Текст книги "Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева"

Автор книги: Владислав Зубок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 64 страниц)

Глава 3.
ПУТЬ К РАЗДЕЛУ ГЕРМАНИИ, 1945-1953

Что нам этот социализм в Германии? Была бы буржуазная Германия, только бы миролюбивая.

Берия, май 1953

Кто может из марксистов трезво судить вообще, который стоит на позициях, близких к социализму и к советской власти, кто может думать о какой-то буржуазной Германии, которая будет миролюбивой и под контролем четырех держав?

Молотов, июль 1953

Раздел Германии на два государства, форпосты двух противостоящих военно-политических блоков – одно из самых драматических следствий конфликта между Советским Союзом и западными державами. На Западе написано немало книг о том, как американские и британские политики, а также военные сознательно шли на создание Западной Германии с целью сдерживания советского влияния в Европе ^{252} . Чего же добивался Сталин? Сведения об этом все еще неполны и противоречивы. Владимир Семенов, назначенный Сталиным в 1946 г. верховным комиссаром СССР в Восточной Германии, вспоминал пятнадцать лет спустя о тех «тончайших дипломатических ходах», которые предпринимал Сталин, проводя политику СССР по германскому вопросу ^{253} . Но, к сожалению, тексты шифрограмм Сталина Семенову и другим советским представителям в Германии, хранящиеся в российских архивах, до сих пор имеют гриф секретности.

Нехватка документов, как обычно, дает исследователям простор для споров и гипотез, нередко полярно противоположных. Некоторые ученые считают, что Сталин предпочитал иметь в центре Европы единую некоммунистическую Германию, а не создавать отдельное сателлитное государство – Германскую Демократическую Республику (ГДР) ^{254} . Отдельные специалисты даже полагают, что Сталин не собирался советизировать Восточную Германию, а вышло это случайно, как бы по ходу дела, в результате импровизаций на местах ^{255} . При всем уважении к авторитету и знаниям этих ученых, с их мнением нельзя согласиться. Доступные источники и сведения указывают на то, что Сталин считал будущее Германии делом большой политики и не терпел от своих подчиненных импровизаций по этому вопросу. Все также говорит о том, что Сталин, несмотря на густой пропагандистский камуфляж, прикрывавший его истинные намерения демонстрацией стремления построить единую, нейтральную Германию, на самом деле эту идею никогда не поддерживал. «Нейтральная» Германия еще могла бы устроить Сталина при условии ухода из нее западных оккупационных войск. Но США в одностороннем порядке уходить из Германии не собирались. И Сталин уже в 1945 г. начал подготовку к созданию в советской оккупационной зоне государства-сателлита, плацдарма для постоянного советского военно-политического присутствия в центре Европы.

К этому же подталкивали и советские экономические интересы. Зона оккупации в Германии, как уже отмечалось, стала источником разнообразных благ для советской стороны. После окончания войны из Восточной Германии в Советский Союз хлынул поток трофеев. Для высших советских военных и хозяйственных руководителей эта территория превратилась в источник самообогащения, для людей промышленности и науки – в кладезь передовых технологий и оборудования. Немаловажная деталь: в оккупированной советскими войсками Саксонии немедленно началась промышленная добыча урана, который впоследствии стал использоваться для создания первых советских атомных бомб.

В действиях тысяч советских военных и политических советников в Восточной Германии присутствовали, осознанно или бессознательно, могучие психологические мотивы и идеологические установки. По окончании Второй мировой войны миллионы советских людей – не только Сталин и военно-политические элиты – были озабочены будущим Германии. «Германия социалистическая» – мечта революционеров-большевиков в начале 1920-х гг. – станет на десятилетия в глазах миллионов советских людей самым убедительным свидетельством того, что больше воевать с немцами не придется. Неимоверные испытания и жертвы прошедшей войны требовали в общественном мнении советских людей чего-то большего, чем «нейтральная, миролюбивая» Германия, в возможность существования которой мало кто верил.

Разумеется, раздел Германии диктовался в первую очередь геополитическими расчетами вождя. Сталин не собирался выводить советские войска из центра Европы. По мере того как усиливалось противостояние Советского Союза с Западом, усиливалась и группировка советских войск в Восточной Германии. Сотни тысяч советских военнослужащих готовились уже не для оборонительной войны, а для наступательных операций, для выхода в кратчайший срок к берегам Ламанша и отрогам Пиренейских гор.

Но оказалось, что Восточная Германия стала не только ключевым, но и самым уязвимым звеном в советской империи. Сталин, считая себя специалистом по национальному вопросу, всегда помнил о силе германского национализма и стремился использовать его в своей большой игре. Он считал, что вину за раскол германского народа нужно во что бы то ни стало возложить на западные державы. Вот почему Советский Союз не афишировал того обстоятельства, что Восточная Германия постепенно интегрируется в советскую империю, и не стал наглухо закрывать границу между Восточной и Западной Германией, а также границу с западными зонами в Берлине. В этой связи Германия стала уникальным местом, где сравнительно открыто происходило формирование двух обществ – демократического капитализма и сталинского «социализма». В самые первые годы оккупации казалось, что советские власти успешно консолидируют «свою Германию» и даже опережают в этом процессе западные державы. Однако уже в конце жизни Сталина стало очевидно, что борьба двух систем в важнейшей стране Европы только начинается и что в этой борьбе, если границы между востоком и западом Германии останутся открытыми, Советский Союз обречен на поражение.

Установление оккупационного режима

Судя по документам, советские власти начали верстать планы по оккупации Германии в 1943 г., еще до того, как первый советский солдат ступил на землю Восточной Пруссии. Впрочем, по понятным причинам эти планы носили достаточно неопределенный характер. Сталин выжидал. Советский дипломат Иван Майский записал в своем личном дневнике: «Наша цель состоит в том, чтобы предупредить возникновение новой агрессии со стороны Германии». Но, с точки зрения большевиков, «внутренние гарантии» достижения этой цели «могут быть созданы только полнокровной и глубокой пролетарской революцией в результате войны и созданием в Германии прочного советского строя». Майский, однако, не видел внутри Германии таких гарантий. Поэтому он предлагал «внешние гарантии», а именно «сильное и длительное ослабление Германии, которое сделало бы для нее физически невозможной какую-либо агрессию» ^{256} . Спустя двадцать лет маршал Родион Малиновский и маршал Сергей Бирюзов будут утверждать, что в 1945 г. они исходили из того, что германская экономика должна быть максимально ослаблена. По их словам, Сталин «сознательно разрушал» экономику Пруссии. «Он не верил, что мы останемся в Германии, и боялся, что все это снова будет против нас». «Он верил и не верил. У него было две установки. Даже если бы мы не удержались в Германии, то это было бы величайшей победой для России. Понимаете! Но не для коммунистов [в Германии]» ^{257} .

Сталин всегда с подозрением относился к Западу и до самого конца Третьего рейха опасался сепаратного мира между Германией и западными державами. Во время конференции в Крыму он сделал вид, что Советский Союз не слишком заинтересован в немецких репарациях ^{258} . По мнению Майского, Сталин решил «не пугать союзников нашими требованиями, заинтересовать союзников открывающимися перед ними возможностями». Более того, кремлевский вождь сократил планы по использованию германских военнопленных в качестве рабочей силы для восстановления советских городов и народного хозяйства ^{259} . На самом деле заинтересованность СССР в экономической эксплуатации Германии была огромной. 11 мая 1945 г. Сталин указал Маленкову, Молотову, председателю Госплана Николаю Вознесенскому, Майскому и другим чиновникам высшего звена на необходимость скорейшего демонтажа и переброски немецких военно-промышленных предприятий в Советский Союз в целях обеспечения восстановления экономики промышленных районов, особенно Донбасса. Во время этого обсуждения Молотов подчеркнул, что нужно успеть демонтировать все промышленное оборудование в Западном Берлине, пока он не перешел под контроль западных держав. «Слишком дорого обошелся нам Берлин» ^{260} .

В планах Кремля относительно будущего Германии главное место отводилось вопросам о границах и зонах оккупации ^{261} . Сталин и его окружение перекроили карту Германии. Пруссия, «осиное гнездо германского милитаризма», была уничтожена. Восточная часть Пруссии вместе с Кенигсбергом отошла к Советскому Союзу. Западная ее часть, вместе с городом Данциг, вошла в возрожденную Польшу. Кроме того, Сталин решил передать Польше германские земли Силезию и Померанию – в качестве компенсации за территорию Восточной Польши, населенную преимущественно украинцами и белорусами, которую Советский Союз аннексировал в 1939 г. и удержал за собой в конце войны. Все немецкое население восточногерманских земель было изгнано или убежало само – от террора советской армии. Советские власти поддержали политику поляков и чехов по изгнанию всех этнических немцев с земель, на которых они жили столетиями. Западные союзники не возражали. К концу 1945 г. в общей сложности 3,6 млн. немцев Пруссии наряду с 10 млн. немцев из других частей Восточной Европы стали изгнанниками, потеряли свои дома и земли или были убиты. Большая часть беженцев из восточных земель оказались в той части Германии, которая была оккупирована западными союзниками. Геополитическая и этническая карта Восточной и Центральной Европы радикально изменилась ^{262} .

Первоначально, на конференции в Ялте, руководство западных держав было склонно сотрудничать с Советским Союзом в германском вопросе и договориться о разделе Германии на несколько государств. Сталин на словах с этим соглашался, но, по-видимому, с самого начала не верил в такое сотрудничество и готовился к борьбе за Германию с западными союзниками. В конце марта 1945 г. группе чехословацких руководителей, посетивших его с визитом, он сообщил о том, что западные державы «постараются спасти немцев и сговориться с ними» ^{263} . 11 мая 1945 г. на заседании ГКО на Старой площади Маленков сослался на слова Сталина: «Германия поражена силой оружия, но за души немцев нам еще придется повоевать – тут битва будет трудной и длительной» ^{264} . А 4 июня 1945 г., на встрече с немецкими коммунистами, Сталин рассказал им, что план расчленения Германии «имелся у англо-американцев», но лично он, Сталин, был против этого. И все же, добавил он, в перспективе «будет две Германии – несмотря на все единство союзников». Что Сталин при этом имел в виду, источник не поясняет. Но с самого начала отсутствие в Германии единого правительства, которое могло бы стать правоопреемником Германской республики веймарского периода (1919-1933 гг.), делало ситуацию крайне неопределенной. Чтобы дать немецким коммунистам возможность укрепить свои позиции в политической жизни Германии, Сталин настоял на их объединении с социал-демократами в партию «немецкого единства». Такая партия могла бы, по советским замыслам, распространить свое влияние и на западные зоны. Социалистическая единая партии Германии (СЕПГ) была создана в зоне советской оккупации в феврале 1946 г. ^{265}

Однако не эта партия, а Советская военная администрация в Германии (СВАГ) стала ключевым институтом для претворения в жизнь советской политики на оккупированной германской территории. К началу 1946 г. СВАГ, конкурируя по численности с западными оккупационными властями, выросла в большую бюрократическую машину. Ее аппарат насчитывал до 4 тыс. сотрудников, которые, как и подобало представителям державы-победительницы, имели значительные привилегии: двойную зарплату – в советских рублях и немецких марках; лучшие условия жизни, чем у высокопоставленных чиновников в Советском Союзе; права и статус, позволявшие им помыкать теми, кто еще недавно был «господствующей расой» Европы. Поскольку этот аппарат работал на «передовом крае» и был подвержен опасным влияниям, исходившим из западных зон, за ним присматривали две конкурирующие спецслужбы – МВД и МГБ ^{266} .

Георгий Жуков, первый главноначальствующий СВАГ, довольно скоро утратил этот пост: Сталина беспокоила всенародная слава маршала, к тому же обладавшего своевольным характером. Сменивший Жукова на этой должности маршал Василий Данилович Соколовский, бывший учитель сельской школы, был образованным и вместе с тем скромным и непритязательным человеком ^{267} . В помощь военному начальнику СВАГ Сталин ввел должность политсоветника. В феврале 1946 г. эту должность занял Владимир Семенович Семенов: ничто в прошлой жизни 34-летнего кандидата наук и дипломата среднего звена не предвещало такую стремительную карьеру. Семенов решил ознакомиться с архивными материалами оккупации Наполеоном германских государств и Пруссии в начале XIX в. Увы, молодой дипломат не нашел в архивах ничего, что помогло бы ему в предстоящей деятельности, беспрецедентной по сложности и масштабам ^{268} .

Сталин, давая указания Военной администрации и Семенову, прибегал к осторожным и обтекаемым формулировкам – к этому его вынуждала неясность политической ситуации в Германии, а также неопределенность в отношениях с западными державами. И хотя Сталин ни на минуту не сомневался, что за Германию предстоит бороться, ему было не совсем понятно, до какой степени Америка готова ввязаться в эту борьбу. Еще в октябре 1944 г. Черчилль в беседе со Сталиным сказал, что «американцы, вероятно, не намерены участвовать в долговременной оккупации [Германии]» ^{269} . Однако с осени 1945 г. произошло множество событий, которые свидетельствовали об обратном: американцы останутся в Германии надолго. После Хиросимы руководители США стали вести себя гораздо более самоуверенно и оспаривали право Советского Союза на господствующее положение в Центральной Европе и на Балканах. Отныне главным вопросом для Сталина были не столько американские намерения, сколько необходимость сохранения и закрепление советского военного присутствия в Центральной Европе, прежде всего в Германии.

В сентябре 1945 г. Сталин отверг предложение госсекретаря США Джемса Бирнса подписать договор, предполагавший демилитаризацию Германии на срок от двадцати до двадцати пяти лет. Во время переговоров с Бирнсом в Москве в декабре 1945 г. Сталин, удовлетворенный решением американцев придерживаться формата сотрудничества, выработанного на конференциях в Ялте и Потсдаме, заявил, что «в принципе» согласен обсудить идею о демилитаризации Германии. Но это был всего лишь тактический маневр. Сталина по-прежнему не устраивала идея Бирнса. Со всей очевидностью это проявилось в феврале 1946 г., когда Бирнс предъявил советской стороне свой проект договора о демилитаризации Германии. Несколько месяцев Сталин, его дипломаты и военные обсуждали американское предложение. Против предложения американцев выступило почти все высшее военное и дипломатическое руководство страны. В мае 1946 г. 37 человек, включая членов Политбюро, представили на рассмотрение Сталину свои заключения ^{270} . Жуков писал: «Американцы желают как можно скорее закончить оккупацию Германии и удалить вооруженные силы СССР из Германии, а затем поставить вопрос о выводе наших войск из Польши, а в дальнейшем и из Балканских стран» ^{271} . Заместитель министра иностранных дел Соломон Лозовский в своей докладной записке был даже более категоричен. «Принятие проекта Бирнса, – писал он, – привело бы к ликвидации оккупационных зон, к выводу наших войск, к экономическому и политическому объединению Германии и к экономическому господству Соединенных Штатов Америки над Германией». А это, в свою очередь, «означало бы и военное возрождение Германии, а через несколько лет – германо-англо-американскую войну против Советского Союза». Министерство иностранных дел подготовило заключение, в котором делался вывод о том, что правительство США, выдвигая предложение о демилитаризации Германии, преследует следующие цели: покончить с оккупацией Германии; сорвать получение СССР репараций; отойти от решений, принятых союзниками на Крымской и Берлинской конференциях; ослабить влияние СССР на Германию в европейских вопросах; ускорить восстановление реакционной Германии с тем, чтобы использовать ее против Советского Союза. Эти выводы превратились в общепринятый набор установок, который стал использоваться в дальнейшей дипломатической переписке в тех случаях, где нужно было дать общую оценку американской внешней политике ^{272} .

Ни в одном советском документе по Германии нет и намека на то, что советское руководство сколько-нибудь основательно пересмотрело оборонительные возможности страны ввиду ядерных возможностей американцев. Однако память об атомном облаке над Хиросимой, безусловно, сказывалась на раздумьях по германскому вопросу в Кремле. В беседе с Бирнсом 5 мая 1946 г. Молотов поинтересовался, почему «в мире нет почти ни одного уголка, куда бы США не обращали своих взоров», и почему американцы «всюду организуют свои авиационные базы», включая Исландию, Грецию, Италию, Турцию, Китай, Индонезию и другие страны ^{273} . С этих баз, как прекрасно понимали Сталин, Молотов и советский Генштаб, американские бомбардировщики с атомным оружием на борту могли с легкостью нанести удар по любой точке Советского Союза. Позже, в начале 1950-х гг., это обстоятельство привело к значительному наращиванию советского военного присутствия в Центральной Европе – с тем, чтобы в случае ядерной атаки Соединенных Штатов нанести ответный, а может быть, и превентивный удар против союзников США в Западной Европе.

Сталин и все высшее руководство страны пришли к единому мнению, что если вывести войска с территории Восточной Германии, то Советский Союз лишится повода и возможности развертывать свои вооруженные силы в Центральной Европе и на Балканах. В этом случае опустошенная войной Германия вместе с другими странами Центральной Европы автоматически попадет в зависимость от экономической и финансовой помощи США – разумеется, на американских политических условиях. Лучший способ этого избежать – продлить совместный оккупационный режим на неопределенный срок. Жуков, Соколовский и Семенов намеревались «тем не менее воспользоваться американской инициативой, чтобы связать им руки (и британцам тоже) на будущее в германском вопросе» ^{274} . А тем временем, быть может, в капиталистических странах наконец-то наступит неизбежный после войны экономический кризис, и Соединенные Штаты, отказавшись от своих планов на господство в Европе, снова вернутся к политике изоляционизма.

Между тем сами американцы, охладев к идее сотрудничества с Советским Союзом в Германии, перешли к методам «сдерживания» советской угрозы. Бирнс достиг соглашения с Бевиным о том, чтобы объединить управление американскими и британскими зонами. Так была создана Бизония. В своей речи 6 сентября 1946 г. в Штутгарте госсекретарь США, прибывший сюда в сопровождении сенатора-республиканца Артура Вандерберга и сенатора-демократа Тома Конэлли, заявил: «Мы не собираемся уходить. Мы здесь остаемся». В заключение речи Бирнс предложил, чтобы именно Соединенные Штаты, а не Советский Союз, стали основным гарантом будущей суверенной демократической Германии. Пообещав передать германскому правительству контроль над Руром и зарейнскими землями, Бирнс вдобавок намекнул, что Соединенные Штаты вовсе не считают новую границу Германии с Польшей (по линии Одер – Нейссе) окончательной ^{275} .

Речь Бирнса укрепила кремлевские власти во мнении о том, что администрация США желает избавиться от советского присутствия в Германии и не признает за Советским Союзом сферы влияния в Центральной Европе. И все же трактовать речь госсекретаря можно было двояко – в более «мягкой» форме или в более «жесткой». Сторонник «жесткой линии» заместитель Молотова Сергей Кавтарадзе писал, что Соединенные Штаты «потенциально являются самым агрессивным государством. Если возможность новой войны не исключена, то, несомненно, ее возглавят США». Превратив Германию в свою базу и устранив в ней присутствие «советского фактора», американцы «могут реально рассчитывать на доминирующее диктаторское положение в Европе». Согласно этой оценке, речь госсекретаря являлась частью стратегического плана, нацеленного на Советский Союз. Другие высшие чиновники советского МИД писали, что Бирнс хочет мобилизовать «германскую реакцию» и «германских националистов» против Советского Союза, однако они не называли действия американцев агрессивным планом. Некоторые из сотрудников МИД продолжали настаивать на том, что политический и дипломатический компромисс по германскому вопросу все еще возможен ^{276} . Тем не менее из имеющейся внутренней переписки нельзя определить, какова могла быть основа такого компромисса.

Решающее слово, разумеется, оставалось за Сталиным. Кремлевский властитель обсуждал положение дел в Германии с Молотовым, Вышинским, Деканозовым, Жуковым, Соколовским и другими, но по-прежнему уклонялся от прямых оценок. Ставя задачи перед будущими лидерами СЕПГ Вальтером Ульбрихтом и Вильгельмом Пеком, Сталин пользовался революционной лексикой большевиков: «программой-минимум» было сохранить единство Германии на буржуазно-демократической (Веймарской) основе; «программа-максимум» обуславливала построение социализма в Германии в соответствии с советским пониманием «демократического пути» развития этой страны ^{277} . Как бы ни относиться к подобным рассуждениям, очевидно, что Сталин тянул время и не спешил с советизацией в зоне советской оккупации – в надежде на то, что влияние немецких коммунистов распространится на территорию остальной Германии. Сталинский двухэтапный план развития событий имел бы смысл в том случае, если бы в мире действительно разразился послевоенный экономический кризис и Соединенным Штатам пришлось бы вывести свои войска из Западной Германии. Однако этого не произошло – ни в 1946 г., ни после.

В своем дневнике Семенов вспоминал, что Сталин встречался с ним и с немецкими коммунистами, по меньшей мере, «каждые два-три месяца». Кроме того, он утверждал, что получал прямые указания от Сталина по стратегическим вопросам, которые нацеливали на то, чтобы мало-помалу строить в советской зоне «новую Германию». По словам Семенова, существуют записи «более сотни» бесед со Сталиным на тему планов политического строительства в послевоенной Германии. Однако в книге учета посетителей Сталина отмечено только восемь встреч Семенова и делегаций восточных немцев с советским вождем в Кремле, а поиски сведений о других встречах в архивах не увенчались успехом ^{278} . Существенно пошатнувшееся здоровье все более вынуждало Сталина делегировать текущие дела в Германии своим заместителям и чиновникам.

Как уже было упомянуто, Сталин давал своим подчиненным довольно расплывчатые указания по Германии, а то и вовсе избегал четких инструкций. Это объяснялось тянущейся неопределенностью в решении германского вопроса, но были и факторы внутриполитического характера. Сталин любил сохранять недосказанность, сеять междоусобицу среди своих подчиненных, а затем играть роль посредника в их конфликтах. Он допускал и даже поощрял различные, порой противоречащие друг другу интерпретации политики в отношении Германии. Из-за политических интриг в высших эшелонах советской бюрократии затруднялась деятельность СВАГ. Советские органы управления в Германии подчинялись различным ведомствам в Москве, включая Наркомат обороны и Министерство иностранных дел. При этом некоторые из должностных лиц имели возможность напрямую доносить свои соображения до Сталина и его заместителей и заручаться поддержкой различных отделов ЦК партии. Каждый из функционеров СВАГ отвечал за определенный участок работы в соответствии с поставленными планами и задачами, и там, где их деятельность пересекалась, нередко возникали конфликты. Отдельные советские представители имели дело с различными группами в восточногерманском обществе и вынуждены были считаться с их интересами. Все эти факторы усугубляли хаос и нескоординированность в советских действиях в Германии ^{279} .

Нет оснований считать, что именно Семенову принадлежала исключительная роль в осуществлении советской политики на территории Германии ^{280} . Были и другие важные и относительно автономные исполнители этой политики. Одним из них был руководитель Управления политической информации и пропаганды СВАГ полковник Сергей Иванович Тюльпанов – военный интеллектуал с познаниями в области международной экономики и опытом пропагандистской работы. Тюльпанов, похоже, имел могущественных покровителей в Москве. Среди них были влиятельные помощники и любимцы Сталина: Л. 3. Мехлис, возглавлявший Государственную штатную комиссию при правительстве, а также член Политбюро и секретарь ЦК А. А. Кузнецов, один из «ленинградских партийцев», которому подчинялось Управление кадров ЦК. Имея таких покровителей, Тюльпанов вплоть до 1948 г. мог действовать со значительной долей автономии от политсоветника Семенова. Он курировал средства массовой информации и цензуру, кинематограф, деятельность политических партий и профсоюзных организаций, а также отвечал за политику СВАГ в области науки и культуры в советской зоне оккупации. Тюльпанов оставался на своей должности даже после того, как несколько раз подвергся резкой критике со стороны некоторых весьма высокопоставленных лиц, обвинявших его в провале советских ставленников на первых выборах в восточной зоне и в том, что пропаганда коммунистических идей в Западной Германии провалилась ^{281} .

Советские интересы в Германии были так многообразны и противоречивы, что Соколовскому, Семенову, Тюльпанову и другим сотрудникам СВАГ приходилось проводить в жизнь сталинские замыслы, действуя нередко на свой страх и риск. Представители Военной администрации, наводя порядок в восточной Германии, имели в виду прежде всего порядок советского образца, поскольку иного они не знали. В то же время они понимали, что плохое обращение с гражданским населением в советской зоне оккупации только осложнит борьбу за всю Германию ^{282} . За демонтаж военно-промышленных предприятий жители Восточной Германии получили своеобразную компенсацию: рацион их питания в голодные послевоенные годы был лучше, чем у немцев в западных оккупационных зонах, и гораздо лучше, чем у русского, белорусского или украинского населения в СССР. В самый разгар жесточайшей засухи в СССР Сталин не стал добиваться репараций с немцев сельскохозяйственными продуктами, хотя это могло бы спасти жизни многих советских граждан, прежде всего крестьян, от голодной смерти ^{283} .

В октябре 1945 г. Сталин даже попытался обуздать советские наркоматы, которые занимались разграблением промышленного потенциала в восточной зоне. В конце концов, надо было сохранить немецкий рабочий класс – базу для будущего просоветского режима. В ноябре он сообщил посетившим его польским коммунистам, что Советский Союз планирует оставить некоторые предприятия в Германии и будет только получать их конечную продукцию. Советские власти организовали 31 акционерное общество (SAG), которые действовали на базе 119 немецких заводов и фабрик, первоначально предназначавшихся к вывозу. К концу 1946 г., констатирует историк Норман Наймарк, «примерно тридцать процентов всего промышленного производства на территории Восточной Германии принадлежало СССР». Стратегическое значение имело советское государственное акционерное общество «Висмут» в Саксонии, которое занималось добычей и обогащением урана – топлива для первых советских атомных бомб ^{284} .

Советское руководство и различные советские ведомства долго не могли определиться с приоритетами, что было важнее: выстроить новую Германию в зоне советской оккупации, или получить с нее репарации, или побороться за всю Германию целиком? В этом точки зрения МИД, военных и хозяйственников в корне расходились. Перевозка демонтированных немецких промышленных предприятий в Советский Союз продолжалось даже после сталинских директив: это диктовалось нуждами советского народного хозяйства, а также осуществлением гигантских военных программ. Когда западные союзники летом 1946 г. отклонили все заявки советской стороны на поставку в СССР ресурсов и оборудования из западных зон Германии, это привело к новой волне демонтажа предприятий в советской зоне ^{285} . Только в связи с нарастанием напряженности в отношениях с Западом, когда западные зоны оккупации, по соглашению между США и Великобританией, стали сливаться в одно западногерманское государство, противоречия в приоритетах разрешились сами собой. СВАГ и восточногерманские коммунисты стали все более явно заниматься преобразованием и консолидацией Восточной Германии в отдельное целое. Эта цель становилась все более приоритетной.