Текст книги "Развод. Испеку себе любовь (СИ)"
Автор книги: Яна Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
13. Стройка
Порой, урывками засыпая на мамином диване, Аля ловила себя на мысли, что без Вики она бы давно сорвалась. Мысленно она возвращалась к подруге с чувством теплой, почти невыносимой благодарности. Вика не просто помогала – она перевезла сюда свою жизнь, бросив московскую съемную квартиру и бойкий ритм столицы. Теперь она ютилась в той же хрущёвке, на раскладушке в гостиной, терпя ворчание Маргариты Вениаминовны, которая то и дело качала головой:
– Две дурочки, одна другую стоит. Хлеб – он и в Африке хлеб, а вы тут империю строить вздумали!".
Но Вика лишь отмахивалась, её рыжие кудри разлетались в стороны.
– Ты не понимаешь, тётя Рита, это же катарсис! – смеялась она. – Я как раз с тем брокером своим порвала, который всё про "инвестиции в общее будущее" твердил, а сам в телефоне с подружками переписывался. А тут – реальное дело. Я негатив вымещаю, так еще и сколько треда физического – никакой фитнест не нужен. Ретрит на Бали отдыхает!
И правда, девушка проводила рядом с Алей всё время, превращая её борьбу в захватывающий сериал для своих подписчиков. Лишь раз она сорвалась на пару дней в Москву – на съёмки для рекламы косметики, – но уже через пару сутки писала: "Соскучилась по нашему мучному царству!". И на следующее утро была на пороге маминой квартиры.
И что удивительно, её аудитория, привыкшая к блеску столичной жизни, только радовалась такой резкой смене декораций. В комментариях пестрели восторженные отклики: "Жиза! Настоящая дружба – это про вас!", "Как же круто, что вы поддерживаете подругу не словами, а делом!", "Вик, ты наконец-то нашла свой настоящий контент – он пахнет хлебом!". Эта поддержка из цифрового пространства становилась ещё одним кирпичиком в стене, которую Аля с таким трудом возводила против всех бурь реального мира.
Однажды вечером, когда они на кухне разбирали очередную партию посуды после пробной выпечки, Вика, понизив голос, чтобы не слышала ворчащая перед телевизором в гостинной Маргарита Вениаминовна, лукаво подмигнула Але:
– Слушай, а ты вообще смотришь по сторонам? На нашего инвестора, например? – она внимательно посмотрела на Алю. – Мужик-то что надо. Не то что некоторые экс-супруги. И смотрит на тебя так... по-деловому, конечно, но с искоркой.
Аля чуть не выронила тарелку от неожиданности.
– Вить, что ты несешь! – прошептала она в ответ, чувствуя, как по щекам разливается краска. – У меня в жизни сейчас столько всего происходит, что даже думать об этом... преступно. Цех, долг, Соня... Мне бы со всем этим справиться.
Но позже, лёжа в темноте и глядя в потолок, слова подруги отозвались в ней неожиданным эхом. Она стала перебирать в памяти последние недели. И с удивлением осознала, сколько всего Артём для неё сделал. Он не просто вложил деньги. Он выкупил цех, чтобы дать ей стабильность. Нашёл и нанял технолога, чтобы снять с неё техническую нагрузку. Взял печи в лизинг, чтобы сохранить оборотные средства. Он вникал во все детали – от норм СанПиНа до просушки склада. Он вёл себя не как холодный инвестор, ждущий дивидендов, а как... партнёр. Оплот в её хаотичном мире. И впервые за долгое время в её перегруженной заботами голове мелькнула не просто благодарная, а тёплая, смущённая мысль: "А ведь он и правда... многое делает. И не только для бизнеса. Он будто хочет мне помочь… мне, как Але. Не бизнес-партнеру, а человеку ".
Решение о выкупе именно этого цеха, а не аренде какого-либо готового помещения, было стратегическим. Артём, с присущим ему прагматизмом, объяснил это так: "Аренда – это чужие стены и чужие правила. Мы будем вкладываться в ремонт, а потом владелец может решить продать здание или просто не продлить договор. Наш бизнес – это не ларёк с шаурмой, его нельзя перевозить с места на место. Производство должно иметь постоянный, предсказуемый адрес, особенно когда речь идет о сертификации, опеке и долгосрочных контрактах. Выкупив цех, мы получаем не просто площадь, мы получаем актив и полную свободу действий".
Вместе с Сергеем Петровичем Артем проверял каждый сантиметр на соответствие санитарным нормам: Сергей Петрович, вооружившись папкой с распечатками нормативов, прошелся по будущему цеху, указывая Артёму на критические точки: "Вот здесь нужна приточно-вытяжная вентиляция с таким-то воздухообменом. А здесь, смотрим требования, обязательное условие – зона мойки инвентаря с горячей и холодной водой должна быть отделена от производственной зоны. И освещениюна рабочих местах у печей и тестомесов нужны… ".
Артём не спорил, а лишь кивал, внося пометки в свой планшет, превращая требования нормативных актов в конкретные технические задания для строителей и монтажников. Он понимал, что любое отклонение от стандартов – это не только риск штрафов, но и потенциальный козырь для Ильи в его борьбе за опеку. Поэтому фраза "Сергей Петрович, сверимся с нормативами?" стала их ежедневным ритуалом, залогом того, что будущая пекарня будет не только успешной, но и безупречной с точки зрения закона.
Само превращение гигантского цеха в действующее производство напоминало сборку сложного конструктора с недостающими деталями.
– Мы с тобой не олигархи, чтобы выкупать весь завод разом, – как-то с усмешкой заметил Артём, осматривая приобретённую часть пространства. – Так что будем строить из того, что есть.
И он действительно умудрился, проявив чудеса инженерной смекалки, "выкроить" из площади цеха все необходимые функциональные зоны, почти не пожертвовав основным производственным пространством. Из лёгких сэндвич-панелей и старых кирпичных перегородок будто по волшебству выросли небольшой кабинет для бумаг со сейфом для документов, уголок для технолога Сергея Петровича и крохотная комната для персонала – проще говоря, раздевалка.
Им невероятно повезло с санузлом и подсобками – оказалось, что часть коммуникаций ещё жива, поэтому Артему очень быстро удалось оборудовать моечное помещение с мощной вытяжкой и кладовую для инвентаря, куда уже присматривали уборщицу. Из тех же сендвич-панелей команда рабочих соорудила два небольших скалада – один для сырья, другой для готовой продукции.
Каждый этап будущего производства обрёл своё место. В зоне просеивания муки установили мощный виброситовый просеиватель. Рядом, под яркими лампами, расположилась машина для замеса теста. Далее выстроились стол из нержавейки для деления теста на куски и еще один формования заготовок. Самой сложной зоной стала расстойка, где Артем разместил специальный шкафы с точным контролем температуры и влажности. И, конечно, сердце производства – зона выпекания, к которой подвели отдельные коммуникации и мощную вытяжку.
Бюджет проекта был жёстко ограничен, что заставляло искать максимально рациональные решения. Именно поэтому почти вся техника – и эта новость вызвала у Али волну облегчения и одобрения. Да, в итоге цех был оборудован достаточно минималистично, если не сказать скудно. Но, как уверял Артём, перечисляя возможности каждого аппарата, этого стартового набора было вполне достаточно, чтобы запустить процесс и начать зарабатывать. Главное – чтобы было отлажено ядро производства, тот самый полный цикл, который позволял печь качественный хлеб. Всё остальное, твердил он, глядя на горящие энтузиазмом глаза Али, они смогут докупить и развить, когда бизнес встанет на ноги. И она ему верила.
14. Глаза боятся, а руки тесто месят
С приближением старта производства остро встал вопрос о персонале. Сергей Петрович, сверяясь с технологическими картами, вывел минимальный штат: два пекаря-универсала в смену, один разнорабочий для погрузки-разгрузки и, конечно, уборщица для поддержания безупречной чистоты.
–Людей нужно искать немедленно, – констатировал технолог, – оборудование простаивать не должно.
Все необходимые документы для оформления Али в качестве индивидуального предпринимателя у Артема были готовы. Благодаря связям и оперативности Артёма, процесс регистрации пошёл в ускоренном режиме. Пока решался этот вопрос, Аля, вооружившись калькулятором и таблицами, провела расчёт операционных расходов. Цифры – арендные платежи за технику, будущие зарплаты, налоги, стоимость сырья и коммунальные платежи – вырисовывали пугающую, но чёткую сумму, которую пекарня должна была зарабатывать ежемесячно, чтобы остаться на плаву. Осознание этого впервые сделало предстоящий запуск по-настоящему осязаемым и ответственным.
На следующее утро Аля снова погрузилась в поиски персонала, разбирая скудные резюме и расставляя объявления на местных сайтах. Отложив телефон, она на мгновение задумалась о масштабе задачи, а потом решила заглянуть в цех для вдохновения. Решив, что две пары глаз справятся быстрее, Аля захватила с собой Вику. Та, не выпуская телефона из рук, с ходу включилась в процесс.
– Смотри, смотри! – оживлённо прошептала Вика, едва они переступили порог цеха. Она провела камерой по сияющим печам и аккуратным стеллажам. – Идеальный кадр, нужно запостить! "Наша фабрика грёз почти готова к старту. Ищем команду мечты! Кто с нами?" – тут же надиктовала она подходящий текст, уже публикуя видео.
Аля с улыбкой наблюдала за подругой. Этот немедленный, почти рефлекторный пиар был бесценен. Пока она сама видела в цехе лишь список задач и вакансий, Вика уже превращала их общее дело в захватывающую историю, которую с нетерпением ждали тысячи подписчиков. И в этом стремительном клипе, в этом восторженном шёпоте была своя, особая магия, которая заставляла верить, что всё действительно получится.
– Ну, – сказал Артём, появившись как всегда неожиданно. – Давайте запускаем пробную партию. Покажите, на что способна ваша команда.
Команда на данный момент состояла из неё самой и Вики, которая смотрела на печь с благоговейным ужасом. Соседка тетя Люда иногда приходила развлечь девочек новыми историями о внуках и приносила им перекусить. Сергей Петрович был поглощен бумагами. Аля глубоко вздохнула. Она провела рукой по гладкой, холодной поверхности печи. Это был одновременно её новый противник и её новый союзник.
Вика хмыкнула:
– Ну, босс, командуй.
Каждый день Аля думала, что ей очень повезло с подругой.
Она дала команду. Замесили тесто по старому, проверенному рецепту. Но в промышленном миксере оно вело себя иначе – быстрее, послушнее, бездушнее. Разделили на формовки. Отправили в расстойный шкаф. Аля нервно ходила по цеху, сверяясь с инструкцией к печи. Температура, время, пар…
Наконец, прозвучал сигнал. Партия готова к выпечке. Аля дрожащей рукой нажала кнопку. Массивная дверь печи плавно поднялась, выпустив волну сухого жара. Она задвинула противень с аккуратными, подошедшими буханками внутрь. Дверь закрылась.
Наступили самые долгие минуты в её жизни. Все молчали, уставившись на таймер. Вика снимала процесс, но даже она не решалась комментировать. Артём стоял в стороне, скрестив руки на груди, его лицо было невозмутимо.
Сигнал. Выпечка завершена. Аля снова нажала кнопку. Дверь открылась. И в цех повеяло волной знакомого, но какого-то слишком идеального, стерильного запаха свежего хлеба.
Она надела термостойкую рукавицу и извлекла противень. Буханки лежали ровными рядами. Идеально пропечённые, одинакового размера, с глянцевой, румяной корочкой. Как на картинке из учебника по хлебопечению.
– Ну? – с надеждой спросила Вика. – Пробуем?
Аля сняла одну буханку, положила на стол и осторожно надломила. Мякиш был пористым, эластичным, идеальной структуры. Он тянулся, как полагается. Она отломила кусок, дала Вике, и подошедшему Сергею Петровичу. Потом попробовала сама.
Хлеб был… вкусным. Правильным. Никаких претензий. Но в нём не было того, что было в её садовых караваях. Не было дымка, не было лёгкой кислинки живой закваски, не было следов её рук, её усилий. Это был продукт. Качественный, но бездушный.
– Отлично, – произнёс Артём, попробовав свой кусок. – Соответствует стандартам. Можно запускать линию.
– Подожди, – сказала Аля. Её голос прозвучал громче, чем она планировала. Все посмотрели на неё. – Это не тот хлеб.
Артём нахмурился: – Что не так? Технология соблюдена.
– Не в технологии дело. В душе. Этот хлеб… он как чай в пакетиках. Похоже, но не то. Нам нужна не идеальная конвейерная булка. Нам нужен… наш хлеб. Тот, который пахнет домом.
– Алёна, мы не в саду. Мы на производстве. Масштаб требует стандартизации.
– Тогда мы проиграем! – Аля ударила ладонью по столу. – Люди покупают не просто еду! Они покупают историю! Эмоцию! Запах дыма и воспоминания! Я не хочу выпускать безликий продукт!
В цеху повисла напряжённая тишина. Вика замерла с телефоном, тётя Люда испуганно переводила взгляд с Али на Артёма.
Артём молча смотрел на Алю. Его лицо было каменным. Потом он медленно подошёл к столу, взял ещё один кусок хлеба, внимательно его разглядел.
– И что вы предлагаете? – спросил он наконец. Его голос был спокоен, но в нём чувствовалась сталь.
– Я предлагаю не слепо копировать садовую печь, – сказала Аля, чувствуя, как сердце колотится где-то в висках. – Я предлагаю адаптировать наши рецепты. Использовать живую закваску, а не промышленные дрожжи. Добавить этап томления. Сделать так, чтобы у хлеба был характер. Да, он будет чуть менее предсказуемым. Но он будет нашим.
Она посмотрела ему прямо в глаза, бросая вызов. Это был её первый настоящий вызов ему как партнёру. Не отказ от унизительных условий, а отстаивание своей идеи на его территории.
Артём снова помолчал. Потом кивнул.
– Хорошо. У вас есть три дня. Приведите мне доказательства. Цифры. Расчёты рентабельности вашего "хлеба с душой" против конвейерного. И пробную партию, которую мы сможем отдать на слепую дегустацию фокус-группе. Если ваша идея окажется коммерчески жизнеспособной – делаем по-вашему. Если нет – по-моему. Договорились?
– Договорились, – выдохнула Аля, чувствуя, как с плеч сваливается тонна напряжения.
Он развернулся и ушёл, оставив их в цеху с противнем идеального, но безликого хлеба.
Вика первая нарушила молчание.
– Босс, ты сейчас была просто огонь! – прошептала она с восхищением. – Настоящая львица!
Аля не ответила. Она смотрела на свой "бездушный" хлеб. Она выиграла небольшую битву, но война только начиналась. Теперь ей нужно было не просто испечь хлеб. Ей нужно было доказать холодному, расчётливому инвестору, что душа – это не просто красивое слово, а самая ценная составляющая её бренда.
Она повернулась к печи, погладила её тёплую теперь уже дверцу.
– Ладно, красавица, – прошептала она. – Научимся дружить. Но по-моему.
И впервые за долгое время она почувствовала не ярость и не отчаяние, а азарт. Азарт творца, который вот-вот создаст нечто настоящее.
15. Тесто и слезы
Три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут. Именно столько времени отвела ей судьба – или Артём Кириллов, что в её нынешней реальности было почти одно и то же – чтобы доказать, что у хлеба может быть душа, а у бизнеса – лицо.
Цех завода "Прогресс" больше не напоминал постапокалиптический хоррор. Теперь он был похож на стройплощадку, где сталкиваются два будущего. В одном углу – блестящие, стерильные печи, символ эффективности Артёма. В другом – заляпанный мукой стол, банки с живой закваской, мешки с мукой разных сортов и пахнущие летом пучки чабреца и розмарина, собранные утром в саду. Символ её упрямства.
Аля стояла между этими двумя мирами, чувствуя себя мостом, который вот-вот рухнет под тяжестью ожиданий. Вика, напротив, была на подъёме. Она носилась между столами, снимая всё на телефон.
– Смотри-смотри! – кричала она, тыча объективом в банку с закваской, где пузырилась серая жижа. – Это же чистый контент! "Живая закваска против машинного духа". Хештег #битвастихий! Подписчики сходят с ума!
Аля молчала. Она не хотела "битвы". Она хотела синтеза. Но как объяснить это Артёму, который мыслил категориями рентабельности и KPI? Как объяснить это самой себе, когда счётчик тикал, а долг в два миллиона висел дамокловым мечом?
Она взяла в руки блокнот с расчётами. Цифры не лгали. Конвейерный хлеб был дешевле в производстве, быстрее, предсказуемее. Её "живой" хлеб требовал больше времени, больше ручного труда, больше риска – одна неудачная партия закваски, и всё можно было выбрасывать. Но зато… зато он был единственным, что отличало её от любой другой пекарни в области.
– Ладно, – прошептала она, закатывая рукава. – Поехали.
Первый день она посвятила закваске. Нужно было не просто оживить бабушкин рецепт, но и сделать его стабильным, способным выдержать масштаб. Она смешивала разные виды муки, добавляла виноградный сок для активности, поддерживала строгий температурный режим. Это была алхимия, а не производство.
Вика снимала крупным планом её руки, испачканные в липкой массе.
– Расскажи, что ты чувствуешь, – просила она, стараясь, чтобы голос звучал как у ведущей кулинарного шоу.
– Я чувствую, что у меня болят плечи, а до дедлайна осталось два дня, – сухо ответила Аля, но тут же поймала себя. Это был неправильный ответ. Люди хотели романтики, а не правды. Она вздохнула и поправилась: – Я чувствую, как в этой массе просыпается жизнь. Как будто я не просто замешиваю тесто, а договариваюсь с ним. Прошу его помочь мне.
Это была чистая правда, просто облачённая в другие слова. И это сработало. Комментарии в прямом эфире посыпались как из рога изобилия: "Какая красота!", "Я плачу!", "Обязательно попробую!".
Второй день ушёл на эксперименты с рецептами. Аля пекла мини-буханки: классическую ржаную, пшеничную с чабрецом, цельнозерновую с солодом, даже гречневую – на пробу. Каждую она взвешивала, записывала параметры выпечки, дегустировала, заставляя дегустировать Вику и тётю Люду, которую Артём на время "командировал" в её распоряжение.
– Эта кислит, – морщилась тётя Люда, пробуя ржаную.
– А эта сладковата, – добавляла Вика. – Как будто мёд добавили.
– Это не мёд, – объясняла Аля, записывая замечания. – Это солод. Он даёт такую ноту.
Она чувствовала себя учёным, проводящим рискованный эксперимент. Но учёный обычно работает в лаборатории, а не под пристальным взглядом Артема, который может в любой момент войти и спросить: "Ну, где ваша рентабельность?".
Вечером второго дня он и появился. И не один, а с Сергеем Петровичем.
Сергей Петрович молча осмотрел её "лабораторию", покосился на банки с закваской, пощупал муку.
– Дрожжи где? – его первый вопрос прозвучал слишком осуждающе.
– Я на закваске, – ответила Аля.
– Закваска – это непредсказуемо, Аленушка, – фыркнул технолог. – Для массового производства не годится. Нужны стабильные дрожжи. И улучшители. Чтобы мякиш был пышный, а корочка глянцевая.
Аля почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это был её худший страх – превратить свой хлеб в безликий батон из супермаркета.
– Я не хочу улучшителей, – твёрдо сказала она. – Я хочу натуральный продукт.
– Натуральный – значит, дорогой и нестабильный, – парировал Сергей Петрович, обращаясь к Артёму. – Рентабельность упадёт на двадцать процентов как минимум.
Артём смотрел на Алю, его лицо было невозмутимо.
– Вы слышите, Алёна? – спросил он. – Это – голос разума.
– Это – голос конвейера, – возразила она. – А я продаю не хлеб. Я продаю историю. Вкус детства. Запах дома.
– Дом – это не бизнес-модель, – холодно заметил Артём.
– А почему нет? – вдруг вступилась Вика, подходя ближе со своим телефоном. – Смотрите! – она ткнула в экран. – Только за сегодня мне пришло тридцать сообщений с вопросом, когда откроется ваша пекарня. Люди хотят именно этот хлеб! Тот, что с душой! Они готовы платить за него больше!
Артём взял телефон, пролистал комментарии. Его лицо не выражало ничего.
– Энтузиазм – это хорошо, – сказал он, возвращая телефон. – Но энтузиазм проходит. А цифры – остаются. У вас есть ещё сутки. Принесите мне цифры. И хлеб, который пройдёт слепую дегустацию.
Он развернулся и ушёл вместе с технологом. Аля осталась стоять посреди цеха, чувствуя, как её уверенность тает с каждой секундой.
Ночь перед дедлайном она провела одна. Вика уснула в раздевалке, укрывшись курткой. Тётя Люда ушла домой. Аля сидела за столом, перед ней горел ноутбук, а вокруг стояли десятки буханок – результат трёхдневных трудов.
Она сводила цифры. Себестоимость её хлеба была выше. Время производства – дольше. Риск брака – значительнее. По всем законам бизнеса, Артём был прав. Её идея была коммерчески безумной.
Она взяла в руки одну из буханок – ту, что с чабрецом. Она была неидеальной, чуть кривоватой, с потрескавшейся корочкой. Она разломила её. Мякиш был неровным, с крупными, неравномерными порами. Он пах дымком, травой и чем-то неуловимо родным.
Она закрыла глаза и вспомнила лицо дочери. Вчера она смогла немного поболтать с Соней по видеосвязи, и дочка спросила: "Мама, а когда ты испечёшь тот хлеб, который пахнет бабушким садом?"
И тут её осенило. Она искала не те цифры. Она пыталась доказать рентабельность там, где нужно было доказать ценность. Разницу между ценой и стоимостью.
Она открыла новый файл и начала писать. Не отчёт, а манифест. О том, почему в мире, полном одинаковых вещей, люди готовы платить за уникальность. О том, что лояльность клиента нельзя купить за низкую цену, но можно заработать за счёт подлинности. Она приводила примеры из своей прошлой жизни в брендинге, вспоминала успешные кейсы нишевых продуктов, которые захватывали рынок именно благодаря своей аутентичности.
Она писала всю ночь. А под утро, когда первые лучи солнца упали на клавиатуру, она встала, взяла три самые лучшие, на её взгляд, буханки и поставила их в ряд. Ржаную, с чабрецом и цельнозерновую.
Она не знала, убедит ли это Артёма. Но она знала, что сказала всё, что могла. И сделала всё, что было в её силах.
Аля посмотрела на спящую Вику, на пустой цех, на свои руки в муке. Завтра будет бой. Но сегодня она была как никогда уверена в своём продукте. В своём хлебе и в себе. На секунду Аля подумала, что это в ней говорит усталость и недосып, но отступать было некуда. Она отправила Артёму короткое сообщение: "Утром в десять. Дегустация готова. И расчёты тоже".
Ответ пришёл почти мгновенно, хотя на часах было пять утра: "Жду. Не опаздывайте".
Аля выключила свет и вышла на улицу. Воздух был холодным и чистым. Где-то вдали пели птицы. Она сделала глубокий вдох. Пахло хлебом. Её хлебом. И в этом запахе была вся её надежда.
