Текст книги "День рождения"

Автор книги: Яныбай Хамматов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Устроились в маленькой каменной школе, напоминавшей заброшенный сарай. Солдаты после завтрака позабыли об усталости.

Агаев возился со своим противотанковым ружьем.

– Гасан, неужели оно тебе не надоело, ведь столько ты его тащил на себе? Оставь. Расскажи что-нибудь интересное.

Гасан был старше других ребят года на три-четыре. Не зная, как отделаться от них, он махнул рукой:

– Я плохо знаем по-русски.

Миннигали Губайдуллин вмешался в разговор.

– А мы поймем, ты рассказывай, – сказал он по-азербайджански.

Гасан удивился:

– Командир, хорошо разговариваешь по-нашему! Вот здорово! Может, ты азербайджанец?

– Нет, я жил в Баку два года, вот и научился.

– За это время по-нашему научился говорить? – Гасан оглядел товарищей: – Что рассказать?

– Про женщину, которая тебя без штанов оставила, – напомнил ефрейтор Кузькин.

Агаев поморщился:

– Это не надо! Неинтересно про одно и то же много раз толковать.

– Кроме меня, никто и не знает. Товарищ лейтенант тоже не слышал.

– Расскажи, расскажи! – наседали на Агаева бойцы.

Агаев прислонил ПТР к подоконнику, скрутил козью ножку с палец толщиной, набил ее самосадом, высек огонь, с наслаждением затянулся, пуская в потолок густые клубы дыма, затем пригладил черные усы, поправил шапку, которая съехала ему на лоб, посмотрел по сторонам, на спавших кто где солдат, словно желая убедиться, что не помешает им, затянулся еще раз и передал папироску соседу. Тот втянул в себя дым и, чтобы дольше задержать его в легких, закрыл рот и нос ладонью, а папироску отдал следующему. Самокрутка таким образом обошла всех и уже маленьким окурком вернулась к Гасану. Он причмокнул от удовольствия:

– Эх, силен самосад! Дым аж горло дерет!

– А хорошо это или плохо, когда дерет? – спросил Губайдуллин. – Объясните некурящему!

– Конечно, товарищ гвардии лейтенант, хорошо! Вы курили когда-нибудь?

– Мальчишкой пробовал.

– А водку пьете?

– Изредка.

«А с бабами любите гулять?» – хотел спросить Гасан, но не осмелился, а лишь почесал себе затылок.

– Вот я, не буду скрывать, грешен, товарищ гвардии лейтенант! С восьми лет начал курить. Сначала конский навоз сушил и курил, потом «Ракету»… «Ракета» не хуже навоза и тоже дешевая.

– Отец за уши не драл?

– Драл?! Семь шкур спускал… А я еще больше курю, назло ему. Подрос, водку научился хлестать, а потом и до баб дело дошло. Если погибну на войне, не жалко. Я пожил в свое удовольствие.

– Вредно курить, Агаев, вредно и водку пить.

– Все вредно, товарищ гвардии лейтенант. Я понимаю. Бог даст, живым останусь, водку, может, и брошу. А уж бабы и табак!.. Без этого и жить не стоит…

Вскоре комната, где разместился взвод Миннигали Губайдуллина, погрузилась в тишину. В классе же, расположенном в средней части Бдания, все еще не прекращалось тихое пение. Пели солдаты первой роты. Песня сквозь сон доносилась до Миннигали и волновала его сердце.

Ой, туманы мои, растуманы,

Золотые поля и луга!

Уходили в леса партизаны,

Уходили в поход на врага…

Проснувшись окончательно, он продолжал слушать знакомую мелодию. Солдаты тоже проснулись и тоже прислушивались. Потом не выдержали, стали потихоньку подтягивать.

Миннигали пел от всей души. Песня уносила его к родной деревне, к лесам и горам, к родному Уралу.

Он пел, и слезы стояли у него в глазах.

Они пропели «Раскинулось море широко», «Катюшу» и перешли к «Огоньку»:

Парня встретила славная

Фронтовая семья,

Всюду были товарищи,

Всюду были друзья…

Когда Миннигали слышал эту песню, он непременно вспоминал Закию. Ему были близки и понятны эти слова – ведь он пел про себя!..

И врага ненавистного

Крепче бьет паренек

За Советскую Родину,

За родной огонек…

До чего задушевная песня! Действительно, каждый куп-, лет ее, каждое слово посвящены ему и Закие… Ведь и он вышел на бой с врагом за свою родину, за родной огонек, видневшийся в домике Закии.

Перед глазами Миннигали промелькнули дорогие лица родных, Закии, школьных друзей, вспомнились беззаботные детские игры.

Какое хорошее, счастливое было время!..

Только когда случаются в жизни беды, начинаешь осознавать ценность утраченного. Теперь уже не вернутся те годы беспечности. Если бы не было войны, если бы враг не напал на нашу страну, разве пришлось бы народу пережить столько страданий? Чтобы вернуть прежнюю жизнь, надо скорей разбить фашистов, загнать в их собственное логово и уничтожить! Это общее, желание. всех советских бойцов. И неразлучная с ними песня, их спутник и друг, зовет их к борьбе – к победе, к победе.

Все, что было загадало,

Все исполнится в срок…

С шумом отворилась дверь, и песня прервалась. С группой офицеров в комнату вошел начальник политбтдела подполковник Мартиросов.

Губайдуллин вскочил с места.

– Взво-од!.. – начал он, но Мартиросов остановил его:

– Отставить! – Он, как старому знакомому, подал Губайдуллину руку. – Пусть отдохнут… В походе каждая минута дорога.

Когда солдаты уселись, сама собой завязалась дружеская беседа. Начальник политотдела вышел на середину комнаты и начал рассказывать об успешном наступлении советских войск на Калининском, Центральном и Северо-Кавказском фронтах.

– Обожглись фашисты на Сталинградском фронте, боятся! Теперь солдат не тот, что в начале войны, изменился, – вставил свое слово ефрейтор Кузькин.

– Верно, – согласился Мартиросов с ефрейтором. Лицо его стало серьезным, брови нависли над темно-карими глазами. – Успехи наши на фронте зависят от единства солдат и офицеров разных национальностей, от их мужества, стойкости. – Начальник политотдела откинул со лба пышную прядь иссиня-черных волос и на минуту задумался. – Вот для чего я это вновь говорю, товарищи бойцы?! Сообщение, полученное сегодня от нашего командования, дает новый пример поразительного бесстрашия советских воинов… Это произошло на Калининском фронте. В бою за деревню Чернушки наши бойцы, поднявшиеся в атаку, попали под шквальный огонь вражеского пулемета. Батальон залег. Под таким обстрелом невозможно было поднять голову. Группа автоматчиков, посланная на уничтожение огневой точки противника, не смогла выполнить задачу. Все погибли. И тогда, гвардии рядовой Александр Матросов, видя, как гибнут рядом с ним товарищи, пополз к немецкому дзоту. Он совсем близко подобрался к вражескому пулемету и открыл огонь. Он выпустил последние патроны, но не мог подавить пулемет. Тогда он подобрался еще ближе и бросился на амбразуру… Он закрыл пулемет своим телом…

Подполковник смолк. В комнате стояла мертвая тишина.

Мартиросов понимал, что сейчас переживали бойцы, и продолжил, стараясь, чтобы каждое слово дошло до них:

– Наши войска выбили врага из деревни Чернушки и успешно развили дальнейшее наступление. Бессмертный подвиг Александра Матвеевича Матросова, отдавшего жизнь за своих товарищей, был совершен двадцать третьего февраля. Александру Матросову незадолго до этого исполнилось всего девятнадцать лет… Какая сила вдохновила его на этот подвиг? – Мартиросов обвел взглядом людей, сидевших в глубоком молчании, и сам ответил: – Любовь к своей Родине, к своему народу – вот источник силы, поднявшей Матросова на подвиг! Долг каждого советского солдата – победить врага. Если все советские люди, каждый боец будут воевать, как Матросов, – мы быстро сломаем хребет фашизму. Подвиг Матросова является для всех нас примером. Каждый боец должен жить и воевать по-матросовски…

Начальник политотдела замолчал. Никто не нарушал тишину.

– У кого какие есть вопросы?

Не отрывавший взгляда от Мартиросова, Гасай Агаев нерешительно поднял руку:

– Можно, товарищ гвардии подполковник?

– Пожалуйста!

– Откуда Александр Матросов? Кто его родители?

– Данных об Александре Матросове пока мало. Он сирота, до того как уйти добровольцем на фронт, воспитывался в Уфе, в детском доме…

Миннигали Губайдуллин чуть было не крикнул: «Александр Матросов мой земляк!» – но сдержал себя и обратился к Мартиросову:

– Товарищ гвардии подполковник, можно сказать несколько слов?

– Можно.

– Батыр, то есть герой, познается в бою, – сказал Губайдуллин, очень волнуясь. – Мы тоже не подведем в бою! Комсомолец гвардии рядовой Александр Матросов – мой земляк… – В комнате послышались возгласы удивления. – Я от имени взвода клянусь быть беспощадным к врагам, драться, как Матросов.

Бойцы дружно поддержали своего командира…

Ночью 9-ю гвардейскую бригаду стали перебрасывать на участок Северо-Кавказского фронта под Моздок. На аэродроме ожидали очереди на посадку в самолеты. Подмораживало, небо расчистилось от звезд. Гудели бомбардировщики. Миннигали не замечал холодного ветра; он думал о Закие, о Лейле, вспоминал родную деревню и вместе с тем снова и снова восхищался Матросовым: «Вот смелый парень! Такие герои не умирают в памяти народной… Надо побольше узнать о его жизни и рассказать солдатам».

XIII

9-я десантная бригада, участвовавшая в освобождении многих городов и сел, в конце июня 1943 года была расквартирована в станице Крымской Краснодарского края. Туда же прибыли десантники 6-й гвардейской бригады. 6-я бригада с сентября 1941 года сражалась в тылу врага, начав бои с высадки в районе Старой Руссы. За героизм, проявленный во время разгрома группы генерала Клейста, она была награждена орденом Красного Знамени.

Теперь обе бригады были переформированы в стрелковую дивизию, командование которой принял недавно вышедший из госпиталя полковник Балдынов Илья Васильевич.

Организационная работа закончилась в кратчайший срок, и Балдынов доложил об этом командиру стрелкового корпуса генерал-майору Рубанюку. Он доложил о распределении должностей в дивизии, о назначении командиров.

В основном это был народ опытный, понюхавший пороху, надежные люди, прошедшие через небывалые трудности первых лет войны. Поэтому Балдынов закончил доклад так: «Нет сомнения, что наша гвардейская дивизия с честью оправдает доверие командования!»

Генерал-майор Рубанюк недолго был в штабе. Он ознакомился с комсоставом, с общим, положением дел во вновь сформированной дивизии. А через день, 20 июля, эта стрелковая дивизия маршем тронулась к станице Молдаванской на Кубани сменить на линии фронта части, державшие там оборону.

В путь вышли на рассвете, когда потускнел свет бледно-желтой луны, то и дело нырявшей в облака. Над землей стелился густой туман. Когда он понемногу стал рассеиваться, отчетливее проступили следы войны: впереди, в низине под холмом, стояло лишь с десяток уцелевших от деревни хат. Остальные сгорели или разрушены. Ни одной живой души, всюду запустение.

К полудню прояснилось. Небо освободилось от белесых облаков. Солнце одиноко двигалось по голубой шири, и, чем выше оно поднималось, тем жарче становилось на земле.

В это время уставшие, разомлевшие от жары и утомительного перехода солдаты Миннигали Губайдуллина заняли траншеи передовой линии.

К вечеру по траншеям, останавливаясь возле солдат, прошли новый командир батальона майор Поляков, его замполит капитан Петренко, командир роты Щербань. Поляков – высокий, худощавый, лицо его усыпано веснушками, нос до того загорел на солнце, что покраснел и облез, – расспросил у пулеметчиков об их делах, проверил боеготовность, затем кивнул на запад:

– Что там слышно?

– Ничего не слышно, товарищ гвардии майор.

– Можно подумать, что там вообще никого нет, – сказал Губайдуллин.

Командир батальона рассматривал в стереотрубу позиции врага.

– Да, умело замаскировали. Простым глазом и правда ничего не увидишь, – сказал он и перешел на другое, более удобное место. – Ага, теперь хорошо видно. Сделано у них по всем правилам современной военной науки.

– Без разведки невозможно разобраться, – посетовал капитан Петренко.

– Командир полка тоже такого мнения. Нужен «язык». Подбери надежных ребят в разведку. Задача сложная, надо все тщательно подготовить, чтобы без осечки…

– Разрешите мне, товарищ гвардии майор, – попросил Губайдуллин.

Командир батальона посмотрел на него внимательно:

– Вам приходилось бывать в разведке?

– Нет. Но я сумею, товарищ гвардии майор.

– Сможет, товарищ гвардии майор! – заверил Щербань.

Капитан Петренко тоже поддержал Губайдуллина.

Ночью группа, возглавляемая Губайдуллиным, с большим трудом прошла через огневые точки, через заграждения из колючей проволоки и минные поля и приблизилась к окопам врага. Они притаились за кучей земли на краю воронки и стали ждать. Послышались шаги. Это был немецкий патруль, проходивший примерно в пяти-шести шагах от укрывшихся разведчиков. Губайдуллин сделал знак товарищам:

– Пора!

Разведчики бесшумно бросились на фашистов. Часть немецкого патруля, застигнутого врасплох, была уничтожена, один гитлеровец взят в плен, остальные бежали и теперь в темноте вели беспорядочную пальбу.

– Рус! Рус!..

Вражеские траншеи ожили. Гитлеровцы сквозь сон галдели, кричали, открыли пулеметный огонь в направлении наших позиций. В небо поднялось несколько ракет. И ракеты испортили все дело.

Разведчики прижались к земле. Но укрыться не успели. Фашисты заметили их. Надо было как-то отвлечь внимание немцев, иначе назад к своим вернуться не удастся…

– Галин, сколько у тебя автоматных дисков? – спросил Губайдуллин.

– Два.

– На, возьми третий. Пока есть патроны, веди огонь, отвлекай противника на себя. Когда мы оторвемся, уходи за нами.

– Есть!.. Прощай! – Галин вручил Миннигали курай, с которым, никогда не расставался.

– Не говори так…

Как только погасли ракеты, разведчики поскорее отползли, а Галин открыл огонь по немцам…

Долго не прекращалась стрельба возле станицы.

Разведчики уже достигли своих позиций, а трассирующие пули продолжали рассекать воздух…

Захваченный в плен обер-лейтенант был отправлен в штаб дивизии, – Там он рассказал все, что знал. Выяснилось, что против дивизии расположена 97-я дивизия немцев, что штаб ее находится в станице Молдаванской, что они ожидают подкрепление – артиллерию и танки. Обер-лейтенант довольно подробно рассказал, где что расположено, где какие укрепления и огневые точки.

Судя по всему, его устраивало, что он попал в плен. «Хватит и того, – сказал обер-лейтенант, – что в сталинградском котле погиб мой старший брат. Я ненавижу войну».

Пленного отправили в распоряжение командира корпуса. Балдынов вызвал командиров полков и ознакомил с позицией врага.

– Согласно полученным данным, немцы очень крепко подготовлены к обороне, – сказал он им. – Вот здесь минные поля, здесь – проволочные заграждения. Вот полосы укреплений, каждая полоса состоит из четырех траншей. На каждом из опорных пунктов артиллерия и минометы…

Комдив ответил на вопросы, а затем высказал свое мнение:

– Нам надо готовиться начать наступление. Наступление должно быть неожиданным. Наши силы разделим на два эшелона. – И он, разъяснив, что в первом эшелоне останутся полки Пенькова и Настагунина, а во втором будет полк Багирова, спросил: – Вопросы есть?

– Нет!..

– Ясно!..

Тогда Балдынов распустил командиров полков, и они начали расходиться.

– Майор Пеньков, – напомнил Балдынов, – не забудьте представить разведчиков к наградам. Используя полученные разведданные, будем готовиться к наступлению. Этот обер-лейтенант кое-что помог нам уяснить в обороне немцев детальнее.

Балдынов замолчал. Пеньков хотел уже сказать «есть» и уйти, но командир дивизии опередил его:

– Будем наступать! Готовьтесь к наступлению тщательнее.

– Есть! – сказал Пеньков.

– Да, – не слушая его, продолжал Балдынов, – разведчикам этим от меня передайте благодарность.

Наступление дивизии началось на рассвете.

Утреннюю тишину нарушил грохот моторов. Показалась эскадрилья штурмовиков с красными звездами на крыльях. За ними пролетела еще одна эскадрилья, другая, третья.

– Наши «илы»! – крикнул командир отделения.

– Сейчас’ дадут фашистам! – сказал лежавший рядом Миннигали Губайдуллин.

В глубине немецкой обороны заахали зенитки. В сером утреннем небе сверкали огненные полосы, взрывавшиеся снаряды окрасили его клубами дыма. А самолеты не обращали внимания ни на что и продолжали лететь вперед. Три из них, оторвавшись от своей эскадрильи, повернули вправо. Они направились к вражеским зениткам. Из-под крыльев штурмовиков брызнул огонь, и вскоре зенитки замолчали.

Черный дым плыл по земле.

Самолеты закончили боевую работу. Началась артподготовка. Земля дрожала от взрывов.

«Артиллеристы наши отлично воюют. Снаряды так в один ряд и ложатся!» – думал Миннигали Губайдуллин с гордостью.

Артподготовка длилась около часа. Как только она закончилась, в небо взлетела трехцветная ракета.

Ровно в шесть часов утра вышли из своих укрытий танки и устремились вперед, стреляя на ходу из пушек. Следом за ними поднялись гвардейцы.

Губайдуллин вместе со своими пулеметчиками тоже кинулся вперед.

На немецких позициях стояла напряженная тишина. «Наши летчики и артиллеристы, видно, здорово их раздолбали… А может быть, хитрят фашисты?» – думал на бегу Миннигали.

Вот уже стали отчетливее видны замаскированные окопы. Внезапно враг открыл огонь.

Сержант, бежавший рядом с Губайдуллиным, воскликнул:

– Наш танк горит, товарищ лейтенант!

– Вперед! Вперед! – закричал Губайдуллин.

Замелькали в окопах немецкие каски.

Губайдуллин торопил солдат, бежавших со станковыми пулеметами:

– Вперед! Вперед!.. Не отставать!..

Тем временем достигшие первой траншеи врага гвардейцы завязали рукопашный бой.

На Губайдуллина, когда он достиг вражеской траншеи, одновременно набросились три фашиста. Двоих он убил из автомата, третий увернулся и неожиданно напал на него сзади. Губайдуллин перебросил его через голову и застрелил, приставив автомат к груди. Тем временем пулеметчики уже установили «максим» и приготовились вести огонь по немцам, отступившим на вторую линию траншей. Но наши танки были выведены из строя, и гвардейцам пришлось залечь. Невозможно было поднять голову – свинцовый дождь не прекращался ни на минуту.

Исход боя решили пушки: огневые точки немцев были подавлены точным артиллерийским огнем.

Гвардейцы снова взялись за свои пулеметы… Опять послышалась команда ротного:

– Гвардейцы, вперед!

– Вперед! – подхватили командиры взводов.

Лейтенант Губайдуллин верил, что личный пример всегда вдохновляет, и первым бросился в атаку. Он устал, выдохся, однако не сбавлял шага. Он не оглядывался назад. По дыханию людей, по стуку котелков о малые саперные лопатки он догадался, что солдаты не отстают от него.

Вот и вторая траншея врага.

– Забрасывай их гранатами! – крикнул Губайдуллин.

После первых взрывов гранат он поднял взвод в атаку. Гвардейцы, не отстававшие от командира, через завесу огня прыгали в траншеи врага, вступали в жестокую рукопашную схватку. И гитлеровцы не выдержали напора – отступили.

Все пулеметы были повреждены и вышли из строя.

К полудню немцы были выбиты из второй линии обороны, однако ненадолго. Не успели гвардейцы закрепиться, как немцы – под прикрытием танков двинулись в контратаку.

То там, то тут взрывались снаряды, мины, взлетали вверх комья земли.

Гвардейцы ждали в окопах.

Губайдуллин не спускал глаз – с передней линии. «Очень плохо, – думал он, – что пулеметы вышли из строя. Самый удобный момент. Можно бы их сейчас, как траву, косить, этих фашистов! Чтобы отделить пехоту от танков, «максим» нужен».

Терзая землю, стреляя на ходу из пушек, приближались вражеские танки. В пятнадцати – двадцати метрах от Губайдуллина лежал бронебойщик Гасан Агаев. «Сейчас он даст нм!» – подумал Миннигали. Танки ползли, по ПТР все еще молчал. Не случилось ли чего с ним? Миннигали пополз к окопу Агаева. Тот лежал, уткнувшись лицом в землю, без сознания, потом застонал.

– Потерпи немного, сначала «тигра» угостим.

Губайдуллин схватил ПТР, выстрелил два раза. Гусеница танка оборвалась, и он завертелся па месте.

На успел Миннигали в третий раз зарядить противотанковое ружье, как на бруствере показались немцы.

Завязался рукопашный бой. В жестокой схватке мелькали приклады, каски, штыки, слышались крики и ругань сражавшихся, стоны раненых…

В самую тяжелую минуту донесся голос политрука:

– Держись, гвардейцы!

На правом фланге роты прозвучало оглушительное «ура».

Во главе группы советских солдат, громивших немцев, был майор Нестеренко, занимавший теперь уже должность заместителя командира батальона по политической части. Ефрейтор Ломидзе не отставал от Нестеренко. Расстреляв все патроны в автомате, он глушил немцев прикладом.

Группа майора Нестеренко, оторвавшись от основной части, продолжала продвигаться вперед.

В этот момент командиру стрелкового полка майору Пенькову сообщили с наблюдательного пункта, что на правом фланге наши отступают, что две стрелковые роты отрезаны и окружены в помещениях МТС.

Майор Пеньков доложил об этом командиру дивизии по телефону. Полковник Балдынов, не дослушав его, строго приказал:

– Николай, кровь из носу, верни утраченные позиции!

– Слушаюсь!

Пеньков поскакал в расположение третьей роты первого батальона, отругал комбата и, приказав продвигаться по направлению к МТС, сам поднял третий батальон и повел его на помощь окруженным стрелковым ротам.

– Вперед! Вперед! – Его голос перекрывал грохот боя. – Вперед, ребята!

Эти слова, как эхо, подхватили сначала комбат, потом – командиры рот, взводов и отделений:

– Вперед!..

Немцы, окружившие помещения МТС, были вынуждены отступить. Но неустойчивость позиции третьего батальона отрицательно повлияла на положение второго батальона. Потеряв опору на правом фланге, наступающая группа, возглавляемая заместителем комбата по политчасти майором Нестеренко, оказалась в тяжелом положении. Поняв, что они отрезаны от основных сил полка и попали в окружение, Нестеренко поднял бойцов на прорыв. Однако кольцо за ними уже сомкнулось, и разорвать его не было никакой возможности. Разъяренные фашисты напирали со всех сторон.

Тем временем рота Щербаня четвертый раз перешла в наступление, пытаясь освободить майора Нестеренко и его группу. Но и на этот раз, как только они начали двигаться к зданиям МТС, с правого фланга по ним начала бить автоматическая пушка.

Командир роты Щербань не боялся смерти, он думал лишь об одном: во что бы то ни стало спасти замполита Нестеренко и оказавшихся с ним в беде солдат.

Немцы видели, что на помощь окруженным спешит подмога, и торопились покончить с Засевшими во дворе и зданиям МТС советскими бойцами.

Когда в грудь Щербаня ударила пуля, он еще пробежал вгорячах несколько шагов, потом медленно присел на колени и выронил пистолет.

«Все, не успели отбить своих…» – мелькнуло в голове ротного.

От роты Щербаня осталось немного бойцов, я они залегли, прижатые пулеметным огнем.

Окруженный фашистами, майор Нестеренко остался один и в одиночку продолжал бой до тех пор, пока не был смертельно ранен^[27].

В этой схватке погибли парторг роты Акопян, несколько командиров взводов и отделений. Легко ранен был штыком и Миннигали.

На других участках кровавый бой не прекращался.

Немцы сами перешли в наступление под прикрытием танков.

Командир дивизии полковник Балдынов ввел в бой полк Багирова. И через некоторое время движение противника было приостановлено, затем советские воины снова – в который раз! – перешли в контратаку. Лишь с наступлением темноты бой начал стихать. В это время начальник штаба Замаратский сообщил Балдыцову, что на– наблюдательный пункт упал снаряд. Погиб командир стрелкового полка Багиров.

Балдынов побледнел:

– Когда?

– Только что. Звонил заменивший Багирова майор Абдельдяев.

Наутро выяснилось, что в подкрепление к немцам прибыли еще две дивизии. Они по шесть-семь раз в сутки поднимались в наступление. Но это не спасло гитлеровцев от разгрома.

В результате пятнадцатидневного сражения гвардейская дивизия Балдынова освободила станицу Молдаванскую и прорвала так называемую Голубую линию обороны немцев на Кубани.

Войска Северо-Кавказского фронта, воодушевленные победой под Курском и Белгородом, вели упорный бой за каждую станицу, за каждую пядь земли.

9 сентября штурмом был взят большой порт Новороссийск и затем полностью освобожден от немцев Северный Кавказ. Москва поздравляла с победой войска, участвовавшие в этой операции, в том числе и воинов гвардейской стрелковой дивизии Балдынова.

XIV

В конце сентября стрелковая дивизия Балдынова получила двухдневный отдых и остановилась возле небольшой станицы на Таманском полуострове.

Мылись, брились, приводили в порядок одежду, шутили, смеялись.

Миннигали написал письма родителям и Закие и, отправив их, подошел к своим солдатам, которые сидели вокруг жаркого костра.

Речь у костра шла о героизме, о значении подвига в бою. Ведь именно в ратном деле подчас проявляют героизм самые обыкновенные на первый взгляд люди. Любовь к Родине, чувство товарищества, верность воинскому долгу – вот из каких источников черпает герой силу для подвига. Ну и, конечно, воля и сила духа, заложенные в самом герое…

– А вы как думаете, товарищ гвардии лейтенант? – обратился к Миннигали широколицый казах Тугузбай Байзаков.

– У нас героев, смелых людей много. Теперь к этим именам добавились имена майора Нестеренко, рядового Анатолия Печерицы, нашего ротного командира Щербаня и многих других… Никогда не померкнет слава героев, павших в битве за счастье народа. Но есть еще герои из героев. Из них ближе всех моему сердцу гвардии рядовой Александр Матросов. Не скрою, с тех пор как я услышал о подвиге русского парня, покоя себе не нахожу. Вот это настоящий патриот! Вот на кого мы должны стараться походить, вот с кого надо брать пример…

Когда Миннигали Губайдуллин умолк, наступила тишина.

Появился связной:

– Товарищ гвардии лейтенант, вас вызывают в штаб полка.

– Кто?

– Не знаю. Мне так велели передать, – ответил связной.

– Ну, пошли.

В комнате кроме старшего лейтенанта Гаврилова были еще двое – незнакомый майор лет сорока пяти – пятидесяти и командир полка Пеньков.

Пеньков кивнул на приветствие Миннигали Губайдуллина.

Майор, внимательно всматриваясь в него, спросил:

– Как ваше имя? Гали?

– Так точно, товарищ майор! Сокращенно – Гали, а по документам – Миннигали.

Гаврилов, согласно кивая, подвинул майору бумаги:

– Правильно. Все правильно. Вот смотрите, все сходится, товарищ майор!

Майор не стал читать бумагу.

– Подождите немного, – сказал майор. – Стало быть, вы Губайдуллин Миннигали Хабибуллавич?

– Так точно, товарищ майор!

– В вашей деревне есть еще какой-нибудь Губайдуллин Миннигали или Гали Хабибуллович?

– Никак нет, товарищ майор! – Карие глаза Миннигали округлились от удивления.

– Не торопитесь, гвардии лейтенант, подумайте, – сказал майор.

– И думать нечего, товарищ майор. Я односельчан наших как свои пять пальцев знаю. Если не верите мне, проверьте!

– Проверили, – начал старший лейтенант Гаврилов, но майор перебил его:

– Может быть, вам известны имена, похожие на ваше?

– Никак нет, товарищ майор! Отец мой – Хабибулла. У троюродных моих братьев совсем другие имена и фамилии. Родной брат в начале войны пропал – без вести.

– А как зовут его?

– Тимергали. Тимергали Хабибуллович…

– Почему вас назвали одинаковыми именами? – спросил майор, покосившись на лежавшую на столе бумагу.

– Как одинаковыми? Старший брат мой – Тимергали, я – Миннигали.

– Расскажите поподробнее о вашем брате.

Губайдуллин сразу заволновался, упоминание о брате

всколыхнуло в нем тоску и тревогу, которые последние месяцы не покидали его.

– Извините, товарищ майор… – Голос его задрожал. – Сначала скажите мне, пожалуйста… очень прошу вас… вы знаете что-нибудь о брате моем? Где он? Шив ли?

Гаврилов оборвал Миннигали:

– Учтите, вопросы задаем мы. Отвечать обязаны вы!

– Подождите, старший лейтенант, – вежливо остановил Гаврилова майор. – Мы и сами хотим знать о вашем брате.

– Мой родной брат Губайдуллин Тимергали Хабибулломич родился седьмого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года в семье бедного крестьянина…

Майор внимательно выслушал его, задал еще несколько вопросов и затем сказал:

– Теперь все ясно, товарищи.

Сидевший до этого молчаливо командир полка Пеньков тоже оживился. Лишь Гаврилов, который был явно недоволен результатом разъяснения, нахмурился и опустил голову.

Майор начал собирать лежавшие на столе бумаги:

– Гвардии лейтенант Губайдуллин, извините за то, что побеспокоили вас. Можете, возвращаться во взвод.

Но теперь Губайдуллину было ясно, что все происшедшее было так или иначе связано с судьбой Тимергали, – видимо, с ним что-то неладно.

– Товарищ майор, пожалуйста, объясните мне: может быть, вы знаете, что с моим братом?

Майор, переглянувшись с Пеньковым, сидевшим напротив, медленно поднялся:

– Не волнуйтесь, гвардии лейтенант. Вам не придется краснеть за вашего старшего брата. Он геройски погиб в схватке с фашистами…

Жуткий смысл слов, которые произносил майор, обрушивался на Миннигали, заволакивал все вокруг, мутил сознание.

– Геройски погиб… – повторил он еле слышно. – А я… я… я еще так надеялся! Отец и мать ждут его. Может, это ошибка, товарищ майор? – Миннигали старался уловить во взгляде майора хоть тень надежды.

– Мне очень жаль, гвардии лейтенант, но это правда. Майор Петров и Ваш старший брат до последней минуты Сражались вместе. Отправив тяжелораненого Петрова в тыл, Тимергали Губайдуллин сражался один против немецких танков. Когда он был тяжело ранен, обвязал себя гранатами и бросился под немецкий танк…

– А можно мне увидеть майора Петрова?

– Петров погиб четвертого августа. Он-то и просил узнать, кто вы такой.

– Откуда знал меня майор Петров?

– Когда он впервые услышал вашу фамилию, он подумал с надеждой, что сержант Губайдуллин остался жив. Но, увидев вас, решил, что кто-то скрывается под именем Губайдуллина Гали Хабибулловпча, и стал собирать сведения о вас… Это недоразумение только теперь разъяснилось…

Миннигали молчал, уставившись в одну точку.

В роте Миннигали старался скрыть свое горе. На сердце было тяжело, невыносимо тяжело. Хотел написать родителям о гибели брата, но раздумал. Зачем тревожить их? Лучше уж пусть не знают ничего. Пусть живут надеждой…

XV

Утром гвардейская стрелковая дивизия Балдынова двинулась на железнодорожный полустанок.

Возле будки стрелочника стоял длинный состав. Раздалась команда:

– По вагонам!..

Поезд, выбрасывая густые черные клубы дыма в синее небо, тронулся с места.

Лишь через два дня пути узнали, что с Таманского полуострова их переправляют на Южный фронт.

Бойцы радовались, словно ехали в гости:

– Даешь Южный фронт!..

Солдат всегда остается солдатом. Каждую свободную минуту он старается повеселиться, отвести душу. Вот и сейчас пошумели, посмеялись, а потом кто-то затянул песню:

С нашим знаменем, с нашим знаменем

До конца мы врага разобьем!

За родимые края, края советские,

Мы в поход, друзья-товарищи, идем!..