355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Лебединский » Наперекор судьбе. Озарение (СИ) » Текст книги (страница 23)
Наперекор судьбе. Озарение (СИ)
  • Текст добавлен: 1 мая 2019, 00:30

Текст книги "Наперекор судьбе. Озарение (СИ)"


Автор книги: Вячеслав Лебединский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

   Буквально на следующий день, когда Сури сообщила о том, что её наниматели вроде бы как поверили в смерть Вельмола, начались усиленные обучения новобранцев с помощью нового, опытного стреляного воробья.

   – Ну вот ты, как ты его ударяешь?! – Гатаро вспомнил былое, бил по голове тростью каждого тренирующегося сопляка за погрешности, которых не должно быть. – Бей не в торс, а в это огромное лицо!

   На других он смотрел с крайним разочарование, проохал и проахал от отвращения, проговорив угрюмо:

   – Слушай, я понимаю что ты здоровяк, но огляди себя! Твоё же преимущество состоит в коленях и локтях! – продолжал старик. – Предплечьем и локтями блокируй удары, и будь готов к контратаке, когда ухватишься за волосы. Нет, ну ты глянь какие у не шевелюры, они так и кричат: "Схвати меня!" Локтями держи основной удар, выжидай нужного момента и бей сбоку, но не в полную силушку!

   Гатаро, находясь во дворике пристанища, не спеша оглядывал десятки тренирующихся между собой парней и мужчин, наставлял тех, кто позволял себе лишнее или же недоделывал подобающим образом нужное упражнение.

   Подойдя к двум молодцам, одетым по лёгкому, он присвистнул:

   – А вот ваша проблема – забавна. Никто не желает сдаваться – уважаю. Видать, вы оба проходили азы тренировок при набегах, а? Да, неудержимая сила юности… Я помню свои годы, глядя на вас обоих. О-о-о, отличный уклон от такого захвата!

   Старику Гатаро было интересно наблюдать за этим боем, который отличался от других тем, что эти двое новобранцев бились яростно и как будто насмерть. Из-за он разыгравшегося азарта порекомендовал одному из них, крикнув:

   – Когда откроется – прогнись назад и бей лбом в нос! – первый попытался нагнуться с силой вперёд, но лишь лицом задел того, что не возымело эффекта.

   Гатаро разочарованно вздохнул, нахмурился и прогнусавил:

   – Да нет же, подбери нужный момент для этого заключительного удара! – они уже боролись на земле, один из них захватил руку другого и начал выкручивать наизнанку.

   Никто более не дрался и не тренировался, все глазели на этот бой, и вдруг между борющимися послышался звучный хруст, схожий со сломанной веткой – то была сломанная рука. Раненого человека это не остановило, с безумным рёвом он, высвободившись из захвата и встав, ударил двумя ногами в корпус противника в прыжке, и добил того, еле стоящего на ногах лбом в нос.

   – Ого-го, какой порыв ярости! Пройди к лидеру. – похлопал в ладоши Гатаро, отправившись к Вельмолу, чтобы замолвить за бойца словечко.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава двадцать шестая. Победа?

   Приятного чтения)

Гапдумол как и обычно медитировал, блуждал по иным мирам, находясь на полу под собором в катакомбах. Пришло время расслабиться и погрузиться в новое место со своими тайнами. Но вместо того, чтобы перейти в состояние транса, его голову пронзила яркая и уродливая вспышка. То было чистое зло.

   Встревоженный кудесник почувствовал и ясно узрел ведение прошлого, плавно переливающегося с настоящим. Увиденный им человек хотел понять хоть приблизительно то, что чувствовали его жертвы перед кончиной. Он не раз душил сам себя обеими руками до потери сознания. На его шее всегда оставались красные следы от рук, которые он прикрывал высокоподнятым воротником делового костюма.

   Ему жизненно необходимо было играть, а затем убивать молодняк, только в этом он видел смысл жизни. Причина этой ненормальности крылась в том, что он потерял жену при беременности вместе с чадами.

   Другие девушки ему были не нужны, хоть на балу ему и предлагали ту или иную – но нет, только она, потерянная и незаменимая была ему нужна. Люди по-разному сбрасывали гнев. Кто-то на более слабого, некоторые на тренировках или в реальном бою, иные пытались рассмотреть суть проблемы и увидеть её начало, чтобы затем разглядеть конец, то есть разгадку. А он же предпочитал свой метод и считал, что только это способно поддерживать в нём жизненные силы и не свести с ума.

   Им повелевал настойчивый, шипящий внутренний голос. Из-за этих зверств он также получал очень сильное возбуждение, стремление жить дальше и вдохновение на дальнейшее написание портретов и картин. Получались только изумительные шедевры высшего класса; нейтральная сторона сильно завидовала тому, что не у неё находится такой высокочтимый художник. Творения продавались исключительно за крупные суммы и всегда были только в одном экземпляре.

   Он был богат и мог себе позволить многое, в том числе тех самых детей. Любой ценой. Скупать детей прямиком у родителей было бы глупо и опасно, и конце концов его бы выследили, хоть и некоторые из людей, особенно крайне нищие с радостью бы отдали своё чадо за несколько монет для опохмела.

   Если бы он приобретал их из приютов, то это тоже наводило на него лишний взор. Этот человек был крайне осторожен и первоначально бережлив с детьми. Любил потешиться с ними, поиграть в те игрушки, каких они никогда не видели – и больше не увидят. Ему нравилась их наивность и радостные смешки. Он улыбался и подыгрывал им с такой же задорностью, как будто ему не тридцать шесть лет, а столько же, сколько и им. Также он получал удовольствие от созерцания их абсолютно любых действий. Но всегда, в какой-то момент, его потихоньку начинал мучить гнев из-за того, что у него тоже мог бы быть точно такой же ребёнок. В этот момент он был безудержным и внутреннее, безумное чутьё с хладнокровностью подсказывало, как нужно далее действовать.

   Вифинар заманивал любыми способами детей всё ниже и ниже, в низкий и длинный подвал, где их ждал худший из возможных концов. Некоторые из детей видели в этом сопровождении вниз опасность и пытались вырываться с криками, но невозможно было высвободиться из его объятий, а сами же крики его только подбадривали и возбуждали. Своим красноречием он всячески принижал детей и подпитывался их стыдом, который его вводил в изумление от тех поступков, которые они не совершали – но он был очень убедителен и всё срабатывало завсегда и со всеми. Далее он любил потихоньку причинять им боль и тем самым наказывать за любую провинность. В эти моменты он одновременно любил их и ненавидел – в нём буквально боролись два человека. Одной жертвы ему хватало дня на три, не больше и не меньше.

   Некоторых он оставлял в живых, но это были очень редкие случаи и всё для того, чтобы раскрепостить их как можно сильнее. Для него не было разницы, мальчик перед ним, или девочка.

   Они становились рабами его обезумевших помыслов и идей. Как раз одной такой девочке удалось сбежать каким-то чудом из его лап, но она ничего толком не смогла поведать, так как язык у неё был отрезан. Ей пришлось объяснять ордену белых наблюдателей всё многочисленными рисунками. Её, оголённую и обессиленную нашли в лесу охотники и привели в крепость к стражникам поздно ночью.

   Его слуги днём рыскали по городу в поисках новых детей, в том числе беспризорников, за которыми была установлена слежка.

   Этого человека, если можно так выразиться, искали; пропажи детей не были бесследными, Горбри находился в напряжении из-за слухов о потерянных и замученных детей. Так как этот художник был богат, он нанял исключительных профессионалов-проныр, которые всё прекрасно понимали и не задавали лишних вопросов, когда доставляли ему детей. Им было наплевать даже на то, что ребёнок жил у родителей в полноценной семье; нанятые люди взвешивали шанс на поимку ночью, обговаривали план и взламывали дверь отмычками, тайком проникая в дома простолюдинов. Иногда приходилось применить силу, без убийств взрослых в такие моменты не обходилось. Через весь город, ночью, под присмотром подкупленных стражников, люди этого художника тащили детей в логово, где он ждал-дожидался новых детей для своих безумий. Для надёжности большая часть стражников в городе была подкуплена. Художник Вифинар мог позволить себе многое.

   Миновало несколько плодотворных недель. За всё это время Вельмол так и не решился покинуть Горбри. Он стоял, прижавшись к стене пристанища, разглядывая обученных единомышленников, гордясь их манерами.

   На данный момент был полдень, все обедали – впереди их ждали очередные физические тренировки. Чернобородый видел и слышал речь этих многочисленных людей без ругани, с уважением и взаимопониманием друг к другу, которые были почти что беспрекословным. Находясь в самом центре и выслушивая их культурную речь, он радовался тому, что из ничего получилось создать добропорядочных людей, более вникающих в суть и глубину происходящего.

   Чернобородый чувствовал восторг, вспоминая, что раньше эта худощавая нищета питалась как попало, с трудом сводя концы с концами. Но теперь же всё изменилось; живя в этом помещении, а не на в трущобах Деревянного квартала, как это в основном и бывало, они питались правильно и разнообразно. Люди набрали хорошую массу тела, стали более разумнее, чем раньше, и присоединились навсегда к его пути по достижению справедливости. Они не только занимались физическими упражнениями, а также выслушивали видение мира Вельмола и набирались ума из запретных книг парламента. За несколько месяцев они прочли многое, тем самым претерпев немалые, весомые изменения.

   Понимающие толк и осознающие то, чем занимаются, они были словно братья – такими их видели начальные друзья Вельмола, оставшиеся и до сих пор его твёрдой опорой перед тяжёлым путём прекращения войны.

   Задумавшийся чернобородый был доволен, но случайно в голову пришла мысль о том, что они уже достаточно знают и поймут дальнейший путь. Также он понял и то, что пора бы уже наведаться в новый дом на нейтральной территории – к семье. Опоздание и так было долгим; жена, сёстры, и уж тем более дети – ждали его.

   Не столь давно у него всё же получилось восстановить былую связь с Филити, путём нескольких красноречивых, продуманных и искренних писем, посланных с помощью гонца.

   Он незаметно начал уходить.

   Вельмол попросил у Гапдумола припасы на будущее, коротенько сообщил о дальнейших целях и возможных проблемах. Ему нужно было что-нибудь, что поможет в трудные моменты и тяжёлые болезни в тех, нейтральных малоизведанных землях. Тот как будто бы без слов всё понял, покопался в своей сумке очень проворно; там стеклянные склянки бились друг об друга, и Вельмол случайно глянул что там есть и понял, что там целый арсенал на все случаи жизни.

   Лидер в лице кудесника, в которого верили единомышленники, выдал Вельмолу многое; травы, настои,  зачем-то мазь, порошки, какие-то плоды, коренья, кожаный мешок, внутри которого было что-то вроде тёмной сажи. Перед тем как чернобородый ушёл, кудесник ёмко объяснил, что к чему и для чего. Говорил старик тихо, чтобы остальные, кроме его напарника не подслушали, и при этом делая вид, как будто бы осуждает новобранца.

   Последнее, что сказал кудесник было:

   – Главное не глупи, аккуратно езжай домой и будь готов ко всему. – старик бы улыбнулся, но знал, тому не понравится увиденное. Вельмол, вздохнув, опять позавидовав его дару.

   Он присел, и ответил ему на ухо:

   – Подмени меня на время. Думаю, ты знаешь, как продолжать проложенный путь. Ещё увидимся, друг.

   Заложив все запасы себе в карманы кожаной куртки и в походную сумку на бедре, он направился в погреб. Вельмол захватил с собой сырую картошку, сухарей и вяленую рыбу. Просачиваясь через союзников к выходу на поверхность, он на прощание взглянул в пустые, безжизненные глаза Сури. Он не желал с кем-либо говорить о намеренном.

   – Куда-то уходишь? – с недопониманием спросил Ронэмил, жующий яблоко. Вельмол молча залез на лошадь, и нехотя посмотрел сверху на своего друга.

   – Я... – с неуверенностью в голосе и даже лёгкой тряской в руках проговорил он через силу, – Вернусь, когда-нибудь. Мне нужно время, чтобы навестить семью и обдумать в стороне то, чего мы смогли добиться за этот срок. У меня, если честно, нет решительных идей на дальнейшее, и я надеюсь на то, что, не думая о главном, занимаясь обыденностью, эффективные мысли по прекращению войны придут сами собой. Так бывало, когда я что-либо выковывал в кузнице, но, это больше не срабатывает. По крайней мере, так мне подсказывает внутренний голос. – задумчиво проговорил он, слабо улыбаясь. – Гапдумол продолжит руководить за меня.

   Ронэмил лишь кивнув, пытаясь что-то прочитать в глаза друга, который, чуть подумав, понял, что нельзя оставлять своего первейшего напарника чуть ли не голышом посреди Медного квартала.

   Он пробормотал:

   – Вот тебе маленький презент. – Вельмол вытащил из внутреннего кармана несколько маленьких сапфиров размером не больше чем с ноготь мизинца. В куртке у него ещё были рубины и купчая на дом, куда он и собирался направиться. Там-то его и поджидала семья.

   – Это... Я не понимаю... Откуда у тебя такое? – одноглазый с изумлением и чуть ли не голодом смотрел на лазурные драгоценные камни, чьи грани блестели на солнце. – Ты же говорил, что всё добро закончилось.

   – Необходимое я приберёг. Думаю, тебе и твоей любимой это понадобится в будущем, а может даже в скором настоящем. Жизнь она… как сомнение – не знаешь куда унесёт поток воды, верно? – подмигнул он. – Я старше тебя, и потому понимаю, что тебя ждёт. Тебе будет тяжко, особенно, извини, такому, каким ты стал. Я имею в виду одноруким.

   – Будет трудно, да. Но такой подарок, старина, я никогда не забуду! – он обнял его на коне одной рукой как смог, крепко, с теплом, отчего у Вельмола чуть было не пробилась непрошенная слеза, но он сдержался, прикусив зубы.

   – Кстати, камешек-то как раз под цвет твоего глаза.

   – Он, что, синий? – продолжал дивиться тот, не отрывая взгляда от сапфира.

   – В точности. Прекрати обниматься, ладно? Веди себя как... – он вспомнил прежнего Ронэмила, и понял, что разница огромна. – Прощай, Ронэмил.

   Чернобородого трясло от наплыва эмоций. В основном они были старыми и хорошими, но другие не смогли заслонить собой лучшие моменты, когда они рука об руку справлялись с трудностями.

   – Я понял, Вельмол. В добрый путь и огромное тебе спасибо! – вскричал тот уже хорошо набравшему скорость на лошади другу, думая:

   «С этими-то сокровищами я спасу Катрону от нищеты».

   Вельмол развернул голову напоследок, они обменялись кивками, и он в полную силу погнал коня. Ронэмил так и стоял, провожая взглядом своего друга, радуясь зажатым в руке камням и его щедрости.

   Пока лидер мчался на лошади, выехав из главных ворот Горби, его разум посещали разные мысли, но одно он понял точно. Понятно стало, что он нелюбим, даже не так, нет в нём нужды больше. Обученные новобранцы замечательно справлялись со своей работой по скрытному воздействию на людские умы. Когда чернобородый ехал по нейтральной территории к родным, наступили значимые изменения для народа Горбри. Кудесник постарался на славу.

Сопротивление и без лидера справлялось лучшим образом, само находило хитрые лазейки и переманивало на свою сторону угнетённых.

   Вельмол к этому и стремился, к тому, чтобы народ не обманывался и не отворачивался от правды в то время, когда мог взять ситуацию под контроль. Теперь же, спустя решительную неделю под руководством кудесника, в Горбри не парламент правил народом, а наоборот.

   Лучший исход произошёл, люди перестали голодать, сами стали принимать решение кем и как работать, укрепилась поддержка друг друга, не было религиозных или расовых споров, словом; власть почти ничего не решала, лишь чепуху для виду. Какие-то выборы в своём же парламенте и возвышение самих себя, что-то малозначимое даже для них самих.

   Высшие особы утратили свою силу и воздействие, в них больше не нуждались. Не требовался даже суд в связи с как таковым отсутствием преступности из-за беспрекословного взаимопонимания среди населения. На несколько недель в Горбри наступила самая настоящая духовная и моральная гармония, что совсем не нравилось Терату, потерявшему хватку.

   Люди сами, без завоза из нейтралитета и прибережных стран, стали добывать для себя пропитание, с помощью охоты, содержанию скота и рыболовства. Они вняли голосу Самоотверженных и возобновили земледелия по средству запрещённой литературы, и начали выращивать овощи с фруктами.

   Самоотверженные обучали новоприбывших людей вначале азам, затем хитрым уловкам, чтобы не попадаться в ловушку короны, которая не желала так просто, потеряв хватку, сдаваться. Они перебирали методы, пытались их использовать, а дни шли и ничего у них не выходило. И всё же этого Гапдумолу, а значит и Вельмолу, было мало; кудесник чувствовал, что корона не желает сдаваться.

   Обученные заговорщики придерживались верного и благородного пути свободы населения, укрепляли то, что дал им понять чернобородый для будущего. Устои закреплялись, воля с верой в самих себя усилилась, преображение их стали невероятны даже для самих себя. Они увидели себя со стороны, немощных, податливых, и им было тошно за своё пустое прошлое. Стражи порядка и охрана поместий стали простыми людьми с подавленной совестью из-за минувших времён. Дворянство и все герцоги стали жить в обычных домах, народ толпой и натиском требовали своего – и получал.

   Поместья с замками больше не были местами жилья высоких особ, число которых не превышало на всё огромное сооружение и двадцати человек. Нет, там благополучно обучались будущие медики, воины, отстаивающие новый порядок в Горбри, и алхимики, которые были близки к созданию вакцины, чтобы победить ту самую эпидемию, что мучила каждого третьего в Горбри.

   Стоило Вельмолу потянуть за необходимые и проблематичные рычаги в стране и восстановить былую уверенность в людях – они сами смогли взять всё в свои руки. У него получилось, он достучался до их разума. Таков и был его план, чтобы народ проснулся и осознал своё положение – почувствовал то же самое, что и он на том набеге, а именно – ошибочность в суждениях двух враждующих сторон и неправильный путь, которую дала им корона. Никто больше не употреблял слово «набег» – об войне на время забыли.

   Для таких существенных изменений Вельмолу потребовался год непрерывной работы. Но у теневых манипуляторов всегда был план, даже, казалось бы, в такой проигрышной ситуации.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава двадцать седьмая. Голодные и озлобленные.

   Приятного чтения)

На полученные деньги из разных источников Вельмол ещё четыре месяца назад купил трёхэтажный каменный дом возле маленькой деревушки, расположенный на краю уступа скалы, рядом с которым, у берега, была расположена прибережная деревушка и высокий огненный маяк. Это место ему очень приглянулось, оно было живописным, радовало глаз и понравилось Филити.

   Чернобородый старался прибыть к новому дому как можно раньше, слишком долго он занимался делами сопротивления и заговорщическими идеями – пора бы уже отдохнуть с семьёй.

   Пока он ехал извилистыми путями, порой срезая путь через леса, перескакивая валуны камней и ловушки охотников, которые успел замечать, Вельмол думал о другом:

   «Купить кур, баранов, свиней, пастушью собаку. Но для начала надо построить им загоны и заборы. – кивал он сам себе в ответ. – Из этого выйдет выгодное для всей семьи прибыльное дело и еда будет в достатке. Филити с сёстрами прясть умеют, я это видел не раз, шерсть даром не пропадёт, как раз сойдёт на продажу».

   У радостного Вельмола были многие планы, и он желал нужным осуществить их, передав потомкам выученные азы в жизненных трудностях, чтобы те продолжили его намерения, дополнив их и осуществив. Он, если бы захотел, мог бы прикупить целый замок, или даже крепость, но его тянуло к простой жизни для отвода лишних глаз.

   «Может быть усадьба?» – мелькнула в его голове мечта.

   Вельмол даже от Ронэмила скрывал истинную сумму найденных сокровищ. Он уже и позабыл о том, что Экстэр бесследно пропал; Сури спрашивала его на счёт окосевшего крепыша, но ему нечего было ответить; через несколько дней он стёрся из памяти, словно кто-то намеренно этому поспособствовал.

   Когда стемнело, Вельмол потерялся в каком направлении необходимо езжать; но через пару минут он мог с лёгкостью отыскать верный путь и решил заночевать посреди хвойного леса, а езжать вслепую в полутьме.

   Прикрепив коня к дереву верёвкой, он разжёг с помощью сухого мха и кремния приличный костёр. Захваченные запасы по пути за три дня кончились, и он принялся жарить свежее мясо кабана, попутно ловко пойманного в сеть совсем недавно.

   Запах шёл изумительно-соблазнительный, и он решил попробовать буквально кусочек; тот оказался не сырым, мягким и невероятно аппетитным. Не сдержавшись, он наелся досыта.

    Слушая пения ночных птиц и потрескивания хвойных веток в костре, он посидел на заваленной старой сосне и с довольством погрузился в размышления о недавнем прошлом и о том, как быстро пролетел год, и сколь многое удалось совершить.

   Вельмол начинал с ничего и почти что закончил твёрдой победой – этого он уж точно не ожидал в начале своих стремлений. Но Самоотверженные ещё слабо закрепились в Горбри, власть имущие вполне могли дать внезапный, действенный отпор.

   В своих размышлениях он отвлёкся, забыл подбросить хвороста в костёр и проявил слабину, потеряв бдительность. Чернобородый услышал многочисленный вой волков в темноте ночного леса, а затем, чуть погодя, утробный, более протяжённый и озлобленный рык.

   «Как же я не продумал о том, что на запах мяса соберутся хищники. Стареешь». – он откинул флягу и побежал к лошади – там находился его перекованный Кусака. Вельмол особо на себя не огорчался, сам виноват, сам и решай проблему.

   Вынув с лязгом весомый меч из ножен, он напряжённо, сосредоточенно всматривался в тёмную даль леса. Спустя несколько тягучих минут, он увидел стаю волков, которая медленно приближалась и окружала его со всех боков. Их было не больше семи, но порядком крупные.

   Стремительно и без жалости с разных сторон на него кинулись двое более мелких особей из тех, что осмелились проверить, кто перед ними.

   Отбросив лишние мысли, он успел уклониться от клыков хищника и одному волку подрубить заднюю ногу; для боя он вряд ли был негоден, так как обратно к братьям вернулся с трудом. Среди них, в самом центре был белый волк, самый крупный из всех, сидевший на высоком выступе скалы, посматривая на него так, как истинный вожак на будущую жертву – Вельмол его завидел и подумал, что с таким громилой он может и не справиться.

   Всё начиналось мгновенно. Четыре волка, зверски рыча, с разных сторон обступили его; он крутился и резко поворачивался в такт их движениям, чтобы не упустить ни одного. Они начали ускоряться и пытаться кидаться, бегать по кругу, в котором находился Вельмол, всё быстрее – тот тоже не находился в бездействии, попробовал рубануть сверху вниз одного, но реакция была у того быстрее и ничего не вышло. Пришлось перейти в защитную стойку, так как это была буквально погоня за тенями. Он широко расставил ноги, принялся для успокоения глубоко дышать и сосредоточенно выжидать первой атаки, готовый тут же ответить.

   Они испытывали его, целую минуту бегали и не нападали, но как только начался сильный порыв ветра, как по команде на него сразу же накинулись оба волка. Вельмол был готов к защите от одного, но не от двух. Один прошёл мимо удара Кусакой и вцепился зубами в слабо защищённый сталью наголенник, но чернобородый всё равно почувствовал боль укуса и зверский, оголодавший звук рычания. Второго он прикончил тогда, когда он пытался цапнуть его за нарукавник в прыжке; он упал замертво из-за того, что голова была напрочь срублена сверху вниз.

   Тёплая горькая кровь зверя брызнула ему прямо в рот, Вельмол хладнокровно сплюнул её и принялся бороться. Пока один его удерживал, а он пытался рубануть нового нападающего мечом, два других начали нападать на него сзади. Эти были крупнее первых и действовали свирепо, слаженно, пытаясь прокусить непробиваемый наплечник, впиваясь в спину, под курткой которой была лёгкая кольчуга.

   Вельмол не удержался под таким натиском и упал на траву, начал бить свободной рукой по морде более назойливого, который кусал за наголенник и почти его сорвал. Он начал паниковать и решил не использовать меч в таком тесном и неудобном положении лёжа. Вместо этого в ход пошли кулаки и то, что было на нарукавниках – стальные шипы на костяшках. Вышло удачно, шипом он попал точно куда метил – в глаз рыжему волку, но того это не остановило и Вельмол принялся молотить по голове с яростью, до тех пор, пока тот не поник замертво, а от головы не остался кусок окровавленного мяса с мехом. Вельмол был в отчаянной ярости был задет, чувствовал боль новых ран, но, наперекор судьбе, уж точно не желал погибнуть.

   Но события, сменяя себя, мелькали перед ним слишком быстро, и он кое-как успевал на них реагировать, давая отпор. Когда он победил рыжего, другие уже добрались до его плоти клыками и почувствовали вкус крови.

   Обстановка для лежащего, отчаянно бьющегося чернобородого накалялась; как по команде к нему, со свирепым оскалом, начал подбегать ещё один волк по зову вожака, но Вельмол наконец-таки нащупал на поясе кинжал, отразив укус самца в морду, вспоров вширь горло. Остальные волки начали буквально изрывать его, волочить из стороны в сторону, неистово хрипеть и пытаться оторвать конечности – дёргая их и рывками пытаясь вырвать.

   Вельмол досадовал на себя и злился, а когда дело обрело скверный оборот, когда он почувствовал, что смерть близко, принялся бранился и, напрягая последние силы, ответно сражаться. Ему было крайне неудобно и больно, он проявлял выдержку, но всё же периодически паниковал из-за количества свирепых врагов и того факта, что встать было невозможно.

   Их цель заключалась в обездвиживании жертвы и ослаблении её, но та никак не желала сдаваться и размахивала ножом в разные стороны, периодически попадая в охотников – зачастую просто в шерсть и не раня сильно.

   В момент осознания, что он погибнет и будет загрызен до смерти, а затем и сожран, а его дети останутся почти сиротами без воспитания отца, его охватила непосильная ярость с чувством победоносности перед будущим.

   Неистово заорав, он с силой развернулся на спине, выбил клык шипящему у его головы волку, который пытался добраться до его лица и, улучив момент, чернобородый с яростью рубанул ему в ухо кинжалом. Со следующим вышло не так удачно; Вельмол промазал в сосну и его клинок твёрдо в ней застрял, ибо намерения были убить чёрно-коричневого хищника, кто принялся кусать его за другую руку.

   В каком-то хаосе, волочась из стороны в сторону, он и дальше продолжал бороться и избивать хищников; всё происходило очень быстро, он с трудом отбивался, защищая лицо. Спустя мгновения, с силой ударив очередного волка в пасть и заметил, что оставшиеся двое отступили сразу же, как только он чуть привстал и схватился за Кусаку.

   Вельмол, покачиваясь, с трудом встал и сплюнул чужую кровь. Волки вымотали его, чтобы последние, самые поджарые, смогли с лёгкостью добить. Он еле держал в руках меч, тяжело хватал воздух, поднял взгляд на вожака, который медленно, гордо стал выходить к измученному чернобородому. Вожак с оскалом осмотрел свою израненную банду и глянул ему в лицо, злостно шипя.

   Белый, крупный и мускулистый волк находился в нескольких шагах от Вельмола. В свете луны в глазах вожака он увидел что-то человеческое, даже мудрое, пока его морда двигалась из стороны в сторону, осматривая дохлых сородичей.

   Вельмол чувствовал, что больше не выдержит, но всё равно из последних сил, усилием воли схватил двумя руками рукоять меча и широко расставил ноги, помахивая мечом: мол, давай, нападай.

   Не зная, хватит ли у него сил дать достойный отпор, он стал дожидаться неминуемой стычки.

   Старый волк взвыл как-то печально, долго посмотрел в глаза чернобородому и удалился, медленно уходя в кустарники. Он был последним из разбежавшейся стаи, и его дальнейший путь был невелик – завоевание авторитета у другой стаи в битве с другим вожаком, либо жизнь в одиночестве.

   «Я в это просто не верю. Это или величайшая удача, в том, что бой не состоялся, или дар богов... Может, благословение Гапдумола? Где именно правда – я никогда не узнаю». – подумал он и с силой, яростно и протяжно выкрикнул на весь лес, чтобы снять эмоциональное перенапряжение.

   Обессиленный Вельмол с горестью на самого себя и на то, что так легко оплошал, подошёл к коню и с трудом запихнул обратно тяжёлый окровавленный меч в ножны.

   Он слепо в темени взял из походной сумки мазь для обеззараживания, дареную кудесником, и снял окровавленные и продырявленные доспехи; растёр маслянистое вещество по телу и перевязался как смог. Выпил напоследок воды, и почти сразу же завалился. Он заснул рядом с лошадью, укрываясь одним лишь одеялом на холодной земле, не дойдя до потухшего костра.

   Чернобородый, оказавшись в ином месте, видел крах и упадок Горбри, но не мог ничего с этим сделать – являясь простым наблюдателем издалека. Вельмол пытался добежать ближе к городу и разобраться в чём же корень проблемы, но чем дальше он бежал, тем чаще встречались на пути трупы людей и животных. Птицы и собаки пожирали свежее мясо. Они на некоторое время воззрились на него, но не стали нападать всей кучей. Это не помешало ему и не устрашило его, слишком сильно желалось ему разузнать загадку, в чём именно состоит проблема – почему половина города охвачена огнём.

   Даже с такого дальнего расстояния он слышал крики, стоны боли и звуки битвы в самом Горбри, но в попытках ускорить бег он замедлялся и под конец застыл вовсе на месте. Не в силах пошевелить даже рукой, он глядел на крах родного города с непередаваемой скорбью.

   Начался кровавый обжигающий ливень. Вельмол подумал о детях, жене и о том, что в лучшем случае их дом взяли в осаду. О худшем он не желал думать, по крайней мере силился этого не делать. В мучительном бессилии и в абсолютном недопонимании он так вспотел, как будто бы окунулся в холодную воду.

   Лишь на миг закрыв глаза, он с шоком осознал, что оказался в новом месте, которое, впрочем, принесло ему временное облегчение.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю