Текст книги "Развод. Испеку себе любовь (СИ)"

Автор книги: Яна Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

27. Ночь. Цех.

Исправлять хлеб оказалось сложнее, чем его испечь. Дневник закваски, который завела Аля, больше походил на дневник сумасшедшего учёного. «Утро: +18 C, влажность 65%. Закваска активна, пахнет кислыми яблоками. Вечер: +22 C, пахнет ацетоном. Перестояла?» Каждый день приносил новые загадки. Денис хмурился, сравнивая мякиш вчерашней и сегодняшней буханки. Галина Ивановна бурчала, что «хлеб не цыплёнок, его по часам не кормить», но исправно следила и делала заметки.

Аля жила в цехе. Она приходила затемно и уходила затемно. Домой, на диван в маминой хрущёвке, только чтобы упасть без сил. Соню она видела урывками, в основном по видеозвонку, и каждый раз слышала от дочери: "Мама, ты всегда усталая". Эти слова ранили больнее любой критики шефа Берга.

Однажды поздно вечером, когда Денис и Галина Ивановна уже ушли, а Аля осталась, чтобы завести новую порцию закваски на завтра, в цех вошёл Артём. Он был один, без своих обычных папок и планшета.

– Не спишь? – спросил он, оглядывая засыпанный мукой стол и Алю с растрёпанными волосами и тёмными кругами под глазами.

– Закваска ждёт не дождётся, когда я уделю ей внимание, – с горькой иронией ответила Аля, отмеряя муку на весах.

– Я видел отчёт Элеоноры Сергеевны, – сказал Артём, подходя ближе. – Цифры растут. Медленно, но растут. Торты работают.

– Ура, – буркнула Аля без энтузиазма. – Теперь я официально булочно-кондитерский комбинат. Только вот до "уровня поставщика ресторанов Берга" мне как до Луны.

Артём молча наблюдал, как она замешивает густую массу. Его близость внезапно ощущалась ошеломляющей. Он пахл дорогим мылом и холодным ночным воздухом, и этот запах странно контрастировал с тёплым, мучным духом цеха.

– Ты себя загонишь, Аля, – тихо произнёс он. – Ради чего? Чтобы доказать что-то бывшему? Опеке? Бергу?

– Ради дома! – резко обернулась она к нему, и мука с её руки облаком взметнулась в воздух. – Ради дочери! Ты же знаешь!

– Знаю, – его голос был спокойным, но в нём слышалась сталь. – Но если ты свалишься с ног, никому этот дом не будет нужен. Ни Соне, ни тебе.

Они стояли близко, почти касаясь друг друга. Напряжение, копившееся неделями – деловые споры, невысказанные упрёки, странное притяжение, – висело в воздухе гуще мучной пыли. Аля видела усталость в его глазах, ту же, что была в её собственных. Он не был бездушной машиной. Он просто прятал это за маской расчётливости.

– Я не могу остановиться, – прошептала она, и её голос вдруг дрогнул. – Если я остановлюсь, всё рухнет. Илья окажется прав. Опека заберёт Соню.

Артём сделал шаг вперёд. Его рука поднялась, будто чтобы коснуться её щеки. В его взгляде было что-то новое – настоящее и живое, искреннее. Почти нежность.

Аля замерла. Сердце бешено заколотилось. Весь мир сузился до его руки, до его глаз, до тикающих где-то в углу часов. Она почувствовала дикое, иррациональное желание опереться на эту каменную стену, которую он из себя строил, и просто позволить себе быть слабой, хотя бы на минуту.

Его пальцы были в сантиметре от её кожи…

Артём сделал шаг вперёд, и расстояние между ними исчезло совсем. Его рука поднялась, и на этот раз движение было уверенным, без тени сомнения. Большой палец едва коснулся её кожи, смахиваю муку с ее щеки. Шероховатая подушечка пальца обожгла неожиданным теплом.

– Я знаю, – его голос прозвучал низко и приглушённо, будто только для неё. – Но ты не одна.

Эти простые слова сломали последний барьер. Аля почувствовала, как подкашиваются ноги. Весь мир сжался в ореол его силуэта на фоне пустого цеха, в биение собственной крови в висках, в его руку, которая медленно скользила к её шее. Его дыхание смешалось с её прерывистым вздохом. Он наклонился, и веки Али сами собой начали смыкаться...

Внезапно оглушительно зазвонил телефон Али. Резкий, вибрирующий звук заставил её вздрогнуть и отпрянуть.

Воздух с треском схлопнулся. Аля вздрогнула, как от удара током, и отпрянула. Сердце бешено колотилось, выскакивая из груди. Секунду она смотрела на Артёма растерянным, почти испуганным взглядом, не в силах сообразить, что происходит.

Звонок не умолкал. Назойливый, требовательный, он вибрировал в кармане её джинсов, возвращая всё на свои места. Секундная магия рухнула, разбитая суровой реальностью.

Артём медленно опустил руку. Его лицо снова стало непроницаемым. Маска вернулась на место. Лишь чуть более частое дыхание выдавало пережитое мгновение.

– Иди, ответь, – глухо сказал он и отошёл к окну, повернувшись к ней спиной.

Аля дрожащей рукой достала телефон. На экране горело имя: «СОНЯ». Она поднесла телефон к уху трясущимися руками.

– Мама, – послышался сонный голосок дочери. – Мне приснился страшный сон. Ты там потерялась... Ты скоро придёшь?

– Скоро, солнышко, скоро, – выдавила Аля, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. – Спи. Всё хорошо.

Она положила трубку и посмотрела на спину Артёма. Она вынырнула из омута того, что сейчас не случилось обратно в свою жизнь, полную долгов, тревог и материнских обязанностей. То, что почти произошло, было бы ошибкой. Красивой, страстной, но ошибкой. Она запутала бы все их деловые отношения, добавила бы боли в и без того сложную ситуацию.

– Мне пора, – тихо сказала она. – Закваска... хватит на сегодня заметок.

Она взяла куртку и, не оглядываясь, вышла в холодную ночь. Оставив Артёма одного в пустом, освещённом цехе. Оставив несказанными слова и несовершённый поцелуй.

Той ночью она сделала большой крюк, и, прежде чем вернуться к матери, она пошла к своему дому. К дому, который теперь принадлежал Илье. Она села на холодную землю у забора и смотрела на тёмные окна. Там была её комната. Комната её дочери.

Она не могла позволить себе слабость. Ни в бизнесе, ни в чувствах. Потому что за всё приходилось платить. Слишком высокую цену. Цену, которую она, возможно, была не готова заплатить. По крайней мере, сейчас. Пока счётчик тикал, а долг висел над душой, её единственным партнёром мог быть только холодный расчёт. Даже если где-то внутри так хотелось тепла.

Но Аля, не в силах совладать с нахлынувшим горем и чувством вины перед дочерью, с дрожащими пальцами набрала номер Ильи. Тот ответил не сразу, и в его голосе, когда он, наконец, заговорил, слышалась раздражённая усталость.

– Алёна, уже поздно. Соня спит.

– Илья, пожалуйста, – её голос сорвался на надрывный шёпот. – Я всего на пять минут. Она мне звонила, ей плохой сон приснился, она просила, чтобы я пришла...

– И что? – холодно оборвал он. – Ты сейчас примчишься, разбудишь её, и всё только чтобы успокоить свою совесть? У ребенка утром лагерь, пожалей дочь.

– Это из-за совести! – взмолилась Аля, чувствуя, как слёзы душат её. – Она же звонила мне! Она испугалась!

– Знаешь, Аля, – его голос приобрёл ядовито-снисходительные нотки, – ты сама создала эту ситуацию. Ты могла бы быть сейчас здесь, с ней. В тёплой квартире, читать ей сказку на ночь. Но ты выбрала свою пекарню. И теперь вынуждена выпрашивать пять минут у бывшего мужа, чувствуя себя никудышной матерью, которая не может уделить время собственному ребёнку.

Эти слова попали точно в цель, разрывая её сердце на части.

– Вернись, – тихо, но настойчиво сказал он. – Оставь эту дурацкую затею. И всё встанет на свои места. Ты будешь с дочерью каждый вечер. Тебе не придётся вот так... унижаться.

Что-то в Але надломилось. Вся боль, усталость, унижение от его слов и от собственного бессилия вырвались наружу срывающимся криком.

– Да пошёл ты! Пошёл ты к чёрту, ты... бесчувственный, чёрствый ублюдок! Ты просто пользуешься всем этим, чтобы сломать меня!

Она бросила трубку, не в силах слушать больше. Телефон выскользнул из ослабевших пальцев и упал на землю. Аля опустилась на колени рядом с ним, беззвучно рыдая, её тело сотрясали тяжёлые, неуправляемые спазмы. Она плакала от ярости, от беспомощности, от боли за свою дочь и от осознания, что он, как всегда, оказался прав в самом страшном – сейчас она действительно чувствовала себя никудышной матерью. И этот груз вины давил на неё сильнее, чем все долги вместе взятые.

28. Утро после

На следующее утро в цеху пахло не только хлебом, но и невысказанными чувствами. Аля пришла раньше всех, стараясь занять себя проверкой температурных журналов и расчётов. Руки помнили почти-прикосновение, щека – тепло его дыхания. Она чувствовала себя школьницей, сделавшей что-то запретное, и теперь старалась не встречаться взглядом со строгим учителем.

Артём появился в обычное время, но не один, а с каким-то суровым мужчиной в очках – юристом. Он кивнул Але деловым, абсолютно бесстрастным кивком, как будто той ночи не было вовсе.

– Алёна, это Михаил, наш новый юрист. Будет курировать регистрацию ООО и посоветует как решить вопросы с опекой. Вам нужно обсудить список документов.

Они расположились в офисе. Разговор шёл исключительно о процентах, уставном капитале, статьях закона о защите прав детей. Артём говорил чётко, взвешенно, глядя на бумаги, а не на неё. Его отстранённость была оглушительной.

Аля отвечала автоматически, подписывала, куда показывали. Внутри всё сжималось. Он отгородился. Сделал выводы. И, возможно, был прав. То, что едва не случилось, могло разрушить всё, что они с таким трудом строили.

Когда юрист ушёл, Артём задержался в дверях.

– Документы подадим в конце недели. Будь готова к визитам из налоговой. И… держи дистанцию с подругой-блогером. Слишком много эмоций в публичном поле. Опека может трактовать это как нестабильность.

– Вика помогает нам, – попыталась возразить Аля.

– Помощь должна быть управляемой, – парировал он. Его взгляд на секунду стал твёрдым и пронзительным. – Или ты хочешь, чтобы твои личные драмы стали достоянием общественности и поводом для изъятия ребёнка?

Он не сказал это зло. Скорее, констатировал факт. Но от этого было ещё больнее. Он снова был инвестором. Холодным, расчётливым партнёром. А она – проблемным активом, который нуждался в жёстком контроле.

Весь день Аля работала как заведённая, пытаясь загнать подальше обиду и растерянность. Она проверяла закваску, сверялась с Денисом по температуре в печах, звонила Насте по поводу нового заказа на торты. Делала всё, чтобы доказать ему – и самой себе – что она профессионал, а не эмоциональная женщина, которая вот-вот сорвётся.

Вечером, когда она собиралась уходить, её догнал Денис.

– Алёна Игоревна, я… я хочу предложить идею.

– Говори, – устало ответила она.

– Мы могли бы попробовать печь не только хлеб, но и основу для пиццы. Для кафе и пабов. Это стабильный продукт, простой в производстве. И спрос есть.

Идея была дельной. Практичной. Именно такой, какую одобрил бы Артём. Без "души", зато с чёткими перспективами.

– Хорошо, – кивнула Аля. – Тогда даю тебе два дня на рассчеты.

Денис улыбнулся, явно довольный, что его инициатива нашла отклик. Аля же чувствовала странную горечь. Она всё больше делала то, что "надо", а не то, что хотелось. Её мечта о пекарне с "хлебом, пахнущим домом" постепенно обрастала суровыми требованиями рынка и страхом перед опекой.

По дороге домой она заехала к маме. Маргарита Вениаминовна встретила её с пирогом и тревогой в глазах.

– Доченька, ты худая как щепка! Илья звонил, пока тебя не было. Напомнил, что у Сонечки через два дня выступление в лагере – какой-то концерт для родителей. Нужно светлое платьице и белые банты. Ты же не забыла?

Аля закрыла глаза. Конечно, она забыла. Снова. В вихре дел и вчерашнего срыва это вылетело из головы.

– Помню, мам, – солгала она, с трудом выдавливая улыбку. – Всё куплю.

Она сидела на мамином диване, ела тёплый пирог и слушала, как мать ругает соседку. И понимала, что этот простой, обыденный мир – с пирогами, концертами, соседскими склоками – уходит от неё. Теперь она не может отключиться от онлайн-встречи и пойти на кухню, готовить суп на ужин, как было совсем недавно, на ее прошлой работе. Теперь ее мир теперь крутился вокруг вечного страха ошибиться.

Перед сном она проверила таймер. 50 дней 08 часов 17 минут.

Времени оставалось всё меньше. А путь к цели становился всё сложнее. И теперь на этом пути ей предстояло идти одной. Без поддержки, без тепла, без права на слабость. Потому что любая слабость могла стоить ей дочери.

Она легла спать, но сон не шёл. Перед глазами стояло лицо Артёма. Таким, каким оно было той ночью – без маски, усталым, человечным. И таким, каким оно было сегодня – холодным и недосягаемым.

Они оба сделали выбор. Он – в пользу бизнеса. Она – в пользу выживания. И этот выбор пролёг между ними глухой, невидимой стеной. Возможно, самой прочной из всех, что ей предстояло разрушить.

29. Тихий саботаж

Воздух в цеху был наполнен привычным гулом и запахом свежего теста, когда у Али зазвонил телефон. На экране светилось имя поставщика муки, сельхозкооператива «Нива».

– Александр Петрович, здравствуйте! – бодро начала Аля, ожидая обсудить детали следующей поставки.

– Алёна Игоревна, – голос в трубке звучал неловко, почти виновато. – Вот, звоню... Знаете, тут такое дело, у нас планы поменялись. На производстве реконструкция, так что... на ближайшее время приостанавливаем все мелкие отгрузки. Совсем неудобно выходит, понимаете...

Аля замерла, сжимая телефон. «Мелкие отгрузки». Раньше почему-то их все устраивало.

– Но мы же договорились! У нас контракт... – попыталась она возразить.

– Хотел бы вам помочь, – поставщик засуетился. – Но форс-мажор, сами понимаете. Ничего не поделаешь. Может, осенью возобновим... Как-нибудь...

Он быстро попрощался и положил трубку. Аля стояла посреди цеха, смотря в пустоту. Отказ был таким внезапным и надуманным, что в воздухе повис немой вопрос: «Почему?»

Вечером, когда Артём заглянул за отчётами, она поделилась с ним странной новостью.

– Отказались? – переспросил он, его брови чуть сдвинулись. – Без объяснений?

– Ссылался на реконструкцию, – пожала плечами Аля. – Но звучало это... неубедительно.

Артём ничего не сказал, но его взгляд стал собранным, острым. Он достал телефон, пролистал местный городской паблик в соцсетях – место, где обычно кипела вся жизнь Сосновска. И среди объявлений о продаже картошки и поиске пропавшей кошки его взгляд зацепился за пост без подписи.

« Покупали вчера хлеб в новой пекарне на заводе. Дома разрезали – а там! Мякиш сырой, липкий, будто не допекли. И запах какой-то странный. Детям даже есть не стали, выбросили. Деньги на ветер. Больше ни ногой! »

Комментарии под постом уже начинали разогреваться: «Я тоже сомневалась, там цены высокие!», «Надо проверять таких кустарей!»

Артём молча повернул экран к Але. Та прочитала, и по её лицу пробежала тень.

– Это... бред, – выдохнула она. – Мы каждую партию проверяем. У нас не могло быть сырого хлеба.

– Знаю, – спокойно сказал Артём. – Но кто-то очень хочет, чтобы все думали иначе.

Они стояли друг напротив друга, и в тишине цеха их мысли работали в унисон. Слишком удобно и слишком вовремя. Сначала поставщик, теперь анонимный отзыв.

– Илья, – тихо произнесла Аля, не как вопрос, а как констатацию леденящего душу факта.

– Скорее всего, – кивнул Артём. – Но доказательств нет. Нигде. Всё чисто и анонимно. Он действует через третьих лиц, намеками и шёпотом.

Он подошёл к окну, глядя на темнеющий город.

– Это только начало, Аля. Он не станет ломать тебя в лоб. Он будет медленно травить. Подрывать репутацию, перекрывать поставки, создавать ощущение, что всё вокруг рушится. Чтобы ты в конце концов сама сдалась, почувствовав себя загнанной в угол.

Аля смотрела на его спину, и по телу пробежал холодок. Это была не война, а осада. И враг был невидим, призрачен, а значит, страшнее вдвойне. Она сжала кулаки. Страх отступал, уступая место холодной, ясной решимости. Если он хочет тихой войны, он её получит. И сдаваться она не собиралась.

Артём повернулся к Але. Его лицо, секунду назад задумчивое, вновь выражало холодную собранность.

– Муку найдём. Это решаемо, – сказал он, возвращаясь к столу и открывая ноутбук. – У «Нивы» не один кооператив в области. Созвонимся, поедем, посмотрим сырьё. Дороже, возможно, но это временно.

Он посмотрел на Алю, и в его глазах вспыхнула знакомая искра расчёта.

– А вот второе... У Галины Ивановны сын, Сергей, в том самом кооперативе работает, верно? Не главный, но свой человек. Думаю, стоит с ним поговорить. Узнать, каким ветром их «реконструкцию» надуло. Возможно, найдём и рычаги, и нового поставщика в одном лице, да ещё и с местной, проверенной мукой.

Мысль была гениальной в своей простоте. Использовать их реальные связи против безликой атаки Ильи.

– Только осторожно, – предупредила Аля. – Галина Ивановна... она может не так понять.

– Она поймёт, что мы боремся за общее дело, – парировал Артём. – И что её сыну здесь тоже есть перспектива.

Артём отправился на поиски Галины Ивановны и в присутствии Али изложил ей свой план. Женщина нахмурилась, услышав про «Ниву».

– Отказали? – фыркнула она. – Небось, кто-то пошустрее деньги подсунул. У них там небось уже новый председатель... – Но потом её взгляд стал внимательным, когда Артём заговорил о Сергее.

– Мой Сережа там зря не пропадает, – с гордостью в голосе сказала она, когда Артём закончил. – Он всё про их дела знает. Я ему скажу. Пусть разузнает. Чтобы наше дело не страдало.

И тут Артём, глядя на её суровое, но преданное лицо, добавил:

– Галина Ивановна, если всё получится, и мы сможем наладить поставки через Сергея, я готов рассмотреть вопрос о его официальном трудоустройстве у нас. С полным соцпакетом. Заместителем по закупкам сырья. Чтобы всё было прозрачно и под контролем.

Глаза Галины Ивановны расширились. Она смотрела то на Артёма, то на Алю, и её обычная суровость на мгновение растаяла, сменяясь нескрываемым волнением. Устроить сына на стабильную, хорошую работу в городе, да ещё и в деле, которое она уже считала своим, – это было больше, чем она могла ожидать.

– Вот это дело, – выдохнула она, и в её голосе впервые прозвучали нотки настоящей, тёплой надежды. – Вот это по-хозяйски. Я ему сегодня же всё скажу. Уж он-то разузнает, где там у них «реконструкция» случилась.

Она развернулась и уверенной походкой направилась к выходу, чтобы позвонить сыну, и по её спине было видно – теперь это была не просто их борьба. Это была и её война тоже. И её семья была в ней замешана по самую горловину мешка с мукой.

Неприятные новости подтолкнули Алю к действию. После обеда она, собрав вокруг себя Дениса, Галину Ивановну и Вику по видеосвязи, чувствовала непривычную тяжесть ответственности на своих плечах. Это была её первая настоящая планерка.

– Итак, команда, – начала она, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. – Врага мы знаем в лицо, даже если он прячется в тени. Значит, нам нужно быть умнее и сплочённее.

Она перевела взгляд на Дениса.

– Денис, с сегодняшнего дня ты полностью отвечаешь за тестовые замесы и ведение дневника закваски. Все данные, все наблюдения – твоя зона ответственности. Доверяю тебе найти тот самый баланс между душой и стабильностью.

Молодой пекарь выпрямился, и в его глазах вспыхнул огонёк решимости. Ему впервые доверяли не просто выполнять приказы, а вести собственный проект.

– Вик, – Аля посмотрела на экран телефона. – Нам нужна не просто популярность, а репутация. Хватит реагировать на чужие выпады. Дай мне аналитику: какие посты собирают больше всего откликов, какой контент вызывает доверие, а какой – лишь пустой хайп. И... – Аля сделала паузу, – нам, возможно, нужно временное затишье. Уйти из поля зрения, чтобы нас перестали трогать.

Вика на другом конце провода задумчиво кивнула. Как профессионал, она прекрасно понимала эту необходимость.

– Согласна. Яркие сторис с конвейера заменим на «тихие» сторис-опросы о вкусовых предпочтениях, на личные истории о локальных производителях, о Галине Ивановне. Создадим ощущение семейного производства, в которое не пускают посторонних. Это вызовет ещё больший интерес и симпатию, чем яркая реклама. Переведём стрелки с обороны на мягкую осаду.

Когда все разошлись по своим местам, она осталась одна за столом. Руки чуть дрожали. Она только что делегировала ответственность, изменила пиар-стратегию и уволила нерадивого партнёра. Это было страшно. Но впервые за долгое время она чувствовала себя не пешкой в чужой игре, а настоящим руководителем. Её рост был болезненным, но он шёл. И с каждым таким решением она не просто приближалась к своему дому – она отстраивала себя заново.