Текст книги "Развод. Испеку себе любовь (СИ)"

Автор книги: Яна Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

20. Бремя славы

Слава, как и предсказывал Артём, оказалась тяжёлой ношей. На следующее утро у ворот завода выстроилась очередь. Не из пяти человек, как раньше, а из тридцати, а то и больше. Люди приезжали из соседних районов, держа в руках распечатанные скриншоты телесюжета.

– Мы к той самой, с телевизора! – кричали они, едва замечая кого-то из сотрудников. – Дайте нам настоящего хлеба!

Внутри цеха царил хаос: да, ко всеобщему облегчению, выяснилось, что у Галины Ивановны, помимо хозяйственной хватки, имелась и действующая медицинская книжка. Её срочно оформили в качестве помощницы пекаря, поручив ответственные, но не требующие высокой квалификации этапы: просеивание муки, подготовка опары и наблюдение за расстойкой, но Денис и Галина Ивановна не справлялись.

Ее сын Сергей отправился договариваться о поставках муки с их местным сельхозкооперативом. Тесто не успевало подходить, закваски перекисали, а телефон звонил без перерыва: новые заказы, предложения о сотрудничестве, запросы от прессы.

Аля металась между печами, телефоном и кассой, которую срочно привезли и установили у входа. Вот чего она уж точно не ожидала, так это необходимости точки реализации прямо у них на производстве. Она чувствовала себя не пекарем и не директором, а аниматором на детском празднике, который вот-вот закончится слезами и истерикой.

– Алёна Игоревна! – Денис, с лицом, испачканным в муке и отчаянии, схватил её за локоть. – Мука заканчивается! А новая партия только завтра!

В разгар этого ада в цех вошёл Илья. Безупречный, в свежевыглаженной рубашке, с лёгкой насмешливой улыбкой. Он окинул взглядом суматоху, горы грязной посуды и вымотанную Алю.

– Ну что, звезда районного масштаба? – произнёс он, едва скрывая сарказм. – Вижу, бизнес-империя на подъёме. Напоминает цирк, если честно.

– Что тебе нужно, Илья? – устало спросила Аля, даже не оборачиваясь.

– Привёз Соню. Она хотела посмотреть на мамин "большой бизнес". Но, глядя на это, – он презрительно сморщился, – пожалуй, увезу её в зоопарк. Здесь и так достаточно обезьянничества.

Аля сжала кулаки. Она знала, что он прав. Всё действительно выглядело ужасно. Но признаться в этом ему, своему бывшему палачу, она не могла.

– Всё под контролем, – сквозь зубы произнесла она. – Рабочий процесс.

– Конечно, – усмехнулся он. – Особенно тот процесс, где мука заканчивается, а печь ломается. Слушай, я не со зла. Я вижу, ты тонешь. Дай мне помочь. Хотя бы советом. Я могу нанять тебе нормального менеджера, привести в порядок документы...

– Уходи, Илья, – тихо, но твёрдо сказала Аля. – Мы справимся сами.

Он пожал плечами, развернулся и ушёл, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и тяжёлое чувство унижения.

После его ухода Аля прислонилась к стене, закрыв глаза. Она почти слышала, как трещит по швам её хрупкое счастье. И тут её взгляд упал на Галину Ивановну. Та, не обращая внимания на хаос, спокойно, с каменным лицом, замешивала новую порцию теста. Её движения были точными, выверенными, полными какого-то внутреннего достоинства.

И Алю осенило. Они пытаются угнаться за спросом, как загнанные лошади. А нужно не угнаться. Нужно задать свой ритм.

Она вышла к очереди. Люди зашумели, протягивая деньги.

– Всем доброе утро! – сказала Аля, и её голос, к её же удивлению, прозвучал уверенно. – Спасибо, что приехали! Но сегодня у нас не будет хлеба для всех.

В толпе пронёсся разочарованный гул.

– Мы – маленькая пекарня, – продолжала она. – Мы не фабрика. Мы не можем испечь много и быстро. Но то, что мы печём, мы делаем с душой и по совести. Поэтому мы вводим систему предзаказов. Вы можете записаться на завтра, на послезавтра. И быть уверенными, что ваш хлеб будет свежим и приготовленным именно для вас.

Она повернулась и написала мелом на грифельной доске, которую использовали для заметок: "На сегодня ВСЁ РАЗОБРАНО. Запись на предзаказ открыта". А затем повесила ее на ручку двери.

Наступила тишина. А потом кто-то первый начал хлопать. За ним другой. Кто-то засмеялся: "Ну, раз звезда говорит, значит, так тому и быть!" Очередь начала медленно расходиться, но люди подходили к двери, чтобы записать свои имена и телефоны. Вика принесла из офиса листы бумаги, и теперь подходила к каждому, улыбаясь, предлагала продиктовать ей свои контактные данные.

Это была не победа. Это было перемирие. Перемирие с реальностью.

Вечером, когда цех опустел, а предзаказы были расписаны на три дня вперёд, Аля сидела за столом и составляла график. Жёсткий, понятный график. Не больше ста буханок в день. Только по предоплате. Никаких спонтанных продаж.

В дверь постучали. Это был Денис.

– Алёна Игоревна, я... я не справляюсь один. Нужен ещё один пекарь. Настоящий.

Аля посмотрела на него. Он был прав. Романтика кончилась. Начинались будни. Суровые, тяжёлые, но единственно возможные.

– Я понимаю, – грустно кивнула Аля. – С завтрашнего дня я усилю поиски. Ищем не просто пекаря. Ищем единомышленника.

Она вышла на улицу. Было темно и тихо. Слава отступала, оставляя после себя не разорение, а чёткое понимание: чтобы остаться собой, иногда нужно иметь смелость сказать "нет" даже тем, кто тебя любит. Или думает, что любит. Потому что единственный способ выпечь по-настоящему хороший хлеб – это делать это без суеты. Даже если весь город ждёт его у твоих ворот.

21. Мороженое

Решение Ильи перевести Соню в школу в Сосновске было обставлено со свойственной ему деловой логикой.

– Я теперь большую часть времени провожу здесь, на стройплощадке нового объекта. Возить её каждый день в Москву – терять по три часа на дорогу. Неэффективно. Да и ты здесь, – он произнёс это так, будто делал Але одолжение. – Так что все в выигрыше.

Он не упомянул, что теперь сможет контролировать их обеих в радиусе одного городка.

В тот день телефонный звонок раздался среди бела дня, заставив Алю вздрогнуть. На экране горело «СОНЯ». Она редко звонила сама, особенно в такое время.

– Мама... – тихий, дрожащий голосок на другом конце провода заставил сердце Али сжаться.

– Солнышко, что случилось?

– Папа... папа забрал меня из школы. Сейчас. – В её голосе слышались слёзы. – Мы даже не доиграли на перемене... Я не успела отдать Кате её фломастер... И я не попрощалась с Марком, мы же с ним в одном проекте...

Она говорила путано, захлёбываясь, и Аля сквозь её слова ясно видела картину: решичная фигура Ильи в дверях класса, смущённый взгляд учительницы, и её маленькую дочь, в спешке собирающую портфель под укоризненным взглядом отца. Он не просто переводил её в другую школу. Он одним движением обрывал все её детские связи, не дав даже возможности осмыслить потерю.

– Он сказал, что так надо... что здесь школа лучше... – Соня всхлипнула. – А я не хочу, чтобы здесь было лучше! Я хочу, чтобы было как раньше!

Аля слушала, сжимая телефон так, что костяшки пальцев побелели, и в её душе закипала беспомощная ярость. Она не могла ничего изменить в тот момент. Она могла только слушать, как грустит её дочь, разлучённая с привычным миром по воле человека, считавшего, что он всегда прав. Этот звонок стал для Али ещё одним горьким напоминанием – её битва шла не только за дом или бизнес. Она шла за право дочери на простые, человеческие моменты: на прощания, на обещания вернуть фломастер и на возможность доиграть ту самую, самую важную перемену.

И именно поэтому сегодняшнее утро было таким важным. Аля, договорившись с новым классным руководителем, специально привела Соню на небольшую экскурсию в новую школу. Они прошлись по светлым коридорам, заглянули в просторный класс, и Аля показала дочери спортивный зал и актовый зал с большей сценой.

– Вот здесь ты будешь учиться с сентября, – мягко говорила Аля, сжимая её руку. – Здесь у тебя появятся новые друзья. И мы с тобой будем приходить сюда вместе, каждый день.

Она пыталась не просто показать новое здание, а заложить в хрупкое сознание дочери семя уверенности, что это – не место изгнания, а начало новой, хорошей главы, которую они напишут вместе.

– А еще у меня для тебя сюрприз! – Аля заговорщически подмигнула дочери. Чтобы познакомиться с детками из нового класса, ты будешь ходить в летний загерь при школе!

Глаза Сони округлились, девочка начала прыгать и хлопать в ладоши.

– Мама! Спасибо!

– А еще, – таинственно сказала Аля, беря дочь за руку. – У нас сегодня важное дело. Мы идём есть мороженое.

Они пошли в старый городской парк. Солнце приятно грело спины, пробиваясь сквозь свежую, ярко-зелёную листву. Воздух пахл травой и тёплым асфальтом. Аля купила два вафельных стаканчика с пломбиром, и они устроились на скамейке, с которой был виден пруд.

Сначала Соня ела молча, сосредоточенно. Потом, отломив кусочек хрустящего вафельного краешка, тихо сказала:

– А моя учительница говорила, что я плохо пишу прописью. Что я отстаю. В новой школе будет еще хуже, да?

– Ты ничуть не отстаёшь, – твёрдо сказала Аля, обнимая её за плечи. – Хочешь, будем заниматься с тобой все лето? Всё обязательно наладится.

– А папа говорит, что надо стараться, – прошептала Соня, глядя на тающее мороженое. – Что я должна быть лучшей.

В её голосе слышалась усталость, несвойственная семилетнему ребёнку. Аля прижала её к себе крепче.

– Знаешь, что самое главное? Быть счастливой. А сейчас наше с тобой главное дело – доесть это мороженое, пока оно совсем не растаяло.

Соня наконец рассмеялась, когда холодная капля скатилась ей на палец. Они сидели так ещё долго, грелись на солнце и болтали о всяких пустяках. В этот момент не было ни заводов, ни долгов, ни судов. Была только она, её дочь и сладкое, тающее во рту майское счастье, которое Аля поклялась себе вернуть.

Но солнечные часы в парке истекли: тень от высоких лип уже легла на их скамейку, когда к входу в парк плавно подкатил знакомый внедорожник. Из него вышел Илья – свежий, деловой, словно сошедший с глянцевой полосы.

– Папа! – Соня, увидев его, непроизвольно прижалась к Але.

– Ну что, погуляли? – Его улыбка была обращена к дочери, но взгляд скользнул по Але, оценивая её простую футболку и джинсы. – Пора, солнышко. У нас на вечер планы.

– Я хочу ещё с мамой... – тихо пробормотала Соня, пряча лицо в мамином плече.

Илья не стал настаивать или ругать. Он действовал тоньше.

– Конечно, с мамой хорошо, – сказал он участливо. – Но нас ждёт кое-что интересное. Помнишь тот огромный торговый центр с каруселями, где ты хотела покататься? Мы едем туда. Потом – в кино на новый мультфильм, а на ужин – в тот ресторан, где подают гигантские коктейли с зонтиками.

Глаза Сони загорелись смешанным чувством – остаточное желание остаться и вспыхнувший энтузиазм от соблазнительного предложения. Она была всего лишь ребёнком.

– Правда? – выдохнула она, уже отпуская мамину руку.

– Абсолютно, – Илья легко подхватил её на руки, и его взгляд на секунду встретился с Алиным. В нём не было злорадства – лишь холодное торжество человека, который знает, что его козыри сильнее.

Аля стояла и смотрела, как её дочь, только что доверчиво жевавшая мороженое рядом с ней, теперь с восторгом обнимает отца за шею и сыплет вопросами про карусели. Её сердце сжалось от острой, физической боли. Она не могла предложить карусели или рестораны. Всё, что у неё было – это любовь, объятия и тёплое мороженое на скамейке. И в этот момент её простые материнские радости показались ей убогими и жалкими на фоне ослепительного фейерверка развлечений, который Илья мог предложить хоть каждый день. Это было нечестно. И это ранило больше, чем любые его упрёки.

_________

Дорогие читатели, у меня выходит новая книга!

Название: ИСКУШЕНИЕ СОБЛАЗНОМ

Он – мой начальник. Его правила – моя тюрьма. Его любовь – мой единственный шанс на свободу.

Чтобы спасти карьеру, Ариана должна соблазнить самого опасного мужчину в городе – своего нового босса, циничного миллиардера Марка Вольского. Но она не знает, что ее приход в компанию – не просто счастливая случайность.

Буду рада вашей активности!

22. Официальный визит

Неделю спустя после введения системы предзаказов в пекарне наступило подобие порядка. Дни были жёстко расписаны по минутам: утром – выпечка, днём – приём заказов и работа с клиентами, вечером – подготовка к следующему дню. Аля, Денис и Галина Ивановна работали на износ, но уже без паники первых дней. Они нашли свой ритм – тяжёлый, но выносимый.

Именно в этот момент, когда стало казаться, что самый сложный период позади, в цех вошли двое. Мужчина и женщина в строгих, но неброских костюмах. На лицах – вежливые, ничего не выражающие улыбки.

– Молчанова Алёна Игоревна? – обратилась женщина, открывая кожаную папку. – Я – специалист органа опеки и попечительства, Марина Станиславовна. Это мой коллега. У нас есть вопросы относительно условий проживания и обеспечения вашей несовершеннолетней дочери, Софии.

Воздух в цехе вымер. Денис застыл с противнем в руках. Галина Ивановна перестала месить тесто. Аля почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она знала, что этот день настанет. Илья не бросал слов на ветер.

– Я… конечно, – проговорила Аля, снимая испачканный мукой фартук. – Проходите. Чем могу помочь?

– Мы бы хотели осмотреть ваше жилое помещение, – продолжила Марина Станиславовна, её взгляд скользнул по цеху, по стеллажам с мукой, по печам. – И поговорить с вами в спокойной обстановке. А также пообщаться с самой Софией.

"Осмотреть жилое помещение". Эти слова прозвучали как приговор. Её "жилое помещение" – это мамина хрущёвка, где она ютилась на раскладном диване. Комната, заваленная коробками, с вечно протекающим краном. Это был не дом. Это было временное пристанище, и оно никак не соответствовало "нормальным условиям", которые мог предоставить Илья в своей московской квартире или даже здесь, в Сосновске, сняв приличное жильё.

– София сейчас в школе, – сказала Аля, пытаясь собраться с мыслями.

– Мы это учли, – кивнула Марина Станиславовна. – Начнём с осмотра. И, если можно, с ваших финансовых документов. Трудового договора, деклараций о доходах. Для полной картины.

Аля с замиранием сердца передала сотруднице опеки свежее свидетельство о регистрации ИП. Женщина по имени Марина Станиславовна, не поднимая глаз, взяла документ и медленно, с каменным лицом, его изучила.

– Индивидуальный предприниматель, – произнесла она, и в её голосе прозвучала не столько констатация факта, сколько безразличная констатация незначительности. Она положила свидетельство в папку рядом с внушительной кипой документов от Ильи – выписками по счетам, справками с работы генеральным директором, договором аренды элитной квартиры. – Понимаете, Алёна Игоревна, – продолжила она, наконец посмотрев на Алю, и её взгляд был тяжёлым и усталым, – форма индивидуальной предпринимательской деятельности... она не внушает того уровня стабильности, которого мы ждём для несовершеннолетнего. Доходы нерегулярные, риски высокие. Вы по долгам отвечаете всем своим, простите, скромным имуществом. Отец ребёнка предоставляет совсем иную картину.

Эти слова не были сказаны со злорадством. Они были произнесены с холодной, бюрократической беспристрастностью, которая ранила больнее любой насмешки. Её попытка начать честное, хоть и маленькое дело, в глазах системы оказалась просто очередным признаком нестабильности и ненадёжности. Этот листок бумаги, за который она боролась, в глазах опеки весил меньше пылинки.

Осмотр в маминой квартире прошёл в гробовой тишине. Маргарита Вениаминовна, бледная как полотно, ходила за сотрудниками опеки по пятам, пытаясь объяснить, что "ремонт вот-вот начнётся" и "дочке тут очень уютно". Но Аля видела, как холодные глаза Марины Станиславовны скользят по трещине на потолке, по старой мебели, по её личным вещам, сложенным в углу в чёмодане. Она видела, как коллега Марины Станиславовны что-то конспектирует в блокноте.

Когда женщины закончили, Аля была готова к худшему.

– Алёна Игоревна, ситуация неоднозначная, – начала Марина Станиславовна, складывая руки на столе. – С одной стороны, вы демонстрируете поразительную предприимчивость, создаёте рабочие места. Это похвально. С другой стороны… нестабильный доход, отсутствие постоянного жилья, условия труда, которые сложно назвать безопасными для ребёнка… Отец девочки предоставил совсем другие документы. Стабильная работа, жильё с отдельной комнатой для дочери…

Аля слушала, и каждая фраза впивалась в сердце как шип. Илья подготовился основательно. Он действовал не как обиженный муж, а как холодный стратег, атакуя её по самым уязвимым местам.

– У меня есть два месяца, – тихо, но чётко сказала Аля, глядя на женщину прямо. – Через два месяца я выкуплю дом. У дочери будет её комната. Её дом. Тот самый, где выросла я.

Марина Станиславовна посмотрела на неё с лёгким сожалением.

– Алёна Игоревна, опека руководствуется интересами ребёнка в настоящий момент. А в настоящий момент ситуация складывается не в вашу пользу. Мы назначим судебное заседание. Через месяц. За это время вам нужно будет представить чёткий план: как вы собираетесь стабилизировать свой доход, улучшить жилищные условия и обеспечить ребёнку безопасную среду. Без плана… – она сделала многозначительную паузу, – суд может принять решение об ограничении ваших родительских прав в пользу отца.

Когда они ушли, Аля несколько минут просто сидела, уставившись в одну точку. Весь её мир, всё её недавнее "звездное" восхождение рухнуло в одно мгновение. Она могла бороться с сломанными печами, с очередями, с нехваткой муки. Но как бороться с системой? С холодными, бездушными параграфами закона?

В кармане завибрировал телефон. Илья.

"Встретился с опекой. Обсудили условия для Сони. Всё для неё готово. Ещё не поздно всё исправить цивилизованно. Давай встретимся? Обсудим, как будем действовать в интересах дочери".

Он не злорадствовал. Он предлагал "цивилизованное" решение. То самое, где она должна сдаться. Признать его правоту. Вернуться в ту самую клетку, из которой сбежала.

Аля вернулась в цех – там ей лучше думалось. Нет. Она не сдастся, не сейчас. У неё есть месяц. Тридцать дней, чтобы превратить свой хрупкий, полулегальный стартап в настоящий, серьёзный бизнес. Бизнес, который сможет защитить её и её дочь.

Она встала, подошла к Денису.

– Всё. С сегодняшнего дня мы работаем не только на хлеб. Мы работаем на легализацию. Наймём бухгалтера. Оформим ООО.

Денис смотрел на неё с пониманием.

– Аля, это же деньги. И время. Огромные.

– У нас нет выбора, – твёрдо сказала она. – Теперь каждый батон – это не просто еда. Это кирпичик в стене, которая защитит мою дочь.

Война за дом перешла в новую фазу. Теперь на кону была не только крыша над головой. На кону была её Соня.

23. Бухгалтер

Решение переоформиться из временного ИП в полноценное ООО пахло не свежей выпечкой, а пыльными папками, поточными чернилами и холодным потом. Кабинет бухгалтера, к которому направила Алю её новая знакомая – владелица кафе «Уют», – был тесным, заставленным стеллажами с архивами, и пахло в нём старой бумагой и крепким чаем.

Бухгалтер, женщина лет пятидесяти с умными, уставшими глазами по имени Элеонора Сергеевна, выслушала Алю, не перебивая.

– ООО – это правильно, – кивнула она, когда та закончила. – С учётом планов на расширение, с сотрудниками, с опекой… ИП будет выглядеть как кустарщина. Но готовьтесь, девочка. Это не просто бумажка. Это отчётность каждый квартал. Налоги. Взносы. Контроль кассовой дисциплины. Это как вторая пекарня, только виртуальная и гораздо более вредная.

Аля слушала, и у неё сводило живот от страха. Цифры, которые называла Элеонора Сергеевна – госпошлины, уставный капитал (пусть и минимальный), услуги нотариуса, – были несопоставимы с её нынешними доходами. Каждый рубль, который уходил на "бумажки", был рублём, не долетевшим до цели в два миллиона.

– И ещё момент, – добавила бухгалтер, снимая очки. – Учредитель. Вы будете единственным?

Аля колебалась. Артём был инвестором, но юридически их отношения до сих пор висели в воздухе, скреплённые устными договорённостями.

– Нет, – сказала Аля. Она подумала об Артеме. Он столько для нее сделал… Интересно, как он отреагирует на ее решение? – У меня ест партнер.

– Хорошо, – Элеонора Сергеевна протянула ей список документов. – Собирайте. Будем подавать. И, Алёна… – она посмотрела на неё прямо, – пока всё не утрясётся, советую вести себя тише воды, ниже травы. Опека очень злопамятная. Любая проверка сейчас может стать последней каплей.

Вернувшись на завод, Аля попыталась погрузиться в привычные заботы, но мысли путались. Она стояла у печи, а в голове прокручивала: "Уставный капитал… расчетный счёт… налог на прибыль…" Это был чужой, пугающий язык.

Вечером приехал Артём. Он молча выслушал её рассказ о визите к бухгалтеру.

– ООО – логичный шаг, – заключил он. – Но ты понимаешь, что это меняет наш договор? Твои 60% и мои 40% теперь нужно зафиксировать юридически. Прописать в уставе.

Аля кивнула. Она ждала этого разговора.

– Я готова. Ты – инвестор. Я – генеральный директор. Всё по-честному.

– По-честному, – повторил Артём. Его взгляд был тяжёлым, изучающим. – А что с долгом? С опекой? ООО – это не волшебная палочка. Это ответственность. Теперь ты отвечаешь не только как мать, но и как директор. Перед законом. Перед мной, как перед соучредителем. – Он помолчал, давая ей осознать сказанное. – Ты уверена, что готова к этому? Не к красивым словам о бизнесе, а к ежемесячным отчётам, налоговой отчётности, решениям, от которых будет зависеть не только твоя судьба?

– Конечно готова. Не забывай, у меня уже был опыт работы с большими рисками. Да, пусть это мое первое дело, но я правда готова.

Он подошёл к столу, взял булку, разломил её.

– Вкусно. Но вкус не подашь в суде в качестве отчётности. Тебе нужен не просто бухгалтер. Тебе нужен план финансового оздоровления. И ему нужно следовать. Жёстко. Без скидок на "душу" и "особенный хлеб".

Его слова были жёсткими, но справедливыми. Он не давил. Он не давил, не требовал. Он ставил перед ней реальность, смотрел, не отведёт ли она взгляд. И Аля не отвела.

– Я уже заплатила слишком высокую цену за свои ошибки, – тихо, но твёрдо сказала она. – Теперь я готова платить за свои победы. Даже если расплачиваться придётся цифрами и отчётами.

Артём смотрел на неё несколько секунд, и в его обычно холодных глазах промелькнуло нечто похожее на уважение.

– Тогда с завтрашнего дня начинаем, – резюмировал он, поворачиваясь к выходу. – Приготовься, лёгких дней больше не будет.

После его ухода Аля переместилась в офис. Она села перед ноутбуком и открыла таблицу. Новую, сложную, которую ей скинула Элеонора Сергеевна. Со столбцами "Выручка", "Себестоимость", "Налоговая база", "Чистая прибыль".

Она вводила цифры. Высчитывала все, вплоть до аренды цеха, которую Артём пока вёл как внутренний оборот, но скоро ей придётся платить по-настоящему. Цифры складывались, вычитались, и итоговая сумма, та самая "чистая прибыль", оказывалась смехотворно маленькой. На погашение долга в два миллиона при таких темпах ушли бы годы.

Паника снова подкатила к горлу. Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Было ощущение, что она пытается построить небоскреб на зыбком песке. Каждый шаг вперёд – оформление, найм, развитие – требовал таких денег, которых у неё не было и не могло быть в обозримом будущем.

В кармане зазвонил телефон. Соня.

– Мама, а когда ты меня заберёшь? Папа говорит, что у тебя сейчас очень важные дела с твоей пекарней.

Голос дочери прозвучал как удар хлыстом. Эти "важные дела" были её единственным шансом забрать дочь навсегда. Но именно они отнимали у неё каждую минуту, не оставляя времени просто побыть мамой.

– Скоро, солнышко, – выдохнула Аля, чувствуя, как предательски дрожит её голос. – Очень скоро. Я тебя очень люблю.

Она положила трубку и снова уставилась в экран. Цифры расплывались перед глазами. Она не знала, как им соврать. Как заставить эти сухие, бездушные столбцы показать хоть какую-то надежду.

И тут её взгляд упал на графу "Ассортимент". Они пекли три вида хлеба. А что, если?..

Она открыла новый лист в таблице и написала заголовок: "План расширения ассортимента". Небольшие партии. Кондитерские изделия. Печенье. Сэндвичи для бизнес-ланчей в те самые кафе, что делали у них заказы. Высокая наценка и быстрый оборот.

Это была капля в море. Но это было хоть что-то. Хоть какое-то движение. Не ждать чуда, а создавать его самим, по кирпичику, по цифре, по крошечной булочке с корицей.

Она спустилась в цех. Денис заканчивал мыть посуду.

– Денис, – сказала она. – Завтра, после основной смены, не уходи. Будем экспериментировать. Будем печь не только хлеб.

Он посмотрел на неё с удивлением, но кивнул.

– Хорошо, шеф.

Аля оглядела цех. Это все —ее дело. Оно было хрупким, неидеальным, но оно было живым. И она должна была сделать всё, чтобы его сохранить. Теперь не только ради дома. Ради дочери. Ради себя. Даже если для этого пришлось бы научиться говорить на языке цифр и параграфов.