Текст книги "Собрание сочинений Яна Ларри. Том второй"

Автор книги: Ян Ларри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Кран посадил Кука и Кукки на ящик с турбиной, и машина двинулась от станции.

Видишь машину? Она ползет, словно черепаха, потому что совсем нелегко передвигать такую тяжесть. Ну и турбина эта, надо сказать, оказалась не только тяжелой, но и очень капризной. Всю дорогу она охала, всю дорогу жаловалась.

– Охти мне, осторожнее! – пыхтела она. – Совсем измучили. Как же работать я буду?

Машина тащила турбину надрываясь, а она сидела, как барыня, кряхтела да охала.

И вдруг один из рабочих заметил Кука и Кукки.

– Братцы! – засмеялся он. – Смотрите, что за диво! То-то я думаю, почему так тяжело машинам. А ведь это же все из-за лишнего груза.

Кук выпрямился и заявил важно:

– Мы – знаменитые путешественники. Лично я – Гроза морских чудовищ, но когда у меня бывает свободное время, я помогаю разным кранам! Башенным и Подъемным!

Но рабочий не понимал языка игрушек. Он взял Кука и Кукки и под общий смех других рабочих поставил их посреди дороги.

– Вот стойте тут! – сказал он. – Стойте и командуйте движением.

Все засмеялись и побежали догонять турбину. А Кукки и Кук остались на большой дороге. Одни!

– Опять пересадка! – вздохнула Кукки.

Кук посмотрел на сестренку, потрогал нос и произнес задумчиво:

– Кажется, – сказал он, – меня назначили начальником дороги.

– А почему?

– Странный вопрос! – пожал плечами Кук. – Разве ты не слышала, как я сказал, что они имеют дело с Грозой морских чудовищ? Вот потому и назначили меня охранять дорогу… Но что это, Кукки? – показал он рукой на маленькую елочку в стороне от дороги. – Не кокосовая ли это пальма? Ну-ка, пойдем посмотрим, как растут кокосы?

– А это уже дальняя страна?

– По-моему, дальше уж и ехать некуда! – сказал Кук. – Мы так давно путешествуем, что наверняка приехали в самую дальнюю страну. Пойдем посмотрим!

8

Наши путешественники свернули с дороги и зашагали по вспаханному полю к одинокой маленькой елочке на пригорке. Но лишь только стали подходить к ней, как со всех сторон послышались радостные, светлые голоса:

– Добрый день, Гроза чудовищ!

– Добрый день, Благородная путешественница!

Кукки так удивилась, что раскрыла рот.

– Кто это, Кук?

Кук повел головой вправо, потом влево, но кругом лежала только перепаханная черная земля. Это было просто удивительно.

– Эй, – крикнул Кук, – кто приветствует нас? Где вы прячетесь?

И светлые голоса ответили радостно:

– Мы здесь! Мы – в земле! Мы не прячемся, мы лежим и потихоньку растворяемся.

– Ничего не понимаю, – рассердился Кук. – Кто вы? Почему лежите в земле, для чего растворяетесь, объясните толком. Я ничего не понимаю.

– Ах, – зашумели голоса вокруг. – Да мы же – Удобрение. Неужели вы забыли нас? Мы так приятно провели с вами время в дороге. Помните?

Кук важно кивнул головой:

– Да, да! Я помню! Но что вы тут делаете?

– Как что? Наше дело лежать в земле и растворяться.

– И это вам нравится?

– Очень, очень нравится! Когда растворимся, мы войдем в пшеницу, в рожь, ячмень, в кукурузу и заставим их дать хороший, отличный урожай.

– Хорошо! – сказал Кук. – Лежите и растворяйтесь. Не возражаю. Хотя я не совсем понимаю, почему вы лежите, когда можно ходить и на каждом шагу встречать интересные приключения.

– Ах! – прошептали из земли крупинки и комочки. – Мы же не такие храбрые, как вы и ваша сестра.

– Ну, я-то не очень люблю приключения, – сказала Кукки.

– Это правда, – подтвердил Кук, – она изрядная трусиха. Но, до свидания, уважаемое Удобрение. Нам надо спешить. – И Кук с сестренкой зашагали по полю навстречу новым приключениям. А они как будто только и поджидали их.

Прямо на отважных путешественников из-за пригорка выползло ужасное страшилище.

– Ой, Кук, – завизжала Кукки, прячась за спину братца, – опять нападают! Спаси меня!

Но Кук просто остолбенел, просто одеревенел от ужаса. Таких чудовищ ему не приходилось встречать. Он хотел было бежать, но где спрячешься в поле? Да и не так просто было бежать, когда в него вцепилась сестренка. Кук только замахал руками на чудовище.

– А ну, прочь! – крикнул он дрожащим голосом. – Вот я тебя! В поррр-р-рошок изотр-р-р-у! Тр-р-р-ронь! Попр-р-рро-буй! Тр-р-р-ронь!

Но ты видишь, на кого кричит Кук? И ты смеешься, конечно. Да и в самом деле смешно! Трусишка Кук кричит с перепугу на самый обыкновенный трактор.

А трактор надвигается все ближе и ближе. Но тут трактористка заметила Кука и Кукки. Она свернула в сторону, чтобы не раздавить отважных путешественников, и проехала мимо.

– Ага! – лязгнул зубами Кук. – Испугалось! Удираешь!

– Не трогай его! – умоляюще сказала Кукки.

– Ну нет! – расхрабрился Кук. – Я ему покажу!

Трактор остановился. Трактористка спрыгнула на землю, взяла в руки Кука и Кукки и обрадовалась:

– Ой, какие миленькие, какие славненькие! То-то мои ребята обрадуются, когда я подарю им этих куколок! – И она посадила путешественников на трактор.

– Сидите! – сказала трактористка. – Поедем домой! Познакомлю вас с моими малышами.

– Она что-то говорит, – сказала Кукки, прислушиваясь к словам трактористки.

Но шум трактора заглушал слова, поэтому Кук почти ничего не понял, но неудобно же ему было признаться в этом, и он сказал важно:

– Просит отпустить! Говорит, больше не тронет нас.

– Чудовище испугалось тебя? Да, Кук?

– Еще бы, – засмеялся храбрец, – ведь я же взял его в плен! Неужели ты не видишь? Странно! Сидишь верхом на покоренном мною чудовище и ничего не понимаешь. Эх ты!

– А что ты с ним собираешься делать?

– Еще и сам не знаю! Подумаю! Может быть, отпущу на волю, а может быть, буду путешествовать на нем.

А пока он думал, трактористка пришла домой и подарила Кука и Кукки своим славным краснощеким ребятам. Это были мальчик и девочка. Галочка и Толик.

Галочка стала нянчить Кука и Кукки, приговаривая:

– Бай, бай! Баю-бай! Я вам кашки сварю, молочком напою!

– Дай-ка мне их! – сказал Толик. – Я сделаю из них два чижика! Будем в чижик играть!

– Как не стыдно, – сказала Галочка, – мало тебе палок для чижиков. Такие красивые куколки, а ты хочешь изрезать их на чижики.

– Кто красивые? – засмеялся Толик. – Смотри, какой нос. Давай я ему хоть нос построгаю!

Кук так и замер от страха!

– Я не позволю! – закричал он.

Но ребята не понимали языка кукол. Галочка сказала:

– Это будут наши дети! Мы станем учить их, а когда они вырастут – разрешим им работать на тракторе.

Она подняла с земли палку и протянула ее Толику:

– Вот, можешь сделать чижик из этой палки.

Кук, конечно, не знал, что такое чижики, но когда Толик начал строгать палку ножом, он понял, от какой беды спасла его и Кукки добрая Галочка.

– Ужасно противный мальчишка! – сказал Кук. – Не понимаю, зачем только появляются на свет такие безобразники.

– Но девочка, кажется, очень добрая! – сказала Кукки.

– Может быть, может быть! – проворчал Кук. – Но вообще-то надо удирать отсюда! Никаких хороших приключений тут, пожалуй, не предвидится.

Но удрать теперь было не так просто. Да и Кукки не хотела расставаться со своей новой приятельницей, с Галочкой.

Славная девочка сшила для Кукки одно красивое платье из красного шелка, другое из мягкого бархата, третье из настоящего капрона с золотыми лентами, а ножки Кукки обула в новые туфельки.

Однако опасения Кука были не напрасны. Толик и в самом деле решил сделать из него чижик. Мальчишке показалось, что это будет самый красивый чижик во всем колхозе.

И вот как-то раз, когда Галочка ушла, Толик вытащил из игрушечной кроватки Кука и Кукки и помчался с ними подальше от дома, чтобы в укромном местечке превратить Кука и Кукки в чижики.

– Вот я сейчас, сейчас, – бормотал Толик, прижимая путешественников к груди, – сейчас я сделаю вам ножичком чик-чик, и вы будете самыми знаменитыми чижиками.

– Я не хочу, – кричал Кук, – пусти меня! Не хочу быть знаменитым!

– Я не понимаю, Кук, – сказала Кукки. – Ты все время искал приключений, а теперь, когда попал в самое интересное приключение, кричишь и хнычешь.

– Какое же это приключение?

– По-моему, это будет самое удивительное приключение. С превращениями!

– Ты называешь это приключением, когда собираются отрезать у меня красивый нос, затесать руки и ноги. Спасибо тебе за такие приключения!

– Но ты же превратишься в чижик!

– Не хочу я ни в кого превращаться, – захныкал Кук.

Толик прибежал к обрывистому берегу, осмотрелся: не видит ли его кто, а потом положил Кука и Кукки на траву и вытащил из кармана большой острый нож.

– Пропали, – заревел Кук во весь голос. – О, если бы я знал, чем кончится путешествие, никогда бы не ушел с витрины! О, мой нос! Прощай, мой нос! Прощай, Кукки!

Кукки встала на колени и протянула ручки к Толику.

– Пощадите! – прошептала она. – Мой братец такой хороший, такой храбрый, и он так любит путешествовать. Сделайте чижик из меня, а его отпустите.

– Нет, нет! – закричал Кук. – Я совсем не такой хороший, Кукки. Ты думала, я спасал тебя от смерти, а на самом деле я… я… я… Пусть он сделает из меня чижик, а ты должна жить. Слушайте, добрый, славный, сладкий мальчик, – обратился Кук к Толику, – не превращайте мою сестренку в чижик! Отпустите ее!

А Толик внимания не обращал на Кука и Кукки.

Он сидел, поджав ноги, и старательно точил нож о камень. Каждый, кто делает чижики, отлично знает, почему нож должен быть очень острым. Нож так и ходил о камень взад и вперед, взад и вперед: «Вжик, вжик! Вжик, вжик!»

А бравый Кук катался по земле, размазывая по лицу слезы и громко рыдая. Кукки сначала утешала братца, но когда поняла, что его уже ничем не утешить, прошептала:

– Разве горю помогают слезы? Надо что-то делать! Но что? Надо бы посоветоваться. Но с кем?

– Со мною! – прохрипел вдруг рядом задыхающийся голос.

– Ой, кто это?

– Это я! – хрипло отозвался тот же голос. – Башмак Толика! Взгляни на его ноги.

Кукки посмотрела на ноги Толика и увидела на его правой ноге башмак. Башмак не то усмехался, не то собирался кусаться.

– Ах! – сказала Кукки. – Вы что-то хотели посоветовать нам!

– И посоветовать и помочь! Пусть твой братец-плакса перестанет хныкать. Терпеть не могу плакс. Не плакать надо, а головой работать. Я спасу вас!

– Да? – обрадовался Кук, поспешно вытирая слезы. – А как?

– Вот так, – сказал Башмак и столкнул Кука и Кукки с обрыва в реку.

– Ой, что я наделал! – вскочил Толик. – Ну зачем я положил их так близко к обрыву?

Он побежал вдоль берега, но спуститься с него к воде было трудно, да и бесполезно. Сильное течение подхватило Кука и Кукки и помчало с такой быстротой, что скоро скрылись из виду и Толик и обрывистый берег, на котором он стоял.

– Где он? – закричал Кук, когда увидел, что опасность миновала. – Держи меня, Кукки, я сейчас сделаю из него…

Но, увидев глаза Кукки и ее укоризненную улыбку, пробормотал:

– Да, да, сейчас сделаю… Что сделаю? А сделаю, конечно, компресс на голову. Я уже заметил, что стоит мне чуть-чуть помочить голову, как она разбухает и в ней появляются очень интересные мысли…

Помолчав немного, он сказал:

– Все хорошо, что хорошо кончается! И знаешь, Кукки, мне надоели уже опасные приключения. Пожалуй, теперь нам можно путешествовать просто так… Без приключений.

9

Но разве какое-нибудь путешествие обходится без приключений?

Река несла и несла наших путешественников, и за каждым поворотом реки их поджидали опасные и забавные приключения. Но Кук и Кукки проплывали мимо, и приключения оставались для других путешественников. И так все складывалось, быть может, потому, что для Кука и Кукки было приготовлено самое удивительное приключение у песчаной отмели, где стояла на берегу красивая машина «Волга», а ее пассажиры купались в реке.

Лишь только Кук и Кукки подплыли ближе, как молодые веселые голоса купающихся закричали:

– Смотрите! Кто-то плывет!

И тотчас же наперерез отважным путешественникам поплыли наперегонки веселые люди.

Первым настиг Кука и Кукки человек с такой же черной бородой, как лакированные сапоги храбреца.

– Кажется, я спас от смерти двух утопающих! – захохотал бородатый.

С шутками и смехом все вылезли из воды, оделись и сели в машину.

– Славно покупались! – сказал бородатый. – Поехали, товарищи! Нам надо успеть к запуску ракеты. Вперед!

Кука и Кукки посадили у ветрового стекла, и «Волга» помчалась с такой быстротой, что перед глазами замелькали, сливаясь, и поля, и телеграфные столбы, и деревья.

– Фьюрлить! – свистнул Кук. – На такой машине я готов ехать, пока она не остановится.

«Волга» скоро свернула с дороги и помчалась по огромному полю, а тут, посреди поля, стояла высокая башня, а может быть, труба, и только верхний конец у нее был выструган, как у чижика. Вокруг этого странного чижика толпились люди. По-видимому, здесь происходило что-то необыкновенное.

«Волга» остановилась. Бородатый схватил Кука и Кукки и закричал весело:

– А вот и два космонавта! Смотрите, какой у него космический нос! Специально для полетов к звездам и планетам. Нет, в самом деле, товарищи, почему бы не отправить их хотя бы на Марс? Если на Марсе есть люди, они с удовольствием посмотрят на такого молодца. Это же межпланетный красавец!

Все засмеялись, а человек в больших роговых очках взял Кука и Кукки и сказал:

– Что за прелестные игрушки! Подарите-ка их мне! Для моей внучки!

– Дарю! – закричал бородатый. – Дарю, профессор! Берите! Но с условием: вместо этих красавцев полетит ваша внучка.

Профессор улыбнулся.

– Что ж, – сказал он, – когда подрастет – непременно полетит! Уже и сейчас моя внучка спрашивает все время – скоро ли мы построим для нее ракету?

Профессор положил Кука и Кукки в карман, поправил очки на носу и спросил:

– Ну? Готова ли ракета к полету?

Но, стоп, стоп, стоп!

А ты-то знаешь, что такое космическая ракета?

Не знаешь?

Тогда посмотри на нее!

Художник для того и нарисовал на этой странице космическую ракету, чтобы ты мог познакомиться с ней и чтоб тебе было видно, кто летит с ракетой. Художник нарочно оставил открытыми маленькие окошки ракеты, поэтому ты можешь рассматривать пассажиров хоть весь день.

Взгляни на этих двух собачек.

Они летят на Луну и ужасно волнуются.

Почему волнуются, ты хочешь знать?

Ну, как тебе сказать? Возможно, потому, что с ними не летит художник, и собачки не знают, кто же нарисует их, когда они высадятся на Луне, а может быть, потому, что не привыкли путешествовать.

Неизвестно. Никто не знает.

Но собачки напрасно волнуются. Вместе с ними отправятся на Луну и люди. А уж ты-то непременно побываешь там. Для тебя и для твоих друзей Семилетка давно строит небесные корабли, и как только ты подрастешь, могучая сила рявкнет: «Пф-фар-р-к!» – и ты помчишься в небо быстрее молнии.

Но все-таки ты запомни, как выглядят собачки, и на всякий случай познакомься с ними.

Когда ты прилетишь на Луну, они уже не залают на тебя, не укусят, а подойдут, понюхают, повиляют хвостиками и скажут по-своему, по-собачьи:

– О, как мы рады, что на Земле выросли такие хорошие ребята!

Но мы еще не простились с Куком и Кукки, а они, как видишь, посматривают на ракету из кармана профессора и, кажется, спорят.

Ну, конечно, спорят.

– Не пущу, Кук! Не смей! Сиди смирно! – кричит Кукки, удерживая храброго братца.

А Кук смотрит на космическую ракету, не спуская с нее восторженных взглядов.

– О, – стонет Кук, – вот это приключение! Клянусь лакированными сапогами, это уже будет у меня самое настоящее, самое опасное приключение. Пусти, – рвется он из рук Кукки. – Я никогда еще не был на Луне.

– Ах, Кук!

– Ни слова больше! Лечу и никаких «ах»! – и Кук начал карабкаться, проворно выбираясь из кармана профессора.

– Кук, милый, ну что тебе нужно на Луне?

– Молча-а-а-ать! – страшным голосом крикнул Кук. – Кто я? Мужчина или трусливая девчонка? Даешь Луну!

Он уже выбрался из кармана и приготовился прыгнуть на землю, но тут профессор опустил руку и осадил нашего храбреца, засунув его в карман поглубже.

– Фьюрлить! – свистнул Кук, найдя дырочку в кармане профессора. – Вот неплохая дверь. За мной, Кукки! – и нырнул головой вниз.

– Ах, – вскрикнула Кукки, падая с братцем на землю.

– Вперед! – закричал Кук. – Нас ждут еще такие приключения, каких ни одна Луна не увидит!

И Кук помчался вперед, увлекая за собою сестренку и весело посвистывая:

– Фьюрлить! Фьюрлить! Фьюрлить!

ГРУСТНЫЕ И СМЕШНЫЕ ИСТОРИИ О МАЛЕНЬКИХ ЛЮДЯХ

Юрка

I

Юрке девять лет, и хотя такой возраст очень даже неприличный для сознательного пионера, но в этом Юрка совсем не виноват.

Во-первых, Юрку никто не спрашивал, когда он хочет родиться, а во-вторых, он знал доподлинно, что слезами горю не поможешь.

Эту обиду он носил в своем сердце так, как и надлежит сознательному пионеру: молча и не жалуясь.

Правда, временами обида становилась нестерпимо острой и колючей, – что чаще всего случалось по субботним вечерам, когда отец начинал рассказывать после ужина о годах гражданской войны, о битвах и походах – вместе с Красной Армией – в степях Кубани и Дона, – тогда Юрка завистливо глядел в отцовский рот и думал с досадой:

«Ну, ах как задается этот отец… Ах, как он отчаянно хвастает!..» – и, презрительно шмыгая носом, вставлял небрежно:

– Гм… жаль, что я в ту пору был еще непригодным для борьбы… Право, жаль!.. Мне думается, парочку генеральских полков мне удалось бы разогнать… Как ты думаешь?..

Отец на это ничего не отвечает, – он улыбается, смотрит с каким-то особенным вниманием поверх Юркиной головы в угол, где точно лев с седою гривой висит мудрый Маркс, и левой рукой треплет Кадета – серую дворняжку, допущенную в комнаты за прежние заслуги в Красной Армии.

У Кадета пробито правое ухо, уничтожен при помощи кипятка когда-то пушистый хвост, а все собачье лукавство вселилось в левое око, ввиду совершенного отсутствия в надлежащем месте правого глаза.

Кадет любит вспоминать эпоху гражданской войны, но, не имея природных данных передать свои впечатления и воспоминания общепринятым способом, Кадет имеет привычку вспоминать прошлое изумительно тонким визгом.

Подобные собачьи излияния отец называет:

– Мемуары[1]1
  Мемуары – воспоминания.


[Закрыть] Кадета.

И, представьте, какая-то облезлая собака с откушенным хвостом и всяческими недостатками имеет собственные мемуары о великих боях, а он – Юрка – даже во сне ничего такого не видел.

Ну, уж большей обиды для своего пионерского сердца Юрка никак не мог представить, а потому ходил по дому с сильно потревоженной душой.

Порою покой Юрки мутила завлекательная книга «Красные дьяволята», в которой описывались удивительные приключения двух подростков, геройски сражавшихся с врагами рабочих.

После чтения «Красных дьяволят» Юрка с мрачной решимостью спускался во двор и открывал партизанские действия против Жоржиков и Сержей – сыновей торговцев, считая их – на законных основаниях – злейшей белогвардейщиной.

Он загонял их за мусорный ящик и молча бил «контрреволюцию» по носу, пока из ноздрей не показывалась густая краска, а совершив правосудие, исчезал с быстротой партизанского отряда.

Временами Юркина душа просила великого исхода. В эти дни он собирал войска, разбивал их на красных и белых и открывал во дворе самые решительные сражения, покрывая неувядаемой славой оружие красных «героев».

Правда, «белые» упорно не хотели признавать себя белыми, но это им помогало очень мало – Юрка истреблял «белых» беспощадно, не считаясь с дипломатическими увертками «врагов», истреблял так ревностно, что после сражений на поле битвы оставались только раненые и побитые; брать в плен Юрка считал ниже своего достоинства.

Выбранный общим собранием «славных буденновцев» на должность командарма всеми вооруженными силами жилкоопа «Надежда», Юрка, присвоив себе фамилию – Юрий Железняк, командовал всеми партизанскими силами двора с присущей Юрке доблестью и в битвах не щадил своего носа и жизни.

Были и огорчения у Юрия Железняка.

– Ну сами подумайте, разве не станет больно на душе, когда самые «настоящие белые» – Жоржики и Сержи отказываются принимать участие в великих сражениях классов?

Жоржики и Сержи очень хорошо знали, как пахнет порох, а потому исчезали со двора задолго до открытия военных действий.

А жаль! Это были бы самые добросовестные белые.

Отказываясь от открытых действий, они вели против Юрки самую гнусную агитацию, подрывая его авторитет, как командарма, на каждом шагу.

– Юрка, дрянная фигурка! – кричали они, подпрыгивая на одной ножке и показывая командарму чрезвычайно оскорбительный язык.

А так как Юрка обладал революционной и смелой душой, то он не мог спокойно отнестись к этому проявлению «контрреволюции» и искоренял зло самым добросовестным образом.

Однажды, во время последнего и решительного боя под лестницей, Юрка почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его и понесли вверх по лестнице. Оглянувшись, он увидел добродушное лицо отца и глаза, полные укоризны и упрека:

– Э, парень, так нельзя… Где ж это видано, чтобы сознательный пионер занимался дракой… Ишь, гусь какой…

Юрка здорово-таки сконфузился, но все-таки попытался сохранить чистоту своих позиций дипломатической фразой:

– Да-а… А если они нэпы, так, по-твоему выходит, их нельзя истреблять?..

– Чудак ты! – улыбнулся отец. – Однако не смей больше драться… Нехорошо так…

Юрка нахмурился и, взглянув на своего малосознательного отца, буркнул недовольно:

– Ладно!..

II

В комнатах летом невыносимо скучно.

Солнце целыми днями лежит ленивыми, дымящимися полосами на белом полу и переливается пыльной радугой.

От солнца пол становится горячим, и в комнатах к полудню густо, качается духота.

Мать с утра бренчит на кухне посудой и нехотя поругивается с бабушкой, а перед скучающими глазами Юрки бьется о стекло глупая муха и наполняет комнату противным жужжаньем.

Юрке она ужасно надоела; он берет муху двумя пальцами и кидает с удовлетворением в серебристые сети паука.

– Пусть паучок подкормится, – беззвучно шепчет Юрка и чувствует, что мухи ему совсем не жалко, а вот – ни столечко…

Не считая вполне удобным для себя присутствовать у паука на завтраке без приглашения, Юрка тихонько качает головой, отходит к окну и задумывается…

Ну, вот – удивительно, как странно устроена жизнь. Взять хотя бы Юрку к примеру: активист, стопроцентный общественник, не любитель сидеть сложа руки и самый что ни на есть пионер из пионеров, вынужден капитулировать перед летним бездельем и задавать себе тоскливые вопросы:

– Что делать?.. Куда б пойти?.. Что бы это устроить?..

Ах, как скучно Юрке!.. Ах, как скучно…

А главное – и дома нечего делать.

Портреты царской семьи, что хранит у себя бабушка в сундуке, – давно уже замазаны мучным клейстером, косточки «ерусалимских великомучеников» заменены двумя костями неизвестного барана, и за старенькой ризой вместо иконы чудотворного Николы давным-давно красуется портрет славного казака – Кузьмы Крючкова.

Когда бабушка бьет земные поклоны перед «святителем» Крючковым, Юрка осторожно просовывает в дверную щель свой пионерский нос и с любопытством следит за бабушкой и за Крючковым, и Юрке кажется, что Кузьма дергает разудало усом и подмигивает бабушке поочередно то одним, то другим казацким глазом.

Перед обедом Юрка решает смастерить книжную полку и, не откладывая решения в долгий ящик, приносит из кухни топор, из сарая доски, а с чердака длинные и невероятно ржавые гвозди.

Шум юркинских работ привлекает не в меру любопытную бабушку в комнату, где тотчас же разряжается атмосфера и воздух наливается бабушкиным гневом.

– Фу ты, неугомонный, – сердится бабушка, – ну, и чего это ты новое баловство в комнате придумал?.. Чего, спрашивается?.. Сор разводить по комнате?..

А Юрка улыбается презрительно:

– Вообще вы, товарищ бабушка, зря волнуетесь… Мне нужна книжная полка, вот я и делаю…

– Выкину! Все равно выкину, – угрожает бабушка, – не допущу сору в доме!.. Слышишь, ты?

– Эх, бабушка, товарищ бабушка, – качает Юрка укоризненно головой, – совсем вы, как погляжу я, – отсталый элемент… Жаль мне вас, очень жаль, но…

– Я вот тебе покажу, как старших себя элементом называть, – ворчит бабушка, – погоди, придет отец-то, он тебе вспорет твой элемент… будешь ты бабушку ругать…

– Отсталая вы женщина, – отмахивается Юрка, – здесь, можно сказать, человек целый день трудится над хозяйственным строительством, а вы такую бюрократию разводите!

Вечером отец подсаживается к Юрке и справляется озабоченно:

– Как дела-то у тебя?

Юрка жмет плечами:

– Ясно, что хорошо… Полочку вот делаю!

– Гм… А без полочки нельзя обойтись?

– Как же это без полочки? – удивляется Юрка. – А книги-то куда же класть?

Отец думает, кряхтит, морщит лоб и со вздохом произносит:

– А может, купим готовую?

– Не надо, – отмахивается Юрка, – я сам – своею собственной рукой устрою…

– Ну, ну, – встает отец, – делай как знаешь… Бабушка там что-то на тебя жалуется! Ты смотри, Юрка… Все-таки, как-никак, а старуха она…

Юрка досадливо морщит лоб:

– Уж очень несознательная она; совсем отсталое поколение!

– Ну, ну, – смеется отец, – а как ты ругал ее?

– Да я ее и не ругал вовсе… Я сказал, что она есть отсталый элемент; а если она не хочет быть несознательной, пусть запишется в женотдел…

III

Шел дождь.

Юрка лежал на подоконнике и с большим интересом наблюдал, как лопаются водяные пузыри, выскакивающие белыми – выкаченными – глазами мути на поверхности луж.

Интересное занятие, по всем признакам, обещало затянуться на весьма продолжительное время, если бы внимательный Юркин глаз не заприметил у водосточной трубы оборванного малыша, который очень смешно подпрыгивал на своих коротеньких ножках и, выбивая зубами лихорадку, свирепо дул в посиневшие руки, сложенные перед носом в жалкую горсточку.

– Эй, что ты делаешь? – окликнул его Юрка.

Малыш приподнял голову вверх и высунул было до половины свой язык (в виде ответа или по другим причинам – неизвестно), но, очевидно раздумав, тотчас же втянул его обратно и, щелкнув зубами, прохрипел жалобно:

– Мопсом меня звать… Беспризорник я…

– Мопсом? – удивился Юрка. – Разве ты собака, что так зовешься?

– Это – по-уличному так, а в общем – Колькой кличут… Колькой Киселевым… Не слыхал, наверно?.. Да где ж тебе слыхать! Ты мне вот что скажи – по душе только: папиросы, нет ли папироски у тебя? С утра не курил сегодня!..

Юрка удивленно открыл рот и полез пальцем в нос.

– Ты, значит, куришь по-настоящему?.. Такой маленький, да ведь это же вредно… Очень вредно… Ты не кури, слышишь?.. Мальчикам нельзя курить!

– Холодно – вот и курим, – сказал Мопс, – и вообще согревает оно мозгу человеческую, и в грудях от него теплеет, дым-то: горячий он… Наберешь его в грудь и – держишь… Хо-ро-шо!

Мопс щелкнул зубами и деловито осведомился:

– А насчет шамовки? Не имеется случайно? Хлебца там или еще чего?

– Надо у бабушки спросить, – сказал Юрка и, взглянув на Мопса, подмигнул ему левым глазом, – ух, смешная.

– Кто? – поинтересовался Мопс.

– А бабушка… Да ты лезь сюда, – пригласил Юрка Мопса, – давай-ка руку… Гимнастику знаешь?.. Ну?..

Мопс нерешительно подошел к открытому окну, потоптался на месте и, не обращая никакого внимания на протянутую руку Юркиной помощи, погрузился в глубокое размышление.

– Ну же, – нетерпеливо крикнул Юрка, – лезь, быстро!

– А…

– Два… Говорят лезь, – значит… Вот несознательность… тоже… Лезь, – торопил Юрка, – ну и тяжелый же ты, – делился он впечатлениями, втаскивая Мопса за руку в комнату.

– Это ботинки мамкины, покойницы… Ботинки чижелые, – оправдывался Мопс…

…Прошло не более пяти минут, а Мопс уже расположился в комнате и уплетал за обе щеки принесенный Юркой хлеб с хрустящими, вкусными шкварками.

– Ты себе ешь… Не стесняйся! – потчевал радушно Юрко. Мало будет, еще принесу…

– Хватит… Мы непривычные, чтобы помногу… От больших кусков кишка может лопнуть…

– Какая?

– А гузеная, какая ж еще?.. Ты про кишку не слыхал, поди?.. Видишь ты, а у человека есть она – кишка, значит… Пищу пропустить наскрозь иль для других надобностей… а только есть!

– А желудок?

– Нету… Кишка только есть в человеке…

Начался спор.

Беседа приняла настолько оживленный характер, что бабушкины любопытные уши, желая узнать, с кем это спорит Юрка, пришли в комнату.

– Что это?.. Батюшки-светы, да никак… это что за новость? Откуда ты? Что тебе тут надо?

– Я… я… Мопс! – забормотал испуганно Мопс и вскочил на ноги, приготовляясь в крайнем случае смазать хорошенько лыжи.

– Тьфу ты, – плюнула бабушка, – и в кого только такой самоправный мальчишка родился… Зачем ты его впустил сюда?

Юрка с сожалением посмотрел на бабушку и степенно ответил ей:

– Вы не волнуйтесь, бабушка, это беспризорный. То есть раньше был беспризорным, а теперь он останется жить со мной!

Все это было сказано с непоколебимой твердостью и достаточной внушительностью.

– Что?

Бабушка сделала такие глаза, которые менее всего нравились Юрке, и, кашляя и перхая, закричала хрипло:

– Вон!.. Вон… Сейчас же вон… Да ты что это? Ты с ума сошел?

– Ничуть…

– Для беспризорных дома есть, для них…

– Это для других, а для Мопса найдется у нас место и все равно – темно уж и гроза начинается!

Действительно, – в летних сумерках плавало тяжелое дыхание близкой грозы, а редкие вспышки молнии оголяли мрак до синевы.

– Уходи… Уходи, – кричала бабушка, наступая на Мопса, – поел и – хватит! Пошел, пошел! Нечего тут!

– Бабушка, – завизжал Юрка, – я ему дал честное пионерское слово, что он останется…

– Тьфу! Тьфу ты, озорной мальчишка… Да ты это что? Ты в своем доме, чтобы так распоряжаться?

– Мопс останется со мной! – сказал Юрка твердо, схватив за рукав беспризорного.

– Твой Мопс не останется здесь, – покраснела бабушка и, схватив скалку, направилась с решительным видом в сторону Мопса.

– Не бойся! – крикнул Юрка, но Мопс обнаружил постыдную неустойчивость и, не ожидая бабушки, выскочил в окно.

Мимо окон пошла гроза с шумным ливнем и ветром.

– Ой, – вскрикнул Юрка, бросаясь к окну, – как же мое слово?.. Мо-о-о-о-опс!

Вместо ответа в оконные стекла хлестнул косой ливень.

– Мо-о-о-опс!

– Закрой окно, баловник! – крикнула бабушка, но Юрка, вместо того чтобы закрыть окно, еще шире распахнул ставни, вскочил на подоконник, прыгнул из окна под проливные потоки дождя и побежал в темь, оглашая воздух криками.

– Мо-о-о-о-опс! – вспыхнуло где-то далеко и влево, но было уже трудно разобрать: Юркин это голос иль нет…

Голос потонул в громовых раскатах грозы и в шуме обильного дождя…

…………………………………………………………………………………………………………………………………

…………………………………………………………………………………………………………………………………

Когда Юрка начал выздоравливать, за окнами уже шевелились – под суровым дыханьем декабрьских ветров – белые сугробы зимы и в комнате было светло по-особенному – по-зимнему, декабрьскому.

С того времени, как Юрка и Колька были найдены Кадетом – оба плачущие и продрогшие – у стены кирпичного завода, утекло много воды. Мопс определенно к лучшему изменил свой вид, а пионерский галстук придавал его фигуре некоторую, так сказать, значительность.