Текст книги "Турецкая романтическая повесть"

Автор книги: Яшар Кемаль

Соавторы: Дженгиз Тунджер,Кемаль Бильбашар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Г. А. Горбаткина. Живая связь времен

Современная турецкая проза известна своими демократическими, гуманистическими традициями. Наиболее талантливые писатели Турции в своих произведениях рассказывают о реальной действительности. Жизнь в ее бурном кипении, в острых столкновениях добра и зла, справедливости и угнетения, красоты и безобразия запечатлена в них.

Одна из характерных особенностей турецкой прозы – широкое использование и переосмысление писателями различных направлений традиционных образов, сюжетов, художественных приемов фольклора. Это помогает донести до сознания народных масс новые идеи, продиктованные современностью. Выдающийся турецкий поэт Орхан Вели отмечал: «Современная турецкая поэзия рассказывает народу о народе». Эти слова полностью можно отнести и к современной турецкой прозе. Подтверждением их правильности могут служить произведения, включенные в данное издание. Они принадлежат перу трех турецких писателей разных поколений, обладающих различным жизненным опытом, различным видением мира, различной манерой письма. Печатью этого своеобразия отмечены повести Кемаля Бильбашара «Джемо», Яшара Кемаля «Легенда Горы», Дженгиза Тунджера «Конфискованная земля».

Что сближает эти произведения? Прежде всего пафос неприятия действительности, того уклада жизни, который коверкает человеческую личность, топчет человеческое достоинство. Лучшие из героев, каждый своим путем, приходят к открытому протесту, к вооруженной борьбе против существующего уклада, против «сильных мира сего». Незаурядная личность, гордый, сильный характер самой логикой развития событий ставится перед дилеммой: покориться обстоятельствам, смириться, изменить себе, погибнуть как личность или бороться. Именно в силу своей незаурядности Ахмед у Яшара Кемаля, Хасан у Дженгиза Тунджера, Мемо у Кемаля Бильбашара не могут смириться, не могут приспособиться и влачить рабски смиренную жизнь. Эти герои олицетворяют лучшее, что есть в народе.

А ведь персонификация лучших качеств народа в одной героической личности – древнейшая традиция фольклора. Создана целая галерея образов богатырей – заступников народа. В них находит наиболее полное выражение идея социальной справедливости. В древнетюркских героических эпосах («Манас», «Книга моего деда Коркуда») богатырь один олицетворяет весь народ. Он защищает своих сородичей, соплеменников от сказочных чудовищ, от врагов-чужеземцев. Обычно богатыри в древних тюркских эпосах сражаются с внешними враждебными силами, не вступая в конфликт с земными владыками. Если же подобные конфликты случались, то они носили личный, а не социальный характер. Да это и понятно, так как древние эпосы зарождались при первобытнообщинном строе, когда социальные конфликты еще не выявлялись четко и определенно.

Эпос – широкое художественное обобщение исторической жизни народа. С течением времени в нем появились новые идеи, герои, события, эпизоды, как бы наслаиваясь на первооснову. В более поздних эпосах, сложившихся в эпохи, когда социальные конфликты приобретали все более определенную форму, появляются герои-бунтари, защитники бедных и угнетенных против произвола и насилия богачей. Таков герой одного из наиболее популярных тюркских эпосов «Кёроглу». Он известен у многих тюркских и других народов в различных интерпретациях, со своими сюжетными линиями, эпизодами, образами, но везде фигурируют защитник бедных, борец за справедливость – Кёроглу и чудесная страна равенства и счастья Чамлыбель, где каждый житель – труженик и воин.

В образах богатырей наиболее полно выражены социальные и морально-этические идеалы народа. Эти образы стали неотъемлемой частью крестьянской психологии. Именно поэтому герои в произведениях современных турецких писателей К. Бильбашара, Я. Кемаля и Д. Тунджера так часто упоминают их имена, рассказывают об их подвигах и, защищая народ от тиранов и угнетателей, продолжают дело своих предков – эпических богатырей. Так зримо воплощается «связь времен». Конечно, эти герои живут в иных условиях и действуют по-новому, но внутренняя общность и прямая преемственность несомненны.

У турецких писателей-реалистов: и у К. Бильбашара, и у Д. Тунджера, и у Я. Кемаля в центре внимания – непримиримые социальные противоречия турецкого общества. Но каждый автор по-своему освещает грани этой проблемы. Если Д. Тунджер показывает пробуждение самосознания крестьянских масс, переход от пассивности к активной борьбе, то К. Бильбашар рисует уже картины активной борьбы с оружием в руках, трагический пафос этой борьбы, отчаянную решимость восставших, предпочитающих погибнуть, но не сдаться. А у Я. Кемаля главное – морально-философский аспект этой проблемы, поднятой на высоту библейской притчи.

Для всего творчества Я. Кемаля – одного из крупнейших турецких писателей-реалистов – характерна глубина философского осмысления жизненных явлений. Он обращается к «вечным вопросам», «вечным антагонизмам», вечно противостоящим друг другу и взаимосвязанным полюсам: жизнь и смерть, любовь и ненависть, верность и предательство, красота и безобразие, личность и общество.

В «Легенде Горы» писатель тоже ставит эти проблемы, и в частности проблему «власть и народ».

Проблема взаимоотношений правителя и народа издавна привлекала внимание крупнейших художников Востока: Саади, Фирдоуси, Низами, Навои. Разрабатывали ее и средневековые турецкие поэты: Ш. Хамза, X. Хамди, Шейхи. В турецком фольклоре создана целая галерея образов идеальных «добрых владык»: добрые султаны в сказках, Хосров в дестане[1]1
  Дестан – крупное фольклорное произведение лиро-эпического характера, где проза перемежается стихами.


[Закрыть] «Ферхад и Ширин», Ноуфаль в «Лейли и Меджнун», Хусейн Байкара в «Гюль и Алишер» и др. Эти образы лишены каких бы то ни было отрицательных черт. «Добрые цари» заботятся о благе своих подданных, они мудры, благородны, бесстрашны. Так в фольклоре отражается мечта народа о правителе, человеческие качества которого соответствовали бы его высокому социальному положению. Но реальных владык турецкие сказители изображают совсем по-иному. Так, в турецких сказках султан, падишах, нередко обрисован как тиран и самодур. Именно с образами неправедных владык перекликается образ Махмуд-хана у Я. Кемаля. Следуя древней фольклорной традиции, писатель сумел привнести в этот образ и дыхание современности, сумел вложить в него раздумья прогрессивного писателя XX века о взаимоотношениях «сильных мира сего» с народом, психологически достоверно показать противоречивый внутренний мир своего героя.

Махмуд-хан – человек образованный, многое повидавший на своем веку, но он невероятно жесток, спесив, деспотичен. Это приводит к подавлению в его душе естественных человеческих чувств. Он без колебаний обрекает родную дочь на смерть, выбирает ей и ее избраннику Ахмеду самую мучительную казнь, любой ценой стремится добиться покорности гордых горцев, но чувствует только их глубокую ненависть. Махмуд-хан презирает своих подданных, их обычаи и в то же время в глубине души панически боится народа, его гнева, накапливавшегося веками, и особенно – его грозного молчания.

Форма легенды и отнесенность сюжета к XVII веку дали автору возможность развивать такие «крамольные» в условиях сегодняшней Турции мысли, как мысль о народном гневе, о страхе «властей предержащих» перед ним. Я. Кемаль убедительно показывает бессилие тирании перед гневом народа. Несмотря на варварские казни для устрашения непокорных, Махмуд-хан удерживает власть лишь ценой уступок, компромиссов. Он сознает, что единственное средство его спасения – разобщенность людей, и постоянно стремится достичь этого.

Образ народа в повести собирательный. Для его создания большое значение имеет образ Хюсо – замечательного мастера кузнечного дела, обладающего нечеловеческой силой. Здесь Я. Кемаль продолжает древнюю традицию восточных литератур и фольклора, согласно которой бунтари и вожаки народных восстаний зачастую были именно кузнецами (Каве в «Шахнаме» Фирдоуси). В романе Я. Кемаля Хюсо – признанный вожак народа. Для него не существует никаких законов, кроме закона правды и справедливости. И, повинуясь ему, рискуя жизнью, он помогает Гюльбахар. В Хюсо воплощены черты, присущие передовым слоям народа: жажда справедливости, активность в борьбе за нее, смелость, благородство, ум. Он понимает, что сила народа в единении: «Если бы мы всегда держались вот так, вместе, никто не смог бы с нами справиться, только зубы обломал бы. Ни горы, ни шахи не устояли бы против нас. В единстве наша сила». Недаром паша содрогается при виде Хюсо. Так в Хюсо персонифицируется самосознание народа. Но автор показывает, что народ в массе своей далек от подобных взглядов, что все смотрели на кузнеца Хюсо с удивлением, когда он произносил эти слова, а некоторые называли огнепоклонником и вероотступником.

В раскрытии образа Караванного Шейха Я. Кемаль тоже остается верен исторической правде: религиозные течения, оппозиционные ортодоксальному исламу, издавна получили широкое распространение на территории Малой Азии и пустили глубокие корни в народе. Они были не только прибежищем и утешением людям, разоренным феодальными усобицами, угнетаемым кровожадными деспотами, но и знаменем народных восстаний. Главы сект пользовались огромным влиянием, в чем не последнюю роль играла их враждебность к официальной власти. Именно такую позицию занимает Караванный Шейх – духовный владыка и защитник народа. Характерно, что святость шейха имеет у Я. Кемаля вполне реалистическое обоснование: он покровительствует караванам, предсказывая путь по звездам. Если Караванный Шейх олицетворяет мудрость и справедливость народа, то в Софи к этим качествам присоединяется талантливость. Изумительный музыкант, именно он научил Ахмеда и других чабанов играть мелодию «Гнев Горы», которой отведена в повести такая большая роль. Признанный глава всех народных мастеров, столетний Софи чувствует природу, воспринимает ее как истинный поэт. Столь же тонко понимает он и сокровенные движения человеческого сердца. Этим объясняется его дружба с Гюльбахар. Но этот прозорливый старец непреклонен, когда речь идет о его убеждениях. Он бесстрашно говорит паше правду и готов умереть во имя того, что считает правильным. Такой сплав поэтичности натуры и спокойной непреклонности придает характеру Софи особое обаяние. И Софи, и Хюсо, и Караванный Шейх горячо сочувствуют Гюльбахар и помогают ей. Я. Кемаль показывает, что высшие взлеты человеческой души, благороднейшие чувства находят отклик и поддержку народа.

Сложный синтез традиционного и новаторского отличает и трактовку любви в произведениях Я. Кемаля.

В турецком фольклоре любовь трактуется как единственное, всепоглощающее чувство, которому герои остаются верны всю жизнь, несмотря ни на какие страдания и испытания. Ради своей любви герой совершает подвиги, сражается с целыми армиями врагов, скитается в снежных горах и раскаленных пустынях, крушит неприступные скалы.

В любви раскрываются лучшие человеческие качества: глубина натуры, благородство, мужество, верность своему чувству, борьба, а нередко и гибель за него. Вот почему фольклорные произведения так часто заканчиваются трагически.

Опираясь на многовековую традицию фольклора, Я. Кемаль трактует любовь как великую силу, возвышающую человека, вдохновляющую на подвиги. Ахмед ради своей любви совершает подвиг, который до него не удавалось совершить никому, – зажигает костер на вершине неприступного Арарата. Герои Я. Кемаля готовы заплатить за свою любовь жизнью. Все это роднит их с героями фольклора, но, как большой художник, Я. Кемаль не рабски следует традиции, а развивает, обогащает, изменяет ее, показывает становление и развитие своих героев, трансформацию их чувств. Особенно интересны в этом отношении образы Ахмеда и Гюльбахар.

Ахмед – человек бесстрашный и бескомпромиссный. В нем воплощены лучшие черты, свойственные народу: благородство, храбрость, верность в дружбе и любви, чувство собственного достоинства. Он – олицетворение свободолюбия народа, его протеста против всяческого гнета. Ахмед – плоть от плоти своего народа – ощущает себя его частью и делает все, что в его силах, для избавления народа от страданий. Это он уводит всех горцев от войск Махмуд-хана, ибо не хочет, чтобы ради его личного счастья лилась кровь. И в этом образ Ахмеда перекликается с образом Кёроглу.

Любовь Ахмеда к Гюльбахар – глубокое и сильное чувство.

Но для такой цельной натуры, как Ахмед, любовь немыслима без полного доверия. Стоило сомнению зародиться в его душе, и он уже не может относиться к Гюльбахар по-прежнему, кладет между нею и собой обнаженный меч… (древний фольклорный мотив, встречающийся у многих народов Востока и Запада).

Обычно в фольклорных произведениях влюбленные погибают из-за каких-то внешних причин: противодействие родителей, неравенство социального положения, непреодолимость препятствий, вероломство соперника. У Я. Кемаля все внешние, казалось бы, неодолимые препятствия сокрушены, и не они, а мучительное сомнение, грызущее душу Ахмеда, приводит к трагической развязке. Древний индийский афоризм гласит: «Победи сначала себя, а потом врагов». Всех врагов сумел одолеть Ахмед, но справиться с собой не в силах.

Так Я. Кемаль переосмысливает традиционные образы, изменяет их психологические характеристики, что приводит к изменению финала произведения.

Особенно удался автору психологический портрет Гюльбахар. Гюльбахар – глубокая и страстная натура. Ради своей любви она готова на все: нарушает волю отца, пренебрегает вековыми обычаями, рискует жизнью при каждом свидании с Ахмедом, устраивает его побег. Становится женой Ахмеда, хотя знает, что они больше никогда не увидятся, а если и увидятся – отец никогда не согласится на их брак. Гюльбахар прекрасно понимает, какая пропасть разделяет дочь паши и чабана. Я. Кемаль очень тонко показывает, как под влиянием большого чувства в душе девушки происходит переоценка ценностей. Раньше Гюльбахар любила только отца и восхищалась им. Но жестокость и самодурство паши в истории с конем уронили его в глазах дочери. Ей стыдно за него. Жалость и сочувствие к Ахмеду перерастают в любовь. В своих отчаянных попытках спасти любимого Гюльбахар наталкивается на равнодушие или враждебность людей, среди которых выросла. Родной брат, на вид такой спокойный и смелый, предает ее, обезумев от страха. Девушка мечется в поисках выхода, и все, и всё, окружающее ее во дворце, становятся чуждым, даже сам дворец с его разноцветными мраморными колоннами.

Так автор показывает антигуманистическую сущность среды, в которой живет Гюльбахар, непонимание и неприятие этой средой высоких человеческих чувств.

Большая удача писателя – внутренние монологи Гюльбахар, в которых перед читателем предстает мир поистине шекспировских страстей, терзающих душу девушки: человек, ради которого Гюльбахар пожертвовала всем, единственный, кто нужен ей и кто (она это знает) тоже любит ее, отвергает любовь девушки! В душе ее начинается трагический разлад.

Я. Кемаль рисует обаятельный образ Гюльбахар во всей его сложности и противоречивости. Глубокая разработка психологии любви – главное в нем. Нежность и героизм любящей женской души, страсть и страдание, надежда и отчаяние, боль и восторг изображены так живо, талантливо, что Гюльбахар воспринимается не как героиня древней легенды, а как наша современница.

Новаторство Я. Кемаля проявляется и в том, что он связывает проблему любви с проблемой долга и расплаты, дозволенности и недозволенности, ответственности за свои поступки. Проблема дозволенности и недозволенности приобрела особенно большое значение именно в нашу эпоху, эпоху расцвета технических возможностей человека. Теперь, когда созданы и накоплены колоссальные средства разрушения, которые могут уничтожить все живое на земле, проблема эта, оставаясь одной из важнейших морально-философских проблем, приобрела актуальный политический характер. Эта трансформация нашла отражение и в литературе. Приведем только один пример. В романе Достоевского «Преступление и наказание» дан непревзойденный по глубине психологической разработки анализ морально-философского аспекта проблемы дозволенности и недозволенности, ответственности за свои поступки. Разрабатывая ту же проблему, современный советский калмыцкий поэт Давид Кугультинов в своей поэме «Бунт разума» показывает трагические последствия, вызванные американским атомным взрывом в Хиросиме, как в сознании лучших представителей американской интеллигенции, так и в сфере политической жизни. Вправе ли человек жертвовать жизнью других людей ради своих целей? Вот как стоит вопрос. А если эта цель диктуется алчностью, своекорыстием, эгоизмом?

Турецкий художник-реалист Я. Кемаль тоже ставит эту «вечную» проблему и решает ее в образе Гюльбахар. За свою любовь Гюльбахар готова заплатить жизнью. Но жизнью своей! А вольна ли она жертвовать чужой жизнью, жизнью Мемо? Автор убедительно показывает, что большое чувство толкает Гюльбахар на жестокость. Девушка знает, что Мемо поплатится жизнью за побег узников, что он любит ее и исполнит любую ее просьбу. Но все существо Гюльбахар поглощено одной мыслью: спасти Ахмеда. Любой ценой, во что бы то ни стало! И с бессознательной жестокостью она обрекает Мемо на смерть. Может быть, трагический финал – расплата за это? Именно к такому выводу подводит читателя автор. Ведь гибель Мемо, вернее, мысль о том, какой ценой Гюльбахар заплатила за спасение Ахмеда, – причина терзаний Ахмеда, приведших в конце концов к трагической развязке. Даже самое возвышенное чувство, самая благородная цель не могут оправдать человека, жертвующего жизнью других людей, – такова, на наш взгляд, позиция автора. Так художник-гуманист решает проблему дозволенности и недозволенности, ответственности человека за свои поступки.

Мемо же приносит себя в жертву с радостью, с восторгом. Образ его очень важен для понимания идейного замысла произведения. Я. Кемаль продолжает традицию восточных литератур и фольклора в изображении любви жертвенной, самоотверженной. Эта традиция имеет многовековую историю. Один из ее основоположников – Низами, создавший в поэме «Хосров и Ширин» образ Ферхада, для которого само чувство великой любви, приносящей и радость и страдания, служит наградой. В течение последующих веков этот образ варьировался в бесчисленных произведениях литературы и фольклора. Как же трансформируется этот образ в произведении современного художника? Прежде всего он усложняется. Автор показывает борьбу любви и долга в душе Мемо: ведь паша любит его и доверяет, как родному сыну, а открыв темницу, юноша совершает измену. Но Мемо знает, что узники невинны, что деяния Махмуд-хана – вопиющее беззаконие. Не это, а любовь к Гюльбахар – движущая сила его поступков. Любовь великая и трепетная. Сильный и храбрый Мемо застенчив, как девушка. Сначала Гюльбахар только чутьем угадывала его чувство и предлагала ему золото, чтобы увидеться с Ахмедом. Но Мемо даже не взглянул на сокровища, и постепенно девушка поняла все. Мемо чувствует себя счастливым, отдавая жизнь, чтобы исполнить желание любимой. Все это идет от древней фольклорной и литературной традиции народов Востока. Я. Кемаль показывает, что просветленному концу предшествовала страшная борьба любви и ревности в душе Мемо. И великая любовь помогла ему превозмочь ревность и темную жажду убийства. Благодаря этому (а не только потому, что он исполняет просьбу Гюльбахар) Мемо покидает мир в согласии с собой и людьми. В этом Мемо выше Ахмеда.

Так раскрывается в образе Мемо другой аспект проблемы любви. В его обрисовке проявился подлинный гуманизм автора, утверждающего торжество истинно человеческого над темными инстинктами человека и условными канонами общества.

В сюжетах произведений Я. Кемаля, почерпнутых из жизни сегодняшней Турции или ее истории, встречаются мотивы, характерные для самых древних тюркских эпосов. Так, в ряде эпосов мы встречаем культ богатырского крылатого коня, разумного, как человек, а в некоторых вариантах наделенного даром речи. Этот конь обычно спасает героя от смертельной опасности, предупреждает о приближении врагов, утешает в горе. В сказках и в эпосе тюркских народов подробно рассказывается о том, как герой растит тулпара – крылатого скакуна. Гибель коня для героя – невосполнимая утрата.

В «Легенде Горы» борьба за коня – это борьба горцев за соблюдение вековых обычаев, а в конечном счете борьба за достоинство и свободу, против произвола и насилия.

Большое место в фольклоре занимает образ мудрого старца – музыканта, сказителя, наставника народа. Такую же роль играет у Я. Кемаля Софи. Корни таланта писателя глубоко уходят в фольклор родного народа. Обращение его к фольклору обусловлено не только спецификой его таланта, но и самим жизненным опытом писателя. Выходец из самой гущи народа, Я. Кемаль до тонкостей знает жизнь народа, его психологию, обычаи, верования, его фольклор.

Органическая связь с фольклором прослеживается не только в проблематике, сюжете, характере героев Я. Кемаля, но и в композиции, языке, стиле его произведений.

Лаконизм, поэтичность и образность языка сочетаются у Я. Кемаля с новыми, оригинальными приемами: индивидуализацией речи персонажей, портретом и пейзажем как средствами психологической характеристики героев, неожиданными эпитетами, метафорами и сравнениями. В «Легенде Горы» автору удалось соединить традиционные и новаторские приемы, благодаря чему появилось произведение, тысячью нитей связанное с современностью, несмотря на то, что действие его происходит в XVII веке, а форма повествования сказочна. Вот что говорил об этом сам Я. Кемаль в связи с экранизацией «Легенды Горы»: «Хотя „Легенда Горы“ кажется легендой, старой сказкой, это совершенно реалистическое произведение, в нем рассказывается о борьбе природы и человека, о борьбе человека с человеком, о неисчерпаемой силе природы и народа».

Важность поставленных проблем, как социальных, так и морально-этических, гуманистическое решение этих проблем, умение наполнить древний сюжет новым содержанием, обусловленным современностью, тонкий психологизм, красота форм, оригинальность композиции, выразительность языка делают «Легенду Горы» одним из лучших произведений Я. Кемаля. Это – заметное явление в современной турецкой литературе.

Высокую оценку турецкой критики получила и другая повесть, включенная в эту книгу, – «Джемо» Кемаля Бильбашара. Она представляет собой первую часть дилогии К. Бильбашара «Джемо» и «Мемо». Заслуживает внимания уже сам факт обращения писателя к этой теме: дилогия К. Бильбашара является первым в турецкой литературе крупным произведением о жизни курдов. Важно отметить, что позиция писателя совершенно лишена национальной и религиозной нетерпимости, столь характерной для официальных турецких властей, проводящих по отношению к национальным меньшинствам политику угнетения и репрессий, унаследованную от правителей Османской империи. В таких условиях требовалось большое гражданское мужество, чтобы написать произведение, подобное дилогии К. Бильбашара. Она проникнута глубоким уважением и сочувствием к простым труженикам-курдам. Прогрессивный турецкий художник создал подлинную эпопею жизни многострадального курдского народа, насыщенную романтикой и трагизмом. Писатель-реалист воссоздает своеобразие уклада жизни, общественных отношений, обычаев, верований курдских племен в первую половину XX века.

Победа национально-освободительного движения под руководством Мустафы Кемаля (1923 г.) совпала с периодом интенсивного разложения остатков родо-племенных отношений у курдов Восточной Анатолии. Несмотря на крупные социальные сдвиги, на образование новой Турецкой республики, курдские племена продолжали жить по законам феодального, а зачастую и рабовладельческого общества. Всесилие владык, нередко выступающих в двух ипостасях – светского и духовного вождя, нищета и бесправие крестьян, неразвитость их общественного сознания приводили к истинно трагическим последствиям в период национально-освободительной борьбы. Подавляющее большинство тружеников-курдов выступало «за» или «против» новой власти в зависимости от позиции «своего бека», «своего шейха». В результате курдские общины разделились на два лагеря, и между ними началась братоубийственная война. Веками, тысячелетиями культивировалась в сознании скотоводов-кочевников и крестьян мысль о том, что каждый из них раб «своего» господина, без которого немыслимо самое их существование. «Был я у бека любимый раб», – говорит Джано – один из главных героев повести К. Бильбашара. А вот слова другого персонажа: «Кому лучше знать: шейху или крестьянам? Дело рабов – своему аге подчиняться, его приказы выполнять, обычаи чтить». Мучительную ломку в сознании таких рабов, начинающих понимать, что каждый из них – личность, борьбу извечного стремления человека к счастью и свободе со страхом и покорностью, насаждавшимися веками, удалось показать К. Бильбашару, блестящему мастеру-психологу. С таким же мастерством рисует он и целый комплекс национальных и религиозных связей и предрассудков, осложняющих эту борьбу. Дело в том, что турки и курды исповедуют ислам, но придерживаются различных его течений – суннизма и шиизма. В войнах, которые вели турки-сунниты с персами-шиитами, курды нередко сражались на стороне персов, что использовалось администрацией Османской империи для разжигания межрелигиозной и межнациональной розни, которая, в свою очередь, вела к еще большему социальному и духовному закабалению и трудящихся курдов и трудящихся турок. Поэтому вполне понятна настороженность, а часто и враждебность, с которой относятся герои повести к новой администрации. К. Бильбашар реалистически изображает пропасть между городом и деревней, особенно заметную на востоке страны. Здесь он тоже близок к фольклору: исстари в произведениях народных певцов и сказителей, в сознании народа город – средоточие чиновников, жандармов, солдат – выступает как враждебное начало, как нечто чуждое и опасное: из города приезжают сборщики налогов, из города присылают жандармов и войска для подавления бунта. В ряде моментов К. Бильбашар не чужд идеализации своих героев. Рисуя кемалистского офицера Фахри-бея – представителя новой власти – «добрым гением» крестьян-курдов, писатель, конечно, идеализирует его. Но и в восприятии героев повести, и в интерпретации автора он явление исключительное, единичное. Эта исключительность лишь подчеркивает общее правило: весь административный аппарат, доставшийся молодой буржуазной республике в наследство от Османской империи, по-прежнему берет взятки, по-прежнему защищает интересы курдских беков и угнетает трудящихся курдов. Читатель узнает, как при прямом попустительстве чиновников приспешники Сорик-оглу разоряют поселение крестьян, ушедших на свободные земли, предоставленные им новыми властями. Когда беи расправляются с непокорными, физически уничтожая их, представители новой власти не только не защищают крестьян, но, наоборот, во всем потакают богатеям, сажают бунтарей в тюрьму, как и много веков назад. Так писатель показывает, что, в сущности, для бедняков все осталось по-прежнему, и попытки Фахри-бея как-то облегчить участь трудового народа оставались лишь попытками честного, убежденного в правоте кемализма одиночки, которые разбиваются о косность, рутину, феодальные пережитки, продажность государственного аппарата, забитость и покорность крестьянской массы. Трагизмом насыщено все повествование, трагичен и его финал: события, описываемые во второй части, относятся к 1937–1938 годам, когда курдские племена восстали против новой буржуазной администрации. Восстание это, носившее национально-освободительный характер, было потоплено в крови войсками Турецкой республики, которая в недалеком прошлом сама вела национально-освободительную борьбу. В. И. Ленин писал: «Маркс умел оценить и то, что бывают моменты в истории, когда отчаянная борьба масс даже за безнадежное дело необходима во имя дальнейшего воспитания этих масс и подготовки их к следующей борьбе»[2]2
  Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 14, с. 377.


[Закрыть].

Именно такая борьба талантливо изображена К. Бильбашаром. Форма дилогии «Джемо» и «Мемо» необычайно своеобразна: это настоящий дестан, но дестан, созданный мастером, которому подвластны достижения современной литературы. К. Бильбашар поставил перед собой задачу невероятной сложности: написать народный дестан, но вложить его в уста различных героев, совершенно не прибегая к авторскому тексту, и с этой задачей он справился блестяще.

К. Бильбашару удалось сохранить форму дестана – чередование стихов и прозы (правда, при явном преобладании последней), зачины и концовки, повторы, рифму, ритмический рисунок, широко используемые народными сказителями, а главное – неповторимый дух дестана. Форма дилогии настолько своеобычна, что крупнейший турецкий юморист и сатирик Азиз Несин в беседе с советскими востоковедами заметил, что это произведение стоит особняком в турецкой литературе и не поддается переводу на иностранные языки. Тем значительнее заслуга Л. Н. Дудиной, которая осуществила перевод «Джемо», опровергнув такое авторитетное мнение.

Глубокий психологизм, великолепное знание жизненного материала, фольклора и живого разговорного языка позволили К. Бильбашару вылепить подлинно эпические образы, полные силы, поэзии, страсти. Прежде всего это относится к образу главной героини – Джемо. Это истинная дочь гор, сильная, независимая, гордая. Недаром ее называют «Джемо-джигит». Именно Джемо спасает своих односельчан от бандитов Сорик-оглу, именно она убеждает крестьян держаться вместе и сообща бороться за новую жизнь. Не только удаль, красоту, силу духа, но и ум, сообразительность, способность быстро принимать верное решение подчеркивает в ней автор. В этом она близка к идеальным героиням древних эпосов.

Одно из центральных мест в турецком фольклоре занимают образы женщин-воительниц, богатырш. Воспевается не только красота, нежность, верность, но и ум, воля, чувство собственного достоинства.

Именно с героическими женскими образами из эпоса перекликаются героини К. Бильбашара Джемо и Сенем. Даже вид испытания, назначенный Джано женихам Джемо, остается таким же древним, как в самых ранних эпосах, – это поединок, в котором невеста и претенденты на ее руку соперничают в силе и ловкости (бьются, правда, не на мечах, а на дубинках). И так же, как в седой древности, девушка сдается без боя своему избраннику.

Продолжая традиции народных сказителей и певцов, и Джано и Мемо подчеркивают в Джемо сочетание мужской доблести и женственности, красоты. Джано говорит: «Вырастил ее смелой, как волчица, быстрой, как газель. Кудри черные синевой отливают, в глазах черных огонь полыхает… Губы – что твой ширванский гранат… Кожа нежней розового лепестка, рука тверже стали».