Текст книги "Кавалер Ордена Золотого Руна"

Автор книги: Владислав Гурин

Соавторы: Альберт Акопян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Было еще рано. Электрическое панно величиной с полдома горело над входом в ресторан "Пока-Пока". Молодые люди в полувоенной форме, принятой для прислуги в отелях, ресторанах и театриках, ловко подталкивали входящих. В подъезде висели фотографии полуголых девушек, изнывающих от любви к населению.

Середина зала была занята продолговатой площадкой. По сторонам и немного подымаясь к ней выстроились столики с тесно прижавшимся друг к другу нью-йоркским населением. На всякий случай Остап выбрал столик поукромнее.

Он еще не покончил с малоинтересным и нисколько не воодушевившим его супом, как из-за оркестра внезапно выскочили девушки, голые наполовину, голые на три четверти и голые на девять десятых, если, конечно, считать одеждой страусиные перья. Они ревностно заскакали на своей площадке, иногда попадая перьями в тарелки с супом или баночки с горчицей.

Это своеобразное соединение кулинарии со служебным рвением, наряду с радостью за свою предусмотрительность, внесло в душу командора разнообразные эмоции. Сначала ему подумалось, что вот так, наверно, суровые воины Магомета представляли себе рай, – на столе еда, в помещении тепло, и гурии делают свое старинное дело. Затем он неожиданно для себя начал прикидывать, во сколько обходится обед в этом раю. Получилось доллара в два на райскую душу. Значит, средненький смертный нью-йоржец может взлететь сюда раз в месяц, а то и реже. Зато он наслаждается вовсю. Он и джаз слушает, и котлетку кушает, и девочками любуется.

"Что же ты приуныл, Остапушка? Не об этом ли рае ты мечтал на днестровском льду и в азиатских песках? Веселись, дурак!" – он вгляделся в лица танцовщиц. У одних они были тупые, у других – жалкие, у третьих – жестокие, но у всех одинаково усталые. Вдруг микроскопическая иголочка кольнула сердце командора. Он даже не сразу осознал причину этой боли и несколько секунд озирался по сторонам, прежде чем взгляд вернулся к кавалькаде на площадке.

Он встал, щелчком подозвал одного из ангелов во фраках и отправился на поиски содержателя райских кущ. Помахав перед носом "святого Петра" удостоверением корреспондента белогвардейской "Ля Ренессанс", Бендер кратко и невнятно объяснил управляющему, что подыскивает ресторан для шикарного банкета русских изгнанников. На вопрос управляющего о том, сколько готовы заплатить "господа из Житомира и Сибири" (он неплохо знал географию), Остап замысловато перевел на английский сакраментальную фразу "Считаться не приходится". Эквивалент управляющему понравился и он сходу согласился на единственное условие: проверить, подходит ли танцевальная площадка для русской "калинки-малинки".

Остап поговорил с оркестром, и когда лошадки в очередной раз выпорхнули на арену, музыка неожиданно оборвалась. Нарушение райского распорядка вызвало в зале некоторое смятение. Некоторые решили, что произошел налет, а один особенно впечатлительный господин даже сунул в рот свои карманные часы. Но управляющий, загадочно улыбаясь, сообщил, что только сегодня особо уважаемая публика получит бесплатный сюрприз – "рашн калинка-малинка".

Оркестранты давно привыкли к чудесам адвертисмента и поэтому нисколько не удивились тому, что объявленный номер не соответствует заказу русского.

Остап спустился на площадку в свете юпитера и подошел к ней. Она узнала его. Лицо ее скривилось, губы задрожали. "Не надо, Тереза, – сказал Остап, – все хорошо". Он сорвал с нее идиотские перья, одел на нее свой пиджак и застегнул его на все пуговицы.

Труба вывела первые аккорды танго…

Потом она никак не могла расстегнуть верхнюю пуговицу пиджака. Потому что другой рукой судорожно сжимала лацканы…

Управляющий, обрадованный тем, что русскому площадка понравилась, отпустил раньше времени и понравившуюся ему девчонку.

Утром Остап обнимал Терезу и в сотый раз обещал, что вернется за ней. Вернется обязательно. Вернется очень скоро. Не позже, чем через месяц. Даже раньше.

Когда он уходил, Тереза не отрывала взгляд от своих коленок.

Глава 33.

Индейское лето

Оправленные в нержавеющую сталь грани «Импайра» смутно светились в утренней мгле, нависшей над гигантским городом. Тонкий туман окутывал вершины «Радио-Сити», «Крайслера», «Вулворта» и других небоскребов с именами и без имен. Остап и Арчибальд ехали оживленной и неказистой окраиной.

По брусчатым мостовым бежала мутная вода. Зеленый железный мост надземки перерезал улицу на высоте пяти этажей. Темпераментный нью-йоркский народ лихо несся на автомобилях по своим делам. Мелькала полосатая вертушка парикмахера – вращающийся стеклянный цилиндр с белыми, красными и синими полосами. В красном кирпичном доме помещалась торговля поджаренными сандвичами. Впрочем, все дома здесь были кирпичные, все были красные. И когда Нью-Йорк остался позади, Остап не сразу заметил это. За окнами "Форда" был все тот же цвет.

Красный осенний пейзаж раскрывался по обе стороны дороги. Листва была раскалена, и когда уже казалось, что ничего на свете не может быть краснее, показывалась еще одна роща неистово красного индейского цвета. Здесь все пылало как на закате, и этот удивительный пожар вокруг Нью-Йорка, этот индейский лесной праздник продолжался.

"Как красиво.. – думал командор, провожая взглядом огненные индейские джунгли. – Куда, зачем мы едем? Какие к черту дядюшкины миллионы?! Вот бы где Левитану писать "Золотую осень". Вот бы где поселиться с Терезой. Просто выйти из машины – и все.

Глупая… Не могла сказать на корабле, что едет в Америку танцевать в ресторане… И Гадинга в порту испугалась. Впрочем, он действительно мог нагадить. Достаточно было заявить иммиграционному чиновнику, что она приставала к нему на корабле или он видел ее два-три раза пьяной, и к ней бы просто придрались.

Она будет королевой танго! Будет!.. Будет? Где? В избушке на курьих ножках посреди индейского леса? Эх, командор… Не хочешь драться за шампанское, будешь драться за корку хлеба. А это куда опаснее…"

– Ваше сиятельство! – нарушил ход его мыслей Арчибальд. – А вы не думали позвонить дяде? Я ведь не имел о нем сведений года четыре. Мало ли…

– Не каркайте, Арчибальд. Что с ним станется? Он еще слишком молод, чтобы умереть, и слишком стар, чтобы заводить наследников… Лучше расскажите, как вы устроились здесь после вашей ретирады из СССР.

– Так, много всего навалилось, – Арчибальд замялся. – Я ведь вернулся в Америку в полнейшем расстройстве сил и здоровья. Искал себя. Вы знаете, появилась даже идея образумить эту сумасшедшую страну. Я изобрел прибор для э-э… как бы ограничения скорости. Вы только посмотрите на дорогу! Америка же – страна самоубийц!

За окном "Форда" шла лихорадочная автомобильная жизнь. Один за другим, с коротким и злым кошачьим фырканием, навстречу летели маленькие и злые ураганы шума и бензинового запаха. Рядом шли еще сотни машин, сзади напирали целые тысячи. И все они гнали во весь дух, в сатанинском порыве увлекая с собой.

– Так вы еще и изобретатель? – удивленно спросил Остап.

– Видите ли… Прибор этот, в принципе, – маленькая шарманка. Мой дед был шарманщиком, – быстро пояснил Спивак, – и это единственный механизм, в котором я хорошо разбираюсь.

– Шарманка?!

– Ну да. Только на моем приборе были записаны похоронные марши, и при определенной скорости шарманка начинала играть. Одна компания оснастила ими свои таксомоторы…

– Ну и?

– Четыре аварии в первый же день. А второго уже, конечно, не было.

– Но почему?!

– Они разгонялись до сумасшедшей скорости и похоронные марши превращались в фокстрот. Мне повезло, что никто не погиб. Я бы себе этого не простил… – Арчибальд покосился на усмехнувшегося командора и хмуро уставился на дорогу.

– Арчибальда руки панихиды звуки могут переделать на фокстрот, – Остап похлопал Спивака по плечу. – А скажите-ка, что это за идиотский эксперимент, который вы собираетесь проводить за свой счет?

– Почему же идиотский? – взвился Спивак.

– Потому что за свой счет.

– Это все очень просто, – начал Арчибальд после паузы. – Как навсегда избавится от кризиса? Государство должно давать каждому старику, достигшему шестидесяти лет, по двести долларов в месяц, с условием, чтобы эти деньги он обязательно тратил. Тогда покупательная способность населения возрастет в неслыханных размерах и кризис немедленно кончится. Молодые получат работу, а старики будут замечательно хорошо жить. Все ясно и просто. Для эксперимента нужен маленький городок. Он должен быть изолирован, где-нибудь в лесу, в горах, не проходной. По условиям договора, старики должны тратить свои деньги только в своем городке. Чтобы деньги не распылялись, а пошли в бюджет городка. На развитие промышленности, торговли, ну и так далее… Одним словом, так, чтобы смоделировать всю территорию США. Я думаю, что уже через месяц я получу ошеломляющий результат.

– Ошеломляющих результатов вы добьетесь уже через три дня. – Остап помолчал. – Вам что, не жаль ваших денег? Они у вас что, шальные? Откуда у вас вообще, черт побери, деньги?

– Я написал книгу, – скромно ответил Спивак. – "Советская Украина – крушение нравственных устоев".

На этот раз молчали оба.

– Сколько вы там пробыли?

– Десять дней. С дорогой.

– Как бы вам не пришлось продолжить свою книгу на местном материале, – задумчиво сказал Бендер.

Утром следующего дня компаньоны въехали в черные штаты.

Они остановились в Чарльстоне, Южная Каролина. Осмотрев город и возвращаясь вечером по главной улице – Мейн-стриту, они увидели в темноватом переулке негритянскую девочку лет двенадцати. Остап еще в Нью-Йорке видел много негров, но здесь была поистине черная страна. Это он понял, увидев ее.

Девочка их не видела. В руке она несла корзинку. Походка девочки сперва казалась странной. Но, вглядевшись пристальней, они увидели, что девочка танцует. Это была талантливая импровизация, четкая, ритмическая, почти что законченный танец, который хотелось бы назвать так: "Девочка из Южного штата". Танцуя, негритяночка удалялась все дальше и дальше по темному переулку, скользила, делала повороты, небольшие прыжки и грациозно балансировала легкой и пустой корзинкой. Наторговавшись за день, город уснул, вокруг была полная тишина; но Остапу и Арчибалду чудились звуки банджо, так ритмичен и музыкален был танец.

Еще через день показались Южные Аппалачи. Компаньоны могли бы добраться туда и раньше, если бы Арчибальд постоянно не "брал информацию". Прежде, чем выехать из какого-либо городка, Спивак "брал" эту "информацию" по нескольку раз. Выглядело это примерно так. Он подъезжал к бензоколонке и давал сигнал. Из будочки выбегал бодрый юноша в полосатой фуражке. "Мистер Спивак" спрашивал дорогу до ближайшего города.

– Третья улица направо, сэр! – отвечал юноша, вытирая руки паклей. – И потом прямо, сэр!

– Все прямо? – спрашивал мистер Спивак.

– Иэс, сэр.

– И сначала проехать по этой улице три блока?

– Иэс, сэр.

– А потом направо?

– Иэс, сэр.

– А налево не надо?

– Но, сэр.

Мистер Спивак некоторое время молчал, внимательно выглядывая из окошечка.

– Значит, вторая улица направо?

– Но, сэр. Третья улица.

– Так, значит, третья улица?

– Иэс, сэр.

Юноша делал попытку убежать.

– А дорога хорошая? – спрашивал мистер Спивак, берясь за ручку скоростей.

– Иэс, сэр.

– Тэнк ю вери, вери мач! – кричал Остап, чтобы прекратить эту пытку.

– Вери, вери! – добавлял мистер Спивак.

– Вери мач! – кричал парень вслед.

Машина трогалась с места, чтобы сейчас же остановиться у следующей колонки.

– Надо проверить, – озабоченно говорил Арчибальд.

– Проверить никогда не мешает, – подтверждал одуревший Остап.

И снова начиналось – "иэс, сэр" и "но, сэр".

Компаньоны остановились в маленьком городке и пообедали в аптеке.

Здесь надо объяснить, что представляет собой маленький американский город и что это за аптека, в которой можно пообедать. Эта история может быть названа: "Провизор без мистики, или Тайна американской аптеки".

Когда акулы капитализма в погоне за наживой обратили свое внимание на аптечное дело, то прежде всего их заинтересовало, чем занимаются за своими перегородками провизоры.

Что они там такое, важно нахмурив лица, растирают пестиками в своих толстых фаянсовых чашках? Лекарства? Ну, сколько есть этих лекарств на свете? Пятьдесят, сто, ну сто двадцать, наконец! Сто двадцать жаропонижающих, возбуждающих или успокоительных! Зачем же изготовлять их кустарным способом в аптеках? Их надо производить в массовом масштабе на фабриках.

Провизорам пришлось поставить фаянсовые чашечки на полки и задуматься. Некоторые так и думали, пока не разорились. Другие стали продавать мороженое, прохладительные воды, мелкую галантерею, игрушки, папиросы, кухонную посуду, – словом, перестроились.

И теперешняя американская аптека представляет собой большой бар с высокой стойкой и вертящимися рояльными табуретками перед ней. За стойкой суетятся рыжие парни в сдвинутых набок белых пилотках или кокетливые, завитые на несколько лет вперед девицы, похожие на очередную, только что вошедшую в моду кинозвезду. Девушки сбивают сливки, пускают из никелированных кранов шумные струи сальтерской воды, жарят кур и со звоном кидают в стаканы кусочки льда.

Но хотя аптека давным-давно превратилась в закусочное заведение, хозяин ее обязан тем не менее быть провизором, иметь, некоторым образом, научный багаж, настоятельно необходимый при подаче кофе, мороженого, поджаренного хлеба и прочих аптечных товаров.

В самом дальнем углу веселого учреждения помещается стеклянный шкафик с баночками, коробочками и бутылочками. Нужно побыть в аптеке полчаса, чтобы заметить наконец этот шкафик. Там хранятся лекарства.

В Нью-Йорке уцелела одна аптека, в которой провизор лично изготавливает лекарственные снадобья. О, это замечательное заведение, окутанное ореолом медицинской тайны! В доказательство того, что здесь действительно приготовляют лекарства вручную, хозяин аптеки выставил в окне кучу старых, пожелтевших рецептов. Выглядит все это, как берлога средневекового алхимика. Даже страшно войти! То ли дело обыкновенная аптека. В ней можно покушать, купить карманные часы или будильник, кастрюлю или игрушку, и даже пылесос.

Компаньоны скорбно посмотрели на карточку. Обед № 1, обед № 2, обед № 3, обед № 4. Динер намбр уан, динер намбр ту, динер намбр три, динер намбр фор! Обед номер четыре стоит вдвое дороже обеда номер два. Но это не значит, что он вдвое лучше, – нет, он просто вдвое больше. Если в обеде номер два блюдо под названием "кантри сосидж" состоит из трех обрубленных сосисок, то в обеде номер четыре этих обрубленных "сосиджей" будет шесть, но вкус останется тот же самый.

Покончив с сосисками, Остап заинтересовался полкой с духовной пищей, которой в аптеке тоже торговали. Все это были романы: "Быть грешником – дело мужчины", "Пламя догоревшей любви", "Первая ночь", "Флирт женатых".

В это время он услышал очередной акт "получения информации":

– Значит, говорите, через полмили – налево? – пытал Арчибальд провизора.

– Да, сэр, через полмили налево.

– Перед мостом?

– Нет, сэр. За мостом.

– Так, по-вашему, в этом городке двести жителей, лесопилка и винокурня?

– Да, сэр.

– А город называется Голденфилд?

– Нет, сэр, Спрингфилд.

Остап не выдержал.

– А сколько в городе кошек? – спросил он, быстро подойдя к провизору.

– Н-не знаю… – ответил тот после некоторого раздумья.

– Так я и знал, – подытожил командор. – Идемте, Арчибальд.

В дверях Спивак обернулся.

– Так вы говорите, совершенно дикая местность? – крикнул он.

– Совершенно дикая, сэр, – невозмутимо подтвердил провизор. – Горы, леса и… идиоты, – добавил он, когда за докучливыми посетителями закрылась дверь.

Когда перед мостом Арчибальд взял влево, Остап сказал, что сворачивать надо за мостом. На это Спивак возразил, что спрашивал три раза и абсолютно уверен, что сворачивать надо перед мостом. Начался подъем по живописной дороге среди мелких скал, ручейков и густой, сверкающей на солнце хвои. Как радостно было с каждым поворотом возноситься все выше к голубому небу, туда, где на недосягаемой высоте виднелась туманная вершина. Внизу, в зеленых склонах просвечивали узкие полоски дороги, по которой компаньоны уже проехали, а ручейков и вовсе не стало видно. Скоро солнце тоже оказалось внизу. Снова перед ними были живописные горные виды, снова Арчибальд, в восторге подымая обе руки и высовываясь из окна, кричал: "Смотрите, смотрите!" – и Остап просил его положить руки обратно на рулевое колесо, клятвенно обещая описать все красоты за ужином.

– Послушайте, Арчибальд, – говорил Бендер, – неужели вы хотите, с трудом держа мой тяжелый труп, кричать на всю Америку: "Что я наделал!"

Через два часа пути сумрак сгустился до полной тьмы. Ничего вокруг не было видно. Лишь слева виднелась черная пропасть, и очень далеко внизу еле светились несколько огоньков. Наконец, между вершинами нависших над бездной елей показался очень большой червонный месяц.

Компаньоны потеряли всякое представление о времени, а их желудки – всякое представление о еде. Между тем прибавилась новая беда. Красный столбик прибора, показывающий уровень бензина в баке, опустился почти до предела и был еле заметен.

– Наш газолин к черту пошел! – с восторгом и ужасом крикнул Спивак.

Они проехали еще некоторое время, прислушиваясь к работе мотора и соображая, как они устроятся на ночь, когда бензин иссякнет и машина остановится.

И тут произошло то, что должно было произойти в Америке, стране автомобильных чудес. Показалась газолиновая станция, маленькая станция, всего с одной колонкой. Снова начинался сервис! Начиналась жизнь! Заспанный человек, бормоча "иэс, сэр" и "но, сэр", налил полный бак. Проехав пару миль, компаньоны заметили, что он забыл привернуть пробку, так что до самого города они ехали очень осторожно, чтобы не расплескать бензин.

Глава 34.

Один день, который потряс Спрингфилд

В десять часов вечера компаньоны въехали в Спрингфилд и направились в ближайший, самый лучший и единственный отель. Когда они вошли в гостиничный ресторан, публика, начинавшая было расходиться, расселась по своим местам, дружелюбно разглядывая их. Остап безошибочно определил лучший столик в ресторане, за которым сидели местные тузы. Ему показалось, что он даже может определить, кто из них мэр, владелец гостиницы, аптеки, лесопилки, и спиртового завода. Подходили все новые люди, усаживались и также дружелюбно разглядывали чужаков.

Арчибальд чувствовал себя неловко при большом скоплении народа. Едва за ним закрылась дверь, Остап ответил на улыбки нужных ему людей. Через минуту официант передал ему приглашение за "элитный столик".

… Рано утром компаньоны бодрым шагом направились в мэрию. Арчибальд сжимал ручку саквояжа. Остап беззаботно смотрел по сторонам и здоровался чуть ли не с каждым обывателем, выглядывавшим из окон. Арчибальд, будучи поглощен надвигающимися событиями, удивился, но не придал этому большого значения.

Еще раз Арчибальд удивился, когда мэр быстро и безо всяких подробностей согласился на проведение эксперимента. Простодушный, склонный видеть в людях только хорошее, Спивак отнес это на счет того, что мэр тоже был пенсионером.

Через несколько минут, когда Арчибальд попросил собрать всех пенсионеров Спрингфилда в зале мэрии, мэр удовлетворенно сообщил, что благодаря счастливому стечению обстоятельств пенсионеры города уже второй час обсуждают в зале мэрии виды на урожай баклажанов…

Гордые американские старики и старушки приветственно закивали головами навстречу оратору. Выйдя на сцену, Арчибальд прочистил горло и изрек:

– Леди и джентльмены! Как спасти Америку?..

Пока он растолковывал собравшимся подробности эксперимента, никто в зале не проронил ни звука. Когда он закончил, после непродолжительной паузы из зала поднялась первая робкая рука.

– Пожалуйста, – важно сказал Арчибальд.

На сцену поднялась сухонькая старушка.

– Скажите, мистер Спивак, – спросила она, волнуясь, – нас тут два старика – я и мой муж. Неужели мы оба будем получать по двести долларов?

– Да, оба, – важно ответил мыслитель.

– Значит, всего четыреста долларов?

– Совершенно верно, четыреста долларов.

– Я еще получаю семнадцать долларов пенсии. У меня ее не отнимут?

– Нет, вы будете получать и пенсию.

Старуха низко поклонилась и ушла.

После нее на сцену вышел старик.

– Значит, выходит, я буду получать по двести долларов? – спросил он.

– Да, сэр, – подтвердил Спивак.

– Каждый месяц?

– Каждый месяц.

– И должен буду потратить их только в Спрингфилде?

– Да, это необходимо, потому что Спрингфилд – это как бы вся Америка.

– Но я не имею права ничего откладывать на черный день?

– Нет, не имеете.

– Ну, спасибо, – хитро улыбнулся старик.

Больше вопросов не было, и Арчибальд принялся выдавать деньги под расписку, обязывающую ее владельца потратить означенную сумму в пределах Спрингфилда в определенный срок. Растерянные старики, прижимая к груди деньги, гуськом выходили из мэрии.

Начало величайшего эксперимента выглядело настолько буднично, что Арчибальд погрустнел.

Мэр пригласил компаньонов разделить с ним легкий завтрак. Бедный Арчибальд и не предполагал, что на 30-м году пребывания в Америке он окажется в городке, где легкий завтрак состоит вовсе не из тоста, яйца и чашечки кофе, а в меру провинциальной американской фантазии повторяет меню русских царей, с вынужденными вариациями в части спиртного. Слабый здоровьем Арчибальд сладко почил между седьмым и восьмым блюдами.

В пять часов вечера Остап растолкал Спивака.

– Вставайте, Арчибальд, кажется ваш эксперимент вступил в заключительную фазу.

Уставшие, со впалыми глазами и осунувшимися лицами, они собрались на улицу понаблюдать, наконец, "эксперимент". Когда они спускались, вниз к парадному подъезду, раздался звон разбитого стекла и увесистый булыжник упал рядом со Спиваком. Остап схватил компаньона и потащил его к черному ходу.

– Что, что случилось? – растерянно вопрошал Арчибальд.

– Если камни летят сюда, то причину этого лучше выяснять с той стороны, – попытался скрыть тревогу командор.

Едва только они выбрались из мэрии, как к ним бросилось толстое и громыхающее существо. Присмотревшись, Остап с ужасом узнал в нем утреннюю сухонькую старушку, увешанную сейчас разнообразной кухонной утварью.

– Купите, купите! – она схватила Арчибальда за руку. – Замечательный набор кастрюль. Всего за десять долларов.

Арчибальд моментально протрезвел.

– Десять долларов!! За три кастрюли!!! – возопила душа коммивояжера.

– Но в магазинах такая дороговизна, – жалобно прошамкала старуха и тут же доверительно сообщила. – А завтра будет еще дороже! Цены подскочили в несколько раз! Купите!

Они насилу вырвались из объятий старухи и стали обходить площадь вдоль домов. Перед зданием мэрии бесновалась толпа рабочих лесопилки. Горел автомобиль мэра. Рядом, на сооруженных наспех подмостках, шел митинг.

– Это происки мафии! – вопил народный трибун. – Мы устроим марш на Вашингтон!

Вдруг прямо на компаньонов надвинулся гроб. Они прижались к стене, гроб встал на дыбы, из-за него высунулась красная рожа пенсионера.

– Где это видано?! – заорал он во всю мочь. – Шестьдесят долларов за простой деревянный гроб!

Компаньоны бросились бежать по Спрингфилдскому Мейн-стриту.

– Что происходит? Куда мы бежим? – испуганно вопрошал Спивак.

– Революция! А что вы ожидали? – крикнул в ответ Остап.

Возможно, он при этом нехорошо улыбался, но этого Арчибальд заметить не мог, поскольку улицу заволокло дымом.

Кроме автомобиля мэра горела аптека и далекая винокурня. Запах древесного спирта доносился и сюда.

– Это они! – закричал вдруг истошный женский голос. Что-то просвистело рядом.

– Сюда! – Остап потянул Спивака в сторону.

За деревьями прятался "Форд".

– Предусмотрительность, Арчибальд, – сказал Бендер, плюхаясь на сиденье, состоит не в том, чтобы не вляпаться в дерьмо, а в том, чтобы в нагрудном кармане оказался платочек. Трогайте!

– Но я же пьяный! – пролепетал Спивак.

– А вы думаете, штраф с покойника будет меньше? Трогайте, черт вас возьми!

Арчибальд нажал на газ.

Отъехав на безопасное расстояние от Спрингфилда, они остановились и вышли из машины.

– Я, конечно, не Нерон, – сказал Остап, созерцая далекое зарево, – но так и хочется написать поэму о пожаре Трои.

Спивак плакал.

– Не отчаивайтесь, Арчибальд, – сказал Остап, протягивая пачку банкнот. – Вот ваши деньги. С небольшой прибылью.

– Откуда?!

– Когда вы вчера отправились спать, я познакомился с местным финансовым бомондом и позволил им уговорить меня провести этот эксперимент именно в их городе.

– Вы подлец! – гневно выпалил Арчибальд. – Вы… Это вы провалили эксперимент! – Сжав кулаки, он двинулся на Остапа.

– В нарушение своих правил я позволю вам ударить меня, – невозмутимо ответил командор, – но при одном условии: вы ведь умеете торговать, ответьте мне: если бы я не содрал с них по несколько долларов, вы что думаете, они не подняли бы цен?

Арчибальд сник и побрел к машине.

Когда "Форд" подкатил к одинокой газолиновой станции на повороте к Спрингфилду, работник невозмутимо читал утреннюю газету.

– Дополни, дружище! – сказал Остап, протягивая пятидолларовую банкноту. – И не забудь привернуть крышку.

Парень быстро наполнил бак, тщательно привинтил крышку, и снова взялся за газету.

Бендер озадаченно потер подбородок и снисходительно произнес:

– Понимаю. Безногая сестра и брат-идиот. Можешь увеличить чаевые до двадцати центов.

Парень лениво покосился на клиентов и процедил сквозь зубы:

– С сегодняшнего дня два доллара за галлон, сэр. Как раз вышла пятерка.

Остап сделал зверское лицо и взялся за ручку двери.

Арчибальд резко нажал на педаль акселератора.

Глава 35.

По душам

Крах эксперимента удручающе подействовал на Арчибальда. Он так же аккуратно вел машину, так же регулярно брал информацию. Но что-то в нем разладилось. Ему надо было остановить машину, опустить стекло, высунуть голову и, сказав: «Пардн ми, сэр!», осведомиться о дороге. Все это он исполнял прилежно: и останавливал машину, и вскрикивал: «Пардн ми, сэр!», и пытался высунуть голову. Но он забывал самое важное – опустить стекло. Это звено у него выпадало. И только неслыханная прочность американской продукции уберегала компаньонов от визита в местную аптеку.

За последующие два дня пути компаньоны не проронили ни слова. Лишь однажды, в каком-то городке, когда, после особо тщательных расспросов, Арчибальд заехал не туда, и, сделав крюк, они вернулись на прежнее место, Остап как бы вскользь заметил:

– Встречал я таких вот людей, и среди них есть даже люди с высшим образованием.

– Ну и спрашивайте сами! – огрызнулся Арчибальд.

– Зачем? Во всех ваших занюханных городках главная улица называется или Бродвей или Мейн-стрит, то бишь та же главная улица. Шпарь по ней безо всяких расспросов.

– Между прочим, мы едем к вашему дядюшке, – буркнул Спивак.

Остап промолчал. Желания ругаться не было. Желания мириться – тоже. За неделю пути они порядком надоели друг другу.

Переехали Миссисипи, начался Запад. Арчибальд перешел с пятидесяти миль в час на шестьдесят. В нем появилась какая-то злость: в манере вести машину, в осанке. Перемены, что и говорить, неприятные, но командору лень было об этом думать.

Вскоре начался ливень. Бледные фары, с таким усердием изготовленные на заводе Форда, с трудом пробивали мглу, насыщенную водой. Но перед самым закатом погода изменилась.

Чистые синие холмы лежали по всему горизонту. Закат тоже был чистый, наивный, будто его нарисовала провинциальная барышня задолго до того, как в голову ей пришли первые, страшные мысли о мужчинах. Краски пустыни были такие свежие и прозрачные, что передать их можно было только альбомной акварелью. Несколько завитков ветра, попавшие в автомобиль через опущенное стекло, прыгали друг на друга, как чердачные коты.

Остап вдруг понял, что за все время в Америке он ни разу не думал о той жизни, которой он будет жить здесь; не пересчитывал миллионов, которые он получит от дяди, не строил вилл, не выбирал автомобиля. Впереди как будто не было ничего. Позади тоже. "Я человек без прошлого и будущего, – думал Остап, – только предыдущее и последующее"… Перед глазами мелькали лица. Ясно виделось только лицо Терезы. Другие лица, которые были рядом всего лишь несколько недель назад, – ушли вдаль, во мглу, были едва различимы…

Автомобиль резко затормозил.

– Что случилось? – спросил командор.

– Что-то не так.

– С машиной?

– Нет, вокруг. Кажется, заблудились…

– Охотно верю. По-моему, у вас это свойство заложено с детства, – Остап вышел из машины.

В двадцати шагах сзади, на другой стороне дороги, стоял столб, похожий на древний индейский татем. Среди нескольких цифр там был и номер их дороги. Но что-то действительно было не так, что-то настораживало.

– Может, вернемся немного назад? – предложил Арчибальд.

– Реклама! – воскликнул Остап. – Смотрите, поля есть, деревья стоят, а реклам – нету!

– Чтоб я сдох! – у Арчибальда отвалилась челюсть. Он был поражен в самое свое американское сердце.

Если бы в одно удивительное утро мистер Спивак и его сограждане, проснувшись, увидели бы, что реклама исчезла, то большинство из них очутилось бы в самом отчаянном положении. Стало бы неизвестно -

Какие курить сигареты?

В каком магазине покупать обувь?

Каким прохладительным напитком утолить жажду – "Кока-кола" или "Джинджер-эйлем"?

Какое пить виски – "Белая лошадь" или "Джонни Уокер"?

Какой покупать бензин: "Шелл" или "Стандарт Ойл"?

В какого бога верить: баптистского или пресвитерианского?

Было бы просто невозможно решить —

Стоит ли жевать резинку? И какую?

Какой фильм замечателен, а какой попросту гениален?

Следует ли идти добровольцем во флот?

Полезен или вреден климат Калифорнии?

И вообще без рекламы получилось бы черт знает что! Жизнь усложнилась бы до невероятия. Над каждым своим жизненным шагом приходилось бы думать самому.

Нет, с рекламой значительно легче. Американцу ни о чем не надо размышлять. За него думают.

Уже не надо ломать голову, выбирая прохладительный напиток.

Дринк "Кока-кола"! Пей "Кока-колу"!

"Кока-кола" освежает иссохшую глотку!

"Кока-кола" возбуждает нервную систему!

"Кока-кола" приносит пользу организму и отечеству!

И вообще тому, кто пьет "Кока-колу", будет в жизни хорошо!

"Средний американец", невзирая на его внешнюю активность, на самом деле натура очень пассивная. Ему надо подавать все готовым, как избалованному мужу. Скажите ему, какой напиток лучше, – и он будет его пить. Сообщите ему, какая политическая партия выгоднее, – и он будет за нее голосовать. Скажите ему, какой бог "настоящее" – и он будет в него верить. Только не делайте одного – не заставляйте его думать в неслужебные часы. Этого он не любит, и к этому не привык.