Текст книги "Главбухша"
Автор книги: Владислав Романов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Пять тысяч у Стаса были явно не последними и, судя по всему, лежали в чулке, так что запарить их в дело да получить триста – четыреста процентов прибыли какой же дурак откажется! А Марте он верил.
– А кто с Дицем будет договариваться?
– По-моему, лучше мне. Одной.
Ровенский пристально посмотрел на главбуха и несколько секунд раздумывал.
– Ну, если ты считаешь... – неуверенно проговорил Стас.
Не зная, стоит ли на это соглашаться, он нахмурился и надул губы, видимо, в детстве он так выражал обиду.
– Скажи, что тебя смущает?
– Диц лихо шпарит по-русски, хотя уверяет, что никогда тут не был.
– Твой дядя же проверял.
– Дядя не Господь Бог, – нахмурился Стac.
– Будем ждать пенсии?
Он рассмеялся. Потом закатил глаза, давая понять, что сдается.
Марта Земская с детства заразилась вирусом авнтюризма. Однажды назначила сыну третьего секретаря горкома свидание на кладбище. В двенадцать ночи.Решила его напугать. Легла у могилки, засыпала себя листьями. Ухажер пришел, она и выскочила, громко вопя. Потом тащила беднягу на себе. Секретарь горкома долго потом допытывался: ну хорошо, назначила свидание на кладбище в двенадцать ночи, чтобы верить храбрость ухажера. Понятно. Но зачем ложиться в могилу, а потом вылетать оттуда и орать? Для чего? Марта лишь пожимала плечами. Она и сама не знала. Так, ради хохмы.
– Какой хохмы? – не понимал третий секретарь горкома.
– Обыкновенной.
– Какой «обыкновенной»?
– Чтоб посмеяться.
–Посмеяться?! Но ведь это жестоко! Разве тебе это не понятно ?
–Нет.
Тогда она еще не понимала, что просто ненавидит противоположный пол. Хотела доказать, что она хоть и девчонка, но может быть посильнее иного, кто хвастается ношением штанов.
Марта быстро напечатала перечень автозапчастей, составила договор, указав, что Диц отправляет товар в счет оказания услуг,каковые ему понадобятся, когда
он приедет в Москву. Дала почитать Стасу. Тот одобрил,договоры она навострилась сочинять безукоризненно.
Позвонила Дицу.
– Я как раз собирался зайти в бар промочить горло, радостно воскликнул он.
– Вот и хорошо, ответила Марта, а про себя расшифровала: «Промочить горло и снять девушку на вечер». Судя по тем жадным взглядам, которые бросал на нее бывший морской пехотинец, он разбирался в женских ласках, а фотография жены и двух детей в бумажнике была лишь данью традиции.
– Я надеюсь, это не потребует от вас дополнительных затрат, – провожая ее, проговорил Стас.
Главбухша бросила на директора удивленный взгляд:
– Что вы имеете в виду?
– Ну, я... – Он смутился, пятерней сдвинул косую челку вправо, но она снова упрямо легла на лоб. – Вальтер так смотрел на вас!
– Вы хотите сказать, что он потащит меня в постель?
– Он мужик не промах.
– Я с деловыми партнерами в койку не ложусь!
– Понял, – обрадовался Стас. – Может, подвезти?
– Было бы неплохо.
Ровенский подвез ее к гостинице.
– Подождать? – спросил он.
– Мне потребуется минут сорок.
– Ерунда.
Она взглянула на себя в зеркало, вытащила помаду, подвела губы.
– Как выглядит старушка?
– Ну-у-у! – промычал Стас.
Марта Сергеевна выбралась из машины.
– Ни пуха!
– К черту!
Она вошла в гостиницу, и швейцар тотчас поклонился.
Диц заметил ее сразу, замахал рукой и кинулся навстречу, обрадовавшись, что Марта пришла одна.
–Я знал, что. мы сегодня увидимся наедине, – слащаво промурлыкал он, целуя ее руку и строя из себя заядлого сердцееда.
«Все морские пехотинцы – скоты», – сказала она сама себе, хотя до этого никогда их не видела.
– В ресторан?
– В бар.
Он сделал вид, что огорчился. Актер из Дица вряд ли бы получился: про себя немец наверняка уже посчитал, в какую дикую сумму ему обойдется ужин, а потому, услышав отказ, посветлел лицом и лишь после этого скорчил кислую гримасу.
В баре было сумрачно и малолюдно. Случайные выпивохи сюда не забредали, богатые жильцы предпочитали ресторан, а бедные – буфет на этаже. Трое ярких путаночек гнездились за стойкой, и только теперь Марта поняла, почему Вальтер хотел промочить горло именно в баре: видимо, услужливый портье подсказал, где можно найти приятное утешение на вечер. Девочки сразу же оценили крепкую стать и дорогой пиджачок Вальтера, мгновенно возненавидев Марту, нагло вторгшуюся на их территорию.
– Шампанское, виски, ликер? – ощупывая взглядом путаночек, спросил Диц.
– Сок. Виноградный.
Вальтер пристально посмотрел на нее и с грустью покачал годовой.
Марта по-приятельски ему подмигнула и направилась к дальнему столику. Пока немец заказывал напитки, он успел перемолвиться с девочками и, кажется, подать им надежду.
– Опять тур де форс,– возвратившись, насмешливо проговорил Диц. – А меня информировали, что
русские страшно не деловые люди. Что они разучились работать и любят... как это у вас?
– Халява, сэр!
– Да, все на ха-ля-ву! Зато русские женщины готовы сразу же затащить любого иностранца в постель, а мужики напоить, Так?
– А немцы любят пиво и копченые свиные ножки, верно?
– Да! – воскликнул он и расхохотался.
Через пять минут они уже испытывали друг к другу симпатию. Вальтер рассказал, что вторая жена у него русская немка, потому он так хорошо и знает язык.
– Так она русская или немка? – уточнила Марта.
– Она русская немка, – упрямо повторил Диц. – У нее отец чистый немец, Густав Арнольд, а мать, Зина, чистая руссачка, да?
– Чистая русская,– поправила Марта.
– Представляешь, дома они все говорят только по-русски. Зина уже лет десять живет во Франкфурте, но говорит по-немецки так, с пень на колоду...
– Через пень колоду.
– Ну да. Вот и я с ними... – И он снова расхохотался.
Они разговаривали уже полчаса, но делового вопроса так и не коснулись, Вальтер допил свое виски, поднялся, бросил взгляд в сторону стойки.
–Ёще раз виноградный?
– Виски!
Брови немца поползли вверх.
– Русские не любят разрушать компанию. Это наша национальная черта.
– Хм... Это верно! – просиял Вальтер.
Еще через полчаса Диц согласился на сделку за прежние комиссионные. Его это устраивало. Три дня работы и пятьсот долларов в кармане.
– А как дальше? – обеспокоился Диц.
Нам удобнее работать за наличные, способ пересылки денег найдем!
– Нет проблем.
– Но если ты вкладываешь cвои деньги, то имеешь тридцать процентов помимо того, что мы возвращаем вложенную тобой сумму.
Диц удовлетворенно промычал.
– Это опять же на первое время, пока мы раскрутимся! А там почему бы нам не сделаться, к примеру, партнерами?
Вальтер кивнул, глотнул виски.
– Наши обе фирмы только начинают. Мы все хотим разбогатеть. Но нельзя, имея в кармане десять тысяч, наутро стать миллионером. Верно?
– Как сказать... – ухмыльнулся Вальтер.
– Нет, можно поехать в Лас-Вегас, играть всю ночь и...
– Все проиграть!
– Вот видишь, мы понимаем друг друга, – улыбнулась Марта, выпила виски и поморщилась. – Фу, какая гадость!
– Особенно наутро; – прибавил Диц. —Но мне сказали, что если во всем следовать вашим законам или как там, постановлениям, то разбогатеть тоже нельзя. Как же быть?
– У нас и богатеют вопреки им!
– Вот как? И секреты, конечно, стоят очень дорого.
– Подчас да.
Они говорили уже больше часа, и Марта понимала, что нельзя обрывать беседу. Вальтер с трудом, но поддавался ее влиянию. Она чувствовала: он напряженно размышляет, но при отсутствии опыта и деловой хватки это дается ему с трудом. Если Диц поверит им, то более надежного партнера им не найти. Кроме того, он сам не скрывал, что проблем с поставками дешевых
запчастей не будет. Во-первых, он может брать их оптом на больших заводах, а во-вторых, те же запчасти можно взять на дочерних предприятиях и, сменив на них маркировку, получить дешевые запчасти, ничуть не уступающие по надежности дорогим.
Диц взял деньги, подписал договор, дал расписку. Они расстались друзьями. На прощание Вальтер подарил Марте маникюрный набор, а она ему красивую модель правительственного «ЗИЛа». Диц был в восторге. Оказывается, он собирал модели машин всех марок, и «ЗИЛа» среди них не было.
– Вы это знали? – удивился он.
– Нет.
– Ага, Станислав знал?!
– Думаю, что нет. Я сама подарок вам выбирала. Просто подумала, что это должно понравиться.
Вальтер вдруг посерьезнел и с нежностью посмотрел на неё.
– У нас такие умные и красивые женщины, как вы, ездят в дорогих «мерседесах», вершат судьбы страны и большой политики, – проговорил он. – А в таких магазинчиках, как ваш, сидят другие...
Немец не стал уточнять какие, но по тоскливому выражению лица это было и так понятно. Он поцеловал ее в щеку.
Выходя из бара, Марта заметила, что одна из девиц за стойкой упорно дожидалась Вальтера, накачавшись водкой с соком. Две другие упорхнули: ловить в баре было некого, а контрольное время истекло.
На улице шел мягкий снег, рядом шумел Кутузовский, и желтые фонари напоминали о Новом годе. Марта покинула гостиницу, оставив швейцара без чаевых, чем несказанно его огорчила. Она уже хотела взять такси, поскольку была уверена, что Ровенский уехал – прошло больше двух часов, – но со стоянки замигали фары, и она двинулась туда.
В салоне играла музыка. Стас сделал вид, что только что проснулся, и пробурчал:
– Ну, Сергевна, заговорилась, однако! Я жутко проголодался, пока ждал!
– Ты приглашаешь меня поужинать? – задиристо спросила она.
– А як же! И не отвертишься ведь!
2
Последние несколько лет новогодний праздник вдруг потерял свое волшебство. Второй муж, выпив пару рюмок, тащил ее в постель, и она намеренно созывала массу гостей, а свою лучшую подружку Валентину держала до пяти утра, пока Валерьяна не душил сон и Марта не чувствовала себя в безопасности. С третьим мужем все наоборот, он любил шумные компании, а ее они утомляли, танцевал до упаду, а ей хотелось просто посидеть за столом и поговорить. Зато светлым маячком в памяти оставалось родительское новогодье: деревенские шумные колядки, катание с горки, мигающие огоньки на елке и конечно же много подарков: сладких и других. И с первым мужем Новый год оставался любимым праздником. Тогда их объединял сын. Он лежал в кроватке, гугукал, и они, Марта с Олегом, по очереди вскакивали из-за стола, бежали к нему, и малыш радовался, раскрыв рот и пуская слюну. И они радовались.
«Жизнь уходит, как тепло из избы», – любила повторять бабка Марта, в честь которой ее и назвали. Теперь и внучка уже чувствовала, как жизнь уходит. Ее почти нет, что там один-два десятка, какие осталось прожить, месяцы вон свистят мимо так, что ложишься со снегом, а встаешь на траву. Таскаясь по магазинам, Марта норовила все купить подешевле, выгадать, сэкономить. И жизнь выбирала подешевле. Понимала, что многие так мыкаются, да бывает еще хуже. Но почему с ее умом, талантом, проницательностью Марта должна влачить нищенское существование? Почему? Где, в каких священных книгах это записано? Покажите ей, и, быть может, она успокоится.
Она видела тех, кто живет играючи, легко, свободно, но они родились не в России. Случайная приятельница Виталика, завалящая актриска из Лиона Мишель Клебан, приехавшая в Москву с тремястами франков – это чуть больше пятидесяти долларов – и не знающая, где остановиться – на ее карманные деньги можно было прожить двое суток в дешевой гостинице, – тем не менее прожила в столице больше месяца, в основном у них дома. Днем ее водили по ресторанам, театрам, знаменитостям, она сватала Виталика в какой-то театр, потом в антрепризу, а вечерами Марта готовила ей такие отбивные, такое жаркое, что француженка объедалась и, выпучив глаза, тихо стонала:
– Я тут растолстев, и у меня Лион нет таких джинс, роб, а театр сойдут с ума!
Она жаловалась, но уметала все с тарелки и просила добавки, заявив, что как только разбогатеет, то возьмет Марту к себе в поварихи и будет ей платить много-много.
– А у нас такой рынок, там нужно, чтоб все посмотреть; ходить-ходить, и все не сходишь!
–Не выходишь, – поправляла Марта.
– Да, не сходишь, – соглашалась Мишель. – Там все есть, и можно такое жарить, что все пальцы покусаешь!
—Откусишь, – смеялась хозяйка, радуясь похвалам.
– Да еще такая повариха красавца, что глаз не откроешь!
– Не оторвешь! -
Сама Мишель была худенькая, веснушчатая, невзрачная, в линялых джинсах и легкой цветной рубашечке навыпуск, под которой ничего не было, кроме двух диких яблочек вместо груди, так что мужики, не зная, что она француженка, смотрели сквозь нее не замечая. И лишь когда им говорили, что Мишель из Лиона, у них зарождался слабый интерес на географической и сексуальной почве. Почему-то многие были уверены, что в постели француженки обалденны, хотя соотечественница Жанны д’Арк без стеснения признавалась, что быстро устает с любым партнером, а потом дня два-три ей требуется отдых.
В конце концов Мишель съехала к любовнику, потому что у него было мало еды и целая комната загромождена спортивными снарядами, а ей требовалось срочно похудеть к приближающемуся театральному сезону в Лионе, дабы не перешивать костюмы за свой счет.
Декартовский рационализм в ней умилительно уживался с природной легкомысленностью. Француженка радовалась, что в наших домах нет счетчиков для воды, и принимала душ каждые полчаса, в то время как дома лишь утром и вечером. По утрам она жаждала своих круассанов, намазывая с обеих сторон маслом, повидлом и уставясь в канал МТВ, где весь день гоняли музыкальные клипы. Завтрак растягивался на час. Потом она, вдруг вспоминала, что ей надо бежать на важную встречу, за секунду одевалась, но двадцать минут красила ресницы.
– Ты опаздываешь на полчаса! – кричала ей Марта.
– Ни-чи-во, – выпевала Мишель. – Я не могу выходить без бовизаж... красивого лица, так, да?
Да, только красивого лица даже под макияжем все равно кот наплакал.
Француженка жила, как птичка, ни о чем не думая?
и триста франков быстро где-то расфуфырила, а может, раздарила на сувениры, ибо дарить больше было нечего. Когда пришла пора отъезда, она спохватилась в последний день, что денег на билет нет, и стала всем названивать. Деньги нашлись, и опять же у Марты. Знай Марта о том, что ей скоро уезжать, а у нее ни копейки, она бы себя изгрызла, но заработала бы несчастные триста долларов, однако одалживать бы не стала. Но билет это пустяки. Суть в другом – в той эйфории, той радости, с какой воспринимала все события своей жизни Мишель. У нее всегда «ноу проблем», она всегда щебечет, как птичка, она всегда весела. Марту даже стала раздражать ее вечная веселость. Порежет палец – радуется, как дитя, тому, какая алая и красивая кровь. Идет дождь: ах, какой дождь, пошли под дождь! Сияет солнце: ах, какое солнце, пошли на солнце, на пляж! Ни то ни се, комси-комса– и тут сплошной восторг. Умеешь радоваться ,так радуйся, хочешь горевать – горюй. Не умеешь, сиди с постной рожей и получай по полной программе говна-пирога, как выражался Виталик.
Француженка позвонила через полгода, но вовсе не потому, что должна была Марте за билеты, она об этом уже просто не помнила, а попросила купить и прислать ей русскую палехскую шкатулочку для спектакля, причем как можно быстрее. Марта сказала мужу, что покупать шкатулку она не будет: во-первых, дорого, палехские шкатулочки под сто баксов, во-вторых, ей надоело это иждивенчество. Виталик кивнул и больше разговор на эту тему не заводил. Марта не знала, отослал он ей шкатулочку или нет, скорее всего, отослал, ибо у него теплилась надежда, что Мишель пробьет ему постановку в своем театре. Ho судя по всему, француженка и об этом забыла. Виталик наверняка с ней перепихнулся, уж как-то они загадочно ворковали. Муж знал французский, и время от
времени они перебрасывались короткими фразами. Марта пыталась запомнить, чтобы сгонять к подруге и попросить перевести, но через пять минут всё забывала.
Она никогда не страдала ревностью,она лишь не любила,когда ее считали дурой,это задевало больнее.
Мишель была первой, кому она, несмотря на глухое раздрожение, позавидовала, ибо не имела той внутренней свободы, той раскованности тела и души, того умения создавать себе каждый день праздник, независимо от погоды, наличия свободных денег, настроения и даже здоровья, которыми обладала эта невзрачная француженка.
А что Марта? Она тягловая лошадь, она уже не понимает, когда ей хорошо: когда она тащит в гору тяжелый воз или когда стоит без поклажи. Однажды она перестала различать эти два состояния. Вот в чем весь ужас.
Да и где ей было взять эту легкость, эту непосредственность, это порхание по жизни, если она Cтpeлец-боец no китайскому гороскопу, и подобно выпущенной из лука стреле, всегда летит точно в цель? И всегда ее достигает. Вот только жизнь уходит, как тепло избы. Незаметно.
– И за хвост не ухватишь, – сказала вслух Марта.
– Что? – не понял Стас. Он крутил головой, высматривая, куда бы поставить машину.
Они подъехали к «Пекину». Директор знал, куда ее повезти и что взять: пельмешки с травкой, вишневый ликер, салаты из бамбука и папоротника. Ели палочками, макая пельмешки в соевый соус. Марта любила китайскую кухню, любила все дальние азиатские страны с их древней культурой, обычаями, изяществом иероглифов, стихов и рисунков. Она вообще любила, все далекое.
Марта подробно пересказала Стасу весь разговор с Вальтером. Стас кивал, со всем соглашался. Когда услышал о горячей заинтересованности немца стать их партнером, глаза его загорелись, он так воодушевился, что на радостях заказал бутылку шампанского и сам выпил фужер, несмотря на то что сидел за рулем.
– Блестяще для одного дня, успели-таки ухватить сивку за хвост!
– Подожди, постучи по дереву! – грубовато оборвала его Марта.
– Я чувствую, нормально!
– Кстати, он женат на русской немке, а теща с тестем дома говорят только по-русски, ностальгируют, вот он и навострился.
– Способный.
– Да уж.
– Не приставал? – смутившись, спросил Стас.
– Я бы обиделась, если б он не приставал! – нахально ответила Марта. – Но Вальтер своего не упустит!
Стас расплатился, попросил с собой еще бутылку вишневого ликера.
– Может быть, заедем ко мне? А я тебя потом отвезу, – не без робости спросил он, и Марта кивнула. Домой ей ехать не хотелось, не хотелось после вкусного, сытного ужина и душистого ликера тащиться на метро, а потом на автобусе – она жила на Речном, – не хотелось торчать у телевизора и выслушивать ворчание сопливого от гриппа мужа. Такое выдалось настроение. К тому же с утра она предупредила Виталика, что, скорее всего, придется с немцем пойти поужинать и раньше одиннадцати она вряд ли появится.
Марта слышала неровное дыхание Стаса, И ей было интересно, отважится ли он затащить ее в постель. Он ей нравился, но влюбленности она к нему не
испытывала. Марта была даже не прочь лечь с ним в постель, дабы сделать его посговорчивее в некоторых вопросах и определиться в основном: как делить триста процентов прибыли? Она кладет себя на амбразуру, затевая столь большое и рискованное дело, и если генеральный думает, что все ему, а ей лишь премия к зарплате, то она тут же подает заявление об уходе.
Главбухша решила про себя требовать у директора как минимум тридцать процентов. Максимум сорок. Идеально было бы: шестьдесят и сорок. Но она без обид согласна и на тридцать. Это ее устраивает. И никаких других вариантов. Стас же знает, что львиная доля работы на ней. Именно ее поджарят налоговики в первую очередь. Спрашивать сейчас, в лоб, она не желала. А Стас отмалчивается. Ей интересно, думает он об этом или нет? Или он решил, что за зарплату Марта Сергеевна готова пахать двадцать четыре часа в сутки? Есть такие бизнесмены, они считают, что облагодетельствовали уже однимтем, что взяли на работу.
Но Стас парень не глупый,ему тридцать пять, он не мальчик и хорошо понимает,
что такие идеи дешево не стоят. Впрочем, как и у всех, у него есть одна болезненная черта: он не любит расставаться со своими кровными, нажитыми потом деньгами.
Машину, следующую за ними, они заметили, едва отъехав от ресторана. Стас тут же позвонил дяде, передал номер автомобиля преследователей.
– Не дергайся, я их понты знаю – накатить, взять на испуг. Человека за дрожащую тварь держат! Скоты! От этого я их еще больше ненавижу! – проговорил он, и Марта его зауважала.
Стас жил в доме с консьержкой, в хорошем месте, в центре. Трехкомнатная квартира, евроремонт, ванная с биде, кондиционер, все как полагается. Мебель не дорогая, но стильная, сделанная на заказ, минимум
того, что необходимо для отдыха и работы. От этого комнаты казались большими и просторными. На такой же, похожей на столовую, кухне на двух столах стояли печки, комбайны, тостеры, миксеры, соковыжималки– весь набор техники, и все чистенько, видимо, кто-то приходит, убирает. В гостиной приличный бар, кресла, огромный, во всю комнату, ворсистый ковер, декоративный камин, шкуры.
Стас напрягся, и Марта поняла: в голове э т а мысль уже крутится, он обдумывает, как начать, чтобы не обидеть ее.
«Отваги, опыта и проницательности у парня маловато, оттого и трудно, – усмехнулась она. – Мой Виталик бы не сплоховал, не растерялся, все проделал бы легко, с юмором и элегантно. Как сказала однажды его вторая жена, с ним хочешь не хочешь, а все равно ляжешь!»
Стас бросился разогревать курицу, достал колбасу, икру, водку, виски, шампанское, коробку конфет, фисташки – все, что было. Зачем все это? И без того сытно поужинали. Но Марта его не останавливала, с легкой улыбкой наблюдая за его метаниями. Полились звонки, и ему следовало бы отключить телефон, но он этого не сделал, ввязался с кем-то в глупый разговор, потом, видимо, позвонила его любовница Рита, и ему пришлось бекать и мекать, изъясняться намеками, краснеть, злиться, и все оттого, что эта мысль не давала сосредоточиться и повести себя спокойно.
После содержательной беседы с Ритой он наконец догадался вырвать шнур из розетки.
Марта посмеивалась в душе, ожидая, когда же он приступит к активным действиям и как: спросит сначала разрешения? Она конечно же ему откажет, и на том все кончится. Ей гордость не позволит дать согласие. Она что, шлюха?
Стас налил ей полный фужер шампанского, себе лишь капнул, вспомнив про обещание отвезти ее домой, и это Марту немного успокоило.
– А тост? – потребовала она.
– Я люблю тебя! – неожиданно выдохнул он. – С самого первого дня, как увидел, все ночи не сплю, лежу и думаю о тебе. Это как наваждение. Я старался, душил это чувство... – Он запнулся, покраснел. – Но ничего не получилось. У меня была девушка, она и сейчас пока есть, но у нас с ней все разладилось, я ей рассказал о тебе...
– Зачем?! – невольно вырвалось у Марты.
– Так получилось, она видела, со мной что-то происходит, я стал ее избегать, Рита спросила напрямую, и я не мог соврать...
не числила, а значит, не отказывала себе в проницательности, однако они работали вместе уже два года,главбухша замечала,что директор ей симпатизирует,но сказать,что Стас горел к ней любовной страстью,она не могла. Правда, иногда он постреливал в нее странными взглядами, краснел, начинал бормотать невпопад, но тут же брал себя в руки и входил в прежнюю колею начальника, подчас излишне строгого и сурового. Одно время Марте Сергеевне стало даже казаться, что он хочет от нее избавиться. Она спросила у него напрямую, готовая тут же уйти, но Ровенский заверил ее, что никогда не таил таких мыслей, наоборот, очень ценит ее и, не моргнув, повысил оклад на пятьдесят долларов. Прибавка солидная, в год шестьсот баксов, и она решила мужу об этом не говорить, откладывать их на черный день. Мало ли что.
И вот то, что она сейчас услышала, повергло ее если не в шок, то в крайнюю растерянность, ибо надо было как-то реагировать.
– Я не прошу от тебя сейчас никакого ответа, я понимаю, что между нами разница в десять лет, но не вижу в том никакого препятствия. Да, дети, хотелось бы, но можно взять девочку из детдома, из яслей, это легко устроить, если вдруг мы захотим, а почему бы нет. У нас с первой женой тоже не было детей, и мы так переживали, потом оба сходили, проверились, в общем, у меня там какая-то не та семенная жидкость, врачи сказали, что восстановить это невозможно, а во всем остальном у меня нормально, в смысле эрекции, оргазма. Я Рите даже не стал говорить об этом, зачем, если она мне не нравится. Так ведь?
Марта кивнула. Стас подлил ей шампанского, хотя у нее и без того уже кружилась голова. В «Пекине» она пила шампанское и ликер, а до этого она махнула
с Вальтером виски. Так что она почти набралась. И потому это объяснение в любви и предложение стать женой ей льстило. Во-первых, Стас молодой, во-вторых, богатый, одна его квартирка – сплошное заглядение. Она же с Виталиком ютится в двухкомнатной малогабаритке, потолки уже почернели, белые некогда обои пожелтели, а тут – как манна небесная. И впереди те самые деньги, о которых она когда-то мечтала. Можно будет ездить отдыхать на Карибы или в Таиланд, Японию, прокатиться по белу свету, завернуть в Париж, вызвать из Лиона эту выдру Мишель, повести ее в «Максим» или в любой другой ресторан, выбросить на ее глазах пять тысяч франков за обед, подарить ей новые джинсы и умчаться на Гавайи. Интересно посмотреть, будет ли тогда радоваться эта придурочная и чему!
Эти мысли еще больше вскружили голову, Марта поднялась, прошла в ванную, побрызгала на себя холодной водой. Состояния опьянения она терпеть не могла. Взглянула в зеркало: в этой белоснежной ванной она казалась замарашкой в своем вязаном платье
и с косыночкой на шее. В такой ванной нужно стоять в каком-нибудь строгом элегантном костюме «от Вер-саче», а не в старом венгерском тряпье.
Платье ее расстроило. Она вышла.
Стас поджидал ее в коридоре. Он схватил ее, стал целовать, гладить по спине, потом рука скользнула к бедру, сжала его, и у нее снова закружилась голова. Ровенский начал раздевать ее, и Марта поняла, что и тут у него нет совсем никакого опыта. К счастью, платье вязаное, его трудно порвать, иначе бы это случилось. Марта отстранила директора, бросила ему:
– Готовь постель, я сейчас...
Она вернулась в ванную, приняла душ, надела его халат, хотя рядом висел белый, видимо Риты. Стас опять поджидал ее у дверей, принялся целовать.
– Иди в душ, – мягко отстраняя его, проговорила Марта.
Она прошла в спальню. Кровать была уже расстелена. Одна боковая стена была выложена большими зеркалами,но сбоку висел гобелен, и он легко прикрывал эти зеркала на тот случай, если они не требовались. Гобелен открывал средневековый пейзаж с зубчатыми башнями и стенами замка вдали, а на переднем плане вышивальщицы поместили легендарного Тристана на гнедом коне, который вез Изольду. Их лица излучали страстную любовь, и все вокруг внимало ей: и дикие олени, и диковинные птицы, и волки, и лисицы, и густой орешник, и буйные травы.
Прежде чем закрыть зеркала (они еще не были столь близко знакомы), Марта, сбросив халат, несколько минут придирчиво себя рассматривала и нашла свою фигуру довольно привлекательной: и талия, и грудь, и бедра, и ягодицы, и выпуклый животик – все могло удовлетворить самый изысканный вкус. Кожа была ровной, гладкой, хоть и не блестела, как в семнадцать лет, но и не приобрела той дряблости,
какую Марта наблюдала уже у своих сверстниц. Раз в месяц она ходила в баню. Покупала веник и парилась от души. Именно в бане она и видела ровесниц, чья кожа на ногах, на отвислом заду, на спине напоминала прокисший творог. Марта смотрела, и страх перехватывал горло: еще лет пять – десять, и с ней случится то же. И она еще яростней нахлестывала себя веником, словно таким образом можно было затормозить старость.
Она опустилась на прохладные простыни, но не стала прикрывать свое тело, легла, как обнаженная маха у Гойи, чтобы Стас мог глазами оценить изгиб и красоту линий. Вбежав в спальню в халате, Ровенский остановился как вкопанный. Щеки Марты даже покрыл румянец смущения. «И это кстати!» – сказала она сама себе.
Насладившись созерцанием ее красивой фигуры, он подошел к ней, лег рядом, задрожав всем телом, как дрожит юноша, в первый раз оказавшись в постели с женщиной, и Марта почему-то вспомнила Валерьяна Адамовича, своего второго мужа, который точно так же трясся при первой близости, будучи уже пятидесятилетним мужиком. Он потом еще долго продолжал дрожать от возбуждения и ледяными руками обнимать ее. Кроме отвращения это ничего, в ней не вызывало.
Стас впился в ее губы и сразу оказался наверху, позабыв о ласках и нежности, о словах, которые говорят в этот миг пусть на мгновение любимой женщине. Он запыхтел, потом застонал, запищал, как мышонок, от наслаждения, оросив ее, словно они куда-то торопились, так что она даже не успела возбудиться.
Он отвалился на бок, тяжело дыша, точно перетаскал мешков тридцать на десятый этаж. Марта молчала, с грустью думая о Рите, наверняка она, лёжа на этом
месте, испытывала те же чувства. В работе Стас выглядел иначе, и о нем складывалось совсем другое впечатление.
– Извини, я... – отдышавшись, тоскливо забормотал он. – Я просто не мог больше сдерживаться. Сам не понимаю, Что со мной происходит. Я все знаю и умею, а тут повел себя, как мальчишка!
– Все хорошо, – успокоила его Марта.
Они полежали минут десять, разговаривая о том, сколько стоит шикарный гобелен, который Ровенский купил в Париже за полторы тысячи долларов. Он современный, старинные стоят Столько, что лишь миллионеры могут себе позволить такую роскошь, но это ручная работа, и, как заверили Стаса, правнуки и праправнуки смогут им любоваться.
Они поднялись, Стас уговаривал Марту остаться, но она наотрез отказалась. По привычке взяла из блюда для мужа два больших граната, и Ровенский стал запихивать ей в сумку мандарины и ананасы.
–Не надо,ни к чему—запротестовала Марта.
–Возьми хотя бы ликер, я для тебя его принес!
– Хорошо. – Она забрала с собой бутылку вишневого ликера.
В машине Стас включил старые записи Дассена. Они напоминали Марте молодость и ее прежние влюбленности. Она, неожиданно для себя, сделала вывод, что если кого-то и любила в этой жизни по-настоящему, то последнего мужа, Виталика, которому сегодня в первый раз изменила, да еще столь глупо и противно За первого она выскочила, чтобы уйти от родителей и начать самостоятельную жизнь. За второго – чтобы переехать в Москву и вырваться в другой круг, более яркий и значительный. А Виталик – это не только попытка избавиться от объятий нелюбимого супруга, но еще и страсть. Так ей казалось.
