Текст книги "Смертельная лазурь"
Автор книги: Йорг Кастнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 15
Тайна Рембрандта
Корнелия была на кухне. Несмотря на ранний час, она была одета. Судя по всему, девушка вообще еще не ложилась. И по темным кругам под глазами я заключил, что и она провела бессонную ночь. Тревога за отца наложила мрачную маску на ее милое личико. При виде меня лицо девушки прояснилось. Мне захотелось броситься к ней, заключить ее в объятия, но я сдержался. Что-то в ее взгляде удерживало меня. Да, не следовало мне в полночь покидать дом, явно не следовало. Но теперь уже поздно каяться.
– У тебя ужасный вид, Корнелис, – негромко произнесла она. – Что опять с тобой приключилось?
– Многое, и большей частью неприятное. Но давай потом поговорим об этом. Ты лучше скажи, что с твоим отцом? И где он?
– Откуда мне знать? Исчез, убежал куда-то ночью, и с тех пор его нет.
– Отчего он убежал из дому? Он ничего не говорил?
– Он? Завопил, и мы опомниться не успели, как его уже и след простыл. Он захотел к Титусу.
– Ты имеешь в виду – на Вестеркерк? Вы его там искали?
– Разумеется, мы с Ребеккой сразу же бросились туда, обыскали весь Вестеркерк, но там его не было. Да я и не ожидала его там увидеть.
И тут на Корнелию что-то нашло. Вместо того чтобы досказать мне всю историю, она умолкла и, поджав губы, уселась за стол. Было видно, что она изо всех сил старается быть спокойной.
Ребекка, по-матерински погладив девушку по голове, сказала:
– Господину Рембрандту померещилось, будто он видел на улице Титуса.
– На улице? – машинально повторил я. Я все еще не понимал, о чем шла речь.
– Да, у самого дома, – продолжала экономка. – Поэтому он своим криком и переполошил весь дом, а потом бросился неизвестно куда на ночь глядя. Мы даже толком и не сообразили, что произошло. Потом набросили на себя что попало и побежали за ним, но где там – его уже поминай как звали.
Я задумчиво почесал затылок, но, задев пальцами здоровенную шишку, тут же перестал.
– А каким он увидел сына? Живым? Или его тело?
– Нет-нет, живым, Титус, по его словам, стоял, – ответила за экономку Корнелия. – Во всяком случае, именно так мы поняли со слов отца. Титус якобы стоял на улице и махал ему рукой.
Я перевел взгляд с Корнелии на старую Ребекку:
– Вы точно знаете, что он не пил перед этим?
– Нет, ну, может быть, стакан пива за ужином, больше ни капли, – ответила Корнелия.
Нащупав позади себя стул, я подвинул его и сел за стол. То, что выпало мне пережить этой ночью, было ужасно, но и услышанное от Корнелии ни в какие рамки не лезло.
Мне вдруг вспомнилось ночное видение – злобно усмехавшееся лицо мастера. Узнав об отчаянной выходке старика, я совершенно по-иному воспринимал ночной кошмар. Может, то был знак мне, что со старым мастером произошло нечто невероятное? Мастера окутывала тайна, и, как мне начинало казаться, разгадка ее была мне не по плечу.
В голове пульсировала боль, не позволяя сосредоточиться. Страшная усталость сковала члены, но я все же нашел силы сказать:
– Надо обязательно заявить властям, на случай если его где-нибудь все же обнаружат.
– Я уже заявила, – ответила Корнелия. – Ты ведь считаешь, что он лишился рассудка, не так ли?
– Если принимать во внимание все, что я знаю, это самое вероятное. Хотя, честно говоря, я теперь и не знаю, во что верить, а во что нет. Столько всего произошло за последнее время, что я уже не могу судить, что с твоим отцом.
Корнелия наклонилась ко мне и погладила мою закопченную руку.
– Что случилось, Корнелис?
Мой измученный взгляд сказал ей, что, вероятно, сейчас не самый подходящий момент для беседы.
– Тебе лучше лечь, Корнелис. Но перед этим надо смыть с себя копоть, грязь и запекшуюся кровь.
Корнелия помогла мне вымыться, откуда-то достала мазь и смазала ею обожженные места. Я воспринимал все словно сквозь пелену. Я был безмерно благодарен этой девушке за то, что она на моей стороне. И тут же устыдился, что оставил ее на произвол судьбы сегодняшней ночью. Вскоре я уже лежал в постели. Едва прикрыв глаза, я провалился в глубокий, без сновидений сон.
* * *
Проснувшись, я заметил, что мой мохнатый сторож – медведь отбрасывает длинную тень на полу. Как только я открыл глаза, то вновь ощутил головную боль, правда, не такую сильную, как раньше. Крепкий сон освежил меня. Я почувствовал голод и решил пойти на кухню. Необходимо было и узнать, нашелся ли Рембрандт. Подойдя к стоявшему в углу умывальнику, я холодной водой ополоснул лицо, быстро оделся и вышел в коридор. Но вместо кухни я отчего-то направил стопы в мастерскую Рембрандта. Осторожно приоткрыв дверь, я осмотрел помещение. Нет, оно по-прежнему оставалось пустым, Рембрандта не было. Войдя, я остановился у мольберта, желая взглянуть на пригрезившийся мне минувшей ночью автопортрет мастера.
И вновь я убедился в непревзойденном мастерстве этого живописца. Его способность воспроизводить детали отличалась непревзойденностью – каждая морщинка, каждый волосок бороды были выписаны с такой тщательностью, что они казались живыми. Но больше всего поражал его талант связывать детали в единое целое, гармонически располагать тона и полутона – в картинах Рембрандта не было ничего лишнего. На автопортрете все внимание мастер уделил лицу, именно оно доминировало, одежда же, напротив, представала размытой, неясной, как бы растворяясь в сумраке заднего плана.
Я выдержал взгляд Рембрандта, словно стоял перед живым мастером. Что скрывалось за умным, проницательным взором, за чуть высокомерной усмешкой? Ответа на этот вопрос ожидать не приходилось. Я повернулся, чтобы уйти на кухню и ублажить свой беспокойно бурчавший желудок, но тут увидел стоявшую в распахнутой двери Корнелию. Девушка неотрывно смотрела на меня.
– Что ты здесь делаешь, Корнелис? – спросила она.
– Вот, пытаюсь выяснить тайну твоего отца.
– Тайну? Какую тайну?
– Прежде чем я смогу ответить, мне хотелось бы знать, вернулся ли он.
– Нет, отца до сих пор нет. Ребекка полчаса назад ушла за покупками. Я попросила ее поспрашивать соседей.
– Правильно, – согласился я. Надо было хоть как-то успокоить девушку. На самом же деле я мало верил в то, что соседи смогут помочь напасть на след мастера.
Мы спустились в кухню. Корнелия поставила передо мной простой ужин – рыбу и овощи. Утоляя голод, я обо всем рассказал ей: о том, как меня похитили, о разговоре с ван дер Мейленом, о побеге, о пожаре на Принсенграхт и об ужасной гибели Луизы. Не позабыл и о своем ночном кошмаре, высказав предположение, что старый мастер каким-то образом связан с роковыми полотнами в синих тонах.
Я рассказал ей все, и Корнелия вдруг задала мне вопрос, которого я ждал:
– Корнелис, а что значила для тебя Луиза ван Рибек? Тебя ведь ужасно потрясла ее гибель.
– Я и сам все время спрашиваю себя об этом, – не скрывая правды, ответил я. – Луиза была женщина красивая, умная. Разумеется, ее гибель не оставила меня равнодушным.
– Ты говоришь о ней с такой нежностью, не всякий мужчина говорит так даже о любимой жене.
– Участь Луизы в самом деле оставила глубокий след в моей душе.
– Только ее участь?
Смахнув непокорную прядку со лба, Корнелия сидела и, испытующе глядя на меня, ждала ответа. Я понимал, что она неспроста допытывается, но мне не хотелось ни разочаровывать ее, ни лгать ей. Эта девушка ничего подобного явно не заслуживала.
– Нет, не только участь ее, – не стал кривить душой я. – Такая женщина кому угодно могла вскружить голову. Даже не прилагая для этого особых усилий.
– Корнелис, скажи мне, а как бы ты поступил по отношению к ней, не погибни она этой ночью?
– Не знаю, что тебе и сказать, но мне кажется, ты для меня важнее.
– Ты сказал «мне кажется» ради того, чтобы не расстраивать меня?
– Нет, совсем не поэтому. Просто Луиза относилась к тому типу женщин, которые очень многих мужчин лишают разума. Ты же из тех, с кем можно спокойно и счастливо жить всю жизнь.
Она долго смотрела на меня, и мне стало не по себе от ее взгляда. Я вдруг показался себе жутким подлецом, предателем. И не по причине моей откровенности. Чувства к Луизе казались мне теперь актом предательства по отношению к Корнелии. И я был достоин наказания.
– А как нам с тобой теперь быть? – после долгой паузы спросила Корнелия.
– Это… – Я сглотнул застрявший в горле комок. – Это тебе решать.
Она кивнула:
– Я об этом подумаю.
Ответ не удовлетворил, но и не разочаровал меня, и я тут же дал себе клятву никогда больше не расстраивать Корнелию.
Глава 16
Под подозрением
Я решил отправиться в ратушу – заявить о похищении, жертвой которого стал, а заодно и о похитителе. Конечно, мои шансы уличить ван дер Мейлена были ничтожны, но Корнелия настояла, чтобы я хотя бы попытался. Я очень рассчитывал на помощь инспектора Катона, поскольку он знал меня и мог поверить, что не я убийца охранника Баса.
Я уже собирался выйти из дома, как открылась дверь и в дом вошла Ребекка. Вместе с экономкой появились двое мужчин, один из них худощавый, с темной ухоженной бородкой. Инспектор Катон.
Иеремия Катон в знак приветствия снял шляпу с голубыми перьями и без тени улыбки посмотрел на меня. Взгляд его спутника, совсем еще молодого человека с выбивавшимися из-под скромной темной шляпы соломенно-желтыми волосами, тоже не сулил ничего хорошего. Катон представил его как своего помощника Деккерта.
Я, в свою очередь, представил Катону Корнелию.
– Вы словно угадали мои намерения, господин инспектор. Я уже собрался к вам сделать заявление.
– Как я вижу, сегодня, день заявлений, – с невозмутимым видом ответил Катон. – На вас сегодня тоже заявили.
– То есть как? – недоверчиво переспросил я. – Любопытно, кто же и в чем меня обвиняет.
– Вас обвиняют в том, что сегодня ночью вы незаконно проникли в дом купца Мельхиора ван Рибека на Принсенграхт, где, угрожая хозяину расправой, подожгли дом.
Все это говорилось таким тоном, словно речь шла о сущей безделице вроде украденного на рынке яблока или выбитого стекла. Однако пол тут же ушел у меня из-под ног. Привалившись к стене, я покрылся холодным потом. Перед глазами вновь встали события ужасной ночи: мокрая парусина, пылающий дом ван Рибека, мои отчаянные попытки спасти Луизу. И страшные слова брандмейстера о смерти Луизы. Как мог я поджечь дом, если в тот момент, связанный по рукам и ногам, валялся в подвале увеселительного заведения на Антонисбреестраат?
– Кто? Кто меня в этом обвиняет? – задыхаясь от возмущения, спросил я.
– Некая Беке Моленберг, кухарка в доме ван Рибека, ей удалось спастись.
Я уже слышал о кухарке по имени Беке. И тут же вспомнил, где и когда. Луиза пришла на нашу с ней первую встречу, переодевшись служанкой, и тогда еще похвасталась, что перехватила наряд у кухарки Беке. И, что еще врезалось мне в память, не бесплатно, а за воистину царское вознаграждение в целый гульден.
– Так вы признаете, что минувшей ночью были в упомянутом доме на Принсенграхт? – допытывался Катон.
– Признаю, – машинально ответил я, обдумывая, кому и зачем понадобилось предъявлять мне столь чудовищное обвинение.
– Потому что, если потом надумаете отпираться, только себе навредите. У вас ожог на щеке, и он говорит сам за себя. К тому же, кроме свидетельства Беке Моленберг, мы располагаем и показаниями двух помощников пожарных, знающих вас по «Черному псу». Они видели вас на месте происшествия.
– Место происшествия, по-видимому, не совсем верное определение, – вмешался Деккерт. – В огне погибла вся семья ван Рибек: сам купец Мельхиор ван Рибек, его жена и дочь, кроме них – служанка по имени Юле Бломсед. Так что уместнее будет назвать это местом преступления.
– Разумеется, вы правы, Деккерт, – заверил его Катон и снова повернулся ко мне: – Корнелис Зюйтхоф, признаете ли вы, что подожгли дом?
– Нет! Я не имею к пожару никакого отношения!
На лице инспектора Катона появилось страдальческое выражение.
– Но только что вы сами говорили, что были на Принсенграхт. Я уже не говорю об ожогах. Почему же вы сейчас, явно во вред себе, отрицаете только что сказанное?
– Я был возле дома во время пожара, но не я этот пожар устроил! Напротив, я прибежал на Принсенграхт, когда дом ван Рибека уже полыхал как свечка. Я хотел предотвратить беду.
Катон покачал головой:
– Простите, но я что-то вас не понимаю.
– Я готов вам все объяснить, но в двух словах об этом не расскажешь. Давайте присядем, и я расскажу вам по порядку все, что приключилось со мной минувшей ночью.
Пройдя в гостиную, мы уселись за большим столом. Корнелия принесла нам пива, и я стал рассказывать им свою историю, которая, судя по лицам наших незваных гостей, показалась им до неправдоподобия ошеломляющей. И все же я, не обращая внимания на их скепсис, рассказывал, стараясь не упустить ничего. В конце концов, только это мне и оставалось.
– Все это звучит очень и очень странно, – резюмировал Катон, когда я умолк.
– Не только странно, а даже, пожалуй, абсурдно, – высказал свое мнение Деккерт. – Не верю ни единому слову, все ложь от начала до конца.
– Ну, я воздержался бы от столь категоричных выводов, – не согласился со своим помощником Катон. – Я немного знаю господина Зюйтхофа и его склонность попадать в переделки.
Деккерт не без удивления взглянул на своего начальника:
– Но у нас есть показания кухарки. Та утверждает, что поджигатель он!
– Согласен, с этим трудно поспорить, – согласился Катон. – Кроме того, мне не совсем ясны мотивы господина Зюйтхофа, заставившие его явиться на встречу с госпожой Луизой ван Рибек у Башни Чаек. Как и то, чем вообще объяснить эти встречи.
– Все оттого, что судьба этой женщины была небезразлична мне.
Впервые за все это время инспектор Катон улыбнулся:
– Ну, знаете, такое иногда случается между мужчинами и женщинами.
– Как объяснение это сойдет, как доказательство – нет, – настаивал на своем Деккерт. – Зюйтхоф ничем не опроверг показания Беке Моленберг.
– Господа, давайте лучше вместе отправимся в увеселительное заведение на Антонисбреестраат, – предложил я. – Тот самый подвал явно на месте, как и нарисованный мной портрет Луизы ван Рибек, известной мне как Марион. Вполне вероятно, что там мы сможем увидеться и с достопочтенным господином ван дер Мейленом.
– Что же, разумная идея. – Катон поднялся. – И мы отправимся тотчас же!
Спустя полчаса или чуть меньше мы стояли у входа в заведение под названием «Веселый Ганс», как я смог прочесть на вывеске при свете дня. Заведение уже открылось, оттуда доносились переливы флейты. У входа, как обычно, торчал кряжистый вышибала, знакомый мне еще по первому визиту сюда. Я уже поставил в известность Катона и Деккерта, что знаю этого человека, и те решили побеседовать с ним.
– Вам знаком этот господин? – спросил судебный инспектор, указав на меня.
– Нет, а что случилось?
– Он утверждает, что в понедельник вечером вы прогнали его отсюда.
– Раз утверждает, значит, так и было. Что, я обязан помнить всех в лицо, что ли?
– Не обязаны, конечно, но если бы вы его узнали, возможно, весьма помогли бы нам. А ему в особенности, – ответил Катон и уже собрался зайти в заведение.
Вышибала преградил ему путь.
– Ничего не поделаешь. Раз я прогнал вашего приятеля, то и вам здесь нечего делать!
– Вот так гостеприимство, – вздохнул Катон и извлек из кармана сложенный вчетверо листок. – Как у тебя по части грамотности? – поинтересовался он у привратника.
– Да никак.
– Неразумно. Если бы ты мог читать, то непременно узнал бы вот из этого документа, что я уполномочен амстердамским судьей входить в любое здание Амстердама, будь то частное жилище или же увеселительное заведение, а также лавка или же учреждение.
– Но я не знал, что вы… – Привратник был явно смущен. – Тогда придется вас впустить!
Мы с Деккертом последовали за инспектором Катоном.
Едва мы вошли, как Деккерт вполголоса сказал Катону:
– Я не знал, что у нас есть такой документ.
– А у нас нет никакого документа.
– Но ведь вы только что показали ему бумагу.
– Это письмо моей сестре в Схонховене, которое я не успел отправить.
Мы вошли в полупустой в это время зал. За одним из столиков в центре восседал флейтист, развеселые трели которого мы услышали еще с улицы. Кабатчик, костлявый молодой человек с раскрасневшимся лицом, явно из учеников, уже собрался налить нам всем пива, но Катон, не раздумывая долго, отказался, всем своим видом показывая, что мы пришли сюда не развлекаться, и велел позвать кого-нибудь из главных.
– Главных, говорите? Каких еще главных? – недоумевал юноша за стойкой.
Деккерт, подойдя к нему, спросил:
– Чья эта лавочка?
– Ах вот что. Понял. Вы имеете в виду Каат Лауренс. Так бы и сказали.
Катон нетерпеливо фыркнул.
– Так где нам найти госпожу Лауренс?
Молодой человек ткнул большим пальцем за спину:
– Она там, корпит у себя над бумажками. Запасы французского вина истощились, поэтому нужно распорядиться, чтобы подвезли.
Инспектор потребовал отвести его к хозяйке, и юноша, пожав плечами, провел нас к небольшому закутку, служившему здесь конторой, где за столом пролистывала книги с записями грузная особа. Приглядевшись к ней, я узнал в этой женщине ту самую сводню, виденную мною, когда я впервые тайком пробрался в «Веселого Ганса». Сегодня на ней было платье с претензией на строгость покроя, да и на физиономии пудры и румян было куда меньше.
Когда инспектор Катон представился, женщина недоуменно сморщила лоб:
– Чем вызван ваш визит, инспектор? Какие-нибудь претензии ко мне? Нарушения?
– А вот это мы и пытаемся выяснить. – Катон показал на меня. – Вот господин Корнелис Зюйтхоф утверждает, что минувшей ночью его держали здесь против воли под охраной. В подвале вашего дома. Вы знаете этого человека?
На лице хозяйки поочередно отразились недовольство, удивление и заинтересованность.
– Может, он и заходил сюда. К счастью, мое заведение весьма охотно посещается, так что всех, знаете, не упомнишь. Если он и был здесь, то в подвал его просто так никто не потащил бы. Может, он перепил чуток, вот ему и привиделось бог знает что.
Ни следа замешательства. Дама излагала все так, будто и на самом деле верила в это. Может, она и не ведала о том, что меня затащили сюда? Или мы имели дело с прожженной канальей, которой плюй в глаза – Божья роса?
– Госпожа Лауренс, вы сказали – «мое заведение», – решил подать голос я, – это значит, что именно вы владелица «Веселого Ганса»?
– Именно это я и хотела сказать.
– Вы одна им владеете или же еще с кем-нибудь в доле?
– Одна. С чего это вы взяли, что еще с кем-нибудь?
– Я имел в виду торговца антиквариатом Мертена ван дер Мейлена.
– Вы ошибаетесь. Могу предъявить вам заверенный нотариусом документ, согласно которому я единственная владелица заведения.
– Но я видел здесь Мертена ван дер Мейлена в ночь с понедельника на вторник.
– Господин ван дер Мейлен – частый гость здесь.
– Как и господин Антон ван Зельден, врач?
– Вы и его здесь видели?
– Видел, причем в обществе ван дер Мейлена.
Я заметил, как выдающийся подбородок Каат Лауренс агрессивно выдвинулся вперед.
– Чего же вы расспрашиваете меня, раз видели?
Катон снова взял инициативу в свои руки.
– Таким образом, ван дер Мейлен – ваш гость, и только. И у вас с ним никаких общих дел, не так ли?
И тут физиономия Каат Лауренс растянулась в сладчайшей улыбке.
– Пожалуй, точнее и не выразишься, господин инспектор. Вот уж не пойму, отчего это господина ван дер Мейлена приняли за столь важную особу.
– Дело в том, что именно по его милости господин Зюйтхоф был похищен и брошен в подвал, – сказал Катон и, мельком глянув на меня, добавил: – Так, во всяком случае, господин Зюйтхоф заявляет.
– Да-да, – сочувственно вздохнув, кивнула Каат Лауренс. – В нашем деле, знаете, всякого насмотришься. Есть мужчины, которые способны напиться буквально до потери рассудка.
Я уже раскрыл рот, собравшись возмущенно протестовать, но инспектор Катон сделал предостерегающий жест рукой.
– Я предлагаю пройти в подвал и осмотреть его. – Сказано это было вежливым, но не терпящим возражений тоном.
– Если уж такая нужда возникла, милости просим. – Каат Лауренс поднялась из-за стола и повела нас вниз.
В мерцающем свете керосиновой лампы я не узнавал этот подвал. Трудно было в моем тогдашнем состоянии приглядываться и запоминать.
– Давайте обойдем все помещения, – распорядился Катонн.
Держа в рукелампу, Каат Лауренс открыла первую дверь. Помещение заполняли какие-то ящики, к тому же оно было куда просторнее закутка, где меня держали. Примерно так же выглядели второе и третье помещения. Четвертое очень походило на мой застенок. Я огляделся.
– Ну, и что? – осведомился инспектор Катон. – Узнаете здесь что-нибудь?
– Ночью здесь не было ни ящиков, ни бочек, но это то самое помещение, я уверен!
Каат Лауренс отрицательно покачала головой:
– Не может такого быть. Эти ящики и пустые бочки, наверно, с год здесь стоят.
– Гм. – Инспектор Катон пристально оглядел подвальное помещение. – Все это очень похоже на обычное складское помещение, и все же господин Зюйтхоф настаивает, что именно здесь его насильно удерживали прошлой ночью под охраной человека по имени Бас. Причем этот Бас, если верить господину Зюйтхофу, сам по нечаянности заколол себя собственным ножом. И стало быть, сейчас мертв. Вам что-нибудь об этом известно, госпожа Лауренс?
Каат Лауренс стойко выдержала буравящий взор Катона.
– Да, припоминаю, – ответила она. – Недели три тому я здесь действительно видела труп, – сообщила она наигранно серьезным тоном. – Труп крысы. Ее упавшей бочкой из-под вина придавило.
Все это очень напомнило мне игру в кошки-мышки, вот только было не совсем ясно, кто кошка, а кто мышка. Судя по всему, рассказанное мною инспектору о моем пленении по вескости доводов ничуть не превосходило преподнесенное ему Каат Лауренс. Более того, мне казалось, что он готов скорее поверить именно ей, а не мне – меня ведь в отличие от нее подозревали и в убийстве, и в поджоге, и во всех смертных грехах. Ну как тут мне не солгать? Близкий к отчаянию, я опустился на колени и стал дюйм за дюймом ощупывать грязный пол в надежде отыскать хоть какую-то зацепку.
– Чего это вы там потеряли? – недоумевающе спросил Деккерт.
– Я ищу следы. Может, попадется обрывок веревки, или еще что-нибудь, или…
– Или? – не отставал Деккерт.
– Или кровь этого Баса.
– В лучшем случае можете рассчитывать на крысиную, – бросила Каат Лауренс. – Или пятна от пролитого красного вина.
Непринужденность, с которой эта особа излагала свои доводы, не могла вызывать сомнений, да и я не смог обнаружить никаких следов своего недавнего пребывания.
Когда мы выбирались из подвала, Катон шепнул мне:
– Плохи ваши дела, Зюйтхоф.
– Пусть она проведет нас наверх, – вместо ответа предложил я. – Хочу показать вам портрет Луизы ван Рибек, который я рисовал. Вот тогда уж придется мне поверить!
Воодушевленный, я впереди всех стал подниматься по лестнице в знакомый мне коридор. Оказавшись там, я бросился к картинам, но… Что это? Городские и морские пейзажи, башни церквей, ветряные мельницы, портрет крестьянки, пасущей гусей, натюрморты с цветами и фруктами и все возможные виды кораблей – в экзотических гаванях, в бушующих морях, – словом, именно то, к чему меня призывал Эммануэль Охтервельт.
– Красиво, верно? – услышал я за спиной сладенький голосок Каат Лауренс. – Так что не думайте, что мои гости только и помышляют что о пиве да о разных там удовольствиях по доступной цене. Сюда заходят в основном люди образованные, культурные, способные оценить хорошие картины.
Я переминался с ноги на ногу. Глаза отказывались верить тому, что я видел. Куда подевались обнаженные натуры? Ни одной, если не считать мраморного изваяния богини Дианы, хорошо хоть она не исчезла без следа. В конце коридора я повернулся к инспектору Иеремии Катону.
– Ну так как, Зюйтхоф? – спросил он. – Где все эти картины, которые вы тут нам расписывали?
– Они висели здесь, как раз на месте нынешних.
– Всякое утверждение не есть истина в последней инстанции. Оно требует доказательств.
– Стало быть, картины убрали, а подвал заставили всякой дребеденью. И это вполне объяснимо: после моего бегства владельцы заведения ждали визита представителей властей.
– Такое возможно, но не более того.
– Вы мне не верите? Не верите, что ван дер Мейлен привел ко мне Луизу ван Рибек? Что я писал с нее обнаженную натуру? Спросите Корнелию ван Рейн!
– Даже если вы и рисовали Луизу ван Рибек… гм… в костюме Евы, так сказать, это никоим образом не доказывает вашу невиновность. Скорее, как раз косвенно подтверждает ее – свидетельствует о том, что у вас были самые близкие отношения. Такие отношения, которые вследствие разницы общественного положения были явно не по душе ее отцу. И это тоже может послужить одним из мотивов поджога вами дома купца ван Рибека.
– Почему же я тогда бросился в огонь спасать Луизу?
– Не она, а он вам поперек дороги стоял. И вы хоть с запозданием, но все же поняли, что своим поджогом, этим актом отчаяния, поставили под угрозу не только его жизнь, но жизнь своей возлюбленной.
– Но… ничего подобного не было!
– Тем не менее все говорит именно об этом. Поэтому в силу полномочий участкового инспектора суда Амстердама я вынужден арестовать вас, Корнелис Зюйтхоф!
