Текст книги "Развод. Испеку себе любовь (СИ)"

Автор книги: Яна Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Развод. Испеку себе любовь
Яна Марс

1. День, когда всё кончилось

08:17. Москва, зал № 14 МФЦ «Северное Тушино».

Алёна Молчанова стояла у окошка "Регистрация актов гражданского состояния" и смотрела, как клерк штампует страницы. Каждый удар круглой печати звучал как выстрел.

– Расторгнуто, – произнесла женщина и протянула два синих свидетельства.

– Спасибо, – выдохнул Илья, не глядя на неё. Он сразу спрятал документ в папку, будто боялся, что бумага загорится в его руках.

Аля не ответила. Она ждала, что сердце разорвётся, но в груди было только пусто. Как будто уже вытащили все, что только можно было, а вместо всех чувств оставили на прощание опилки. Грудная клетка целая, а сердца в ней будто бы нет, руки и ноги будто ватные.

“ Конец. 12 лет брака. 4 года совместной ипотеки. 1 ребёнок. 0 совместных планов”, – Аля подумала, что не может озвучить новую реальность – пока о ней было страшно даже думать. Впрочем, с таким самочувствием возможно уже пора задумываться о госпитализации.

Замечательно! До декрета – глава отдела стратегического брендинга: были и запуски продуктов, и крупные сделки, международные конференции. После рождения Сонечки "гибридный" формат – 3 дня в офисе, 2 – из дома – это если на бумажке. А в жизни – коллеги уходят в стартапы, подписывают контракты, строят карьеру, а она застряла между стиральной машинкой и созвонами в Zoom-е. Илья настаивал: "Сиди полностью удалённо, семья важнее". И ведь она согласилась! Муж обещал ей тепло и поддержку, а подарил болото. Около двух месяцев назад HR-директор дала понять: "Если ты не вернёшься в офис на полный день, мы будем вынуждены перевести тебя на позицию младшего менеджера". И это после стольких лет работы в компании!

Аля ушла по “собственному” – с мизерным выходным пособием и ощущением, что “взросление” прошло мимо. У нее просто не было выбора – она не сможет никуда устроиться с таким карьерным ростом. А Илья не дал забыть ей про утерю ежемесячного оклада, и что теперь и в быту, и по вкладу в семью ему она не ровня.

Тем временем женщина уже приглашала следующую пару. Молодые, смеющиеся, в белых кроссовках. Они подавали заявление на регистрацию. Алёна вдруг вспомнила себя двенадцать лет назад – тоже в белых кедах, только в ЗАГСе на Краснопресненской. Илья тогда держал её за руку так крепко, что побелели костяшки. Она улыбалась ему самой шикорой, почти наивной, улыбкой. Тогда все было так легко!

– Пошли, – сказал он сейчас же, как будто боялся, что она застрянет у стола навсегда.

– Подожди, – пробормотала Аля и направилась к туалету. Не потому что хотела плакать. Просто нужно побыть одной, без ощущения недовольного дыхания над ухом и прожигающего взгляда. Почему-то сейчас рядом с Ильей Аля чувтсвовала себя маленькой, но и этого будто было мало – ей хотелось сжаться еще сильнее и сесть где-то в укромном уголке, обхватив коленки руками.

В зеркало смотреть было не нужно – знала, что увидит там отнюдь не Мерлин Монро.

“ Черт, нужно не забыть записаться на окрашивание. И записать Сонечку к стоматологу…”, – Аля плеснула себе в лицо ледяной воды, несколько капель побежало под закатанные рукава голубой рубашки и девушка поморщилась. Она сделала глубокий вдох и направилась к лифту.

В лифте Аня оказалась с Ильей наедине. Кнопка "9" горела злобным оранжевым. Аля взглянула на часы – 08:29. Двери захлопнулись, и лифт тронулся, но через пару секунд кабину резко дернуло. Лампочка заморгала, но свет не отключился.

Илья нажал "Открыть дверь". Ничего.

– Видимо, завис, – мужчина нажал на кнопку вызова диспетчера, но ответили ему лишь на третий раз. – Диспетчер уже в курсе. 20–30 минут и нас с тобой вызволят.

Аля опустилась на пол, спиной к стене. Коробка с кухонными весами лежала рядом – практически единственное, что она забрала из квартиры, кроме пары шмоток, документов и детских вещей. Всё остальное продано, подарено или брошено.

– Ты всё равно вернёшься, – негромко сказал Илья.

– Не надо. – Аля достала телефон. Нет сети. Ну разумеется!

– Я купил дом. В Сосновске. Ваш, родительский. – Он произнёс это таким тоном, будто сообщил о покупке нового чайника. Алю затрясло.

– Какого чёрта? —впервые за день она подняла голос. – Что за бред ты несешь? Мама никогда не продала бы тебе наш дом, зачем ей это?

– Чтобы ты вернулась. Там всё как раньше. Мама тебя ждёт. И Соня будет рада, она обожает играть в саду, где выросла ее мама.

Аля закрыла глаза. Дом. Её дом. Где она училась кататься на велосипеде, где мама варила варенье из вишни, где папа сажал деревья. Где она поцеловалась с Ильей впервые – на крыльце, под дождём, в 18 лет.

– Ты не имеешь права.

– У меня есть документы. Торги были открытые. Ты же не хотела возвращаться – я решил за нас.

– За нас? – она усмехнулась. – Ты 12 лет решал все за нас. Все, поезд ушел. А теперь ты хочешь указать, где мне жить?

Он опустился напротив. Лицо было тем же, что и двенадцать лет назад, только без улыбки.

– Я не умею быть один. Ты же знаешь.

– И поэтому ты купил моё детство?

– Я купил нам второй шанс. Три месяца. Ты выкупаешь дом – и мы...

– Мы что? – Аля подняла бровь. – Снова семья?

– Снова что-то. Я не знаю. Но не это, – он кивнул на свидетельство о разводе, лежащее у неё на коленях.

Лифт дрогнул и тронулся. Аля поднялась, отряхнула колени. Часы показывали 09:01.

– Три месяца, – сказала она. – Потом я выкупаю дом. И ты исчезнешь из моей жизни навсегда.

– Договорились, – кивнул он. Но в голосе был подвох: он всё ещё верил, что она передумает.

______

Холодный апрельский ветер. Аля включила телефон. Появилась сеть – и сразу звонок:

– Молчанова Алёна Игоревна? Меня зовут Никольский Геннадий Ильич, я из нотариальной конторы города Сосновска. Вам нужно подписать документы о переоформлении наследства. К сожалению, ваш дом был продан с торгов...

Она перебила:

– Мужчина, кто вы такой?

– Нотариус вашей матери. Сорокина Маргарита Вениаминовна не успела вовремя подать декларацию о кадастровой стоимости и уплатить земельный налог за три года на дом, доставшийся ей в наследство от Сорокина Игоря Александровича. Пеня выросла, потом долг продали коллекторам, те подали в суд, суд арестовал участок и дом и выставил на торги. Ваш муж, по всей видимости, узнал о задолженности первым.

– Бывший муж, мы в разводе, – прохрипела Аля, до боли сжимая смартфон.

– Алена Игоревна, ваш бывший муж был указан контактным номером по кредитной карте вашей матери. Он выиграл торги, выкупил и оформил дом на себя. Но есть нюанс: земельный участок арестован за долги. Чтобы снять арест, нужно погасить задолженность в размере около двух миллионов рублей, точную сумму смогу сообщить вам позже. Задолженность необходимо погасить до конца июля, иначе дом уйдёт с молотка повторно.

Аля закрыла глаза. Ветер дул прямо в лицо, но она не чувствовала холода.

– Хорошо, спасибо, я вам перезвоню.

Она положила трубку и посмотрела на Илью, который ждал у машины.

– Подвезти?

Аля не удостоила бывшего даже взглядом, хотя и очень хотелось послать его куда подальше. Но нельзя тратить энергию на идиотов. Нужно думать, где заработать денег.

“Почти два миллиона – это не шутка! – подумала Аля. – Единственный шанс заработать огромные деньги за три месяца – открыть свой бизнес! У меня 90 дней, чтобы стать боссом и сделать своего бывшего. И мне нельзя проиграть.”

Аля немного замерзла в ожидании автобуса. Наконец, зайдя в салон, она села на свободное место и положила коробку на себе на колени. Достав телефон, первым делом написала Вике: "Мне срочно нужны деньги."

Ответ приходит мгновенно: "Сколько? Могу одолжить"

"Боюсь, сумма непосильная. Нужно два миллиона. У меня есть 90 дней. Нужно придумать бизнес! Ты со мной?"

"Снимаю сторис прямо сейчас!! #моягениальнаяподружка"

Аля улыбается первый раз за день.

За окном Москва уходит в туман. Впереди – 90 дней войны и один шанс вернуть себе дом, не превращаясь в тень бывшего мужа. Если она проиграет – он не уступит. Сегодняшний штамп в МФЦ для неё – не просто конец брака, а финал всей предыдущей жизни: без офиса, без работы и привычной жизни.

Она нажимает "Старт" на таймере, который установила в телефоне.

89 дней 23 часа 59 минут.

Поехали.

2. За два месяца до…

Снег за окном кружился большими, ленивыми хлопьями, застилая серый московский пейзаж мягким белым одеялом. В их просторной кухне пахло корицей, мандаринами и ёлкой, которую уже давненько нужно было разобрать и убрать в кладовку. Аля, закутавшись в огромный кашемировый плед, допивала третью чашку кофе, пытаясь закончить отчёт. Сонечка, сидя на полу, с упоением собирала замок из конструктора, нашептывая сказочные диалоги его обитателям.

Але казалось, что дома слишком тихо. Она поймала себя на мысли, что прислушивается к знакомому звуку – щелчку ключа в замке, шагам в прихожей, голосу, который спросит: "Кто дома?". Но было только тиканье часов и бормотание дочери.

Илья работал. Он всегда работал. Даже дома его физическое присутствие часто было лишь иллюзией. Он сидел с ноутбуком в кабинете, его взгляд был прикован к экрану, его мысли – к графикам, сделкам, цифрам. Их квартира, когда-то наполненная смехом и спорами до хрипоты, превратилась в бесшумный, идеально отлаженный механизм, где каждый занимал свою ячейку.

Дверь в кухню скрипнула. Вошёл Илья. Не в пиджаке и с галстуком, как обычно после офиса, а в мягком домашнем свитере. Он выглядел уставшим, но на его лице была редкая в последнее время улыбка.

– Сонь, а что это у тебя? – он опустился на корточки рядом с дочерью.

– Это замок, папа! Принцесса в башне живёт.

– Надо её спасать?

– Не-а. Она там счастливая. У неё много платьев и ручной дракон!

Илья рассмеялся, и Аля почувствовала, как что-то ёкает внутри. Этот смех, такой же, как в самом начале, когда они были просто Алей и Ильёй – двумя студентами, влюблёнными в жизнь и друг в друга.

Он подошёл к ней, обнял сзади, прижавшись подбородком к её макушке.

– Как ты?

– Устала, – честно выдохнула она, закрывая ноутбук. – Сонечка капризничала весь день – снова была температура, она ничего не ела и не хотела спать.

– Ты слишком много берёшь на себя. У тебя же удаленка, могла бы отдохнуть.

– Удаленка – это значит работать с ноутбуком на коленях, пока ребёнок на больничном наконец заснёт. Первоклашки очень много болеют, – усмехнулась она без радости.

Он замолчал. Его руки всё ещё лежали на её плечах, но напряжение в них было ощутимо. Он ненавидел, когда она жаловалась. В его картине мира он был добытчиком, строителем их общего будущего, а её роль была – создавать уют, быть мягкой, принимать.

– Я всё для нас делаю, Алёна, – тихо сказал он, и в его голосе прозвучала знакомая нота упрёка. – Ипотека, машина, няня для Сони, чтобы ты могла работать. Я тащу этот воз один.

"А я что? Я сижу без дела? – кричал внутри неё голос. – Да и когда последний раз эта няня была! Сонечка, кажется, еще в сад не ходила”. Но она промолчала. Споры последних месяцев были похожи на хождение по кругу. Они не слышали друг друга, а оборонялись.

– Я знаю, – прошептала она вместо этого. – Просто тяжело.

Он вздохнул и отошёл к окну, глядя на падающий снег.

– Слушай, насчёт Сосновска... Твоя мама опять звонила. С документами там полный бардак, нужно разбираться.

– Я съезжу на выходных, – сказала Аля.

– Не надо. Я всё улажу. У меня там связи в администрации. Ты лучше с Соней побудь. Или отдохни наконец.

В его словах снова сквозила та самая, ставшая уже привычной, опека, которая душила сильнее упрёков. Он "улаживал". Всегда. Её карьеру – "сиди дома, семья важнее", её отношения с матерью, её прошлое. Он методично отрезал её от всех проблем, превращая в вечную девочку, сидящую в золотой клетке.

– Илья, я могу сама...

– Я знаю, что можешь, – резко оборвал он. – Но не должна. Мы – семья. Мы – команда. Доверься мне.

Он повернулся, и его лицо снова стало мягким. Он подошёл, взял её за подбородок.

– Всё будет хорошо. Я обещаю. Мы справимся.

Он поцеловал её в лоб, прямо как Соню – нежно и покровительственно. И в этот момент Аля с абсолютной ясностью поняла: он не видит в ней равную. Он видит ещё одного ребёнка, которого нужно направлять, оберегать и контролировать. Её успехи, её амбиции, её усталость – всё это было милой блажью, детскими капризами на фоне его “взрослой”, настоящей жизни.

Он отошёл к Соне, снова погрузившись в игру. Аля смотрела на них – на красивого, уверенного мужчину и их прекрасную дочь, на то как Соня увлеченно показывает папе свой придуманный мир, а в её пшеничных волосах отражаются огоньки гирлянды. Такая идеальная картинка – та самая, о которой она мечтала.

Почему же сейчас, глядя на это, она чувствовала себя такой одинокой? Почему её сердце сжимается не от любви, а от леденящего предчувствия, что этот красивый, заснеженный мир вот-вот растает, обнажив голую, промёрзшую землю?

Она встала и подошла к окну. Снег всё кружился, беззвучно и безнадёжно. Он падал на землю, чтобы к утру превратиться в серую, неприглядную слякоть.

“Возможно, это конец?”, – подумала она тогда, впервые позволив себе это страшное слово. Ещё не конец любви, не конец семьи. Но конец веры в то, что они могут быть счастливы так, как когда-то, в старом доме в Сосновске, под проливным дождём, целуясь на крыльце еще совсем юными.

Тогда они были настоящей командой. А сейчас для Илья она была просто ещё одним его проектом. И, судя по всему, самым неудачным.

3. Домой

Аля не помнила, как доехала до Викиной квартиры. Она только чувствовала запах свежего хлеба, который встретил её на лестничной клетке. Вика открыла дверь в муке по локоть.

– Ты вовремя! Я как раз тесто ставлю. Новый челленж снимаю!

Квартира превратилась в мини-пекарню: на столе – тазик с опарой, на полу – мешок с мукой, в раковине – очередь из посуды в два ровных ряда. На холодильник магнитом из Турции прикреплен лист: "Контент-план".

– Смотри, – Вика вытерла руки о фартук. – У меня 180 тысяч на депозите. Это не два миллиона, но хватит, чтобы начать. Остальное – на тебе.

Аля села на табурет, обхватив коробку с кухонными весами.

– Я не умею в бизнес. Я умею делать презентации и писать стратегии.

– Так пиши, дорогая, пиши! Что ты умеешь делать лучше всего? Нужно придумать, как сделать на этом деньги!

– Лучше всего? Руководить проектом, но за такие сроки мы не откроем свою студию… У меня и хобби-то нет, всегда на них времени не хватало. Пожалуй, только готовить любила, но кому это нужно? – Аля чихнула и почесала нос. Слишком много муки на такую маленькую кухню.

– Ха, вот тебе и идея! – Вика громко хлопнула в ладоши.

– Хлеб? Не-ет, последний раз я пекла, когда Соне нужно было на ярмарку в садик. Года три прошло уже!

– Зато помнишь, как твои булочки с розмарином разлетались за час? Вот и всё, что нам нужно знать. А я умею снимать сторис. У меня 200 тысяч подписчиков, которые голодают по нормальному хлебу!

– Прямо-таки голодают!

– Вот, смотри! – и Вика протягивает ей телефон. Аля берет его, и с недоверием начинает листать профиль подруги. Под вчерашним постом, в котором девушка делится рецептом яблочного пирога, очень много комментариев просят Вику испечь домашних хлеб. Чем больше девушка листает, тем меньше она уверена в реальности происходящего и в адекватности комментаторов.

Але всегда казалось, что домашний хлеб – это, безусловно, очень вкусно, но редко какая хозяйка будет печь его на регулярной основе. Слишком трудозатратно, к тому же, нужно оттачивать свою технологию и приноровиться к духовке. Однако Вику просит снять и выложить рецепт уже не один десяток людей. Аля отрывается от телефона и непонимающе смотрит на подругу.

– Это все зарубежные тренды, – улыбаясь, сообщает та. Девушка очень энергично встает со стула и тянется к шкафчику, ища на полке пакетики с растворимым кофе. – Они там помешались на новых модных блоггерах, традвайф.

– Это ты на каком языке сейчас со мной говоришь?

– Ой, ну, это “традиционные жены”. Они новые королевы социальных сетей: все готовят сами с нуля. Особенно круто, если там еще и хозяйство свое есть, коровки там, яйца домашние, – сказала Вика, разливая воду в кружки. Она протянула одну из них Але.

– Нет уж, спасибо. Я уже попробовала роль традиционной жены. И посмотри, куда меня это привело.

– А кто сказал что традиции это плохо? Ничего не плохо, просто у тебя вот такой опыт. А ведь даже горький опыт можно монетизировать.

Аля хлебнула из кружки. Аромат кофе “три-в-одном” напоминал ей о студенчестве и их жизни в общаге. Они с Викой иногда пили его, хотя давно уже заработали и на кофемашину, и на зерна. Да и на капсулы, на худой конец. Им просто нравилась особая магия этого напитка. Один глоток и ты переносишься в мир, где так мало забот и так много надежд.

– И что ты предлагаешь? Продавать людям образ идеальной жены?

– Не-а, я предлагаю продавать хлеб! А с образом разберайся ты. Сама сказала, что стратегии – это по твоей части.

Аля почувствовала, как начала согреваться. Это все давняя традиция пить растворимый кофе, когда внутри слишком много эмоций. Аля улыбнулась подруге и поблагодарила её за идею.

– Мне пора, мама будет волноваться.

– Обещай подумать над моей идеей.

– Обещаю!

Аля надевает кеды и спешит на остановку, чтобы доехать до автовокзала. Не хочется думать ни о чем, нужна передышка перед серьезным разговором с мамой. Хочется увидеть и обнять дочку, но Сонечка проведет ближайшую неделю в Москве с Ильёй – "пока мама устроится". Теперь это "устроится" звучало как насмешка. Илья великодушно дал ей пожить в их квартире месяц перед официальным разводом. Сосновск – место, где она родилась и откуда сбежала после университета, сломя голову, в столичную жизнь. Теперь она возвращалась с – как иронично – коробкой кухонных весов: чемодан и пару сумок с детскими вещами она уже отправила курьером прямо домой к маме. За потоком беспорядочных мыслей Аля не заметила, как уснула.

Она проспала всю дорогу. Автобус Москва-Сосновск прибыл с опозданием в три часа. Аля вышла на пустынную площадку автовокзала, потягиваясь и вдыхая знакомый, густой от угольной пыли и цветущей липы воздух. Телефон разрывался от пропущенных: 37 звонков от мамы. Аля вздохнула и набрала номер.

– Алечка! Родная! Где ты? Я уже вся извелась! – голос Маргариты Вениаминовны звенел от беспокойства, и Аля на мгновение снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой, которая загулялась.

– Мам, всё хорошо. Автобус задержался. Я уже в городе, на автовокзале.

– Стоь на месте! Никуда не уходи! Я… ну, в общем, сюрприз будет!

Аля нахмурилась. “Сюрприз” в исполнении матери редко бывал приятным. Она присела на скамейку, уставшую от времени и непогоды, и огляделась. Сосновск не сильно изменился: та же облезлая реклама местного пивзавода, те же разбитые дороги, но кое-где, словно заплатки на старой одежде, красовались яркие баннеры: "Инвестируй в Сосновск!", "Территория роста!". Какая ирония. Она, успешный столичный бренд-менеджер, возвращалась не инвестором, а банкротом – эмоциональным и финансовым.

С визгом тормозов рядом припарковалась знакомая "Лада" цвета "мокрый асфальт". Из машины вышла Маргарита Вениаминовна, закутанная в пуховый платок, несмотря на апрель, и с сияющей улыбкой. В руках она держала большой, еще теплый пирог, от которого шел соблазнительный пар.

– Доченька! Наконец-то! – мама обняла её так крепко, что у Али перехватило дыхание. – Я так волновалась! Бери, бери пирог, только из духовки. Твой любимый, с вишней. Илья сказал, что ты сегодня приедешь, я сразу же замесила тесто.

Аля застыла, не в силах принять круглую форму.

– Илья?.. Он тебе звонил?

– Конечно, родная! Он же о тебе заботится. Все рассказал, что ты устала, что тебе нужен отдых. Какой молодец, сразу предупредил меня. Говорит: «Маргарита Вениаминовна, встретьте её, пожалуйста, с пирогом. Она это любит». Ну, я и встретила!

Аля сглотнула ком в горле. Илья. Он уже здесь, в родном городе, расставляет сети. Он не просто купил дом – он втерся в доверие к её матери, до сих пор играя роль "любимого зятя", который "всё уладит". Она молча взяла пирог. Почему он такой тяжелый?

– Поехали, мам, – тихо сказала Аля, садясь в машину. Запах бензина, старого кожзама и сладкой выпечки вызывал тошноту.

Дорога до дома заняла не больше десяти минут. Маргарита без умолку рассказывала о соседях, о новых ценах в магазине и о том, как Илья "помог разобраться с коммуналкой". Аля смотрела в окно. Вот школа, где она училась. Вот парк, где они с Ильей гуляли летними вечерами. Вот поворот на их улицу, Ульяновскую. Аля попросила маму:

– Остановимся?

Машина остановилась у знакомого двухэтажного дома с резными наличниками и небольшим палисадником. Аля вышла, и сердце её упало. На двери дома висел новый, блестящий замок. А на покосившемся и местами прогнившем заборе рядом с калиткой глаза цепляют неестественно новую табличку: "Частная собственность. Охраняется законом".

– Мам, а ключ? – спросила Аля, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Она до сих пор не верила в происходящее.

Маргарита смущённо заерзала.

– Ну, дочка… Илья сказал, что ты, наверное, свои потеряла в Москве. А он пока новый поставил, для безопасности. Он же хозяин теперь, документы оформил. Но ты не волнуйся! – мама радостно улыбнулась, словно объявляя лучшую новость в мире. – Он сказал, что ты всегда можешь пожить у меня! Я в своей хрущёвке одна, места много!

Аля закрыла глаза. Чего-то подобного она и ожидала. Мама ведь действительно давно не живет в доме. Отец незадолго до смерти начал ремонт, да так и не успел закончить. А после выяснилось, что документы они так и не переделали – бабушкина квартира по закону являлась общей, а вот дом был записан только на отца. И из-за этого теперь столько проблем! Аля представила, как Илья вставляет этот новый ключ в скважину, поворачивает его с лёгким щелчком. Хозяин. Он стал хозяином в её доме.

Она подошла к окну гостиной, заглянула внутрь. В полумраке угадывались знакомые очертания: бабушкин сервант, диван, на котором она спала летними ночами, кресло отца. Всё было на своих местах, но покрыто слоем пыли и забвения. На холодильнике, как и много лет назад, висел старый магнит: "Счастье любит тишину". Слишком поздно она поняла, какую тишину он имел в виду – тишину уступок и смирения.

В кармане завибрировал телефон – Вика. Сообщение со смайликом-подмигиванием и ссылкой на свой профиль. Аля открыла её и обомлела. В посте, на видео Вика снимает духовку и прикрывает то, что находится внутри надписью: ”Моя гениальная подруга затевает крутой ребёфинг в родном городе! Следите за хэштегом #ВозвращениеАли! Готовьтесь к вкусному!" Уже было несколько тысяч просмотров и сотни комментариев: "Желаю удачи!", "Какие планы?", "Красавица!"

Идея, туманная и безумная, родилась мгновенно. Она повернулась к матери.

– Мам, спасибо за пирог. И за встречу. Но я останусь здесь.

– Как? – не поняла Маргарита. – Дверь-то закрыта…

– Не в доме, – Аля обвела рукой улицу, палисадник, старый сарай. – Здесь. Вернее, в саду, на летней кухне.

Она подошла к старому, покосившемуся сараю, где когда-то хранились дрова и садовый инвентарь. Дверь скрипнула, но поддалась. Внутри пахло плесенью, яблоками и стариной. Она достала фонарик, вышла из сарая и прошла в глубь сада. И там стояла она – бабушкина печь, пережившая всех их.

– Вика, – Аля набрала номер подруги, глядя на свою помошницу . – У меня есть идея. Дикая. Нужна твоя помощь.

– Я вся во внимании, босс! – послышался весёлый голос.

– У меня есть девяносто дней, печка и тонна злости. Будем печь. Снимай.

Аля положила телефон, подошла к духовке и провела рукой по холодному металлу. Это было начало. Не то, о котором она мечтала, но единственно возможное.

– Ну что, – прошептала она, – пора замешивать тесто. И новую жизнь.