Текст книги "Наперекор судьбе. Озарение (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Лебединский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

   «Дело ещё не проиграно, всё только начинается. На их действие мне открылась их же манера вести эту войну».

   – Если честно – не нравится мне эта женщина. – тихо произнёс Ронэмил, поглядывая на Сури из подо лба.

   – Ронэмил, погоди решать раньше времени. Не зря же я её выбрал, так? Взять того же Экстэра, в нём-то ты не усомнился, так?

   – С Экстэра-то всё и началось! Я не верю ни единому слову от женщины. Лгуньи по природе своей – и это я презираю в них нескончаемо. Поверьте, я повидал многих и итог был один и тот же. Ложь с хитрыми увёртками, и всегда я оставался в дураках.

   – Многих повидал? – удивился Вельмол.

   – Просто проблема в том, что ты и есть несчастный дурак. – парировала Сури.

   «Хорошо хоть то, что он ещё не видел её клейма воровки». – подумал чернобородый, но решил не вмешиваться.

   – Может и дурак, зато... – он слегка помедлил, продумывая, как бы её посильнее уколоть словом. – Вами, женщинами, отлично получается пользоваться, особенно если знаешь нужную тактику, которая срабатывает на каждую из вас.

   – Хорошо, умный дурак, скажи-ка мне, в чём заключается тактика, или же попробуй её использовать на мне.

   – С какой это целью тебе, женщине, раскрывать тактику? На богатую ты уж точно не смахиваешь, а значит и заплатить не сможешь за эту информацию. Использовать на тебе? Нет уж, ты не в моём вкусе.

   «Ну начинается». – выдохнул Вельмол.

   – А за всё вышесказанное, тебе неплохо было бы хотя бы извиниться. В противном случае, мне придётся применить грубую силу на тебе. И я не посмотрю на то, что ты выше всех тут – рост ни о чём не говорит.

   – За правду – извиняться? Прекрати меня провоцировать.

   – Ну и хрен с тобой. – завершила Сури.

   – Так, я надеюсь вы закончили. – твёрдо произнёс Вельмол, со сталью в голосе. – Впереди много трудностей, и я хочу быть уверенным, что после моих слов вы проникнитесь ко мне доверием, потому как говорить я буду искренно. Просто послушайте меня внимательно, о большем пока что не прошу. Я, пожалуй, внесу некоторые изменения в нашу идеологию для будущего Горбри и её народа. Будущее, ясное дело, заденет в основном простой люд, а не нас с вами. Мы стараемся только для их благополучия – не забывайте об этом. Начну с того, что необходимо выявлять будущих предателей в наших рядах. – Вельмол многозначительно посмотрел на Оросамила, но тот просто поднял руки и улыбнулся. – Необходимо следить за тем, чтобы будущие новички не бездельничали и минуты, но не путать это с отдыхом после дел и операций. Даже если кто-то собьётся с пути и начнёт влиять на остальных негативно, мол, все мы выбрали ложный путь, который приведёт только к гибели – такого человечка не убивать, нет. Его аккуратно завести в подвал пониже, привязать к тому самому стулу, позвать нас, объяснить в чём именно дело, а дальше я и Ронэмил начнём с ним… нежно общаться. К сожалению, я выбрал хоть и правильный маршрут для достижения цели, но справедливость всё равно несёт в себе толику необходимого зла. Я прошу вас быть бдительными, как можно сильнее углубиться в наше предприятие и помогать, чем сможете. Целенаправленно и регулярно докладывайте всё хоть мало-мальски важное мне, либо Ронэмилу. Мы и есть настоящие верноподданные простого народа, не то что те, которые сейчас правят всем и вся. Но мы только начинаем, и всё же, как я вижу, в нас не изжилось понятие чести. Потихоньку, вместе, мы спилим это огромное, толстое гнилое древо, вот увидите.

   Вельмол никогда ещё в своей жизни не говорил так уверенно. Он даже сам поразился тому, как его намерения легко перевоплощались в правильные мысли, а они – в весомые, правдивые слова.

   – Лгать себе, Вельмол, и всем нам, как минимум некрасиво. Ты точно уверен в своей идеологии и выбранном пути? – фыркнув, произнесла Сури.

   Наступила гнетущая тишина, прерываемая лишь треском свечей на столе. Как понял лидер, девушку тяготят свои мысли.

   – Ты нас втягиваешь в криминал, никак иначе это не объяснить. – продолжила Сури. – Многим бы хотелось изменить многое в этой жизни, но может стоит заставить людей задуматься и начать перемены с самих себя? Мы пойдём против укоренившихся устоев, за такое уж точно не то что засадят пожизненно, а казнят. Это ты учёл? – проговорила Сури, нарушая тишину.

   Вельмол догадывался, что она только сейчас поймёт суть происходящего, и ожидал от неё нечто определённое. Ответ был наготове. Он улыбнулся по-доброму, подсел поближе к ней, проговорив прямиком в глаза следующее:

   – Стал бы я всё это организовывать и собирать команду, не обдумав все за и против? Риски огромны, я это и без тебя знаю. Не люблю, знаешь ли, глупые вопросы... – он помолчал, все на него смотрели, выжидали, когда он продолжит. – Как повлиять на людей? Я дам вам ответ. Нужно изменить их настрой, переменить ход их мышления и попытаться всеми возможными силами сделать так, чтобы они узрели истину. Мне непонятно одно: почему я один смог додуматься до этого? Это уж точно не такое лёгкое дело, как обычное ремесло, нет. Всё гораздо опаснее и обжечься можно на всю жизнь. Двое из вас, можно сказать, уверены в этом деле – а что с остальными? – глянул он на лицо Оросамила и Сури.

   Все молчали и как дети смотрели на зрелого Вельмола, ожидая большего. Эта речь слабо подействовала, но он ещё не закончил её.

   – Да, так уж вышло, что ваш лидер старше вас. Хотите знать, через что я прошёл? Я досконально изучил нюансы политики ещё в двадцать семь лет – и это всех трёх сторон. Обучался языку нейтралитета, ну а с враждующими лерильцами всё труднее – лишь азы. Но, знаю нюансы, жесты, которыми пользуются обе стороны и которые несут великий смысл перед битвой и во время переговоров; они разнообразны, некоторые из них длительны из-за трудности самовыражения. Скажу по-честному, все эти годы обучения были безрадостны, но, приносящими свои плоды именно сейчас, которые, теперь то уж точно пригодятся.

   – Это конечно же неплохо, но этого, как по мне, маловато будет. – усмехнулась Сури.

   – Я ещё не закончил. Не надейся, спросив меня о таком важном, так легко отделаться. Нет. Я хорошо познал кораблестроение в юные годы, когда подрабатывал обычным моряком. Тогда мы с командой работали слаженно, проворно и умело закидывали очередные сети в море и добывали добычу в виде креветок, разнообразной рыбы, и кальмаров. Был три года рабом, и это были очень тяжёлые времена. Вместе с многими моряками мы толком не поняли, кто именно нас захватил, но я на всю жизнь запомнил, что они отличались совсем иным языком и чешуйчатой синей кожей. – Вельмол сглотнул от воспоминаний. – По правде говоря, внешне их мало что их роднило с людьми. Нам удалось освободиться из плена благодаря напору и жестокости одного из... – он не стал говорить о том, что в те года вместе с ним был Ронэмил, и сообщил просто, – Такого же человека, измученного, недокормленного, и просто забитого чуть ли не до смерти. Так же с некоторой гордостью я могу сообщить, что хорошо разбираюсь в навигации, и я могу хоть ночью определить верный путь по небу, порывам ветра, разной почве, криками и полёту чаек и других, маловажных для вас, но не для меня, источников. Они все для меня многое значат, и я уж точно не потеряюсь нигде и никогда!

   – Такие навыки сгодятся онт-офицеру или капитану, но никак не пригодятся лидеру-заговорщику. – Уверенно проговорил Оросамил. – Что-то ещё?

   – Из меня вышел неплохой плотник, я сам построил свой дом. Начинал ещё с молодого возраста, помогая отцу. – взгляд Сури мало-помалу начал опускаться с каждым сказанным Вельмолом предложением. – Я знаю, как убить человека без оружия и особого усилия – такое срабатывало много раз, раньше я был злее, но теперь я более спокойный человек и по-другому вижу мир. До сих пор увлекаюсь картографией – могу точно начертить и объяснить всё что угодно, даже самому отсталому, так и замысловатые приспособления для снаряжения, брони, оружия, и даже катапульт! Я неплохо охочусь, в лесу уж точно выживу. Это ещё не всё! – засмеялся он и глотнул воды из деревянной кружки, чтобы горло меньше першило. – Как вы, возможно уже поняли, язык у меня на месте вместе с разумом, и я всегда смогу, если захочу, поддержать разговор, и даже разгорячить его пуще прежнего. Прекрасно осведомлён в агрономии... это если кто не понял, земледелие, быт, строительство, в общем в сельском хозяйстве как таковом. Эх, очень много было интересных событий в жизни моей, всего и не перескажешь, да и не для этого мы здесь сидим. Жизнь была насыщенна, помотала меня как следует, и я без дела никогда не сидел. Побывал во многих местах, кем только не устраивался работать ради прокормления семьи. За все эти годы я опробовал многие ремёсла своими руками, будь то простой торгаш всяким и разным – лишь бы купили, поваром в таверне и на корабле, и заканчивая сборщиком податей. За ходом парламента и событиями в Горбри я слежу давно, это меня по-настоящему интересует, и теперь-то, прозрев, я знаю, чего не хватает народу. На данный момент я мечник-мастер в своей кузнице Верного молота. В общем-то я думаю, пока хватит обо мне.

   – А... В каких богов ты веришь? Старых или новых? – подозрительно сощурив разноцветные глазки спросил Оросамил.

   – После долгих предсмертных мук моих родственников я перестал во что либо верить. Раньше сильно веровал, в приюте без надежды на лучшее – никак... Не важно. Только мой отточенный разум и меч в нужное время принесут нужные плоды. – отозвался он.

   Для Ронэмила сказанное Вельмолом ничего не означало, и всё равно в тайне он радовался тому, что его первейший и самый важнейший друг не растерялся и дал достойный и правдивый ответ.

   Сури оценила этот грубый пересказ и для себя она поняла, что это не простой вояка. Она поняла, что у чернобородого замечательная подготовка и жизненная закалка, что у него есть сильное желание жить, испытывать себя, и охотно учиться новому – вот что она узрела в нём только сейчас.

   – Что молчите-то? Любой из вас, ну, давайте же, задайте мне хоть один вопрос на данные темы, и я отвечу без скупости, так, как и подобает настоящему знатоку.

   Экстэр за всё это время не сделал и глотка, а речь, как ему послышалось, была правдивая и внушительная. Он был в шоке от того, с кем ему повезло познакомиться.

   – Молчите? Что ж, хорошо. Так что знай, Сури, перед тобой сидит не какой-то тюфяк. Ещё вопросы или продолжим? – Вельмол понимал, что больше вопросов и сомнений на его счёт не будет.

   – Да какие... – Сури, как и Экстэр, не находили слов. – Какие ещё могут быть вопросы после всего этого...  – она поджала губы и принялась нервно закручивать волосы на голове.

   – Всё, всё. Больше и слышать не хочу. – отозвался Экстэр. – По одному твоему лицу видно, что ты не простой рыбак или садовод. Я рад, искренне рад что имею дело с таким как ты!

   – Дружище, в тебе я не сомневался. Я просто слегка объяснил Сури, что к чему и только.

   – Понимаю, понимаю! Но... План-то каков? Что делать будем?

   – Моя идея, этот грядущий переворот, несущий в себе надежду на лучшее будущее и бесстрашие перед безжалостным кнутом власть имущих. – начал лидер. – Преодоление этого страха, есть ничто иное как перерождение из раба – в человека. Я поселю в их опустошённых разумах лёгкую, но верную идею, и она, словно болезнь, захватит их умы крепко. Они станут сторонниками моих обдуманных взглядов. Убить моих людей можно, но не ту идею, что они и их последователи будут нести. – не торопясь, без запинок и с сильной уверенностью в скорое будущее и грядущие перемены произнёс Вельмол. – Именоваться же мы будем – Самоотверженными.

   – Если бы я тебя не знал, то сказал бы сейчас, что ты самовлюблённый фанатик. – улыбнулся Ронэмил.

   Вельмол заглянул глубоко в тёмно-зелёные глаза захмелевшему Экстэру, – тому стало как-то неуютно и на миг захотелось отвернуться. Но он сдержал взгляд, заинтересованно посмотрев на него в ответ. Так Вельмол посмотрел на всех, держа взгляд без злобы и чего-либо лишнего.

   Когда их тренировали в юношеские годы, самый старший поучительно поговаривал:

   «Глядите на своих будущих друзей без злобы, долго, пристально. Пусть им это даже не нравится, но всё равно смотрите, попробуйте понять – друг перед тобой, или же будущий враг, способный на любую подлость. Если взгляд будет ответным, таким же, знай – он твой друг. Ну а если он будет сильно нервничать, отводить взгляд в сторону и тому подобное – будь готов ко всему от такого человека. Этот человек как минимум ненадёжен. Но никогда не делайте поспешных выводов». Так Гатаро учил их с Ронэмилом военному делу.

   – Основная подмога – это население всех стран: наверное дико звучит, так? У нас ещё будут помощники, но чуть позже, и на их проверку и веру в эту идеологию понадобятся методы и время. Не всё и сразу, нет. Где-то год и мы будем готовы. Только время и их действия с доверием покажут, что к чему. Надо как следует всё продумать и всё решить, перед тем как приступать к перевороту, не имея и понятия о последствиях. Но одно я знаю точно, побывав в их шкуре – большинство богачей недалёки и бездуховны, и всегда надеются на свою охрану, с которой можно договориться по-разному, а затем и заняться ими. Им наплевать на простой люд, на первом месте у них стоит – потешить своё самолюбие любыми способами, которое, кстати, растёт с каждым днём, которое требует больших денег.

   – Нужно всё учесть, да... И всё же, почему ты так резко начал проявлять неприязнь к Мистамину и парламентариям? Разве ты не хотел первоначально прекратить войну? По мне так это – разные цели. – сощурив единственный глаз спросил Ронэмил.

   – Это две стороны одной монеты. Что бы я ни делал, как и с помощью каких бы методов не доказывал свою правоту, они уж точно не прислушаются ко мне и не одобрят прекращение войны – я в этом уверен. Странно вышло, я все эти годы почему-то был слеп, но за один быстрый, острый момент, мне посчастливилось прозреть: я увидел часть весомых проблем в мире. Похоже, для верхов есть какая-то незримая для меня выгода от этой бессмысленной войны.

   Вельмола, после всех этих речей, двое новеньких стали считать за фанатика, но, преданного своему замыслу, которого невозможно было легко переубедить.

   – Каков, кстати, эффект от листовок? – спросил мимолётом лидер у Экстэра.

   – Уж извини, не было времени оглядываться и проверять – в меня стреляли из арбалетов и я лишь чудом успел скрыться. Но я всё сделал, чтобы многие их подобрали. Я видел, некоторые люди пристально рассмотрели и прочитали листки. Так же помню, что, скрутив, были те, ко положили их себе в карманы. Это всё, что я могу сказать.

   – Отлично. Думаю, хватит на этом, пора бы и к делам перейти.  – отозвался Вельмол строго, –Первоначально ты, Оросамил, найди того, кто изготовил такой же свёрток. Вот, пощупай руками, какой он необычный и присмотрись к подчерку. – тот достал из кармана узкие очки в серебряной оправе, присмотрелся, пощупал обеими руками и напоследок просто кивнул.

   – Ищи в печатных издательствах и лавках художников. Если сможешь найти точно такой же аккуратный подчерк, попробуй мимолётно разузнать что-нибудь о самом заказчике. Я хочу узнать, кто на нас начал охоту.

   – Я всё понял. – только и ответил тот, отправляясь в то место, где хранилась вся их одежда.

   Они называли это место «гардеробной», но тут была сплошная неразбериха. Все вещи были кучей разбросаны на полу. Времени, и особенно желания прибраться не было ни у кого.

   Оросамил сам предоставил почти половину своей одежды, на что его однажды спросил Ронэмил: «Откуда всё это?» А он с лёгкостью, играючи ответил: «Кем я только не был, даже в парламенте послужил и пиратом побывал».

   Он уверенно, зная, что с чем сочетается, принялся надевать шерстяные брюки с бронзовыми узорами, волчью шубу, которая для холодной поры Увядания как раз годилась, и выглядела очень престижно. Всё это он купил сам, а это – исключительная редкость. Оросамил обул высокие кожаные сапоги на ремнях, на голову надел меховую шапку – этого, по его мнению, было вполне достаточно, чтобы выглядеть как зажиточный гражданин. Достаточно налюбовавшись собой перед тусклым зеркалом, он выушёл из главной комнаты в тоннели катакомб, на поверхность.

   – Хорошо, что он ушёл. Экстэр, проследи его путь. Думаю, он пойдёт закладывать нас, и уж точно не выполнять приказанное. – попросил шёпотом Вельмол. – Я должен знать, кем он подослан.

   – Вельмол, я не знаю, стоит ли это оглашать, но я чувствую, что это необходимо... – проронил одноглазый, – Мысль о об одном человеке никак не уходит из головы. Как будто бы сказать это – жизненно важно. В общем, на рынке мне попался чудаковатый старикашка, и у него то ли явный талант к предсказанию, или ему крупно повезло. Он рассказал мне моё прошлое, те самые тяготы, и к этому добавил ближайшее роковое будущее. – проговорил Ронэмил со всей серьёзностью, глядя в глаза Вельмолу неотрывно, уверенно. – Ну я и подумал, может нам сгодится тот, кто способен предсказать будущее?

   – Коль не шутишь, то, думаю, будет не лишним. – Вельмол повернулся к Сури и сказал с натяжкой. – Вот такие вот у меня друзья. В общем-то, я показал и рассказал тебе что хотел. Ступай на сегодня свободно, а я тут поразмыслю над картой с бумагами.

   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)

Глава двенадцатая. В погоне за зацепкой.

Приятного чтения)

   Большинство власть имущих Горбри почувствовали перемены, ударившие им по кошельку. Они понимали, что положение их шаткое, и земля под ногами начинает так подогреваться, словно они стояли на раскалённом докрасна металле. Теряя хватку перед народом, пасуя в различных мелочах, они обрекали себя на свержение и народный бунт. Но они всё равно шли дальше, выискивая тех, кто мыслил не так, как большинство. Успешное внедрение любыми способами идеологии рабства на простой люд было с каждым разом разнообразнее, внушительнее. Люди быстро свыкались своим раболепием, не видя других путей изменения плачевной ситуации. Вкалывая на рудниках, добывая руду, многие гибли от ядовитых испарений, впрочем, никто не жаловался и той малой подачке, что им нехотя выдавали. Не каждый житель в Горбри работал в копях или рудниках, нет, но очень многим не повезло в жизни. Бедных и голодных на огромных, тесных улицах этого города, обречённых на гибель от голода, холода и болезней было больше, чем богатых и сытых. Но грядут перемены.

   У Крауса, Творца слов, работающем прямиком на парламент, выходили безупречные письма и грозные плакаты. У него получалось убедительное влияние на разношёрстный люд, и ещё более лучшие увёртки в политических дебрях. Его хвалили, уважали, повышали уже не раз, одним словом – он был близок к тому, что скоро его начнут носить на руках.

   Сидя в своём кабинете в цитадели императора в Жемчужном квартале, он всем нутром ненавидел простой люд, этих бедняков, хоть и сам был раньше, как и они – простым, серым и раболепным до тех пор, пока не занялся своим умом. Не мог он примериться с их скупым нравом, тем, насколько их словарный запас был беден и печален, и потому эта работа подходила ему как нельзя к месту. Он к ней относился очень серьёзно и ревниво, без ошибок и погрешностей заполнял все бумаги, которые нужно было выдать простолюдинам – но он действовал на автомате, без рвения, которое было у Вельмола.

   Краус был очень скупым, хоть и богат не по мере, особенно благодаря мелким, но многочисленным махинациям с бумагами и печатям, которые он хитро подделывал.

   Но на свою жёнушку он не скупился. Он выбрал себе лучшую женщину из знати, и мог позволить себе содержать её хоть всю жизнь при том, что её аппетиты росли не по дням, а по часам. С утра до вечера он только и занимался тем, что принимал к себе в кабинет высокородных мужей с разнообразными мелочами. Выслушивать их – вот что ему надоедало, но ничего не поделать, высокопоставленная должность и оплачивалась достойно.

   Решения тех или иных вопросов получались с каждым разом проворнее, быстрее, но толку не было, так как количество мелочных делишек всегда побеждало, и каждый раз он оставлял работу на другой день, уезжая под вечер в сопровождении кареты и охраны домой, в пригород.

   После приезда, ужина, бесед с любимой женой и детьми, он предпочитал слегка прогуляться по своему декоративному саду, за которым, как и за всем остальным, ухаживали его слуги. Особенно он любил прохладным вечером присесть на скамейку возле искусно воссозданного ручейка и игриво плавающих в нём разноцветных рыбок; с улыбкой осматривая их, он умиротворялся и успокаивался, предаваясь мечтательному отдыху перед сном.

    Утром, вновь у себя в кабинете он уселся на своё уютное, но поскрипывающее кресло, глянул на стопку бумаг, глубоко вздохнул и принялся заниматься стандартной рутиной: заполняя бланки, выписывая счета, редактируя указы.

   Молоденькая служанка сообщила на пороге, что к нему сегодня заглянет особенный гость.

   «Посмотрим на эту особу особенную, и уж тем более проверим, что в ней такого особенного». – подумал он томно, не подозревая, что это может быть кто-то действительно значимый.

   Копаясь в бумагах и принимая высокопоставленных особ, он совсем забылся о том, что сегодня явится кто-то особенный.

   Пока Краус подписывал очередной платёж, гость тихо открыл дверь, подкрался и выжидал, когда тот закончит. Он стоял возле резного стола и даже смог тихо закурить трубку, смотря на мастерство и скорость писаря. Тот, ничего не подозревая, носом почувствовал, что пахнет не так, как прежде и оторвал взгляд от бумаг.

   Пред ним стоял высокий наблюдатель, весь в белом, с полосками синего цвета на капюшоне, что означало более высокий ранг, и тут-то Краус понял, задрожав, что настал конец его жизни, и тем более карьере с махинациями. Он был не в силах что-либо сказать, чувствовал, что не в состоянии оторвать взгляд, который впился в него; тем самым наблюдатель закрепил ментальную связь между ними – он был полностью в его власти. Наблюдатель мог простыми словесными приказами управлять им. Из-за того, что Краус ненароком глянул ему именно в разноцветные глаза, он находился в состоянии, приближённом к параличу. Попытка сказать что-нибудь или сделать – не увенчалась успехом.

   Наблюдатель начал первым:

   – Думаю, ты прекрасно понимаешь кто я, а я естественно знаю, кто ты. – проговорил тот, будоража его слух. – Я буду краток. Началась идеологическая война внутри Горбри. Даже наш орден никак не может понять, как заговорщикам удаётся прорываться вперёд, пока мы топчемся на месте. Нет никаких зацепок, но есть наброски наблюдателей, следящих за порядком в каждом квартале. Двое из наших набросали текст и то подозрительное, что мы пришли к выводу, что эти саботажники замыслили переворот. Это понятно по тому, как они пытаются в тавернах заманить разный люд на свою сторону. Одним словом, эти людишки как минимум нежелательны всем нам. Попрошу разобраться с этими документами и дать свой совет.

   – Я... см-м-огу с этим... управиться з-за... Два дня. – проговорил тот с трудом, шепелявя и заикаясь, глядя на объёмные листы, боясь смотреть в мрачные, полные решимости глаза гостя.

   – Нет, максимум день, и сделай всё основательно. Нам нужен глубокий анализ. Забудь об остальных делах. Поверь, это не те бумажки, с которыми ты обычно имеешь дело. – проговорил тот, уходя походкой отточенной, несбивчивой и деловитой.

   Краус в последний раз глянул ему в спину и понял, что в его поступи есть нечто от ворона. Человек в белом хорошенько хлопнул за собой дверь и направился к другим писарям с этим же поручением.

   Наблюдателю думалось:

   «Уж кто-то из них должен быстро разгадать схему их метода получше, чем предыдущие интеллектуалы».

   Наблюдатель мастерски использовал маскировку и то, как крючковатые иероглифы на его мантии воздействовали на просто люд. Им виделся простецкого вида рабочий, но уж точно никак не член ордена белых наблюдателей. Взгляд на иероглифы околдовывал их слабые умы, запутывали, наводили иллюзии, что было очень на руку наблюдателям, выполняющим поручения в Горбри.

–

   Творец слов Краус, сидя у себя в кабинете, пытался одновременно разобраться с новым делом и увиденным. До этого он ещё никогда не видел наблюдателя и не знал, как именно должно к этому отнестись. Текст наблюдателей, а именно их заметки были наскоро набросаны, местами менялся подчерк и дополнялся заметками, намёками на то, на что ему стоит особенно обратить внимание. Одно он понял точно: готовился ещё один переворот, но какими-то странными, с первого взгляда нелепыми методами. Вся эта ситуация была ему непонятна, и он не понимал где найти начало в заметках наблюдателей, чтобы потом дойди до конца. Откинувшись у себя в кресле, поправив очки на носу, он поднял заметки со стола, и подумал:

   «Зачем наблюдатели подчеркнули именно то, что маловажно? Кто их поймёт? Эти новые заговорщические козни ни что иное – как забава. И не факт, что вовсю идёт вербовка против императора и его верноподданных. К чему вообще столько шума? Так и запишем».

   Он чиркал пером по другой бумаге, более аккуратно и утончённо, чем все писари в Горбри. Его подчерк нельзя было забыть, в каждое слово он вкладывал особенный, тонкий смысл; для верхов он писал особенно изящно, а для низов так, как пожелается его настроению. Сейчас же он разбирался с новым делом, которое было гораздо важнее всех остальных, и тут уж он силился изо всех сил писать так, словно пишет самим новым богам.

   Краус читал заметки и одновременно продумывал написанное наблюдателями, размышляя:

   «Подумаешь, вновь столкнулись чьи-то интересы, это не повод, как по мне, для суматохи. В Горбри хоть и относительная, но всё же стабильность чуть более полвека. Народ зажали? Ну и что? Поди пожалуйся. Правлением императора Мистамина с уверенностью можно гордится».

   Один из подчёркнутых пунктов был уж очень лёгок, и ему непонятно было, почему обратились с таким легчайшим вопросом именно к нему. Краус почувствовал лёгкое принижение своего достоинства. В связи с этим он откупорил хрустальный сосуд с крепким напитком и выпил ровно одну рюмку для стабилизации рассудка.

   «Ох, так-то гораздо лучше. Опять, видите ли, кому-то что-то не нравится, а разбираться с этой скукой приходится именно мне».

   – Эх ты. – загрустил он вслух чуть погодя, глядя на листки бумаги и подумал:

   «Написано всё грамотно, даже видна уверенность, но нет ни единой крепкой зацепки, где я мог бы в полную силу показать свой талант и хоть какую-то значительную помощь».

   За всё это время он существенно ничего особо важного не добавил от себя, что начинало его раздражать.

   «Пустяковые заметки и намёки – неужели я не смогу найти тонкую нить среди них? Есть ли хоть она вообще? Вдруг упущу?» – раздумывал он с кислой физиономией, одной рукой почёсывая морщинистый, липкий от пота лоб, пытаясь вновь перечитать текст в надежде найти хоть что-то. К нему одновременно заходил разнообразный люд, но он пытался с их делами разобраться как можно быстрее – наотмашь, лишь бы отстали, и продолжить новое, более важное.

–

   Когда под вечер он вернулся домой на карете, весь не в настроении, вздёрнутый и раздражённый, холодно встретив жену, которая чуть ли не кланялась с довольными детьми, он, будучи неудовлетворённым собой, игнорировал всё и всех, чтобы только поскорее вернуться в свой кабинет для продолжения дела.

   И как военачальник, победивший вражеские войска, он ликовал спустя час нервотрёпки и возни с одними и теми же документами. Хохоча после тяжкого дня попыток, он наконец-то нашёл, что за можно было прочно закрепиться.

   Краус победоносно подумал:

   «Конечно же у них должно быть что-то вроде убежища, где и создаются коварные, пакостные и подлые планы против короны. То место, где и находится главарь, башка, возомнившая себя выше императора. Скорее всего это заброшенные, и никому неугодные места, коих много в этом городишке, но надо сузить круг до минимума».

   Писарь Краус достал подробную карту Горбри, книгу с описанием истории города, и начал зачёркивать на карте те места, где, по его мнению, уж точно никто не мог обитать.

   Его жена беспокоилась, спрашивала:

   «Почему ты не идёшь спать?»

   Он же отвиливал как мог, пытаясь при этом не задеть её и убедить, что скоро закончит. На это ушло больше времени, чем он предполагал.

   Утренние птицы подали клич жизни, когда он сделал только половину из завершённого. Ему пришлось ускориться, позавтракать прямо за рабочим столом, никуда не выезжая. И только к середине обеда он смог возгордиться собой в полной мере.

   Всё было готово.

–

   Выехав из своего поместья на карете, Краус спустя некоторое время подъехал к цитадели императора, вышел за руку из повозки, подал нужные бумаги стражникам, и взошёл по высокой лестнице на второй этаж, к себе в кабинет.

   Тот же самый наблюдатель зашёл к нему не торопясь, аккуратно закрыл за собой дверь. Он осмотрел строгое убранство комнаты, набил трубку травами и с довольством закурил. Ему, похоже, совсем было наплевать на мнение этого писаря о том, что здесь курить запрещено и на то, что перед входом даже была специальная табличка.

   Но приходилось терпеть. Краус сейчас находился в одной комнате с наивысшей особой, чуть ли не с самим императором, и решил слегка подыграть ему, лукаво проговорив:

   – Должен заметить, что запах ваших трав поистине чудесен. К сожалению, никогда таких ещё не вкушал. Но, если вы соизволите дать мне попробовать, это будет для меня величайшей честью. – прошепелявил он с наигранно, в надежде на лучший исход.

   Краус бы пересилил себя, не скривил бы лицо в отвращении, а наоборот, похвалил вдвойне, лишь бы всё прошло гладко в их вынужденном общении. Само появление и факт того, что он один на один, такой маленький находится перед членом старинного и могущественного ордена, неимоверно давило на него.

   – Я многое о тебе знаю, в том числе то, что ты некурящий. Хватит этих глупостей. Говори, что получилось разузнать.

   – Да, конечно... – хоть его смутило то, что он знал об этих тонкостях, но он с почтением отдал весь отчёт из пяти листов, надеясь на его удовлетворённость.

   Но наблюдатель не стал даже читать текст, просто посчитал страницы, склонив голову набок.

   – Что-то маловато. – фыркнул наблюдатель, не сводя с него глаз.