Текст книги "Мысль, вооруженная рифмами"

Автор книги: Владислав Холшевников

Я. П. Полонский (1819–1898)

47. Татарская песня

 
Он у каменной башни стоял под стеной;
И я помню, на нем был кафтан дорогой;
          И мелькала, под красным сукном,
          Голубая рубашка на нем…
Презирайте за то, что его я люблю!
          Злые люди, грозите судом —
Я суда не боюсь и вины не таю!
 
 
          Не бросай в меня ка́мнями!..
          Я и так уже ранена…
 
 
Золотая граната растет под стеной;
Всех плодов не достать никакою рукой;
          Всех красивых мужчин для чего
          Стала б я привораживать! Но
Приютила б я к сердцу, во мраке ночей
          Приголубила б только его —
И уж больше любви мне не нужно ничьей!
 
 
          Не бросай в меня ка́мнями!..
          Я и так уже ранена…
 
 
Разлучили, сгубили нас горы, холмы
Эриванские! Вечно холодной зимы
          Вечным снегом покрыты оне!
          Говорят, на чужой стороне
Девы Грузии блеском своей красоты
          Увлекают сердца… Обо мне
В той стране, милый мой, не забудешь ли ты?
 
 
          Не бросай в меня ка́мнями!..
          Я и так уже ранена…
 
 
Говорят, злая весть к нам оттуда пришла:
За горами кровавая битва была;
          Там засада была… Говорят,
          Будто наших сарбазов отряд
Истреблен ненавистной изменою… Чу!
          Кто-то скачет… копыта стучат…
Пыль столбом… я дрожу и молитву шепчу…
 
 
          Не бросай в меня ка́мнями!..
          Я и так уже ранена…
 
 
1846
 

48. Песня цыганки

 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 
 
Ночь пройдет – и спозаранок
В степь, далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
 
 
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
 
 
Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?
 
 
Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!
 
 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 
 
1853
 

49. На берегах Италии

 
Я по красному щебню схожу один
          К морю сонному,
Словно тучками, мглою далеких вершин
          Окаймленному.
 
 
Ах! как млеют, вдали замыкая залив,
          Выси горные!
Как рисуются здесь, уходя в тень олив,
          Козы черные…
 
 
Пастухи вдали, на свои жезлы,
          С их котомками,
Опершись, стоят на краю скалы
          Над обломками.
 
 
Там, у взморья, когда-то стоял чертог
          С колоннадами,
И наяды плескались в его порог
          Под аркадами.
 
 
Там недавно мне снился роскошный сон —
          Но… всегда ли я
Ради этих снов забывал твой стон,
          О Италия!
 
 
Вдохновляемый плачем твоим, я схожу
          К морю сонному,
Словно тучками, мглою далеких вершин
          Окаймленному.
 
 
Там в лазурном тумане толпой встают
          Тени бледные.
То не тени встают – по волнам плывут
          Пушки медные.
 
 
Корабельный флаг отдаленьем скрыт,
          Словно дымкою.
Там судьба твоя с фитилем стоит
          Невидимкою…
 
 
1858
 

Н. А. Некрасов (1821–1877)

50. Говорун
_{(Отрывок)}

 
Мотивы итальянские
Мне не дают заснуть,
И страсти африканские
Волнуют кровь и грудь:
Всё грезятся балкончики,
И искры черных глаз
Сверкают как червончики
В день по сту тысяч раз.
Отбою нет от думушки:
Эх! жизнь моя!.. увы!..
Зачем женили, кумушки,
Меня так рано вы!
На свете много водится
Красавиц, и каких!
А нам любить приходится
Курносых и рябых.
Что за красотка Боржия!..
Менялся весь в лице
И даже (не топор же я!)
Заплакал при конце;
Во всем талант, гармония…
Видал не много лиц
Таких, как у Альбони, я —
Певица из певиц,
В уме производящая
Содом и кутерьму,
Так много говорящая
И сердцу и уму;
 
 
Высокая и белая,
Красива и ловка,
И уж заматерелая —
Не скажешь, что жидка!
Избытки даже лишние
Заметны в ней души,
И верхние, и нижние —
Все ноты хороши!..
 
 
Чтоб только петь, как Гарция,
И удивлять весь свет —
Не пожалел бы гарнца я
Серебряных монет.
На миг заботы вечные
Смолкают, не томят,
И струны все сердечные
В груди дрожат, звучат —
Звучат в ответ чудеснице.
Могуча и легка,
Душа как бы по лестнице
Восходит в облака.
 
 
1845
 

51. Тройка

 
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Всё лицо твое вспыхнуло вдруг.
 
 
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
 
 
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных как ночь;
 
 
Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Пробивается легкий пушок,
Из-под брови твоей полукруглой
Смотрит бойко лукавый глазок.
 
 
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
 
 
Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка…
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
 
 
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
 
 
От работы и черной и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь нянчить, работать и есть.
 
 
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, – появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
 
 
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдешь ты тяжелый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
 
 
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
 
 
Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки, и сыты, и бойки, —
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой…
 
 
1846
 

52. Псовая охота
_{(Отрывок)}

 
Вот поднимаются медленно в гору.
Чудная даль открывается взору:
 
 
Речка внизу, под горою, бежит,
Инеем зелень долины блестит,
 
 
А за долиной, слегка беловатой,
Лес, освещенный зарей полосатой.
 
 
Но равнодушно встречают псари
Яркую ленту огнистой зари,
 
 
И пробужденной природы картиной
Не насладился из них ни единый.
 
 
«В Банники, – крикнул помещик, —
набрось!»
Борзовщики разъезжаются врозь,
 
 
А предводитель команды собачьей,
В острове скрылся крикун-доезжачий.
 
 
Горло завидное дал ему бог:
То затрубит оглушительно в рог,
 
 
То закричит: «Добирайся, собачки!
Да не давай ему, вору, потачки!»
 
 
То заорет: «Го-го-го! – ту!-ту!!-ту!!!»
Вот и нашли – залились на следу.
 
 
Варом-варит закипевшая стая,
Внемлет помещик, восторженно тая,
 
 
В мощной груди занимается дух,
Дивной гармонией нежится слух!
 
 
Однопометников лай музыкальный
Душу уносит в тот мир идеальный,
 
 
Где ни уплат в Опекунский совет,
Ни беспокойных исправников нет!
 
 
Хор так певуч, мелодичен и ровен,
Что твой Россини! что твой Бетховен!
 
 
1846
 

53

 
Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и не жившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим, —
Нам рано предаваться ей!
 
 
Пока еще застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока еще кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты —
Не торопи развязки неизбежной!
 
 
И без того она не далека:
Кипим сильней, последней жаждой полны,
Но в сердце тайный холод и тоска…
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны…
 
 
1850
 

54. Гробок

 
Вот идет солдат. Под мышкою
Детский гроб несет, детинушка.
На глаза его суровые
Слезы выжала кручинушка.
 
 
А как было живо дитятко,
То и дело говорилося:
«Чтоб ты лопнуло, проклятое!
Да зачем ты и родилося?»
 
 
1850
 

55

 
Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.
 
 
Говори же, когда ты сердита,
Всё, что душу волнует и мучит!
Будем, друг мой, сердиться открыто:
Легче мир – и скорее наскучит.
 
 
Если проза в любви неизбежна,
Так возьмем и с нее долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенье любви и участья…
 
 
<1851>
 

56

 
Что ты, сердце мое, расходилося?..
     Постыдись! Уж про нас не впервой
Снежным комом прошла-прокатилася
     Клевета по Руси по родной.
Не тужи! пусть растет, прибавляется,
     Не тужи! как умрем,
Кто-нибудь и об нас проболтается
     Добрым словцом.
 
 
1860
 

КОРОБЕЙНИКИ
_{(Отрывки)}

57

 
«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Выди, выди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую —
Все товары разложу.
Цены сам платил не малые,
Не торгуйся, не скупись:
Подставляй-ка губы алые,
Ближе к милому садись!»
 
 
Вот и пала ночь туманная,
Ждет удалый молодец,
Чу, идет! – пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!
 

58. Песня убогого странника

 
Я лугами иду – ветер свищет в лугах:
               Холодно, странничек, холодно,
               Холодно, родименькой, холодно!
 
 
Я лесами иду – звери воют в лесах:
               Голодно, странничек, голодно,
               Голодно, родименькой, голодно!
 
 
Я хлебами иду – что вы тощи, хлеба?
               С холоду, странничек, с холоду,
               С холоду, родименькой, с холоду!
 
 
Я стадами иду: что скотинка слаба?
               С голоду, странничек, с голоду,
               С голоду, родименькой, с голоду!
 
 
Я в деревню: мужик! ты тепло ли живешь?
               Холодно, странничек, холодно,
               Холодно, родименькой, холодно!
 
 
Я в другую: мужик! хорошо ли ешь, пьешь?
               Голодно, странничек, голодно,
               Голодно, родименькой, голодно!
 
 
Уж я в третью: мужик! что ты бабу бьешь?
               С холоду, странничек, с холоду,
               С холоду, родименькой, с холоду!
 
 
Я в четверту: мужик! что в кабак ты идешь?
               С голоду, странничек, с голоду,
               С голоду, родименькой, с голоду!
 
 
Я опять во луга – ветер свищет в лугах:
               Холодно, странничек, холодно,
               Холодно, родименькой, холодно!
 
 
Я опять во леса – звери воют в лесах:
               Голодно, странничек, голодно,
               Голодно, родименькой, голодно!
 
 
Я опять во хлеба, —
               Я опять во стада, —
                                             и т. д.
 
 
1861
 

59. Рыцарь на час
_{(Отрывки)}

 
В эту ночь я хотел бы рыдать
     На могиле далекой,
Где лежит моя бедная мать.
· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·
Я кручину мою многолетнюю
На родимую грудь изолью,
Я тебе мою песню последнюю,
Мою горькую песню спою.
О прости! то не песнь утешения,
Я заставлю страдать тебя вновь,
Но я гибну – и ради спасения
Я твою призываю любовь!
Я пою тебе песнь покаяния,
Чтобы кроткие очи твои
Смыли норкой слезою страдания
Все позорные пятна мои!
 
 
Чтоб ту силу свободную, гордую.
Что в мою заложила ты грудь,
Укрепила ты волею твердою
И на правый поставила путь…
 
 
Треволненья мирского далекая,
С неземным выраженьем в очах,
Русокудрая, голубоокая,
С тихой грустью на бледных устах,
Под грозой величаво-безгласная, —
Молода умерла ты, прекрасная,
И такой же явилась ты мне
При волшебно светящей луне.
Да! я вижу тебя, бледнолицую,
И на суд твой себя отдаю.
Не робеть перед правдой-царицею
Научила ты музу мою:
Мне не страшны друзей сожаления,
Не обидно врагов торжество,
Изреки только слово прощения,
Ты, чистейшей любви божество!
 
 
1860–1862
 

60

 
Литература с трескучими фразами,
          Полная духа античеловечного.
Администрация наша с указами
          О забирании всякого встречного, —
Дайте вздохнуть!..
                    Я простился с столицами,
          Мирно живу средь полей.
Но и крестьяне с унылыми лицами
          Не услаждают очей;
Их нищета, их терпенье безмерное
          Только досаду родит…
Что же ты любишь, дитя маловерное,
          Где же твой идол стоит?..
 
 
1862
 

61. Зеленый шум[15]15
  Так народ называет пробуждение природы весной. (Прим. автора).


[Закрыть]

 
Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!
 
 
Играючи, расходится
Вдруг ветер верховой:
Качнет кусты ольховые,
Подымет пыль цветочную,
Как облако, – всё зелено:
И воздух, и вода!
 
 
Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!
 
 
Скромна моя хозяюшка
Наталья Патрикеевна,
Водой не замутит!
Да с ней беда случилася,
Как лето жил я в Питере…
Сама сказала, глупая,
Типун ей на язык!
 
 
В избе сам-друг с обманщицей
Зима нас заперла,
В мои глаза суровые
Глядит – молчит жена.
Молчу… а дума лютая
Покоя не дает:
Убить… так жаль сердечную!
Стерпеть – так силы нет!
А тут зима косматая
Ревет и день и ночь:
«Убей, убей изменницу!
Злодея изведи!
Не то весь век промаешься,
Ни днем, ни долгой ноченькой
Покоя не найдешь.
В глаза твои бесстыжие
Соседи наплюют!..»
Под песню-вьюгу зимнюю
Окрепла дума лютая —
Припас я вострый нож…
Да вдруг весна подкралася…
 
 
Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!
 
 
Как молоком облитые,
Стоят сады вишневые,
Тихохонько шумят;
Пригреты теплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса;
А рядом новой зеленью
Лепечут песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!
Шумит тростинка малая,
Шумит высокий клен…
Шумят они по-новому,
По-новому, весеннему…
 
 
Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!
 
 
Слабеет дума лютая,
Нож валится из рук,
И всё мне песня слышится
Одна – в лесу, в лугу:
«Люби, покуда любится,
Терпи, покуда терпится,
Прощай, пока прощается,
И – бог тебе судья!»
 
 
1863
 

62. О погоде. Крещенские морозы
_{(Отрывок)}

 
«Государь мой! куда вы бежите?»
– «В канцелярию; что за вопрос?
Я не знаю вас!» – «Трите же, трите
Поскорей, бога ради, ваш нос!
Побелел!» – «А! весьма благодарен!»
– «Ну, а мой-то?» – «Да ваш лучезарен!»
– «То-то! – принял я меры…» – «Чего-с?»
– «Ничего. Пейте водку в морозы —
Сбережете наверно ваш нос,
На щеках же появятся розы!».
 
 
1863–1865
 

63. Недавнее время
_{(Отрывок)}

 
Безобидные, мирные темы!
Не озлят, не поссорят они…
Интересами личными все мы
Занималися больше в те дни.
Впрочем, были у нас русофилы
(Те, что видели в немцах врагов),
Наезжали к нам славянофилы,
Светский тип их тогда был таков:
В Петербурге шампанское с квасом
Попивали из древних ковшей,
А в Москве восхваляли с экстазом
Допетровский порядок вещей,
Но, живя за границей, владели
Очень плохо родным языком,
И понятья они не имели
О славянском призваньи своем.
Я однажды смеялся до колик,
Слыша, как князь NN говорил:
«Я, душа моя, славянофил».
– «А религия ваша?» – «Католик».
 
 
1863–1871
 

64

 
Смолкли честные, доблестно павшие,
Смолкли их голоса одинокие,
За несчастный народ вопиявшие,
Но разнузданы страсти жестокие.
 
 
Вихорь злобы и бешенства носится
Над тобою, страна безответная.
Всё живое, всё доброе косится…
Слышно только, о ночь безрассветная!
 
 
Среди мрака, тобою разлитого,
Как враги, торжествуя, скликаются,
Как на труп великана убитого
Кровожадные птицы слетаются,
Ядовитые гады сползаются…
 
 
Между 1872 и 1874
 

М. Л. Михайлов (1829–1865)

65
_{<Из Гейне>}

 
Как трепещет, отражаясь
В море плещущем, луна;
А сама идет по небу
И спокойна и ясна, —
Так и ты идешь, спокойна
И ясна, своим путем;
Но дрожит твой светлый образ
В сердце трепетном моем.
 
 
1857
 

66

 
Говорят, весна пришла,
Ярки дни и ночь тепла;
Луг зеленый весь в цветах,
Соловьи поют в лесах.
Я хожу среди лугов —
Я ищу твоих следов;
В чаще слушаю лесной,
Не раздастся ль голос твой.
 
 
Где ж весна и где цветы?
Их срывать не ходишь ты.
Где же песня соловья?
Не слышна мне речь твоя…
Не пришла еще весна.
День угрюм, ночь холодна.
Поле иней куют,
Птицы плачут, не поют.
 
 
<1862>
 

67. Эпиграммы

_{НЕДОРАЗУМЕНИЕ}

 
Много у нас толковали в журналах о прессе свободной.
          Публика так поняла: гни нас свободно под пресс!
 

_{ВЗЫСКАНИЕ}

 
Каторгу даже и казнь именуют указы взысканьем:
          Взыскан (так понимай!) царскою милостью ты.
 
 
<1862–1864>
 

В. С. Курочкин (1831–1875)

68

 
Я не поэт – и, не связанный узами
          С музами,
Не обольщаюсь ни лживой, ни правою
          Славою.
Родине предан любовью безвестною,
          Честною,
Не воспевая с певцами присяжными,
          Важными
Злое и доброе, с равными шансами,
          Стансами,
Я положил свое чувство сыновнее
          Всё в нее.
 
 
Но не могу же я плакать от радости
          С гадости,
Или искать красоту в безобразии
          Азии,
Или курить в направлении заданном
          Ладаном,
То есть – заигрывать с злом и невзгодами
          Одами.
 
 
С рифмами лазить особого счастия
          К власти я
Не нахожу – там какие бы ни были
          Прибыли.
Рифмы мои ходят поступью твердою,
          Гордою,
Располагаясь богатыми парами —
          Барами!
 
 
Ну, не дадут мне за них в Академии
          Премии,
Не приведут их в примерах пиитики
          Критики:
«Нет ничего, мол, для «чтенья народного»
          Годного,
Нет возносящего душу парения
          Гения,
Нету воинственной, храброй и в старости,
          Ярости
И ни одной для Петрушки и Васеньки
          Басенки».
 
 
Что ж? Мне сама мать-природа оставила
          Правила,
Чувством простым одарив одинаково
          Всякого.
Если найдут книжку с песнями разными
          Праздными
Добрые люди внимания стоящей —
          Что еще?
Если ж я рифмой свободной и смелою
          Сделаю
Кроме того впечатленье известное,
          Честное, —
В нем и поэзия будет обильная,
          Сильная
Тем, что не связана даже и с музами
          Узами.
 
 
<1859>
 

Д. Д. Минаев (1835–1889)

69
_{(Отрывок)}

 
От германского поэта
Перенять не в силах гений,
Могут наши стихотворцы
Брать размер его творений.
 
 
Пусть рифмует через строчку
Современный русский Гейне,
А в воде подобных песен
Можно плавать, как в бассейне.
 
 
Я стихом владею плохо,
Но – клянусь здесь перед всеми —
Напишу я тем размером
Каждый вечер по поэме,
 
 
Каждый вечер по поэме,
Без усидчивой работы,
Где сплетутся через строку
Вместе с рифмами остроты.
 
 
1865
 

70. Эпиграммы

 
В ресторане ел суп сидя я,
Суп был сладок, как субсидия,
О которой сплю и думаю,
Соблазняем круглой суммою.
 
 
1865
 
 
Нельзя довериться надежде,
Она ужасно часто лжет:
Он подавал надежды прежде,
Теперь доносы подает.
 
 
<1870>
 
 
Я не гожусь, конечно, в судьи,
Но не смущен твоим вопросом.
Пусть Тамберлик берет do грудью,
А ты, мой друг, берешь do – носом.
 
 
<1870>
 

_{В ФИНЛЯНДИИ}

 
Область рифм – моя стихия,
И легко пишу стихи я;
Без раздумья, без отсрочки
Я бегу к строке от строчки,
Даже к финским скалам бурым
Обращаясь с каламбуром.
 
 
<1876>
 

_{СВОИ ЛЮДИ}

 
Вор про другого не скажет и в сторону:
                    «Вор он!..»
Глаза, известно, не выколет ворону
                    Ворон.
 
 
<1879>
 

_{ЧИНОВНЫМ НЕМЦАМ}

 
В России немец каждый,
Чинов страдая жаждой,
За них себя раз пять
Позволит нам распять.
По этой-то причине
Перед тобою, росс,
Он задирает нос
При ордене, при чине:
Для немца ведь чины
Вкуснее ветчины.
 
 
<1879>
 

_{ПОСЛЕ БЕНЕФИСА}

 
«Чья же пьеса нынче шла?»
– «Александрова». – «Была
С шиком сыграна, без шика ли?»
– «С шиком, с шиком: громко шикали».
 
 
1879
 

_{Б. М<АРКЕВИ>ЧУ}

 
На днях, влача с собой огромных два портсака,
Приплелся он в вокзал; с лица струился пот…
«Ему не донести!» – вкруг сожалел народ,
И только лишь какой-то забияка
Сказал: «Не беспокойтесь – донесет!..»
 
 
1879–1880
 

_{В АЛЬБОМ КРУППУ-МЛАДШЕМУ, ПРИЕХАВШЕМУ В ПЕТЕРБУРГ}

 
Ем ли суп из манных круп,
Или конский вижу круп —
Мне на ум приходит Крупп,
А за ним – большая масса,
Груда «пушечного мяса»…
Ах, да будет не тернист
Путь такого человека:
Он великий гуманист
Девятнадцатого века!
 
 
1880
 

71. Рифмы и каламбуры

_{(Из тетради сумасшедшего поэта)}

I

 
Женихи, носов не весьте,
Приходя к своей невесте.
 

II

 
Ценят золото по весу,
А по шалостям – повесу.
 

III

 
Не ходи, как все разини,
Без подарка ты к Розине,
Но, ей делая визиты,
Каждый раз букет вези ты.
 

IV

 
Я, встречаясь с Изабеллою,
Нежным взглядом дорожу,
Как наградой, и, за белую
Ручку взяв ее, дрожу.
 

V

 
Черты прекрасные, молю я,
Изобрази мне, их малюя,
И я написанный пастелью
Портрет повешу над постелью.
 

VI

 
С нею я дошел до сада,
И прошла моя досада,
И теперь я весь алею,
Вспомнив темную аллею.
 

IX

 
Ты грустно восклицаешь: «та ли я?
В сто сантиметров моя талия…»
Действительно, такому стану
Похвал я выражать не стану.
 

XIII

 
В полудневный зной на Сене
Я искал напрасно сени,
Вспомнив Волгу, где, на сене
Лежа, слушал песню Сени:
«Ах, вы, сени мои, сени!..»
 

XIV

 
На пикнике, под тенью ели
Мы пили более, чем ели,
И, зная толк в вине и в эле,
Домой вернулись еле-еле.
 
 
1880
 

Л. Н. Трефолев (1839–1905)

72. Песня о Камаринском мужике
_{(Отрывок)}

 
          Как на улице Варваринской
          Спит Касьян, мужик камаринский.
          Борода его всклокочена
          И дешевкою подмочена;
          Свежей крови струйки алые
          Покрывают щеки впалые.
 
 
Ах ты милый друг, голубчик мой Касьян!
Ты сегодня именинник, значит – пьян.
Двадцать девять дней бывает в феврале,
В день последний спят Касьяны на земле.
В этот день для них зеленое вино
Уж особенно пьяно, пьяно, пьяно.
 
 
          Февраля двадцать девятого
          Целый штоф вина проклятого
          Влил Касьян в утробу грешную,
          Позабыл жену сердешную
          И своих родимых деточек,
          Близнецов двух, малолеточек.
 
 
Заломивши лихо шапку набекрень,
Он отправился к куме своей в курень.
Там кума его калачики пекла;
Баба добрая, румяна и бела,
Испекла ему калачик горячо
И уважила… еще, еще, еще.
 
 
1867
 

73. На бедного Макара и шишки валятся
_{(Отрывок)}

 
Макарам все не ладится. Над бедными Макарами
Судьба-злодейка тешится жестокими ударами.
У нашего крестьянина, у бедного Макарушки,
Ни денег нет на черный день, ни бабы нет сударушки.
По правде-то, и деньги есть: бренчит копейка медная,
И баба есть: лежит она, иссохшая и бледная.
Помочь бы ей, да чем помочь? Не по карману дороги
Все лекаря и знахари, лихие наши вороги…
 
 
1872