Текст книги "Шаг к удаче"

Автор книги: Ярослав Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Тебе что-нибудь будет от отца? – едва слышно полюбопытствовал Илья у друга, когда их отвели комнату и пообещали принести ужин сюда.

– То, что он уже сказал. Да я и не ожидал меньшего. Может, ещё как-то ограничит. Но оно того стоило, я считаю.

– Да, если окажется, что добыча так хороша, как мы думаем.

– Даже если она не так хороша, – ответил юноша-аргет, убедившись, что рядом нет тех, кто мог бы подслушать. – Мы зато теперь точно знаем, что за артефакт есть у лорда Ингена и что он охотился за тем же, за чем и мы.

– Если это он.

– Ты сомневаешься?

– Нисколько. Но, к примеру, для суда это всё – не доказательство.

– Разумеется. Но при чём тут суд? Если лорд Кернах охотится за чем-то, дающим удачу, ему эта удача зачем-то нужна.

– А кому вообще на свете не нужна удача?

– Это верно, но мне представляется, что будешь охотиться за подобным артефактом лишь в том случае, если планируешь какую-нибудь… какую-то серьезную кампанию.

– Ты полагаешь, если Инген и не планирует переворот, ему удача ни к чему? – проговорила Мирним. – Например, на Совете лордов. Если у тебя есть дар оратора – а у него есть – и толика удачи Совет удастся убедить принять те законы, которые тебе нужны.

– Разве я говорил конкретно о перевороте? Это может быть что угодно. В том числе и какое-то законодательное стремление.

– Ты прости, конечно, что я вмешиваюсь, – сказала Маша. – Но если закон принимается в том порядке, в каком положено его принимать – то есть у вас получается, если его принимает Совет лордов, – он становится абсолютно… законным, не знаю, как иначе сказать.

– Но если закон плохой?!

– Плохой закон – это непродуманный закон. Недействующий. В остальном же законы не бывают плохими или хорошими. Они – законы.

– Так что же, по-твоему, если роялисты будут принимать такие законы, какие им будет угодно, это будет хорошо? – разгорячился Илья.

– Если это будет происходить так, как положено, то получится не хорошо и не плохо. Либо правильно, то есть по закону, либо неправильно. Но через Совет лордов – это ведь правильно, я ведь так понимаю?

– Ты так понимаешь, – подтвердила Мирним. – Но если умение болтать поможет Ингену принять, к примеру, закон об императорской власти – что ж, ты будешь это поддерживать?

– Начнем с того, что Оборотный мир – мне не родной, – с осторожностью начала Маша. – Я не могу поддерживать или не поддерживать чужой государственный строй. Я не считаю аристократию единственно разумным вариантом правления. Поэтому, если ваше государственное устройство изменится в соответствии с требованиями вашей конституции (или что там у вас), я смогу лишь констатировать, что это произошло в рамках вашего законодательства, им было так или иначе предусмотрено, а значит, всё произошло как положено, то есть правильно с точки зрения вашего же закона. Зачем гадать о том, кто что собирается предпринять в законных рамках и как этому можно помешать?!

– Я понял, Машка намекает, что если Инген протащит нужные ему законы, вы просто получите то, что хотели сами.

– Почти, – улыбнулась девушка.

– Ты ничего не понимаешь в нашей жизни и берешься судить? – Мирним процедила это сквозь зубы.

– Не берусь судить. Но либо ваш закон должен предусматривать защиту от дурных законодательных новшеств, либо это плохой закон. Исходить из того, что закон плох, фактически означает признавать необходимость его изменений, а значит, само по себе на какую-то часть – подготовка переворота. – Накрутила-то! – с неожиданным восхищением произнесла дочь учительницы истории и почему-то покосилась на Илью.

А тот лишь дивился, как прихотливы и стремительны изменения девичьих настроений.

– Я думаю, мы можем предполагать, что Инген что-то затевает, – сказал юноша. – Но мы никак не можем помешать, а если расскажем кому-нибудь, всплывет, где мы сами были в действительности.

– Тогда отец тебя точно прибьет, – подтвердила Маша, глядя на Санджифа.

– В прошлый раз он мне простил поход в дереликт.

– На этот раз его терпение наверняка лопнет.

– Наверняка…

– В общем, чего вибрировать-то? Разве мы можем что-нибудь изменить? К сожалению, ровным счётом ничего.

– Это не значит, что ничего и не следует делать.

– Саф, я ещё не решил, честно говоря, как я вообще отношусь к Ингену.

– Ты послушал его и на самом деле решил, что он таков, каким хочет казаться?

– Я, по крайней мере, сужу по тому, что видел и слышал сам, а не как ты – с чужих слов.

– Мальчики, вы что, решили поссориться? – удивленно спросила Маша.

– Нет, мы всего лишь продолжаем прежний разговор.

– Ребята, мы устали, может, продолжите свой разговор завтра? На свежую голову?

Принесли ужин. Две замученные служанки сервировали стол без особого удовольствия, но аккуратно, разложили салфетки, расставили бокалы, внесли два изящных кувшина с темно-аметистовым напитком, зажгли свечи в серебряных шандалах. Всё выглядело так, словно за стол предстояло сесть могущественному правителю обширных земель, его супруге и паре столь же родовитых гостей. Прежде для ребят так не накрывали, и они любовались подобной сервировкой только на приёмах или обедах с лордом Даро.

Санджиф, посмотрев на стол, погрустнел.

– А я и забыл…

– О чем?

– Отец же планирует прием. Причём именно здесь. Приём по высшему уровню. Наверное, слугам просто не пояснили, что для нас пока можно подавать попроще – всё уже готовится к мероприятию.

– Как я понимаю, будет что-то до ужаса чопорное? – спросил Илья, залезая в салатницу суповой ложкой, за что удостоился уничижающим взглядом служанки.

– Весьма. – Сын лорда холодно взглянул на служанку и та густо покраснев, поспешила выйти. – А вот лучшую прислугу, видимо, ещё не подобрали привезли.

– Да ладно, смотри, как красиво всё накрыли, неужели неправильно с точки зрения этого вашего этикета?

– Сервировка безупречная. А вот реакция на гостей оставляет желать лучшего. Хорошую прислугу не волнует, кто как ест. Хорошая прислуга вообще ни на что, кроме своих обязанностей, внимания не обращает.

– Теперь понятно, почему тут такой переполох поднялся, да так быстро. Наверное, началась подготовка к приёму, может, и твой отец прибыл для того, чтоб с тобой о приёме поговорить, – а тебя не наш. Да, как-то неудачно мы. – Илья проводил взглядом вторую служанку, проследил, как она закрывает дверь. – Неудачно мы попали.

– Всё очень удачно. До сих пор никто не понял, зачем мы вообще уходили, – заметила Маша. – Это ведь главное.

– Дай Бог, и не узнают.

– С чего им узнать? Я этой штуковиной размахивать не собираюсь…

– Поздно уже, – прервал Санджиф. – Надо есть и ложиться. Завтра наверняка рано поднимут. И на пляж одних не отпустят уж точно.

– Можно и с охраной – какая разница?

Девушки торопливо доели и поспешили к себе.

Илья тоже направился было к себе, но друг удержал его, поймав за локоть, и, когда они остались в комнате одни, сказал с озабоченным видом:

– Мне нужно с тобой посоветоваться.

– Что случилось? – Любопытство юноши оказалось сильнее опаски. – Что-то с отцом?

– Нет конечно. Дело не в отце. А в этом приёме. Понимаешь, прежние мероприятия были, скажем так, «широкие», отец не возражал, чтоб на них присутствовали мои друзья. Но этот будет происходить в узком кругу, и… Даже не знаю, как сказать…

– Я рылом не вышел? – предположил Илья. Он не почувствовал ни обиды, ни напряжения – пожалуй, даже наоборот. На фиг ему сдались все эти приемы?!

– Нет. Дело совсем не в тебе. Отец мне уже говорил, что тебя приглашает. Понимаешь, ты ведь – обладатель Дара. Неизвестно, есть ли у тебя родственная связь с императорским домом или нет…

– Говорил же – нет! Я чистокровный аурис. Аурисее некуда.

– Не важно. У тебя есть Дар, а значит, теоретически ты можешь быть родственником последнего императора – в принципе этого достаточно. Проблема с девочками.

– А что не так с девочками?

Санджиф был смущен. Таким сконфуженным Илья его не видел ни разу. Даже идеально владея собой, сын лорда не мог скрыть своего смятения по тому поводу, что оказался в крайне неловком положении.

– Мирним не принадлежит к высшему обществу нашего мира. Она – всего лишь дочка учительницы, даже не мага. В принципе высшее магическое образование более или менее приравнивается к благородному происхождению, хоть и с оговорками. Отец не разрешит пригласить её. И Машу тоже. Маша ведь, по вашим меркам, из крестьянского сословия. Я уж молчу о том, что она не аргет.

– А тебе что – важно, где она родилась?

– Мне – нет. И на приём мне наплевать, но я серьёзно поссорюсь с отцом, если откажусь пойти. Он меня не поймёт. И если приведу девушек – тоже не поймёт. Требования этикета и традиций высшего света, понимаешь? Я не представляю, как это объяснить Мирним и Маше.

– Ты боишься, что они обидятся?

– Обидятся наверняка. И выглядит невежливо.

– Так, получается, отец тебе запрещает, а ты должен отдуваться? Пусть он сам и объясняет.

– Не будет он ничего объяснять. Просто поставит в известность, и всё. А если станет объяснять, так ещё хуже. Получится намного грубее.

– Понимаю. Он подозревает, что у тебя с Машей что-то есть? И его это бесит?

– Нет конечно, – слегка удивился Санджиф. – он не стал бы возражать и в том случае, если б у меня уже на самом деле были с ней отношения. Просто у него весьма… своеобразный взгляд на эти вопросы. Он никогда не воспримет Машу всерьёз. Так, подружка сына. Временное, разрешённое развлечение… Это оскорбительно.

– Что – серьезно?!

– Ага.

– Слушай, ваши лорды до сих пор в восемнадцатом веке, что ли, живут? На дворе двадцать первый, ёжкин кот! Разрешённое развлечение, блин…

– Я понимаю. Но как объяснить это девушкам?

– Так и объясни. Что отец твой позабыл, в каком веке живет, девушку твою не уважает и потому на ихнюю сходку не зовет. Может, отправим девчонок на этот вечер в какой-нибудь город, в клуб? Они повеселятся, и им не обидно, и нам потом не придётся мириться.

– Ты о ночных клубах, что ли? – На лице юноши-аргета появилось неодобрение. – Разве это место для уважающей себя девушки?

– Да брось, не занудствуй.

– С нами я ещё понимаю. А если они там с кем-нибудь познакомятся?

– Всё равно ж познакомятся, не запирать же их. Да ладно, в самом деле! Пусть девочки развлекутся.

– Ну, видимо, придется, – вздохнул Санджиф.

– К тому же я могу с ними пойти. Что мне, сдался, что ли, этот ваш вечерок в кругу семьи? Твой отец, небось, ещё и с облегчением вздохнет.

– Я бы тебе не советовал отказываться. Понимаешь, во-первых, ты мог бы взглянуть на самых знатных лордов Ночного мира, прикинуть, что за люди, да просто запомнить, кто каков. А во-вторых, твое присутствие на приёме подтвердит, что ты находишься под покровительством моего отца. А это весомый аргумент для Ингена, понимаешь? Мой отец – влиятельный человек. Могущественный, хоть и не настолько, чтоб совсем оградить тебя от беды.

– Да, ты прав, – согласился, поразмыслив, Илья. – Это полезно. Нужно сориентироваться. Я так и объясню Мирним.

К его удивлению и облегчению его друга, девушки восприняли известие довольно-таки спокойно. Маша лишь пожалела, что нельзя остаться на вилле, спокойно поплавать в бассейне, поваляться в кровати с книжкой. Однако идея посетить какой-нибудь клуб не показалась ей слишком уж противной. Мирним постаралась скрыть кислое выражение лица, когда узнала, что пойдёт туда вместе с Машей.

– Я не знаю, уверен ли ты, что хочешь меня отпускать, – кокетливо сказала она Илье.

– Вот понравлюсь кому-нибудь…

– Ты можешь нравиться кому угодно. Главное, этот кто-нибудь не понравился тебе больше, чем я.

– А вдруг понравится…

– Да ладно, даже если понравится – что, разве с кем-нибудь другим ты будешь в самой гуще событий? Заскучаешь же!

– Уел, – рассмеялась девушка. – Смотри, сам не увлекись какой-нибудь знатной леди.

– Не сдались мне эти знатные леди. Если мне захочется статую покатать, то я мраморную возьму, она хоть не потребует говорить ей комплименты, – заявил юноша с видом человека, повидавшего и женщин, и жизнь.

Мирним приятно порозовела – в такие моменты она казалась Илье особенно красивой.

– Ты просто кошмарен – ни слова без пошлости. Что это такое?

– Оттягиваюсь перед приёмом. – Он скроил недовольную физиономию, чтоб показать, как ему не хочется идти. – Буду там зевать.

– Лучше не зевай, а заводи полезные знакомства! – наставительно произнесла девушка и отправилась приводить себя в порядок.

Приём, однако, оказался совсем не так скучен, как ожидал Илья. После того как машина увезла девушек в город, он был вынужден идти облачаться в местный костюм, больше похожий на сюртук или фрак – юноша в этом не разбирался, лишь предполагал, – а потом дожидаться друга. Однако уже несколько минут спустя, разглядывая подъезжающие машины и выходящую из них знать, заинтересовался. Сперва – двумя совершенно одинаковыми дамами в платьях, различавшихся лишь цветом, потом – совсем юным молодым человеком, с которым, однако, все разговаривали очень уважительно.

– Он не наш сверстник, – пояснил Санджиф. – Он старше моего отца. Но последний раз, когда пускался к Истоку, вышел оттуда вот таким. Божья воля непостигаема.

– Если это Божья воля…

– Тут даже не о чем спорить, – строго сказал юноша-аргет, и Илья решил больше не обсуждать такие вопросы с другом.

– А эти две дамы?

– Близнецы. – Сын лорда назвал их титулы. Обе оказались графинями, но принадлежали им разные владения. – Одна унаследовала отцу, другая – матери. Они служили ещё прежнему императору, потом одна из них после его поражения даже сидела в тюрьме. Недолго.

– Обе роялистки?

– По убеждениям – видимо, да, но их нельзя считать людьми лорда Ингена. Знаешь, это скорее его тогда можно было бы считать их последователем – он и младше них, и менее родовит.

– Понятно, тёткам было бы западло ему подчиняться.

– Что? Не понял, прости…

– Ну и слава богу, – вырвалось у петербуржца. И продолжал рассматривать гостей лорда Даро.

О каждом из них друг говорил ему пару слов, и у Ильи стало появляться ощущение, будто перед ним начинает разворачиваться живая история Ночного мира. Она превращалась из разрозненного сборника сухих фактов, которые знаешь, но которых не чувствуешь, в подлинную ткань былого, в пространство жизни и чувств. Оказывается, кто-то вдыхал её воздух, пробовал на вкус её радости и боль и вот теперь стоит здесь зримым доказательством того, что прошлое действительно было.

И юноша начал понимать, почему столь многие ценят титулы, хотя что в них, кроме гордыни, ну и, если говорить об Оборотном мире, ещё и доли власти? Конечно, за каждым из ныне существующих людей стоит реальная история, давшая жизнь его предкам и ему самому, однако мало в ком она ощущается настолько отчетливо, как в титулованных особах. В людях, которые к тому же живут так, будто века, отделяющие их от предшественников, не плотнее белоснежной вуали, наброшенной на лицо невесты.

Леди с лицом, обезображенным следами сгладившегося шрама, поздоровалась с Ильёй за руку. Он сперва опасался поднимать на неё глаза, но через ару минут разговора совсем позабыл о её обезображенном лице и с удовольствием принялся болтать о жизни в школе Энглейи. Она слушала его с внимательностью, которая не могла не льстить юноше, знающему к тому же, что когда-то эта женщина водила в бой войска и ещё не совсем позабыла об этом.

– Наверное, женщине в походе труднее. – Разговор их потёк настолько свободно, что этот полувопрос-полуутверждение вырвался у Ильи как-то само собой.

– Труднее, чем мужчине? – переспросила она. – Да. И знаете, главным образом почему? Потому что не всегда удается мыться тогда, когда этого просит организм. – Женщина с любопытством и даже с каким-то оживлением смотрела, как юный собеседник краснеет. – Но даже к этому привыкаешь. К чему угодно можно привыкнуть.

– Она странная, – сказал он Санджифу, когда друзья оказались рядом и чуть в стороне от гостей.

– Ты о леди Шаидар? Она резковата, грубовата. Часто ведет себя как мужчина. Но это и понятно…

– Нет, не резка. Слишком… прямолинейна. Ваши женщины обычно такие церемонные, прямо ни одного лишнего жеста, ни одного лишнего движения.

– Наши женщины тоже бывают разные. Особенно если речь идет о героине одного из крупнейших сражений нашей истории. Госмирское сражение, помнишь, Ирвет упоминала?

– Не-а. Но верю, что она вся из себя такая героическая. – Он снова покосился в сторону дамы, теперь беседующей с хозяином дома. – Слушай, а почему ей шрам не вылечили магией? Уж магией-то наверняка можно такое сделать…

– Это шрам, оставленный магическим оружием. Подобные не убираются до конца. – Санджиф оглянулся. – Пойдем, я тебя познакомлю ещё с одним человеком. Ты же интересуешься Истоками. Он был первосвященником и пятьдесят лет назад ушел в мирскую жизнь.

– А у вас так можно?

– А у вас нельзя?

– Не знаю… Вроде нельзя…

– Это неправильно. Впрочем, у вас и об Истоках не все знают, большинство живут короткую жизнь.

– Знаешь, если бы нашим дали возможность ими пользоваться, наш народ там бы купался по записи, – разозлился Илья.

– Если Бог разместил Истоки именно в Ночном мире, значит, таков был его замысел, – спокойно ответил сын лорда. – Так что пойдем, познакомлю. Если захочешь, спросишь его об этом.

– Неловко как-то… Тем более, он уже не священник.

– Так тем и лучше! Он не обязан соблюдать требования своего положения, а может высказывать своё мнение так, как захочет. Идём, – и подтащил Илью к седоголовому сутулящемуся мужчине, которого, однако, не повернулся бы язык назвать стариком, хотя на лицо его и руки словно паутину кто-то набросил – росчерки мелких морщинок покрывали их целиком. Но осанка была такой горделивой, а взгляд таким твердым, каким и в молодом возрасте каждый может похвастаться.

Бывший священнослужитель одобрительно приветствовал Санджифа и его друга. Илья слабо себе представлял, о чем можно беседовать хоть и с бывшим, но духовным лицом – разве что выслушать поучения. Сын лорда непринужденно разрешил его сомнения, он спокойно ткнул пальцем в своего спутника и заявил:

– Вот мой одноклассник интересуется Истоками, господин Лонагран.

– Меня это нисколько не удивляет. Ведь твой одноклассник – уроженец Дневного мира. Каждый из них встречается с Истоками лишь здесь; конечно, они не могут их не заинтересовать.

– Да дело не в этом. – Илья всё ещё был красен, как местный закат. – Просто разные же взгляды есть на Истоки. В том числе и такие, которые не поддерживаются вашей церковью.

– Да, разумеется. – Бывший священник посмотрел на юношу с любопытством. – И хорошо, что молодой человек в столь юном возрасте уже интересуется столь… неоднозначными вопросами.

– Вы это одобряете?!

– Конечно. То, что может быть наиболее благотворно для человеческой души – это размышления о сути вещей в окружающем мире. Разумеется, при этом не следует забывать о благочестии. В исконном смысле этого слова, конечно. Благочестие, то есть то, что позволяет человеку быть достойным божественной снисходительности.

– Но ведь существует мнение, что Истоки – это вроде как столпы мира и, прибегая к ним, чтоб продлить свою жизнь, человек подрывает основы мироустройства, как-то так!

– Да, есть такое мнение.

– И что вы по этому поводу думаете?

Лонагран пожал плечами. Он держал в пальцах бокал с каким-то напитком из подаваемых здесь, с чем-то безалкогольным. Странное дело, и Илья уже отметил это для себя – большинство здешних священников избегали касаться спиртного.

– Могу лишь сказать, что версия эта хотя и любопытна, но малоубедительна. Человек является частью природы, он выделяется из неё наличием у него духа, однако по сути… Магия, которой мы пользуемся, – тоже часть мира, как и мы. Составная его часть, невыделяемая. Может ли часть сознательно нанести вред целому, существуя внутри него, если лишь пользуется тем, что ей даётся? Большой вопрос. Ведь если бы теория эта была справедлива, каждый, спустившийся в Исток, получал бы свою долю бессмертия. По силам своим или по желаниям – неважно. Давно бы появились правила, какие именно способности или качества личности сколько лет дают… Но ведь этого правила нет. А значит, здесь не закономерность, а Божья воля.

Пояснение показалось Илье до крайности туманным, но переспрашивать он не стал – ему было достаточно чувства облегчения, что в его вопросах собеседник не усмотрел ничего страшного и не пригрозил неведомыми карами. Юноше хотелось составить о себе возможно лучшее впечатление, и не только потому, что он наделся в будущем прибегнуть к помощи кого-то из этих лордов. Во всей царившей вокруг атмосфере было что-то такое, что ей хотелось соответствовать, хотелось стать её частью и не уронить той чести, которую она дает.

Слуги распахнули двери в зал, озарённый светом десятков ламп, и гости проследовали к накрытым столам. Илья не сразу нашел свое место, и одна из служанок, храня неразличимо-равнодушное выражение лица, подвела его к нужному стулу. У тарелок и приборов лежала карточка с его именем, а соседкой у него оказалась всё та же госпожа Шаидар. Слева сидел какой-то неизвестный юноше лорд, который показался ему малоприятным типом – лицо как у школьного учителя, манеры слишком уж сдержанные, каждое движение словно результат долгих размышлений и оценок.

Леди посматривала на юношу с прежним интересом.

– Мне любопытно, нынешние школьники по-прежнему интересуются гладиаторскими боями и гонками на вивернах? – спросила она, не глядя, как нож и вилка в её руках расправляются с ломтиком охотничьего паштета.

– Нынешним школьникам туда нельзя ходить, – буркнул Илья. – Я же не в закрытой школе для знати учусь, а в Уинхалле.

– Ах, молодой человек, нам в своё время тоже не позволяли посещать подобные зрелища. Это был самый часто нарушаемый вид запрета. Многие даже умудрялись принимать участие в гонках любителей. У вас ведь есть виверна?

– Есть. Мальчик.

– Это самый лучший пол для гоночной виверны. Самки не такие подвижные и сильные, они не всегда способны развивать такую большую скорость, как самцы. Хотя намного лучше поддаются обучению. И выносливы…

– Вы интересуетесь вивернами? – оживился Илья, решивший, что раз так, ужин не покажется ему скучным.

– Поневоле. Видите ли, ещё сто лет назад поединки между лордами – хоть магические, хоть на оружии – происходили исключительно в воздухе, верхом на вивернах или на драконах. Хотя уже тогда на драконах летали только представители императорского дома. Тут, уж раз ты решаешь принимать во всем этом участие, будь добр уметь держаться в седле и разбираться в ездовых существах.

– А у вас ещё сто лет назад лорды сражались один на один?

– Я понимаю, что вы имеете в виду. И ваш вопрос вполне резонен, – согласилась Шаидар, кивая собеседнику уже с некоторым уважением помимо любопытства. – Конечно, предводителю войска, по идее, следует лишь управлять, не вмешиваясь в бой, и тем самым сделать вероятность победы если не сейчас, то впоследствии более высокой. Погибший по глупости предводитель, само собой, никакого боя уже не выиграет. И в этом смысле у вас на родине это всё поставлено разумнее – штаб вообще прячут от посторонних глаз, и в идеале противник даже не знает, где примерно находится «мозг армии». Однако такова специфика магических боёв – участниками их становятся даже те, кто находится в отдалении. На штабном холме, так сказать. Вот и жила эта традиция – лордам сражаться друг с другом – с самых что ни на есть древних времен.

Илья подумал лишь, что никаких подобных возражений он совсем не имел в виду, но разубеждать леди не стал. Её отношение к нему было приятно. Даже если восхищаются лишь теми твоими достоинствами, которые сами же тебе и приписывают, восхищение всё равно радует. То же самое и с уважением.

– И как же происходят магические бои? – спросил он, своим видом, однако, подчеркивая, что это и в самом деле странное занятие для лордов, приведших с собой армии.

– По-разному. Как получится. Но если вы спрашиваете о боях в воздухе, то поединок, как правило, составляют заклинания малого круга действия, ну и магическое оружие, конечно. Вас ведь учат боевым заклинаниям в школе?

– Очень мало. – Юноша попытался припомнить, какие из преподаваемых им заклинательных структур можно назвать боевыми.

– Это естественно. Когда вы пойдете в высшее учебное заведение – а вы же пойдете, верно? – вам будут преподавать боевую магию намного в более расширенном виде. Разумеется, если вы пожелаете взять этот спецкурс.

– А его можно брать в любом институте, на любом факультете?

– Конечно. Любой институт и любой факультет академии предоставляют спецкурс по боевой магии, даже если сами по себе не имеют к ней никакого отношения. Правда, на этих курсах не учат управлять виверной. Этому уже нужно учиться самостоятельно.

– Но вполне же можно самостоятельно, да?

– Можно. – Она посмотрела на него долгим взглядом. – Здесь важнее всего практика, а не какие-то теоретические знания. Теория, как правило, опрокидывается столкновением с жизнью, причем в изрядной своей части.

– Так происходит почти во всех сферах человеческой жизни, – вмешался в разговор сосед Ильи слева. – Хотя бы потому, что в теории можно выработать лишь некое среднее арифметическое реальной жизненной ситуации. Опыт не заменят никакие теоретические знания.

– Как правило, приобретать опыт, не заручившись опытом предшественников, изложенным в теоретической форме, – это заново изобретать седло, – возразила Шаидар. – Но в обращении с живыми существами, конечно, куда большее значение имеет искусство управляться с ними, а не знания о режиме кормления или способах дрессировки.

– Всё на свете сделали живые существа, наделив свои произведения частью своей индивидуальности.

– Ну так можно чёрт знает до чего договориться! – рассмеялась она. – Вы, Мирдамар, известный любитель болтать незнамо о чем, лишь бы болтать.

– Кстати, я слышал, вы учились в школе Энглейи, – сказал мужчина, обращаясь теперь уже к юноше, а не к его собеседнице.

– Учусь. Как это говорят – заочно.

– Прежде я очень интересовался феноменом Видения. Действительно, мало кто из исследователей способен объяснить, откуда берутся истоки этого своеобразного искусства – с одной стороны, вполне магического, с другой – в чем-то совершенно иррационального…

– Ты говоришь об этом молодому человеку, который изрядную часть своей жизни считал иррациональной саму магию, – заметила женщина. – И сам факт её существования.

– Оставьте, госпожа Шаидар, магия – это точная наука. Но никому ещё не удавалось систематизировать и описать искусство Видения. И здесь стоило бы предъявить претензии Видящим. Такое впечатление, что они боятся делиться своими тайнами, чтоб не перестать быть нужными.

– Ерунда какая! – воскликнул Илья, не подумав, что говорит, может быть, не слишком тактично – Зачем им что-то скрывать? Всё равно их наработками могут воспользоваться только люди с соответствующими способностями. Но и расшвыривать информацию, которая не может быть понята, – кадкой смысл?

Мужчина обратил на него свои невыразительные глаза и, помолчав, сказал:

– Нет ничего принципиально непонимаемого. Есть только непонятое.

– А как вы можете понять то, что можно только Сочувствовать?

– Существует немало различных способов, К примеру, вдохновения писателя или художника я испытать не могу. Но об этом много сказано в художественных произведениях, изображено на картинах, словом, если художник или писатель талантлив, он сможет донести свои мысли и ощущения до зрителя и читателя. Так что если есть что-нибудь эмоционально недоступное другим и оно до сих пор не объяснено или не показано, это говорит либо о скрытности носителей информации…

– Либо о том, что не появился ещё талант, способный это объяснить, – снова вмешалась леди. – Вот появится у нас даровитый писатель-Видящий, и мы сразу всё узнаем.

– Возможно, дар Видящего как раз и не позволяет ему выражать свои ощущения на общепринятом научном языке. Если Видящие привыкают всё больше чувствовать, а не излагать то, что они делают, точным научным языком…

– Слушайте, вы какого доктора сочтете лучшим – того, который умными словами умеет объяснить, что за такая болезнь у пациента, или того, который чувствует, что у него не так, и поэтому точно знает, как лечить, но объяснить, как он чувствует, не может? – вдруг обозлился Илья. Ему показался обидным тон этого мужика, который к тому же судил о вещах, в которых не понимал ничего.

Шаидар бесцеремонно расхохоталась.

– Он тебя уел! Ну согласись!

– Пожалуй, – сдержанно улыбнулся Мирдамар.

Беседа за ужином текла непринужденно и настолько неэмоционально, что можно было решить, будто никого из присутствующих ни одна из поднимаемых тем не способна хоть как-то зацепить. Даже о важных, казалось бы, делах они разговаривали как о ничего не значащей, хоть и забавной, ерунде. Зашёл, конечно, разговор и о лорде Ингене, и о приближенных к нему людях. Как Илья понял по тону разговоров, лорд Даро не принимал у себя сторонников главного роялиста Ночного мира, хотя роялистов по убеждению среди гостей оказалось немало.

Покалывая вилкой мясо под каким-то очень вкусным соусом с овощами, юноша внимательно вслушивался в разговоры о политике, хотя изрядная их часть казалась ему очень уж смутной. Общее спокойствие и невозмутимость не позволяли с уверенностью определить, какие темы считаются тут важными, а какие – второстепенными, к тому же рядом не было Санджифа, способного подсказать или прояснить ситуацию, он сидел довольно далеко от своего друга.

– Я одно могу сказать! – заявил молодой парень, сидевший напротив Ильи. – Все эти разговоры насчет господина Ингена бессмысленны до тех пор, пока мы не поймем, чего же он на самом деле хочет.

– Легко предположить, что именно, – сказал Мирдамар.

– Простите, вы ему приписываете какие-то свои соображения, которых он не высказывал. Если бы лорд планировал захватывать власть, он бы предпринимал к этому какие-нибудь шаги, вы не находите? Пока – ничего. А удобные моменты ему представлялись и не единожды. Помните годовщину Дня-у-воды? Никогда его влияние не было настолько большим, как тогда.

– Хочу отметить, что войска Совета тогда стояли почти у самого столичного ориора, – произнес отец Санджифа. – Не упускайте это из виду, госпошлин Тервилль.

Для человека, у которого есть хороший план, это не стало бы помехой, – рассмеялся молодой лорд. – Просто надо признать, что у господина Ингена есть свой стиль и свои убеждения, в этом ему не откажешь.

Илья с любопытством посмотрел на Тервилля. Он почему-то вызывал симпатию.

– Вам нравится Инген? – спросил юноша-аурис.

– Нравится? Я бы не сказал. Признаю за ним благородство и последовательность, и стиль – я это уже говорил. Стиль не столько в поведении, сколько во взглядах; думаю, вы понимаете, о чём я говорю.