Текст книги "Историки Курского края: Биографический словарь"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 50 страниц)

На заседании кафедры, кроме её членов, присутствовали и студенты-филологи. В условиях проработочных кампаний, куда вовлекались комсомольцы и коммунисты без различий их возраста и образования, то был шаг предусмотрительный. Выступившие под занавес заседания студенты в своём большинстве поддержали старших товарищей. Так, «студентка первого курса Бобовникова» была «согласна с положениями П. И. Бульбанюка. Учебник труден для понимания студентами». Студент второго курса С. Зильберберг «считает, что… проф. Тимофеев упрощает вопрос о возникновении и развитии социалистического реализма как художественного метода».

Только один из участников того заседания пошёл против течения и осмелился не покривить против совести. Студент второго курса А. Попов взял под защиту профессора Тимофеева. «В его учебнике, – не побоялся заявить этот студент, – много приводится хороших примеров, которые охватывают мировую литературу. Недостатком учебника является то, что нет чётких определений, обобщений, выводов, которые необходимы для студентов… Но в общем учебник написан интересно и даёт много нового».[157]157
  Там же. Л. 5–5 об.
  Тот второкурсник, уже будучи профессором кафедры русского языка Курского государственного университета, Александр Сергеевич Попов признался на склоне своих лет, что помнит то заседание, не помнит своих смелых высказываний.


[Закрыть] Думал ли второкурсник, что архив сохранит стенограмму его смелых речей и их прочтут будущие поколения исследователей истории советской литературы?

На следующем заседании кафедры, 9 февраля 1949 г. с основным докладом пришлось выступать её заведующему. На пике инспирированной Сталиным «борьбы с космополитизмом» литературному критику Баскевичу пришлось высказаться «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Провинциальный доцент подтверждает установочные оценки общепартийной газеты «Правды» о том, что «Юзовский, Гурвич, Борщаговский, Альтман, Бояджиев, Малюгин и др. в театральной критике, Суббоцкий, Дайреджиев и др. в литературной в течение многих лет с эстетских буржуазных позиций охаивали всё передовое в советской литературе и искусстве». А именно, «обрушивались на гордость русского искусства МХАТ, Малый театр, защищая и проповедуя формализм в искусстве». Оказывается, их «эстетизм – форма космополитизма. Эстету нет дела до патриотических задач советского народа, он чужд советской национальной гордости, эстет не живёт жизнью нашего народа. Эти критики и являются космополитами, представителя буржуазного эстетизма».[158]158
  Там же. Л. 14–14 об.


[Закрыть] Попутно Баскевич кается в том, что и сам он «не всегда достаточно критично относился к работе Юзовского «Драматургия Горького»» и обещает пересмотреть институтские программы по советской литературе, чтобы там и следа не осталось от ссылок на публикации «эстетов-космополитов». От них и так, как на перекличке заключённых, остались на памяти их подневольных, но ретивых гонителей одни фамилии. Александр Борщаговский, Григорий Бояджиев, Абрам Гурвич, Леонид Малюгин, Ефим Холодов, Яков Варшавский, Иосиф Юзовский, Иоганн Альтман и иже с ними.

На этом заседании больше никто не выступал. Не самый худший образец того, что потом воспринималось как «полубезумные сборища начала 1949 г., их угар, бессердечие и низость…»[159]159
  Борщаговский А. Записки баловня судьбы. М., 1991. С. 26.


[Закрыть] Заклинания И. З. против «безродных космополитов» и его клятвы на верность «советскому социалистическому строю» помогли ему, но не во всём. Места заведующего кафедрой он лишился надолго. На этом посту его сменил коллега с более подходящей в тех условиях фамилией – доцент Василий Дмитриевич Ахромеев. Его доклад «Буржуазный космополитизм и в литературе и наши задачи» 23 марта 1949 г. разжалованный в простые преподаватели Баскевич «считает бесспорным, очень серьёзным». Ещё бы – новый заведующий обнаружил, что «космополиты пролезли в вузы и там отравляли своими тенденциями нашу молодёжь». Чтобы оторваться от столь смертоносной компании, Баскевич детализирует свои ошибки: «1) Рассматривал творчество А. М. Горького почти так же, как Л. И. Тимофеев, т. е. Горький как социалистический реалист выступает только с «Матери». Это неправильно. Горький вступает на путь социалистического реализма гораздо раньше… В 1892 г. были все основания для перехода к социалистическому реализму;

2) Рекомендовал книгу Юзовского» студентам. Провозгласив, что он «все ошибки свои исправил», бывший фронтовик предлагает всем коллегам по кафедре и дальше «вскрывать ошибки, а не замазывать их». Для начала он пристёгивает к «группе антипартийных критиков» всё того же «козла отпущения» – профессора Тимофеева. Как говорилось раньше, «учебник Тимофеева порочен, но в печати об этом нигде нет. В таких случаях мы должны пользоваться партийной критикой, а не впадать в панику. Надо критически подходить ко всему и опираться на партийную критику».[160]160
  Протоколы заседаний кафедры литературы за 1948–1949 гг. Л. 18.


[Закрыть]

После смерти Сталина обстановка в стране, в том числе в школе, стала, конечно, посвободнее, но идеологическое ухо приходилось держать востро и тогда. В 1956 г. в очередной автобиографии для институтского отдела кадров Баскевич после перечисления своих военных и гражданских заслуг вынужден отметить: «Имею выговор по партийной линии за «скрытие от партии судимости отца за спекуляцию и лишения [его] избирательных прав». Партийное собрание КГПИ постановило снять выговор, но РК КПСС этого решения ещё не утвердил».[161]161
  Личное дело И. З. Баскевича. Л. 54 об.


[Закрыть]

Трудно сказать, что скорее привело нашего героя к хронической болезни сердца – посекший его грудь немецкий осколок или такие вот проработки год за годом после победы, в окружении соратников.

В связи с только что изложенными событиями коснёмся пресловутого «пятого пункта» (тогдашних служебных анкет). Деликатный, но существенный вопрос представляет собой национальность героя моего очерка. Как известно, антисемитизм и в царской России, и в СССР был распространён не только на уровне социальной психологии разных общественных слоёв, но время от времени вплетался в политику государства. Многие евреи вынуждены были маскировать своё происхождение, принимая более или менее русифицированные псевдонимы. Отдадим должное Баскевичу – он не стал заниматься подобной мимикрией, не переименовался в, допустим, «Александра Семеновича». Должно быть, сохранить первородство помогли ему фронтовые заслуги – полученные за них в конце концов орден и медали наглядно опровергали обывательские оценки типа тех, что запечатлены ироническим стихом Б. А. Слуцкого: «Иван воюет в окопе / Абрам торгует в рабкопе.». И. З. Баскевич своей кровью защитил ту землю, где он прожил всю свою жизнь и в которой похоронен (Припомним, что эмиграция в Израиль в 1970-е, а особенно в 1980-е – 1990-е гг. шла уже полным ходом). К нему относились с неизменным уважением все коллеги и студенты, хотя, что греха таить, некие антисемитские «закидоны» кое у кого из них и встречались.

Протоколы заседаний кафедры и совета факультета, где трудился доцент Баскевич, сохранили исключительно уважительные отзывы о его лекциях, семинарских занятиях, об отношении к нему студентов. Он читал курсы русской литературы XX века, советской литературы; теории литературы. Вот запротоколированные в 1975 г. отзывы наиболее авторитетных представителей той же кафедры при очередном переизбрании Исаака Зельмановича на пятилетний срок. Доцент А. Е. Кедровский: «И.З. – человек широко эрудированный. Он глубоко знает литературу, много читает, он в курсе всех вопросов, которые выдвигает жизнь». Тогдашний заведующий кафедрой И. М. Тойбин: «Защитить докторскую диссертацию ему ещё не удалось, но по знаниям он стоит на докторском уровне. И.З. иногда казалось, что руководство кафедры к нему относится с предвзятым мнением. У меня лично этой предвзятости нет. Я старался не загружать его мелочными поручениями, но не всегда это получалось».

Тем не менее груз мучительных лет, боевые шрамы с годами всё чаще давали себя знать. От одного учебного года к другому всё больше рабочих дней проводил Баскевич на больничном бюллетене. В ректорате относились к недугам ветерана вроде бы с пониманием – учебную нагрузку ему неизменно сокращали, во внеочередные отпуска для лечения отпускали. Однако вскоре по достижении пенсионного срока, в 1979 г. он уходит на пенсию. С благодарностью ректора «за 33-летнюю безупречную работу в Институте». Правда, его уговорили вернуться ещё на год, но с 1 августа 1980 г. И. З. Баскевич на заслуженном отдыхе. Два-три раза его приглашали на родной факультет в качестве председателя Государственной экзаменационной комиссии. На этом педагогическая карьера заслуженного доцента завершилась.

А вот научно-литературная его работа неожиданно активизировалась. Как видно из сказанного, Баскевич вёл литературоведческие разыскания всегда; не оставил их и на пенсии, ставши уже полным инвалидом и страдая многими тяжкими недугами. Должно быть, помогал налаженный в семье быт. Женился он довольно поздно, уже 1950-е гг. Супруга – Клавдия Николаевна работала в областной заочной школе Курска. Две дочери – Татьяна и Марина радовали родителей своими способностями. Для историографа ещё важнее, наверное, что, оставив за спиной надежды на докторскую степень и профессорство, Исаак Зельманович раскрепостился внутренне. Ему, наконец, открылась область, где он сумел реализовать все свои способности и прежние наработки филолога – литературное краеведение. А на пороге пенсии можно было не оглядываться на мнение коллег и парткома; брежневский «застой» должен был показаться ветерану военных и идеологических битв временем «вегетарианским».

Курск и куряне в истории отечественной словесности – вот чему посвятил наш автор последний отрезок своей научной деятельности. Вот где пригодилась его богатая изданиями классиков библиотека. Вот в связи с чем он смог окунуться в соответствующие фонды областного архива и найти в них весьма колоритную по своей специальности фактуру. Так сложился весьма цельный сборник очерков и этюдов, которому суждено было стать для этого автора Книгой всей его жизни. Оказывается, её он и писал всю жизнь, учитывая, как разные писатели отзывались о Курске, какие впечатления они получили от посещения этого города, как люди и природа Соловьиного края отразились в их произведениях. В сборник полноправно вошли очерки и о хорошо знакомых ему М. Горьком, прочих пролетарских писателях, и обо всех тех, кого он раньше «читал в стол», а не для лекций и пропагандистских брошюр. Теперь об И. З. Баскевиче можно и нужно помнить именно как авторе первой книги по литературной истории Курского края.[162]162
  Баскевич И. З. Курские вечера. Литературно-краеведческие очерки и этюды. Воронеж, Центрально-Черноземное книжное изд-во, 1979. 208 с.


[Закрыть] Эта книга не пылилась зря на полках городских и районных библиотек Курской области – она читалась, перечитывалась, вела все новые поколения учеников, учителей, студентов, краеведов к пониманию места их малой родины в русской культуре.

Как всякий образец истинной эссеистики, «Курские вечера» полны авторских, а значит и читательских открытий. О хорошо знакомых всем получившим образование прозаиках, драматургах и поэтах узнаёшь немало свежего, неожиданного, глянув на их творчество «с курских высот», как выразился Исаак Зельманович. Ещё больше в этой же книге новых для большинства читателей имён, полу– или совсем забытых, но воскресающих за строкой архивного документа или раритетного сборника, разысканных и истолкованных нашим автором.

Отдельные авторские суждения сегодня, в другой общественнополитической обстановке, воспринимаются как упрощённые, идеологизированные. Но не эти «родимые пятна» советского литературоведения задают в «Курских вечерах» тон. Одни из курских сюжетов российской словесности в этой книге практически исчерпаны, а другие только обозначены, открыты для монографического продолжения. Сам автор успел развить и аргументировать гипотезу губернского журналиста А. А. Танкова о курских прототипах «Слова о полку Игореве», о связи его возможного автора с Курском.[163]163
  Баскевич И. З. «А мои-то куряне – опытные воины…» Взгляд на «Слово о полку Игореве» с курских высот. Курск, «Крона», 1983.


[Закрыть] Фетовская тема получила достойное продолжение уже после И. З. Баскевича, в цикле научно-литературных чтений, проводимых с 1980-х гг. в Воробьёвском имении поэта, ставшего теперь сельской школой. Другие региональные аспекты отечественного литературоведения ждут заинтересованных исследователей. Такова судьба всякого творческого достижения в науке и искусстве – пролагать пути в будущее, не умирать вместе со своим основоположником. У И. З. Баскевича не оказалось своих прямых учеников, но все те, кто займётся литературной историей Курского края, ощутят себя преемниками рафинированной мысли и отточенного эстетического чувства этого автора.

Одна из характеристик гуманитарной науки – её аллергия на попытки фальсифицировать свою проблематику. Уже на склоне лет И.З. свой талант полемиста применил, наконец, по назначению. В целом ряде газетных статей и заметок на краеведческие темы он успешно противостоял неквалифицированным измышлениям слабо подготовленных, увлекающихся фантастическими догадками «краеведов».[164]164
  Баскевич И. З. Кто они – курские «къмети» // Русская речь. 1987. № 4; Курск от Сурска далече // Курская правда. 1991. 21 ноября; Красивые легенды и грубые факты // Городские известия. 1992. № 119–120.


[Закрыть]

Таким образом, Исаак Зельманович Баскевич стал одним из немногих курян, кто продемонстрировал реальную возможность плодотворного союза гуманитарной науки и исторического краеведения. Напомню, что такой альянс оказался было разорван в условиях советской «культурной революции». И его воссоздание стало заслугой тех представителей советской интеллигенции, кто нашёл в себе духовные силы к свободному мышлению, которое подавлялось почти всю их сознательную жизнь. Литературовед И. З. Баскевич в конце концов своей трудной творческой биографии написал о наших писателях как настоящий писатель. Поэтому его читали и будут читать.

16
ОБЛАСТНАЯ АРХЕОЛОГИЯ В ЧЁРНО-БЕЛУЮ ПОЛОСКУ

(О разграблении курских памятников археологии в 1990-е – 2000-е гг.)[165]165
  Публикуется впервые.


[Закрыть]

Заголовок моего сообщения перекликается с названием книги, посвящённой критике так называемой «фольк-хистори», – «История России в мелкий горошек». Её авторы справедливо расценивают псевдоисторические опусы, заполонившие читательское и зрительское внимание, как «глобальный вред для ума» и «урон для культуры» (Володихин, Елисеева, Олейников, 1998. С. 8). Ситуация с общественной трансляцией археологического знания складывается похожая, только, на мой взгляд, гораздо более опасная. Ведь на ниве памятников археологии теория (то есть информация о них) сегодня прямо и всё интенсивнее переходит в варварскую практику их самовольного поиска, разрушения и разграбления. Между тем позиция и учёного сообщества, и государственных органов, и средств массовой информации в отношении так называемой «чёрной археологии» остаётся, к сожалению, до сих пор по преимуществу пассивной. Больше того, в целом ряде случаев происходит вольное или невольное сращивание, так сказать резонанс, идейный и организационный, официальной и «теневой», криминальной археологии. Метафорой столь противоестественного, «полосатого как зебра кентавра» служит заглавие настоящего письма в редакцию.

Ранее мои возражения против криминальной археологии в Курской области публиковались журналом «Российская археология» в материалах «круглого стола» «Незаконные раскопки и археологическое наследие России» (Щавелёв, 2002. С. 85–89).

В ответ на эту публикацию А. В. Зорин от лица директора и учёного секретаря Курского областного музея археологии высказал на страницах «Российской археологии» свою аргументацию в пользу того, что учёным и музейным работникам необходимо общение с «чёрными археологами». Доводы сводятся к тезису: ради спасения для науки информации о ценных, нередко уникальных находках приходится консультировать грабителей, принимать на экспертизу их находки, не мешать их разрушительной деятельности (Стародубцев, Зорин, Шпилёв, 2004).

А в следующем выпуске журнала была опубликована диаметрально противоположная зоринской по своим выводам и аргументам статья В. С. Флёрова. Эти выводы и аргументы полностью совпадают с моей позицией, обнародованной на упомянутом «круглом столе» 2002 г. В. С. Флёров абсолютно верно призывает нас признать: «. Соучастие учёного в торговле древностями – это вопрос не только юридический, но и профессиональной этики». Цитируется «Кодекс профессиональной этики» Международного совета музеев за 1986 г. В частности: «Музейные работники не должны атрибутировать или иным путём определять аутентичность предметов, в отношении которых может возникнуть подозрение, что они нелегально или незаконно приобретены.» (Флёров, 2004. С. 121).

Редакция «Российской археологии» должна теперь определиться, на чьей она стороне, – упомянутых курских археологов, настаивающих на своём праве сотрудничества с «чёрными археологами» в обмен на информацию об их находках, или В. С. Флёрова, требующего предавать профессиональном остракизму тех коллег, кто на практике следует примеру А. В. Зорина и его курских соратников, наладивших постоянное сотрудничество с грабителями памятников.

Жизнь, как мне представляется, рассудила наше разногласие. Чтобы доказать это, снова, как и на упомянутом «круглом столе», заменю свою прямую речь цитатой. Вот что пишет публикатор новых монетных находок: «Опасность складывающейся ситуации состоит не только в том, что, меняя владельцев, монеты безвозвратно теряют «паспортные данные» о своём происхождении, но и в том, что вымышленные сведения о месте обнаружения сребреников могут попадать в научную литературу. В качестве примера можно привести публикацию в журнале «Российская археология» (№ 1 за 2004 г.), где приведены недостоверные сведения о находках двух сребреников князя Владимира в Курской области (Стародубцев, Зорин, Шпилёв, 2004. С. 120). Информация об одной из монет почерпнута на сайте «Кладоискатель Черноземья», где было указано неверное место её обнаружения (близ д. Банищи) для направления по ложному следу конкурирующих кладоискателей из других регионов. В случае с другим сребреником, публиковавшимся ранее в журнале «Нумизматический альманах» (Молчанов, Селезнёв, 2000. С. 15–16) и якобы найденном на Бесединском (Ратском) городище в Курском районе, сама подлинность монеты вызывает большие сомнения» (Зайцев, 2007. С. 6).

Не об этом ли я предупреждал на «круглом столе» 2004 г. и других своих публикациях последующих лет? Об этом самом – нельзя верить «чёрным археологам»; они то и дело обманывают музейных работников относительно мест и обстоятельств своих находок; могут их фальсифицировать; утаивают от музеев самые ценные находки, чтобы продать их подальше и подороже.

В процитированной работе В. В. Зайцева содержится наблюдение, которое почти экспериментально подтверждает, археологи каких регионов нашей страны теснее всего ассоциированы с грабителями памятников старины, и к чему это приводит. За последние 10–15 лет, отмечает этот автор, количество находок древнейших русских монет X–XI вв. в сравнении с предыдущими годами значительно возросло. «Значительная часть. монет происходит с территории современных Брянской и Курской областей Российской Федерации» (Зайцев, 2007. С. 7). Находки сребреников в этих областях случались и раньше, но в последние годы их количество резко воз-росло. Однако большая их часть известна лишь по фотографиям в Интернете, на сайтах торговли антиквариатом.

Комментируя наблюдение учёного нумизмата, добавлю: ещё бы не возрасти числу находок, а вместе с тем и пропаж для науки и музеев древнейших монет России, если курские и брянские археологи братаются с грабителями культурного слоя!.. Их сотрудничество выражается, по крайней мере, в следующих формах:

• пассивное отношение к замеченным участниками официальных раскопок на охраняемой территории лицам с металлодетекторами (их приглашают в гости, к экспедиционному столу, расспрашивают о находках и т. д.);

• консультации и экспертиза незаконно выкопанных из культурного слоя вещей;

• публикация изображений награбленных вещей в своих работах;

• приобретение и бесконтрольное использование металлоискателей в официальных экспедициях по открытым листам.

В качестве примера всего только что сказанного приведу заявление такого рода: «Краеведом из Курчатова А. А. Катуниным в осыпях склонов городища собраны представительные материалы, которые он передал в Курский государственный университет» (Енуков, 2005. С. 263; рис. – С. 265–266).

Умолчанию подвергаются «методы» сбора – использование «краеведом» металлоискателя и, соответственно, лопаты для вырывания засечённых под землей вещиц. Судя по большому числу и малой величине находок, культурного слоя на упомянутом городище «краеведом» было перелопачено немало (найдены наконечники стрел и копья, 14 бляшек от ременной гарнитуры, серебряный перстень).

«За кадром» цитаты остаётся и тот несомненный факт, согласно которому и упомянутый грабитель, и многие его «коллеги» по криминальной «археологии» идут по областным памятникам археологии уже не выборочно, а систематически – пользуясь приобретённой у тех же музейных археологов картой этих памятников. Следовательно, вскорости в Курской области уже не останется памятников старины с неповреждённым культурным слоем.

Сомнительные находки с кладоискательских сайтов обильно фигурируют также среди иллюстраций к «Очеркам истории Курского края с древнейших времён до XVII в.» (Стародубцев, Зорин, Шпилёв, Щеглова, 2008. С. 268, 280, 292, многие др.). Причём повторяются злонамеренно ошибочные локализации монетных и прочих криминальных находок, вроде вышеупомянутых В.В. Зайцевым.

В иных случаях истинное происхождение и местонахождение вещей из грабительских «раскопок» авторами «Очерков» умалчивается (например, «печать., XV–XVI вв., серебро, д. Липино (Октябрьский район Курской области)» (Там же, С. 371, рис. 72, 1). В других случаях глухо упоминаются «дары» соответствующего коллекционера награбленных древностей. Вот характерный пассаж: «К ордынскому времени относятся найденные там же (на территории Ратского археологического комплекса под Курском – С.Щ.) полностью собранный из обломков чугунный котёл диаметром 51 см (рис. 67, 5) и также фрагмент круглого зеркала. Ещё одно зеркало из оловянистой бронзы, найденное на поселении у Ратского городища, было передано в 2002 г. Курскому областному краеведческому музею… В 1990-х гг. здесь была найдена орнаментированная куфической вязью прямоугольная пластинка, а в 2002 г. в выбросе кротовины обнаружен. золотой перстень, щиток которого украшала арабская надпись. В настоящее время эта редкая находка в фондах Курского областного краеведческого музея. В фондах Курского государственного областного музея археологии хранятся и собранная [орфография издания – С.Щ.] на территории Ратского послеления коллекция джучидских дангов (49 экз.) и пулов (65 экз.)» (Там же, 2008. С. 355–356).

Итак, «найденные» «на памятнике» «вещи» переданы в музеи. Давайте уточним. Кем найденные? Каким образом найденные? Где именно найденные? Какая же часть этих массовых находок в музей не передана? Как говорил булгаковский персонаж, «подумаешь – бином Ньютона!»

Найдены упомянутыми по фамилиям или оставшимися анонимными грабителями памятников. Так, пресловутый чугунный котёл – «дар В. Н. Катышева» (Там же. С. 339).

Найдены с помощью металлодетектора и лопаты. Территории Ратского и Липинского комплексов уже лет пятнадцать не пашутся их землевладельцами, поверхность там основательно задерновалась. Пока в начале 1990-х она была под пашней, археологи собирали там подъёмный материал. Несколько обломков чугунных ордынских котлов, отдельные монеты тогда попадались. Но извлечь археологически целый сосуд такого размера можно исключительно с помощью металлодетектора, разрыв целую яму. А для множества монет – множество ям. «Золотой перстень в кротовине». Эта фраза рассчитана на астрономическую наивность. Хотя по сути – воровская наглость.

Какие ещё более редкие находки грабители утаили от археологов, можно отчасти узнать из кладоискательских ресурсов Интернета (см. упомянутые «Очерки» А. В. Зорина и его соавторов). Сравнение вещей, подаренных или проданных местному музею, и утаённых для продажи на интернет-аукционах однозначно показывает: сбываются в частные коллекции, в том числе за границу, безусловно самые ценные художественно и научно вещи. Курские археологи имели несколько случаев убедиться в этом, но продолжают сотрудничать с нелегальными поставщиками древностей. По принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок».

Наконец, доверять сообщениям «чёрных археологов» относительно местонахождения той или иной древней вещицы никогда нельзя (факты сознательного обмана в таких случаях приводятся ниже). Да и нужна ли историкам информация о вещи, оказавшейся в какой-то из кротовин десятигектарного памятника?

Главное – чтобы собрать сотни монет и тысячи вещевых находок, необходимо основательно повредить культурный слой памятника. Обратимся к Ратскому археологическому комплексу. Площадка Ратского городища почти полностью раскопана экспедицией В. В. Енукова в 1990–1992 гг. С тех пор археологи там стационарно не работали. Поселение-I, примыкающее к городищу, не раскапывалось вовсе. Теперь оно опустошено грабителями – они изрыли его и извлекли из культурного слоя тысячи находок из металлов. Как теперь прикажете доследовать и монографически публиковать данный памятник? Что на нём останется для будущих учёных? Мало что, явно недостаточно для исторической археологии. Ратский археологический комплекс погублен для науки «чёрными археологами».

Похожая судьба постигла комплекс Гочевский на Верхнем Псле. Из года в год на протяжении 1990-х – 2000-х годов в село Гочево Беловского района Курской области в июне-июле приезжают грабители курганов на автомобилях с номерами разных регионов, живут неделями на постое у местных жителей, выкапывают и увозят на столичный рынок антиквариата целые могильные комплексы. Сразу после них в то же село приезжает экспедиция Курского областного музея археологии и докапывает оставшиеся могилы. В работе экспедиции регулярно участвует научная сотрудница Института истории материальной культуры РАН из Санкт-Петербурга О. А. Щеглова. За много лет ни она, ни курские археологи ничего не сделали для того, чтобы привлечь органы внутренних дел и государственной безопасности к охране уникального памятника российской истории. В 2009 году планируется организовать в Гочеве юбилейную коференцию в честь 100-летия раскопок этого памятника археологии. А «чёрные археологи» всё так же свободно будут опустошать этот богатый находками исторический объект. И волки антикварной торговли сыты, и овцы местной археологии якобы целы…

Таков печальный итог сотрудничества курских археологов и кладоискателей.

Сборы подъёмного материала, особенно по распахиваемой или иначе повреждённой поверхности археологического памятника, тем более находящегося в аварийном состоянии, – полноправный способ его научного изучения. Разумеется, при условии фиксации, музеефикации, а в идеале и публикации добываемого таким путём вещевого материала. Для учёного археолога так называемая «подъёмка» – сугубо вспомогательный приём, ценный лишь в комплексе с разведками, раскопками, картографической съёмкой и прочими составляющими научной методологии изучения и экспонирования древностей. Собиратель же дилетант ставит эту методику с ног на голову – в его руках бездумно вырытая из культурного слоя древняя вещь теряет едва ли не большую часть потенциально заключённой в ней исторической информации, да и, пожалуй, экспозиционной ценности. В конце концов, зачем научной археологии неизвестно откуда взявшиеся украшение или даже монета, пломба, когда однотипных с ними и без того множество в музейных собраниях? Тут, верно, отдельным археологам очень хочется отличиться – заиметь именно в «своём» регионе для публикации, экспозиции редкие находки.

Причём одно дело, когда Эрмитаж, Государственный Исторический музей, иное центральное учреждение культуры принимает на экспертизу и приобретает для своих фондов у частных лиц раритеты, чьё происхождение затерялось на просторах страны. Другое дело – провинциальный музей, одна из прямых обязанностей которого – мониторинг сохранности памятников старины в его так или иначе обозримой округе.

Вместо того чтобы привлечь заядлых коллекционеров и торговцев антиквариатом к ответственности за порчу археологических памятников, музей выполняет экспертизу их добычи с курских городищ, экспонирует её у себя для широкой публики; частично приобретает для своих фондов, включает в монографии и учебные пособия многочисленные изображения его «даров». В известной пьесе Е. Л. Шварца «людоеды служат оценщиками в городском ломбарде», а у нас теперь частные торговцы древностями – внештатными сотрудниками муниципального музея.

Только на поверхностный взгляд приваживание государственными учреждениями кладоискателей да лидеров собирательских объединений оправдано задачей спасти для науки и культуры самую ценную часть их добычи. Рассуждая так, археолог покидает устои своей профессии и скатывается к давно устаревшему в научном плане коллекционерству, так называемому знаточеству. Вполне почтенное само по себе, любительское собирание древностей не должно, как известно, нарушать законодательства об охране национального достояния нашей страны. Вырванная из контекста культурного слоя памятника, а тем более из комплекса сопредельных находок вещь почти всегда обесценивается для науки. Недавно федеральные законодатели, наконец, внесли соответствующие изменения в Кодекс Российской Федерации об административных нарушениях. К этим последним приравнены покушения на памятники истории и культуры. Одна статья (7.15) предупреждает «Ведение археологических разведок или раскопок без разрешения», а другая (7.33) – «Уклонение от передачи обнаруженных в результате археологических полевых работ культурных ценностей на постоянное хранение в государственную часть Музейного фонда Российской Федерации» (Выделено мной – С.Щ.). Административные штрафы за указанные нарушения составляют для граждан от 15 до 25 минимальных размеров оплаты труда, а для юридических лиц – от 400 до 500. Разумеется, с конфискацией предметов, добытых в результате незаконных работ, также их инструментов и оборудования.[166]166
  Российская газета. 2006. 27 июля. № 162 (4128). С. 6.


[Закрыть] Так что теперь человек с миноискателем и без открытого листа на археологическом памятнике никакой не «краевед», а правонарушитель. Ничем не отличимый от человека с отмычкой на складе чужого добра или в чьей-то квартире. А музейный работник, научный сотрудник, археолог, который консультирует такого незаконного поисковика, принимает его находки на экспертизу – его сообщник в административном правонарушении. По сути и букве закона – скупщик краденного.

Что же сказать в заключение всему приведённому выше скопищу фактов «чёрно-белой» «археологии» «в одном, отдельно взятом» регионе? В основе всего этого культурного криминалитета, думается, лежит уровень воспитания и образования представителей среднего и младшего поколений нашей археологии. Его низкий уровень, называвшийся ещё недавно мещанским, и породил тот «чересполосный цвет» нынешних поисковиков и «хранителей» национальных древностей в некоторых субъектах Российской Федерации. Археологи, стоящие вне профессиональной этики, не отреагируют ни на какие меры убеждения, кроме административных. В число этих последних напрашиваются следующие: плановая сверка археологических фондов музеев независимыми комиссиями, включающими в себя представителей соответствующих центральных ведомств и академических институтов; инспекция хода проведения раскопок по открытым листам и, попутно, состояния поставленной на охрану территории изучаемых памятников; согласование замеченных нарушений законодательства и профессиональной этики с руководством тех учреждений науки и культуры, где трудятся специалисты, запятнавшие себя сотрудничеством с грабителями памятников.