Текст книги "День рождения"

Автор книги: Яныбай Хамматов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Говорят, он и сам пишет стихи?

– Пишет. Правда, ему еще далеко до мастерства, по он очень тонко чувствует. Больше любит писать о природе.

Директор школы улыбнулся:

– Вы, Зоя Нигматулловна, почему-то любите расхваливать своих учеников.

– Я же не в глаза хвалю, – возразила Зоя.

– Ранняя кукушка быстро откукует, говорят. Если захваливать ученика, не замечать его недостатков, снизить требовательность, можно ему же вред принести.

– Я это понимаю, Салих-агай, – сказала Зоя, чувствуя, что Шаехов не все договаривает.

После этого разговора Зоя потеряла покой, ломала голову над словами директора. Вот и сейчас, побывав в доме у Губайдуллиных, она подумала: «И все-то известно Салиху-агай, обо всем знает. Не зря предупреждал меня».

Наутро, придя в школу, Зоя Нигматулловна. ни с кем ни словом не обмолвилась о вчерашнем. Когда уроки закончились, она оставила ребят и по-дружески попросила их:

– У меня к вам большая просьба. Пожалуйста, впредь не собирайтесь одни по вечерам. Ведь запросто и пожар может случиться. Играйте на улице или приходите в школу. Договорились? Как вы думаете, что если нам организовать специальный отряд по борьбе с нарушителями порядка?

Это предложение всем понравилось.

– Мы согласны, Зоя-апай, согласны!

– Кого запишем в отряд?

Ребята стали наперебой выкрикивать фамилии.

– Губайдуллина! – крикнул Гибади.

– Раз его записали, и Кусканова не оставляйте! – заволновались мальчишки с Арьяка.

– Будь по-вашему, записала. Только не надо шуметь! – Учительница постучала по столу. – Кого сделаем командиром отряда?

– Кусканова!

– Нет, не его! Губайдуллина!..

После долгого спора и препирательств Губайдуллин был выбран командиром, Кусканов – заместителем командира организованного отряда.

– А теперь мы должны составить план внеклассной работы. Как нам ее оживить? У кого какие предложения?

Одновременно поднялись три-четыре руки:

– У меня!

– У меня тоже!..

IX

– Сегодня вечером идите в клуб!.. Из Киргиз-Мияков артисты приехали-и-и!.. – протяжно кричал кто-то на улице.

Услышав эти призывы, Миннигали выбежал на улицу, огляделся.

На лениво шагавшей лошади ехал Гибади, но почему-то он не обратил на Миннигали никакого внимания.

– Гибади?! – удивился Миннигали.

Гибади был в лохматой шапке, в тулупе, вывернутом мехом наружу, лицо его вымазано сажей. Он сделал вид, что не слышит Миннигали. Сел задом наперед ИГ продолжал кривляться, как клоун-.

– Э-э-эй, люди-и!.. Сегодня вечером идите в клуб!.. Посмотрите артистов из Киргпз-Мияков!.. Играйте, смейтесь, веселитесь!..

– Гибади; стой!

Но Гибади не обращал внимания. Миннигали догнал его и схватил сонную лошадь за узду.

– Отпусти! Отпусти, говорю! Я сегодня не буду в войну играть.

Но Миннигали не уступал. На повороте к переулку он стащил упиравшегося товарища с лошади и спросил командирским голосом:

– Ты что, забыл, что сегодня «белые» нападают?

– Сегодня не играем, в клуб все-идут!

– Кто сказал?

– Сам Шариф сказал, командир «белых».

– Врут они. Чтобы нас с толку сбить. С сегодняшнего дня у кого войско больше, тех будут называть «красными», у кого меньше – «белыми»? Помнишь?

– Не забыл, – сказал Гибади. – Давай лучше сегодня артистов посмотрим.

– А если бы настоящая война? – спросил Миннигали.

– Если война, другое дело… А у нас же игра!

– Чапаевцы не ноют. Игра или не игра, а раз договорились, отступать нельзя. Когда надо было, чапаевцы даже собой жертвовали. А ты из-за какого-то спектакля! Короче, вот что: если ты сегодня сорвешь игру, не соберешь всех наших, будем считать тебя дезертиром!

– Ты уж слишком! – Гибади обиделся: – Даже пошутить с тобой нельзя. Буду собирать взрослых в клуб, заодно и ребятам скажу. Где будем собираться? Здесь?

– Да. К шести часам.

– Ладно.

Гибади забрался на коня и хотел уже отъехать, но Миннигали остановил его:

– Я тебе что-то покажу, хочешь?

– Опять лисенка поймал, что ли?

– Нет.

– А что?

– Слезь сначала с лошади.

Гибади слез и последовал за Миннигали. Увидев целую груду самодельных винтовок, так похожих на настоящие, он был изумлен:

– Вот это да-а-а!.. Сколько здесь?

– Сорок три.

– Если все соберутся, не хватит.

– Хватит. Вон еще сколько оружия! – Миннигали показал под крыльцом целый арсенал наганов, шашек.

– Когда ты все успел? – восхищенно спрашивал Гибади, рассматривая винтовки и пистолеты. – Они же совсем как настоящие! Я сейчас же пойду соберу всех ребят!

– Иди, управляйся скорее с делами и собирай ребят. Только, чур, все, что ты здесь видел, – секрет.

– Ясно.

Гибади взобрался на лошадь.

– Э-э-эй, сегодня все в клу-у-уб!.. Артисты приехали!..

К шести часам на условленном месте стали собираться ребята с улицы Бирьяк.

В сторону «противника» выслали разведку. До возвращения разведчиков Миннигали выстроил свой вооруженный деревянными винтовками, пистолетами и саблями отряд и учил маршировать.

Ребята распевали военные песни, Миннигали запевал:

…Смело мы в бой пойдем

За власть Советов

И, как один, умрем

В борьбе за это!..

Вскоре вернулась с того берега разведка и донесла, что «белые» только еще собираются у себя, возле правления, не строятся и к боевым действиям, по всей видимости, еще не готовы. Самое время напасть на них.

Миннигали принял решение взять врага в кольцо и сделать засаду на пути его отступления. Для этого он разделил «армию» па три отряда и назначил командирами Мансура и Тарифа.

– Ты, Мансур, по берегу поднимешься вверх. Когда дойдете до конца деревни, через центральный ток выйдете в тыл к «белым». Вы будете действовать на левом фланге. Тариф обойдет «белых» огородами и приготовится к атаке с правого фланга. А мы отсюда ударим в тот момент, когда вы завяжете бой. Получится, мы нападем на них с трех сторон, а этого они никак пе ожидают!

– А можно так хитро нападать? – спросил Тагир. – Может, пойдем в психическую атаку?

– Чем хитрее – тем лучше! – уверенно сказал Миннигали. – Думать надо головой. Знаешь, «не числом, а уменьем». В этом-то все дело. Во время гражданской войны красные таким нападением разбили белых, которые занимали наш аул.

Файзулла Тайгунов, стоявший па карауле на берегу реки, доложил, что в лагере «белых» какие-то передвижения. Они продолжают собираться к правлению, а их наблюдатели выходят к самому берегу реки.

Миннигали нацелил воображаемый бинокль на позицию «противника». Затем скомандовал:

– Тревога! Четвертый полк, за мной! Эй, Файзулла, не отставать!

Миннигали повел отряд на «вражеский» берег. Скрытно подобрались к самому правлению, где в беспорядке, без строя толпились «белые». Здесь Миннигали приказал своим затаиться. Сам он внимательно изучал обстановку. «Белые» ничего не подозревали о местонахождении «армии» Миннигали. Было тихо над деревней. Солнце уже село за колхозный склад. Быстро темнело.

– Похоже, что они не собираются воевать. Может, в клуб собрались? – предположил Гибади.

– Атаман «белых» Шариф Кусканов не из таких. Если договорились играть в войну, он ни за что не пойдет ни в какой клуб, – сказал Миннигали. – Надо выжидать в засаде, пока наши передовые части завяжут с ними бой.

И вскоре на том берегу подняли крик и шум. Смело, с дружным «ура» «красные» бросились на «белых» с двух сторон. Миннигали выстрелил из пугача и тоже бросился вперед:

– Ур-а-а-а!..

– Впе-е-ред!.. – закричал Гибади.

«Белые» не ожидали такого дружного нападения со всех сторон, и бой закончился полной победой «армии» Миннигали, даже Шариф Кусканов, командующий «белых», попал в плен. Но он отказывался признавать поражение и отчаянно спорил:

– Так нельзя! Так не пойдет! Разве договорились так незаметно подкрадываться со всех сторон и окружать?! Надо было договориться, что можно окружать! Это не по правилам!

Шариф спорил до хрипоты. Но Миннигали только посмеивался:

– А разве на настоящей войне «красные» бы кричали: «Эй, «белые», берегитесь, мы вас сейчас будем окружать!»

– Так то настоящая война!

– Это неважно. Мы играем в настоящую войну – значит, все должно быть так, как бывает на войне, – сказал Гибади.

– Ладно же, пусть будет по-вашему, – согласился Ша-риф, – только мы не будем все время «белые». Давай меняться: один раз вы будете «белыми», другой раз – мы! А то что же это мы все время «белые»?!

– Идет! – согласился Миннигали. – Только надо так условиться, чтобы «белые» не побеждали. Пусть, кто победит, тот и будет «красным», тогда «красные» будут всегда победителями. Согласны?

Такое условие понравилось Шарифу, и «главнокомандующие» скрепили договор, пожав друг другу руки.

Победители и побежденные, довольные новыми правилами игры, начали расходиться по домам.

Миннигали в душе торжествовал, что его военный план закончился полной победой, и, радостный, побежал домой. Когда он свернул к себе в переулок, распрощавшись с Гибади, из темноты вдруг выросла фигура Сабира Булякбаева:

– Это ты, сын Хабибуллы? Постой-ка, поговорить надо. Стой, слышишь! – От него несло водочным перегаром.

Миннигали остановился:

– Ты что, агай?!

– Запомни: лучше брось это дело! По-хорошему говорю, а то я тебе… – Он помахал кулаком.

Миннигали никак не мог понять, в чем дело, почему Сабир подкараулил его и теперь пугает.

– Чего тебе надо, агай? Что ты лезешь?

– Будто не знаешь! Не притворяйся! – Сабир заскрежетал зубами. – Я тебе морду разобью! Понял? Не понял? Повторяю еще раз, запомни: если я еще увижу, что ты вертишься возле дома Закии, тебе несдобровать! Ну-ка иди сюда! Я тебе дам! – качаясь на ногах, Сабир пытался поймать Миннигали.

Миннигали отскочил в сторону. Нечего было и думать связываться с парнем, который был на четыре года старше, почти взрослый.

Уже дома, спустя некоторое время, Миннигали охватил страх, которого он не испытывал при встрече с пьяным драчуном в темном переулке. Это был страх не за себя – страшно было за Закию.

Неужели Сабир влюбился в Алсу-Закию?

Неужели не нашлось другой девушки для пьяницы и лодыря, который только и знает – отлынивать от работы? Не может быть, ведь она совсем девчонка! Но он на что-то надеется, раз так делает. Да она-то, конечно, смотреть на пего не захочет. Наверно, Сабир надеется, что родители выдадут ее замуж насильно? По старым законам, как в прошлые времена. Ну нет, теперь все по-другому! И как бы там ни было, Сабир не добьется своего…

X

Наконец наступил долгожданный день – Миннигали, вернувшись из райцентра, гордо перешагнул порог дома и громко объявил:

– Мне выдали комсомольский билет!

За столом сидел приехавший после окончания курсов Ти-ергали и пил чай. На радостях братья обнялись, тут же затеяли возню и стали тузить друг друга,

Мать счастливыми глазами смотрела на сыновей:

– Ну, дети мои, садитесь скорее за стол, чай остывает! Да перестаньте вы, дети!

– Эх, мать, куда денется твой чай? Не убежит! – Хабибулла подмигнул жене: – Видишь, как они рады друг другу, пусть повозятся. Сколько не виделись!

Малика радостно и согласно кивала словам мужа, не отрывая любящего взгляда от шумно возившихся сыновей. Совсем недавно эти рослые, крепкие парни были беспомощными малышами. Есть ли для матери большее счастье, чем видеть, как растут и мужают ее сыновья?!

Тем временем Миннигали чуть не одолел старшего брата, уже схватил за ворот и стал трясти, и материнское сердце не выдержало:

– А ну, перестань, медведь! Ты его задушишь!

Миннигали отскочил в сторону и шутя погрозил матери пальцем:

– Ага, хоть он и взрослый совсем, ты его больше любишь, больше жалеешь!

– Не говори глупостей, сынок! – Малика всплеснула руками. – Для меня вы оба равны, за обоих сердце болит.

– Эсей, ты не сердись! Миннигали разыгрывает тебя, – сказал Тимергали и обратился к брату: – Ну-ка, покажи комсомольский билет…

– Комсомольский билет никому давать не разрешается, – сказал Миннигали, – но тебе дам.

– Ну поздравляю тебя! – торжественно сказал Тимергали, рассматривая новенький билет.

На обложке билета был вытиснен силуэт Ленина, на внутренней ее стороне – два ордена: Красного Знамени и Трудового Красного Знамени. Под фамилией Миннигали было написано: «Принят 2 марта 1938 года, комсомольский билет выдан 9 сентября 1939 года».

Тимергали протянул брату билет:

– Быстро растет комсомол. Вот уже сколько прибавилось комсомольцев. Ты, брат, 912 418-й!

– Откуда ты это узнал?

– По номеру билета.

Малика улыбалась, слушая разговор сыновей. Вставила:

– Миннигали, сынок, все своим чередом приходит. Когда-то ты октябренком был, потом – пионером, а сейчас стал комсомольцем!..

– Так постепенно поднимаются со ступеньки на ступеньку вверх по лестнице. – Тимергали похлопал братишку по плечу. – Помнишь, мама, какое Миннигали в первом классе читал стихотворение?

– Не припомню что-то. – Малика посмотрела на мужа: – А ты не помнишь, атахы^[14]?

– Что-то про пионеров, про Октябрь, кажется…

– Правильно! Отец не забыл. – В глазах у Миннигали засветилась радость. – Я даже помню, как там было про то, что маленькие идут из октябрят в пионеры, а из пионеров становятся комсомольцами. А уж из комсомола самых достойных принимают в партию.

– Видишь, сынок, какие ступени, – сказал Хабнбулла. – Октябренком был. Верно, мать? Был. Пионером тоже был, все мы это знаем. Теперь ты комсомолец. Вот билет у тебя комсомольский. Значит, осталось впереди что? В партию осталось вступить!

– Это моя мечта, отец, стать коммунистом.

Хабибулла радовался радостью своих сыновей; он еще

хотел поговорить об их счастливой судьбе, но Малика остановила его:

– Ну, хватит, отец, потом наговоритесь. Давайте чай пить, дети, наверно, проголодались.

– Они на радостях, пожалуй, и есть не хотят! – засмеялся Хабибулла.

– Доктор сказал: если вовремя человек не ест, желудок портится.

Братья пошли мыть руки. По дороге Тимергали критически осмотрел брата:

– Какие волосы отрастил! Зачем тебе такие? Совсем тебе не идет! И еще Зою-апай обманул, сказал, что отцу некогда тебя постричь! – Тимергали улыбнулся над растерянностью Миннигали.

– Уже успели, наябедничали тебе! Приехал, и тут же все ему выложили – вот какие языки! Ничего сказать нельзя, тут же донесут!

– Какой же это донос! Я ведь, худо-бедно, твой старший брат, да к тому же еще учитель. Понимать должен!

– Подумаешь, английские курсы закончил! А мы, семиклассники, немецкий изучаем. Программу же из-за тебя не переменят!

– Тебе, я думаю, сейчас все равно – что немецкий, что английский, еще никакого не знаешь.

– А может, знаю? Да что я! А вот ты курсы кончил, выучился, а по-английски говорить умеешь?

– Умею!

– Умеешь? Ладно. Ну-ка скажи… как будет по-английски «это собака»?

– Зис из э дог.

– Это кошка?

– Зис из э кэт.

– Как будет по-английски: «кем ты хочешь быть»?

– Вот ду ю вонт ту би?

– Знаешь… – Миннигали улыбнулся. – Вот бы мне тоже немецкие курсы кончить!

– А зачем тебе?

– Когда-нибудь пригодится. – Миннигали перестал жевать. – Вон в кино Чапай Петьке что говорит? Если бы, говорит, ты немного подучился языкам, мог бы, говорит, командовать войском всего мира.

Малика, наливавшая чай из самовара, покачала головой и засмеялась:

– Как увидел это кино, так до сих пор и бредит Шапаем! Думала, в комсомол запишется, умнее станет, ан нет, все так же, как мальчишка себя ведет.

– Пока можно, пусть играет. Ты, эсэхе^[15], его не удерживай, – сказал Хабибулла.

– Я и не удерживаю, просто к слову пришлось.

Поддержка отца и вовсе окрылила Миннигали:

– Может, мне и по-английски попробовать?

– Ты думаешь, так уж легко чужие языки изучать? – возразил Тимергали.

– Ты же научился!

– По правде говоря, я и сам английский толком не знаю, – признался Тимергали смущенно.

– А как же ты ребят будешь учить? – поинтересовался Миннигали.

– Как знаю, так и буду. Где пе знаю, там стану по-люцииному учить.

– Что за Люция?

– Девушка одна на наших курсах училась. Люция звали. – Тимергали улыбнулся. – До курсов три года ребят немецкому учила. А сама по-немецки – ни в зуб ногой. Что же делать, говорит, раз заставили. Забавная история. Перед каждым уроком, оказывается, она переводит со словарем несколько предложений и идет. Если остается время от урока, не знает, что делать.

Один ученик, видать, догадался, в чем дело. Чтобы испытать учительницу, он, как ты сейчас, давай сыпать ей вопрос за вопросом. Люция не растерялась. Даже пе задумываясь, стала отвечать как попало, где по-немецки, а где по-русски. А мальчик и говорит: «Апай, сегодня же урок немецкого. Почему вы по-русски говорите?» Тут уже Люция рассердилась: «А тебе не все равно! Сидел бы и помалкивал!» Но на другой день она подает заявление. Директор не отпускает. Тогда она звонит в район. Заведующий роно далее не дослушал ее. «А кто его знает-то, немецкий? Все так и учат. Где же. их наберешься, – специалистов?» – ответил он и не пожелал больше с ней разговаривать. Три года она так промучилась, на четвертый на курсы поступила. Теперь мы говорим: «Если не знаешь урока, учи, как учила Люция!..»

– Вот как ты на мои вопросы отвечал? Как Люция?

– Нет. Я в самом деле отвечал по-английски.

– А что за имя Люция?

– Рево-Люция! Понял? – Тимергали отхлебнул чай из блюдца. – Их две сестры. Родились, когда революция произошла. Отец с матерью в честь революции и назвали одну Ревой, а другую – Люцией. Они близнецы. Вот и получилось Рево-Люция. У нас только Люция училась…

Миннигали подумал и сказал с сожалением:

– Все-таки зря ты рассказал про Люцию. Теперь я буду сомневаться, правильно наша учительница говорит или нет.

После чая Тимергали собрался куда-то. Сказал, что хочет повидать товарищей. Миннигали вышел вслед за ним. Он подмигнул брату:

– Не бойся, агай. Я тебя только провожу. Думаешь, я не знаю, к каким товарищам ты торопишься? Мама все время повторяет: «Хоть бы бог дал дожить, пока женится Тимергали и появятся у него ребятишки». Бабушкой хочет стать. Давай, брат, поторапливайся. У тебя жена будет, у меня – енгей^[16], у матери – невестка. Отец тоже давно хочет внуков нянчить.

– Ну, ты ладно… – Тимергали покраснел и поскорее перевел разговор: – Моя от меня не уйдет, об этом пе беспокойся. У тебя-то как дела, а?

«Мои дела лучше всех!

– Как у тебя с Алсу-Закией?

– По-старому. Я же тебе писал. – Миннигали вздохнул. – Зря я, наверно, думаю о ней. Она на меня внимания не обращает, такая гордая-я…

– Напрасно страдаешь, брат. Пока ты вырастешь, станешь мужчиной, много таких, как Закия, встретится тебе на твоем пути.

Миннигали покачал головой.

– Нет, мне одна нужна, – сказал он. – Одна Закия. Я всю жизнь буду любить ее!

– Тебе сейчас так кажется. Детские увлечения со временем проходят.

– Нет, агай. – В глазах Миннигали вспыхнул огонь. – Моя любовь не пройдет! Я уже большой!..

– Ты, братишка, на жизнь очень наивно смотришь. – Тимергали улыбнулся: – Ведь не может Закия ждать, пока ты станешь совершеннолетним?.. Ты еще вон в детские игры играешь…

– Я тебе как старшему брату душу открываю, а ты смеешься надо мной. – В голосе Миннигали была слышна обида.

– Ну а что, я тоже плакать должен? – Тимергали похлопал брата по плечу.

– Лучше посоветуй, что делать.

– Ну что же тут можно посоветовать, если уж ты так любишь ее, жить без нее не можешь? Скажи ей самой об этом! Что она на это ответит? Я бы так и сделал на твоем месте.

– Смелости у меня не хватает… С другими девчонками и побаловаться, и посмеяться – запросто. А с пей – не могу, боюсь даже остаться один на один. Раз после репетиции проводил ее до дому, да так и не смог с ней заговорить. Слов не мог найти!

Тимергали видел, что брат серьезно влюбился в Закию, но чем он мог ему помочь? Он обнял его за плечи и сказал:

– Если так будешь робеть, то прозеваешь любую девушку. Девушка никогда первой не скажет, что любит, тем более такая гордая, как Закия. Наберись смелости и не отступай, а там видно будет. Потом все само собой уладится.

– Если Алсу-Закия полюбит меня, может она подождать два-три года, как ты думаешь? Всего-то подождать два-три года? Если полюбит?

– Если действительно полюбит, не два-три, а всю жизнь может ждать.

У Миинигали стало легче на душе после разговора со старшим братом.

К ним подошла ватага друзей Миннигали.

Все знали, что он ездил в райцентр получать комсомольский билет. Ребята окружили братьев:

– Когда из района вернулся?

– Билет получил?

– Покажи комсомольский…

Миннигали, конечно, хотелось еще поговорить с братом о сердечных делах, но друзья есть друзья.

– Бери мандолину, пошли гулять по деревне!

– Пошли с нами, Миннигали!

Махнув рукою брату, который пошел дальше один, Миннигали остался с товарищами. Он сбегал домой за мандолиной.

– Ну что вам сыграть?

– Давай сначала «Каз канаты»^[17]

Гибади уступил музыканту свое место на скамейке:

– Садись, Миннигали!

Но Миннигали отказался. Он настроил инструмент. Встав среди кустов, росших за скамьей, он взял первые ноты, и зазвучала трогательная, красивая мелодия.

Постепенно на звук мандолины стали подходить девушки. Не было лишь Закии. Неужели опа не придет? Может быть, придет с опозданием, как обычно… Вдруг мелькнула за плетнем зеленая косынка… Появилась девушка – она торопливым шагом шла по переулку. Миннигали показалось, что в это мгновение сердце его замерло, остановилось. «Закия!» – чуть было не крикнул он.

Но, увы, то была не Закия, а Рашида Батыршина. Она сразу поняла, почему у парня такой грустный взгляд, и нарочито весело сказала:

– А ну-ка, Миннигали, неси свою гармошку! Давно мы что-то не собирались. Надо же встряхнуться!

Девушки дружно поддержали ее:

– Правильно! Неси гармошку, плясать будем!

Миннигали побежал домой и вернулся с гармонью. Рашида притопнула ногами:

– Вот это да! Так и чешутся пятки. Ну, растяни мехи, плясать хочу!

Миннигали прислонился к плетню и с ходу заиграл плясовую «Карабай». Рашида плавно пошла по кругу, затем все быстрее, все горячее.

– Живее играй, живей! – подзадоривала она гармониста.

Наплясавшись до изнеможения, Рашида остановилась перед Тагиром и поклонилась ему:

– Актуганов, пляши!

Тагир спрятался за спины товарищей. Не удалось заставить плясать и остальных. После лихой пляски Рашиды никто не хотел идти в круг. Трудно было сплясать лучше нее, а хуже не хотелось.

– Ну тогда ладно, давайте петь. Миннигали, сыграй-ка свою песню «Карамалы», – сказала Рашида.

Пропели хором «Карамалы», которую сочинил сам Миннигали. Потом кто-то завел «Катюшу»:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег, на крутой…

Они перепели все знакомые песни, Миннигали играл без устали и от души вместе со всеми пел и веселился. Молодежь разошлась по домам за полночь.

XI

Весь октябрь шел снег с дождем. Потом разом наступили холода, за сутки землю сковало морозом. Березовые леса, печальные и облетевшие, серые сжатые поля и даже горы, стынущие на холодных ветрах, – вся природа, казалось, ждала, когда ее укроет белое одеяло зимы.

Один Миннигали не замечал ничего. Ему казалось, что нет ни дождя, пи снега и что мороз не сковал землю… Было ему легко, радостно. А все от того, что… он впервые заговорил с любимой. Случилось это так.

'После уроков Закия сама нагнала его и тронула за рукав. Он обернулся и увидел ее черные, широко раскрытые глаза. Она улыбалась ему.

– Ты сегодня пойдешь в клуб? – приветливо спросила Закия.

Миннигали не мог в ответ вымолвить пи слова, стоял смущенный и растерянный.

Закия улыбалась. На ее розовых щеках играли две ямочки.

– Я боюсь одна ходить… Ты проводишь меня домой?..

Она говорила что-то еще, но Миннигали ничего не понимал. Он видел ее улыбку, глаза, слышал ее красивый, как музыка или песня, голос.

– Смотри гармонь не забудь принести…

Закия убежала, рассмеявшись над остолбеневшим парнем. Смех девушки был необидный, радостный, счастливый.

Томительно тянулись часы, оставшиеся до вечера. Миннигали все успел сделать по дому, а время не шло.

Он выучил уроки. А время, как назло, стояло на месте. Тогда Миннигали схватил коньки и побежал на Уршакбаш.

На реке был уже крепкий лед, и мальчишки катались по нему вовсю. Миннигали привязал на лапти коньки-самоделки – он сам гнул их из железного, в палец толщиной, прута. Среди своих друзей, гонявших по льду на самой середине реки, Миннигали немного успокоился.

Все знали, что Миннигали очень хорошо бегает на коньках и в этом у него мало соперников. Но ему казалось, что он не по льду скользит, а летит над рекой по воздуху. Лед шуршал под коньками и крошился. Местами, ближе к середине, где лед еще сравнительно тонок, в след от коньков натекала вода и вся ледяная поверхность прогибалась под тяжестью стремительно мчавшегося бегуна. Миннигали стало жарко, хотя одет он был очень легко: без шапки, тонкий казакин, да и тот расстегнут, а штаны не шерстяные – холщовые. Так он ходил до самых морозов, закалялся.

Миннигали волчком крутился на льду, когда к нему подкатил Гибади:

– Тебя зовут!

– Кто?

Гибади показал на берег. Увидев стоявшего там Сабира, Миннигали побледнел.

Сабир манил его пальцем.

– Чего тебе? – крикнул Миннигали.

– Иди-ка сюда, дело есть.

– Какое дело?

– Иди сюда, скажу.

Миннигали отмахнулся от него:

– Какие у нас с тобой дела! Иди своей дорогой!

– Испугался! Эй, сын Хабибуллы, ты в штаны пе напустил? Трус несчастный! -

Сабир кричал с берега обидные слова, и все их слышали. Этого Миннигали не мог стерпеть:

– Кто трус? Я трус?

– А кто же еще?

Миннигали рванулся к берегу, но его пытались удержать друзья:

– Но ходи! Не надо!

– Не мешайте! Я должен с ним поговорить как мужчина с мужчиной, один на один.

Видя решимость Миннигали, друзья отступились.

Когда Миннигали подошел к Сабиру, тот совершенно неожиданно заговорил в спокойном тоне:

– Ты не бойся, я поговорить с тобой хочу.

– А я и не боюсь.

– Не сердись за тот случай. Ну, тогда, в переулке. Выпивши я был. Не сердишься?

– А-а, вон ты о чем! – Миннигали сразу успокоился. – Ерупда, я об этом и думать забыл. Чего не бывает.

– Ну, тогда мир? – Сабир прищурился: – Ты в клуб идешь сегодня?

– Иду.

– Алсу-Закия позвала?

– А что? – Миннигали не хотел отвечать прямо.

– Так просто… Хочешь папиросу?

– Не курю.

Сабир вытащил «Казбек», закурил и, пуская дым, пристально посмотрел на Миннигали:

– Сегодня в клуб не ходи. Мне нужно повидаться с Закией.

Миннигали вспыхнул:

– Как ты смеешь так говорить!

– Я в жены ее беру, понимаешь?

– А она? Согласна? – Миннигали ждал, что скажет Сабир, и сердце у него замерло.

– Согласна или не согласна – мое дело, – сказал Сабир небрежно.

– Не имеешь права брать девушку насильно. И потом, она еще девчонка, ей всего шестнадцать лот.

– Об этом мы у тебя спрашивать не будем. – Сабир хохотнул. – Самое главное, ты под ногами не крутись, понимаешь? А то вдруг испортишь всё дело…

Миннигали был впе себя от ярости, но сдержался. Ему хотелось больше узнать о том, как же относится сама Закия к Сабиру.

– Закия любит тебя? – как бы между прочим спросил Миннигали.

– Любит! До смерти любит! – засмеялся Сабир.

– Врешь!

– Тихо, тихо, мальчик. Не годится орать на старших. Кого же она может еще любить, кроме меня? Тебя, что ли? Ты же молокосос. Ты себя еще не можешь прокормить, – сказал Сабир довольно спокойно. – Или ты тоже собрался жениться?

Чувствуя какую-то правоту в его словах, Миннигали промолчал.

– Ну, сынок Хабибуллы, смотри, я тебя предупредил.

– Не пугай.

– Я не пугаю. – Сабир внимательно посмотрел на свой здоровый красный кулак. – Только я тебе все ребра переломаю, если не послушаешь меня!

Сабир жевал погасший окурок, и по скулам у него бегали желваки.

– Я сказал, не пугай, – твердо ответил Миннигали и посмотрел Сабиру в глаза. Теперь Миннигали не мог отступить. От волнения у него пересохло, во рту.

– Ах ты, блоха! Да я тебя сейчас задавлю! – Сабир одной рукой схватил Миннигали за правую руку, а другой за горло и начал душить: – А ну повтори, сынок Хабибуллы! Повтори, что ты сказал? Не пугать?

С реки на берег уже подбежали товарищи Мипнигали, в любую минуту готовые прийти ему на помощь, но Миннигали прохрипел:

– Не надо, не мешайте нам!

С этими словами он вырвался и ударил Сабира свободной левой рукой.

Сабир сообразил, что имеет дело с левшой, отскочил от Миннигали, вдруг выхватил из-за голенища нож.

– Теперь спасайся, блоха! – прорычал Сабир. – Здесь твоя смерть!

Драка приняла неожиданный оборот. Ребята отбежали в сторону. Кто-то испуганно закричал:

– Миннигали, уходи! Беги!

Но Миннигали не мог склонить голову перед врагом. Он внимательно следил за ножом и хладнокровно выбирал удобный момент для нападения.

– Ну, беги! Беги отсюда, – наступал Сабир, – беги! Я же тебя сейчас зарежу. Ну!

Медленно отступая, Миннигали сошел на лед. Сабир скользил по льду в сапогах, ноги у него разъезжались, по он в злобной уверенности своего превосходства этого не замечал. А Миннигали прочно чувствовал себя на льду па коньках и, улучив момент, одним ударом выбил из рук Сабира нож, а потом ударил его головой в грудь. Сабир взмахнул руками и грохнулся навзничь, стукнувшись об лед затылком. От этого Сабир на минуту потерял сознание. Потом он опомнился, поднялся. Шатаясь, скользя на разъезжающихся ногах, побрел к берегу; держась за затылок и морщась от боли, он погрозил кулаком:

– Погоди, сынок Хабибуллы! Погоди!

Вокруг Миннигали на коньках крутились друзья. Они радостно и возбужденно шумели и кричали, празднуя победу своего вожака.

– Нож и шапка на льду остались! Смотри!

– Надо матери его нож показать!

– Да он один живет.

– Хватит про него. Разве это человек! – сказал Миннигали.

– Молодец Миннигали!

– Молодец!

Уже стемнело, и скоро шумная ватага ребят с коньками в руках повалила в деревню. Возле своего переулка Миннигали расстался с друзьями. Здесь его ждала встревоженная мать.

– Ты куда, мама?

– Тебя ищу.

– Зачем?

– Директор школы зовет, Салих-агай.

– Меня?

– Тебя, конечно. Побыстрее велел позвать. Школьный сторож приходил.

«Сабир уже пожаловался! Как бы то ни было, Закию в обиду я не дам», – подумал Миннигали.

– Что ты натворил, сынок? Скажи мне, а? Ну скажи, сынок? Просто так директор не вызовет!

Миннигали отряхнулся от снега и сказал:

– Ну что ты! Ну что ты, мама! Я же теперь в учкоме. Салих-агай хочет, наверно, посоветоваться со мной о чем-нибудь.

– Ох-хо-хо, начальник какой выискался! – Мать улыбнулась ласково: – Ну иди, сынок, иди. Нехорошо заставлять старших ждать.

– Ладно, мама…

– Только не задерживайся, сынок, ладно? Сейчас придут отец и брат, вместе и поужинаем.

– Меня не ждите, эсей. Я обещал с ребятами в клуб пойти, – сказал Миннигали и вышел на улицу, прихватив гармонь.

За воротами его ждали друзья:

– Понятно, для чего тебя директор вызывает!

– Сабир сам виноват!

– Мы все пойдем!

– Сами ему расскажем, как было дело.

– Я пока не нуждаюсь в защите. Нехорошо будет всем выступать против одного. Здесь и Сабир, и я виноваты, – сказал Миннигали.