Текст книги "Наперекор судьбе. Озарение (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лебединский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

   Такие слова, и этот намёк чувственным голосом глубоко тронули его и были для него наилучшим стимулом, о большем он и мечтать не мог. Его походка сменилась на торопливую и постепенно ускоряющуюся. И за какие-то несколько минут они успели дойти до нужного места, спустившись на цокольный этаж, войдя в архивы.

   Наскоро покопавшись, он отыскал Хроники Первооснователей, и передал всё Сури с улыбкой, переполненной надежд.

   – Я присяду на скамейку, разберусь с бумагами, а вы ждите меня под вечер. Ночь наша уж точно будет насыщенная. – Сури улыбнулась так, как умела; нежно и по-доброму – любому, даже такому.

   Он ожидал слишком многого в этот день, но более он её не увидит. Гапдумола смутили мысли Сури, глядя на это событие за день до его происшествия, в видении будущего он не ожидал такой игривости от девушки, хоть и повидал многих в молодые годы.

   – Очень даже понял! – проговорил с трепетом Подмастерье над словом. – Ну, я оставлю вас одну, ибо вижу, что это скорбный момент и я тут лишний. – он быстро удалился.

   Она наскоро выискивала в текстах нужную, старинную информацию, и то, что было более менее схоже с тем, о чём говорил чернобородый – аккуратно вырывала, складывала вчетверо и прятала к себе в сумочку. Были чертежи здания, потайные лазы, письма, те самые нужные пергаменты – и конечно же они отправились к ней, а не обратно в папку с документами. В маленькой сумочке были поддельные документы, для того, чтобы преждевременно не заметили пропажу главного. Счета ей были вовсе не нужны, доносы также были не особо интересны, а вот компроматы и личная жизнь так вовсе была скучна, но она и их прихватила. Всё что могла – забрала, и пошла к тому самому мужчине. С его-то помощь она и собиралась выбраться из этого улья.

   – Можно мне выйти через главный вход? Кстати, надеюсь вы не забыли о том, что сегодня я вас ещё навещу. – она отдала ему свою шляпку, до этого сворованную у какой-то леди, как гарант возвращения.

   – Конечно же! Слушай, ты, писака, выпиши на девушку пропуск.

   «Наконец-то потешусь как следует». – думал он, обалдевая от своих мыслей.

   – Увидимся! – улыбалась она, внутренне чувствуя победоносность. Она была радостна и довольна собой, пока проходила все эти длинные коридоры к выходу, на улицу Жемчужного квартала, откуда неспешно добралась до собора и катакомб.

–

   Вельмол получил самое нужное из запретных хроник. Был дождливый вечер, лидер щедро, не скупясь зажёг побольше свечей; главная комната катакомб наполнилась приятным, мягким светом. Разбираться с новой информацией в темени было несуразно. Он читал вдумчиво, подчёркивал необходимые слова и предложения, советовался с Гапдумолом, записывал нахлынувшие думы в дневник с мыслью:

   «Кто знает, вдруг пригодится».

   – В записях из архива, что ты выкрала, есть лишь одна крепкая зацепка. Только одно имя за которое можно ухватиться. Было бы конечно неплохо найти этого человека среди огромного Горбри и его предместий и уж тем более разболтать его. Но, я знаю кто он и то, что он мёртв уж давно.  – устало произнёс Вельмол, позёвывая.

   – Ты, похоже, недоволен, а я, знаешь ли старалась.

   – Нет-нет, я относительно доволен и благодарен тебе, просто ещё много нового предстоит совершить, а время как обычно поджимает. Не за горами следующий набег, и хоть я с помощью значимых писем поставил условие парламенту о ненападении на Лериль, я не могу быть полностью уверен в том, что они это не обойдут как-нибудь хитро, подло.

   – Даже если человек мёртв, это не означает то, что он не сможет ничего нужного тебе сказать. – Гапдумол, сидя на ковре, ожил и глянул на лидера из-под густо-седых бровей серьёзно.

   – Я что-то не понял тебя. Как мертвец сможет что-то сказать? – крикнул Экстэр, с чем Вельмол согласился, закивав. – Нет, ну ты сам подумай, говорящий череп? Как кости без души могут существовать? Это же бред!

   – А давайте просто попробуем? Вы откопаете его, вытащите, приготовите уважительную и нужную речь, а об остальном позабочусь я. Ну как, согласны?

   – Я всяким занимался, но только не этим. – неуверенно проговорил Вельмол. – Как-то не хочется мне тревожить мёртвых, это уж точно неправильно, так меня учили в приюте. А он, знаешь ли, был особой значимой в то время, захоронен надёжно, со всеми реликвиями и по старым правилам.

   – Мы ничего не возьмём, ему даже понравится вновь побывать в этом мире. Доверьтесь мне.

   Вельмол глубоко вздохнул и резко выдохнул с мыслью:

   «А вдруг сработает – и мертвец действительно сможет что-то вразумительное сказать? Мне нужны ответы, ждать я не могу, время идёт против меня. Глупо будет упустить такой шанс – да и вдруг действительно кудеснику удастся невозможное? Надо попробовать».

   – Не я же, а ты, именно ты собрался изменить ход событий. Без этого мертвеца ничего не выйдет, мы с тобой оба это понимаем. Я знаю, я видел.

   Лидер просто кивнул ему, вспоминая намёки кудесника про этот день. Гапдумол, как и обычно, приготавливался к ближайшему будущему, зная каждую частицу происходящего, но не смев произнести кому-либо это.

   Вельмол пошептался со стариком и раздал распоряжение собрать и купить необходимые ингредиенты для ритуала. Ивралию пришлось выйти загород, к гористой местности, и поискать шеезалу – оранжевый мох. Экстэр отправился вместе с ним, но пути их разошлись: он пошёл в лесную чащу с намерением убить волка с помощью арбалета и собрать его кровь в склянку. Оросамил под присмотром Сури отправился к рынку, ему было поручено купить горсть утзина – ярко красных ягод. Тёмно-голубые почки мальзина у Гапдумола имелись; он, ожидая остальных, заучивал песню из Книги Заката на сложном, позабытом языке предков этих земель.

   На следующий день, ближе к вечеру, когда все собрались и были подготовлены нужные ингредиенты, Вельмол пожертвовал несколько капель своей крови. Старик смешал её с кровью волка, растолок и сжёг до пепла душистые растения.

   Поднявшись на поверхность, дойдя до идолов, им пришлось некоторое время побродить по захоронениям в поисках нужной могильной плиты. Отыскав и откопав трухлявого, пополам разломленного мертвеца с искривлённой челюстью, Гапдумол попросил впредь не прерывать его зачитывание песни.

   Всё проводилось в нетерпеливом молчании, лишь Экстэр еле сдерживал смех над странными словами старика. Затаив дыхание и вслушиваясь в слова Гапдумола, команда ждала невероятное, и, вот он закончил произношение песни, положил руку на череп, как всё тело мертвеца усиленно задрожало. Гапдумол отступил на шаг назад и кивнул Вельмолу, который малость побаивался иметь дело с неизвестным.

   – Ты… понимаешь меня?.. – спросил он у еле шевелящегося скелета, из внутренностей которого исходил слабый багровый свет. Мертвец со скрежетом поднял голову ввысь на Вельмола и слабо кивнул.

   Вельмол с трудом верил в происходящее, казалось бы: как мертвец может его понимать? И всё же, набравшись храбрости, он сделал усилие и спросил уверенным голосом:

   – Ты, Каторий, участвующий в первом собрании парламента, создавший Кодекс Правления?

   – Вы меня разбудили для того, чтобы я увидел мерзкую картину весенней слякоти, и низкопородных людишек вроде вас, с непростительно-глупыми вопросами? – спросил оживший мертвец на удивление звучным, живым голосом, но прерываясь после каждого сказанного слова.

   Сури нервно сглотнула слюну, оправила волосы тонкими шустрыми пальчиками. Ей было совсем не по себе, так и желалось удалиться, но переборов себя, она делала вид, что всё увиденное и услышанное – пустяк.

   – Себя-то видел, кусок трухлятины? – не выдержав, огрызнулся Ронэмил.

   – Ничего я вам, грязным свиньям, не скажу.

   – А что если... вот так? – Экстэр с хрустом вырвал из туловища целую руку и отбросил через себя.

   – И ты думаешь что я что-то чувствую? – зловеще расхохотался тот.

   – Страдание ему способен причинить только я. – Гапдумол приблизился и обеими ладонями схватил мертвеца за голову.

   Спустя некоторое время внутренности мертвеца буквально горели изнутри всеми возможными цветами радуги. Череп скелета искривился, изо рта выплёскивалась мольба сразу же нескольких человек и слышались оглушающие страдальческие вскрикивания.

   – Хватит! – прошипел сквозь гнилые зубы мертвец. – Да я Каторий и был первейшим из просвещённых! Что вам ещё нужно?

   – Уже лучше. – улыбнулся Вельмол Гапдумолу, который убрал руку с черепа. – Я ознакомился с вашим кодексом, вроде бы как недоступной информацией для люда простого, и мне очень хотелось бы расспросить тебя на счёт некоторых пунктов – надеюсь, ты не против...

   – Ближе к делу, мне неуютно. Начинаю чувствовать мёртвое, покалеченное тело.

   – Существуют только три державы, или?.. – спросил Вельмол.

   – Для всех только и существуют три державы, но никто и не думал о том, что что-то может быть дальше. Вообрази себе мир, где нет края, всё равно что идти пока не устанешь, а потом вновь и вновь продолжать идти, но так и не найти конца. Держав в таком мире более чем три, но никому, специально, не даётся такая информация. Даже нам, просвещённым, неведомо было то, почему невозможно обойти границу скал простому человеку, который и не желает этого сам по себе. Как будто бы это специально сбалансированный урок именно тем нам, кто знает правду. Все мы что-то меньшее, в руках у чего-то большего. Эти скалы, обогнувшие три державы, словно бы укрывают от нас тайну, прячущуюся за их пределами.

   – Ты ответил так, что оставил после сказанного не один вопрос. – вздохнул чернобородый.

   В течение нескольких минут Вельмол словесно накидал нынешнюю картину войны, её последствий для простого народа, то, какое беззаконье и неравноправие творится на улицах Гобри, и то, что он собирается совершить. Скелет не двигался, внимательно вслушивался в новый мировой порядок и правильно-поставленную, обдуманную речь лидера.

   Дослушав всё до конца, Каторий ответил:

   – Да, твоё видение мира и происходящего и в самом деле верно. Изменения произошли, но они мало чем отличаются от прошлого. Думаю, парламент и до сих пор придерживается не претерпевшему изменениям кодексу. Избранное меньшинство обладает могущественными знаниями перед большинством. Да, и всё же – рано или поздно должна появиться гнильца... вроде вас... и наступят проблемы. Впрочем, решаемые.

   – Ты и не представляешь, какая я заноза для таких, как ты и тебе подобным. Напоследок назови имена переписчиков кодекса, и мы отпустим тебя с миром и более не потревожим.

   – Ну уж нет, я не предам своих.

   – Хочешь чтобы я вновь принёс твоей душе сладчайшие удовольствия? Лично я уже соскучился по твоим взвизгам. – отозвался кудесник.

   – Будь ты проклят...

   – Я назову всех нынешних членов собрания, а ты укажешь…

   – Вам нужны неизменные наследники Приллшалия – только они имеют право переписывать кодекс.

   Вельмол листал Биографию достопочтимых личностей, наскоро, зорко бегал глазами от имени к имени в поисках нужного, через какое-то время произнеся:

   – Значит аж две цели – братья Комблир и Тинаиз. Я обязательно доберусь до них.

   – Он более нам не нужен?

   – Не нужен.

   Гапдумол что-то прошептал ввысь, прикоснулся концом посоха к черепу, и внутреннее сияние скелета медленно погасло, а тело обмякло, завалившись обратно в мраморный гроб. Экстэр под впечатлением похлопал в ладоши старику, и вместе с Ивралием и Оросамилом принялся обратно погребать мертвеца, а лидер же, спустившись в катакомбы, принялся оживлённо раздумывать над услышанным.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава двадцать первая. Влюблённые.

   Приятного чтения)

При взгляде на суровое лицо Ронэмила глаза Катроны слегка расширялись, тело малость сжимало и кололо; вывод у неё при мыслях о нём напрашивался лишь один – он ей очень нравился. Она понимала, что даже без отсутствующей руки и глаза – он всё равно какой-то особенный. Что-то приятное для неё исходило от этого человека, влекло её, подбадривало. Вместо изъянов войны она глядела на правильно сложенное лицо и вглядывалась в ясно-сапфировый глаз тогда, когда он сам не смотрел на неё. Ей нравилось держаться за его руку, она была больше её ручонки втрое, но захват был на редкость нежен.

   Но ему было тяжело вместе с ней. Он ненавидел такого слабого себя. Боясь даже взглянуть на неё повторно, он не знал, почему она всё ещё продолжает посещать его, мирно беседовать и невинно обниматься. Не понимая этих близких, далёких для его понимания отношений, Ронэмил стал чаще нервничать и колотить деревянные стены, чтобы успокоить неугомонный дух и поразмыслить, почему его тянет к ней.

   Вместе с кудесником они проверили эту девушку – ничего особенного, и уж тем более злорадного в ней не было, так заключил Гапдумол. Но для Ронэмила это было то единственное, райское существо, ради которого действительно стоило жить. Нечто даже большее, чем сама его жизнь и всё сделанное за многие годы.

   В основном же они молчали, простыми взглядами понимали гораздо большее, чем люди словами.

   – Как бы сильно и упорно я не старалась в таверне, всё равно находятся недовольные. – решила Катрона впервые открыться ему во время прогулки по вечерней набережной. – Ругаются, дерутся, пристают...

   Ронэмил когда надо было поддакивал и давал верные советы; они вместе решали свои проблемы словесно, но иногда ему приходилось применить силу или грубо высказаться обидчику своей девушки. Доходило и до драк, и противники, видя отсутствующую руку, думали, что он слаб. Но он, после крупного поражения, не мог позволить себе ещё раз проиграть.

   Они решили на деньги Вельмола прокатиться на широком шлюпе по берегам далёким и извилистым. Кормчий был старым и чрезвычайно строгим поначалу, и всё чуть было не закончилось плохо, когда он выругался на старом языке принижающим оскорблением одноглазому, которое не поняла его Катрона. Возрастной кормчий никак не мог выдержать силу взгляда одноглазого; быстро побеседовав один на один, он, переменив своё мнение, извинился на том же языке и уважительно предоставил им место повыше, чтобы виднелись все далёкие просторы дневного Лериля.

   Своей напарнице по судьбе он сообщил, что узнал в лице старика бывшего капитана, с кем раньше воевал. Спутница поверила и обратила мысли в удовольствие – она, понимая, что они наедине, расслабилась и начала танцевать, как никогда в жизни; этим вечером она почувствовала удовольствие и уход за собой. Радость в ней чуть ли не кипела, и впервые случилось так, что она первой сделала нужный шаг в отношениях – поцеловала Ронэмила с настоящей любовью за всё-то малое, но искренне даренное им.

   Подружке очень понравилось это малое путешествие, оно запомнится ей навсегда из-за дивных просторов неприступных гор и небывалых видов таинственно-пышных, хвойных лесов. Особенно ей понравился вид бухты кораблей и то, как много там развесёлого народу. В основном там находились рыболовы, но некоторые, самые отважные, охотились на огромных осьминогов с помощью гарпунов. Доставка добычи на сушу – составляла много труда, но огромные корабли справлялись, хоть и с трудом.

   – Как думаешь, что за теми неприступными скалами? – со вздохом удовольствия спросила она.

   – Никто точно не знает. – уверенно отозвался Ронэмил.

   Очередная вечерняя прогулка по Медному кварталу перед сном бодрила обоих. Свежий воздух помогал думать о прекрасном и только – лишние мысли в голову не лезли. Но у Ронэмила начался процесс рассуждение над данной ситуацией. Она ему нравилась и даже очень, но он не желал расстаться, прекратить то хорошее, что он сейчас имеет.

   – Как прекрасны звёзды в вечернем небе. Неплохая жизнь выпала нам, а? – спросила она.

   «Её заботят мелочи, но это пустяк – не за это мне она полюбилась». – подумал Ронэмил и высказался:

   – Катрона, я сейчас признаюсь. Не знаю, как тебе, но лично мне наши отношения очень нравятся, хоть ты и не ровня мне из-за моих дефектов. Выжди чуть-чуть времени, и увидишь, я поднимусь на ноги, заработок будет сыпаться на тебя, как и моя любовь к тебе, то есть равносильно. Просто поверь моим словам, всё будет именно так, как я пожелаю – нас ждёт только лучшее. В любом случае я не слабовольный и не собираюсь сдаваться из-за какой-то руки. Нужно нечто большее, чтобы опустить меня на самый низ и переубедить, ослабить навсегда. Может, смерть? – риторически задал он сам себе вопрос, но её всегда радовала почти всё, что он скажет.

   Она восхищалась им, его напором и уверенностью в себе. Буквально черпала из него силы, кои были чуть ли не бесконечны.

   Она со своим планом зашла в таверну и за руку повела его на самый верх – на чердак, в его комнату.

   – Да послушай же! – твердил Ронэмил, – Мне и моему другу вскоре предстоит сложное дело – и я не уверен в том, что выживу. Я заработаю тебе на дом, куплю всё необходимое, постараюсь обеспечить как следует, прослежу за районом и отдам тебе ключ. Ты этого заслуживаешь – а именно лучшей жизни.

   – Я верю в тебя, хоть и не знаю, чем ты занимаешься, но думаю – у вас с твоим другом получится задуманное. Надеюсь, потом откроешься... Нам нужно срочно сделать это. – просто проговорила она, как-то мило и отзывчиво глядя на него.

   Ронэмил долго думал о чём она, а время шло.

   – Не совсем понял тебя, если честно. – Ронэмил был совершенно обескуражен.

   – Я поняла по твоей руке, что у тебя опасное занятие, но детей-то ты дашь не таких, как ты сейчас, а здоровых. Понимаешь хоть сейчас? – она присела и начала его раздевать.

   Ронэмил не сопротивлялся, он и не мог это сделать. Находясь чуть ли не в состоянии паралича, он глядел в её карие глаза, и буквально тонул в них. Для них обоих это было в первый раз, но обоим было приятно от того, что это всё было по-настоящему. Не снять какую-то потрёпанную, легкодоступную блудницу, или не отдаться кому попало, а как раз таки с приятным человеком, к которому тянется сердце.

   – Ты мой и только мой. – говорила она с долей наслаждения, снимая с него штаны. – Никому не отдам! – оба уже были полуголы, но наступил для Ронэмила тот момент, когда он по-настоящему растерялся.

   – Эм... – только и проговорил он, глядя на эту худощавую, но красивую девушку. Прелестный и сладкий взгляд манил его к ней.

   Никто его не обучил тому, как вести себя с женщиной именной в такой момент. Он маленько помедлил, рассмотрел её груди и обольстительные бёдра, и, разозлившись на свою руку, Ронэмил опрокинул её на своё же место, придерживая целой.

   Они сплелись воедино, словно закрытая ракушка из прибережных морей. Они овладели друг другом и оба погрузились в туман наслаждения.

   Ронэмил закончил слишком быстро, и потому, разозлившись на себя, сказал шёпотом:

   – Извини… Не понимаю, что это со мной сегодня такое.

   Но теперь он знал, что не зря прожил жизнь. Дети, думал он, и несомненно хорошие, родятся через какой-то промежуток времени. Но сейчас одноглазому было непонятно то, что он делал до этого: зачем он убивал в набегах людей? Зачем силился побеждать и тем самым забирал жизни тех, у кого есть семьи? Это было не глупо, нет, это было неправильно. Он глубоко вздохнул и ждал от неё хоть чего-то.

   – Не думай о себе плохо, всё сделано как надо. Теперь точно появятся они, тобою желаемые малыши. Да, даже по одному твоему взгляду мне понятно стало, что тебе необходимо. Оно и правильно, Ронэмил. И я уверена в том, что родится уж точно не один малыш, нет. Как минимум двойня уж точно гарантирована тебе судьбой!

   – Ты – странный человек. Никто ещё в моей жизни не изламывал мне кости одной своей улыбкой. Ничто не приносило мне так много боли с одновременной притягательностью вернуться к тебе, обратно. Нет, другая, подобная тебе, мне уж точно не нужна, так как я уверен – что лучше тебя человека мне не найти.

   Она встала во весь рост, полностью оголённая. Свет слегка переливался с пылью от одеяла, в чём Ронэмил разглядел некий мистицизм. Да, тело с плоским животом было худеньким, но любимым им до безумия. Даже настолько, что он встал, подхватил её одной рукой, аккуратно положил на кровать и более чувственно предался страсти.

–

   Ночью Ронэмил тихо поднялся с кровати, боясь её разбудить. Он желал отправится в катакомбы к Вельмолу, у которого уже было куплено много квартир и домов в Бронзовом квартале, и несколько за городом, для личных целей.

   Взяв в здоровую руку кинжал, он ничего не боялся по мрачному пути к собору. Дойдя до самого низа катакомб, он тихо открыл дверь и понял, что все спали. Вельмол тоже спал, уткнувшись носом в бумаги и дневник. Аккуратно разбудив его, одноглазый попросил одну из квартир или дом, купленные Вельмолом в Бронзовом квартале.

   Чернобородый, зная то, что Ронэмил из-за него ступил на опасный путь, надел маску приветливой дружелюбности и принялся его выслушивать. Друг упрашивал его сильно, но тому только и нужно было то, чтобы он зажил нормальной жизнью. С заспанными мозгами чернобородый с трудом додумал, что именно нужно его другу и под конец дал добро.

   Минуя погребальные ниши, дойдя до гроба, он потревожил скелета и вытащив оттуда ключи и бумаги, указал однорукому адрес за городом и отправил счастливчика к возлюбленной с мешочком серебряных рунэллов и ключом от дома.

   Внутренний голос уверенно твердил чернобородому то, что их отношения будут долго цвести. Ему думалось:

   «Раньше мои чувства быстро гасли, сколько раз со мной так было, пока я не повстречал Филити. Хотя, может, ему улыбнулась удача, и он повстречал ту самую, которая будет его поддерживать, уважать и любить».

–

   На следующее утро Ронэмил отдал Катроне деньги и ключ, сообщил от какого именно он дома и намеревался уйти, но попрощался, держа крепко её за руку. У него не было сил признаться в том, что грядёт и он просто отвернулся, пробормотав:

   – Извини и никогда не упоминай моё имя для своего же блага. Пройдёт немного времени – и я, наверное, вернусь... Если выживу.

   На этом они расстались и более долгое время не виделись. На следующий день девушка решила проверить, от чего именно ключи. Она выехала на повозке на нейтральную территорию и немало удивилась увиденному.

   Двухэтажный дом за городом, недавно купленный Вельмолом, сильно понравился Катроне. Он находился на ровной местности, на поляне с душистыми цветами. Она уже, даже сейчас, видя щедро освящённую солнцем поляну понимала, что это удачное место для урожая.

   Катрона стояла перед домом, на веранде, и смотрела на дареное с ликующей улыбкой, думая:

   «Да, прекрасный подарок для... – она потрогала живот. – Нас. Вот тут-то мы и начнём жить по-настоящему!» – восторженно радовалась она.

   Прошёл год. Она надеялась, что скоро к ней вернётся Ронэмил, но этому пока что не суждено было случится. Сам он очень надеялся на то, что она сама со всем справится, но ей впервой было руководить двумя новыми служанками, которые отлично помогали по хозяйству беременной женщине. Без этих двух женщин она не смогла бы принять первые роды и не появились бы на свет два чудных для неё ребёнка; тихоня девочка и своенравный мальчик, который крепко сжимал её палец своей маленькой ручонкой; он очень ей понравился из-за своей схожести бойкого характера с Ронэмилом.

   «Весь в отца». – подумала она, когда кормила всех их грудью.

   Ронэмил был единственным, кто сделал её счастливой и ей помнилось, что другие неумело, грубо и неправильно пытались сблизиться с ней – и те давние воспоминание были ей теперь смешны. Она дала своим чадам старинные, позабытые и звучные имена, которые теперь не использовались.

   Катрона обещала себе ни в коем случае не растить своих детей так, как её одну воспитывали. С полной уверенностью можно сказать, что воспитывали её, в общем-то – никак. Детство было наполнено неуместными и вечными побоями с руганью из-за того, что у неё был маленький дефект речи. Но это не сломило её, а наоборот – укрепило уверенность в себе. Неправильная и нагнетающаяся с годами обстановка в маленькой семье плохо сказывалось на её взрослении, но ей было всё равно. Она знала, что когда-нибудь должно прекратиться это безумие. Она почти что ни с кем не разговаривала из-за боязни того, что её неправильно поймут даже в семье; Катрона была умнее своих вечно разгульных родителей, и это им не нравилось до злости, заканчивающейся для неё ничем хорошим. Спустя малые годы трудностей в бедняцко-существующей семье ей надоело такая жизнь и постоянное недопонимание, и она позабыла их, как и её родственники её. Ни Ронэмил, ни она, на удивление не делились о своём схожем прошлом.

   Уже в те младшие годы она мыслила правильно, думала куда лучше податься и кем стать. Но в Горбри, таких как она, было много, хоть отбавляй. А это означало трудности в трудоустройстве. Вдобавок дефект речи сильно мешал, от неё отмахивались слишком многие. Годы поисков, почти что голодные годы всё равно не сбивали её с поставленного пути, и она стала хоть и простой служанкой в таверне, но одной из лучших. Условие было малым: никогда не разговаривать с клиентами, так как это пагубно бы отразилось на репутации престижной таверны. Она, не видя другого выхода, согласилась.

   Миновало два года. От Ронэмила ни слуху, ни духу. Дети подрастали, она стала рассказывать им поучительные сказки в надежде, что он войдёт в комнату в любой момент и воссоединится с семьёй.

   Уж точно Катрона не ожидала, что однажды придёт посыльный и передаст ей конверт с мешком. Сам он был молчалив и быстро удалился после выполнения задания.

   Проверив добротно висящий мешок на то, что же в нём такое, она увидела множество разных, каких раньше не видела серебряных монет, чему немало удивилась. Принявшись читать письмо с долей сомнения, она уже на первом предложении с лучезарной улыбкой поняла, что оно непременно от него. Только он способен так правдиво изъясняться. Она продолжила рьяно читать.

   Милая моя Катрона, надеюсь, тебе пригодятся это богатство для жизни, и не только. Я дополнял это письмо несколько раз и в конце концов передал проверенному человеку, чтобы оно дошло до тебя. К моему огромному сожалению, должен тебе сообщить то, что меня уже нет в живых, раз уж это письмо с деньгами дошли до тебя. Но ты не горюй, ты, моя милая и любимейшая не осталась одна. Думаю, я оставил лучшее после себя, что мог дать такой прекрасной женщине, как ты. Катрона, я же знаю, что ты понимаешь, о чём я, и нет смысла об этом далее писать. Я нескончаемо желаю вам лучшей жизни, постарайся прожить достойно и воспитать детей также. Если будет мальчик, обучи его всему тому, что я тебе рассказывал. Непременно запиши его в клуб бойцов, постарайся сделать так, чтобы он вырос крепким, сильным, выносливым и при этом разумным. Он обязан уметь постоять за себя и защитить любимых. Девочка? Тогда уж на твой выбор, тут я не знаток.

   Я старался выжить, но видать нашёлся тот, кто сильнее и проворнее меня. Прости за плохое, помни от меня только лучшее – если оно конечно же было. Начни сельское хозяйство, займись торговлей овощей и фруктов для того, чтобы эти серебряники впустую не пропали.

   Множество раз я хотел сказать тебе нечто подобное вживую, но чувствовал, что ещё рано. Люди неправильно воспринят то, чем я занимался со своим первым и главнейшим другом. Теперь-то можно поведать тебе о том, чем мы занимались. Одна только маленькая просьба – сожги письмо после прочтения. Я, Вельмол, и другие люди, разделяющие наше мировоззрение, просто желали сделать жизнь простого народа лучше, во всех аспектах и смыслах. Но почти что в самом начале этого действия нам начали мешать могущественные враги из тени. Нам приходилось иметь дело только с их прихвостнями, а не с ними самими. Выходило то, что мы тратили время, потому как нужно было направить все усилия на поиски невидимых врагов, тех манипуляторов, которые контролируют всё – буквально всё. Они хотели затуманить наш разум, замедлить и впоследствии вычислить наше местонахождение до решительного броска, но мы успели. Благодаря своему другу я осознал истину мировых событий с людской жизнью. Нам удалось прекратить войну!

   Теперь я заканчиваю это письмо до смерти оголодавшим и до костей промёрзшим. И всё же мы увидимся, обещаю. Ну а вам с малышом желаю только лучшего. Извини за то, что выбрал именно этот путь – по-другому я не смог бы. Сильно пожелал бы обнять тебя вновь, но этому не суждено совершиться. Очень жаль то, что мы вместе не состаримся, не проживём год за годом в благополучии. Извини и прощай, единственная и прекрасная моя.

   Её бешено колотило от эмоций. Она не знала плакать ей, или смеяться. И всё же она заплакала, вначале медленно и слабо, затем сильно, бурно. Она так и не поняла: жив Ронэмил, или нет. Катрону принялись успокаивать сразу две женщины, но это не помогало.

   Она ослушалась его, сохранила письмо на чердаке под старой половой доской, и когда желала вновь прикоснуться к единственному мужчине в своей жизни, она читала, и каждый раз плакала, надеясь на его возвращение.

   С таким домом и подросшими детьми, с внушительным хозяйством она вполне могла добиться чуть ли не каждого из мужчин. Но для неё самой это было бы сродни предательству.

    Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)