Текст книги "Туманная река (СИ)"

Автор книги: Владислав Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

2

С математики мне свалить удалось, как бы еще исчезнуть с урока физики, думал я, безразлично разглядывая в окно весеннюю зеленую листву, и пропуская мимо ушей учебный материал. Дематериализоваться бы как-нибудь в теплые края. Физику в нашем классе преподавал очень правильный, педантичный и ужасно занудный Борис Евсеевич Крюков. Лет ему было около тридцати пяти, плюс минус, сколько точно, я не знал. Фронта, он в силу возраста удачно избежал, так как, обладая ярко выраженным астеническим телосложением вряд ли бы там долго протянул. Проще говоря, физик был высок, худ и близорук. Кстати его жена преподавала в нашей же 447 школе биологию, она напротив была невысокая и полная женщина.

В класс, тактично постучавшись, вошла, старшая пионер вожатая Тина Соколова.

– Можно я сделаю короткое объявление, – обратилась она к учителю физики.

– Извольте, – ответил Борис Евсеевич, – но отнятое от урока время будет компенсировано переменой.

– У-у-у, – загудел недовольный школьный народ.

– Зануда, – тихо прошептала мне в ухо Наташка.

– Уважаемые ребята! – торжественно начала Тина, – в пятницу состоится школьный турнир по шахматам, посвящённый героям молодогвардейцам, которые героически сражались с немецкими оккупантами в годы Великой Отечественной войны. Кто желает от вашего класса принять участие?

– А что получит победитель? – крикнул с задней парты Зёма.

– Победитель, получит почетную грамоту и будет отмечен хорошей характеристикой в личном деле, – с важным видом ответила пионервожатая.

– Жаль я играть не умею, – отработал Санька по-качаловски свой драматический эпизод, – мне бы хорошая характеристика не помешала, – закончил он под хохот всего класса.

– Я буду учувствовать! – я поднялся с предпоследней парты, – записывайте, Богдан Крутов, восьмой «А».

– Куртов, – вдруг выкрикнул с другого конца класса мой заклятый «друг» Олег Постников, который в последнее время ходил, как в воду опущенный, – ты же вроде на гитаре брянькаешь, значит, слух имеешь хороший. Турнир будет в шах-ма-ты, а не в подкидного дурака!

Весь класс опять заржал, либо, радуясь шутке, либо тому, что урок медленно превращается в балаган.

– Ну, в дурака ты у нас знатный чемпион, – потролил я Постного, – Можно сказать дурак класса, или классный дурак. Кому как угодно. Поэтому я и записываюсь на шахматы.

Народ в классе вновь дружно загоготал, а Постников бессильно сжал кулаки и покраснел, как рак.

– Я вынужден буду уменьшить вашу перемену на пять минут! – успокоил разом всех физик.

– Извините, до свидания, – сказала Тина Соколова и покинула кабинет.

Я же спешно собрал все свои школьные принадлежности в портфель, и под удивленный взгляд Бориса Евсеевича пошел на выход.

– Это что за броуновское движение на уроке? – остановил меня учитель физики.

– Если смотреть с теоретической точки зрения, то вы в корне неправы, коллега, – я медленно продвинулся к двери, – броуновское – это же хаотичное движение. А у меня оно строго прямолинейное. Больше тройки вы мне все равно за год не поставите, а хорошая характеристика на дороге не валяется. Поэтому, иду готовиться к турниру по шахматам. Нужно периодику полистать.

– Вы серьезно намереваетесь выиграть турнир? – удивился Крюков.

– Глупо принимать участи в соревновании, если ты не имеешь даже надежды победить в нем, – так же удивленно ответил я, – может быть, вы хотите заключить пари?

– Извольте, – физиком, по всей видимости, обуял азарт, – если вы попадете в призы, то я вам поставлю итоговую четверку за год.

– Отлично, – я протянул руку преподавателю, – а если я выиграю, то вы мне поставите пять!

– Этому никогда не бывать! – физик сжал мою ладонь своей и сам же разбил свободной рукой наше рукопожатие.

– Ненормальный, – сказал физик, когда я уже закрывал за собой дверь.

И мне в голову пришла отличная строчка для песни на мелодию «I Will Survive».

– Преданы мечты, сожжены мосты, Был этот мир таким большим, пока едины были мы, – намурлыкал я себе под нос.

Я быстро пробежался до пионерской комнаты, чтобы удачная строчка не успела вылететь из моей дырявой головы. Вместо Тины Соколовой, там я обнаружил двух старшеклассниц, которые рисовали объявление в школьную стенгазету.

– Привет, – поздоровался я и посмотрел, что успели набросать на лист четвёртого формата девчонки.

Надпись, шахматный турнир, старательно выводила одна девушка широким двухсантиметровым пером. Ее же коллега по стенгазете выбирала из стопки старых открыток подходящий по смыслу рисунок.

– Тебе чего? – недовольно хором спросили девчонки, вместо вежливого приветствия здравствуйте.

– Мамонт попросил проконтролировать, – соврал я, сославшись на нашего директора школы, Владимира Семеновича Мамонтова, – чтобы все было чики-пуки с идеологической точки зрения. А то молодежь нынче пошла плохо подкованная в этом вопросе.

– А ты прямо такой подкованный? – с вызовом спросила одна старшеклассница, оторвавшись от стопки открыток.

Она была так худа, что стоя против окна, мне показалось, что солнце просвечивает сквозь ее балетную фигуру.

– А то, – я наигранно развел руки в стороны, – вот вы сейчас нарисуете на картинке Алехина, он, конечно, наш, русский, но играл с немцами во время войны на оккупированной территории. Или, например, нарисуете героев молодогвардейцев, а, между прочим, еще до конца не ясно, кто оказался предателем в этой организации.

– А что тогда рисовать? – удивилась вторая девчонка, которая уже закончила, выводит надпись, про шахматный турнир.

– Не что, а кого, – поправил я девушку, – Мамонт сказал изобразить Никиту Сергеевича Хрущева, который вместо кукурузы держит в кулаке белого ферзя.

– Ой, – испугалась балерина, – я не умею рисовать Никиту Сергеевича.

– А ты комсомолка? – я с жалостью посмотрел на симпатичное и в то же время растерянное лицо девушки.

– Да, – тихо пролепетала она.

– Тогда придется комсомольский билет положить на стол, – сказал я, еле сдерживаясь от смеха.

И пока обе девчонки, чуть-чуть было, не устроили из слез небольшой спонтанный Ниагарский водопад, я открыл книжный шкаф с методическими пособиями и нашел старую потертую шахматную доску.

– Не комплект, – прокомментировал я, рассматривая фигуры, спрятанные в деревянном, в черно белую клетку, футляре, – под мою ответственность! Будете рисовать белого короля и черного ферзя.

Я поставил обе фигурки рядом.

– Если Мамонт спросит, а где изображение Никиты Сергеевича Хрущева, то скажете, что Крутов, то есть я, вам ничего про него не говорил, – я подмигнул девчонкам.

– Так тебе же попадет, – вновь не успев порадоваться, расстроилась совестливая балерина.

Кстати говоря, в той жизни я уже давно отвык от подобных естественных проявлений человеческой порядочности.

– За меня можете не переживать, – я махнул рукой, – комсомольского билета у меня нет, школу заканчиваю через десять дней, оценки меня вообще не волнуют. И как писал Гегель в «Феноменологии духа», – нищему пожар не страшен.

Наконец девчонки заулыбались.

– Но у меня одно условие, – я тихо по-заговорщицки зашептал, – я немного тут порепетирую, и вы мне не мешаете. А то в субботу очередная дискотека, а песен у нас маловато будет.

– Неужели вы все сами сочиняете? – удивилась балерина.

– А то! – усмехнулся я, и уселся в уголок, где стал тренькать на обесточенной гитаре, напевая слова новой песни на мотив «I Will Survive».

Слова давались с превеликим трудом, цедились, можно сказать, по капельке. И я так увлекся, что даже подпрыгнул от неожиданности, когда услышал звонок на перемену. Что ж, первый куплет у меня написался, но с припевом дело обстояли крайне не важно.

3

По гудящему как улей, школьному корриду, сквозь ураган носящейся туда и сюда малышни, я как ледокол протиснулся к своим друзьям.

– Санька, – обратился я к другу, – если будут спрашивать, где Крутов, скажешь, что уехал в Ленинскую библиотеку конспектировать труды Маркса и Энгельса.

– Чего это вдруг? – удивился Зёма.

– Отстает комсомольская ячейка в среде заводской молодежи, в которую мы с тобой скоро вольемся, – я похлопал его по плечу, – слишком много таких темных и не сознательных элементов в ней, как ты. Поэтому пора переламывать ситуацию в корне.

– Кто если не мы! – неожиданно влез в разговор Вадька.

– Точно, – я пожал руку нашему крепышу, и мы все дружно захохотали.

– А ты вообще сдавать выпускные экзамены собираешься? – заволновалась Наташка.

– Ну, если мне их не поставят автоматом, то придется снизойти, – я приобнял свою подругу, – друзья, через три урока у нас репетиция в актовом зале, попрошу всех без опозданий, у меня к вам будет серьезный разговор.

Я обратил внимание на нескладную фигуру нашего одноклассника Виталика, который сделал всю электронику нашему ВИА. Он одиноко стоял у соседнего окна и листал какой-то технический журнал. Совсем вылетело из головы, вспомнил я, нам же нужны микрофоны, и лучше три штуки.

– Виталя! – я окрикнул товарища, и подошёл к нему, – у меня к тебе дело на сто тысяч пятьсот миллионов!

– У меня таких денег нет, – вздрогнул паренек.

– Нужно срочно сконструировать три микрофона, возьмешься? С оплатой договоримся, – я негромко сказал ему прямо в ухо.

– Можно, – Виталик пожал плечами, – схему я спаяю, а корпус из чего будет?

– А корпус мы сделаем титановый, – я улыбнулся, – шучу, из дерева коробочку сделаем и сеточку поставим, чтобы мембрану не заплевывать. Кстати как тебе наша дискотека?

– А меня не пустили, – Виталик посмотрел на меня грустными глазами обиженного щенка, – нужно было десять рублей за билет заплатить.

– Какой билет для своих? – я пожал плечами, – хотя чему я удивляюсь, разве можно быть таким мямлей? Скромность это хорошо, но в разумных пределах. В субботу подойдешь ко мне, лично сам проведу тебя вместе с подружкой.

– У меня ее нет, – Виталик совсем потерялся.

– Значит урок номер один, по искоренению ложной скромности, – я его дружески ткнул кулаком в грудь, – подойдешь к понравившейся девчонке и скажешь, пошли на дискотеку, у меня есть лишний билет.

– Я не смогу, – забубнил одноклассник.

– А кому легко, ладно мне пора, микрофоны нужны, чем раньше, тем лучше, – я пожал ему руку и двинулся прочь из школы.

Три свободных часа, которые мне удалось для себя организовать, я решил потратить на размышления о будущем. И просто бесцельно побрел в сторону сквера. Мне определённо нравился наш Измайловский район. Очень аккуратные трехэтажные и двухэтажные домики, напоминавшие мне из той жизни чистенькие греческие деревни. Среди такой архитектуры даже люди, нашего района были добрее и улыбчивее.

– Смотри куда прёшь! – кирнул мне в ухо, какой-то выпивоха, за то, что я случайно наступил ему на ногу.

– Поимей совесть, дядя, – меня перекосило от сильного запаха, бормотухи, – разве можно так нажираться к середине дня?

– Умный что ли? – мужику явно захотелось поскандалить.

– Не выступай, целее будешь, – ответил я и спокойно двинулся в нужном мне направлении.

Мужичок, еще долго кричал мне в след, – иди сюда, да кто ты такой, – но меня это уже мало волновало. И так, что я имею? Через две с лишним недели у меня будет днюха, и стукнет мне целых шестнадцать лет. По закону, из уже родного детского дома, меня выпустят в большой и полный неизвестности мир. Комната от матери у меня есть – это плюс. На жизнь могу заработать, устроившись на фабрику или завод, можно попробовать пойти в фотоателье, все же я был неплохим фотограф ом в той жизни. Спорт? В принципе в баскетбол, не смотря на мой рост метр семьдесят два, я могу играть на уровне чемпионата СССР. А дальше что, в институт физкультуры? И наконец, меня может прокормить музыка. И самое главное всех друзей подтяну, Толик и Наташка, вообще таланты, просто созданы для сцены.

С такими мыслями я дотопал до сквера и уселся на скамеечку, около бетонной ограды, на которую зачем-то прикрепили белую античную вазу. Идея с музыкальной группой мне нравилась все больше. На заводе я успел повпахивать еще в той жизни, очень скучная работа. Спортом же лучше заниматься исключительно для здоровья. Так что вперед и с песней. Осталось только устроиться на работу в какой-нибудь дворец культуры, где я со своим ВАИ смогу проводить вечера танцев, то есть дискотеки. А дальше гастроли по городам необъятной Родины, свой продюсерский центр и ленинская премия за вклад в искусство. Хотя с ленинской премией я погорячился, так как в 90-м мне будет уже сорок шесть лет, а после развала СССР какая может быть в … премия.

4

Через три часа в актовом зале школы собрались все участники ВИА «Синие гитары», плюс начинающая модельер Тоня, танцор диско Санька Зёма, но минус ударник эстрадного труда Петр. Кстати нужно будет его в ближайшие дни навестить, какое может быть ВИА без ударных?

– Прежде чем мы возьмемся за инструменты, у меня к вам серьезный разговор, – начал сразу я, – хочу услышать от вас, как вы видите свое будущее?

– Мы музыкой будем заниматься, – первым ответил за себя и сестру Толик.

– А я танцами, – выпалил Санька, и все захохотали, а он изобразил волну и приставной дискотечный шаг.

– Я учиться дальше пойду, – скромно сказал наша клавишница Иринка.

– В музыканты мама не разрешает? – передразнила ее Наташка.

– Наташа? – первым возмутился Толик.

– Подумаешь, какие нежности, – фыркнула его сестра в ответ.

– В самом деле, так нельзя, мы же одна команда, – я поддержал возмущение друга, – Вадька, а ты чего молчишь?

– Я хочу с вами в музыканты, – пробасил наш басист, – но если не получится, на завод пойду, слесарем.

– Бура! – обрадовался Толик, – ты уже не плохо ластами по струнам стучишь! Я тебя еще поднатаскаю, ты вообще будешь супер!

– А я модельером хочу быть, – ответила Тоня, – и с вами хочу, хоть бы и костюмером. А можно и модельером и костюмером с вами?

– Да! Тонька, – взвизгнула Наташка, и обняла подругу, – это отличная идея!

После чего все вопросительно уставились на меня.

– Что вы так смотрите? – я развел руки в стороны, – я, как все, будем продвигать наше музыкальное творчество вперед и выше! Тоня – наш костюмер. Саньке тоже дело найдем, нужно же кому-то технику разгружать и загружать, провода сматывать.

– За пивом, то есть за квасом бегать, – хохотнул здоровяк Вадька.

– Тоже дело, – я улыбнулся, – с завтрашнего дня обойду, все московские дома культуры, попробую пристроить наш вокально-инструментальный ансамбль куда-нибудь. Ирина, ты с нами лето отыграешь?

Девушка молча кивнула головой, немного шмыгнув носом. Довела ее все-таки Наташка.

– А кто будет у нас играть на ударных? – опомнился толик Маэстро.

– С Петром я поговорю, – ответил я другу, – в конце концов, Москва – город большой, можно сказать резиновый. Найдем еще кого-нибудь. И последний вопрос. Мы заработали за первую дискотеку 4 тысячи рублей. Предлагаю каждому заплатить по 500, и еще 500 рублей оставить в общей копилке. Тем более я заказал Виталику три микрофона. Кто против, прошу рук не поднимать.

Против никого не оказалось, и я раздал деньги, которые уже давно обжигали мой школьный потертый портфель. Только Ирина попросила, чтобы я эти деньги принес сам к ним домой и отдал ее родителям. Вот что значит домашний ребенок, никакой самостоятельности. Нужно Наташке больше упражняться за синтезатором, вдруг Ирина не выдержит нашей артистической действительности. Это только кажется, что на сцене работать легче легкого.

– Тоня, – я обратился к нашему начинающему модельеру, – нужно переделать наши сценические костюмы. Джинсы – оставляем.

– Что? – не поняла девчонка.

– Какие джинсы? – удивился Санька.

– Я хотел сказать джипсы, – тут же нашелся я, – брюки для повседневной жизни из парусины, сокращённо джипсы.

Ну, надоело мне называть привычные джинсы – парусами.

– Отлично звучит, джипсы! – улыбнулась Тоня.

– Значит так, – я продолжил, – джипсы оставляем, рубашки из парусины переделываем в куртки, и прикупим еще для каждого по рубашке. Их придется немного перекроить, убавить в талии. А то местная легкая промышленность стряпает безразмерные мешки. А нам нужны будут стильные приталенные рубашки.

– Желательно из яркой ткани, – схватила мою мысль на лету Тоня.

– Еще бы я немного к низу джипсы расширил, – я изобразил руками, как выглядят брюки клеш, – я думаю, так должен выглядеть настоящий диско стиль. Брюки клеш, приталенные цветастые рубашки и джипсовые пиджачки.

– Ну, хорошо, – задумалась наша модельер, – ты мне все нарисуешь вечером, и я еще раз подумаю, что можно будет сделать.

– Мы сегодня репетировать будем или как! – завозмущался Маэстро.

– Зануда ты Толик, – усмехнулся я, – всё репетиция! Народ, я сочинил припев и куплет к нашему вокализу.

– С этого и надо было начинать, – зазудел Маэстро, – а то деньги, джипсы, да хоть чипсы!

– Как ты сказал? – на меня внезапно дунул ветерок из той былой жизни, – чипсы?

– Ну, чипсы, – набычился он, – давайте репетировать.

Что-то чипсов захотелось, подумал я, взял гитару, и заиграл проигрыш «I Will Survive».

 
Преданы мечты, сожжены мосты,
Был этот мир таким большим, пока едины были мы.
Теперь же пеплом наших слов, играет ветер в пустоте,
Спасти любовь, не суждено тебе и мне…
 

– И припев:

 
Но в этот миг, и в этот час,
Случайный блеск неравнодушных наших глаз,
Лед растопил, как та весна,
И к нам пришли все наши главные слова,
пам пам, парапапам…
 

К концу репетиции в актовом зале собрались почти все старшеклассники школы. Слетелись как голуби на пшено, или как мухи на варенье. Поэтому последние три композиции мы исполняли как на концерте. И закончили свой репертуар песней «Звезды над Москвой», моей вольной компиляцией «Hotel California» и песней «Летний вечер» группы Стаса Намина.

– Всем спасибо, все свободны! – крикнул я в зал.

– У-у-у, – загудели недовольные здоровенные детские лбы.

– Это черти что, а не репетиция, – на ухо мне высказался Толик Маэстро.

– Ничего, завтра будем умнее, вовремя закроемся, – похлопал я его по плечу.

– Богдан! – ко мне подошел центровой школы Дениска, со своей неизменной спутницей Инной Синицыной, – слышал, ты с физиком пари заключил, что выиграешь чемпионат школы по шахматам? А он тебе пятерку по физике поставит?

– Было дело, припоминаю, – с ленцой ответил я.

– Шахматы – это тебе не мячом в пол стучать, – продолжил Дениска, – наш физик ведет школьный кружок по шахматам. Вон, видишь длинный задохлик, это Ромка, старший сын физика, между прочим, имеет первый взрослый разряд по шахматам. Чемпион школы.

– Так что Крутов, первое место тебе уже не светит, – вклинилась в разговор с каким-то злорадством Синицына, – а еще в пятом классе учится младший брат Ромки, по слухам он уже обыгрывает старшего, вундеркинд.

– А может мне третьего места достаточно, – я улыбнулся.

– Ну, ради третьего места не стоит, и играть, – махнула рукой Инна.

– По любому спасибо за информацию, – я пожал руку Дениске.

5

Вечером, как и обещал накануне, я сделал визит вежливости семейству Симоновых. Вот что значит шестидесятый год, вся семья, за большим столом, слушает мой вольный пересказ «Мастера и Маргариты». А так бы сидели и пялились в телик, а девчонки в свои гаджеты. Кстати, сегодня присутствовал и сам глава семьи Симоновых, Иван Андреевич.

– Никогда и ничего не просите, в особенности у тех, кто сильнее вас, любопытно, – задумался он, – а этот Воланд, он кто? Сатана?

– Мне кажется, – я почесал свой затылок, – у Булгакова свои авторские боги зала и добра. Ведь Сатана – это отец лжи, а Воланд держит свое слово, и наказывает лжецов. Я бы даже назвал булгаковского персонажа богом света, но с мерзким характером.

– Кот? – Иван Андреевич задумчиво причесал свои волосы, – на партийных курсах нам читали лекцию о славянской мифологии. Кот – это спутник бога Велеса. Велес в мифологии суров, но справедлив. Кстати, поэтому котов так часто и называют Васьками. Велес, Власий, Василий.

– Мама, а можно мне котенка? – вдруг заговорила до этого сидевшая тише травы, ниже воды Ленка.

– Посмотрим на твое поведение, – неопределенно ответила Ксения Федоровна.

– Интересно, – я жадно отхлебнул из кружки уже остывший чай, – а, может быть, вы знаете, кто такая Мара?

– Я плохо помню, – признался Иван Андреевич, – в древности славяне считали, что когда человек умирает, эта богиня его встречает на калиновом мосту через реку Смородину. И в некоторых исключительных случаях Мара могла отсрочить саму смерть.

– Перестаньте, эта книга, не о нечистой силе, а о любви, – вмешалась Ксения Федоровна, – любовь сильнее всех преград.

– Если бы я встретила Воланда, то умерла бы от страха, – призналась Иринка.

– Ты чего, – удивилась младшая сестренка, – он маленьких не трогает. Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, – засмеялась она.

Родители девчонок тоже мило заулыбались. Я посмотрел на настенные часы, они показывали уже половину десятого вечера, и меня уже давно заждалась на нашем месте для поцелуев Наташка, нужно было срочно прощаться.

– Спасибо за внимание, – допивая чай, сказал я, – но мне пора бежать.

– В какое время в среду вас ожидать? – поинтересовался Иван Андреевич.

– В три часа у нас репетиция, и в пять, я, и наша костюмерша Тоня будем на фабрике, – я скоренько прошел в прихожую и завязал свои баскетбольные кеды.

– И все же, каков бы не был бог, лучше с потусторонней силой дел не иметь, – задумчиво проговорил Иван Андреевич, провожая меня в дверях.

Кто же спорит, мысленно сказал я себе, выбегая на улицу, только они с той стороны не больно то и спрашивают нашего согласия. Захотели и перекинули из одного времени в другое. Хотя в моем конкретном случае, я сам виноват. Странное дело, никогда не задумывался о том, что Воланд – это может быть наш славянский Велес с котом. На улице потемнело так, что я с трудом разбирал дорогу. Хорошая семья у Иринки, даже завидно, деньги пятьсот рублей все до копейки отдали старшей дочери, доверяют, значит.

И тут я резко остановился. В метрах семи передо мной стояла черная фигура. Если все вокруг было серовато-темное, то фигура была пепельно-черная. Я сделал два шага навстречу, но этот неизвестный даже не шелохнулся.

– Вы имеете мне что-то сообщить? Уважаемый, – спросил я странного человека.

– Имею, – шёпотом на выдохе ответило мне это существо.

Я сделал еще пару шагов навстречу, и попытался рассмотреть того, кто захотел поиграть на моих железных нервах. Однако с расстояния трех метров я все равно видел лишь сгусток черноты. Я резко с шагом выбросил сначала левый кулак, потом следом правый, пробил, как говорят двоечку. Но моя атака не увенчалась успехом. Темная фигура рассеялась, как дым. Я заработал головой на триста шестьдесят градусов, не опуская рук, но вокруг была пустота. Не дожидаясь новых неприятностей, я трусцой побежал в свой детский дом. Вот до чего дошел, подумал я про себя, уже никакой чертовщине не удивляюсь. Подумаешь, говорящий сгусток дыма, фантом.

Перед сном мы немного поворковали с Наташкой, о всяких милых пустяках, потом с Тоней делали эскизы для новых джипсовых курток. Девчонка прямо загорелась к среде удивить главного инженера текстильной фабрики, новым модным диско прикидом.

– Завтра на целый день шить засяду, – похвасталась Тоня, – в школу не пойду.

– И ты туда же, – ладно я старый дурак, хотел было сказать я, но вовремя сориентировался и продолжил, – восьмилетку все же стоит закончить.

– Одной тройкой больше, одной тройкой меньше, – усмехнулась девчонка, – в реальной жизни, мне не дневник с оценками придется показывать, а то, что я умею делать своими руками.

– Ремесло, – добил я.

– Точно. А учиться можно будет потом и заочно. Сейчас жаль времени тратить на пустяки.

Если так дальше дело пойдет, то вся компания глядя на меня и Тоню в школу ходить перестанет. Непорядок. Ночью я все никак не мог уснуть, мне снился Воланд, Мара, черный кот и черная же фигура из дыма, у которой было, что мне сообщить. И вообще я чувствовал себя маленькой пешкой в большой чужой игре.