Текст книги "Развод. Испеку себе любовь (СИ)"
Автор книги: Яна Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
9. Испытание огнём и тестом
Мысль о второй печи пришла сама собой – старая, отслужившая своё буржуйка, которую Аля нашла в дальнем углу сарая. Она была ржавая, с дырявым поддувалом, но целая. Идея была безумной: раскалить её докрасна, а затем, убрав угли, выпекать хлеб на остаточном жару, как в походных условиях. Две печи – родная глиняная печь и эта железная уродина – должны были работать в режиме нон-стоп.
Следующие полтора дня превратились в адский конвейер. Аля и Вика почти не спали. Маргарита Вениаминовна, видя их помешательство, сначала ворчала, но потом смирилась и даже начала помогать – мыла посуду, подносила дрова, варила бесконечный чай. Соседи, привлечённые непривычной суетой, то и дело заглядывали за калитку. Некоторые, узнав о "заказе", оставались помочь – одна соседка, тётя Люда, оказалась виртуозом в замесе теста, а вновь пришедший на помощь дядя Витя взял на себя колку дров.
Это было похоже на народную стройку. Но Аля понимала: это иллюзия. Температура в буржуйке плохо поддавалась контролю. Первая же партия булок в ней подгорела с одной стороны и осталась сыроватой внутри. Пришлось срочно экспериментировать с положением противня, подкладыванием кирпичей. Глиняная печь работала стабильнее, но её вместительности катастрофически не хватало.
Ночь перед сдачей заказа была самой страшной. В кромешной темноте, при свете фонарей и керосиновой лампы, они с Викой, как зомби, месили, формовали и отправляли в жар булки. Лица были испачканы мукой и сажей, руки дрожали от усталости. Запах дыма, пота и свежего хлеба стоял невыносимый.
И вот, когда до дедета оставалось чуть больше часа, а готовых булок было всего около сотни, случилось неизбежное.
Аля слишком сильно раскочегарила буржуйку, пытаясь ускорить процесс. Раздался оглушительный хлопок – железная дверца, не выдержав давления, сорвалась с петли и с грохотом отлетела в сторону. Из топки вырвался клуб раскалённого воздуха и искр. Пламя лизнуло сложенные рядом дрова.
– Пожар! – закричала Вика, отскакивая.
На секунду воцарился хаос. Но Аля не растерялась. Она схватила ведро с водой, которое всегда стояло наготове, и выплеснула его в топку. Шипение и пар окутали всё облаком. Пламя в дровах она затоптала ногами, обжигая кроссовки.
Когда дым рассеялся, они увидели печальную картину. Буржуйка стояла, безобразно разинув чёрное жерло. Половина булок, которые готовились в ней, были покрыты сажей и пеплом. Оставшиеся в глиняной печи – ещё не готовы.
– Всё... – обречённо прошептала Вика, опускаясь на землю. – Мы закончили.
Аля молчала. Она смотрела на закопчённые, испорченные булки. На часы. На опухшие и слегка затуманенные от бессонницы глаза подруги. В горле стоял ком. Это был крах. Не просто неудача, а публичное, унизительное поражение. Илья о нём наверняка узнает.
И словно по злому умыслу, в этот момент скрипнула калитка. На пороге сада стоял он. Илья. В чистой белой рубашке и с сумкой из продуктового магазина в руках. Его взгляд скользнул по закопчённой буржуйке, по их грязным, уставшим лицам, по жалкой кучке уцелевших булок.
– Я слышал шум, – сказал он без всякого выражения. – Пожарные не нужны?
– Убирайся, – хрипло сказала Аля, не глядя на него.
– Я привёз Соню, – продолжил он, как будто не слыша её. – Подумал, ей будет интересно посмотреть на мамин... новый бизнес.
Из-за его спины вышла Сонечка. В нарядном платьице, с бантиками в косичках. Она смотрела на закопчённую маму, на дымящуюся железку, на испуганную тётю Вику широко раскрытыми глазами.
– Мама, ты вся чёрная... – тихо сказала она.
– Илья, что ты делаешь? – вскочила на ноги Аля, закрывая собой испорченные булки. – Увези её отсюда!
– Почему? – он подошёл ближе. – Пусть посмотрит, к чему приводят авантюры. К чему приводит жизнь без плана. – Он положил руку на плечо дочери. – Сонечка, папа покажет тебе наш новый дом. Тот, где росла мама. Хочешь?
– Хочу, – девочка неуверенно кивнула, всё ещё не отводя испуганного взгляда от матери.
– Илья, не смей! – крикнула Аля, делая шаг вперёд.
– Я её отец. Я имею право. Тем более, – он окинул взглядом весь этот хаос, – здесь явно не место для ребёнка. Пока ты не придёшь в себя, Соня поживёт со мной. В нормальных условиях.
Он развернулся и, держа дочь за руку, повёл её к дому. К тому самому дому, куда у Али не было доступа.
– Мама! – вдруг крикнула София, оборачиваясь.
Но Илья уже открывал новый ключом дверь. Девочка испуганно посмотрела на мать через плечо, и дверь захлопнулась.
Аля застыла на месте. Она проиграла не только заказ. Она проиграла дочь. Пусть на время, но проиграла. Она смотрела на закрытую дверь, за которой осталось её детство и её ребёнок, а потом медленно опустилась на корточки рядом с горой испорченного хлеба.
Вика подошла и молча положила руку ей на плечо.
– Аля... мне так жаль. Я...
– Ничего, – перебила её Аля. Её голос был пустым и безжизненным. – Ничего. Всё только начинается.
Она подняла голову. В её глазах, полных слёз ярости и бессилия, вдруг вспыхнул огонёк. Такой же жаркий и неугасимый, как жар в старой печи.
Она посмотрела на уцелевшие булки. Их было штук семьдесят. Мало. Очень мало.
– Вика, – сказала она, поднимаясь. – Поехали на завод.
– Но... мы же провалили заказ! У нас даже половины нет!
Она не знала, что скажет ему. Но она знала, что не сдастся. Не сейчас. Не после того, что только что произошло.
– Мы поедем, – твёрдо повторила Аля, смахивая сажу со щеки. – Мы отвезём то, что есть. И мы посмотрим в глаза этому Артёму. Лично.
Испорченный хлеб и украденная дочь стали той самой закваской, от которой её гнев поднялся окончательно. И теперь он был готов к выпечке.
10. Второй шанс
Завод «Прогресс» встретил их бетонной пустотой и эхом. Громадные, выцветшие корпуса стояли как мертвецы, на которых уже выросли новые паразиты – граффити, сорняки и объявления о сдаче в аренду. Аля и Вика стояли у ворот, в ногах у них лежали три картонные коробки с теми самыми семьюдесятью булками.
Было 7:50. Утро было холодным, и Аля куталась в лёгкую куртку, сжимая в кармане ключи от маминой "Лады". Они приехали на этой тарахтелке, и теперь она стояла тут же, добавляя к индустриальному пейзажу ноту жалкой провинциальности.
– Может, он не приедет? – с надеждой спросила Вика, прыгая с ноги на ногу, чтобы согреться.
– Приедет, – безразлично ответила Аля. Её взгляд был пуст. Она всё ещё видела испуганные глаза Сони и равнодушное лицо Ильи. По сравнению с этим встреча с инвестором казалась сущей ерундой.
Ровно в восемь со стороны города подкатил чёрный внедорожник. Аля оценила машину: дорогая для региона, но без московской вычурности, которая в их провинции выглядела бы немного комично. Или трагично.
Из водительской двери вышел мужчина. Невысокий, спортивного сложения, в тёмных джинсах и простом чёрном бомбере. Он не был похож на стереотипного олигарха. Скорее, на успешного IT-специалиста в свободное от работы время.
– Алёна? – он подошёл к ним, протянув руку. Его рукопожатие было твёрдым и коротким. – Артём Кириллов.
– Алёна Молчанова, – кивнула она. – Это Вика.
– Привет! – тут же оживилась Вика, включая режим "блогерши". – Снимать можно? Для блога?
Артём коротко улыбнулся.
– Пока нет. Сначала – дело. – Он посмотрел на коробки у их ног. – Это всё?
– Это всё, что удалось спасти, – честно сказала Аля. – Ночью у нас взорвалась одна печь. Половина заказа сгорела.
Она ждала насмешки, снисходительной улыбки. Но Артём лишь нахмурился.
– Взорвалась? Никто не пострадал?
– Нет, – удивилась Аля его реакции. – Только хлеб.
– Жаль. Но люди важнее, – он открыл верхнюю коробку, достал одну из булок. Она была неидеальной, чуть непропечённой сбоку. Он отломил кусок, попробовал. Жевал медленно, внимательно. – Вкусно. Чувствуется ручная работа. И... борьба.
Аля вздрогнула. Он угадал.
– Вы не выполнили условия, – констатировал он, доедая булку. – Двести булок. У вас на вид будет семьдесят.
– Мы знаем, – вздохнула Вика. – Это полный провал.
– Провал – это не попытка, – парировал Артём, его глаза упёрлись в Алю. – Провал – это сдаться и не приехать. Вы приехали. Значит, вам важно. Расскажите, что произошло.
И Аля рассказала. Коротко, без прикрас. Про развод и ультиматум, про пожар, про испорченный хлеб. И про то, что случилось потом – как бывший муж смеется над ней и манипулирует ребенком.
Артём слушал молча, не перебивая. Когда она закончила, он кивнул.
– Понятно. Ситуация сложная. Но интересная. – Он сделал паузу, покрутил головой, рассматривая завод. – Я верю в потенциал. Ваш хлеб – хороший продукт. Ваша история – сильный бренд. Но вам нужны не две печи в саду. Вам нужна настоящая пекарня.
Аля замерла, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.
– Я готов инвестировать два миллиона рублей, – чётко сказал Артём. – Этой суммы хватит на старт. На оборудование, ремонт, легализацию. На то, чтобы выпекать не две сотни, а две тысячи булок в день.
– И... какие условия? – тихо спросила Аля, уже зная, что бесплатного сыра не бывает.
Артём повернулся к ней. Его взгляд был прямым и жёстким.
– Пятьдесят процентов доли в компании. Вы управляете бизнесом, я – капиталом и стратегией. И... – он сделал едва заметную паузу, – одна ночь. С вами.
Воздух вокруг Али застыл. Вика ахнула и зажала рот рукой. Аля почувствовала, как кровь отливает от лица. Вот он, крючок. Тот самый, которого она боялась.
– Одна ночь? – переспросила она, и её голос прозвучал холодно, как утренний ветер. – Это что, часть инвестиционного предложения?
– Только бизнес, – парировал Артём, ничуть не смущаясь. – Без обязательств, без намёков на отношения. Проверка на совместимость. Я должен понимать, с кем имею дело не только на производстве, но и в ситуации стресса. Доверие строится на разных уровнях. Вы мне нужны целиком. Или не нужны вообще.
Он говорил это так спокойно, так расчётливо, будто предлагал продегустировать йогурт в супермаркете. В его словах не было пошлости, только холодная деловая логика. И от этого было ещё противнее.
– Вы хотите купить меня за два миллиона? – спросила Аля, и в её голосе зазвенела сталь.
– Я предлагаю партнёрство, – поправил он. – На моих условиях. Вы свободны отказаться. Ваш дом уйдёт с молотка, а дочь будет расти с отцом, который демонстрирует ей, что такое "успех". Или вы принимаете правила игры и получаете шанс всё изменить. Выбор за вами.
Он посмотрел на часы.
– У вас есть два дня на раздумье. Мой номер у вас есть. – Он развернулся и пошёл к своему внедорожнику.
– Артём! – крикнула ему вдогонку Аля.
Он обернулся.
– Да?
– А вам не кажется, что то, что вы предлагаете – это просто более изощрённая форма унижения?
Он снова коротко улыбнулся. На этот раз в его улыбке было что-то печальное.
– Алёна, в бизнесе нет унижения. Есть цена и возможности. А всё остальное – лирика.
Он сел в машину и уехал, оставив их стоять на ветру с тремя коробками недопечённого хлеба и ультиматумом, который был хуже любого поражения.
Вика первая нарушила молчание.
– Аля... это же просто... это ужасно! Мы найдём другие деньги! Я одолжу, мама продаст что-нибудь...
Аля не слушала. Она смотрела на точку, где исчез чёрный внедорожник. Перед ней был выбор. Между потерей всего и потерей себя. Между шансом вернуть дочь и дом – и необходимостью заплатить за этот шанс самой собой.
Она повернулась, подняла одну из коробок и понесла её к машине.
– Поехали, Вика. Нам нужно печь хлеб. И думать.
Она ещё не знала, какой выбор сделает. Но она знала, что этот выбор навсегда разделит её жизнь на до и после.
11. Цена муки
Три коробки с булками стояли на заднем сиденье «Лады», наполняя салон душистым, горьковатым запахом дыма и неудачи. Аля вела машину молча, уставившись в убегающую под колёса ленту асфальта. Вика, прижавшись лбом к холодному стеклу, пыталась найти хоть какие-то слова, но все они казались плоскими и фальшивыми, как дешёвый грим.
– Может, он псих? – наконец выдохнула она, ломая тягостное молчание. – Нормальные люди так не делают. "Одна ночь"... Да за два ляма можно нанять модельное агентство на месяц! Это просто унижение.
Аля не ответила. Она просто вела машину, заворачивая на знакомую улицу. Унижение? Нет. То, что предложил Артём, было хуже. Это была холодная, расчётливая товарно-денежная операция. Проверка на прочность. Он покупал не её тело – он покупал её готовность переступить через себя. И самое ужасное, что в его извращённой логике это имело смысл. Он вкладывался в человека, который готов на всё ради цели. А что может быть большей демонстрацией целеустремленности, чем согласие на такие условия?
– Он проверяет, насколько я готова пасть, – тихо проговорила Аля, будто отвечая на свои мысли. – Чтобы понять, насколько я буду беспощадна к конкурентам. К нему. К самой себе.
– Это бред! – возмутилась Вика. – Мы найдём другие деньги. Я возьму кредит! У меня есть просмотры, я могу...
– На что, Вик? – Аля резко притормозила перед своим, нет, домом Ильи . – На новый миксер? На аренду помещения? На юридическое оформление, чтобы опека отстала? Тебе банк даст два миллиона под твои посты? Мне – без официального дохода? – Она выключила зажигание, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем остывающего двигателя. – Нет. Он это знает. Он знает, что у меня нет выбора.
Она вышла из машины. Утренний воздух был свеж и колок, но Аля его не чувствовала. Она чувствовала только тяжесть в ногах и ледяной ком в груди. Из-за забора доносился смех Сони. Высокий, звонкий, счастливый. Илья, должно быть, включил ей мультики или играл с ней. В уже-не-её доме.
Аля зашла в сад. Печь стояла холодная, почерневшая от вчерашнего пожара. Рядом валялась злополучная буржуйка с оторванной дверцей – памятник её провалу. На столе остались следы муки и несколько недоделанных булок, заветревшихся за ночь. Картина полного разгрома.
Она машинально подошла к миске, где осталось немного теста. Оно уже закисло, покрылось коркой. Она ткнула в него пальцем. Холодное, безжизненное. Как она сама.
Из-за угла вышла Маргарита Вениаминовна. На её лице была смесь укора и жалости.
– Ну что, дочка? Развезли свой хлеб? – спросила она, но по взгляду Али всё поняла. Лицо матери сразу помрачнело. – Опять ничего? Я же говорила, нечего было с этим аферистом связываться! Теперь ещё и слух по городу пойдёт, что Молчанова взятки булками раздаёт!
Аля промолчала. Какая разница, что пойдёт по городу? Главный слух уже летел по цифровым проводам: "Аля Молчанова не потянула заказ. Инвестор отказал". Илья наверняка уже знает. Он, как стервятник, чует слабость за версту.
Она прошла мимо матери в летнюю кухню, села на старый табурет и уставилась на телефон. Таймер показывал: 84 дня 4 часа 12 минут. Время текло сквозь пальцы, как песок. А вместе с ним утекали её шансы.
Она крутила в голове слова Артёма. "Без обязательств, без намёков на отношения. Проверка на совместимость". Что это меняло? Ничего. Это всё равно была проституция, просто прикрытая бизнес-терминами. Более изощрённая, более унизительная.
Но что было ее альтернативой? Смотреть, как дом уходит с молотка? Смотреть, как Соня привыкает жить с отцом, который покупает любовь игрушками? Смотреть, как её собственная жизнь превращается в жалкое существование между маминой хрущёвкой и дымящейся печью в саду?
Нет. Этого она не допустит.
Она взяла телефон и набрала сообщение. Пальцы дрожали.
"Артём. Ваши условия неприемлемы. Я не товар. Мой бизнес будет строиться на качестве хлеба, а не на качестве моей моральной гибкости. Спасибо за предложение. Молчанова Аля”.
Она не стала перечитывать. Просто нажала "Отправить". Сердце колотилось где-то в горле, но на душе стало легче. Пусть и пусто.
Через секунду телефон завибрировал: не Артём, Илья.
"Видел, что у тебя не вышло. Жаль. Дверь для обсуждения всё ещё открыта. Можешь прийти сегодня вечером. Соня скучает".
Аля зажмурилась. Он следил. Конечно, следил. У него, наверное, есть свой источник в администрации или у того же участкового. Он знал всё. И наслаждался её падением.
Она не ответила. Вместо этого встала, подошла к мешку с мукой и с силой дёрнула за верёвку. Мешок упал на стол, подняв облако белой пыли.
– Что ты делаешь? – испуганно спросила Вика, зайдя в кухню.
– Что делаю? – Аля с силой просеяла муку в чистый таз. – Замешиваю тесто. У нас есть заказы на сегодня? Нет? Значит, будем печь впрок. Раздадим соседям. Донесём до рынка. Как раз продадим булки, которые пекли для Артема. Сидеть сложа руки я не буду.
– Но, Аля, это же бессмысленно! – воскликнула Вика. – Нужен план! Нужны деньги!
– Деньги не упадут с неба! – резко оборвала её Аля. – А план простой: выжить. Выжить сегодня. Испечь хлеб сегодня. А завтра будет видно.
Она налила в муку воды и начала месить. Не как вчера – с яростью и отчаянием, а с холодной, методичной решимостью. Каждое движение было точным, выверенным. Она вбивала в тесто не злость, а стойкость.
Телефон снова завибрировал – на этот раз Артём. Не сообщение, а звонок. Аля вытерла руки о фартук и взяла трубку.
– Алёна, – его голос был спокоен. – Я получил ваш отказ. Уважаю. Но позвольте внести ясность. Моё предложение не было попыткой вас купить. Оно было попыткой понять, на что вы готовы ради своего дела. Вы ответили четко и достойно. Это многое говорит о вас как о человеке.
Аля молчала, не понимая, к чему он ведёт.
– Поэтому я меняю условия, – продолжил Артём. – Инвестиция остаётся прежней – два миллиона. Доля – 40%. Без всяких "ночей". Но с одним условием.
– Каким? – с подозрением спросила Аля.
– Вы начинаете не здесь, в саду. А в помещении. В том самом цеху на заводе "Прогресс", где мы встречались. Я его выкупаю. Ремонт и оборудование – за мной. Управление и производство – на вас. Первую прибыль мы пускаем на погашение вашего долга. Согласны?
Аля прислонилась лбом к прохладному косяку двери. Мир перевернулся с ног на голову за тридцать секунд. Это был шанс. Настоящий, чистый шанс. Без унижений, без двусмысленностей.
– Почему? – выдохнула она. – Почему вы передумали?
– Потому что человек, который предпочитает потерять всё, но не потерять себя, – это лучшая инвестиция, – просто сказал Артём. – Так вы со мной или нет?
Аля посмотрела на свои руки, испачканные в тесте. На печь. На дом, где сейчас наверняка играла и смеялась ее дочь. Она сделала глубокий вдох, в котором смешались запах хлеба и запах свободы.
– Да, – твёрдо сказала она. – Я с вами.
– Отлично. Встречаемся завтра в десять утра на заводе. Привозите свои лучшие рецепты. – Он положил трубку.
Аля опустила телефон. Вика смотрела на неё с замершим в глазах вопросом.
– Всё, – прошептала Аля. – Всё начинается по-настоящему. У нас будет пекарня.
12. Завод. Печь. Первый блин
Воздух в цеху завода «Прогресс» пахл пылью, ржавчиной и призраками старого производства. Аля стояла посреди бетонной пустоты, под высокими потолками, с которых свисали клочья какой-то изоляции, и чувствовала себя муравьём в соборе. Гигантское пространство поглощало звук её шагов, а из огромных, пыльных окон лился холодный утренний свет, подсвечивая миллионы пылинок, кружащихся в воздухе.
Рядом с ней, закутавшись в пуховую жилетку поверх пижамы с единорогами, ёжилась Вика.
– Ну и хоррор, – прошептала она, снимая панораму на телефон. – Прямо декорации к постапокалипсису. Хлеб будем выпекать или играть в выживание?
Аля не ответила. Она смотрела на Артёма, который, как хозяин, обходил территорию. Он стучал костяшками пальцев по кирпичным стенам, пинал ногой валявшиеся на полу керамические изоляторы, наверняка прикидывая масштабы предстоящих работ. Его движения были резкими, экономичными. Он не просто осматривал – он сканировал, оценивал.
– Фундамент целый, – гулко раздался его голос в тишине. – Коммуникации есть. Воду подведём к концу недели. Электричество – сложнее, но решаемо.
Он подошёл к ним, вытирая руки о джинсы. Его взгляд скользнул по испуганному лицу Вики и остановился на Але.
– Ну что, шеф-повар? Где будет ваше рабочее место?
Аля сделала шаг вперёд, заставив себя не робеть. Она обвела рукой пространство у стены, где когда-то, судя по следам на полу, стояло какое-то оборудование.
– Здесь. Площадь позволяет поставить две печи, стол для замеса, стеллажи для расстойки и зону упаковки. Нужно отгородить зону для мойки и склада муки. И… если хотим снимать для социальных сетей, то нужно будет орагизовать стол здесь, около окна. Чтобы был естественный свет.
Вика улыбнулась и показала палец вверх, Артём кивнул, достал телефон и начал что-то быстро печатать.
– Свет – будет. Печи заказал. Конвекционные, две штуки. Привезут через три дня. Пока будете готовиться к расширению производства. И прогревать аудиторию
– Осталась одна печь, – задумалась Аля. – Я думаю, можно испечь что-то для съемок, а потом предложить местным.
– Вот и отлично, – он снова коротко улыбнулся. – Проведете время с пользой.
Вика сощурила взгляд:
– А мы будто до этого штаны просиживали…
Артём посмотрел на неё, и его взгляд стал холоднее.
– Виктория, ваш контент – это ваша зона ответственности. Моя – инфраструктура. Я делаю "на вырост". Если вы хотите печь по три тысячи булок в день, вам нужны не тазики, а промышленные миксеры. А вы уже начили пиариться в интренете, и для бизнеса важно не испортить репутацию на самом старте. Понятно?
Вика закивала, но сделала шаг и спряталась за Алей. Аля почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Он был прав. Его деловой, почти бездушный подход был тем самым стабилизатором, который не давал её надежде превратиться в очередную авантюру.
– Понятно, – твёрдо сказала Аля. – Что делаем в первую очередь?
– Первое, – Артём ткнул пальцем в бетонный пол, – убираем этот хлам. Второе – моем и дезинфицируем всё до блеска. Третье – пока идёт ремонт, вы готовите ассортимент. Не три вида хлеба, а десять. Чтобы к открытию у нас было что показать. Я договорился о поставках муки трёх сортов. Ищем пекаря-технолога.
– Пекаря? – Аля нахмурилась. – Я сама…
– Вы – бренд, Алёна, – перебил он. – Лицо, идея, стратегия. Вы не можете стоять у печи по двенадцать часов в сутки, если хотите управлять бизнесом. Вам нужна команда.
Он был снова прав. Ужасно, невыносимо прав. Мысль о том, чтобы доверить своё "детище" кому-то чужому, была горькой пилюлей. Но это была пилюля, которую нужно было проглотить.
Следующие несколько дней пролетели в оглушительном вихре событий. Цех превратился в муравейник. Рабочие сносили перегородки, тянули провода, укладывали плитку. Артём появлялся на час-два, отдавал распоряжения, проверял сметы и уезжал. Аля и Вика, с помощью внезапно подоспевшей тёти Люды и ещё пары соседок, мыли стены, скребли полы и составляли списки всего необходимого.
Аля чувствовала себя дирижёром, который впервые в жизни взял в руки палочку и пытался управлять разросшимся оркестром. Она продолжала печь хлеб в своей старой печи, чтобы отснять как можно больше материала для будущих публикаций. Она засыпала на ходу, ела на бегу, а по ночам, в маминой хрущёвке, лихорадочно записывала рецепты, рассчитывала себестоимость и с ужасом думала о том, что через несколько дней ей придётся не просто печь, а управлять процессом.
Илья не напоминал о себе, но его присутствие ощущалось в каждом звонке мамы: "Илья купил Сонечке новый планшет", "Илья повёл её в аквапарк в области". Он не атаковал, скорее демонстрировал стабильность и достаток. И это било больнее, чем любые упрёки.
Наступил день, когда в цех привезли печи. Блестящие, огромные, похожие на космические корабли. Аля с замиранием сердца наблюдала, как их устанавливают, подключают, как загораются зелёные лампочки на панелях управления.
Артём, застав Алю за изучением очередной сметы, с лёгкой усталостью в голосе произнёс:
– Аля, хватит уже ломать голову над этими печами. Я взял их в лизинг. Это не капитальные затраты, которые съедают всю маржу, а арендные платежи, которые мы легко покроем текущими доходами. Так выгоднее для всех – ты не выливаешь все оборотные средства в железо, а я как инвестор минимизирую риски. Все в выигрыше.
Он сделал паузу, дав ей осмыслить сказанное, а затем добавил:
– И ещё один момент. Я нанял технолога, Сергея Петровича. Он с понедельника будет курировать всё производство. Он не только обучит Дениса и тебя тонкостям работы именно на этом оборудовании, но и возьмёт на себя всю техническую документацию. Составит и зарегистрирует все необходимые инструкции по эксплуатации, пропишет правила техники безопасности, поможет с сертификацией продукции. Тебе не придётся разрываться между тестом и бумагами – теперь у тебя есть для этого человек.
Аля, услышав новость, сначала замерла, а затем на её лице появилось сложное выражение – смесь облегчения и нового, профессионального любопытства.
– Лизинг... – медленно проговорила она, будто пробуя слово на вкус. – Это... действительно умно. Спасибо, Артём.
А когда в понедельник в цех вошёл Сергей Петрович – невысокий, седовласый мужчина со спокойными глазами и видавшим виды кейсом с инструментами, – Аля буквально превратилась в его тень. Первые несколько дней она ходила за ним по пятам, не стесняясь задавать вопросы, какими бы простыми они ни казались.
– Сергей Петрович, а почему именно ярусные? – не отставала она, пока технолог смазывал направляющие одной из печей. – Я просто привыкла к своей старой, она одна, всё как на ладони.
Сергей Петрович, не отрываясь от работы, терпеливо объяснил:
– Потому что они, Алёна Игоревна, – идеальный вариант для растущего производства. Каждый ярус – это независимая камера с собственным режимом. На одном уровне у вас может подниматься ржаной хлеб при низкой температуре, на другом – выпекаться булочки с корицей, а на третьем – томиться тот самый ваш цельнозерновой. Это гибкость. И при желании, – он одобряюще посмотрел на неё, – мы легко можем настроить один из ярусов под сдобную выпечку или даже небольшие кондитерские изделия. Места хватит.
Аля слушала, широко раскрыв глаза, и ей в голову сразу же начали приходить новые идеи. Она доставала свой испачканный мукой блокнот и лихорадочно что-то записывала.
Но больше всего Сергея Петровича поразило её отношение к рецептам. Она не просто показывала ему свои наработки – она советовалась, как технологически адаптировать "бабушкины" методы под новые мощности.
– Вот здесь, в ржаном, я добавляю немного солода для цвета и лёгкой сладости, – объясняла она, пока они пробовали новую партию. – Но в большой печи корочка наверняка получится грубее. Как вы думаете, что поможет сохранить нежность?
Сергей Петрович, привыкший к тому, что пекари ревностно охраняют свои секреты, был приятно удивлён. Он качал головой, делал пометки в своём планшете и давал советы по температуре и времени выпечки. Он видел в ней не просто упрямую предпринимательницу, а вдумчивого технолога, который хочет докопаться до сути. И Аля, впитывая его знания, понемногу начала чувствовать себя не авантюристкой в чужом цеху, а настоящим профессионалом, чьё оружие – это не только упрямство, но и понимание каждого винтика в сложном механизме её растущего бизнеса.
