчера по дороге из Курска задержали с левым грузом. Вел себя вызывающе. Ума не приложим, что с ним делать! Коллектив требует увольнения, администрация – возмещения денег, а он продолжает как ни в чем не бывало...

– С чем задержан? – переспросил Воронов, нарушая мерный поток диспетчерской речи.

– Яблоки. Две тонны яблок вез с отклонением от маршрута. Понимаете, машин у нас позарез, план огромный, и я должен подписывать ему новый маршрутный лист, но рука не поднимается. На меня наорал, сказал, что пойдет к вам. Вы уж меня извините, но как-то нездорово получается... Мишенев стал все время угрожать, прикрываясь вашим именем. Вообще, плюет на все порядки. Мы, конечно, вас уважаем, но должны будем принять и свои меры.

– Какие? – неохотно спросил Воронов.

– В короткий срок потребуем внесения денег через суд. И потом уволим как злостного нарушителя трудовой дисциплины.

– Понимаете, Станислав Антонович, я не в свое оправдание, но здесь дело, по-моему, не такое простое. И не в одном Мишеневе...

Станислав Антонович не понял или не захотел понять.

– Конечно. В том-то вся и загвоздка! Какой пример он подает другим! Коллектив работает с предельным напряжением, план сами знаете...

– Я бы попросил вас не горячиться. Он придет ко мне. Поговорим...

– Извините, товарищ Воронов. Все это похоже на потакание Мишеневу. Боюсь, что вынуждены будем проинформировать о сложившейся обстановке ваше начальство...

– Хотите сказать, Станислав Антонович, что пожалуетесь на меня моему начальству?

– Не скрою от вас, – как можно любезнее произнес Станислав Антонович. – Не столько хочу, сколько обязан это сделать. Хотя я сам с большим уважением отношусь к любому труду, кроме такого, в основе которого лежит критика чужого труда.

– Поступайте, как считаете нужным.

Алексей не успел положить трубку, телефон зазвонил вновь. Это был Мишенев. Через пять минут он сидел в том же кресле, в котором сидел в день их первого знакомства. Только сегодня Мишенев выглядел еще более растерянным. Воронов решил сделать вид, что ничего не знает.

– Случилось что? – равнодушно спросил он.

– Случилось... Меня задержали с левым товаром...

– Каким?

– Да! – Мишенев махнул рукой. – Две тонны яблок одному деду подкинул. И на пункте том ни разу не останавливали, а тут – словно специально ждали. Такой зануда инспектор попался! Всю машину осмотрел. Увидел, что пломбы нет, аж позеленел весь. Говорит, открывай машину для досмотра и деда из кабины зови.

– А пломбы почему нет? Пустой шел?

– Нет. Но груза всего тонны две было. Наши ребята часто догружают, коль левый груз подвернется...

– А пломба?

– Что пломба? Приедут – все сошлось, и баста!

– Вот почему они платят так охотно... – вслух подумал Воронов.

– Что-что? – переспросил Мишенев.

– Так, ничего... Значит, сняли сами пломбу, загрузили машину, а потом пришли ко мне жаловаться, что вас обижают?

– Я этим никогда не баловал. Если только порожняком кого подкинешь... А с пломбой – никогда в жизни. Тут жалость к деду разобрала. Сидит у дороги вторые сутки. Сам измаялся и урожай вот-вот компотом на дорогу польется...

– Значит, урожай жалко стало? – не без иронии сказал Алексей. Но Мишенев иронии не уловил.

– Добро ведь государственное. Что моя машина, что яблоки... В один карман идет.

– Сколько?

– Что сколько?

– Сколько в свой карман положили? – резко спросил Воронов.

Мишенев опешил. Лицо налилось кровью. Потом сразу же побелело.

– Я ни копейки с деда не взял...

– Кто этот дед, конечно, не знаете?

– Почему не знаю? Это и в протоколе записано. Зануда-инспектор чуть ли не как дедову бабку зовут записал. Вот его адрес. Чтоб ему, деду... – он хотел выругаться, но сдержался. И не потому, что постеснялся Воронова, как показалось Алексею, а потому, что, видно, спохватился: деда-то ругать не за что.

Алексей записал фамилию, имя, отчество и адрес деда.

– Проверять будете? – впервые за все время разговора зло спросил Мишенев.

Воронов посмотрел ему прямо в глаза, сверкавшие недобрым блеском, и столь же зло ответил:

– Буду. И немедленно. А вас попрошу моей фамилией своих делишек на работе впредь не прикрывать! Негоже это. Не забывайте, Мишенев, мы стоим с вами на разных позициях.

– Ясно, – протянул Мишенев. Он тяжело встал. И только сейчас сорвавшийся Воронов почувствовал, как жестоко обидел этого человека. Хотя и виноват он... Слова Станислава Антоновича все время вертелись на уме.

Мишенев вышел не попрощавшись. Воронов его задерживать не стал. Он позвонил Кириченко и объяснил ситуацию.

– Какое это имеет значение, брал деньги с деда или нет?! Товар левый налицо. В срыве пломбы тоже сознался. Похоже, кончать надо с этим Мишеневым. Переключайтесь-ка на Хромова...

– Слушаюсь, Иван Петрович. Однако с дедом хочу встретиться. Это очень важно для меня лично.

– Опять психологические опыты? – но, почувствовав, что Воронов все равно не отступит, милостиво согласился. – Ладно, я позвоню, чтобы дали машину.

Мишенев, несмотря на приказ инспектора сгрузить яблоки, сделать это отказался и довез деда до рынка. Теперь предстояло его найти среди шумной торгующей братии. Обращаться за помощью к Мишеневу Алексей, разумеется, не мог и, если хотел провести проверку серьезно, должен был сделать это как можно быстрее, чтобы исключить сговор Мишенева и деда.

Загнав машины под «кирпич», частники стояли, словно знаков для них не существовало.

«Или рынок так разлагающе действует», – подумал Воронов, вступая под высокую крышу современного здания. Вдоль рядов, заваленных красной южной редиской, желтыми грушами, перламутровым виноградом – обильными дарами щедрой осени, – Воронов прошел в дирекцию. По квитанции об уплате налога за место и инвентарь нашли торговый номер деда – 85. Администратор предложил проводить Воронова, но тот отказался.

– Спасибо, я сам. Подскажите только, где искать.

– Во дворе, на лотках, под навесом, второе место в третьем ряду...

Воронов обнаружил деда еще до того, как сверил квитанционный номер. Среди продавщиц – ядреных, озабоченных торгом колхозниц, одетых словно по особой форме – в стеганки, дед выделялся шумным характером. Был щуплым и балагуристым – ни дать ни взять дед Щукарь. К нему стояла очередь – человек пять, и он успевал не только отвешивать яблоки, но и с каждым поговорить.

– Разве это яблочки? Это не яблочки! Это солнышкины дети! Бочки́-то посмотрите какие – светятся! Аж лучики играют!

Воронов остановился в стороне, наблюдая за дедом. Работал тот не только шумно, но и с искренней радостью. То ли от того, что добрые яблоки все-таки не пропали и он выполнил ответственное поручение колхоза, то ли с детства привык к труду и всегда получал от него удовольствие.

«Скорее последнее, – решил Воронов. – Так искренне играть в радость невозможно. А дед – артист! Станислав Антонович в своем деле».

При воспоминании о Станиславе Антоновиче настроение сразу испортилось. Воронов представил, как тот напевает в трубку Ивану Петровичу, а Кириченко кивает и поддакивает...

Когда отошел последний покупатель, Воронов окликнул деда.

– Федор Федорович, можно вас на минутку отвлечь от яблочек?

Дед нисколько не удивился, что незнакомый человек называет его по имени и отчеству, вытер руки о передник и пошел к концу прилавка, не забыв крикнуть соседке:

– Пелагея, за моим товаром присмотри...

Воронов представился.

Дед сразу посерьезнел, как серьезнеют только люди сельские, к организациям относящиеся куда с большим уважением, чем привыкшие ко всему горожане.

– Хотелось бы знать, сколько вы заплатили шоферу, который вас сюда подвез? Это имеет чисто теоретическое значение. Нам важно проверить – правильную ли сумму назвал водитель, – слукавил Воронов.

– Помилуй, человек дорогой! Да ничего он с меня не взял. Я ему денег... – отказался наотрез. Яблок ящик давал. Наотрез. Одно только и взял яблочко, о пиджак протер, да и куснул... Уже здесь на рынке... Хороши, говорит, дедуся, век бы себе не простил, если бы пропали. Опять неприятности у него? Тот злыдень душу парню мотал на контрольном пункте... Да вы еще... – дед искренне обиделся. – Такому парню беды накликал! Пропади они, яблоки, пропадом! Не первые бы пропали! Да ведь человек он, – дед схватил Воронова за пуговицу и привстал, стараясь заглянуть в глаза. – Он че-ло-век! Не мог старика оставить на дороге... Я уж извелся... Только один лихач остановился, да такую цену заломил, что всеми яблоками не оправдаешь. Этот – «давай дедуся, товар жалко...» Я бы, конечно, его отблагодарил. Так нет, ни в жисть не взял, хотя пришлось ему и грузить помогать – силенок у меня не густо...

Дед еще что-то говорил, но Алексей не слушал. Все пело в нем, будто очень близкий человек оправдал доверие и сделал хорошее, доброе дело. И главное – не солгал.

«Не солгал... Не солгал. Не солгал! – билось в душе Воронова. – А это значит, что не должен он лгать и в большом. Если человек лжет в большом, то в малом он делает это уже машинально».

18

Станислав Антонович начальству не пожаловался.

Но от этого оперативное совещание не прошло менее остро. Доклад Воронова к сведению приняли, но даже полковник Жигулев сказал, что дело идет слишком медленно и что он, Воронов, кажется, забыл – дело не только в хищении определенной суммы, но и в убийстве... Вывод – следует включать новые, более мощные силы.

– Кстати, а что дала ваша туристская поездка в Таллин? – в унисон полковнику Жигулеву, только тоном выше, спросил Кириченко. – Если так дело пойдет, на нас жаловаться будут, что мы ничего не делаем.

Воронов взглянул на Кириченко – не Станислав Антонович ли тут все-таки поработал? Но Кириченко к своей мысли отнесся довольно небрежно.

– У вас есть, Иван Петрович, какие-нибудь предложения? – Жигулев даже поморщился от слова «туристская», а Воронов только вздохнул – это прозвучало резко, но по сути справедливо.

– Есть. Предлагаю от несколько партизанских действий товарища Воронова – в чем есть доля и моей вины, как одного из руководителей отдела, – перейти к серьезной работе специальной группой. Предлагаю в несколько рейсов послать за Мишеневым нашу машину и присмотреться повнимательнее.

– Не думаю, что в его нынешнем положении... – возразил полковник Жигулев, – он рискнет снова забраться в фургон.

– Простите, Виктор Иванович, я не успел доложить. Перед самым совещанием позвонили из Дальтранса. По результатам предварительной проверки, у Мишенева снова недостача на сумму около тысячи рублей...

Воронов даже привстал.

– Тем более поздно, – повторил Жигулев. – Хорошая идея – хороша вовремя.

– Может, рискнем, Виктор Иванович? – нажал Кириченко. – Даже если не поймаем с поличным, то, может, какие-то связи удастся проследить. Одно дело, когда наш человек едет с водителем в кабине, другое – когда Мишенев не будет подозревать о наблюдении...

– Что думаете вы, товарищ Воронов? – спросил Жигулев.

– Наверное, есть смысл. Я бы занялся вплотную Дальтрансом, – Воронов не очень уверенно взял сторону Кириченко, и вышло это скорее помимо его воли. Сидевший напротив Петр Петрович Стуков закатил глаза к потолку, тем самым выражая чувство полнейшего неудовольствия.

– Пусть будет по-вашему. Подготовить план работы группы к вечеру.

Воронов почти два часа согласовывал с руководством Дальтранса точные маршруты ездок Мишенева. Две любопытные детали значительно улучшили настроение Воронова – недостача Мишенева не подтвердилась, хотя пломба и была сорвана, и Станислав Антонович ни словом, ни делом не напомнил о том резком разговоре, который состоялся у них тогда по телефону.

На широком гаражном дворе Воронов внезапно столкнулся с Мотей. Он приветливо улыбнулся и остановился:

– Добрый вечер, Мотя. Как поживаете?

– Здрасте, – чересчур поспешно бросила та в ответ и, виновато нагнув голову, проскользнула мимо Алексея к двери в диспетчерскую.

Воронов смотрел ей в спину, ожидая, когда она обернется. И она действительно обернулась, но так, что сердце Воронова зашлось в тревоге. Это был взгляд затравленного зверька.

Алексей вошел в диспетчерскую, когда Мотя уже склонилась над бумагами. Но Воронов видел, что она ничего не пишет и поняла, кто вошел.

Мотя порывисто встала и, отскочив к окну, почти крикнула:

– Что, что вы от меня хотите? Воронов улыбнулся.

– Что с вами, Мотя? Я просто хотел поздороваться... Мне кажется, я вас ничем не обидел...

Мотя стояла, прислонившись к раме, и глядела на Воронова поверх кулаков, закрывавших лицо. С каждым мгновением она как бы оседала и через минуту при абсолютном обоюдном молчании тихо опустилась на подоконник. Тряхнув головой, внезапно произнесла:

– О Хромове спрашивал Чуев... До последнего слова выспрашивал, что он вам тогда сказал. Это в тот же вечер было... – она облегченно вздохнула, словно неимоверная тяжесть, которую она несла, упала с плеч.

– Почему же вы мне раньше ничего не сказали?.. Эх, Мотя, Мотя...

– Какое это теперь имеет значение, – она тихо всхлипнула, но говорила четко, даже не пытаясь утереть слезы, катившиеся по нарумяненным щекам. – Мне было страшно. Мне и сейчас страшно...

– Вас Чуев запугивал?

Она покачала головой.

– Нет. Не за себя боялась. За Чуева... Совсем не то... У меня ведь ребенок от Петра...

– Но ведь у него, если не ошибаюсь, есть жена, Людмила? – и тут только Воронов понял, что говорит глупость.

Но Мотя уже не слушала его, она уткнулась в руки, и полные плечи ее затряслись от рыданий.

– Успокойтесь, Мотя. И признайтесь, почему вы все-таки решили сказать об этом?

Не поднимая головы, она прошептала:

– Не могла больше... Не могла... Это как камень... Василия Петровича укор вижу... И говорю это, потому как считаю странным расспрос Петра.

– Спасибо, Мотя. То, что вы сказали, очень важно...