Текст книги "Наперекор судьбе. Озарение (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лебединский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

   Вельмол не удержался и отпрыгнув назад от слишком медленного удара, хохотнул:

   – А-ха-ха, что это вообще такое? Эксперимент алхимиков? Перекормленный юнец? Тело, значит, как у закоренелого бойца, повидавшего все тонкости войны, а лицо... сопляка? Да на тебя смотреть-то больно, не то, что убивать! Но я себя заставлю, ради остальных…

   Приблизившись вплотную, Вельмол воспользовался озадаченностью младенца-крепыша, который был ошеломлён грубыми словами, нанеся по животу разрезающие удары так глубоко, что можно было из прорезов разглядеть внутренности. Противник от болевого шока отбросил кувалду, схватился одной рукой за глубокие кровоточащие раны в надежде, что это хоть как-то поможет.

   Уйдя в бок вовремя от хилого удара кулаком, Вельмол грубо, со всей силы ударил ногой прямо в голень противника, сломав кость. Союзников всё увиденное шокировало, особенно вид Вельмола по уши в чужой крови, и его изменившееся настроение. Более буйный, неудержимый, стремительный и кровожадный, таким они его видели.

   Солицине подробно описали бой, и она грустно подумала:

   «Придётся помочь».

   – Ох, ну вот и всё. Меч всё же очень и очень жалко. – выдохнул пришедший в себя Вельмол, поднимая с песка осколки Кусаки. – Подыскивайте себе нового лучшего. Уважаемая Солацина, обговорим текст писем?

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава девятнадцатая. Чем живут одноглазый и бледноликий?

Приятного чтения)

   Теперь же, после всего плохого, Ронэмилу было наплевать на прошлое и на бывший проигрыш. Одноглазый пытался забыться и запрятать подальше нехорошие мгновения жизни, чтобы эти воспоминания больше никогда не нахлынули на него, испортив настроение. Для этого он, более менее выздоровев, способный ходить на обеих ногах, спустился с чердака вниз на нижний этаж таверны, и заказал не глядя побольше мясной еды с картошкой и молоком.

    Вельмола с остальными не было в Горбри уже как пять дней, разговоры с Гапдумолом и чтение книг как обычно быстро наскучили ему. Он не мог занять себя ничем, ничто не шло в единственную руку и не приносило удовольствия. Ронэмил жутко был голоден и только благодаря этому встал с постели сам и начал спускаться с чердака, чтобы сытно отобедать.

   Отведав всё то, что он закал за чуть более скромные деньги, он откинулся на скамье и принялся отдыхать после обеда, изучающе посматривая на завсегдатаев. Впервые за все свои годы он заказал у проходящей мимо служанки трубку с табаком, решив рискнуть. Он закурил, прокашлялся, кто-то посмеялся глядя на него, но, ему ближе к середине стало даже нравиться.

   Совершенно случайно он встретился с затягивающим взглядом одной девицы, старающейся скрыть от него свою улыбку. Произошли безмолвные, оценивающие издалека и долгие взгляды друг на друга. Он смотрел без злобы свойственной ему, она же с нежным любопытством. Ронэмил не решался подойти к ней долгое время – а она же только этого и ждала, давно испытывая сильные чувства по отношению к этому человеку. Ронэмил иногда отводил взгляд прочь из-за своей неполноценности, но он всё равно проверял, смотрит ли она – и конечно же она смотрела.

   Он ничего не понимал, и думал:

   «Может я что-то не то сделал, взял лишнее или же недоплатил?»

   Так же он думал, что всё это из-за банальной жалости, но нет, между ними зародилось нечто сильное, чего она не могла описать сама.

 Периодически сглатывая слюну из-за эмоций, он продолжала смотреть на неё. Он ей как минимум понравился. Высокий, на вид очень сильный и с волевым, хоть и пораненным лицом, что добавляло ему некую мужественную суровость – так думала она. Ухоженный, прилично одетый, он смотрелся хорошо, не смотря на свои недостатки. От него для неё даже издалека исходила приятная, притягивающая аура.

   А она же была простой служанкой в таверне. Ничего особенного в её внешности не было, разве что милое, с игривой улыбкой простенькое молодое лицо, которое выделялось из толпы тем, что её радовала сама жизнь и она не унывала, не смотря на невзгоды. Одета она была в простенькое бордовое платье, как и большинство. Но за то время, пока он смотрел на неё необдуманно, она ему успела приглянуться. Ронэмилу стало тяжело от этого взгляда, и он отвернулся, принимаясь прокручивать мысли в своей голове:

   «Неужели я даже не попытаюсь? Даже если откажет, что с того? Я и так многое потерял и ничего не нажил».

   Она же, хоть и недавно устроилась в эту таверну, знала, что он живёт именно на чердаке. Видела его внутреннюю боль ещё до того, как он потерял руку, а сейчас же она не понимала, почему его лицо стало ещё более твёрдым, почему оно не выражало боль хоть в какой-либо степени. Как будто бы из-за руки он стал более неуступчивым и не мог позволить себе слабость – так она думала, и ей это в нём нравилось. Настоящее мужество и непробиваемость. Но ей было боязно подходить к нему из-за слишком сильных нахлынувших внезапно чувств, которые она боялась обнажить. Ронэмил же продолжал точно также таращиться на неё в недоумении.

   Так и прошёл целый час. Но он, собравшись с силами, встал со скамьи резко обозлившись на самого себя с одним лишь намерением. Мысли под конец его добили, и хоть у него никогда не было опыта с женщинам, он подумал пока направлялся к ней:

   «Будет что будет».

   Около прилавка собралась гогочущая толпа, многие переговаривались между собой, или заказывали еду с выпивкой. Почти каждый из них шутил и ругался, а он ждать не мог и подойдя поближе, растолкав парочку мужчин, крикнул ей:

   – Буду краток! Свободна сегодня вечером для прогулки возле набережной?! – это были самые тяжкие слова в его жизни, но произнёс он их решительно.

   Она и поверить не могла, что он и именно он подошёл к ней, заговорил, и пригласил на прогулку. Эти слова были желанны ей – и нельзя было дать отказ и тем более как-либо сглупить.

   – Да... конечно. – пролепетала она слабо, с лёгкой улыбкой.

   Ронэмил всё расслышал, строго кивнул, и направился обратно к себе на чердак, обдумывать, что сейчас произошло.

–

   И Ронэмил и девушка по имени Катрона, были похожи в том, что ни у кого из них когда прежде не было отношений, и они не знали как нужно и подобает себя вести в сближенной ситуациях, когда друг к другу тянет, когда испытывает томную нежность по отношению к другому. Но инстинкт первой любви был в обоих, и хоть все их действия и выглядели наивно и по-детски, им нравилось то, что они делают вместе.

   Ей нравилось просто находиться с ним, так как рядом с Ронэмилом ей было надёжно и приятно. Ему же нравились её очертания лица и простота. Она принимала всё сказанное и рассказанное им с лёгкостью и поддержкой, слушала и улыбалась той улыбкой, что ломала и одновременно излечивала его изнутри.

   На следующий день, всё также прогуливаясь вечером по набережные реки Нежной, Ронэмил не сдержался и выпалил быстро то, что не давало ему покоя. Держа крепко её за плечи одной рукой, он открылся:

   – Всё, хватит уже стоить из себя невинных детей и придуриваться. Катрона, ты нравишься мне, понимаешь? Я до этого никогда ещё не чувствовал ничего подобного. Эта слабость к тебе и одновременная притягательность меня одновременно и раздражает, но и также влечёт! Я не понимаю, что происходит! Моя рука потеет даже на расстоянии при мысли о тебе, это тоже кстати раздражает – самого меня иногда трясёт, когда я думаю о твоём молодом теле. Я читал как это называется – любовью, вот как. Будь моей, о большем я не прошу. Конкурентов я не вынесу и изрублю на кусочки. Ты меня понимаешь?! – крикнул он на неё, но понял, что сделал лишнее, просто обнял одной рукой и так они простояли достаточно долго, радуясь присутствию друг друга.

   Оба думали, особенно силился Ронэмил, пока не услышал самое нужное в своей жизни – а именно согласие. Тут-то он и понял, что хоть и лишился руки, но нашёл то, что искал всю жизнь – возлюбленную, ту, которая не была пустышкой.

   – Только обещай на меня больше не кричать! – обидчиво, но наигранно стукнула она его ладошкой по груди.

   «Маленькая, притягательная, так бы и расцеловал». – подумалось ему.

–

   Оросамил не мог не заметить того, что вместе с Вельмолом в один и тот же день исчезли трое членов заговора против короны. Орден каждый день требовал от него отчёта, а добиться чего-либо от старика или покалеченного одноглазого упрямца было особенно трудновыполнимо. Он пару раз ненавязчиво спросил о том, куда они запропастились, и получал только поверхностные ответы.

   Очередным днём его разбудили резко – об уважении и речи быть не могло. Ронэмил хоть и был без одной руки, но это никак не убавило ему грозного вида, даже наоборот. Он дал Оросамилу важное, как он сказал, припасённое Вельмолом задание, с которым мог справиться только он. Проговорив уверенно и строго поручение, он выдал закрытый конверт с поддельной печатью самого императора, и немножко наличных, которые тот принял так, словно изголодавшийся бедняк.

   Оросамил делал вид, что слушает на полном серьёзе, иногда кивал под конец предложения, а сам же запоминал то, что нужно было извлечь из всего этого. Поспешно и наигранно он умылся, запихнул в рот кусок хлеба с вяленым мясом и побежал вверх по катакомбам на свет, докладывать о таком везении.

   Он бежал по улице Бронзового квартала и думал, что вот этим-то письмом сможет хоть слегка заставить думать наблюдателей о нём лучше, чем он есть. Если бы не один нюанс, который его сильно затормозил и даже заставило присесть на скамейку.

   Бледноликий кисло подумал:

   «Что-то здесь не то. Этот калека не мог просто так мне доверить действительно весомое дело по отношению к Мистамину…». – также его мучили думы о содержимом конверта, подписанным очень уж деловитым подчерком.

   «Вдруг один из их приспешников прямо сейчас, или раньше, следил за мной, и знает суть обо мне? Смахивает на подставу, сейчас кто угодно из них мог следовать за мной».

   Оросамил начал оглядываться, но было слишком людно вечером и на глаз не попадались ничего подозрительного. Он не знал, что делать, идти к наблюдателям и потешиться перед ними, или послушаться приказа для ещё одного возможного дня жизни.

   Небо помрачнело. Нахлынул дождь, усиливающийся со свистящими порывами ветра. Затем последовали удары грома в небосводе, ярко освещающие высокие здания. Он так и сидел под ливнем, не зная, что из двух вариантов выбрать.

   «Подставить тех, кто правит всем – нельзя никак, и желательно с этим конвертом направиться к ним как можно быстрее». – думал он, кусая холодные губы.

   Но и боязнь того, что кто-то может его выслеживать – удручала. Он нервничал, потел, и продолжал думать, разговаривая в голове сам с собой:

   «Нет, я не могу. Мои же мысли и сломают меня изнутри. Нужно срочно сосредоточиться и прийти к верному выбору, может быть даже найти альтернативу, но очень быстро». – схватившись за голову, он начал думать усиленно, и через минуту всё для себя решил окончательно.

   Резко встав и направившись к намеченной цели через две улицы, он шёл поспешно, но спокойно. Мысли как-то внезапно изменились вместе с переменой настроения. Оросамил подумал, что важное задание может чуть-чуть подождать, так как он давно не был на свободе и не навещал свою девушку.

   Она была особенной, знала часть его сути – а этого было вполне достаточно чтобы ужаснуться и навсегда прекратить с ним любую связь. Он ценил её и не и не забывал из-за того, что она была его первой и слишком любимой.

   Когда он приблизился к своему купленному дому, где она проживала, он усмехнулся:

   «Хе-хе, новая дверь и ключ не подходит. Да, всё равно малость ненавидит меня. Ну ничего, слегка полазаю».

   Оросамил отошёл, оглядел улицу Жемчужного квартала на наличие стражников – на удивление никого рядом не было. Он внимательно посмотрел на дом и то, за что можно зацепиться.

   Подумав маленько, сосредоточившись на своих силах, он приблизился и сразу же высоким прыжком зацепился одной рукой за деревянную оконную раму. К сожалению, окно было закрыто изнутри.

   «Ладно, ещё повыше». – подумал он, залезая чуть выше.

   Подтянувшись и встав относительно устойчиво, он прыгнул на балкон, который находился на третьем этаже.

   «Да хорошо цветы с растеньями расставила, жаль только, что балконные двери тоже закрыты. И ломать не желается эти миленькую, тонкую дверь. О, везение! Вот и открытое окно видно, как специально для меня. Ничего, я допрыгну».

   Разбежавшись, он сделал максимальный толчок ногами перед самым обрывом, подумал было, что переборщил, но другая рука зацепилась за выступ крепко.

   Подтянувшись, он отряхнул пыль с делового костюма, проник в дом и чуть запыхавшись направился по деревянной лестнице вниз, на первый этаж.

   За время его заключения в подземелье наблюдателей купленный им дом был более лучше обставлен: он заметил деревянные лакированные панели на стенах вместо безвкусных обоев, картины на которые стоило посмотреть, задержавшись, чудные ковры, устилающие пол и новую приличную резную мебель, которая радовала глаз.

   «Да, деньги впустую не расточает».

   – Небось, думала, что больше не вернусь? Зря, я и не из таких мест возвращался. Замочек сменила? Не проблема – ты же знаешь. – он вошёл на кухню и злобно глянул на дворецкого, который помогал женщине готовить.

   Тот не поверил своим глазам, и, открыв рот от изумления что-то пробормотал, но, умыв руки, поспешно закончил с готовкой и удалился, запинаясь ногой о ногу.

   Его бывшая супруга с ужасом обернулась на него, не смев произнести что-либо. Услышав лишь одно произнесённое слово, она уже знала кто это, и что он опять попытается соединить то, что невозможно. Страх вновь, спустя несколько лет сковал её, заполонив сознание холодом.

   – Посмотри на меня! – она оглянулась и ждала очередную правду. – Да я проклятый сын своего отца, да наживаюсь на простом люде, да коллекционирую лица – но скажи мне, кто в Горбри безгрешен? Знаешь, что вытворяет культ Сумеречной звезды? Тебе лучше не знать. Ты же и до сих пор получаешь каждый день те деньги, что снятся многим, чуть ли не каждым. Разве тебе мало правды от меня? И если уж говорить напрямую – я становлюсь лучше, но нет пощады врагам в моих глазах. – Оросамил злился, что она молчит спустя так много времени.

   «Могла бы хоть что-то, ну хоть пустяк сказать. Так нет же, как будто бы специально провоцирует». – мыслил он, глядя ей в светло-лазурные глаза.

   – Всё молчишь? А задумайся о детях! Они сыты! Это уже о многом говорит. Когда в последний раз была в Деревянном квартале? Видела тамошних убогих детей и больных жителей? Лично я в их годы там голодовал, гнил, но выжил! Наши дети каждый день едят только лучшее, получают лучшую одобренную литературу и обучаются учителям все эти семь лет! А то, как они одеты и сам дом? Ну какие ещё могут быть вопросы? Да, безусловно все претензии ко мне – и что? На минуту задумайся о моём положении, и о том, что я не хочу от всех вас уходить. Я другой, пойми ты это. У меня много ролей, «Они» нуждаются во мне, и я не могу отцепиться от клещей ордена и культа никак. Я не забываю о вас, просто не могу. Мне плевать даже на то, если у тебя есть любимый, я вызову его на бой и уж точно выиграю. Ты до сих пор любима мной! Я знаю, что тебе страшно от осознания того, кто я такой на самом деле, но подумай ещё раз! Важно не это мёртвое лицо, а то, что внутри. Для меня более важны вы и каждый из вас, чем я – в любых смыслах! У меня-то, в заточении, было время подумать, а у тебя найдётся? Каждый из детей любит меня, хоть и ничего не знает. Может, ты видишь не это лицо, а ужасные деяния, что не оставляют тебя?

   Он помолчал маленько, собрался с мыслями и произнёс самое главное:

   – Я желаю и заслуживаю, чтобы ты любила меня как впредь, до того как узнала часть меня, ну или хоть на чуть-чуть больше, чем сейчас. Разве о многом я прошу? Ты та самая единственная, кто отказался от меня, и это возбудило во мне сильнейший аппетит. Да ещё как отказалась, дала звонкую пощёчину. Но извини, я просто так не сдаюсь. Как видишь, я вновь на свободен, снова пирую и резвлюсь всласть, и имею право входить в свой дом, ставь ты хоть сотню замков и нанимай охрану – не поможет. Я всесилен, Адишол выделил меня среди безликой толпы. Никому меня не победить и потому-то я ещё жив. Я купил этот дом, я здесь всё обустроил, ты живёшь за чужой, мой счёт, и ты прекрасно знаешь то, от кого именно дети. – глубоко вздохнув, он отвернулся и продолжил надломленным голосом: – Все эти годы я старался не сдаваться, и что? Разве я сдался? Ты думаешь легко говорить самую настоящую правду особенно тогда, когда она ужасна даже для меня? Так будь же милостива, и подумай ещё раз над моими искренними словами. – всё это время Оросамил говорил на повышенном тоне замогильным, настоящим голосом, но теперь же тихо и недвижно принялся ждать ответ.

   Она уж точно не ждала такой поток слов. У неё было время подумать. Она размышляла над тем, стоит ли такому существу довериться в третий раз. Для него ожидание тянулось долго, и он начал злиться, сжал зубы со всей силы чтобы терпеть и не показывать виду. Ей было тяжко вспоминать моменты удовольствия с ним, и она с трудом подбирала слова, думая:

   «Да, действительно, этот человек сделал для меня чуть ли не немыслимое, но поступки его ужасны – особенно если узнают дети».

   – Я помню всё то хорошее, что ты сделал для меня и семьи, но нет. – мягким, слабым и еле слышным голосом начала она. – Извини если сможешь – нет. Хватит, я больше не могу этого выдерживать. Меня не покидают мысли: где же ты – настоящий? Прости как сможешь. Я знаю, что ты на многое способен, но пожалуйста – не лезь больше в эту семью. – с закрытыми глазами отвернувшись произнесла она.

   Оросамил, приблизительно зная ответ, молча оставил денег на полке и со смехом отозвался:

   – То есть ты хочешь сказать, что дети твои и только? За что же ты так со мной? Всё заслуженно? Я сделал гораздо большее чем ты за эти годы, даже в десятки раз! Думаешь, был хоть один день в моей жизни, когда я отдыхал по нормальному? Нет и никогда! Я словно бешеный не нахожу себе места и времени для этого – также не ведаю что это вовсе такое! Наниматели слишком требовательны, они не простят мне промедления. Ладно, позже я вновь навещу тебя, надеюсь, что подумаешь над моими словами. Несмотря ни на что, до встречи, любимая. – Оросамил развернулся с гневом внутри пошёл к выходу.

   Мстительно и быстро шагая, направляясь к выходу, он не обращал внимание ни на что; его на данный момент не остановил бы даже адепт наблюдатель.

   Она пыталась было отозвать его, сказать, что им нужно время, но он был слишком быстр и решителен.

   Девушка грустно подумала:

   «Всегда такой, слишком целеустремлённый. Всё равно я буду любить тебя, хоть маленько в своей душе, хотя бы за подаренных детей. Ты первый и незаменимый. Единственный кто отвечал за своё поведение, и не зависел от оценок и мнений других». – она тихо заплакала от того, что не смогла больше проронить ни слова, что слабость сковала её при виде него и не дала волю выходу чувствам.

   Оросамил вышел через первый этаж, выбив плечом дверь с мыслью:

   «Ничего, ещё увидимся. Тебе надо время чтобы всё обдумать». – но всё равно его раздирала злость из-за временного проигрыша в важнейшем из всех дел.

   Злоба также боролась и с попыткой успокоить себя – но он не сдержался, дошёл до парка и сел на скамейку, начав обдумывать, где мог допустить ошибку. Частичка его слишком сильно и назойливо осознавала то, что семью ему никак не вернуть. Он понял, что и сам является ошибкой, которой не должно существовать. Наплевав на толпу, он как-то случайно тихо заревел навзрыд словно свой первенец.

   Его трясло от бессилия и эмоций, особенно от неудачи. Ему действительно желалось вернуться обратно к первой и самой важной семье. И только сейчас глядя на эту толпу чернорабочих и граждан, снующую по своим делам, он почувствовал себя не всесильной личностью как обычно, а таким же простаком.

   Плача, вытирая платком глаза, он крепко сжал зубы и взял себя в руки, подумав:

   «Нет, о-о-о нет. Нельзя под ещё одной неудачей сдаваться». – вновь повторил он своё правило жизни, которая длилась так долго, что он и сам не помнил своих родных и то, когда родился.

   Случайно его взору увиделась девушка, смотрящая на него с тем самым томно-притягательным, нужным под данную ситуацию взглядом. Чуть ли не пылающие глаза смотрели более ни на что, только на него.

   Подмигнув именно Оросамилу, она сделала первый шаг. Дальше он подсел к ней, начал рассказывать различные истории, затем окольными и хитрыми путями дело незатейливо дошло до его очередной квартиры.

   – Я сразу же поняла, что у вас какая-то сильная тоска, и не могла не помочь хоть словесно. – проговорила молоденькая, опрятная, рыжеволосая девица.

   В квартире Оросамила, хорошо обставленной, находящейся в Жемчужном квартале, они удобно устроились на диване, всласть пригубили вина, хохотали вместе по пустякам, и дело дошло до необходимой разрядки.

   Она начала его раздевать, а он же не противился; девушка была приятна на вид, хоть и шутки были не его уровня. Они страстно сплелись и Оросамил забыл свою единственную любимую и те недавние проблемы, что давили на него непосильным грузом.

–

   На следующее утро у обоих болела голова, но каждый улыбался друг другу искренно, не смотря на эту мелочь. Он сообщил, что должен идти и то, что она может остаться на своё усмотрение в этой квартире.

   Но перед уходом он ей произнёс:

   – Но знай одно и точно, ты, именно ты изменила мою жизнь. Жди, я вернусь ты и не заметишь. – Оросамил подмигнул ей, почесал чужую, бледную кожу на подбородке и с лёгкой улыбкой удалился.

   Пройдясь по паршивому Деревянному кварталу, припоминая себя молодым, ему стало мерзко от нищеты. Он внезапно почувствовал озарение и, хлопнув себя по лбу осознал, что нужно было выполнить и направился в Бронзовый квартал.

   Местом назначения оказалась мастерская по обуви, и Оросамилу стало совершенно непонятно, зачем он должен такому простолюдину передать целых сорок рунэллов и тот самый конверт. На данный момент он даже забыл о прошлой девушке, так как силился найти ответ в этом бессмысленном, отвлекающем задании. Но он всё сделал, дождавшись, когда все заказчики и покупатели вышли, передав послание. Сапожник был ещё три дня назад предупреждён о его появлении и сказал бледноликому в пол шёпота нужные координаты.

   За Оросамилом действительно следили, и не один наблюдатель, а доверенный Вельмола вдобавок. Тревога Оросамила была ненапрасной. Дослушав до конца всё, что мог выдать этот человек, он направился дальше, к ещё одному торгашу, который должен был дополнить сведения за неплохие сапоги.

   Зайдя к булочнику, он ещё более опустился в своих глазах. Тот нёс чушь, но он записывал и пытался найти разгадку среди этого бреда, думая:

   «Нет, то ли это не мой день, а быть может погода сказывается – толи я начинаю слабеть разумом».

   Пока в городе отсутствовал Вельмол и остальные, у Оросамила было время, чтобы с пользой насладиться свободой. Он часто прогуливался днём по чистым, незапачканным чем попало улицам Жемчужного квартала, рассматривал дома, лазейки и планировал возможные проникновения в те, что были ему наиболее интересны и трудны. Чем сложнее, тем притягательнее ему было при мысли, что очередной ночью он, при настроении, проникнет в дом зажиточной особо с целью кражи драгоценностей.

   Его интересовали и умиляли только богатые районы. Он предпочитал находиться с нормальными, зажиточными людьми, а не с оборванцами из трущоб и больными простаками в мрачных трущобах. Они были скучны, лица их были одинаковы для него до такой степени, что он путал их, и, если уж случалось встретиться с таким, он пытался не смотреть на лица, так как их измождённо-усталые и несчастливые лики печалили его.

   Когда его освобождали наблюдатели, он ни о чём особо не думал, лишь выжидал то, когда же его наконец пошлют на очередное задание. Выйдя с планом, он был очень рад свободе, но делал горестный вид, будто бы был обижен и побит. Опять прикоснуться к драгоценностям, вновь обманом сделать необходимые меры, снова пойти на крайности – и наконец-то порезвиться с той, или иной рыжей куртизанкой; всё это поддерживало его, заставляло и дальше жить. Таков уж был его вкус на дам – и желательно замужних. Ему нравилось отрывать их от истинных мужей в свои объятия.

   Сейчас он был одет как всегда, стильно, слегка деловито; его воротник, рукава, и верхушки карманов покрывал мех лисы, блестящий на солнце. В своей одежде ему никогда не было ни холодно, ни жарко. Он был корыстным и с усмешкой подозревал об этом. Ему всегда было мало и нужно было всё больше и больше прибыли с драгоценностями – как будто бы он копил для кого-то или на что-то.

   Внезапно его посетил далёкий и до боли знакомый отзвук предсмертного крика в разуме, только сейчас дошедший до него; ментальная связь с братом оглушительно прервалась, и Оросамил почувствовал, что с ним произошло что-то роковое. Попытки внять своей сосредоточенности и восстановить былой контакт не увенчались успехом, и он бросил надежды, догадываясь, что с этим как-то связан кудесник.

   «Возможно он что-то прознал». – угрюмо подумал он.

   Бледноликий поддерживал последователей культа Сумеречной звезды и самого владыку, но не настолько сильно, чтобы они смогли захватить Горбри целиком. А такие планы у них были давно; они желали, чтобы как минимум каждый третий веровал в их могущественное, но дремлющее божество.

   Оросамил никогда не прекращал занятия махинациями с теми или иными глупцами, которые были ниже его по интеллекту или смекалке, которые он потихоньку приобретал за нелёгкую, но насыщенную жизнь. Только дела и увлечения поддерживают в нём жизнь, не давая постареть разуму и телу. Сбережения просто увеличивались, как и его самомнение о себе. Ханжа – так сказала про него первая любовь, и это было единственное оскорбление, с которым он согласился.

   «Нет, слишком лёгкая жизнь мне выпала. Но ведь неспроста же? Всё благодаря брату... Где же ты, родной Горталиус? Подай признак существования!» – взывал он, подменивая оригинал на фальшь.

   Сейчас он был у себя в ювелирной мастерской, проверял тружеников, кивал и улыбался покупателям, но сам в сторонке своей ювелирной мастерской находился подальше от шумихи, и при этом всё видел, за всеми следил.

   Он увидел богато одетого толстосума среди всей мелочи, который располнел так, что Оросамилу с трудом верилось в то, что нашёлся такой умелый портной, способный настолько обильно расширить весь костюм под грузное тело этого зажиточного гражданина.

   Бледноликий нахмурился, набрался храбрости и сказал, подойдя к прилавку:

   – Отойди-ка в сторонку, начинающий. Не то ты предлагаешь такому опрятно-ухоженному клиенту. – тот послушно удалился, а Оросамил быстро надел фартук, слегка испачканный, чтобы быть схожими со своими коллегами.

   Оросамил быстро глянул в глаза клиенту, но так, чтобы было незаметно. Узрел слабую личность, которая наживалась на других, так как был не в состоянии сам что-то организовать. Но важно было лишь то, что он с собой принёс немалые деньги.

   Судя по кошельку, тот принёс минимум шестьдесят золотых рунэллов, и был готов купить несколько драгоценностей.

   «Попрощайся с денежками». – мелькнуло у него, пока он обдумывал, что бы следовало произнести.

   – Ох, нет. Честно скажу – нет. – начал Оросамил. – Вот это вам пойдёт лучше, поверьте уж бывалому трудяге. Стоит чуть подороже, но оно явно на вашей руке смотрится именно так, как будто бы для вас смастерено. Вот, примерьте. – он подал золотой браслет с рубинами.

   Этот человек выглядел старше его, но с ворчанием согласился. Недоверчиво осмотрев браслет на руке, и то, как он переливался на солнце из окна, он всё равно был недостаточно доволен. Достав добротно набитый монетами, он вывалил на стол около половины.

   «Нет, так просто ты отсюда не уйдёшь». – Оросамил держался выдержанно и выжидал следующего хода в этом хаосе возможных событий.

   – Да, филигрань бесподобна, а у камней насыщенный цвет и хороший размер. – гражданин и дальше всматривался в браслет, стараясь увидеть большее. Чем дольше он всматривался в узоры, тем сильнее отказ от покупки был глуп в его глазах.

   Минутой позже он произнёс:

   – Беру!

   – Не сомневайтесь, вы сделали правильное решение. Ребят, нет, ну вы только гляньте, как хорошо смотрится браслет на руке этого господина! – чуть громко сказал Оросамил, и все тут же закивали головами и согласились как могли.

   «Очередная блажь богатеев». – с такими мыслями он покачал головой и добавил про себя: –  Бедненький, не знает, куда бы ещё потратиться. Транжира».

   Тучного господина это подбодрило, и он стал более жизнерадостным, чувствуя, что действительно приобрёл нечто великолепное.

   Ему думалось:

   «Ох да, за какую-то мелочь я приобрёл то, что вряд ли будет у того или иного кавалера на балу. Я выделюсь из этой толпы молодых, тем самым наконец-то изменю своей распутной жене. Давно я подозревал о её деяниях, а доверенный человек к моему счастью выследил то, что к ней ходят чуть ли не табуном. Уж его-то словам я верю, она сама такая по натуре своей – ненасытная». – он улыбнулся пухлым ртом, но вдруг понял, что надо прикупить что-нибудь ещё для неё – для отвода глаз.

   «Да, чтобы думала о том, что я ничего не знаю. Я обхитрю тебя, жёнушка, и наживусь на твоей наивности, овладев твоими преданными». – он маленько помедлил, сделал вид что уходит, но обратно вернувшись спросил следующее:

   – Мне бы ещё для жены что-нибудь... – вяло промямлил он. – Я плохо разбираюсь во всём этом многообразии драгоценностей и надеюсь, что вы то знаете, что именно ей может угодить!

   «Да, тебе можно всё что угодно подсунуть, но главное под правильным словом – и ты непременно будешь верить». – Оросамил чуть более долго искал нужное ожерелье.

   «С лёгкостью купишь любое предложенное и станешь ещё одной послушной свинкой». – хихикнул он про себя и высказался:

   – Вы меня, нет... Вы нас всех извините, но ничего достойного я предложить вам не могу. – огорчённо произнёс Оросамил, и поник на маленьком стуле театрально, по натуральному.

   – Но у вас же так много прекрасного свисает и переливается дивными цветами! Неужели вы не хотите продать хоть что-то из этого невиданного ассортимент! Вы просто должны подобрать мне что-нибудь хорошее! – разгорячённо требовал тот.