Текст книги "Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель..."

Автор книги: Вячеслав Маркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Сахалинские походы

21 февраля по указанию Невельского Николай Бошняк отправился в своё первое путешествие – на Сахалин: по сообщению нивхов, на острове, южнее мыса Погиби, на поверхность выходили залежи каменного угля. Нивхи делали из него пуговицы.

Бошняк вышел из Петровского вдвоём с нивхом по имени Позвейн. О своём отъезде на Сахалин он вспоминал: «...мне дано было: нарта, собаки, дней на 35 сухарей, чаю да сахару, маленький ручной компас, а главное – крест Невельского и ободрение, что, если есть сухарь, чтобы утолить голод, и кружка воды напиться, то с Божьей помощью дело делать ещё возможно».

Невельской сам проводил Бошняка, который последние дни перед выходом жил в его доме. У Невельского недавно родилась дочь Екатерина, которую отец называл «амурской барыней»...

По заснеженному льду лимана собаки быстро домчались до острова Лангр, самому узкому месту Татарского пролива, и к мысу Погиби, здесь путешественники остались на ночлег в нивхском селении. Следующий привал – у мыса Тык, к югу от которого характер берега изменился. Ровная и низменная местность стала пересечённой: всё чаще попадались холмы с крутыми уступами и проступающими в них вкраплениями угля. Потом появились обрывистые гранитные скалы, обходить их, как прежде, было нельзя: под самыми скалами плескалось свободное ото льда море. Пришлось подниматься в горы. Слои угля в обрывах появлялись всё чаще, у селения Дуэ прямо на поверхности обнажались столь мощные пласты, что можно было уже говорить об открытии месторождения, пригодного для разработки. От мыса Погиби до Дуэ Бошняк тщательно обследовал всё побережье с точки зрения возможности подхода кораблей, которые могли бы грузиться углём. Но не нашёл ни одного удобного залива или бухты. «Все заливы, – писал Бошняк Невельскому, – очень мелководны почти до самых мысов, открыты западным ветрам и испещрены каменными рифами».

Второе задание, выполнявшееся Бошняком на Сахалине, – исследование крупнейшей реки острова – Тымь, впадающей в Охотское море. Передвигаться было трудно: путь к верховьям Тыми лежал через горный перевал. Поднимаясь к нему, проводник Позвейн стер ноги и еле мог идти. Пришлось Бошняку оставить его с собаками и нартой в нивхском селении, продолжив путь по долине Тыми одному. Он шёл на лыжах, взяв с собой лишь самое необходимое. С большим трудом удалось нанять за большие деньги проводника, он долго не соглашался, потому что никак не мог понять, зачем русский идёт по реке к морю, когда ещё не начался сезон рыбной ловли.

Бошняк производил съёмку, записывал свои наблюдения, собирая данные о населении Сахалина и их образе жизни. Он обнаружил следы пребывания в этих местах русских. В селении Чхар нивхи подарили ему лист из часослова, на котором было написано: «Мы, Иван, Данила, Пётр, Сергей и Василий, высажены в айнийском селении Тамари-Анива Хвостовым 17 августа 1805 года; перешли на реку Тымь в 1810 году в то время, когда на Тамари пришли японцы». Сохранились развалины жилища этих русских, прибывших с экспедицией Крузенштерна и Лисянского. Нивхи ничего плохого о русских не могли сказать, жили с ними дружно, двое были даже женаты на нивхских женщинах.

У Бошняка закончились сухари, сахар и чай, он питался лишь солёной рыбой-юколой и мороженой брусникой. Но всё же дошёл до залива, в который впадает Тымь, и составил подробное описание реки. Залив, отделённый от моря узкой песчаной косой, он подробно описал в своём дневнике.

Только завершив эту работу, Бошняк решил возвращаться. Измученному и истощённому, ему предстояло пройти около четырёхсот километров, в мешке за плечами были образцы горных пород. Это был поистине героический поход, когда Бошняк перешёл перевал, то сам о себе записал: «...весь ободранный, голодный, бывши не в состоянии ходить от образовавшихся на ноге нарывов». К счастью, на полпути он встретился с дожидавшимся его Позвейном с собачьей упряжкой. Правда, корма для собак было мало, нарты тащить было тяжело, и людям приходилось впрягаться вместе с животными. 3 апреля, после полуторамесячного путешествия по Сахалину, Бошняк был уже в Николаевском.

Это было первое самостоятельное путешествие молодого лейтенанта (ему шёл лишь 22-й год), и оно принесло большие открытия на Сахалине. В тысячевёрстном пути ноги Бошняка так пострадали, что он дней десять мог передвигаться только на костылях, а ещё и жить приходилось в землянке, но настроение было радостное.

В соответствии с приказом Невельского по экспедиции, до начала лета Бошняк совершил второе путешествие – по Амуру. В середине апреля ещё лежал снег, последняя зимняя пурга обрушилась на лейтенанта и его спутника казака Парфентьева, как только они отошли немного от Николаевска. А наутро началась весна. Быстрое таяние снега создало новые трудности: лёд на Амуре утончался, возникали полыньи, частенько проваливались в воду и нарты, и собаки, и сами путешественники. После купания в ледяной воде спасаться можно было только в юртах нивхов.

Пока Амур не освободился ото льда, Бошняк занялся этнографическими изысканиями, собрав большой материал, касающийся образа жизни нивхов и нелегально приезжающих к ним для торговли маньчжур. Приходилось выступать ему и в роли врача, приходя на помощь больным нивхам, которые были уверены, что «лучо» – русские – умеют лечить от всех болезней.

Потом, когда Бошняк описал озеро Кизи и вернулся в Николаевский пост, Невельской решил перенести сюда штаб экспедиции из Петровского. Летом Бошняк, по его указанию, занимался строительством главного поста на Амуре. Однажды все первопоселенцы стали свидетелями падения метеорита: прямо в Амур с шипением и треском упал огромный огненный шар. Сначала он летел с большой скоростью по небу, приблизился к земле, вызвав панический страх в равной степени у нивхов и русских, которые восприняли явление как конец света. Нивхи объясняли падение метеорита по-своему: это разгневанная душа их убитого накануне сородича. Научное же объяснение Бошняка было трудно понять первым поселенцам Николаевского поста.

Вскоре от Невельского пришло новое распоряжение: подготовить основание постов на озере Кизи и в заливе Де-Кастри. Тем временем Николаевский пост оказался в тяжёлом состоянии из-за недостаточного завоза продуктов. Появились случаи заболевания цингой: первой умерла дочь Геннадия Ивановича Невельского.

Лейтенант Бошняк вернулся на пост. Под его руководством было закончено строительство казармы для солдат, а затем и офицерского дома. Люди перебрались из землянок в дома, хотя те ещё не совсем были готовы к зиме.

Зима – лучшее время для экспедиций: замерзшие реки превращаются в удобные дороги. Бошняк с двумя спутниками проехал на собаках по широкой ледяной дороге Амура, повернул на его правый приток Амгунь, а потом и на узкую дорожку её притока, небольшой речки Ами. Эта система рек-дорог привела в предгорья хребта Хинган, ещё не знакомого европейцам. Бошняк установил, что хребет направлен на юго-запад: на карте он был изображён неправильно.

Три человека продвигались к истокам реки Горин. Среди ненаселённой местности, с собаками, выбивающимися из сил, страдая от чудовищных морозов (ночью температура доходила до -40°)... Никакого укрытия от мороза, кроме нарт, спали по очереди, толкая друг друга, чтобы не замёрзнуть. Дошли до реки Горин, обследовали её и пошли на север, к озеру Эворон, а от него к Чукчагирскому озеру и к реке Амгунь. По ней вернулись к Николаевскому посту за неделю до наступления 1853 года, проведя в путешествии почти полтора месяца.

Следующая задача, поставленная Невельским перед Бошняком, была основать пост на заливе Де-Кастри, а потом на нивхских лодках отправиться на юг, чтобы найти залив Хаджи, о котором ничего не было известно ни Лаперузу, ни Крузенштерну.

Экспедиция отправилась на трёх нартах, и три спутника были у лейтенанта Бошняка в этом далёком походе: Семён Парфентьев, Иван Мосеев, Кир Белохвостов. Невельской помог им собраться в Николаевском и проводил в путь 15 февраля.

По дороге заехали в нивхское селение за юколой для собак, при этом удалось наблюдать действо шамана, который свои крики и кривляния завершил поеданием горячих углей. 5 марта моряки были на Де-Кастри, в том месте, где летом прошлого года Бошняк наметил место для поста. Теперь там подняли высокую мачту, над которой взвился Андреевский флаг, это означало, что земля Де-Кастри – владение России. Тунгусы и нивхи из близлежащих селений были свидетелями церемонии. Первым жилищем нового поста, который назвали Александровским, стал шалаш нивхских рыбаков. Казаки начали строить дом. Бошняк же купил лодку у нивхов, выбрав самую большую и прочную. За месяц дом был построен: соорудили печь из глины, окна вместо стёкол затянули тонкой тканью – миткалём.

Как только залив освободился ото льда, Бошняк с казаками отправился к югу, в Татарский пролив. Они медленно поплыли вдоль берега, огибая все его неровности. На два дня остановились в устье реки Дуэ, в нивхском селении, укрывшемся за двумя островками, целиком заполненными птичьими гнёздами. Проведя астрономические измерения координат и познакомившись с жителями селения, поплыли дальше. Следующие астрономические наблюдения были сделаны в селении Датта, расположившемся на обоих берегах впадающей в залив реки Тумкин. Река эта со многими притоками могла быть использована для выхода в Амур. На привале в небольшой бухте Джунко моряки узнали от местных рыбаков, что до залива Хаджи осталось всего два дневных байдарочных перехода.

И вот настал день 23 мая 1853 года. Лейтенант Николай Бошняк со спутниками подошёл к еле заметному низкому перешейку, за которым открывалось обширное водное пространство. Это и был залив Хаджи. Где-то должен быть вход в залив, но открытие было настолько важным, что ждать никто не захотел: лодку дружно перетащили через перешеек. Удивительно было после довольно бурного моря оказаться в обстановке полного штиля. Поверхность воды в заливе, закрытом от ветров, была абсолютно спокойна. Путешественники сразу же приступили к описанию залива, задерживаться долго было нельзя, потому что почти не осталось продуктов.

Залив состоял из нескольких бухт. Бошняк все их описал и дал названия. Сам залив Хаджи получил имя императрицы Александры. Самая удивительная бухта – длинная, зигзагообразная, похожая на канал, закрытая от ветров скалистыми берегами – Константиновская – была выбрана для основания поста. Место обозначили высоким крестом, на котором Бошняк вырезал: «Гавань императора Николая, открыта и глазомерно описана лейтенантом Бошняком 23 мая 1853 года на туземной лодке со спутниками казаками Семёном Парфентьевым, Киром Белохвостовым, амгинским крестьянином Иваном Мосеевым».

31 мая лодка под парусом, наполненным попутным южным ветром, вышла из залива. Путешественники возвращались, питаясь одной лишь рыбой и ягодами, собранными на берегу. Через 6 дней они уже были на берегу залива Де-Кастри. Здесь Бошняк привёл в порядок свои записи и карты. Доклад Невельскому он отправил с казаком Парфентьевым. Через неделю по приказу Невельского приехал на смену мичман Разградский. Бошняк отправился в Николаевский пост, где узнал много нового. Главное – изменилось отношение правительственных кругов к дальневосточным «самоуправным делам» Невельского. После того как в марте 1853 года англо-французская эскадра вошла в Чёрное море, в Петербурге поняли, что Амурская экспедиция имеет огромное государственное значение. (Это особенно стало ясно во время Крымской войны, которая, несмотря на своё название, была и дальневосточной войной: наряду с Севастополем, англо-французской эскадрой был осаждён Петропавловск-Камчатский. Укрывшийся в Императорской гавани, о которой ничего не знали интервенты, спасся от уничтожения дальневосточный флот России).

Невельскому из Петербурга передали указание: особое внимание обратить на Сахалин и прочно обосноваться там. Командующим Сахалинской экспедицией был назначен майор Н.В. Буссе, выпускник Пажеского корпуса, как потом выяснилось, совершенно случайный человек в Амурской экспедиции, принёсший ей немало бед.

Снова Невельской стоит на капитанском мостике «Байкала»: вместе с Дмитрием Орловым и командой из 15 человек он отправляется в рекогносцировочный поход вокруг Сахалина. Отыскивая удобные бухты на побережье острова, он посетил Императорскую гавань. Удобных бухт на Сахалине не оказалось, а в Императорской гавани Невельской открыл Константиновский пост и оставил охранять его восемь казаков во главе с унтер-офицером Дмитрием Хороших.

В августе прибывший в Николаевский пост Невельской с большой радостью встретился с Бошняком, поведал своему ближайшему помощнику о дальнейших планах, о том, что начальником Константиновского поста в Императорской гавани предстоит быть именно ему. Николаевский пост за два года строительства уже стал походить на город (во всяком случае, в нём появилась первая улица). Продолжать превращение поста в город Николаевск (так уже его стали звать) будет мичман Г. Разградский. Вскоре Бошняк прибыл в Петровский пост, но Невельского там не застал: тому пришлось ехать в Аян за продовольствием и снаряжением для Сахалинской экспедиции, хотя это должен был делать Буссе.

Принадлежа к категории придворных, карьерных моряков, Буссе попал на Дальний Восток не по страстному желанию, как Невельской, а в значительной мере случайно. Он был послан в Иркутск для вручения наград Муравьёву и Корсакову, и Муравьёв предложил отправить ему команду матросов с Камчатки на Сахалин. Буссе согласился, полагая, что поездка будет непродолжительной и ничего, кроме славы покорителя Сахалина, ему не принесёт. Но пришлось включиться в дела Амурской экспедиции, которые он мало знал. Как писал Невельской, «он удивлялся, почему я, ничтожный смертный, не исполнял в точности и буквально всех инструкций, которые он привёз... он никак не мог допустить, чтобы начальник, облечённый огромной самостоятельной властью, каковым я был тогда в крае, мог дозволить подчинённым ему офицерам рассуждать с ним, как с товарищем, совершенно свободно разбирать все его предположения и высказывать о них с полной откровенностью своё мнение».

Буссе потом опубликовал книгу о Сахалинской экспедиции, в которой привёл свои дневниковые записи о первом впечатлении от встречи с Невельским: «Невельской имеет не совсем красивую наружность. Маленький рост, худощавое, морщинистое лицо, покрытое рябинками, большая лысина с всклокоченными вокруг с проседью волосами и небольшие серые глаза, которые он постоянно прищуривает, дают ему пожилой и дряхлый вид. Но широкий лоб и живость глаз выказывают в нём энергию и горячность характера».

Эта энергия и горячность не очень нравились майору Буссе, но вскоре и он должен был признать: именно благодаря энергии и настойчивости Невельского Россия сохранила огромную территорию Приамурья и защитила её во время Крымской войны.

Невельской был организатором Амурской экспедиции и действовал через своих помощников, подобранных исключительно удачно. В сентябре 1853 года он сам поехал на Сахалин в сопровождении Бошняка, Буссе и Рудановского на транспорте «Николай I», которым командовал шкипер Мартин Клинковстрем. Дмитрий Орлов был в это время на Сахалине, и встреча с ним должна была состояться на южной оконечности острова – мысе Крильон. Всю ночь на транспорте стреляли из пушки, подавая сигнал, но Орлов не появлялся. Корабль вошёл в залив Анива и стал на рейде. Невельской с Бошняком и Буссе на шлюпках поплыли к берегу, к айнскому селению Тамари-Анива, жители которого дружелюбно встретили моряков. На следующий день был учреждён Муравьёвский пост – в честь Н.Н. Муравьёва-Амурского. На холмах вокруг установили восемь пушек. Буссе остался начальником поста. Невельской вспоминал: «Ни один пост в Приамурском крае не был поставлен в такое безопасное и вполне обеспеченное положение, в каком оставил Муравьёвский пост». На этом месте возник впоследствии город Корсаков, существующий и поныне.

«Николай I» ушёл к Императорской гавани, где начальником Константиновского поста должен был остаться Бошняк, основавший его в прошлом году. Прежде чем стать в Императорской гавани на зимовку, «Николай I» сплавал в залив Де-Кастри, доставив груз в Александровский пост.

Было уже 8 октября, наступали холода. Команда транспорта принялась заготавливать лес для строительства казармы. Бошняк возглавил казаков, строивших домик для офицеров поста. Дней через пять неожиданно показалось у входа в гавань ещё одно судно. Это был транспорт «Иртыш» (капитан Пётр Гаврилов), вёзший с Сахалина отряд Д. Орлова и завернувший в Императорскую с повреждением рулевого управления и пробоиной в борту. Гаврилов заходил в Муравьёвский пост, но Буссе отказался принять судно на зимовку, не поделился имевшимся у него в достатке продовольствием и не взял больных с «Иртыша». Всё это было сделано вопреки приказу Невельского.

Бошняку пришлось принять «Иртыш» со всем экипажем, хотя на Константиновском посту запас продовольствия был рассчитан всего на 10—12 человек. А население поста составляло теперь девяносто...

Подготовка к зимовке завершалась, когда на горизонте появился ещё один, третий корабль. На этот раз шхуна – пароход «Восток» под командой Воина Андреевича Римского-Корсакова (брата известного композитора). К остановившейся у кромки льда шхуне направились на вельботе Бошняк, Орлов и капитаны двух уже ставших на зимовку судов. «Восток» был первым кораблём, зашедшим в ранее не известный мореплавателям залив, и первым пароходом, прошедшим проливом между Сахалином и азиатским материком, дошедшим до устья Амура.

Простояв в Императорской гавани два дня, «Восток» ушёл в Японию. С его уходом оборвалась последняя нить, связывавшая зимовщиков гавани с миром. О том, как пройдёт зима, узнают не скоро. С самого её начала пришлось иметь дело с беспощадным врагом оставшихся зимовать путешественников – цингой. Один за другим заболевали матросы команды «Иртыш», появлялись больные и среди казаков поста. Сказывался недостаток продовольствия, отсутствие свежих продуктов.

Бошняк послал Орлова в Петровское с письмами от себя и от капитанов зимующих судов: «...надобно ожидать весьма печального исхода этой зимовки, особенно относительно команды «Иртыша», которую Буссе не позаботился снабдить всем нужным...» Орлов пошёл в свой 500-километровый поход 27 ноября и только 10 января прибыл в Петровское. Невельской сразу же принял меры к организации помощи. Но тем временем на Константиновском люди умирали от цинги, как ни пытался Бошняк противостоять распространению болезни. Для получения хоть какого-то свежего мяса он организовал даже отстрел ворон. Из 90 человек работоспособными оставались лишь пятеро.

Полтора зимних месяца после наступления Нового года были особенно тяжёлыми. В иные дни хоронили по три человека. Самым трудным для обессиленных людей стало рытье могил в мёрзлой земле. Первой была могила штурмана «Иртыша» подпоручика Чудинова. Рядом с этим крестом вскоре встало ещё десять. Люди стали умирать несколько реже, когда пригрело весеннее солнце. Сошёл с пригорков снег, можно было выкапывать корни черемши. В марте, когда от Невельского прибыл олений транспорт, цинга отступила, люди постепенно стали выздоравливать. Но за зиму умерло 19 человек первых поселенцев возникшего здесь впоследствии города Советская Гавань. Сейчас на высокой сопке, у подножия которой стояли постройки Константиновского поста, возвышается памятник-часовня. На нём написано: «Умершим от цинги в зиму с 1853 по 1854 г. транспорта «Иртыш» штурман поручик Чудинов и 12 человек низших чинов. Корабля «Николай I» Рос. Амер. Ком. 4 матроса и 2 матроса постовой команды».

...Той же зимой на юге Сахалина пять исследовательских поездок на собачьих упряжках провёл лейтенант Н. Рудановский. Он нанёс на карту южное побережье, почти до мыса Анива, обошёл селения, проведя, по существу, перепись населения. Лейтенант прошёл по острову более 600 вёрст, постоянно вёл первые в истории Сахалина метеорологические наблюдения, составил карты, используя 21 астрономическое определение координат. В 1853 году Рудановский плавал на шхуне «Восток» и промерял глубины в устье Амура. Он был одним из пионеров исследования Дальнего Востока.

1854 год был очень драматичным. С освобождением Амура ото льда предполагалось организовать прохождение в его устье, а потом на Камчатку целой флотилии – построенного в Сретенске на Шилке парохода «Аргунь» и барж с продовольствием для переселенцев Нижнего Амура. Поход должен был возглавить генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьёв.

Невельской готовил все семь постов, основанных им на Сахалине и в устье Амура. Он переходил от одного к другому, часто пешком. В это время у него родилась вторая дочь (первая, Катя, долго болела и умерла 12 мая). Геннадий Иванович узнал об этом чуть ли не месяц спустя. «Тяжело было нам, родителям, видеть могилу нашей малютки на пустынной Петровской кошке (косе. – В.М.), – писал он, – тяжко было испытание это нам и без того отрезанным пустыней от всего света, эта жертва... была данью исполнения долга, направленного к благу отечества».

В эти дни у Константиновского поста на рейде стоял фрегат «Паллада» под флагом контр-адмирала Е.В. Путятина, один из лучших в те времена кораблей русского флота. На его борту в качестве секретаря экспедиции совершал кругосветное путешествие будущий автор «Обломова» Иван Александрович Гончаров. Он так описал Императорскую гавань: «Мы входили в широкие ворота гладкого бассейна, обставленного крутыми, точно обрубленного берегами, поросшими непроницаемым для взгляда мелким лесом – сосен, берёз, пихты, лиственницы. Нас охватил крепкий, смоляной запах... Прошли большой залив и увидели две другие бухты направо и налево, длинными языками вдающиеся в берега... Вода не шелохнётся, воздух покоен, а в море, за мысами, свирепствует ветер... Что за край, где мы?»

Путятин должен был возглавить сопротивление англо-французской эскадре. Он избрал для своего местопребывания Императорскую гавань, никому не известную в Европе. Ещё четыре корабля вскоре вошли в гавань.

Н.Н. Муравьёв на шхуне «Восток» вышел из Императорской гавани в Петровское. Он взял с собой Бошняка, которому, приняв во внимание нездоровье того после тяжёлой зимовки, предложил отпуск. Бошняк сдал дела своему тёзке Рудановскому. Когда «Восток» встал на рейде Петровского, Бошняк с казаками Парфентьевым и Белохвостовым поплыл к берегу на лёгкой, обтянутой кожей байдаре. Вдруг налетевший шквалистый ветер опрокинул байдару, гребцы оказались в воде. Со шхуны «Восток» спустили шлюпку, но сильное волнение мешало ей приблизиться к тонущим. Штормовые волны чуть было не разбили шлюпку о прибрежные камни. Чудом спасся один Бошняк: совершенно обессилевшего, волны выбросили его на берег.

Шхуна «Восток» пришла в Аян 7 июля. Оттуда Бошняк отправился в родные костромские края.

За службу в Амурской экспедиции он был награждён орденом Св. Анны 3-й степени.

В марте 1855 года Бошняк завершил отпуск и участвовал в организации сплава барж по Амуру, а в следующем году вернулся в связи с закрытием Амурской экспедиции. Тогда же возвратился в Петербург и Невельской.

За год до этого развернулись события «восточной войны». Фрегат «Паллада» среди кораблей дальневосточного флота был вооружён лучше других. Его первым командиром был прославившийся затем в Крымской войне адмирал П.С. Нахимов. Но корабль, построенный 22 года назад в Петербурге, потрёпанный в дальних походах, пришёл в полную негодность: самостоятельно он уже не смог бы вернуться через три океана на родину. Вице-адмирал Путятин направил «Палладу», а вслед за ней и другие корабли эскадры в Императорскую гавань...

На берегу строились укрепления, ставились артиллерийские батареи. В июле корабли решили перевести в устье Амура. Пройти фрегату по фарватеру к Амуру не удалось, и Путятин отправил его на зимовку в Императорскую гавань.

В эту зиму шхуна «Восток» Римского-Корсакова оставалась в Петровском. В октябре англо-французская эскадра атаковала Петропавловск-Камчатский. Оборону порта возглавил адмирал В.С. Завойко. Нападение было отражено – эскадра ушла, хотя нельзя было исключить то, что она могла повторить попытку в будущем.