Текст книги "Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель..."

Автор книги: Вячеслав Маркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Из костромских дворян...

Вот и Геннадий Иванович Невельской, родившийся в 1813 году близ костромского города Солигалича, рос в окружении морских офицеров, служивших на флоте или вышедших в отставку. Прадед – Григорий Дмитриевич был боцманом у Петра I. На флоте служил дед, отец – мичман, вышедший по болезни в отставку, дядя – капитан-лейтенант. А двоюродный дядя по материнской линии был даже контр-адмиралом. Путь юного Невельского был предопределён, даже несмотря на постигшее его несчастье: в один год, когда ему было десять лет, он потерял деда и отца. Унёсшая их жизни эпидемия оспы не обошла и самого Геннадия – следы перенесённой болезни на всю жизнь остались на его лице.

В Морской кадетский корпус юношу определил кто-то из его дядей, когда тому исполнилось пятнадцать лет. Три года он провёл в старейшем учебном заведении России, директором которого в то время был адмирал Крузенштерн. Он сам учился в нём почти 40 лет назад. Возможно, непосредственно от Крузенштерна Невельской впервые и услышал, что вдоль западного берега Сахалина тот не смог пройти: резко уменьшавшиеся глубины убедили в том, что к азиатскому берегу протянулся песчаный перешеек. Так и осталось неясно – остров это или полуостров, соединённый перешейком с материком.

Также не решён был вопрос об устье Амура... Можно ли войти в русло великой реки из океана? О том же говорил и генерал-гидрограф Г. А. Сарычев, часто бывавший в корпусе.

Кадета Невельского постепенно увлекла мысль об исследовании далёкой тихоокеанской окраины России, больше всего он думал о Сахалине и Амуре. Почему-то был уверен, что именно ему предстоит решить эту географическую задачу, как только представится возможность совершить далёкое путешествие в Тихий океан. Ждать пришлось долго.

В корпусе Невельской был одним из лучших учеников и при производстве в гардемарины в своём классе стоял первым. В 1838 году он был определён практикантом на боевой корабль «Великий князь Михаил», заходивший при проведении морской съёмки в порты Ревеля и Либавы.

Последняя практика проходила на корабле «Кульм», доставившем артиллерийские орудия в Данциг из Кронштадта. Капитаном был брат первооткрывателя Антарктиды, капитан 1-го ранга А.П. Лазарев, совершивший в 1822—1824 годах кругосветное плавание на шлюпе «Ладога», а всей морской операцией командовал Ф.П. Литке и его помощник С.И. Мофет. Это были первоклассные моряки, и Невельскому много дало общение с ними.

Блестяще сдавший выпускные экзамены гардемарин распоряжением Крузенштерна был зачислен в офицерские классы, на основе которых создалась впоследствии Морская академия.

В морях европейских

Три года учёбы в офицерских классах, и мичман Невельской, успешно сдавший экзамены, произведён в лейтенанты. Его назначили в эскадру Ф. Литке на фрегат «Беллона», которым командовал капитан-лейтенант С. Мофет, плававший вокруг света вместе с Литке на корабле «Моллер» капитана М.Н. Станюковича. Невельской исходил на «Беллоне» всё Балтийское море. Довелось ему участвовать также в рейдах вокруг Скандинавского полуострова и в Средиземном море.

Это была обычная, рутинная морская служба, повышения в звании Невельской долго не получал, назначение в дальнее плавание, о котором мечтал, не приходило. Недоброжелатели объясняли это тем, что он-де не вышел ростом: внешний вид юного моряка не произвёл должного впечатления на наследника престола великого князя Константина, под флагом которого выступала эскадра адмирала Литке.

Однако 1846 год в жизни Невельского оказался поворотным. В 33 года, по завершении плавания в Средиземном море, через десять лет после окончания офицерских классов, на семнадцатый год морской службы, Геннадий Невельской получил звание капитан-лейтенанта. Одновременно он был назначен на фрегат «Паллада», строительство которого шло к окончанию. Пока же начальство направило Невельского на Чёрное море для осмотра условий стоянки кораблей в Севастополе и Николаеве. Он вернулся с обстоятельным докладом.

12 августа 1846 года умер И.Ф. Крузенштерн, которого считали своим учителем все русские мореходы того времени, и прежде всего Литке, подростком взятый Крузенштерном на «Надежду». Литке стал фактическим руководителем учреждённого при участии Крузенштерна Русского географического общества.

В это время Невельской, вместо того чтобы с восторгом принять предложение командовать «Палладой», неожиданно обратился к генерал-адмиралу великому князю Константину, командующему Военно-морским флотом России, с просьбой назначить его командиром не на генерал-адмиральскую «Палладу», а на строившийся в Финляндии скромный транспорт «Байкал», направлявшийся на Камчатку с грузом для российских колоний в Америке. Невельского поддержал Литке. Для окружающих это выглядело как отказ от наконец-то открывшейся перед моряком перспективной карьеры. Но для самого Невельского то была единственная возможность осуществить давнюю мечту – исследование устья Амура. Он был убеждён, что Амур судоходен в своём устье: «Неужели такая огромная река, Амур, не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках?..»

Получив согласие, Невельской сразу же направил в Главный морской штаб рапорт с просьбой разрешить ему провести исследование Амурского лимана и юго-восточного побережья Охотского моря.

Просьба не была одобрена. Невельскому предложили использовать для производства описи морских берегов только то время, которое удастся сэкономить после выполнения основной задачи – доставки грузов. Но это его не остановило.

Невельской хотел отправиться на «Байкале» как можно быстрее, ему не терпелось приступить к исполнению своего плана, он интуитивно чувствовал, что это главное дело его жизни.

Транспорт «Байкал» предполагалось спустить на воду на верфях Боргстрема в Гельсингфорсе в сентябре 1848 года. Но Невельской не хотел ждать так долго: если выйти в плавание поздней осенью, не останется времени на исследовательскую работу в устье Амура и на Сахалине. Он добился с помощью Литке приёма у начальника Главного морского штаба А.С. Меншикова и получил разрешение ускорить строительство судна и его отправку в плавание.

Затем Невельской встретился с только что назначенным генерал-губернатором Восточной Сибири графом Н.Н. Муравьёвым (получившим позднее приставку к своей фамилии – Амурский). Осознав важность предлагаемого проекта, молодой губернатор обещал оказать ему полную поддержку.

Невельской немедленно выехал в Гельсингфорс, где передал на верфь, строящей «Байкал», приказ о переносе сроков его спуска на воду с сентября 1848 года на июль. Для постоянного наблюдения за ходом строительства в Гельсингфорсе остался старший офицер «Байкала» лейтенант Пётр Казакевич, тоже выпускник кадетского корпуса.

«Байкал» идёт на восток

Транспорт «Байкал» спущен был на воду 10 июля 1848 года, а 20 июля он уже стоял на кронштадтском рейде, 21-го августа буксиром его вывели за Толбухин маяк, откуда и началось самостоятельное плавание. На борту находил ось-8 офицеров и 38 унтер-офицеров и матросов.

Невельской стремился дойти до Камчатки как можно быстрее, чтобы выкроить время для исследовательской работы. Но приходилось считаться с погодой. Первый шторм настиг в Балтийском море, и из-за него двое суток простояли под прикрытием острова Соскор, до Копенгагена добирались две недели. А в датских проливах ветер был слишком слабым – опять задержка.

Зато из Портсмута курс был взят сразу на Рио-де-Жанейро без захода на Азорские острова, и ровно через два месяца крупнейший порт Южного полушария приветствовал «Байкал» «салютом наций» – 21 залп.

Первого декабря плавание продолжилось. Предстоял труднейший участок пути – обход с юга материка Южной Америки вокруг вечно окружённого штормами мыса Горн.

Среди бурных волн, под студёным дыханием Антарктики моряки встретили на «Байкале» Новый, 1849 год. Только 10 января был пройден меридиан мыса Горн, и корабль вошёл в Тихий океан. Через месяц он уже был в чилийском порту Вальпараисо, затем – два месяца плавания в удивительно спокойном океанском просторе. Наконец пассатные ветры доставили парусник на Сандвичевы (Гавайские) острова, в порт Гонолулу, где на рейде стоял русский транспорт «Иртыш». Вместе с земляками «байкальцы» провели на Гавайях православную пасхальную неделю, хотя и без традиционного посещения храма.

Офицеров с «Байкала» во главе с Невельским принял король Тамеамеа, знакомый уже со многими русскими моряками, чьи корабли заходили на гостеприимные Сандвичевы острова. Приём был исключительно дружеским, но задерживаться было нельзя. Как только завершилась Пасха, «Байкал» ушёл в океан, направившись теперь уже непосредственно к Камчатке. Распрощавшись с тепличными условиями тропиков, моряки оказались в обстановке северных штормов и туманов. Камчатка, которой судно достигло в начале мая, встретила настоящей зимней погодой. Густой снегопад засыпал палубу «Байкала», как только он вошёл в Авачинскую бухту.

Это был рекордно ранний для Петропавловска приход корабля из России, обычно они появлялись на рейде местной гавани лишь осенью.

Невельской, выйдя из Кронштадта в конце лета, преодолел путь через три океана за 8 месяцев и 23 дня. Только Головнин в своё время на более быстроходном шлюпе «Камчатка» пришёл на две недели быстрее.

Часть груза, предназначенного для Охотска, с «Байкала» перегрузили на «Иртыш». Это освободило Невельского от необходимости заходить в Охотск. Он смог прямо направиться к Сахалину, согласно инструкции, написанной генерал-губернатором Н.Н. Муравьёвым.

Огорчало только то, что пока не пришло из Петербурга утверждение инструкции императором. Но Невельской не стал дожидаться, и как только на «Байкал» погрузились три алеута со своими байдарками для плавания в прибрежном мелководье, Петропавловск был оставлен.

Невельской обратился к офицерам корабля: «...На нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед отечеством».

2 июня судно вышло из Авачинской бухты, через пять дней пересекло по Четвёртому Курильскому проливу островную гряду Курил, слегка задерживаясь из-за безветрия. Охотский берег был измерен – астрономический пункт с координатой 51°40' с. ш. – как раз в том месте, где более 40 лет назад Крузенштерн попал в «сулой» – неприятное столкновение приливо-отливных течений, из-за чего шлюп «Надежда» не смог пройти в Татарский пролив. Тогда так и не удалось выяснить, соединён ли Сахалин с материком.

Поиски Амура

Транспорт «Байкал» подошёл к берегу в ночь с 11 на 12 июня. Как только забрезжил рассвет, Невельской напряжённо стал всматриваться в контуры низменного берега, за которым виднелось водное пространство, а далее – заснеженные сопки.

Невельской настойчиво начал искать признаки Амура. К берегу отправились алеутские байдары, но им не удалось приблизиться к суше. Алеуты сообщили только, что обнаружен залив, в котором много китов. Отправились вельбот и шлюпка с офицерами «Байкала» во главе с Петром Казакевичем. На этот раз берег был достигнут и произошла встреча с местными жителями – гиляками. Они ничего не знали об Амуре: он где-то далеко и залив к нему не ведёт, но на песке начертили другую реку, которая впадала в лиман. Возможно, Амурский.

Подпоручик Лев Попов на байдаре отправился с разведкой на север, но ничего, кроме наносных шхер со множеством тюленей и птиц, не обнаружил. Ещё одну байдару – с мичманом Эдуардом Гроте – отправил Невельской, но и она возвратилась ни с чем.

«Байкал» подошёл к северной оконечности Сахалина – мысу Елизаветы. Здесь снова – шлюпка за шлюпкой – плыли к противоположному берегу, моряки находили там пресные озёра, но соединения их с рекой не обнаружилось.

В это время с «Байкала» велась съёмка очертаний Северного Сахалина, при этом исправлялись ошибки, допущенные при прежних работах, особенно связанные с неверным определением долготы. По карте, составленной Крузенштерном и Беллинсгаузеном, получалось, что «Байкал» плыл по суше. Закончив съёмку на севере и обогнув мыс Марии, Невельской пошёл вдоль западного берега Сахалина на юг. Сутки пришлось потратить на то, чтобы сняться с мели, коварно подкараулившую транспорт. 20 июня моряки вышли на глубокое место и встали на якорь в заливе, который назвали именем корабля – Байкал. Именно этот залив обнаружил впервые в 1846 году штурман Александр Гаврилов, совершавший по указанию Ф.П. Врангеля переход из Ново-Архангельска к Западному Сахалину и чуть было не открывший устье Амура.

Открытую им бухту Гаврилов назвал заливом Обмана. Теперь именно здесь поставил Невельской на якорь «Байкал», продолжив поиски Амурского лимана с помощью шлюпок и алеутских байдар.

Затем он медленно двинулся на юго-запад, измеряя глубины и не зная, что совсем недалеко от Обмана находится Истина. Очередной мели избежать не удалось. Снявшись с неё, «Байкал» с чрезвычайной осторожностью, постоянно меняя курс, двинулся к материковому берегу. 27 июня он снова стал на якорь.

Поиск продолжался с помощью шлюпок. Мичман Алексей Гейсмар с недельным запасом продуктов, шестью матросами и юнкером, князем К.Ухтомским, на вельботе отправился к берегу. С двумя матросами Гейсмар прошёл к селению – в нём было три десятка домов. Затем, отсмотрев с возвышенности окрестности, увидел второе селение. С трудом продираясь через густые заросли кедрового стланика, только на следующий день мичман попал в деревню, где моряков встретили около полутораста жителей. Село находилось на мысе Головачёва, к которому на баркасе подошёл Казакевич. Совместные поиски снова не дали результатов. Кругом была лишь заболоченная местность, и 3 июля моряки вернулись на транспорт.

Через два дня была сделана новая попытка. Мичман Гроте с матросами обнаружил ещё одно селение аборигенов, дома в нём были покрыты берёзовой корой, а жители одеты в оленьи шкуры. Несколько дней бродил по берегу Гроте среди песчаных холмов, заросших лиственничным криволесьем, и торфяных болот, пересекая множество ручьёв, мелеющих при отливе. Но проход в лиман Амура так и не нашёл.

В те же дни Пётр Казакевич с двумя матросами миновал на шлюпке песчаные наносы и вышел к скалистому берегу, покрытому густым лесом, затем спустился по течению реки, где впервые встретил глубину до 20—30 саженей. Когда Казакевич поднялся на возвышающуюся над рекой гору Табах, чтобы точно определить её координаты, используя астрономические наблюдения, то был поражён открывшейся перед ним картиной.

Залив Счастья

На запад расстилалось огромное водное пространство, «которому не было конца», это и был так долго разыскиваемый Амур. Прямо на горизонте, за широким лиманом, проступали очертания Сахалина. Спустившись с горы, Казакевич поднялся вверх по Амуру до гилякского селения Чныррах и вернулся после семинедельного путешествия на «Байкал».

15 июля Невельской сам на вельботе с двумя шлюпками отправился в плавание. С ним были три офицера, врач и 14 матросов. Проверили измерения глубин, выполнили несколько астрономических определений координат, выявили фарватер на Амуре.

22 июля Невельской со своей командой достиг того места, где берег материка ближе всего подходил к сахалинскому. «Здесь, – писал он в отчёте, – между скалистыми мысами на материке, названными мною – Лазарева и Муравьёва, и низменным мысом Погиби на Сахалине вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Браутоном и в 1846 году Гавриловым низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили и с наименьшей глубиной 5 саженей... Мы возвратились обратно и, проследовав открытым нами Южным проливом, не теряя нити глубин, выведших нас из Татарского залива в лиман, направились вдоль западного берега Сахалина».

Прежде чем вернуться с неожиданной вестью о своём открытии в Охотск, Невельской провёл съёмку и опись юго-западного побережья Охотского моря, что предполагалось инструкцией. Описаны были несколько островов, длинный залив, перегороженный песчаными намывными барами (подводными валами), измерены глубины. Найден был участок залива, в который могли бы заходить суда без риска сесть на мель. Невельской назвал его заливом Счастья.

Никаких сведений от «Байкала» уже давно не поступало. В Охотске, куда должен был вернуться Невельской, забеспокоились о судьбе корабля. Генерал-губернатор Н.Н. Муравьёв отправил на поиски офицера М.С. Корсакова на шхуне «Кадьяк». Однако Корсаков ни с чем возвратился в Аян, где на транспорте «Иртыш» находился сам генерал-губернатор.

«Байкал» нашёл поручик Дмитрий Орлов, посланный на байдарах управляющим Охотским отделением Российско-Американской компании Василием Завойко. Взяв Орлова на борт, Невельской направился в Аян. Увидев показавшийся «Байкал», Муравьёв поплыл к нему навстречу на вельботе. Невельской крикнул ему с борта транспорта: «Сахалин – остров! Вход в лиман и реку Амур возможен для морских судов с севера и юга!»

При встрече с Муравьёвым он рассказал, что 10 июля, покинув «Байкал», на трёх шлюпках участники экспедиции двинулись вдоль берега материка, обогнули мыс Табах и пошли вверх по реке, достигнув к концу дня полуострова Куегда. 13 июля повернули вниз по реке, к мысу Пронге, южнее устья Амура. 15 июля шлюпки вошли в лиман и поплыли по нему к югу.

22 июля 1849 года моряки оказались там, где материковый берег совсем близко подошёл к сахалинскому, но не соединился с ним низменным перешейком, о котором писал Лаперуз, через 10 лет после него англичанин Браутон, а ещё через 10 лет Иван Фёдорович Крузенштерн. Никакого перешейка не было, лишь два скалистых мыса материка, которым Невельской дал имена Лазарева (сподвижника Беллинсгаузена) и генерал-губернатора Муравьёва, сближались с низменным сахалинским мысом Погиби. Материк и остров разделял пролив шириной 4 мили с глубиной больше 5 сажен (10,5 метров).

Из Амурского лимана было два выхода: северный – в Охотское море и южный – в Татарский пролив, отделяющий от материка остров Сахалин.

Свой доклад об открытии устья Амура Невельской передал Муравьёву, который ехал в Иркутск, а затем – в Петербург. «Байкал» встал на Охотский рейд, а Невельской отправился в Иркутск. Там он успел застать Муравьёва, которому подал записку, где говорилось: «необходимо обратить всё наше внимание на приамурский край», а главный российский порт на Тихом океане целесообразно устроить ближе к устью Амура, а не в Петропавловске-Камчатском. Невельской попросил Муравьёва направить поручика Орлова в залив Счастья для промера глубин на фарватере в устье Амура. Получив записку, Муравьёв написал Меншикову: «Сделанные Невельским открытия неоценимы для России: множество предшествовавших экспедиций в эти страны могли достигнуть европейской славы, но ни одна не достигла отечественной пользы, по крайней мере в той степени, как исполнил это Невельской».

Польза была, это сразу понял «хозяин» Восточной Сибири, в приобретении огромнейшей территории, соизмеримой с половиной Европы. Россия могла овладеть бассейном великой судоходной реки, выходящей в Тихий океан. Муравьёв направил в Петербург своё предложение: устроить в заливе Счастья, куда могли заходить корабли из Охотского моря, поселение на 60—70 человек для торговли с местными жителями.

Первопоселенцы

В конце января 1850 года Невельской лично представил начальнику Главного морского штаба А.С. Меншикову доклад графа Муравьёва. На его основании было принято два решения: одно о производстве Невельского в капитаны 2-го ранга, другое – о лишении его орденской награды и пенсии за то, что он провёл исследование Амурского лимана, не получив инструкции, утверждённой императором. Между тем офицеры «Байкала» получили полагавшиеся им ордена.

Российский канцлер граф К.В. Нессельроде и большинство членов кабинета министров не поверили результатам исследований Невельского в устье Амура: «противоречат Докладу графа Нессельроде и донесению барона Врангеля». В правительственных кругах Петербурга настороженно отнеслись к информации об открытии Невельского, потому что на докладе А.М. Гаврилова, почти вошедшего в лиман Амура на бриге «Константин» в 1846 году, но вынужденного повернуть назад из-за непогоды, Николай I начертал: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить».

Вместе с Корсаковым Невельской прибыл 27 марта 1850 года в Иркутск. Оттуда Корсаков направился в Охотск, а Невельской – в Аян.

По Аянскому тракту идти пришлось, используя все возможные виды транспорта: то на оленях, то верхом на лошадях, то пешком, пробираясь через заросли кедрача, то на лыжах по снегу. «Байкала» в бухте, покрытой льдом, ещё не было, но отряд Амурской экспедиции во главе с Дмитрием Орловым, не дожидаясь судна, с караваном из 40 оленей в конце февраля направился по льду Охотского моря в залив Счастья. 21 июня туда же прибыл на «Байкале» Невельской. Штурман Орлов вычертил карту берега Охотского моря от Аяна до устья Амура. Он наметил мыс Куегда как наиболее удобный для организации поселения. Невельской осмотрел мыс и выбрал место для строительства домов – на берегу залива Счастья. Он объехал близлежащие селения гиляков и, убедившись в их благожелательном отношении к русским поселенцам и в том, что китайцев там нет (а значит, Китай не претендует на эти земли), вернулся на полуостров Куегда.

29 июня 1850 года, в день святых Петра и Павла, было торжественно заложено первое русское селение в устье Амура, получившее название Петровское. Невельской на «Байкале» ушёл в Аян, а Орлов с двенадцатью матросами остался обживать новый населённый пункт России.

В Петропавловске Невельской рассказал о своих действиях камчатскому генерал-губернатору В.С. Завойко и архиепископу Иннокентию, отправил письмо Корсакову, где изложил то же самое, закончив словами: «Если же генеральское решение не дойдёт до меня... сами распорядимся – смелость, быстрота и движение!»

Как только представилась возможность, Невельской снова отправился в залив Счастья на бриге «Охотск» под командой Петра Гаврилова.

К первым тринадцати поселенцам Петровского присоединились казаки Якутского полка и мастеровые флотского экипажа. Невельской совершил плавание по Амуру и Амгуни, а вернувшись, 6 августа поднял русский военно-морской флаг над постом Николаевским, основанным им на полуострове Куегда. Второй населённый пункт в устье Амура учреждён без санкции центральной власти и царя. Это было неслыханным самоуправством. Но Невельской был уверен, что его действия будут оправданы: он знал известное изречение царя: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен».

Прошли годы, и на месте самоуправно основанного поста возник город и порт Николаевск-на-Амуре.

Оставив Орлова зимовать в Петровском, Невельской выехал из Аяна в Иркутск, чтобы заручиться поддержкой Муравьёва, а потом – в Петербург, куда вскоре приехал и сибирский генерал-губернатор. Он подал на имя государя записку, в которой доказывал: на Амуре надо всё оставить так, как сделал Невельской. Сначала это послание прочитали члены Особого комитета графа Нессельроде и были возмущены самовольными действиями дерзкого капитана 2-го ранга. Военный министр А.И. Чернышев потребовал разжаловать его в матросы. Невельского защитили министр внутренних дел А.С. Меншиков и А.А. Перовский (отец будущего народовольца Софьи Перовской), но главную роль сыграла записка Муравьёва. Император распорядился созвать новое заседание Особого комитета. 19 января была обсуждена записка Муравьёва и в комитете произошёл раскол. Группа чиновников во главе с Нессельроде и Чернышевым требовала отмены всех «установлений» дерзкого Невельского. В конце концов было принято решение: оставить Николаевский пост «в виде торговой точки Российско-Американской компании, но никаких дальнейших распространений в этой стране не предпринимать и отнюдь никаких мест не занимать» и направить в Петровское и Николаевское 60 матросов и казаков, «при двух офицерах и докторе». Самый же главный пункт гласил: «Экспедицию эту назвать Амурскою и начальником её во всех отношениях назначить капитана 1-го ранга Невельского».

Это была победа над бюрократией и нерешительностью властей. В осуществлении давней мечты об открытии судоходного устья Амура нашёл Невельской своё счастье. И не случайно так назвал он залив. Совпало с ощущением исполненного долга и личное счастье. В апреле 1851 года состоялась его свадьба, и он поехал на Амур с юной женой Екатериной Ельчаниновой, дочерью иркутского гражданского губернатора. Муравьёв из Петербурга писал: «...продолжайте начатое, и всё будет хорошо». Он сообщил также, что в экспедицию назначен молодой офицер, лейтенант Николай Бошняк, с отцом которого Невельской был хорошо знаком.

Амурская экспедиция добралась до Аяна на «Байкале», дальше пришлось идти на барке Российско-Американской компании «Шелихов». На «Байкале», которым командовал А.И. Воронин, был размещён экспедиционный груз. Народу собралось немало – 60 пассажиров, многие ехали на поселение с жёнами и детьми.

До залива Счастье два судна дошли за пять дней, но здесь, у входа в счастливый залив, с «Шелиховым» случилась беда: в густом тумане он налетел на скалу и получил пробоину в днище. Вода быстро заполнила всё помещения судна, и барк начал тонуть. На верхней палубе столпились все пассажиры. С помощью команды «Байкала» и кстати подошедшего корвета «Оловус» под умелым руководством бывалых капитанов с тонущего барка сняли всех людей и доставили их на берег...

А.П. Чехов написал о Невельском в своей книге «Остров Сахалин»: «Это был энергичный, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически, чистый нравственно».

Вполне справедливая оценка...

Проникнув в устье Амура и открыв возможность судоходства, Невельской взял на себя задачу исследования и освоения огромного региона, создания в нём первых поселений, чтобы никто не усомнился в том, что эта земля принадлежит России. Он возглавил Амурскую экспедицию, в которую вошли морские офицеры – бесстрашные, самоотверженные люди, энтузиасты. Невельской организовал несколько исследовательских походов по Приамурью и Сахалину. В состав Амурской экспедиции, кроме Николая Бошняка, вошли Николай Чихачёв, Дмитрий Орлов, Григорий Разградский. Подбор помощников был очень удачный, они способны были действовать самостоятельно. Сподвижники Невельского, следуя его инструкциям, открывали новые заливы, реки, озёра, острова, избирали места для строительства поселений, устанавливали дружеские контакты с населявшими эти земли гиляками (нивхами), которые доброжелательно относились к русским: участвовали в их походах, стойко перенося трудности.

В одном из отчётов морскому начальству Невельской писал: «Гиляки в исследованиях... усердно помогали, показывали фарватеры, хранили товары и не только не оказывали какое-либо неудовольствие, чтобы у них строились, а, напротив, радовались и толпами приходили с просьбою защищать их от своеволия команд китобойных судов, берега Охотского моря часто посещающих».

Основывая каждое новое поселение, Невельской вручал кому-либо из нивхов декларацию на русском, английском и французском языках о том, что здесь находятся владения России. Сам он постоянно перемещался между Охотском, Аяном и основанными постами Петровским и Николаевским, разделёнными горным хребтом.

Дмитрий Орлов возглавил первую зимовку в Петровском. Николай Бошняк стал начальником Николаевского поста. Первые поселенцы жили в землянках и юртах, постепенно заготовляя лес для строительства домов.

Для походов обычно использовали зимнее время и позднюю осень. Первым осмотреть залив Де-Кастри (название дал ещё Лаперуз) Невельской направил Николая Чихачева. Свой план экспедиции тот раскрыл Невельскому в письме, отправленном из Николаевского поста 6 ноября: «Для непременного исполнения сего я еду прямо туда, взяв в соображение рыхлость снега и трудность дороги по лесам в настоящее время».

Работа в заливе Де-Кастри заняла весь декабрь. Залив был заснят, причём не оказалось почти никаких расхождений с картой, составленной Лаперузом в 1788 году, – она оказалась очень точной. Но южнее этого залива никаких неровностей береговой линии ни Лаперуз, ни Крузенштерн не заметили. Между тем нивхи рассказывали Чихачеву о большом заливе, который они называли Хаджи.

К Новому году все отряды собрались в Петровском: Чихачёв, Бошняк, Орлов, побывавший в верховьях Амгуни и на озере Уда (называемом гиляками Чля). Невельской выслушал отчёты своих соратников и поделился планами на будущий 1852 год. Ожидался приезд великого князя Константина, собирающегося проплыть по Амуру от Шилки до Николаевского поста. Для этого планировалось построить пароход, первый на Амуре. Он с мощностью машины 50 л. с. действительно был заложен на верфи в Петровске-Забайкальском. «Высочайшее путешествие» не состоялось, но, готовясь к нему, Нейельской организовал описание правого берега Амура.