Текст книги "Историки Курского края: Биографический словарь"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 50 страниц)

Апофеозом авторских претензий к учёным является раздел «Что думают археологи о «чёрных следопытах»?» Здесь выборочно пересказаны материалы «круглого стола» на тему «Незаконные раскопки и археологическое наследие России», состоявшегося в редакции «Российской археологии» в 2002 г. По мнению В. А. Бердинских, никто из участников того мероприятия «не поднял вопросов о неблагополучии с этикой самих археологов» (С. 197), о «заржавевшем механизме официальных археологических структур» (С. 200). На самом деле, эта сторона проблемы, наряду со многими другими, весьма заботит «ведущих учёных-археологов», как их назвал автор неадекватного дайджеста. Целый ряд авторов и того, и последующих выступлений на ту же тему обращали внимание на опасность коммерциализации охранных раскопок, низкое сплошь и рядом качество их методики, грубые нарушения отчётности по открытым листам со стороны части их держателей, материальную слабость и пассивность региональных служб по охране исторических памятников; аморальную роль отдельных экспертов-археологов при международной торговле древностями (Флёров В. С., 2004); некоторые другие недостатки как раз официальной археологической науки и практики. В моём собственном выступлении на том же «круглом столе» (Незаконные раскопки. С. 85–89) и в опубликованном журналом пространном отклике на это выступление (Зорин А. В., Стародубцев Г. Ю., Шпилёв А. Г., 2004) приводились постыдные факты сотрудничества археологов Курской области с кладоискателями и представителями лжеисторической паранауки, сообщалось о печальных последствиях и опасных перспективах такого взаимодействия.

Но, как известно, «нет пророка в своём отечестве». В полевом сезоне 2005 г. грабители древностей поставили здесь новый «рекорд». Памятник, который уже несколько лет раскапывает Посеймская экспедиция, был ограблен не до, и не после её работ там, а в процессе раскопок – когда раскоп был покинут на выходной день почти всеми участниками экспедиции, остававшиеся недобранными под занавес полевого сезона остатки культурного слоя в ямах и котлованах построек были выбраны неизвестными посетителями. Об этом сообщили мне участники экспедиции. Если дело так пойдёт дальше, то «чёрные археологи» скоро будут безнаказанно вести свои «раскопки» рядом с действующими раскопами археологов официальных. Настоящим археологам в регионах надо не на словах, а на деле взаимодействовать с органами охраны правопорядка, прекращая, наконец, «металлоискательство» на городищах и курганах.

Слава богу, в книге имеется послесловие, написанное А. А. Формозовым – «Люди ищут клады». Отдавая должное труду В. А. Бердинских, Александр Александрович как профессиональный археолог, с присущей ему принципиальностью оговаривает самые важные моменты поднятой темы: кладоискательство – отнюдь не безобидное занятие романтической молодёжи, а нечто предосудительное; спасти для науки и культуры памятники старины могут только настоящие археологические раскопки, а кладоискатели всегда эти памятники разрушают; они вовсе не помощники и не заместители учёных археологов, а преступники; ими движет не романтика, а самая заурядная корысть; из-за них культурное наследие России несёт невосполнимые потери. «Вот почему вспыхнувшее в нашей стране кладоискательство надо не поощрять, а всюду и категорически пресекать» (С. 236). Все ли читатели книги, изданной трёхтысячным тиражом, прислушаются к этим выводам? А не разделят ли они прямо противоположный манифест автора и издателя, согласно которым «клад – это игра, столь нужная человеку в нашем обществе, зажавшем его в тиски мощной индустриальной цивилизации» (С. 239)?

Пафос формозовского послесловия диаметрален всему содержания книги, но бесстыдного автора её это вовсе не смущает. Наглый мошеннический расчёт: читатель увидит в оглавлении авторитетнейшее в русской археологии имя Формозова и тем вероятнее купит книжку.

Как видно из всего сказанного, я оцениваю новую книгу В. А. Бердинских в целом отрицательно. Стоило ли тогда её рецензировать в академическом издании? На мой взгляд, стоило. В чём безусловно прав её автор, так это в том, что противостояние учёных и грабителей в деле поиска древностей в России продолжается и, пожалуй, достигло сегодня своего апогея. Если разного рода кладоискателям не будет поставлен заслон, научная археология вскоре потеряет объект своего изучения и хранения для потомков. Замалчивание, недооценка реального масштаба угрозы означает фактическое согласие с этим печальным выводом.

Приведу на сей счёт свежие данные по Курской области – одному из лидеров подпольной продажи древностей в нашей стране. Курский областной музей археологии, кроме активных контактов «с чёрными археологами» (постоянная экспертиза и частичная скупка их находок), решил заняться самостоятельными поисками вырванных из культурного слоя вещей – приобретает новейший металлодетектор. Такие приборы уже имеет и активно использует краеведческий музей районного города Курчатова. Один из курчатовских кладоискателей передаёт в археологический музей Курского государственного университета всё новые интересные находки, сделанные с помощью того же металлоискателя на мысовых городищах р. Сейма. Места этих находок со слов самозваного поисковика наносятся на планы памятников, опубликованные в соответствующем своде А. В. Кашкина. Казалось бы, полезно для настоящих археологов – к ним поступает полезная информация. Но упомянутые находки означают, что местные и приезжие кладоискатели уже не довольствуются отдельными памятниками, где недавно поработали официальные археологи (и тем волей-неволей засветили их местонахождение). Грабители теперь пошли-поехали по всем без исключения памятникам, нанесённым на доступные им археологические карты. Систематические рейды «чёрных следопытов» способны навсегда стереть с археологической карты целые субъекты Российской Федерации. Таков должен быть правдивый вывод из новейшей истории отечественного кладоискательства. Однако автор рецензируемого издания его не сделал. Неразборчивый в выборе художественных приёмов беллетрист на сей раз победил в нём историка.

Список литературы

1. Зорин А. В., Стародубцев Г. Ю., Шпилёв А. Г. О проблеме сохранения археологического наследия // Российская археология. 2004. № 1.

2. Ильин Г. Найден клад на $ 10 миллиардов // Известия. 2005. 27 сентября. С. 4.

3. Кирюнин В. Грузите миллиарды бочками // Российская газета. 2005. 27 сентября. С. 8.

4. Криничная Н. А. Историко-этнографическая основа преданий о зачарованных кладах // Советская этнография. 1977. № 4.

5. Левкиевская Е. Е. Клад // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т. 2. М., 1999.

6. Макаров Н. А. Магические обряды при сокрытии клада на Руси // Советская археология. 1981. № 4.

7. Незаконные раскопки и археологическое наследие России. Материалы круглого стола», проведенного редакцией и редколлегией журнала «Российская археология» // Российская археология. 2002. № 4.

8. О. Генри. Самая малость. Рассказы. М., 2005.

9. Флёров В. С. Найдено на аукционе «Chrisie». Роль эксперта в торговле древностями // Российская археология. 2004. № 2.

10. Щавелёв С. П. Первооткрыватели курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. Вып. 1. Курск, 1997 (Глава 2 «Куряне – искатели кладов. Случайные находки древностей и магическая «археология»).

5
ПЕРВЫЕ ШАГИ РОССИЙСКОЙ АРХЕОЛОГИИ

(документированные по Курскому краю)

Распространённая метафора «белых пятен истории» ближе всего относится к географической карте, на которой, как известно, располагаются не только природные объекты ландшафта, но и многоразличные памятники истории и культуры определённого региона. Среди них – древние стоянки, курганы, городища, селища, прочие археологические местонахождения; к ним же примыкают старинные церкви, кладбища, здания, монументы и многие другие остатки прошлого. Вместе с природно-экологическим окружением они образуют историкокультурный ландшафт любого края. Их отражение исторической наукой, а также общественным сознанием составляет немаловажную историографическую проблему. Применительно к этому процессу уместен термин «освоение», которым объединяются и открытие ранее неведомых учёным и краеведам объектов, и их картографирование, и изучение, и музеефикация, и введение в школьно-просветительский оборот; наконец, – экскурсионно-туристическое посещение; охрана от разрушения.

Первоначально, в Древности и в Средние века, минимум расплывчатых сведений об исторических памятниках сохранялся лишь в рамках местного фольклора. Сплошное «белое пятно» на историкокультурной карте Европейской части России, включая Курский её край, начинает постепенно заполняться с началом Нового времени. Тогда на общем фоне меркантильного интереса к поискам исключительно драгоценных реликвий мало-помалу вызревало иное – познавательное, охранное отношение к памятникам далёкой старины со стороны государственной власти и части образованной публики.

Применительно к Курскому краю удаётся проследить самые первые шаги по заполнению историко-археологической карты России, её центральных областей.

Хроникальные «Записки» Знаменского монастыря, что в самом центре Курска, упоминают, в частности, такой случай: «В 1650 г. игумен его Никодим отыскал на старом городище, отстоящем от г. Курска в 15 верстах, близ р. Рати, в земляном валу от древности вшедшие в землю, неведомо чьи палаты, с которых, по осмотру курского воеводы князя Ивана Михайловича Волконского, снят был план и послан к Государю Царю и Великому князю всея Руси Алексею Михайловичу; после чего, по указу его Царского величества, на постройку церкви Знамения Божьей матери в Курске, курскими разного звания людьми, с оных палат ломан был кирпич и дикий камень».[59]59
  Памятная книжка Курской губернии на 1860 год. Курск, 1860. С. 48.


[Закрыть]

Так замечательный памятник славяно-русской археологии – Ратское городище под Курском[60]60
  См. о нём: Александров-Липкинг Ю. А. Далекое прошлое Соловьиного края. Воронеж, 1971. С. 110–117; Енуков В. В. Славянский комплекс на Рати // Археология и история юго-востока Руси. Курск, 1991. 39–41.


[Закрыть] послужило полигоном для столкновения двух тенденций духовной жизни русского общества в начале Нового времени: традиционного обскурантизма, равнодушия к вещественной истории своей земли, замешанных на духовной аллергии православной религии и церкви ко всему языческому, с одной стороны; а с другой, – новорождённого, незрелого просвещения, бескорыстного интереса ко всему необычному в окружающем мире, включая материальные остатки прошлого.

Чтобы вполне оценить значение ратского эпизода как, без преувеличения, уникального индикатора развития отечественной культуры на переломе важнейших её эпох – от Средневековья к Новому времени, надо вспомнить тогдашнюю обстановку в городе и вокруг него. Курский уезд, включая вотчину того самого монастыря иконы Божьей матери, только что пограблён крымчаками: «…Дворы монастырские, и служни, и крестьянские, и бобыльские дворы и гумна, и хлеб в кладех в прошлом… году татарове пожгли, а на полях рожь и всякий яровой сеяной хлеб потравили и потолочили и во всём разорили без остатка», – отмечено в писцовой книге 1645 г. Последовавшее в 1648 г. в Курске восстание жестоко подавлено; расследовавший его обстоятельства стольник В. В. Бутурлин присудил к смертной казни и повесил пятерых бунтовщиков, а остальных из схваченных участников восстания подверг телесным наказаниям, заключил в тюрьму.

Не успела жизнь курян возвратиться в мирную колею, как их архиерей осматривает окрестности города хозяйским, почти краеведческим взглядом, помимо всего прочего, замечая памятник древнего зодчества. Точнее, руины памятника. Уже несколько поколений местных жителей равнодушно миновали эти развалины, по масштабу и облику – своего рода «чернозёмные Микены» (на мощных, свыше десятиметровой высоты валах – остатки каменных укреплений; за ними – развалины то ли церкви древнерусских времён (XI–XII вв.), то ли мечети, либо мавзолея периода монгольского баскачества тут же (ХШ-Х^ вв.). Налицо оказался богатый склад строительных материалов для восстановления курских зданий. Но главный начальник, присланный из столицы замирять «бунташный» город, знает об интересе царского двора к таким древностям, располагает специалистами для их точного описания (независимо от решения о практическом использовании находки); спеша удовлетворить историкоархеологический интерес Москвы, не ленится лично осмотреть памятник, куда ему ехать полдня, да ещё на «татароопасном» направлении. Царь оперативно отвечает курским службистам на их сообщение о находке живописных развалин – составив по присланному ими плану представление насчёт найденного объекта, разрешает разрушить его в богоугодных целях.

Налицо устойчивый интерес представителей центральной власти к историческим древностям, причём уже не только драгоценным. Однако что делать с этими древностями, и зачем нужны сведения о них, самодержец и тем паче его подданные пока сознают смутно.

В Курске организуется своего рода «воскресник» коллективного безвозмездного труда по доламыванию плинфовой архитектуры ради строительства новой церкви, где явно будет кому и какие грехи отмаливать. Нельзя исключить, что мудрый игумен Никодим и затеял-то всё это дело с перемещением тяжеленных грузов за двадцать вёрст не просто из соображений экономической выгоды, а с попутной и подспудной целью сплотить своих прихожан разных сословий после кровавого раздора между ними, дать возможность новому воеводе заработать авторитет в глазах курян столь благочестивым мероприятием, как возведение нового храма взамен обветшавшего.

Как бы там ни было, если искать поневоле условное, но начало не только курской, но и общерусской археологии, то разведка и зарисовка развалин древнего города на Ратском городище в самой середине ХVII в. вполне подойдёт на роль столь знаменательной вехи.

Сохранись воеводский план до наших дней в делах Разрядного приказа (что не исключено), он был бы чрезвычайно ценен – и для самой археологии, представители которой с тех пор вот уже полтораста лет изучают Ратское городище (сборы Д. Я. Самоквасова в 1870-е, Г. И. Булгакова в 1920-е, Ю. А. Липкинга в 1960-е гг.; разведки И. И. Ляпушкина в 1947, Э. А. Сымоновича в 1961, П. Г. Гайдукова в 1978, А. В. Кашкина в 1982; раскопки В. В. Енукова в 1990–1992 гг.); и особенно для истории отечественной науки и культуры, поскольку речь идёт едва ли не о первом известном нам применительно к Европейской России специальном археологическом чертеже, прямо посвящённом памятнику старины.

Откуда «подул историко-археологический ветер» при московском дворе, рассудить нелегко. Алексею Михайловичу Романову на момент запроса о Ратских развалинах минул 21 год. Решающее влияние на ход государственных дел оказывает тогда его воспитатель боярин Борис Иванович Морозов. Патриарх Московский и всея Руси Никон начинает реформу богослужения. До приезда сюда хорвата Юрия Крижанича, воспитанного иезуитами в Риме для миссионерства на Востоке славянского мира, остаётся ещё несколько лет. Об интересе образованных западноевропейцев к античным развалинам и прочим памятникам истории московские царедворцы могли узнать понаслышке, в ходе дипломатических визитов и поездок по торговым делам в чужие страны. Эпоха Возрождения, научная революция начала Нового времени в Западной Европе не слишком явно, но в известной степени отразились на представлениях верхушки русского общества.

Может быть, имелись и некие внутренние импульсы к зарождению историко-археологических интересов на русской почве. Обстоятельства как достаточно традиционные – летописно-книжного характера, домостроевского одобрения «добрых старых времён», славных предков; так и особенно актуальные на тот момент – соображения престижа, манифестации легитимности новой династии московских государей. Во всяком случае, эпизоды, подобные тому, что произошёл с курским городищем на Рати по относительно свежим следам его превращения из густонаселённого города в памятник археологии, заслуживают дальнейшего исследования, способного конкретизировать наши представления о культуре допетровской Руси и путях становления отечественной науки.

Опять-таки к Центрально-Чернозёмному региону относится следующее по времени правительственное мероприятие по самоценному изучению археологически важных объектов в нашей стране. Речь идёт о грамоте за 1684 г. – периода соправительства наследников Алексея Михайловича Петра и Ивана Алексеевичей. Она посвящена находке огромных костей (мамонта?) в районе Харькова, на речках Ольшаной и Лосине, притоках Уды, впадающей в Северский Донец. На диковинный скелет наткнулся в 1679 г. черкасский сотник Харьковского полка Иван Демьянов сын Смороцкий, когда копал землю для мельничной плотины в урочище Песочный Колодец близ Ольшанки. О своей находке спустя пять лет, оказавшись в столице, он объявил в Разрядном приказе и для пущей убедительности предъявил «зуб волота» (бивень мамонта?). «Волотами» народная молва именовала живших в незапамятные времена сказочных великанов. Описывая московскому начальству положение «великана» в земле, Смороцкий сообщил, что кости «лежат взначь, преж голову, а руки длиною аршин до 5, и ребра шириною по аршину, а длиною – сказать не знает, потому что те кости погнили и иструпорешили».

В Белгородском столе Разряда соответствующее дело доверчиво назвали «О находке костей бывших людей-волотов». Царский указ курскому воеводе Ивану Шеину (как ближайшему к месту действия начальнику) предписывал: «Послать по весне в те места из Курска кого пригоже» и «тому посыльному велеть того человека ноги откопать, а откопав, кости измерить, какова которая кость мерою в длину и в толщину и написать на роспись и на чертёж начертить. Да о том и нам, Великим Государям, писать».[61]61
  Цит. по: Новомбергский Н. Я. Очерки внутреннего управления в Московской Руси XVII столетия // Записки Московского Археологического института. Т. XX. М., 1915. С. 199–200.


[Закрыть] Весьма показательный для познавательного мотива царской воли штрих: плохо сохранившиеся кости для точности измерения рекомендовалось предварительно окопать.

19 апреля (т. е. как только сошёл снег) 1684 г. «для досмотра, и меры, и чертежа волотовых костей из Усть-Песочного Колодезя» выехал «курчанин Максим Никифоров сын Анненков», взяв на подмогу «градских людей сколько человек пригоже». Эта уникальная для своего времени экспедиция с археологическими целями не увенчалась успехом. Иван Смороцкий исправно показал место находки, но «нынче на том месте тех волотовых костей ничего нет, потому что де то место полая вешняя вода разнесла». Даже найденные сначала кости «разобрали разных городов многие люди», а имевшаяся у Смороцкого половина «волотова зуба в пожарное время утратилась».

Переиздавший (в годы приснопамятной борьбы И. В. Сталина с «космополитизмом», подыгрывая моде на русские приоритеты во всём, в чём можно) цитированный документ известный советский археолог «С. Н. Замятнин называет эту грамоту первой русской инструкцией для раскопок. Может быть, это и слишком, но интерес её бесспорен. Перед нами, – заключает ведущий историк отечественной археологии А. А. Формозов, – свидетельство бескорыстного любопытства к памятникам далёкого прошлого. Это уже не интерес к кладу, к сокровищу, а зачаток научной любознательности».[62]62
  Формозов А. А. Очерки по истории русской археологии. М., 1961. С. 22.


[Закрыть] Добавим: и на курском пограничье, и в московском правительстве, и в царском дворце. За двести лет до появления палеонтологии как науки все действующие лица описанной истории вполне естественно дали удивительной находке легендарно-мифологическое объяснение. Но почему-то одновременно сделали всё, чтобы сохранить сведения о ней поточнее и пополнее. Получилось – сохранили для потомства; обозначили, что ни говори, приоритет русской мысли в познании доисторического прошлого.

Откуда при царском дворе возник интерес к бесполезным, но чудным на вид костям, по опубликованным до сих пор документам судить трудно. В XVI–XVII вв. в Западной Европе, как мы уже отмечали выше, нарастало увлечение разными антиками, возрождались каноны греко-римской классики; формировались предпосылки революции в познании природы – зарождалось научное естествознание. Обо всём этом московиты могли узнать в ходе дипломатических и торговых визитов ещё допетровского времени. Нельзя исключить и внутренние – летописно-книжные, фольклорные – импульсы к познанию далекого прошлого родного края.[63]63
  См. подробнее: Щавелёв С. П. Становление археологического интереса в России XVII века (ранние находки древностей в районе Курска в отражении приказного делопроизводства) // Российская археология. 1998. № 2. С. 188–194.


[Закрыть]

Таким образом, курский свод памятников истории и культуры начал составляться более 350 лет тому назад. Отмеченные в нашем сообщении документальные материалы свидетельствуют о том, что под историкоархеологическим углом зрения перспективно рассматривать источники не только современные, но и столь отдалённые от наших дней.