Текст книги "Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель..."

Автор книги: Вячеслав Маркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

По указу Петра I

Начиналось всё так.

В 1713 году тобольский воевода Фёдор Салтыков представил Петру I свой проект («пропозицию»), озаглавленный «О взыскании свободного пути морского от Двины реки до Омурского устья и Китая». Воевода предлагал царю построить корабли в низовьях рек, впадающих в Ледовитый океан, и «велеть им описывать по тому берегу от ходу морского, Двинского устья... до Обского... Енисейского... Ленского... и по устье Омурское и вдоль между Епоном и Китаем».

Речь шла по сути об изыскании морского пути из Европы в Азию, от которого будет «в государстве прибыль великая». Петру понравился план, но прежде он хотел выяснить, можно ли приплыть на Камчатку с севера, существует ли пролив между Азией и Америкой. Пролив был открыт Дежнёвым и Поповым, но об этом ещё не было известно достоверно. Ив 1716 году Пётр для начала послал «Большой Камчатский наряд» с геодезистами Иваном Евреиновым и Фёдором Лужиным.

Экспедиция не дошла до пролива, разделяющего материки, но нанесла на карту берега Камчатки и четырнадцати Курильских островов.

Когда завершилась Северная война, Пётр вернулся к «пропозиции» Салтыкова и написал указ Камчатской экспедиции: надлежит, построив на Камчатке «один или два бота с палубами», идти на них «на норд», вдоль земли и искать, «где оная сошлась с Америкой...» По словам «механика и токарного искусства учителя» при царе Андрея Нартова, Пётр передал в 1725 году свой указ генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину. Царь умер через три недели, но успел назначить командором экспедиции капитана 1 ранга Витуса Беринга.

Была поставлена задача – найти пролив, и Беринг решил её вместе с Чириковым. Но в Адмиралтейств-коллегии решено было продолжить экспедицию, план которой разработал адмирал Н.Ф. Головин при участии картографа И. Кириллова, автора первого Атласа России.

В 1722 году Сенат утвердил проект, определил штат экспедиции и предписал построить 10—12 судов, укомплектовав экипажи лучшими морскими офицерами. Организовано было семь отрядов: один – для Камчатки и островов Тихого океана, другой – для Курильских островов и Японии, третий – для внутренней части Северной Сибири. Четыре отряда поделили между собой всё необъятное побережье Северного Ледовитого океана. На их долю выпала поистине титаническая работа.

Мореходы западных отрядов

Самому западному отряду предстояло составить описание берега от Архангельска до Обской губы. Вроде это был наиболее освоенный участок северного, вдоль берегов Сибири, пути. Но неудачи преследовали отряд с самого начала.

Два специально построенных коча «Обь» и «Экспедицион» покинули устье Северной Двины 21 июля 1734 года. Удивительно благоприятной была обстановка в обычно забитом льдами Карском море. Между тем не смогли воспользоваться ею капитаны судов С. Муравьёв и М. Павлов. Без препятствий прошли они в Карское море через Югорский Шар и проследовали на север вдоль западного берега Ямала, большого низменного полуострова, вытянувшегося к северу (его название значит по-ненецки «край земли»). Но лейтенанты Муравьёв и Павлов не довели свои суда до северной оконечности Ямала. Надо было лишь обогнуть его, чтобы войти в Обскую губу. Суда достигли 72° 31’ с. ш. и повернули на зимовку в устье Печоры, потому что, как рапортовал Муравьёв, «...от тамошнего воздуха, почитай все, хоть несколько времени, пребывали тяжкими болезнями».

Благоприятный год упустили, а следующий оказался намного хуже. Только 17 августа прошли Югорский Шар, но в Карское море пробиться через льды оказалось делом невозможным. Опять возвращение на Печору, в город Пустозерск – зимовать.

Тут начались раздоры между командирами, оказавшимися не способными к подвигу открытия. Адмиралтейств-коллегия отрешила их от должности и предала суду, который «за многие непорядочные, нерадетельные, леностные и глупые поступки» разжаловал лейтенантов в матросы.

Во главе отряда поставлен был новый человек – Степан Малыгин, жестокий и грубый, но опытный и умелый мореход. Экспедиции передали два новых бота под названиями «Первый» и «Второй» (капитаны Алексей Скуратов и Иван Сухотин). В 1736 году вышли они в плавание, но сплошные льды заставили их вернуться. Для зимовки выбрано было устье реки Кары, что намного ближе к цели, чем Печора.

На следующий год, уже в начале августа, подошли корабли к проливу, отделяющему заболоченный остров Белый от северного берега Ямала. Этот пролив, длиной чуть больше 60 км и шириной в самом узком месте всего 9 км, назван был впоследствии проливом Малыгина. И справедливо, потому что Степан Малыгин впервые воспользовался этим узким и мелким проливом для огибания Ямала. Прежде Ямал огибали, но к северу от острова Белый. Поморы же пересекали Ямал по рекам, между которыми перетаскивали лодки волоком.

Поставил Малыгин на северной оконечности Ямала маяк и, на судне «Обь» обогнув полуостров, вошёл в Обскую губу. Через пять дней плавания по заливу достиг он 22 сентября 1737 года устья Оби. Четыре года потребовалось на переход от Северной Двины до Оби. Больше всего сделал на западном участке северного побережья геодезист Василий Сельфонтов. Весной 1736 года он впервые положил на карту внутреннюю часть Ямала – Большеземельскую тундру, пройдя со съёмкой на оленях от устья Печоры к устью Оби. Им было заснято 122 тысячи квадратных километров.

От устья Оби, вокруг Таймыра, до устья Енисея съёмку проводил отряд лейтенанта флота Дмитрия Овцына. Он зимовал в Обдорске (теперешнем Салехарде) и летом 1735 года на дубельшлюпе (двухмачтовое судно) «Тобол» отправился в плавание по Обской губе. Но залив был скован непроходимым льдом. На судне уже тридцать семь человек, не считая самого Овцына, болели цингой. Четверо умерли. Тогда решили возвратиться на зимовку, «дабы не помереть всем безвременно и не потерять судно».

Из Тобольска, где зимовал отряд, Овцын съездил в Петербург. Летом он снова – в Обской губе, из которой на сей раз удалось выйти в море. Но оно было заполнено льдами. Зима – снова в Обдорске. И лишь в следующем, 1737 году прошёл Дмитрий Овцын из Обской губы в устье Енисея на специально построенном в Тобольске боте «Оби почтальон». К северу от Обской губы моряки дошли до 74°02’ с. ш. и видели в этом месте кита, который, как бы приветствуя отважных людей, выпустил несколько фонтанов. Кит во льдах Карского моря – явление довольно редкое.

Дмитрий Овцын был первым мореплавателем, который прошёл морем с Оби на Енисей и обогнул полуостров Ямал. До него промышленники и купцы, стремящиеся в Туруханск, доходили морем только до Тазовской губы, а дальше – по рекам и озёрам: где бечевой, где волоком...

Пока Овцын плавал, геодезист отряда Прянишников пешком прошёл по левому берегу Енисея от Туруханска больше тысячи вёрст, составив первую карту Гыданского полуострова.

Судьба же Овцына была необычной. Он доложил в Петербурге о выполнении своей задачи. Затем вернулся в Тобольск и был там арестован за общение со ссыльным князем Н.А. Долгоруким. Овцына отправили к Берингу на Охотское море, где он плавал к берегам Америки и зимовал на острове Беринга.

Новый начальник второго отряда – штурман Фёдор Минин. Он продолжил исследование приенисейских берегов. Летом 1740 года, выйдя из Енисейского залива на восток, Минин миновал устье Пясины и открыл россыпь мелких островов, очень похожих на те, что украшают берега Скандинавского полуострова. Там их называют шхеры. Небольшой архипелаг получил название – Шхеры Минина. Наряду с этим открытием, второй отряд установил рекорд плавания на восток, который долго никто не мог превзойти – 75°15’ з. д. Не дошёл до этой долготы и работавший по соседству с востока отряд В.В. Прончищева.

Василий Прончищев

Дворянский род Прончищевых известен с XV века, когда за верную службу пожалованы были ему земли в Тарусском уезде, на левом берегу Оки.

В имении ротмистра Василия Прончищева родился в 1702 году пятый, самый младший сын, названный, как и отец, Василием. Тринадцати лет сын был определён в Московскую навигацкую школу, основанную Петром I для подготовки штурманов русского флота. Она находилась в Сухаревой башне в Москве, и руководил ею один из первых русских математиков Магницкий, автор учебника, называвшегося «Арифметика, сиречь наука числительная».

В школе училось одновременно более 300 человек, и они проходили серьёзную подготовку по арифметике, письму и чтению, геометрии, географии, фортификации, астрономии, навигации. Принятые на учёбу в школу занимались самостоятельно, сдавая по каждому предмету экзамены.

Василий Прончищев более всего интересовался астрономией, увлечённо проводил наблюдения в обсерватории Навигацкой школы и этот предмет всегда сдавал вне очереди.

Через три года Василий был произведён в гардемарины и определён для прохождения практики на корабли в Балтийском море. Там он прослужил шесть лет, после чего был направлен на Каспийское море. В 1727 году, пробыв 9 лет в гардемаринах, получил первый унтер-офицерский чин – подштурмана-астронома.

В состав Второй Камчатской экспедиции Прончищева включил лично Беринг, причём одним из первых. Получив назначение в экспедицию, Василий был произведён в лейтенанты.

В начале марта вместе со всем огромным обозом Беринга он отправился в Сибирь, взяв с собой по разрешению Адмиралтейств-коллегии свою жену. Её все звали Марией, хотя, как недавно установлено, при рождении она была названа Татьяной.

Обоз двигался очень медленно. Лишь поздней осенью, перевалив Урал, он прибыл для зимовки в Тобольск, который был тогда административным центром Сибири, а до Якутска добрался только в октябре 1734 года, проведя в путешествии через Сибирь почти два года – двадцать месяцев.

В Якутске командор Беринг распределил имевшихся в его распоряжении молодых офицеров по экспедиционным отрядам. Небольшой город, окружавший острог, преобразился. Никогда ещё не скапливалось здесь столько людей. На берегу Лены началось строительство жилых домов, складов, мастерских. Сооружена была судостроительная верфь, на которой заложили два судна – одномачтовое (бот) и двухмачтовое (дубель-шлюп). Первое получило имя «Иркутск», второе – «Якутск».

Но время было упущено, льды заполнили водное пространство. Через них пробился «Якутск» в Оленёкский залив, но не без повреждений: в судне появилась пробоина и в него поступала вода. Воду вычерпывали, а она снова поднималась. Нужно было быстрее дойти до места зимовки, которую наметили в устье Оленёка. На огибание дельты ушло двенадцать дней.

25 августа дубель-шлюп вошёл в устье Оленёка, где стояло зимовье промышленников, потомков первопроходцев побережья Северного Ледовитого океана, проходивших здесь столетие назад. Всего 12 человек. Живя с рождения среди якутов, они переняли их обычаи, одежду и язык. Появление вооружённого пушками судна испугало их, они реагировали так же, как и подобает людям «каменного века», в который они вернулись, утратив связь с цивилизацией. Потом отношения наладились. Потомки русских вместе с соседями-якутами помогли пришельцам в строительстве изб и землянок для хранения продуктов. Через месяц, когда установились зимние морозы и лёд сковал Оленёк, постройки были закончены. Уже полярная ночь наступила, когда Прончищев отправил солдата Пермитинова на собаках в Якутск с донесением Берингу. Заодно послал с ним образец руды золотистого цвета, о залежах которой на реке Анабар рассказали якуты.

В тёмные зимние дни при свете свечек трое геодезистов отряда Прончищев, Челюскин и Чекин вычертили тушью карту пройденного от Якутска пути – вниз по Лене и вокруг её дельты.

Зимовщики боялись цинги, и по совету якутов Прончищев ввёл в рацион питания замороженную сырую рыбу – строганину. Однако, после того как 22 января впервые показалось над горизонтом солнце, возвестившее о приближении конца полярной ночи и весны, несколько человек, включая мужа и жену Прончищевых, всё же ощутили признаки болезни. Но это было несравнимо с бедствием на зимовке «Иркутска», к востоку от дельты Лены. О нём узнали в середине апреля от посланца Беринга, солдата Погодаева, привёзшего письмо от Василия Ртищева. Штурман «Иркутска» сообщал о том, что от цинги на зимовке уже скончались 32 человека, в том числе и начальник отряда Ласиниус. Прончищев сразу же отправил спасательный отряд, вместе с Афанасием Толмачёвым поехали и несколько якутов.

Выйти изо льдов Оленёкского залива «Якутску» удалось только в августе. Но зато очень быстро по чистой воде он дошёл до Анабарской губы. Прончищев провёл съёмку и отправил два отряда на поиски той руды, которую якуты приняли за золото (на самом деле это был пирит). Руду, однако, не нашли, и плавание на запад было продолжено.

13 августа судно подошло к Большому Хатангскому заливу, в котором не стало задерживаться, а, используя попутный ветер, пошло вдоль никому ещё не ведомого побережья Таймыра, тянувшегося на север. Низменное пустынное побережье вызывало опасения, и чтобы избежать мели, постоянно измеряли лотом глубину. Берега были пустынны, даже плавника не было видно. «И никто на оных берегах не живёт, – записывал Прончищев, – и жить не у чего, понеже [хотя] мы посылали ялбот за дровами и водой, ничего не нашли, ни дров, ни воды».

Но вскоре прямо по курсу стали возникать один за другим острова. Целый архипелаг был открыт вблизи берегов Таймыра. Его назвали именем Петра. За группой островов – залив, скованный льдом, который Прончищев ошибочно принял за нижнее течение реки Таймыры. А дальше – целая россыпь островов. Они получили имена святых, соответствующих тому дню, когда было сделано открытие: Андрея, Павла, Фаддея. Четыре острова, увиденные после, так и остались неназванными (на современной карте они значатся как острова Комсомольской правды). Между островами видели множество тюленей, моржей и белых медведей, бродивших по льду «яко скотина какая».

Прончищев вёл дубель-шлюп среди льдин по узкому (всего полметра шириной) каналу, края которого того и гляди могли сомкнуться, раздавив судно.

Штурман Челюскин записал в судовом журнале: «В самые глухие льды зашли, что по обе стороны, також и впереди нас великие стоячие гладкие льды...» Прошли по каналу ещё миль тридцать, но идти дальше означало бы неминуемый ледовый плен и гибель судна. Прончищев, превозмогая болезнь (цинга его донимала с весны), собрал совет унтер-офицеров. Вместе решили возвращаться назад.

«Великая шуга» (мелкобитый лёд) затянула канал, по которому только что прошёл дубель-шлюп. Назад шли, раздвигая льдины вёслами и баграми. Мороз усиливался, всё труднее становилось отбиваться от наступающего льда. С облегчением записывает Челюскин в судовом журнале: «Однако Боже милостив, дал Бог, дал нам способного ветру, что оную шугу разнесло». До Хатангского залива «Якутск» прошёл по чистой воде, но зимовать там было невозможно: вокруг совсем не было ни плавника для строительства изб, ни дров.

Пошли на старое место зимовки, на Оленёк. К заливу подошли 28 августа. Но к зимовью не смогли приблизиться из-за сильного южного ветра, который согнал воду из залива. Тяжелобольной Прончищев отправился на ялботе искать проход для судна. Вернулся поздно вечером уставшим до предела, едва добрался до каюты и упал без сознания. На следующий день, 29 августа 1736 года, Василий Прончищев умер. Через тринадцать дней скончалась его жена.

Могила Прончищевых – одна из самых известных в Российской Арктике. В 1999 году захоронение исследовала археологическая экспедиция из Моем, вы, определившая, что причиной смерти Василия и Татьяны Прончищевых была не цинга, а воспали тельные процессы, связанные с травмами. На могиле сейчас установлен памятник.

Харитон Лаптев

Двоюродный брат Дмитрия Лаптева был на год старше, но опыт службы на флоте имел больший уже 19 лет составлял его стаж морехода. Во время войны с Польшей фрегат «Митау» был захвачен обманным путём в плен, и Харитон, как командир корабля, был приговорён к смертной казни, но после разбирательства дела в суде помилован. Лаптев вернулся на Балтийский флот и получил назначение командира придворной яхты «Декроне». Но, узнан о наборе офицеров в Великую Северную экспедицию, он предпочёл этому «тёплому месту» суровую Арктику.

Харитон встретился со своим кузеном в начале 1738 года в Петербурге, куда тот прибыл с рапортом о работах, проведённых к востоку от Лены. В Сибирь они поехали вместе и 25 мая 1739 года прибыли в Якутск. Харитон Лаптев принял в своё командование дубель-шлюп «Якутск» с экипажем из 45 человек. Через несколько дней судно и дощаники с провиантом отправились вниз по Лене. Достигнув через полтора месяца дельты Лены, Харитон Лаптев вы вёл «Якутск» по Крестовской протоке в море и на правил его к месту зимовки Прончищева, в устье Оленёка.

Продолжил работу Прончищева Харитон Лаптев летом 1739 года. Первое открытие на пути к Хатангскому заливу – небольшая, но глубоко вдающаяся в сушу бухта, которой он даст скандинавское имя – Нордвик («Северная бухта»). Возвращаясь в Хатангский залив, Лаптев открыл остров «длиной поперёк более мили». Над морем «стоит утёсом там якобы стена из одного камня, а с той стороны, которая в губу, лежит берег, пологой и низкой». Островом Преображения назвал его Лаптев. Льды не позволили пройти вдоль восточного берега Таймыра дальше мыса Фаддея, где поставлен был маяк «из камня плиточного вышиной в полторы сажени». Этот лаптевский маяк через 180 лет, в 1919 году, увидели сквозь туман моряки с амундсеновского судна «Мод», направлявшегося к месту дрейфа.

Зимовка Лаптева в Хатангской губе, около устья реки Блудной, прошла благополучно, без болезней и потерь. А весной 1740 года были возобновлены работы: геодезист Чекин с девятью собачьими упряжками и восемнадцатью оленями направился через тундру к устью реки Таймыры, чтобы провести описание берега до устья Пясины. Вёрст триста прошёл Чекин до озера в горах Бырранга и ещё триста до устья Таймыры, а там на запад – со съёмкой. На карту лёг стокилометровый участок побережья. На 76° 26’ с. ш. поставил Чекин свой маяк, а дальше не пошёл, потому что кончился корм для собак. В Хатангское зимовье он вернулся через два месяца, в конце мая, «с крайнею нуждою».

Когда Чекин вернулся, Лаптев отправил на Таймырское озеро две группы аборигенов для заготовки рыбы и организации склада. После того как вскрылся лёд на озере (в июле), эта рыбацкая бригада на лодке спустилась в устье Таймыры. Туда направил Лаптев «Якутск». Удалось пройти вдоль таймырского побережья не более двухсот вёрст, и судно попало во льды. Течение и ветер загнали его в ловушку, из которой судно не выбралось. У «Якутска» был обломан форштевень и пробит борт.

24 августа не выдержавший давления льдов «Якутск» затонул. Экипаж судна высадился на льдине, которую быстро уносило в море. Спешно выгрузив продовольствие, люди направились к берегу. С трудом добрались, но это был холодный пустынный берег. Только через полтора месяца, в конце октября, показался на горизонте зимовочный дом в Хатангском заливе. Четверо умерли по дороге, остальные были на пределе истощения и усталости.

Лаптев пришёл к убеждению, что морем выполнить задачу отряда – описать берега Таймырского полуострова – не удастся. Ещё одна зима на Хатанге. На исходе зимы, в марте, Лаптев направил Челюскина с тремя собачьими упряжками через тундру к устью Пясины, Чекина – на восточный берег Таймыры. Туда же в начале марта 1741 года проложил путь Семён Челюскин, выйдя из Туруханска, где его отряд провёл зиму. Он достиг устья Хатанги и, следуя направлению береговой линии, пошёл на север. От мыса Фаддея велись съёмки. И 22 мая на карте обозначился самый северный мыс полуострова и всего огромного материка Евразии, который был назван Северо-Восточным. «Сей мыс каменный, высоты средней, – записал Челюскин в путевом журнале. – Здесь именован мною оный мыс... здесь поставил маяк – одно бревно, которое вёз с собою».

Немало было высказано сомнений в том, завершил ли в самом деле штурман Челюскин открытие мыса, названного потом его именем. Но документы подтвердили, что открытие сделано именно им.

Российский академик А.Ф. Миддендорф, путешествовавший по Таймыру в 1848 году, утверждал: «Челюскин – не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достичь этого мыса... и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в этом крае... Челюскин из участников экспедиции всех точнее и отчётливее в своих показаниях».

Крупнейший русский учёный Миддендорф ровно через сто лет после Челюскина прошёл по Таймыру. От Таймырского озера он спустился по реке Нижней Таймыре к её устью. На обратном пути лодка разбилась о камни и пришлось идти пешком. Этот путь был столь же трудным, сколь и у Семёна Челюскина. Начав своё путешествие в мае 1843 года, академик только в середине января следующего года вернулся в Красноярск. Миддендорф был первым учёным на Таймыре, и результатом его исследований стала полная карта полуострова, карта рек Таймыра, изучение его растительности и геологического строения. Кроме того, Миддендорф реконструировал карту Харитона Лаптева, которая считалась утерянной.

Недавно обнаруженная в одном из архивов, эта карта, несомненно, замечательная. На ней – весь полуостров, площадью почти в полмиллиона квадратных километров, одно из крупнейших заполярных озёр, река, название которой дало имя полуострову. На эвенкийском языке это означает «обильная» (имеется в виду изобилие рыбы в реке).