Текст книги "Туманная река (СИ)"

Автор книги: Владислав Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

11

На следующее утро я еле-еле открыл глаза, в боку все очень сильно горело, а голова была как в дыму и кружилась. Неужто сотрясение мозга, заволновался я. На утреннюю репетицию я встать не смог, и сказал друзьям, что приду в школу к трем часам на дневную репетицию. И как сегодня играть в шахматы, ума не приложу, а еще дурак с физиком поспорил, теперь точно опозорюсь. Когда комната опустела, и все ребята ушли в школу, ко мне подошла наша заведующая Лариса Алексеевна Шляпина.

– Что случилось, Крутов?

– В боку колит, голова как в тумане, – пожаловался я, – можно мне какую-нибудь таблетку.

– Допрыгался, – она всплеснула руками, – я тебя предупреждала, доиграешься. И когда ты прекратишь драться? В тюрьму, что ли захотелось? Будет тебе таблетка.

Лариса Алексеевна вернулась через пару минут, она достала таблетку аспирина, разломила ее напополам, – вот тебе от боли в боку, вот тебе от головы, – протянула она мне дольки одного и того же препарата, – а для ума у меня таблеточек нет!

Что характерно, мне действительно полегчало. И я даже сочинил еще несколько строк для нового хита «Дым над водой». Днем меня покормили в нашей столовой, дали кусок хлеба с кубиком масла, тарелку перловой каши и компот из сухофруктов. К трем часам, к дневной репетиции я пришел с уже готовым текстом новой песни.

– Парни и девчонки, у меня для вас хорошая новость, – начал я.

– Кто-то готов взять нас на работу? – подскочил Толик.

– Лучше! Я написал новую песню, – улыбнулся я, – в конце концов, будет своя программа, будут и деньги. Если не посадят, конечно. Шучу.

– Изобрази, – почему-то новой вещью заинтересовался Вадька.

– Сначала такой проигрыш. Ту ту ту, ту ту туду, ту ту ту, ту ту-у, – натукал я знаменитый гитарный рифф рок-группы «Deep Purple»:

 
В руинах Сталинграда нам приказал комбат,
Держаться до заката, и нет пути назад.
Раздал боеприпасы, недельный сухпаек,
Осталось супостатам лишь преподать урок.
 

– Припев поется так:

 
Дым над водой, огонь в небесах.
Дым над водой.
 

И снова этот же гирный рифф, – я отыграл его на своей ритм гитаре, это было очень просто, так как любой начинающий гитарист в той жизни знал его.

 
Свинцовый дождь бушует и пули хоть слепы,
По тонкой грани жизни не каждому пройти.
Гранаты, мины рвутся, повсюду сеют смерть,
А хочется вернуться, под мирным небом спеть.
 
 
Дым над водой, огонь в небесах.
Дым над водой,
 

– я вновь отыграл проигрыш знаменитой английской рок-группы.

Что теперь поделать, раз я его вспомнил, сейчас это будет проигрыш нашей, надеюсь знаменитой группы из СССР.

 
В безумной рукопашной сильнее тот, кто злей,
И праведная ярость кипит в душе моей.
И дрогнул враг от страха и бросился бежать,
А мы друзей погибших остались отпевать.
 
 
Дым над водой, огонь в небесах.
Дым над водой,
ту ту ту, ту ту туду, ту ту ту, ту ту-у.
 
 
И вот родное солнце зашло за горизонт,
Живем еще, братишки, и сталинградский фронт
Мы держим, ведь за нами простор земли родной,
Лишь хочется живыми вернуться всем домой.
 
 
Дым над водой, огонь в небесах.
Дым над водой,
 

– четвертый припев Толик уже сам поддержал своей соло гитарой.

– Ну как? – спросил я немного опешивших друзей.

– Сильная вещь! – высказался Вадька, – прямо, как будто я сам на фронте оказался.

– Мощно, – поддержал его Толик, – но у нас вся программа легкая танцевальная, и эта песня ну никак не вписывается в общую картину.

– Девчонки, вы как считаете, – спросил я притихших Наташу и Иринку.

– Песня отличная, но не для меня, не для моего вокала, – задумчиво ответила моя подруга, – даже твой немного хриплый голос для песни годится лучше, чем например голос Толи.

– Может быть эту песню, – неожиданно сказала Ирина, – петь в конце нашей программы. В том смысле, что танцы танцами, но не стоит и забывать о погибших на войне героях.

– Давайте ее отрепетируем, – сказал Толик, – но решим по ситуации исполнять ее или нет.

– Как это не исполнять! – выкрикнул Санька, – я может из-за этой проклятой войны, один без родных и близких на белом свете! И репетировать будем, и исполним, в самом конце, права Иринка!

– Хорош прибедняться, – я подошёл и приобнял готового разрыдаться друга, – мы твоя семья.

Остаток репетиции мы посвятили отработке и аранжировке двух новых песен, «Дым над водой» и «Давай не зевай». Не все получалось как надо, но для концертного варианта вполне приемлемо. Очень здорово нам помогли новые микрофоны, тем более их можно было настроить так, что один микрофон звучал тише, другой громче, третий еще громче. Виталик сделал на усилителе три тумблера управляющих громкостью звука. Еще бы можно было бы управлять частотными характеристиками, то цены бы не было усилку.

– Неплохо поиграли, – отметил Толик наши старания, – но с ударными у нас беда. Санька не в обиду, тебе учиться еще и учится.

– Уже неплохо, что Зёма держит ритм, – вмешался я, – ритмический рисунок у нас один и тот же, может быть попробовать разнообразить ритм секцию игрой на бубне?

– Это кто будет играть на бубне? – насторожился Толик.

– Наташа, – удивился я, – с чувством ритма у нее отлично, да и если Санька налажает, то Наташа все это замаскирует.

– Круто! – обрадовалась моя подруга, и изобразила, как она будет стучать в бубен, – а где мы его возьмем?

– Я завтра его достану, – набычился Санька, – ложки, балалайки и гармошки с бубнами в магазине имеются. Я пока барабаны искал, всю Москву объездил. Этого добра там навалом.

– Да, ребята, – перед тем как бежать на шахматы, я вспомнил важную вещь, – нужно компенсировать Саньке покупку ударной установки и девчонкам покупку рубах для концертных костюмов. А то деньги из общего котла ушли на новые микрофоны.

– Все должно быть по справедливости, – сказал Вадька и вытащил четыреста рублей.

– Вечером посчитаем, – я вернул ему кровно заработанные, – Всё, я улетел на шахматы. Технику уже без меня перетащите.

– Ни пуха, ни пера! – пожелала мне Наташка и поцеловала в щеку.

– К черту! – крикнул я, убегая.

12

На шахматный турнир, посвященный героям-молодогвардейцам, собралось ни много ни мало – сорок человек. Главным образом это были ребята старших классов, и лишь один представлял школьную мелкоту. Местный вундеркинд, как мне сообщила несколько дней назад Синицына. Старшим судьей соревнований был назначен наш учитель физики, Борис Евсеевич Крюков, папа вундеркинда. Кстати и сам турнир устроили в кабинете физики среди портретов Ньютона, Галилея и Ломоносова. Борис Евсеевич чинно расхаживал между рядов, как Суворов перед битвой. Он с гордостью окинул взглядом своих учеников из шахматного кружка, и лишь наткнувшись на мою довольную физиономию, его лицо исказила гримаса презрения. К доске вышла старшая пионер вожатая Тина Соколова и толкнула речь на пять минут с краткой историей подпольного движения в оккупированном немцами Краснодоне, затем она пожелала нам хорошей игры. На этом Тина посчитала свою миссию выполненной, и незаметно исчезла из шахматной Мекки школы № 447. Далее Борис Евсеевич рассказал, что турнир пройдет по швейцарской системе. Суть ее проста, сначала проводится слепая жеребьёвка, и все участники разбиваются на пары, и играется первый тур. После чего, во втором туре, победители играют с победителями, проигравшие с проигравшими. В третьем, выигравшие два раза играют друг с другом, победившие один раз между собой, и те, кто без побед бьются за свои первые очки. Как следствие за шесть туров лучшие из лучших просто вынуждены будут пересечься за шахматной доской.

– Крутов, не тяните резину, – недовольно буркнул физик, – вытягивайте из кубка свой номер.

Ничего лучше, чем жестяная емкость для жеребьёвки не нашлось, подумал я и сунул туда руку.

– Семнадцатый, – прокомментировал я свою цифру.

Хорошо хоть не шестнадцатый, подумал я, на воровском жаргоне это значило бы, что мое место возле толчка. Однако я рано радовался, так как восемнадцатым стал действующий чемпион школы по шахматам Рома старший сын нашего физика. После того как жеребьевка закончилась и мы расселись за шахматными досками, нужно было видеть на сколько доволен раскладом Борис Евсеевич. Как кот, объевшийся халявной сметаной, подумал я. Что еще хуже, мне не повезло с цветом фигур. Сложнейшую партию я играл черными.

– Белые начинают и выигрывают, – тонким гнусавым голосом сообщил мне Роман Борисович.

Пропустив колкость, мимо ушей я намерено, расставляя фигуры, поставил черного короля на черную клетку, а слонов поставил рядом с ладьями.

– Как же вы собираетесь играть? – пискнул чемпион, – когда вы не знаете, как правильно расставлять фигуры!

– Ничего, – я скорчил задумчиво-тупое лицо, переставляя короля и коней как надо, – мне бы только дамку провести.

– Хочу заметить мы здесь не в шашки играем, – он поправил на носу очки, – а в шахматы, – и пошел пешкой е2 на е4.

– Да хоть в подкидного дурака, – я двинул черную пешку на е5.

– Сейчас я вашу пешку съем, – чемпион двинул ферзя на h5.

– Вот сменить бы пешки на рюмашки, живо б прояснилось на доске, – я поставил коня на с6, тем самым защитился от детского мата.

Внутренне я ликовал, чемпион слишком высоко задрал свой нос и решил меня тупо закидать шапками. Ну, правильно, на тупого баскетболиста, каким меня здесь все считали, не стоит тратить много времени. Рома сыграл слоном на с4. Я быстро отогнал его ферзя пешкой на g6.

– А мы вот так, – также молниеносно он отвел самую сильную фигуру на f3, продолжая мне угрожать детским матом.

Я защитился конем на f6, но чемпион так увлекся, что двинул ферзя на b3.

– Надо что-то бить – уже пора, – я почесал свой затылок, – Чем же бить? Ладьею – страшновато, Справа в челюсть – вроде рановато, Неудобно – первая игра, – процитировал я песню Высоцкого, и пошел конем на b4, нападая на его, бес толку гуляющего ферзя.

– Я же обещал, что съем вашу пешку, – мстительно стрельнув глазами, заявил Роман Борисович и своим белопольным слоном взял пешку на f7, – шах!

Я молча двинул короля на е7. И только тут до чемпиона дошло, что он теряет фигуру, что я не так прост, как кажется, что он наглупил выше крыши, и шансов даже на ничью нет. И в расстроенных чувствах через пять минут он попался еще на одной вилке, потерял фигуру и, взявшись за голову, застыл как статуя.

– Через два хода вам будет мат, – попытался я оживить мумию чемпиона.

– Я сдаюсь, – чуть слышно пролепетал Роман Борисович.

Весть о том, что чемпион повержен, причем раньше всех остальных партий разнеслась со скоростью высокоскоростного интернета. Физик Борис Евсеевич на дрожащих ногах подбежал к нашему столу и, увидев тотальны разгром старшего сына, взлохматил свои жидкие волосики.

– Борис Евсеевич, – я посмотрел снизу вверх на физика, – я совершенно случайно с собой захватил дневник, вам, когда удобно будет выставить мою годовую оценку по вашему предмету?

– Был уговор, что вы попадет в призы! – пискнул учитель физики.

– Как скажете, – согласился я.

Следующие три партии, две белыми и одну черными, я просто выносил своих соперников, что называется в одни ворота. Уровень шахматного кружка оказался не столь высок, как я предполагал. Против моего любимого ферзевого гамбита противоядия не было ни у кого. Черными мне игралось не так весело, но и на ту партию я потратил всего минут десять. Параллельным курсом, также сметая своих соперников, двигался юный вундеркинд Константин Крюков. Что касается бывшего чемпиона, он так расстроился, что проиграл еще дважды и снялся с чемпионата школы. В предпоследнем туре горечи поражений не знали всего трое игроков, я, Константин Борисович и еще один неприметный паренек. Такие есть в любой школе, отучишься с ними десять лет, а потом на вечере встречи выпускников вспомнить не можешь кто это. Именно он по жеребьевке в пятом туре и достался младшему Крюкову. А мне выпал игрок с тремя победами и одним поражением, Рудик Валиев, из нашей баскетбольной сборной.

– Не ожидал, что ты еще и в шахматы играешь, – признался я Рудику.

– А я знал, что ты здесь шороху наведешь, – тихо сообщил он, – ты ведь хитрый, как мы татары. У тебя случайно в родне никого из наших нет?

– Бабай бар монда, это все мои знания татарской культуры, – честно признался я, – давай ходи, твои белые.

Играл нужно признать Рудик на грани хитрости. Каждый ход он обдумывал по минуте.

– Это же дебют! – не выдержал я, – что тут думать? Первые десять ходов делай смело.

– Не мешай, – размеренно ответил он.

Через пятнадцать минут мы даже не добрались до середины партии, а юный шахматный гений уже праздновал пятую победу. Ближе к финалу подтянулись и болельщики из параллельных классов. Меня пришли поддержать Санька и Наташка. Подтянулся и Дениска со своей подружкой, Инной Синицыной, которые были очень удивлены, моим победам.

– А где Ромка? – спросила меня Синицына, которую не смущало, что у меня партия.

– Спроси у Бориса Евсеевича, куда он спрятал чемпиона школы, – отмахнулся я.

– Капут твой Ромка, – хохотнул Санька, – был чемпион и всплыл.

Однако посмотрев на Дениску, он вовремя осекся, и сделал вид, что пошел смотреть другие партии. Я же не на шутку заволновался, если Рудик продолжит мне мотать нервы, обдумывая каждый ход по часу, то мне не хватит сил на финал. Ну его, предложу сейчас ничью, тем более финальную партию мне играть белыми, моральные силы сейчас важнее очков. Я еще раз посмотрел, как учитель физики Борис Евсеевич, разбирает с младшим сыном защиту от ферзевого гамбита.

– Рудик! Предлагаю ничью! – протянул я руку партнеру по баскетбольной сборной.

– Согласен, – степенно, как будто делая мне одолжение, кивнул Рудик и пожал руку.

Поглазеть на финальную партию собралось человек двадцать.

– Не налегайте, встаньте пошире, чтобы всем было видно, – попросил учитель физики зевак.

– Ходите, – не смело сказал мне Костик.

Я же задумался над первым ходом, успели они разобрать защиту от ферзевого гамбита или нет, науке это не известно, мне тем более. А была, не была, разыграем гамбит Эванса, как это делал великий американский шахматист Пол Морфи. Пошел е2 – е4, в ответ черные сыграли пешкой е5, я вывел коня и слона, мой противник поступил так же. И тут я пошел пешкой на b4, атакуя его чернопольного слона. Костик посмотрел на папу и взял мою пешку. Я двинул пешку на с3, продолжая развитие, Костик отступил слоном на ту же клетку. Готовился играть со мной ферзевой гамбит, а пришлось разыграть гамбит Эванса, вот и допускаешь ошибки, подумал я. И чем дальше мы играли, тем больше расстановка фигур напоминала игру Пола Морфи с Цапдевилле 1864 года. Что ж вы у себя в шахматном кружке не изучаете такие партии, задался я риторическим вопросом, и продолжил делать ходы из той знаменитой встречи. Наконец я пожертвовал качество, отдал ладью, а взамен взял коня. И мне все стало ясно как божий день. Что-то неладное почувствовал и учитель физики, и пока мы делали очередные ходы, он куда-то исчез. Вот что значит, нет интернета. И наконец, я поставил тройную вилку, объявив шах конем, и одновременно атакуя ладью и ферзя. Ферзь черных такой каверзы перенести не смог. Из-за спин вынырнул Борис Евсеевич, вид его был жалок, в руках он тряс журнал «Шахматы в СССР» № 2 за 1960 год.

– Тебе, Костя, мат через восемь ходов, – предупредил я паренька, – сдавайся.

– Я еще выкручусь, у меня больше фигур, – ответил он, посмотрев на меня из-под лобья.

Через три хода юный шахматист сдался, он молча протянул мне свою худенькую ладошку, из всех сил стараясь не разрыдаться.

– Поздравляю со вторым местом, – я пожал его руку.

– Чё, кто выиграл? – выскочил сбоку Санька.

Вокруг послышались смешки.

– Давайте ваш дневник, – с достоинством истинного идальго сказал учитель физики, – радуйтесь, вы хитростью и обманом получите свою незаслуженную пятерку.

– В чем же заключается моя хитрость? – не выдержал я, – в том, что вы не знали, что я умею более-менее сносно играть? В том, что самомнение ваших учеников мешало им критически мыслить? Из чего складывается ваша обида? Из того, что вы не научили ребят уважать соперника?

– Пожалуйте ваш дневник, – повторил как робот Борис Евсеевич.

– В понедельник принесу, я его где-то, кажется, потерял, – сказал я и пошел на свежий воздух.

13

За полчаса до второй нашей субботней дискотеки мандраж бил Саньку Земаковича не по-детски. Пока мы за кулисами проверяли готовность аппаратуры, он ходил туда-сюда как неприкаянный.

– Эх, сейчас бы с-самогонки, – сказал он мне, стуча зубами, – для х-храбрости.

– Ты же не один на сцене, – пробубнил Вадька, – мы же рядом, чуть что, надаем тебе поджопников для ясности ума.

– Мальчики посмотрите все на меня! – крикнула деловая костюмерша Тоня.

Она подошла к Вадьке и поправила ему воротник на джипсовой куртке. Бура, воспользовавшись случаем, потрогал подругу пониже талии и тут же получил по рукам. Смотрю у ребят уже отношения в самом разгаре, усмехнулся я. Наташка что-то напевала про себя и пританцовывала, играясь новым бубном. Само собой это был не огромный шаманский круг, а сантиметров двадцать в диаметре оркестровый инструментик.

– С какой песни лучше начать? – спросил меня Толик Маэстро.

– Выбор не большой, – пожал я плечами, – «Летящая походка» и «Давай не зевай, на танцпол выходи».

– С «Давай не зевай» будет символично, – прощебетала веселая Наташка.

– Я тоже за новую песню, – высказался Вадька.

– Значит, решено, – подвел я итог.

– А м-мое м-мнение, конечно, никого не ин-нтересует, – обиделся Зёма.

– А тебе какая разница? – удивился Толик, – у тебя все равно одна партия, тынц, быц, тынц, быц.

– Иг-грайте, что х-хотите, – махнул рукой Земакович.

Я еще раз проверил настройку гитары, и тут меня Тина Соколова позвала на выход, – выйди, там, на проходной тебя спрашивают.

– Ты к-куда? – заволновался Санька.

– За самогонкой, куда еще, – усмехнулся я.

Я прошел через зал, в котором было уже около пятисот человек. Кто-то со мной поздоровался, я не гляда ответил на приветствие, еще решат, что зазнался. На проходной меня ждал Виталик.

– Я пришел с подружкой, – тихо шепнул он мне на ухо.

– Молоток! – я приобнял парня, – где подруга? Сейчас вас проведу.

– Вот, – показал он.

На меня смотрела барышня лет двадцати пяти, возможно постарше, в белом в горошек платье, ярко накрашенные губы, третий размер груди, рост средний. В том времени дали бы срок за совращение малолетних, а здесь, где по статистике на десять девчонок всего девять ребят, возможно, не обратят внимание.

– Привет, я Богдан, – поздоровался я с девушкой.

– Катя, – представилась подруга моего нескладного товарища низким голосом.

– Это друзья группы, – сказал я на контроле, – и провел Виталика и Катю в актовый зал бесплатно.

Катя, не растерявшись, взяла юного кавалера под руку, и мы пошли ближе к сцене.

– Вы в каком классе учитесь? – спросил я девушку Виталика.

– Маляр я, на стройке, – честно ответила она.

– Вы мне не испортите молодого человека, – успел шепнуть я на прощанье Катерине.

– Не беспокойся, – так же тихо ответила необычная подруга Виталика.

За кулисами, на сцене Толик делал настройку микрофонов, окая и акая в них по очередности.

– Н-наливай, – ко мне подлетел взлохмаченный Санька.

– Чего? А! Самогонки? Совсем плохой стал, уже шуток не понимаешь! У нас сухой закон, пока вместе работаем, – я хлопнул друга по плечу, – иди лучше водички попей, успокаивает.

– Через десять минут открываем занавес! – появившись неизвестно откуда, предупредила Тина Соколова, – почти семьсот человек в зале! Богдан, выйди на проходную там что-то для тебя принесли.

Я пожал плечами, и снова двинулся в сторону контролеров. От кого может быть посылка? И почему сюда, а не в детский дом? На выходе меня можно сказать ждала целая бандероль. Невысоки и плешивый Семен Абрамович Русских поддерживал расслабленное тело барабанщика первого состава, Петра.

– Я его привел, – весело отрапортовал Абрамыч.

– Я сам пришел, – махнув рукой, возразил Петро.

– Это друзья группы, – в очередной раз я сказал на контроле и повел веселую парочку в наше закулисье.

Точнее сказать поволок загулявшего ударника, пока Абрамыч семенил сбоку.

– Я в порядке, – обдав меня перегаром, сказал Петр, – мне главное за барабаны сесть, а дальше я раз, раз, разберусь.

За кулисами, малоподвижное тело осмотрел Толик, и резонно заметил, – зачем ты его приволок?

– А что его в таком состоянии на улицу вытолкать? – ответил я, – пусть проспится в кладовочке для лопат и метелок.

– А как же мой вопрос? – насел на меня Абрамыч, – концерты по Золотому кольцу России, Кострома, Ярославль?

– Кидекша, Углич и Иваново – город невест, – дополнил я перечень населенных пунктов, – сидите здесь после дискотеки поговорим. За телом заодно присмотрите, чтобы оно на сцену не выползло. Зёма! – крикнул я другу.

– Ч-чего? – аккуратно расчесанная голова Саньки высунулась сбоку.

– Куда ты? – выскочила за ним Тоня, – я тебя еще не до конца причесала!

– Полюбуйся, – я показал пальцем на Петра, – чтобы я про самогонку от тебя больше никогда не слышал!

Земакович нервно махнул рукой, типа не дурак понял.

– Все на сцену! – крикнула Тина Соколова, – в зале тыща человек не меньше!

Пыльный тяжелый занавес расползся в разные стороны, а мы еле-еле успели занять свои места.

– Уважаемые молодые труженики Москвы и наши старшеклассники, которым скоро предстоят выпускные экзамены! – объявила Тина поставленным комсомольским голосом в центральный микрофон, – сегодняшняя дискотека посвящена героям Молодогвардейцам, которые в военные годы, – девушка запнулась.

– Все как один встали на защиту нашей Родины, – подсказал я ей примерный текст.

– Все как один встали на защиту нашей Родины, – продолжила Соколова, – поприветствуем вокально-инструментальный ансамбль «Синие гитары»! – Тина пулей исчезла со сцены.

– Летящую походку давай! – вместо приветствия крикнули из зала.

– Мы вас сейчас порадуем нашей новой песней, – сказал Толик и подмигнул мне.

Так как за барабанами у нас был новичок, то мы решили все песни начинать с гитарной ритм партии. И я заиграл «Stumblin' in». Потом включился Наташкин бубен, Вадькин бас и все остальные интсрументы.

 
– Давай не зевай, на танцпол выходи,
 

– запел Толик, -

 
Пусть разгорится от улыбок пожар в груди…
– Гони свою грусть, гони свою лень,
 

– запела свою партию Наташка, -

 
И проживешь самый волшебный на свете день…
 

Следующие строчки мы исполнили на три голоса. Публика в зале завелась с пол оборота. Я мысленно перекрестился, слава предкам, Санька не расклеился и стучал, как надо.

 
– Все ради любви, все ради любви,
 

– пели мы на три голоса, -

 
Хмурое утро, солнечный день и звезды в ночи…
 

Песня, что называется народу, зашла, и я видел улыбки и тут и там, и даже успел обратить внимание, как Виталик трясется со своей великовозрастной подружкой. Потом мы сыграли «Летящую походку», затем «Гитары» на мотив «Шизгары», и добили быстрый музыкальный сет композицией из репертуара «Ласкового мая» «Капризный май». Все было здорово, кроме одного пот с нас лил уже градом. Рубашки можно было смело выжимать.

– А теперь пришло немного время отдохнуть, – сказал Толик вкрадчивым голосом, – я вижу, вы сегодня все такие красивые, поэтому не тушуйтесь, мужчины приглашайте своих подруг, а если их у вас нет, то приглашайте тех, кто вам понравился. «Звезды над Москвой» следующая композиция.

 
– Летний теплый вечер Был у нас с тобой,
Нам шептали нежно Звезды и прибой,
 

– запел Маэстро с нашими с Наташей голосами на бэк-вокале.

И тут я вижу, что шустрый мужичок Абрамыч, вытащил на середину площадки грудастую подругу Виталика. Это конечно может даже и к лучшему, рановато мальчику гулять с такими дамами, махом окрутят, охмурят и женят. Но пардон, а кто стережет тело Петра? Я оглянулся в сторону левой кулисы и обомлел, точно в ритм, как разведчик в тылу врага на сцену выползает наш экс ударник.

– Толя, срочно давай заводи свою солягу, – шепнул я быстро другу, а сам отошел вглубь сцены, снял гитару и двумя быстрыми шагами поймал Петю за шиворот.

Не церемонясь, я стащил его за левую кулису и хлестко пробил ему в челюсть. Дальше обмякшее тело положил в уголок, чтоб никто не уволок, и прикрыл его куском материи. И только я, было, хотел вернуться к своей гитаре, как на меня выскочила тучная фигура директора школы Владимира Семеновича Мамонтова.

– Что случилось? – спросил он озираясь.

– Показалось Владисеменыч, что дымом пахнет, – повел я носом туда и сюда, – принюхался, ничего все в норме. Народу много пришло?

– Порядок, – быстро сказал Мамонтов и улетел в зал.

После мы еще порадовали публику недавно написанной на мелодию «I Will Survive» композицией, на которой моя подруга продемонстрировала все свои вокальные возможности. И перед самым финалом инструментально сыграли сразу два медляка, «20 лет спустя» и «Звезды над Москвой».

– В завершении нашего танцевального вечера, – вышел я к центральному микрофону, Толик же переместился к крайнему левому, – наша ВИА «Синие гитары» исполнит песню «Дым над водой» в память о погибших героях войны.

– Давай «Летящую походку»! – крикнули мне из зала.

Эх, дать бы ему в глаз, да неудобно при всех, пожалел я.

– Толик давай свое соло, – сказал я другу.

И он заиграл: ту ту ту…

 
– В руинах Сталинграда, нам приказал комбат,
Держаться до заката, и нет пути назад,
 

– я напряг свои голосовые связки по максимуму, конечно до Иэна Галлана мне было как до Луны пешком, но неискушенную публику на нашей дискотеке пробрало.

 
– Дым над водой, огонь в небесах,
Дым над водой, —
 

припев мы уже пели в три голоса:

 
Свинцовый дождь бушует и пули хоть слепы,
По тонкой грани жизни не каждому пройти,
 

– я заметил краем глаза, что вытворяет Наташка, и чуть было не забыл слова, -

 
Гранаты, мины рвутся, повсюду сеют смерть,
А хочется вернуться, под мирным небом спеть…
 

Она скакала со своим концертным бубном, как настоящая шаманка, при этом ее шикарные волосы описывали невероятные круги. Первая хиппи в СССР, усмехнулся я и продолжил «рвать» голосовые связки:

 
И вот родное солнце зашло за горизонт,
Живем еще братишки и сталинградский фронт
Мы держим, ведь за нами простор земли родной.
Лишь хочется живыми вернуться всем домой.
Дым над водой, огонь в небесах…
 

– А теперь все вместе! – я решил чтобы с нами пел весь зал, – Ту ту ту, ту ту туду, ту ту ту, ту ту-у! Вау! Еще раз!

– Ту ту ту, ту ту туду, ту ту ту, ту ту-у! – запел весь зал.

– Да! – заорал я, – еще раз!

– Ту ту ту, ту ту туду, ту ту ту, ту ту-у! – зал с охотой включился в игру.

Наконец Толик, под поющий танцпол, завел свое отвязанное соло.

– Состав ВИА «Синие гитары»! – выкрикнул я, – барабаны – Александр Земакович! Бас гитара – Вадим Бураков! Синтезатор – Ирина Симонова! Вокал и соло гитара – Анатолий Марков! Вокал и бубен – Наталья Маркова! И ваш покорный слуга – Богдан Крутов! Спасибо всем!

Конец дискотеки потонул в овациях. За кулисами мы на адреналине поздравляли друг друга и обнимались.

– Ребята я вас люблю! – крикнула, размазывая слезы, Тина Соколова.

Санька не растерялся и поцеловал девушку в губы, старшая пионер вожатая от неожиданности перестала плакать. Через минуту к нам ворвался директор школы. Он сжал меня в стальных объятьях.

– Это же про меня песня! – заревел Мамонтов, – это я, когда форсировал Днепр, видел все вокруг в огне и дым над водой. Молодцы орлы! – он сгреб в охапку и Толика, и Саньку, и Вадьку, а мне дал возможность вздохнуть полной грудью.

Когда восторги улеглись, и мы стали собирать технику, из угла выполз барабанщик первого состава Петр.

– Где это я? – вращая мутными глазами, спросил болезный.

– Концерт окончен, погасла свечка, – сказал, проходя мимо Вадька.

– Петро, – я подошел к барабанщику, – без тебя сегодня отработали, ехай на…, кхе, домой.

– А где мои барабаны? – не отставал он.

– Где, где, – разозлился я, – не нарывайся на рифму, топай, – я его развернул спиной и легонько толкнул в сторону выхода.

После я вышел в зал, но шустрого плешивого мужичка, Абрамыча, который предлагал нам тур по задрюченскам, не увидел. Значит, не так уж и было нужно наше сотрудничество. Зато мне на глаза попался Виталик, он сидел на стуле и размазывал сопли на кулак.

– Виталя, ты чего? – я присел рядом.

– Она меня бросила, – поднял он полный горя взгляд.

– Если тебя бортанула подруга, то неизвестно кому повезло, – я взлохматил ему волосы.

Вот значит, куда исчез Абрамыч. Седина в бороду бес в ребро, понял я.