Текст книги "Ловчие Удачи - 2 книга"

Автор книги: Вячеслав Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Перед Карнажем предстал замотанный с головы до ног в грязные тряпки человек. Он глухо и тяжело дышал, осторожно протягивая руку к белому сильванийскому скакуну. Конь недоуменно пятился. Феникс преградил путь к животному, предупредительно заведя кинжал к правому плечу. Пальцы левой руки полукровки то расслаблялись, то сжимали в нетерпении рукоять шпаголома. Незнакомец замычал и отшатнулся назад, закрываясь руками. Только теперь Карнаж заметил, как за спиной этого странного типа скрывалась еще одна маленькая фигурка, замотанная в такие же грязные тряпки. Она прижималась к ноге незнакомца.

– Что за чертовщина? – проворчал себе под нос «ловец удачи».

– Феникс! Не пужай народ!

– Сыч, проклятье, куда ты испарился?! Не бросай меня так, а то кого-нибудь из вашей братии ненароком обижу.

Старый лучник подошел и с укором посмотрел на полукровку.

– Горазд я смотрю ты ножичек выхватывать чуть что. Спрячь! Нашел с кем воевать. Это же прокаженные.

– Сначала слепцы. Теперь прокаженные… – одна огненная бровь полукровки озадаченно поползла вверх, – Боюсь спросить, кто в домище том обитает. Уж не вурдалаки ли?

– Нет, в этом будь уверен. Там, где фэтчи, вурдалаки носу не кажут. Они дальше, на северо-восток, там, где некроманерыраньше жили, за рекой.

– Отличное местечко, ничего не скажешь! – Карнаж спрятал кинжал в ножны.

Маленькая фигурка опасливо подалась вперед и подошла к коню. Животное беспокойно фыркнуло.

Лучник и «ловец удачи» переглянулись. Старик кивнул, прищурив один глаз. Феникс удержал своего коня за поводья. Маленькая фигурка протянула ручонку и осторожно погладила животное по ноге. Замотанный в тряпки незнакомец что-то умиленно промычал Сычу.

– Его дочь никогда не видела таких лошадей, – пояснил старый лучник.

Прокаженный, благодарно поклонившись, за руку увел свое дитя.

Карнаж отвернулся, проверяя упряжь, и тут, за его спиной, раздался счастливый, детский смех, что неожиданно прервался болезненным хрипом и кашлем.

Заметив, как полукровка после этого переменился в лице, старик сам снял сумки притороченные к седлу и, кивнув в ту сторону, куда удалились отец и дочь, произнес:

– Они неприхотливы, вырыли себе в земле норы как кроты, да спят в них, накрывшись парусиной. Раньше-то за рекой один волшебник содержал этот… Как его? Лепрозорий, вот. Во время войны туда имперцы добрались. Все порушили, а мага повесили на воротах. У них в Заране таких больных убивают и сжигают. А как мирное время настало, никто не взялся снова искать лекарство. Вот и бродят они по Материку.

– Никогда не слышал об этой истории, – ответил Карнаж, – А вам-то они зачем? Как я понимаю, такое соседство будет до первого зараженного.

– Не скажи. Они отпугивают фэтчей. Взрослым мы даем немного хлеба за это и «болотной соли». У нас тут ее, если ты не знаешь, очищают.

– Теперь понятно, почему тут еще кто-то живет, – угрюмо ответил «ловец удачи», – А от проказы вы спасаетесь этой самой «болотной солью» [7]7
  Болотная соль – вид островитянского наркотического средства, втираемого через надрез на коже (прим. автора)


[Закрыть]

– Пошли лучше в дом. Продрог небось весь. Посушишься, согреешься, поешь чего-нибудь, если еще не расхотелось. Там публика не такая страшная. Хотя, это еще как сказать, – старый лучник повел «ловца удачи» за собой к дому, что возвышался посреди костров на почтительном расстоянии от лежбищ прокаженных, окруженный повозками и привязями для лошадей, где нашлось место коню Карнажа.

Оставляя сильванийского скакуна, полукровка многозначительно посмотрел на Сыча. Старый лучник долго не мог понять, но, когда догадался о сути сомнений «ловца удачи», даже возмутился:

– У нас тут конокрадов и ворья нет! Здесь Жан заправляет, так что за добро будь спокоен. Но вот за шкуру свою отвечаешь сам.

– Тогда пойдем, – усмехнулся Карнаж.

– Погодь, – удержал полукровку за плечо старик, – Тут тобой двое интересовались, как слухи поползли, что ты в топи подался. Нам то голубь принес вести, чтобы тебя никто не трогал здесь. Не знаю уж кто за тебя в Шаароне хлопочет, но и вмешиваться мы не будем. Так что я тебя предупредил.

Феникс в ответ озадаченно хмыкнул. Поистине его персона оказывалась интересна не только магам, раз в южной столице о нем знали и, более того, отписали здешним контрабандистам. За то, чтобы узнать, кто им интересовался, «ловец удачи» готов был щедро заплатить, однако прекрасно понимал, что никто ему на этот вопрос не ответит просто потому, что канцелярия Фелара вела такие темные делишки не первое столетие и свое инкогнито чтила свято.

Они подошли к дверям дома. Стены первого этажа были возведены давно и по площади оказывались гораздо меньше, нежели надстроенный, видимо, позже второй этаж, опирающийся своими деревянными стенами на четыре башенки, возвышающиеся в углах постройки, подпираемые снаружи толстыми балками.

Окна в каменных стенах первого этажа были надежно зарешечены. Входная дверь, щедро обитая железом, тяжело открылась, дополняя образ этой импровизированной крепости, и Карнаж вошел внутрь следом за Сычом.

В просторной зале царил полумрак. Лишь несколько факелов горели на стенах, не считая огромного камина расположенного у дальней стены напротив двери. Слева и справа громоздились длинные скамьи и столы, за которыми сидели немногочисленные постояльцы. Кое-где поднимались к низкому потолку клубы дыма из трубок. В воздухе витал бьющий в нос запах жареного лука. По углам, как и полагалось старинным традициям, располагались небольшие столики, где любой мог с кем-то обсудить личные дела не привлекая всеобщего внимания. Но в этот час и они пустовали, не считая самого дальнего в углу. На него недвусмысленно указал старый лучник, предлагая «ловцу удачи» уважить обычаи серых дорог и представиться патрону.

Жан по прозванию Стоптавший Сотню Сапог заслуживал некоторого уважения, хотя бы потому, что оставался одним из немногих действительно опытных и достойных звания кровавого головореза пиратов из числа тех, кто уцелел после облавы, что устроили феларские солдаты, когда корабли под черным флагом больше не были нужны стратегам. От былой пиратской флотилии, славно потрудившейся в морских битвах прошлой эпохи, осталось очень мало тех, кто и вправду что-то представлял из себя. Остальные оказывались мелкими сошками, наподобие Тиля, которые только и могли похваляться тем, как уцелели в общей каше. Правда, королевские советники как заварили, так и расхлебали эту кашу без масла и даже не поперхнувшись.

Союз с пиратами был рискованным предприятием, но расчет оправдался и канцелярия могла теперь довольно потирать руки – ей удалось убить одним выстрелом двух зайцев: выиграть войну и уничтожить пиратов. То, что от них оставалось теперь опасливо ютилось в бухтах Джирилингла на Острове Туманов, не помышляя более о действительно крупных делах.

Однако, не смотря на то, что Сыч нетерпеливо дергал Карнажа за рукав, «ловец удачи» не спешил сойти с очень удобной для обзора позиции. Факел у входа давно потух и лица полукровки никто видеть не мог, зато он, даже при столь скудном освещении, прекрасно мог разобрать кто был в зале, отметив, кстати, что здесь действительно некому разглядеть его в таком мраке, так как полукровок видно не было. Одни феларцы, и все по большей части северяне.

Над камином помещался герб южного королевства – редкое зрелище в последнее время, так как дворянства почти не осталось. На щите на синем поле помещались треугольником три золотых меча, поставленных остриями клинков вверх, а венчал всю композицию старинный кинжал, выкрашенный красной краской. Поистине любовь к символам у людей не уступала пристрастиям эльфов и гномов. Это был знак того, что здесь правили законы Войны Кинжалов, немногочисленные, но, тем не менее, характерно жесткие при кажущемся беззаконии подобных мест. В том числе один из них предписывал выказать уважение тем, кто был здесь, хотя бы поприветствовав собравшихся, даже если добрая половина зевала, медленно моргая опухшими от бессонницы глазами, а другая мирно спала лицами в тарелках или на столах.

– Здорово, мужики! – довольно громко произнес эту простую фразу Феникс, зная нелюбовь подобной публики к велеречиям.

– Ну, здорово, – послышалось откуда-то сбоку.

– Здоровее видали, – вторило ему сонное возле камина.

– Проходи, – заключил мягкий голос из дальнего угла от небольшого столика, – Присаживайся. В ногах правды нет.

Карнаж почтительно поклонился Жану. Именно ему и принадлежала последняя фраза. Сыч подвел «ловца удачи» к столику, где сидел бывший пират в компании еще одного типа, спящего на сложенных руках, и поспешил удалиться, едва Жан кивком отпустил его.

– Кто будешь? Прозвище и призвание? – сухо спросил Стоптавший Сотню Сапог.

– Феникс, из «Ловцов удачи», – так же сухо ответил Карнаж.

– Полукровка? – белесый глаз с косым шрамом нахмурился, в то время как другая половин лица пирата никак не выражала эмоций, скрытая длинными темно-русыми волосами с проседью.

– Да.

– Что ж, значит ты тот, о ком было написано в послании, если мои глаза мне не врут, – Жанн вытряхнул трубку под ноги «ловцу удачи».

Пепел частично попал на окованный железом мысок.

– Извини, – пират резко выхватил саблю и аккуратно смахнул сожженный табак кончиком клинка с мыска сильванийского ботфорта, после чего добавил, – Мы здесь уважаем южное королевство, хоть законы у нас и свои.

Феникс сохранял спокойствие, не смотря на все угрожающие телодвижения собеседника. Он выжидал, сам толком не зная чего. Это загадочное послание из Шаарона имело для него двоякие последствия: с одной стороны было лишней охраной, с другой – неминуемо вызывало подозрения. Слишком много было «лишнего», что следовало обратить себе на пользу.

– Тут по твою душу есть двое парней. Могут сделать больно, – понизив голос, будто между делом, сказал Жан.

– Я весь дружу, – усмехнулся полукровка.

– Немудрено, – подхватил бывший пират и его лицо озарила встречная усмешка, – Ты ведь промок и от тебя разит болотом. Ступай к камину, обсушись.

Стоптавший Сотню Сапог даже не стал спрашивать у «ловца удачи» пароль серых дорог и тому подобного, хоть и считалось, что это он сам все придумал. Помимо прочего Жан был удивительно плодовит на многие глубокомысленные фразы, которые после повторяли другие, преумножая славу этого философа с рейтарскими замашками. В деле сотворения емких фраз он мог соперничать даже с Окулюсом Берсом. Правда, одно поприще обоих мыслителей столь различных философий клинка и магии разделялось кругами, в которых были в ходу их изречения. Бургомистр Форпата лишь в одном выигрывал. Он был бессменен в своей роли, в то время как года не щадили предшественников так же, как и будущих последователей Стоптавшего Сотню Сапог.

Карнаж подошел к камину, положив свою торбу и мешок с головой dra на скамью. Полукровка действительно замерз, но удовольствие оттого, что он постепенно согревался, омрачали ожидание и боль в спине. Тут ему не требовалось какого-то особого предчувствия, чтобы понять, что может произойти дальше. Момент был подходящим и от этого предсказуемым.

Огромный кулак свистнул в воздухе. Феникс отскочил назад.

Рослый небритый детина с массивной челюстью встал перед ним. Полукровка цокнул языком и повернулся боком к противнику, расставив ноги чуть шире плеч и поднеся правую руку со сжатым кулаком к лицу, в тоже время опустив левую к бедру. Места здесь, меж двух скамеек, едва хватало для того, чтобы не дать этому детине использовать его громадные кулачищи с полной эффективностью. В желтых глазах сверкнула молния и веки сомкнулись. Карнаж с шумом выпустил воздух через ноздри – сзади никого не было.

– Ну вот и встретились, Феникс! – рыкнул незнакомец.

– Я тебя не знаю, – глаза полукровки снова распахнулись, явно озадачив противника переменой цвета и размера зрачков, – Отойди, пока не поздно.

– Зато я твою рожу помню. Ну-ка давай-ка показывай, чего в мешке приволок «пока не поздно». Должок надо отдавать!

Детина шагнул на полукровку. Тот отступил назад, предостерегающе пружиня на своих длинных ногах.

– Не хочешь по-хорошему!? – кулак полетел в лицо Феникса.

Левая рука в перчатке с набойками блокировала удар. Нога в сильванийском ботфорте мгновенно взвилась в воздух, свистнула шпора, но детина даже не схватился за вспоротое предплечье, а ударил вторым кулаком в живот «ловцу удачи». С шумом выпустив воздух и повиснув насажанным на огромный кулак, Феникс заключил, что не все имперские громилы такие же неповоротливые как Валекс из бродячего цирка. Некоторые, как этот, имели явно много практики в кабацких драках и драться умели, а умеючи – очень любили.

Оттолкнуть противника не получилось. Силы оказались явно не равны, так как руки громилы были вдвое толще чем у Карнажа. Зараниец подхватил полукровку словно пушинку и жахнул головой о нависающую балку под потолком, после чего сдавил руками на уровне пояса, прижав к груди так, что исторг из своей жертвы громкий стон, собираясь сломать позвоночник. «Ловец удачи» не стал этого дожидаться и рванул громилу за уши – тот с криком откинулся, после чего Феникс вцепился руками в его голову, с яростным шипением вдавливая пальцами глаза. Зараниец отбросил полукровку, схватившись за лицо. Карнаж упал на пол и скрючился, тяжело дыша, заодно рукой проверяя целы ли ребра.

Никто не вмешался, как и обещал Жан. Даже одобрительных криков бросили всего пару, словно нехотя выполняя старый как мир обычай харчевенных потасовок.

Собравшись с силами, полукровка встал намереваясь докончить громилу.

Толстяк, не понятно откуда взявшийся и где пропадавший все то время, пока его компаньон вытворял свои зверства, с криком накинулся сзади, занеся над головой массивный табурет. Это было опрометчивым решением. Карнаж, с гортанным урчанием вывернулся, выбивая толстые короткие ноги, и бедняга, подкошенный ударом ниже колен, рухнул ничком, выронив свое орудие и расквасив нос.

«Ловец удачи» подхватил табурет и со всего маху ударил поднявшегося заранийца по голове. Предмет мебели разлетелся на части и стал никуда не годен, как впрочем и тот, в кого был направлен. Громила растянулся на полу среди обломков.

– Жаба!? – прорычал «ловец удачи», сотрясаясь от напряжения разгоряченных болью мышц на спине, – Так вот о каком долге говорил этот ублюдок!

– Я не… – начал толстяк, пытаясь подняться, но пятка Феникса ударила его в затылок.

– Нет! Ты Жаба! – полукровка продолжал зло вбивать ступней голову толстяка в пол, – Жадная! Неугомонная! Бородавчатая Жаба!

– Довольно, Феникс! – к камину подошел Жан, поднимая руку, чтобы утих поднявшийся гомон.

– Убью! – детина поднялся, выхватывая из-за пояса нож.

– Это уже лишнее! – сабля пирата свистнула в воздухе и со звоном выбила оружие из дрожащих рук заранийца.

Все трое замерли.

Стоптавший Сотню Сапог был тем, с кем ни Карнаж, ни те двое, что атаковали его, не собирались связываться ни при каких обстоятельствах.

Свое обманчиво безобидное прозвище Жан, разумеется, носил заслуженно, но он был кроме прочего не просто бродягой и бывшим пиратом, но и тем, кто дорого заплатил за свою жизнь, прорвавшись через кордоны феларских солдат. Этот философ меча слыл душегубом и непревзойденным мастером, чей талант не знал нравственных ограничений и взрезал животы с такой же легкостью, как вытряхивал свою любимую трубку, сдувая жизни на своем пути как пепел от табака со стола.

Феникс задушил собственную ярость перед лицом этой ходячей смерти. Здесь его ран'дьянские замашки были совсем не кстати. Но слишком многое накинулось на него в эти последние дни. Он ввязался в опасные дела, в которые раньше предпочитал не вмешиваться и едва успевал переводить дух, как вырастали новые препятствия. Отчего этот толстяк, старый знакомец Карнажа, бывший граф Жабэй, стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. Даже он совал нос в дела полукровки, хотя их конфронтация была давней. Но этот мелкопоместный дворянчик, некогда пытавшийся прибрать к рукам деятельность «ловцов удачи» в южном королевстве, никак не мог угомониться и теперь гонялся за такими, как Феникс, грабя, а, иногда, и убивая. Подло, из-за угла.

Жабэй использовал в своих интересах помощь воровских гильдий, стражу и инквизиторов, сводя кое-как концы с концами, и полагая себя очень умным и вертким, что додумался до такого нехитрого открытия, как красть краденное. В последнее время дела его, видимо, складывались совсем скверно, так как начали поднимать из руин Шаарон, и на южные земли вернулась тяжелая дубина феларского правосудия. Вот он и оказался здесь и, разумеется, не мог упустить случая, едва прослышав о направляющемся сюда «ловце удачи».

Однако убить его Карнаж не мог, так как здесь были свои правила, а Жабэй всегда уделял правилам много внимания и использовал их также в своих интересах.

Полукровка молча смотрел на Жана и прекрасно понимал в чем дело. Конечно здесь были свои законы, но они надежно переплелись с интересами канцелярии, которая оказывала свое покровительство таким как Жабэй, ведь так ловко умудрялись устроиться немногие. Их орудием был шантаж, с помощью которого они забирали у тех, кто действовал на свой страх и риск, ввязываясь в сферу пересечения интересов магии и церкви, заработанные деньги, умело пользуясь шатким положением «ловцов удачи».

Получался изрядный клубок, в котором разобраться было непросто и рискованно, особенно в нынешние времена. Это и предрекал Окулюс Берс в своем критическом труде посвященном интригам и борьбе интересов, в которых гибнет магия, как наука невиданных открытий, превращаясь в инструмент власти, не лучше и не хуже прочих.

Стоптавший Сотню Сапог держал паузу явно неспроста. Что-то важное было передано ему с тем посланием, о котором говорили «ловцу удачи». Значит кому-то было важно, чтобы он, Феникс, добрался туда, куда следовал, то есть в Шаргард. На этом можно было неплохо сыграть, подначив Жабэя, который слыл очень злопамятным человеком. Карнаж поглядел на распластавшегося у его ног толстяка, зло плюнул тому на спину и, собрав свои вещи поднялся по лестнице, собираясь найти себе комнату на ночь.

Но спать этой ночью Карнаж не собирался. Последние события сильно измотали, однако они своим появлением взывали к его благоразумию.

Устроившись в тесной комнатушке с плотно занавешенным окном, «ловец удачи» навалил на кровать свои сумки и накрыл их одеялом. Прекрасно понимая, что подобный трюк здесь никого не введет в заблуждение надолго, полукровка погасил свечу и устроился в противоположном углу, предварительно забаррикадировав дверь столом и стулом, так как хлипкий засов внушал мало доверия.

До восхода солнца нечего было и думать выбраться через окно и уйти к переправе, как бы он сделал в любом другом месте. Походило на то, что его зажали в угол, однако в распоряжении был весь остаток ночи, и Феникс мудро рассудил, что ночь время довольно беспокойное, и за несколько часов могло случиться что угодно.

Пока Карнаж приготовился к осаде, попутно с этим раздумывая над ситуацией, Жабэй вел успешные дипломатические переговоры. Закрывая рукой разбитый нос и принося свои извинения Жану, он вскользь упомянул о том, что «ловец удачи» мог везти с собой что-то весьма ценное, распаляя тем самым алчность старого пирата, которую не могла истребить никакая философия клинка. Однако Стоптавший Сотню Сапог никак не выказал ожидаемую графом реакцию. Пирату было чего опасаться. Риск перейти дорогу канцелярии возобладал. В то же время жадность Жабэя и желание отомстить только набирали обороты, не сдерживаемые текстом секретного послания из Шаарона.

– Ну вот мы и договорились, – прогнусавил Жабэй, кривясь от боли и продолжая зажимать разбитый нос.

– Да, любезный граф, однако не забудьте о братстве серых дорог, когда сочтетесь с этим «ловцом удачи», – напомнил Жан.

– Разумеется, – ответил толстяк, – Я всегда ценил тех, кто чтит законы серых дорог и не вмешивается в частные дела странствующих. Тут сущая безделица. Речь идет всего на всего о некой сумме, и никак не о жизни этого полукровки.

– Надеюсь.

– Не сомневайтесь, слово дворянина.

Толстяк отвернулся и дал знак своему подручному следовать за ним, поэтому не увидел скептической гримасы, что возникла на лице бывшего пирата от того «слова», которое ему дали в залог, словно позолоченную побрякушку, брошенную опытному владельцу ломбарда с таким видом, будто это настоящее золото.

Жан вернулся за стол в углу. Там его ожидал мужчина, поглаживая ладонью свою совершенно лысую голову. Брови двумя клочками сошлись на переносице, глаза недобро посмотрели на пирата, когда тот сел напротив.

– Хлеб без тмина запекаете? – начал гость, отламывая горбушку.

– Это за рекой так запекают, – возразил Жан.

– По вашей просьбе. Не юли, – повысил голос лысый, – Ты знаешь, что будет, если в столице об этом узнают? Вдобавок вы еще и снов своих не рассказываете и не исповедуетесь. Якобы потому, что фэтчи монахов извели.

– Но это правда, сударь!

– Нет правды кроме бога, уразумей!

– И для вас тоже?

– О, нет. Моя правда – это я сам, как и ты для себя, пират. А если нет монахов, так со мной есть один, вон тот послушник, – лысый указал на закутанного в робу с надвинутым капюшоном низкорослого человека, который сидел на скамье за общим столом.

Едва гость указал на него, как тот встал и медленно побрел к лестнице, следуя за Жабэем и его слугой. Стоптавший Сотню Сапог в изумлении проводил странного монашка взглядом.

Лысый тоже встал, дружески похлопав бывшего пирата по плечу своей сильной рукой, и направился к дверям.

Жабэй и его подручный достигли своих апартаментов и вкушали скудный ужин. Пока толстяк откупоривал бутылку дешевого вина, детина накинулся на пережаренное мясо с жадностью гуля на свежей могиле.

– Да уж, а я-то рассчитывал, что разбойнички нам подсобят, – протянул бывший граф, разливая вино по кружкам.

– Ничего, господин, мы еще прижмем этого полукровку, что б ему пусто! – ответил с набитым ртом детина, морщась всякий раз, когда двигал правой рукой со вспоротым предплечьем, пытаясь разрезать головку репчатого лука, – Только больно он горазд драться. Чуть глаза не выдавил мне, звереныш!

Жабэй пропустил жалобу мимо ушей, аккуратно прикасаясь к разбитому носу, который не превратился в лепешку только потому, что толстяк предусмотрительно встречал удары об пол по большей части лбом, отчего там выросла приличная шишка.

– Интересно, что это за гость был сегодня у Жана. Наш любезный хозяин какой-то странный стал. Куда подевался его былой кураж? Да и все прочие тоже сидели как привязанные на скамьях. Что-то здесь не чисто, – бывший граф провел пятерней по своей курчавой шевелюре и взялся за кружку с вином.

Детина не стал его дожидаться и опорожнил одним махом, после чего потянулся за бутылкой, чтобы налить себе еще и замер. За дверью раздались чьи-то шаги. Жабэй повернулся к двери и прислушался:

– Кто это колобродит? Черт возьми! Чую, придется наведаться в комнатку этого шустрого «ловца удачи» только под самый рассвет, когда все угомонятся. Сработаем чисто, комар носа не подточит. Вот увидишь.

Бутылка с вином упала на пол и разбилась. Голова детины с глухим стуком грохнулась на стол под звон посуды. Жабэй вскочил и прижался к стене. В свете догорающей свечи он увидел, как из-под копны волос его подручного растекалась лужица крови. Детина не подавал признаков жизни.

«Вино!» – мелькнула в голове бывшего графа страшная догадка. Он посмотрел на кружку в своей руке, осторожно поставил ее обратно на стол и протянулся к кинжалу, что был за поясом. Глаза толстяка забегали между занавешенным окном и дверью.

– Все одно к одному! – глухо проворчал толстяк, – Э! Вы еще не знаете графа Жабэя, господа охотники!

Он махнул рукой и погасил пламя свечи. Немного помедлив, издал глухой вскрик и тут же метнулся к двери. Снова раздались шаги, которые на этот раз затихли возле двери. В воцарившейся тишине Жабэй задержал дыхание, вытирая сбежавшую по виску струйку пота.

Послышался глухой удар и щеколда со скрежетом откинулась, повиснув на оставшемся гвозде. Чистая и профессиональная работа взломщика поразила бывшего графа, так как таким приемом, чтобы не разбудить постояльца, простые воры в теперешние времена не пользовались. Некому было научить таким премудростям. Тем более столь кропотливая работа явно была слишком кропотлива для простого воровства.

Дверь тихо отворилась и в проеме возникла фигура в монашеской робе с надвинутым капюшоном.

Жабэй выжидал, крепко сжимая кинжал у груди, и, едва монашек шагнул внутрь, как толстяк набросился на него. После недолгой борьбы в руках бывшего графа осталась одна роба без владельца. Резкий удар, подобно молоту, обрушился на его многострадальную голову. Мысли перепутались и в затуманенном взоре возник порог комнаты и присевший возле него низкорослый островитянин с копной коротких черных волос в феларской кожаной куртке и штанах. Он пододвинул к носу толстяка руку с кастетом, на котором в тусклом свете факела в коридоре сверкнули шипы, и с изрядным акцентом произнес:

– Последнее предупреждение тебе, Жаба.

Сильная рука вырвала сжимаемую толстяком робу, и сознание Жабэя окончательно угасло.

Мебель, которой Карнаж забаррикадировал дверь с треском отъехала в сторону. Полукровка с усилием поднялся с пола, опираясь спиной о стену. Меч и кинжал были наготове, чтобы встретить вместе с «ловцом удачи» последний бой, так как счастливая звезда, судя по всему, покинула его. А ведь до рассвета оставалось совсем немного.

Словно тисками сжало горло, во рту стало сухо.

Магия!

Кто-то за дверью, не смущаясь особо, в открытую показывал свое незаурядное дарование в технике телекинеза. Да так успешно и грубо, что старый стол и стул обвалились прямо к ногам полукровки горой щепок. Несомненно тот, кто стоял снаружи четко знал, где расположился Феникс.

«Ловец удачи» бросил решительный взгляд на окно и, косясь на дверь, убрал меч и освободившейся рукой взял с кровати и перекинул через плечо свою поклажу. Однако, едва он чуть отодвинул плотную занавеску, как что-то плюхнулось на стену по ту сторону грязного стекла и заскрежетало когтями по шершавым некрашеным доскам.

Окна комнаты Феникса выходили на реку, а с той стороны частокол приближался слишком близко к стенам, так как дом помещался на краю долины и его северная стена располагалась почти в упор к крутому спуску вниз. Это оказалось сейчас весьма некстати, но Карнаж, все же, решился попытать счастья, полагая, что сможет выбраться на крышу.

– Не стоит, ведь падать будет высоко, – напевно произнес чей-то голос, да так громко, словно его обладатель стоял рядом, а не за дверью.

Впрочем, за визитом дело не стало, и в тоже мгновение, как Феникс услышал этот голос, дверь сорвалась с петель и без единого звука медленно опустилась на пол.

Vlos'Velve врезался в дверной косяк на уровне головы одетого в лохмотья горбуна с круглым улыбчивым лицом, на котором один глаз был больше другого в три раза. Широкий рот под малюсеньким носом уродца растянулся в какой-то непонятной улыбке. У краешка губ были хорошо видны многочисленные швы, сделанные грубыми нитками так, словно лицо незнакомца перекраивали, как неумеха портной какую-нибудь неудачно сшитую рубаху.

– Гостеприимно, – пропел голос так же весело и беззаботно.

Меж тем рот нежданного гостя оставался по-прежнему растянутым в идиотской улыбке до ушей, и полукровка озадачился вопросом, кто же с ним все-таки говорил.

– Кто вы такой? – выдавил из себя Карнаж.

– Я? Я был поэтом иногда и собирал в стихи слова, но многим были не по нраву мои поэмы иногда. И вот я мертв, и стих мой тоже… – заговорил все тот же голос под мерное качание головы горбуна.

– А ну замолкни! – грубо прервал его еще чей-то голос.

Лохмотья на горбу зашевелились и на плечо уродца вылез огромный белый попугай.

У «ловца удачи» округлились от изумления глаза – это оказалась та самая зловещая птица, что сидела на ветке в оранжереи Окулюса Берса и запомнилась полукровке своей характерной особенность. В костистой лапке той половины тела, где зияли выбеленные кости, была зажата цепочка. На ней висел крупный, отлитый из свинца череп, в чьих глазницах тускло светились два отесанных адуляра. [8]8
  Камень из разряда селенитов, называемый «лунный камень».


[Закрыть]

– Наш хозяин, мэтр Кассар, желает видеть Феникса и посылает с нами амулет, который поможет избегнуть опасностей земель мертвых, – куда почтительнее, чем к горбуну, обратился попугай к «ловцу удачи».

– А ваш хозяин не подумал о том, что от таких визитов можно и спятить!? – крикнул полукровка.

Конечно, такие вещи с Фениксом, по роду его профессии, происходили не в первый раз. Чего только стоил один оригинальный способ, которым его призвал на службу шаргардский чародей, ныне покойный Рэйтц из Красных Башен. Карнаж как-то сидел в трактире, ужинал. Когда он откупорил бутылку вина, оттуда выпорхнул плененный дух и вместо трех желаний, которые старинные истории сулили нашедшему, выполнил одно, но чужое, схватил «ловца удачи» под руки и вынес через трубу дымохода. Однако это представление, что разыграли здесь подручные некроманта, выглядело куда более жутко. Но, как говорилось, каждый маг на Материке был безумен на свой лад.

Попугай порхнул на спинку кровати и положил на нее медальон.

– Спрячь-спрячь! – произнесла птица, кланяясь свинцовому черепу.

Карнаж неуклюже подошел на негнущихся ногах и наклонился, чтобы взять медальон. Боль пронзила как стрелой спину, и он отшатнулся, издав тяжкий стон.

– Крылышкам больно? – озадаченно повернул голову попугай, – Скверно-скверно. Горбун, подай снадобья Фениксу, да поживее. Хозяин непременно желает его видеть.

Уродец проковылял к кровати и протянул «ловцу удачи» изумрудного цвета сосуд с толстыми стенками. Полукровка, морщась от боли, взял предложенное из кривых длинных пальцев.

– По одной капле два раза в день, счетом чертовой дюжины всего и не более, – пропел голос, принадлежащий горбуну, – В тумане разума боль заблудится и забудется.

– Я приду, если останусь жив, – ответил «ловец удачи», пряча медальон и флакон под крутку.

Снизу послышался шум голосов и топот многочисленных ног по лестнице.

– Мы можем помочь вам, – сказал попугай, порхнув на мешок с головой dra.

– Избавим вас от тяжкой и опасной ноши, а заодно очистим путь, – пропел горбун.

Топот ног приближался и уже было слышно клацанье извлекаемого из ножен оружия. В дверном проеме показался один из слепцов с факелом в руке. Он собирался рвануться внутрь комнаты, но невидимая стена оттолкнула его и он отлетел назад.

– Это за нами. И, значит, за вами тоже, – глумливо сообщил попугай, поставив «ловца удачи» в положение роженицы в начале схваток, чей выбор, откровенно говоря, был невелик.

– Проклятье! Забирайте что вам нужно и расчищайте путь если и вправду сможете! – крикнул в отчаянии «ловец удачи», хватаясь за оружие и забиваясь в угол при виде той толпы, что собралась в коридоре.