Текст книги "Историки Курского края: Биографический словарь"

Автор книги: Wim Van Drongelen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 50 страниц)

Идефикс Липкинга-археолога – преемственность между столь высокой, латиноидной культурой, как черняховская, и последующими, уже явно славянскими культурами Днепровского Левобережья как будто подтверждается материалами этого многослойного памятника. Сочетание черняховской и «лебяжинской» (колочинской) керамики в одних и тех же сооружениях на данном поселении (жилищах, печи), прослеженное впервые Ю.А., позволило ему сделать вывод, «что черняховцы не только дожили в Курском Посеймье до прихода в VI в. славянских племен из Среднего Поднепровья, но и после того проживали совместно с пришельцами, возможно, попав под власть пришельцев и, видимо, постепенно слились с ними».[121]121
  Липкинг Ю. А. Что вы нашли? [Черновик газетной статьи] // Архив КГОМА. Документ не имеет шифров хранения.


[Закрыть] Подобная степень автохтонизма при рассмотрении судеб славянства в данном регионе не разделяется большинством специалистов. Тем не менее последующие раскопки экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР, ныне ИИМКа РАН под руководством В. М. Горюновой принесли некоторые подтверждения липкинговскому тезису (в частности, ею в суджанском Замостье прослежено «нарушение типичного наземного черняховского жилища колочинской полуземлянкой с угловым столбом»[122]122
  Горюнова В. М. Разведочные работы в верховьях Псла // Археологические открытия 1982 г. М., 1984. С. 53.


[Закрыть]).

Подытоживая собственно археологическую часть липкинговского наследия, приходится признать, что Ю.А. не принадлежал к числу аккуратных, настойчивых раскопщиков и камеральщиков. По сути дела, одни образцовые раскопки – что ни говори, маловато на четверть века полевой практики с полным правом на открытый лист любой формы. Однако, как подметили французы, наши недостатки – продолжение наших же достоинств. Подлинной стихией, любимым занятием этого человека стали разведки археологических объектов с выборочной их шурфовкой. Здесь он достиг гораздо больших успехов, проявлял удивительное упорство и редкую интуицию. Выйдя на тот или иной приречный мыс, в иное урочище, Ю. А. (как сейчас помню) придирчиво осматривался, прохаживался – вживался, так сказать, в местность, чтобы затем, ещё до детальной проверки, вынести вердикт – жили здесь предки или нет. Ошибался редко. Благодаря своим многолетним походам (пешком, на велосипеде, попутных автомашинах) по большинству районов Курской области Липкингу удалось значительно уточнить и пополнить перечень археологических памятников этого края. После долгого перерыва он переиздал археологическую карту области, которая сослужила добрую службу археологам следующих поколений. Соответствующая картотека памятников археологии в департаменте культуры областной администрации, свод древнерусских городищ А. В. Кузы, археологическая карта Курской области А. В. Кашкина и другие археологические каталоги по Днепровскому Левобережью[123]123
  См.: Куза А. В. Древнерусские городища X–XIII вв. Свод археологических памятников. М., 1996; Археологическая карта России. Курская область. Ч. 1–2. Автор-составитель А. В. Кашкин. М., 1998–2000.


[Закрыть] многим обязаны полевым наблюдениям Ю.А.

По-преимуществу с материалами разведок связана та печатная работа, которую он сам выделял в коротком списке своих специальноархеологических статей: «Городища Курского Посеймья». Статья эта невелика по объёму – всего 7 страниц да «Схема распространения» соответствующих объектов. Однако перед нами текст, чрезвычайно насыщенный информацией, в значительной степени новой для археологической науки своего периода.

В основу липкинговского поиска лёг «Указатель городищ, курганов и древних валов», составленный ещё в 1871 г. в Губернском статистическом комитете по инициативе и анкете профессора Д. Я. Самоквасова. Последний, развернув по всей Европейской России заочный опрос местных жителей о сохранившихся земляных насыпях, настаивал на систематической проверке занесённых в подобный каталог сведений «трудом опытного археолога». Для Курской земли отмечено несколько попыток выполнить этот совет профессора. Но все они носили локальный характер. В. Е. Данилевич в 1907 г. обследовал Курский уезд, К. П. Сосновский в 1909 – верховья Псла, А. П. Александров в 1911 – большую часть курского побережья Сейма. На исходе 1910-х гг. Л. Н. Соловьёв сплошняком рассмотрел памятники ближайших окрестностей самого губернского центра. А. Преображенский – выборочно Дмитриевского уезда. Немало новых объектов выявили до и после Великой Отечественной войны экспедиции М. В. Воеводского, П. И. Засурцева, разведки И. И. Ляпушкина (особенно масштабные), А. Е. Алиховой, Т. Н. Никольской, Б. А. Шрамко.

Ю. А. Липкинг учёл все полученные до него разведочные данные и в 1950-е – 1970-е гг. провёл наиболее широкие и результативные поиски поселений и могильников древних народов на Курской земле. Вышеупомянутая его статья содержит сведения о 100 с лишним городищах. Это почти вдвое больше, чем в дореволюционном их указателе. Практически все они лично обследованы Липкингом, десятка два открыты им самостоятельно или по указаниям районных краеведов. Разведчик классифицировал все зафиксированные памятники по количеству культурных слоёв основных археологических периодов (раннего железного века; роменской; древнерусской), дав специальное описание укреплённых поселений эпохи раннего железа.

«Все городища Курской области, – установил он, – расположены к западу от линии Поныри – Курск – Обоянь. В восточной части области ни одного городища, нет. Очевидно, здесь в эпоху раннего железа (как и в раннеславянское время) не было постоянного оседлого населения, несмотря на то, что именно восток области отличается особо плодородным чернозёмом. Причину, вероятно, следует видеть главным образом в том, что он был ближе к степи, занятой воинственными кочевниками».[124]124
  Липкинг Ю. А. Городища эпохи раннего железа в Курском Посеймье // Лесостепные культуры скифского времени. М., 1962. С. 134.


[Закрыть] Подмеченная Липкингом демографическая тенденция сегодня нуждается, исходя из новых данных, в некоторых коррективах (роменские материалы обнаружены как будто и на восточной окраине области). Спорно, пожалуй, и его наблюдение за «гнездованием» курских городищ по 3–4–5 и более уже с раннежелезного века.[125]125
  См.: Липкинг Ю. А. Порубежные роменские городища Курского «княжения» // Учёные записки КГПИ. Вып. 60. Курск, 1969; Ліпкінг Ю.О. Про призначення роменських городищ // Матеріали Подільскоі історико-краезнавчоі конференціі. Львів, 1968. Ср. упоминаемые выше и ниже работы А. А. Узянова и А. В. Кашкина по курским городищам, а также: Федин А. А. К вопросу о влиянии физико-географических факторов на расселение славян Посемья в VIII–XIII вв. // Материалы международной научнопрактической конференции: “Юг России в прошлом и настоящем: история, экономика, культура. Белгород, 1998.


[Закрыть]

Статья о городищах Посеймья – добротный проспект, почти готовый автореферат кандидатской или даже докторской диссертации. Стоило раскопать, хотя бы частично, ещё несколько памятников данного класса (что сделали вскоре товарищи Ю. А. из московского Института археологии), совместить полученные авторскими раскопками данные с соответствующими коллекциями курского и столичных музеев, отчётами предыдущих экспедиций. Но монография на заявленную Липкингом тему осталась им не написана, всеми ожидаемая от него диссертация – незащищённой. На вопросы коллег по этому поводу Ю.А. полушутливо отвечал: «Вы что, хотите заставить меня сдавать кандидатский минимум по марксизму? За что такое наказание?»

Правда, по нынешним методическим меркам разведывательная деятельность Ю. А. Липкинга выглядит более скромно по своему качеству. Чаще всего он ограничивался достаточно приблизительным установлением местонахождений памятника и выявлением основных культурных напластований в нём. С точной привязкой объекта к карте местности, фотографированием, рисованием, а тем более с нивелировочными планами ландшафта, фиксацией находок дела у него обстояли гораздо хуже. Уникальные для одного человека широта и энергичность археологического поиска оборачивались поверхностностью описания найденного. Злые археологические языки в Москве и Ленинграде говаривали: «Ю.А. копает всё подряд – от палеолита до НЭПа». С другой стороны, в условиях всё растущего темпа естественного, природными стихиями, и сознательного, человеческими усилиями осуществляемого разрушения многих памятников далёкой старины любая их каталогизация имела важное и договременное значение. От той же Замощанской дюны, например, или от Коробкинского городища (первоЛьгова – летописного Ольгова?) остались рожки да ножки – их «доели» песчаные карьеры. Без липкинговского энтузиазма, наивного только на пошловатый взгляд, культура нашего края потеряла бы безвозвратно массу ценнейших сведений.

В то время как его «положительные» коллеги-педагоги «делали карьеру», выслуживая у начальства новые должности, квартиры, машины, путёвки на престижные курорты, пристраивали на хлебные места детей и внуков, этот беспартийный чудак – вечный «старший преподаватель» каждое лето покидал свой скромный домик над тихой Тускарью и колесил по бездорожью курских районов в поисках всё новых и новых городищ и курганов. Вся его переписка (частично поступившая в областной архив) об этом: находки, планы экспедиций и книг, сетования на нехватку времени для реализации археологических и литературных задумок. Оказывается, достоинство, верность мечте возможно было сохранить даже под эгидой парткома. Правда, ценой «карьеры».

Кроме накопления сугубо эмпирической информации по курской археологии, Липкинг генерировал несколько довольно сильных идей-интерпретаций древнейших веков истории этого края. Своеобразная «жемчужина» его попыток археолого-исторического синтеза – новая локализация летописного города Римова (который первоначально упоминается под 1096 г. в «Поучении» Владимира Мономаха). Этот город погиб «под саблями половецкими», как говорится в «Слове о полку Игореве» и подтверждается Ипатьевской летописью, после неудачного похода некоторых русских князей в 1185 г. против степняков. Перечень из нескольких догадок относительно того, где именно располагался Римов, Липкинг дополнил гипотезой,[126]126
  Обзор большинства вариантов локализации этого города см.: Прохоров Г. М. Римов // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 4. СПб., 1995. С. 216–217.
  Александров Ю. А. Поиски древнего Рима // Знание – сила. 1968. № 8; Александров-Липкинг Ю. А. Далёкое прошлое Соловьиного края… С. 87–90.


[Закрыть] связавшей данный топоним с комплексом археологических памятников у с. Гочева Обоянского уезда (ныне Беловского района). Своё предположение он разносторонне аргументировал – данными археологии (следы кольцевой осады гочевских укреплений, защитники которых полегли за стенами и возле них), истории (старинные пути кочевых набегов на Русь пролегали именно через Курское Посеймье – по удобным для конницы водораздельным грядам), топонимики («Римов лог» или «Римок», «Римово болото» вблизи гочевских городищ «Крутой курган» и «Царёв дворец»).

Кроме липкинговской, предлагались, разумеется, и другие локализации данного летописного топонима. Из них самая настойчивая и наиболее распространившаяся в исторической литературе связана с комплексом археологических памятников у с. Великая Буримка на нижней Суле (В. Г. Ляскоронский, 1907; К. В. Кудряшов, 1947; др.). Согласно мнению очередного сторонника этой гипотезы, пишущего о себе в третьем лице, эти памятники «были убедительно отождествлены Ю. Ю. Моргуновым с остатками летописного г. Римова».[127]127
  Моргунов Ю. Ю. Древнерусские памятники поречья Сулы. Курск, 1996. С. 114.


[Закрыть] Отдавая должное проделанным автором упомянутой локализации повторным разысканиям – разведочнополевым, текстологическим, историографическим, отмечу слабые места в его построениях.

Так, по логике рассуждения Ю. Ю. Моргунова, войско Кончака штурмовало только одно из двух рядом расположенных синхронных городищ – крошечный, замкового облика Городок, оставив в своём ближайшем, на 1 версту тылу куда большее по размеру укреплённое поселение Мисто, чьи валы, судя по шурфовке их оснований этим же автором, остались в домонгольское время целы. Между тем в соответствующем сюжете Ипатьевской летописи говорится о полной гибели самого города и о спасении только той части «римовичей» (воинов и мирных жителей), которая покинула обречённый город и сражалась с врагами на болоте, куда конница степняков, очевидно, не имела доступа. Оставлять в ближнем тылу целой русскую крепость (вырезав её ближайших соседей) и отступать дальше, будучи обременённым добычей и полоном, наперерез нескольких водных артерий для Кончака вряд ли было благоразумно – эта крепость могла если не своими силами преследовать его, то по крайней мере направить на его точный след русских князей «с помочью», караулящих врага у Канева, от коего рукой подать до Великой Буримки, но очень далеко до верхнепсёльского Гочева.

Подкупает энтузиазм этого сторонника буримовской локализации и в таком её моменте, как отождествление частичного, на 40 м длины, разрушения (вплоть до нивелировки) «мощного вала» Городка с «проходом войска Кончака вместе с гружёными полоном обозами», якобы размесившими «колёсами и копытами остатки вала почти до основания».[128]128
  Его же. К изучению летописного города Римова // Советская археология. 1989. № 1. С. 216.


[Закрыть] Пожалуй, не то что конному полку да тележному обозу, но и танковой дивизии не под силу такой подвиг по изменению рельефа местности. К тому же, судя по прямым летописным упоминаниям и по этнографическим аналогиям с гуннами, татаро-монголами и т. п. кочевниками, пленных они гоняли исключительно пешим ходом, но никак не возили на телегах (Так, под 1093 г. та же Ипатьевская летопись сообщает: «Половце же приемьше градъ запалиша огнемь и люди разділиша и ведоша я оу веже к сердоболямъ своимъ…»; курсив мой – С.Щ.). Куда реалистичнее предположить причиной частичного повреждения вала этого городища прокладку местными жителями более удобной дороги через него уже в новейшее время – автор сам отмечает прогон тамошними крестьянами скота на водопой через территорию Городка.

Самое же главное, на мой взгляд, в рассматриваемой дискуссии состоит в том, что псёльская локализация соответствует, а сульская – противоречит общему географическому контексту соответствующего летописного известия. Рассказ Ипатьевской летописи о гибели Римова начинается с того, что «узнав о случившемся [поражении князей Игоря и Всеволода], пришли в смятение города посемские, и охватила их скорбь и печаль великая, какой никогда не было во всём Посемье, и Новгороде-Северском, и во всей земле черниговской: князья в плену, и дружина или пленена, или перебита. И метались люди в смятении, в городах брожение началось…». Паника эта оказалась вполне обоснованной: хан Кончак решил пойти на Киев и начал с осады Переяславля, а хан Гза говорил: «Пойдём на Сейм, где остались их жёны и дети: там для нас готовый полон собран, будем города забирать, никого не опасаясь. И так разделились надвое…».

Мужественное сопротивление переяславцев, которым на подмогу выступили из Киева войска Святослава Всеволодовича и союзных ему русских князей, заставило Кончака и его часть половцев отступить от Переяславля. Отказавшись от похода на Киев, они «бежали за Дон» (т. е., надо полагать, Северский Донец, где располагались кочевья кончаковой орды). «И, проходя мимо Римова, осадили его». Если локализовать Римов на нижней Суле, то для Кончака получается, на мой взгляд, слишком близко от погони из Киева, слишком далеко от союзной части половцев, слишком осложнено водными преградами на пути к Донцу. А верхний Псёл, где расположено Гочево, не просто вне досягаемости замешкавшихся войск Святослава, но и довольно близок к непосредственно Посеймью, где хозяйничали половцы Гзы, «с большим войском» осадившего Путивль. Причём Гза шёл к Путивлю «по оной (т. е. левой, дальней от Киева) стороне Сулы». Надо полагать, летописец имел в виду, что Кончак тогда шёл к Римову правым берегом этой же реки, также вверх по её течению, который и выводит непосредственно к верхнему Пслу, где расположено Гочево. От истока Сулы до Гочева около двадцати километров – на полдневный бросок степной конницы. Этот район далеко от Киева и Переславля, но близок союзной орде Гзы, жгущей путивльский острог, и, главное, донецким кочевьям левобережных половцев вообще, куда русские князья в той ситуации ни за что бы не сунулись.

Размещению Римова в Посулье прямо противоречит и такая деталь рассказа Лаврентьевской летописи: внезапно напав на Переяславльское княжество, половцы Кончака, прежде чем осадить столицу этого княжества, «взяли все города по Суле». Что вполне понятно: не взломав Посульской линии обороны, степняки не могли бы столь дерзко биться у Переяславля. Поэтому на обратном пути им в Посулье явно нечем уже было поживиться.

Наконец, Ипатьевская летопись сообщает маршрут Игоря, бежавшего из половецкого плена: он шёл «пешком до города Донца одиннадцать дней, а оттуда в свой Новгород… Из Новгорода отправился он к брату своему Ярославу в Чернигов, прося помочь ему в обороне Посемья». Причём на побег Игорь решился только при получении известия о том, что «возвратились половцы из-под Переяславля». Шли они, судя по быстроте их возврата из похода, именно через Посеймье, затем по верховьям Псла и Ворсклы. Этим же путём (в обратном направлении) Игорь должен был бежать «в Русь», зная, что враги уже миновали его. Ведь летописный Донец приурочен к Донецкому городищу на р. Уде, притоке Северского Донца.

Заметим ещё, что после неудачной атаки на Переяславль именно Посеймье (куда, как известно, входил и район Верхнего Псла) фигурирует в качестве объекта половецкой агрессии на этом этапе той войны Руси и Степи. Гочевская локализация Римова вполне вписывается в подобный географический расклад театра военных действий, в нижнесульская нет.

В итоге вопрос о локализации летописного города Римова остается, пожалуй, открытым. Ведь и гипотеза Ю. А. Липкинга по этому поводу, по правде сказать, уязвима. Его главный «козырь» – «римские» топонимы в округе Гочева скорее всего объсняются гораздо проще – диалектизмом «римзать», распространённым на Слободской Украине именованием водных потоков.[129]129
  См. подробнее: Щавелёв С. П. Летописный город Римов: на Верхнем Псле или на нижней Суле он располагался? // Словознавство. «Слово о полку!горевім» та його епоха. Вип. I. Киів – Суми – Путивль, 2000. С. 135–140; Его же. «Град Римов» в «Посеймье» (два этюда к летописной географии Курского края) // Курские тетради. Курск и куряне глазами учёных. Тетрадь 5. К 100-летию со дня рождения Ю. А. Липкинга (1904–1983). Ч. 1. Курск, 2004. С. 61–73.


[Закрыть]

Главная работа Ю. А. Липкинга-краеведа выходила в свет дважды. Сначала в 1966 г. под неточным названием «О чём рассказывают курганы» (Кроме насыпных могил, автор описывает все остальные типы археологических памятников, уместившихся на Курской земле; к тому же название это заимствовано у одной из краеведческих брошюр 1920-х гг.). В 1971 г. в значительно переработанном и дополненном виде то же ЦентральноЧернозёмное книжное издательство выпустило в свет книгу под удачным, по всей видимости, заголовком: «Далёкое прошлое Соловьиного края». Оба издания, особенно последнее, приближаются, на мой взгляд, к эталону научно-популярной литературы. Автор, в отличие от большинства своих «товарищей краеведов» (собственное липкинговское определение), не ограничивается компилятивной сводкой литературных данных по истории и археологии области. Практически по каждому основному периоду областного прошлого в Древности и в Средние века приводятся сведения, собранные им самим в разведках и на раскопках, высказываются оригинальные гипотезы и догадки. Взять хотя бы остроумные и неплохо аргументированные предположения Ю.А. о местонахождении таких летописных реалий, каковы города Ольгов, Римов и Липовическ, Ахматовы слободы под Курском; о курских прототипах былинных героев Ильи Муромца и Соловья-разбойника; т. п. версии. Вообще эти книжки Липкинга весьма основательно информирует любого заинтересованного региональными древностями читателя, как профессионального учёного, так и любителя истории. Фактичность сочетается в этом тексте с лёгкостью, занимательностью изложения.

К сожалению, ходатайство Курского пединститута о переиздании «Далёкого прошлого…» – «как единственного на сегодняшний день пособия для краеведов и для учителей Курской области, а также студентов-историков» – было отклонено воронежским книгоиздательством, несмотря на надвигавшийся тогда 950-летний юбилей Курска.

А к сегодняшнему дню с липкинговскими популярными книжками об археологии Курского края сложилось парадоксальная, я бы сказал, читательская ситуация. Их бесспорные литературные, методические достоинства остались при них, но со временем эти достоинства стали вроде бы заслонять тот факт, что по содержанию ряд моментов изложения там за прошедшие четверть века вполне естественно устарел. Проделаны новые масштабные разведки и раскопки на эталонных курских памятниках, опубликованы концептуальные исследования соответствующих материалов. Но учителя, вузовские преподаватели, школьники и студенты, журналисты и чиновники от культуры, просто любознательные читатели других категорий продолжают штудировать древнюю историю Курского Посеймья почти исключительно по Липкингу – новые научно-популярные статьи по данной тематике выходят крайне редко, причём увлекательным стилем они в своём большинстве не блещут; книг же такого рода нет пока вовсе («Очерки» курской археологии, подготовленные недавно А. В. Зориным, компилятивны). В беседах со мной курские журналисты и издательские работники несколько раз выражали намерение просто переиздать липкинговское «Далёкое прошлое…» полностью или частично, причём без всяких комментариев и предисловий.

Между тем, кроме бесспорных достоинств, научных и литературных, работа Ю. А. Липкинга об отдалённом прошлом Курской земли, как и подготовляшие её близкие по тематике публикации в краеведческих альманахах,[130]130
  См.: Липкинг Ю. А. Очерки древнейшего прошлого Курской области // Краеведческие записки. Вып. 2. Курск, 1963; Его же. Первые сведения из истории нашего края. Наш край в период Средневековья (до XIV в.) // Уроки по истории Курского края в школе. Курск, 1972; Самсонов В. И., Липкинг Ю. А. Курск – древний русский город // Курск. Очерки истории города. Воронеж, 1975.


[Закрыть] отмечены рядом достаточно типичных для него как полевика и беллетриста недостатков. Виртуоз кольцевых маршрутов, мастер панорамных обзоров допускал удивительные небрежности, неточности в деталях, терпел в принципе нетерпимые допуски в подаче информации. Скажем, у него сплошь и рядом не доходили руки установить или проверить по справочникам инициалы многих прежних исследователей, и он приводит их фамилии без инициалов. Годы жизни тех же персонажей меряются им той или другой половиной соответствующего века, ни больше, не меньше. Допустим, по Липкингу, «во второй половине прошлого века Самоквасов составил специальную инструкцию для учёта археологических памятников». На самом деле в 1872 г. Или такой пассаж: «В конце прошлого века усердно изучал археологические памятники… А. И. Дмитрюков. Результаты его работ неоднократно публиковались, начиная с 60-х гг. прошлого века». В действительности, Дмитрюков умер в 1868 г., его археологические работы велись и печатались с 1820-х гг. И т. д., и т. п.

Ещё хуже, что без надёжных привязок остались некоторые полевые наблюдения и открытия Ю. А. Так, немало сил и времени оказалось потрачено его преемниками из Курского музея археологии (и пока без видимых успехов) на повторные розыски фундаментов домонгольской церкви на Ратском городище Курского района. Их много лет наблюдал этот археолог, приносил оттуда рюкзаки плинфы в Краеведческий музей, но нанести столь редкий объект на карту не удосужился.

Вряд ли случайно современные горе-краеведы – авторы массы явно фантастических, а то и просто бредовых заметок на археологоисторические темы, опубликованных за последние десятилетия в курских газетах и альманахах, очень часто опираются, ссылаются на книжку Ю. А. Липкинга о прошлом Соловьиного края. Там, где у этого автора встречается смелая гипотеза, эти его самозваные последователи сплошь и рядом заявляют уже ни с чем не сообразное допущение. Винить ли в такой вульгаризации автора исходной идеи?

Согласно проницательной оценке А. В. Кашкина, «романтика полевых исследований и тяга к литературному творчеству превзошли в деятельности Ю. А. Липкинга строгое научное начало».[131]131
  Археологическая карта России. Курская область. Ч. 1. М., 1998. С. 17–18.


[Закрыть] Слишком многое из того, что узнал и сделал Липкинг-археолог, осталось неопубликованным, а кое-что не нашло отражения даже в его архивном наследии.

Ю. А. Липкинг, тепло и толково писавший об «истории самой истории», о многих первооткрывателях древностей Курской земли, тем не менее охотно отдал дань явному принижению дореволюционного периода в историко-краеведческом движении по сравнению с приукрашенным им же советским. Якобы «до революции в наших краях… были отдельные энтузиасты-одиночки, часто не имевшие ни сил, ни средств для проведения серьезных исследований. К тому же у дореволюционных исследователей-краеведов не было, как правило, необходимых знаний и специальной подготовки».[132]132
  Александров-Липкинг Ю. А. Далёкое прошлое соловьиного края. Воронеж, 1971. С. 7.


[Закрыть]

Полно, так ли? Немало и с большой отдачей потрудившиеся на археологической и архивной нивах Курска А. И. Дмитрюков, Л. Н. Позняков, Л. Н. Соловьёв до революции окончили Харьковский университет, Д. Я. Самоквасов – Петербургский, А. А. Танков и Н. И. Златоверховников – Московский, В. И. Самсонов – Новороссийский, П. С. Рыков – Московский Археологический институт, К. П. Сосновский – Петербургский Технологический институт. До революции курскими древностями специально занимались Губстаткомитет, Учёная архивная комиссия, Церковноархеологическое общество, с которыми ежегодно взаимодействовал добрый десяток историко-археологических учреждений и организаций Москвы и Петербурга. Да ещё «одиночки». Насчёт их знаний и умений тоже как сказать. Прежние гимназия да университет готовили специалистов-гуманитариев уж никак не хуже, чем областной пединститут, где Ю.А. после суворовского училища преподавал, а мы у него учились. А после 1917 г.? Как расстреляли да заключили в концлагеря, выслали на Соловки да в Сибирь краеведов с дореволюционным стажем, областные памятники археологии изучались главным образом приезжими из столичных центров учёными. И осевшим в Курске Липкингом, который сам может служить блестящим примером энтузиаста-одиночки в краеведческих поисках.

Не чистая наука и не литература как таковые, а их сочетание в разных дозах – вот где Ю.А. нашёл своё истинное признание. Всерьёз печататься он начал повестью на историко-археологическом материале «Кудеяров стан» (М., «Молодая гвардия», 1957; переиздание: Воронеж, ЦентральноЧернозёмное издательство, 1965). В 1966 г. в Воронеже вышел его роман «Сварожье племя». Согласно авторской аннотации, это «самостоятельное произведение, эпохой и главными героями связанное с «Кудеяровым станом» [Первоначальное, рабочее название второй части липкинговской беллетристической трилогии – «Заряна и Горша» – С.Щ.]. Место действия – и русская лесостепь, и Крым, и Тамань, и Нижнее Поволжье. В романе уделено внимание таким важнейшим вопросам ранней истории славян, как вопрос о русах, о варягах, о Тьмутаракани, о роли Хазарского каганата. Описаны быт славян и их соседей, походы и бои, торговля, поселения, обычаи и верования».[133]133
  Липкинг Ю. А. Проспект повести «Заряна и Горша» // ГАКО. Ф. Р-330. Оп. 3. Св. 1. Д. 22. Л. 13.


[Закрыть]

После свыше чем десятилетней работы Ю.А. завершил замыкающий трилогию роман – «В горниле». Эпиграфом этого произведения послужила пушкинская строфа: «Окрепла Русь. Так тяжкий млат / Дробя стекло, куёт булат». Рукопись вместе с одобрительной рецензией академика Б. А. Рыбакова поступила опять-таки в Воронежское издательство, призванное тогда публиковать плоды творчества писателей всего Черноземья. Однако тамошние редакторы посчитали, что Липкинг уже исчерпал свой печатный лимит. Нашлись более близкие издательству авторы с очередными, как правило, сероватыми поделками в разных литературынх жанрах. Рукопись романа нашему автору вернули с разгромной внутренней рецензией. Свой приют авторизированные машинописные экземпляры «В горниле» нашли в Курском областном архиве, где их время от времени почитывали любознательные студенты истфака, пока один из его выпусников, тот же А. В. Зорин, не переиздал их с помощью областного комитета культуры (правда, без должного комментария историко-археологических реалий и текстологии варинатов рукописей). Теперь вся трилогия дошла, наконец, до читателей, и нынешних, и будущих. Архивированные рукописи действительно, видимо, не горят.

Вся повествовательная трилогия Ю. А. Липкинга о славянах-роменцах IX в. и становлении Киевской державы – явление в советской литературе весьма примечательное. Эти повесть и два романа по сути дела впервые в художественной форме поднимали такой временной и событийный пласт. Их автор удачно сочетал вполне профессиональное владение фактическим материалом о «затерявшихся в лесах и в веках северянских городищах» с литературной выразительностью описаний и диалогов, динамичностью приключенского, даже авантюрного сюжета. На мой субъективный взгляд, лучше всего, почти безупречно для своего времени (ещё к 1954 г.) выписалась у автора первая часть цикла – «Кудеяров стан». Тогда ещё вполне оригинальный двуплановый показ, – нынешних будней археологов, их добровольных помощников-селян, с одной стороны, и давней жизни на изучаемых ими городищах, с другой, – выдержан весьма искусно на сравнительно небольшом пространстве текста (около 10 печатных листов). Выпущенная первоначально в серии «Библиотека научной фантастики и приключений» повесть «о Заряне, о её тревожном детстве, о полной волнений и опасностей юности», на удивление достоверна, познавательна, особенно для юного читателя. Скупой на похвалы авторитет в славяно-русской археологии член-корреспондент АН СССР А. В. Арциховский в письме Ю. А. Липкингу писал: «Вашу книгу я читал с приятным чувством и прочёл, не отрываясь. У Вас оригинальный и хороший литературный талант. Археологические материалы Вы использовали безукоризненно. Никаких ошибок и даже неточностей я не нашёл… Все довольно многочисленные попытки советских писателей так или иначе использовать археологию я считал до сих пор неудачными, если не хуже. Вам первому удалось» преодолеть активную «антипатию к художественноархеологической литературе»[134]134
  Арциховский А. В. – Липкингу Ю. А. 1. 03. 1958 // Там же. Св. 4. Д. 20. Л. 2.


[Закрыть] автора этого письма-рецензии.

Переиздавая свою первую повесть десять лет спустя, автор немного перекомпоновал текст, изменив его разбивку на главы и часть их названий. Сильные стороны книги от перемен этих слагаемых не пострадали. Отмеченные выше достоинства, думается, при ней и сейчас. Жаль, что автор не воспользовался удобным случаем (наступлением хрущёвской «оттепели») и не убрал из второго издания две-три содержательные шероховатости, застрявшие на отдельных страницах повести со времён приснопамятной кампании борьбы с космополитизмом. Например, как хвалил липкинговский профессор-археолог подозрительность своих спутников – сельских школьников, принявших его поначалу за иностранного шпиона-диверсанта, в 1954 году, так и в 1965 хвалит: «Молодцы!.. Хоть и ошиблись на этот раз, а действовали правильно, по-настоящему. Так и нужно. Время такое. Ходит ещё по нашей земле нечисть вражья. Засылают»,[135]135
  Александров Ю. Кудеяров стан. Повесть. Воронеж, 1965. С. 52.


[Закрыть] надо полагать, даже в отдалённую курскую деревеньку (Главным археологическим прототипом «городища над тихой Тусорью» у Липкинга служил, должно быть, мыс Тарелочка на р. Тускари в с. Переверзеве Курского района, где позднее действительно велись стационарные раскопки[136]136
  См.: Пузикова А. И. Памятники скифского времени бассейна р. Тускарь (Посеймье). М., 1997.


[Закрыть]).

«Сварожье племя» – роман уже одноплановый в том смысле, что целиком живописует дальнейшие судьбы знакомых читателю героев «Кудеярова стана» – типичного северянского укрепления, порубежного с кочевническим Полем. Авторская фантазия «носит Горшу по свету, кидает с моря на море, из страны в страну… Видел кузнец Гнилое море – Сиваш, видал море Русское [Чёрное – С.Щ.], довелось и хазарским морем поплавать – Каспием».[137]137
  Александров Ю. Сварожье племя. Роман. Воронеж, 1966. С. 163. Рецензии на литературную дилогию Ю. А. Липкинга помещались только в курской областной периодике: Москаленко А. Научно и увлекательно // Курская правда. 1958. 12 апреля; Лейбельман М. Я. Увлечённый человек // Там же. 1964. 15 марта; Ростовский С. Три книги курского писателя // Там же. 1966. 11 мая; Голле Г. Поэтическая повесть // Молодая гвардия. 1966. 28 апреля; Фёдоров Г. Племя отважных // Курская правда. 1967. 30 апреля.


[Закрыть] Заряна, уже не пленительная девочка, а обольстительная женщина, терпеливо, как Пенелопа, поджидает на берегах Сейма своего суженого. Экзотической приметой хрущевского начала 1960-х гг. выступает среди «сварожичей» «чёрный рус», негр Улуга, коего непутёвая доля пленного раба, затем лихого беглеца занесла на славянскую землю и тут упокоила. Идеологическая «оттепель» во время написания «Сварожьего племени» заметна и по другому герою романа – итильскому иудею Баруху, правой руке хазарского правителя Итверхана – «ни у кого нет друга-советника, кто опытом, мудростью и преданностью равен был бы Баруху». Кстати сказать, еврейский элемент в Древней Руси, её истории и культуре мог у нас стать предметом специального рассмотрения совсем недавно,[138]138
  См.: Славяне и их соседи. Еврейское население Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы: Средние века – начало Нового времени. М., 1993; Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века. М. – Иерусалим, 1997; Плетнёва С. А. Очерки хазарской археологии. М. – Иерусалим, 1999.


[Закрыть] лет 30 спустя после того, как писатель показал его в художественно домысленных лицах и ситуациях.