Текст книги "Трофейная банка, разбитая на дуэли"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Вот в таком смешении чувств Лодька двигался у края журчащей воды, а иногда (сняв спортсменки) и по щиколотку в ней – это в минуты, когда приходила короткая успокоенность с мыслями, что все в конце концов перемелется и завтра жизнь пойдет уже как обычно. И ободряюще искрились в мелкой воде серебристые пивные пробки...

Вот при одном таком "успокоении" Лодька вдруг увидел, что справа, от Орловской улицы, по крутой тропинке среди репейников спускается Борька. Явно навстречу ему, Лодьке. И он спустился, и в самом деле пошел навстречу по берегу, и они остановились друг против друга. Борька быстро глянул в Лодькино лицо, а потом стал смотреть мимо.

Не зная, что сказать, Лодька спросил:

– Ты чего это... здесь?

– За тобой шел, – сипловато ответил Борька. – Сперва по верху, а теперь... вот...

– Зачем?

– Ну... давай поговорим , что ли...

– Ну, "что ли поговорим", – спокойно сказал Лодька. Все это его сейчас мало волновало. И сам Борька, и предстоящий разговор. Потому что – о чем говорить-то?

– Лодь... я же правда не знал, что в поджигах пули.

– Это понятно, – усмехнулся Лодька. – Потому и был такой храбрый...

– Дело не во мне. Это Фома придумал. Пусть, говорит, Севкин перетрухнет, ему полезно... Он такая сволочь.

– Он то? Вовсе нет...

– Ну, тогда, значит, я... – без жалости к себе выговорил Борька. – Но... не я же придумал эту дуэль. Я даже не знал... про пули... Фома уже потом шепнул...

– Борь, при чем тут дуэль? – грустно отозвался Лодька, вспомнив про всё.

Но, вспомнив, он не ощутил прежней злости на Борьку. Даже... наоборот. Что-то вроде жалости. И, в конце концов, они во многом виноваты оба.

Борька своим разлапистым ботинком ударил по валявшейся в береговой траве жестянке и смотрел, как обрадованные струйки ворочают ее на песчаном дне. А лицо было... такое...

Лодьку вдруг будто качнуло к Борьке. Словно это был прежний Борька – из той поры, когда мастерили для Матвея Андреевича мозаику с золотой рыбкой. Но...  тогда Борька был на погода младше Лодьки, а теперь на полгода старше. Это в общем-то ничего не значило, и все же такая мысль, скользнув змейкой, как-то придержала Лодьку. А Борька... он как бы перехватил воспоминание Лодьки о рыбке и учителе.

– Ты знаешь, Матвей Андреевич совсем плох. Говорят, недолго осталось...

"И ты скажешь: откинул копыта. Как про Зину..." –  мелькнуло у Лодьки. Хотя ясно, что ничего такого Борька не сказал бы. Лодька вспомнил:

– Я видел его в Падерино, когда ездил в лагерь, он там жил на даче. Хотя и с палочкой был, но на ногах...

– Ну а теперь... вот... – Борька вскинул коричневые круглые глаза. – Лодь, а давай, как раньше, а? Будто ничего у нас не было... Ну, зачеркнем всё...

Лодька медленно помотал головой.

– Не получится... Это ведь не картинка на бумаге, как зачеркнешь... Это как стеклянная банка. Разлетелась на осколки, не склеишь...

– А тогда... – В Борьке дрожала напряженная надежда. – Ну, давай тогда, чтобы всё по новой... а? Будто познакомились сегодня...

"Да уж, познакомились", – подумалось Лодьке. Но досады на Борьку не было ни капельки, и если "по новой"... может, и правда что-то получится?

По крайней мере, неловко было говорить  "нет".

– Ну, давай, – сказал он, стараясь, чтобы это не прозвучало совсем равнодушно.

Борька мигнул и протянул слегка растопыренную ладонь. Лодька, глядя на нее, дал свою. Он обменялись рукопожатием. Было оно слегка вялым (с Лодькиной стороны), и все же Борька остался, кажется, доволен. Встряхнулся:

– А ты куда идешь?

Лодька сразу вспомнил, куда он идет.

– К одному человеку... по одному делу... – И всем своим видом показал, что намерен идти без попутчика. Борька понял.

– Тогда... скоро увидимся, да?

– Конечно... – Лодька постарался произнести это с теплой ноткой. И стал надевать спортсменки...

(Сразу следует сказать, что "по новой" не получилось – так же, как не получилось бы "склеить осколки". Лодька и Борька встречались на Стрелке, гоняли в одной команде футбольный мяч, иногда заходили даже во двор Дома пионеров поиграть в городки, и там им по-приятельски улыбался Аркаша Вяльцев. Даже как-то лазали в одной компании в Городской сад за мелкими, уже подмороженными яблочками. Но все это не вдвоем, а вместе с другими. Та прежняя ниточка понимания и желание быть друг с другом, больше не возникали...

Матвей Андреевич умер в конце сентября, накануне Борькиного дня рождения. Это само собой решило вопрос – идти ли Лодьке к Борису в гости. "Гостей" и не было: какой там праздник, если такое печальное событие. На траурном собрании в школьном зале Лодька и Борька стояли почти рядом, но не "вместе". И печаль их была не общая, а у каждого своя... И потом они существовали недалеко друг от друга, но каждый по себе – видимо, понимали неизбежность такого вот жизненного поворота.

После школы Борис Аронский уехал учиться в Омск, потом стал известным инженером-нефтянником, а с Всеволодом Глущенко они больше не встречались.

Лодька и в школьные, и во взрослые годы думал о Борьке без обиды, стараясь вспоминать все, что случалось хорошего (и ведь случалось немало!) И не взвешивал уже в уме, кто больше был виноват... Что было – то было. Правда, порой делалось грустно...

Впрочем, все это происходило уже как бы позади  новых и неожиданных событий, которые начались в тот же день, после встречи в логу.)