355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Лебединский » Наперекор судьбе. Озарение (СИ) » Текст книги (страница 2)
Наперекор судьбе. Озарение (СИ)
  • Текст добавлен: 1 мая 2019, 00:30

Текст книги "Наперекор судьбе. Озарение (СИ)"


Автор книги: Вячеслав Лебединский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

   Подружиться получилось легко, даже слишком. Стоило ему только заговорить о простом– житейском, как Ронэмил сразу же с улыбкой посмотрел на него и яро подхватил такой ничтожный, пустяковый диалог. Таким образом и с лёгкостью за ними закрепилась дружба на долгие десятилетия. И чем больше и оживлённее они общались, тем для Вельмола вероятнее становилось то, что тот просто хотел хорошенько выговориться за многие годы молчаливой сдержанности. И он охотно принимал и выслушивал всё от своего нового словоохотливого друга; разнообразные истории страны, иронические шутки, его эпизоды из жизни, а также переломные события, что изменили его мышление. С помощью поучений, а также при поддержке Вельмола, Ронэмилу удалось отлично натренироваться, и он по праву стал считаться подготовленным бойцом. Он наконец-то за многие годы получал истинное удовольствие и нашёл своё призвание, а именно – война и сражения.

   Спустя несколько лет такой помощи, он сам стал непобедимым и больше ничему новому не мог научиться у Вельмола. Каждый раз насмехаясь над падшим противником, он властно и гордо произносил: «Я победил, ты проиграл». – после всех поражений, для него только это имело значение. Именно в моменты побед он мог глушить в своей голове горечь неудач прошлых времён и полностью отдаваться приливу подобных наслаждений. Он больше никогда не проигрывал за десять с чем-то лет разнообразных тренировок и во время набегов. И так, шаг за шагом, трудность за трудностью, он преодолевал всё новые границы, пересиливая себя. Из-за этого он стал гораздо эгоистичен и ни дня не проводил без боя. В особенности его интересовали битвы с новыми соперниками, так как побеждённые для него – прах, пыль и не более. Но из-за уважения и дружбы он никогда не предлагал Вельмолу серьёзный спарринг, только тренировки и не более.

   Однажды он очень сильно поблагодарил своего единственного друга за всё, за длительные тренировки, за правильные поучения и за поддержку, сказав:

 «Я ничего бы не добился без тебя. Нескончаемые провалы и горькие неудачи могли бы буквально довести меня до... Но благо ты подвернулся и помог мне стать тем, кем я теперь являюсь. Ты, и только ты вовремя вырвал меня из этой печальной ситуации, обучил необходимым азам, и стал дружить со мной. За что я тебе очень благодарен, и клянусь быть верным напарником по оружию».

   Из Ронэмила выдался небывалый воин, жаждущий сражения и не ведающий жалости. То, что он был неоправданно жесток к противникам, очень не нравилось Вельмолу, и он не раз пытался переубедить того, но было бессмысленно.

  «Он как будто бы был создан только для войны». – так однажды заключил он, глядя на упорные тренировки одноглазого друга.

   Вельмол, на мгновение вернувшись из воспоминаний, в отличие от своего друга не усердствовал в кровопролитии невинных на его взгляд людей. Конечно же, он порой просто парировал своим широким одноручным мечом удары, нанесенные вилами и молотами, дабы ему не нанесли урона, но сам он не наносил ни единого смертельного удара, так как это расценивалось для него как что-то неправильное, ненужное. Убил он лишь двоих мужчин, более-менее вооружённых мечами и приодетыми в кольчугу с прочной кожей, и то лишь по прямому приказу капитана Отамира, которому не нравилось его бездействие.

   Запыхавшись от затянувшегося боя, Ронэмил взглянул на своего друга, увидел его кивок и улыбнулся, припоминая прошлое этого возрастного человека.

 Родом чернобородый был, как и Ронэмил из мрачного Горбри. Всю жизнь он прожил в скромной хижине в Деревянном квартале с двумя возрастными сёстрами, женой Филити, дочкой Сэндри и сыном Модуном. Значимый срок не повлиял на вялость разума Вельмола; совсем наоборот – он был живее всех живых. Приёмные родители его умерли недавно, почти одновременно от новой, быстро распространяющейся болезни, от которой лекари с алхимиками никак не могли изобрести лекарств, и толком не знали, с чем имеют дело. По всей столице в этой эпидемии винили Безымянных, на которых они сейчас и напали. Пусть даже какая-то мелочь случиться, всё равно винят только их. Вельмол хоть и понимал, что тёмный день кончины родителей когда-нибудь должен наступить, всё равно всю свою жизнь боялся, что ему придётся стать главой и опорой семьи; не из-за трудностей будущего и финансовых проблем, а из-за простой, но всё же неотвратимой потери двух самых важных и любимых близких. День потери отца и матеры был для него худшим и запомнился навсегда.

   Эпидемия под названием Мутная кровь быстро охватила родину Вельмола. Болезнь протекала тяжко, словно наказание от предков, которые были недовольны ходом событий на землях Горбри. Эта пагуба умертвила уже многих за тридцать два года. В чём именно крылась причина заражения – установлено не было. Основные симптомы были прискорбными: постепенное помутнение рассудка, переходящее в бред со вспышками бешенства. Всё заканчивалось некрозом конечностей. Кожа поэтапно приобретала омерзительные виды, от бурых и многочисленных волдырей, а под самый конец и вовсе отслаивалась кусками. Были также не настолько серьёзные изменения в организме, как гниль зубов, изменение цвета глаз и волос в светло-серый оттенок.

   В те далёкие времена Вельмолу пришлось переселить своих родных в лечебницу, чтобы не пугать детей и жену их внешним видом. Он надеялся, что там их вылечат, но как оказалось впоследствии – там занимались только изучением болезни с последующими экспериментами новых вакцин. Все в Горбри, особенно простолюдины, проходили регулярные, принудительные проверки участков кожи, окрас глаз, и целостность зубов.

   Вельмола и Ронэмила из воспоминаний вернул грохот обвалившегося из-за пожара дома. Чернобородый мотнул головой, и вновь окунулся в гущу боя в деревушке Холфрам.

   Горстка солдат, не теряя времени и слушаясь приказа, поджигали остальные деревянные строения. Один из наёмников еле-еле успел унести ноги, вынося драгоценности из горящего дома в виде мяса, овощей и бутылок вина в мешке.

   Потчевали армию императора Мистамина скудно. Особенно наёмников, им всем выдавали только пару мешков с картошкой на весь путь, которую они жарили на привале у костра. Остальное приходилось выпрашивать у солдат, либо же просто терпеть такие условия.

   К Вельмолу направился сержант, который наскоро зажёг кремнем факел. Он передал ему в руки пламень, скомандовал голосом, лишённых каких-либо чувств:

   – Подожги мельницу.

   Вельмолу ничего не оставалось кроме того, как повиноваться и подойти поближе к строению. Приоткрыв дверь, он удивился, увидев старуху, которая закрывала ладонями рты двум детям. Он на некоторое время замешкал, не зная, как действовать. Увидев в руках у него огонь, женщина начала яростно размахивать руками и выкрикивать на его языке: «Только не детей!» Он шмыгнул носом, кивнул и просто показал пальцем на свой меч, а затем на выход.

   Ронэмил разыгрался в бою, его лицо обагрилось чужой кровью, единственный голубоватый глаз горел азартом. Обернувшись к мельнице, он за какое-то мгновение увидел схожесть лица этой пробегающей мимо него женщины со своей матерью. Недолго думая, он со злостью сжал зубы и ударил женщину тупой стороной копья по голове, когда та пробегала в сторону леса. К счастью, детей никто не стал трогать.

   Злорадного капитана Отамира и онт-лейтенанта очень обрадовало такое обращение с безоружной женщиной, и он, подозвав к своей лошади Ронэмила, что-то шепнул ему на ухо.

   Огонь по мельнице очень быстро распространялся, и спустя мгновение всё здание охватило пожарище. Вначале был слышен треск соломы с досками, но спустя некоторое время на самом верху здания, где пряталась какая-то семья, стали раздаваться их крики. Кричали и протяжённо плакали дети, с десяток уж точно, и несколько женщин, которые неистово завывали. Их вопли постепенно переходили в хрипящее бульканье, а затем и вовсе всё смолкло для шокированного Вельмола. Он ничего более не слышал, находился в состоянии непосильной тревожности, осознавая то, что он, и именно он убил ни в чём неповинных мирных женщин и детей.

   Что-то надломилось в нутре чернобородого. Во рту появилась сильная горечь, дышать стало тяжело. Он нелёгкой поступью отошёл подальше от пожарища, не веря в случившееся, проклиная себя и просто сел посреди дороги вокруг царящего хаоса смерти, обхватив руками голову. Вельмол дрожал, с яростью сжимаю свою могучие ладони и много раз про себя проговаривал:

   «Нет, этого не может быть…»

   Но один из защитников этой деревушки никак не сдавался, что начинало сильно раздражать капитана Отамира. Одиночке было на вид около тридцати с лишним лет, он держал в обеих руках по топору и дрался отчаянно. Его мускулистое тело покрывала рваная и грязная штанина серого цвета. Волосы, слипшиеся от дождя, были ядовито-тыквенными. Он с лёгкостью отражал и контратаковал удары мечей и копий, словно для него это была простая игра с детьми. Он положил уже с десяток наёмников и горстку солдат, с целью не подпустить никого к своему дому. Но всё же трое бойцов смогли его оттеснить от дома с помощью копий, которые он яростно отбивал, не давая себя задеть.

   Как только проход к дому освободился, туда вбежал солдат с довольной ухмылкой и факелом в руке, который он сразу метнул внутрь постройки. Женщина в вишнёвом платье выбежала из этого самого дома. За руку она держала девочку лет шести-восьми, которую дерзко вырвал из её рук проворный солдат. Мужчина мигом взвалил её на свои плечи и унёс прочь к лошади Отамира.

   Дом воина-одиночки полыхал, его дочь схватили, жена же пыталась её освободить. Увидев это, он что-то вскричал им всем и, оглядев хаос и жестокие ухмылки воинов, с поникшей головой всё же сдался, откинул топоры в сторону. Он сел на землю, уперев взгляд в наблюдателя, пристально следящего за ним.

   Его, сдавшегося, окружили и принялись молотить не простыми кулаками и ногами, а закованными в сталь кулаками и сапогами.

   События для Вельмола, до сих пор не пришедшего в себя, и в особенности для этого последнего воина навсегда отпечатались в памяти и длились настолько медленно, что они могли всё рассмотреть в мельчайших подробностях.

   Уже изрядно побитому воину всё же удалось поднять голову, взглянуть и увидеть худшее в своей жизни. Арбалетчика, который начал заряжать арбалет, то, как он пристально прицеливался в ногу женщине, закрывая один глаз и то, как он вдохнул воздуха, чтобы мягко нажать спусковой крючок, чтобы выстрел прошёл удачно. И всё для чистого издевательства, чтобы она упала, и начала кричать от боли, хватаясь за свою ногу.

   Загнанный воин-одиночка отреагировал на это очень бурно, в то время как некоторые из солдат начали смеяться над этим зрелищем. Его крепко держали, не давая и шевельнуться уже пятеро крепкого вида мужчин. К огромному сожалению о происходящем, безучастному, подавленному Вельмолу было горестно, и он понимал, что это не конец.

   Последний из воинов деревни пытался яростно выпутаться из захвата скалящихся воинов, и всё же он никак не мог успеть спасти свою жену. Просвистел роковой выстрел в тело женщине, замертво павшей. В её безучастных глазах застыла скорбь.

   Одиночка не смог этого вынести. Всё его лицо приобрело звериный оскал, он возжелал хоть как-то и кому-то отомстить. Он, взревев, схватил зубами и вырвал целое ухо наёмнику, который завизжал как свинья от дикой боли, придерживая обеими руками рваную рану, пытаясь тем самым остановить кровь.

   Собрав всю волю в кулак, одиночка быстро присел и мгновенно, прилагая все силы, разведя руки в стороны, он резко высвободился ото всех противников. Каждый из захватчиков полетел в грязь, удивлённо. Это дало некоторое преимущество, и воин вытащил кинжал из-за пояса ближайшего упавшего. Кинжал был хорошо заточен и держался равномерно. Он слегка повертел им, взвесил в руке, один раз подбросил в воздух и не глядя поймал другой рукой. И всё для того, чтобы приготовиться для мстительного броска в ненавистного арбалетчика, который находился возле капитана Отамира.

   Как только стрелок начал вновь заряжать арбалет, видя этот свирепый взор и ухмылку, воин с нечеловеческим возгласом метнул кинжал в него.

   Ему повезло, он попал точно в грудь и тот повалился на своего соратника по оружию. Месть совершена, его жена была отомщена, но разве это может заглушить его глубокую боль? Его дочь находилась вдали, за несколькими десятками солдат, окруживших его кругом, тупо таращившихся на него с удивлением и опаской. Теперь он был не только еле одетым, без защиты и поддержки, но и без оружия вовсе. Все, кто его держал и избивал, попятились, переговариваясь меж собой:

   – Дух Адишола вселился в него!

   – Или змея Хадия!

   – Он вообще человек?!

   Один из наёмников, наблюдавший за всем этим представлением, который хохотал громче всех в согнувшейся позе, начал реагировать запоздало. Вытерев слёзы смеха, он с куражом достал меч из ножен и побежал на воина-одиночку как на беззащитную овечку. Он начал замахиваться для нанесения удара прямиком в грудную клетку, но одиночка успешно увернулся, с лёгкостью и быстротой молнии перекинув его через себя. Наёмник с грохотом и стоном свалился в грязь лицом.

   Подойдя и взяв в руки его валяющийся меч, пока тот был шокирован лёжа в нелепой позе, последний воин этой деревни с хрустом вонзил сталь в спину врага.

   Некоторые из воинов и наёмников вовсе не обращали внимания на этот бой, тайком занимались более важным делом – разорением домов, которые ещё не подожгли. Они перевязывали ноги баранам, засовывали кур в мешки, чтобы унести их с собой после этого легчайшего набега. Путь обратно предстоял неблизкий, и что-то нужно было с собой захватить, дабы прокормиться. Другие забирали кольца – если они не снимались, то, не ведая сострадания обрубали целиком палец. Серебряные браслеты, медные цепочки, любые монеты, всё, что имело хоть какой-либо вес и цену в их стране – исчезало бесследно. Они шарили по карманам у уже убитых мирных жителей, торопясь, пока капитан не даст приказ прекратить. Доходило до того, что раздевали трупы догола – лишь бы одеться потеплее в таких суровых осенних условиях.

   С одной стороны, их понять можно было – тела эти больше никогда не оживут, и не было смысла придерживаться каких-либо человеческих норм по отношению к ним. С другой же стороны, это было бесчеловечно и неправильно – полное моральное падение и мародёрство. Солдатам и воинам и так платили неплохо, но всё равно жадность над некоторыми брала верх, и они не стыдились обворовывать всё и вся при первой же возможности, теряя тем самым облик человека.

   Вельмол смотрел на последнего воина этой деревни без вражды, понимая его безвыходную ситуацию, в то время как тот был на пределе. Воин-одиночка осознавал своё положение и то, что в конце концов проиграет, но это для него уже не имело значение. В его глазах виднелась истинная горечь и отчаяние, один на один он вполне мог убить бы каждого второго, даже с таким скудным вооружением. На его деревню напали, подожгли дом, перебили его друзей, знакомых, и под конец у него на глазах убили жену. А капитан Отамир зачем-то оставил его связанную дочь позади седла своей лошади, периодически тиская её. Но даже через кляп во рту были слышны её крики к отцу, что ещё более придавало ему хладнокровной решимости. Он посмотрел ей прямо в глаза, увидел слёзы и то, как надсмехается наездник, похлопывая её по заднице.

   Одиночка боялся, что его дочку отдадут в вечное рабство служанок к каким-нибудь престарелым богатеям, а что ещё хуже, в один из домов блаженства, о которых он был наслышан.

   Ронэмил медленно, со вздохом, и как будто бы нехотя вышел из круга людей, с силой расталкивая толпу зевак, раскручивая в руках своё любимое копьё, чувствуя на заранее победу. Сняв и откинув в сторону чужой шлем, он посмотрел на измазанного грязью оборванца и слегка усмехнулся так, как он любил делать перед каждым боем. Предстоял нелепый, неравный бой. Каждый из наёмников знал, что одноглазый – самый проворный из всей роты, во время боя к нему лучше не подходить близко даже соратникам. Несмотря на то, что глаз защитника деревни кровоточил, рёбра были в кровоподтёках, а руки были по локоть в крови, он стоял стойко и непоколебимо – готовый принять любой поворот судьбы. Многие обратили на них свой взор, некоторые даже перестали мародёрствовать, так как знали, что сейчас состоится как минимум красивый бой и будет на что поглазеть.

   Ронэмил улыбнулся своей роте наёмников и яростно провозгласил:

   – Ну, мелкота, поддержи меня!

    В небо поднялись кулаки наёмников, послышались дружные выкрики со смешками. Солдаты одобрительно, ритмично ударили мечами по щитам.

   Бой начался мгновенно. Высокий копьеносец быстрыми шагами пересёк разделяющее их малое расстояние, нанёс разрезающий удар с левой стороны, метя в торс. Но оборванец в лёгкую увернулся, нанеся ему удар ногой под зад, скорее с издёвкой, чем в полную силу. Это подействовало на солдат, которые начали истошно ржать, так как Ронэмил плюхнулся прямо в лужу с головой.

   Одноглазый копьеносец ожидал чего угодно, но только не такого. Смех он ненавидел ещё смолоду, и до сих пор это воздействовало на него как стимул. Он усмехнулся, смахнул с лица грязь, похлопал и закивал, злостно сжимая зубы. Ронэмил поднял своё копьё с мутной лужи и развернулся к противнику, начав медленно подходить к нему, кругообразно раскручивая оружие всё быстрее и стремительнее. Это была его одновременно защитная и атакующая поза, он её подсмотрел у одного опытного солдата, когда тренировался несколько лет назад – нанести ему удар было практически невозможно, так как лезвие копья постоянно делало оборот. Его противнику ничего не оставалось, кроме как отступать назад и периодически ударять, но толку не было, все удары парировались и отклонялись. Некоторое время так и продолжался бой, но противник понял слабость этой стойки. Все солдаты и наёмники держались поодаль, на расстоянии нескольких шагов, окружив их кругом; некоторые между собой ставили целые жалования на победу того или другого.

   Одиночка, подобрав с земли нож, начал оббегать Ронэмила кругом всё с большей скоростью, такой, что в конце концов копьеносец не успел защитить спину от удара клинком по самую рукоять. Броня снесла основную мощь удара, но боль в спине почувствовалась неимоверная. Одноглазый с неугасаемой яростью развернулся и ударил навершием копья по челюсти противника, откинув его назад. Конечно же тот упал в грязь и был теперь безоружен. Ронэмил со злостью вытащил из-за спины нож и отбросил подальше – теперь боль его уже не волновала, только противник и победа. В его глазу разгорелся неподдельный азарт и жестокость, но он не ожидал, что его соперник так легко встанет и швырнёт ему прямо в голову нехилый камень.

   След явно останется, удар пришёлся на щёку и это его отвлекло. Он не успел сообразить, что держит копьё лишь одной рукой, другой же инстинктивно закрывает рану на лице – этим и воспользовался его противник. Он нанёс мстительный удар ногой в руку с копьём, а когда оно упало на землю, он пнул оружие подальше, чтобы оно никак не помогало одноглазому.

   Теперь начался ближний бой. Ронэмил еле-еле пришёл в себя и сообразил, что к чему, выставляя блоки руками в то время, когда его противник не переставая наносил прямые удары в корпус и голову. Защищаясь руками, последний воин деревни искал ходы, как бы пробить его блок, особенно если ни один удар его не берёт. Он понял, что нужно сменить стратегию, перестать вовсе наносить удары и самому принять защитную стойку, чтобы улучить момент и контратаковать в уязвимое место. Резко отойдя назад на несколько шагов, он ждал дальнейших действий противника, уперев обе руки в бока.

   Ронэмил чувствовал, что проигрывает какой-то деревенщине без оружия вовсе. Также он понимал, что на него устремлены выжидающие взгляды. Он побежал на противника, попытался самым сильным и быстрым ударом с размаху нанести удар в голову, но тот прогнулся назад, молниеносно развернулся и с силой ударил ступнёй Ронэмила по ноге. Он не выдержал и упал снова в грязь, но встал быстрее, чем ранее, блокировал несколько скоростных ударов в голову, сам начал наносить размашистые.

   Они сопели и кряхтели, оба почти что выбились из сил, но сдаваться никто из них не желал из принципа. Воин этой деревни не хотел опозориться перед дочерью; его брал гнев и подпитывала ненависть к этим варварам. Ронэмил уж точно не мог проиграть хотя бы потому, что он по призванию боец, это то, что ему подходит, то, что ему нравится и приносит удовольствие. Также он не хотел посрамить свою честь перед своей ротой наёмников, солдат, в особенности перед Отамиром и Вельмолом, которые наблюдали за ним поодаль.

   Они вновь столкнулись и начали бороться в грязи. Тот или иной бил по торсу, Ронэмил старался попасть кулаком в лицо, но его противник уклонялся головой и удары одноглазого попадали в основном прямиком в лужу или грязь. Каждый пойманный ненароком удар Ронэмилом отзывался почти такой же болью у его возрастного друга. И всё же одноглазому удалось улучить момент и хорошенько ударить противника лбом в нос.

   – Добей же ты его наконец! – прокричал пискляво Отамир, который начал волноваться из-за проигрыша своего лучшего воина.

   – Прощай, герой хренов... – тихо процедил Ронэмил на его языке. Он выхватил из-за пояса кинжал, перехватил обеими руками, чтобы нанести решающий удар в торс. Одной ногой он прижал того плотно к земле и улыбался своему триумфу, который был скорее неравным боем.

   Лежащий тоже ответил на его языке:

   – Будь у меня оружие получше, я уже молчу о броне, от тебя и следа не осталось, гадина.

   Для этого воина с деревни смерть была бы почти что достойным концом, но, всё только начиналось.

   Ронэмил победоносно прорычал:

   – Я победил, а ты... – он метил точно в сердце и уже было замахнулся, но внезапный крик подействовал на него как самый оглушающий гром молнии.

   – Н-е-ет! Остановись! – прокричал человек в белой мантии на всю деревушку так, что у Ронэмила заложило в ушах. Этому голосу, редко встречающемуся, невозможно было противиться.

   Лицо наблюдателя полностью скрывал капюшон, и он тоже, как и Отамир, был на лошади и всё это время держался вблизи него, переговариваясь и обсуждая творящееся. Он, как и капитан, не участвовал в бою, а только пристально наблюдал, выискивая среди простого люда редкий экземпляр.

   Их орден также занимался тем, что посылал на каждую подобную вылазку по одному из своих проверенных временем наблюдателей, который в свою очередь искали подходящих иноземных воинов – только лучших и отчаянных, вовсе непохожих на простых солдат. Тех, кто никогда и несмотря ни на что не сдаётся.

   Ронэмил злостно ругнулся, посмотрел на вдовца с презрением и нехотя отошёл от него к Вельмолу, чтобы выплеснуть своё недовольство по поводу неоконченного боя.

   – Я бы предложил вам, капитан Отамир, не убивать настолько могущественного воина... по сравнению со всей этой шпаной. – звучно, проникновенно произнёс человек в белой мантии. – Возьмём его в плен, а дальше уже мы разберёмся. Стоит только его слегка подучить нашему военному ремеслу, дисциплине и покорности – и он будет одним из лучших, вот увидите. Такой поступок, несомненно, по достоинству оценит император Мистамин. Просто отдайте должный приказ своим людям. – проговорил наблюдатель более тише, подъехав на своей белой лошади вплотную к капитану.

   – Но... –  только и успел ответить тот, как настороженно-враждебный взгляд впился в него.

   – Вы не вправе ослушаться.

   Вельмолу было интересно: почему бой прекратили. Он силился незаметно подойти ещё как можно поближе, дабы понять всё, что собственно происходит и как именно эти двое видят данную ситуацию.

   Голос человека в белой мантии был тих, чуточку картав, но звучал очень уж уверенно. Отамир обратился к нему с уважением по званию и даже с частичкой боязни в голосе, он объяснил, что: «Этот иноземец перебил слишком много моих воинов, и те явно не желают оставлять его в живых. Они требуют возмездия за падших товарищей».

   Чернобородый видел и слышал напористость наблюдателя. Тот точно не желал упускать такого человека, и уж тем более он не хотел, чтобы с ним расправилась толпа жаждущих крови.

   Некоторые из солдат и наёмников действительно еле сдерживались, чтобы не напасть на последнего пойманного воина. Время истекало, и человек в белой мантии это понимал. Ему необходимо было скорейшим путём воздействовать на капитана Отамира и изменить его решение на своё. Он мельком пробежался по лицу капитана, прокрутил в голове всё то, что он говорил за весь путь по этим землям, и понял, что понижение в звании воздействует на него должным образом.

   – Вы ведь не желаете опуститься на чин ниже? Думаете что мы на то неспособны, капитан?

   Наступило молчание обоих, и долгие взгляды. Наконец всё это надоело новичку наблюдателю, и он решил добить его:

   – Немедленно соглашайся, толстяк, солги всё что угодно, но чтобы они не тронули этого человека. Понизим – так и знай.

   Это прозвучало для Отамира как удар. Его не задело то, что он тучен в теле, нет, именно это звание было его опорой в жизни и тем, что поддерживало его как финансово, так и морально. Жена его уважала, дети по-настоящему им гордились, онт-офицеры и тал-лейтенанты тоже поддерживали его, но внутренне желали возвыситься до такого же звания, и он это знал. Конечно же у него не было выбора, кроме как немедленно согласиться. Упасть на чин ниже означало бы посрамление перед всеми, буквально всеми. Он бы подвёл своего старшего брата, состоявшего в горбриевском парламенте, который неотрывно следил за его действиями, словно за своим сыном, ожидая от него только успех.

   Отамир, жадно вдохнув воздуха, громогласно проговорил всей ораве солдат и наёмникам командным голосом:

   – Берём этого негодяя с собой! Пусть над ним поработают самые умелые мучители. Это будет лучше, чем скоротечное убийство! – многие его поддержали и согласились с этим высказыванием.

   Только Вельмол понимал положение пленника. Он бы, скорее всего, не то что почувствовал себя одинокой каплей посреди пустыни из-за потери всего самого дорогого, он бы отчаялся и не вынес всего этого. Обессиленного и измученного воина поставили на колени и начали связывать толстыми верёвками, скрепляя всё это за спиной ещё одним тугим узлом, чтобы не было никаких шансов шевелиться и уж тем более сбежать. Всё лицо воина-одиночки съёжилось от омерзения и бессилия. В его зрелых глазах Вельмол увидел отчаяние, а сам же он начал прозревать после всех увиденных ужасов.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю