Текст книги "Нижние Земли (СИ)"

Автор книги: Владислав Чупрасов

Соавторы: Римма Храбрых
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Тройки уместились в две машины. Еще одна принадлежала Второму децернату. Из машин с белой цифрой «3» на боках появились трое оборотней, Ружа, шуршащая юбками, и стажер, тщетно пытающийся скрыть волнение. Из следующий за ними – только Виллем с Себастьяном. Абель махнул рукой Леджервуду, призывая его подойти поближе, коротко поблагодарил Себастьяна за то, что тот все-таки приехал, и показал им фотографии с телефона. Обер попросил его подождать и через несколько мгновений вернулся, крепко держа под локоть стажера.

– Это похоже на то, что ты рисовал?

Стажер потер лоб, убрал с лица светлые волосы и покрутил телефон в руке.

– Не очень. Масштаб нужен.

– Так иди и сделай масштаб, – скомандовал оборотень, а стажер странно на него посмотрел и отошел в сторону.

Ружа – комиссар Пыслару, – заткнув подол юбки за пояс, чтобы не пачкался, уже стояла рядом с Дааном и Свеном, тихо о чем-то их выспрашивая. Двое волков – черный и рыжеватый – сновали по площади, вынюхивая следы и чихая. Третья – девушка с длинной косой стояла поодаль, держа в охапке их одежду.

– Я пошел, – почти неслышно сказал Себастьян.

Абель кивнул.

Пустая площадь мгновенно ожила. Использовав воображение, можно было бы предположить, что это обычная площадь обычного города в обычный воскресный день, по которой прогуливаются влюбленные, шугают голубей дети и торгуют рыбой и хот-догами с прилавков. Только прилавков не было, дети в одном лице пытались построить модель площади в аксонометрической проекции, чтобы после этого наполнить ее жизнью, а голуби были размером с маленького теленка и переговаривались тихим рыком.

– Что за хрень? – мрачно поинтересовался Леджервуд, пытаясь руками пригладить торчащие в разные стороны волосы.

Видимо, предполагалось, что они должны торчать только в одну.

– Это – останки нескольких убитых вампиров, – ответил Абель.

– Это я знаю, – отмахнулся обер и быстрым шагом направился к своим.

У стажера что-то не получалось. Он ругался себе под нос, вертел проекцию между пальцев, как колыбель кошки, смотрел то на него, то на памятник, то на Свена, пока терпение Абеля не кончилось и он не подошел поинтересоваться, что случилось.

– Памятник на нужное место не встает, – стажер бросил на него короткий взгляд, в котором Абель прочитал вполне очевидное: «Чем ты можешь мне помочь, у тебя даже магии нет».

Может, в его взгляде и не было ничего такого, но Абель подумал именно так и нахмурился. Волна раздражения внутри, поднятая еще Свеном, снова зашевелилась.

Памятник в проекции в самом деле шатался, как мачта корабля при шторме. Стажеру не хватало сноровки и – совсем чуть-чуть – упрямства, хотя последнего было, конечно, в избытке. Потому что иначе давно бы уже позвал кого постарше.

Абель протянул было руки, но проекция замерцала и едва не пропала. Абель коротко выругался и помахал рукой Руже, которая заметила его и быстро подошла.

– Что у вас?

– Смотри, видишь макушку памятника? Видишь, куда она направлена? А куда должна? – и Абель пустился в долгие теоретические объяснения, как оказалось, не выветрившиеся из его головы со времен института.

Стажер смотрел на него, вылупив глаза, видимо, понимая каждое слово, а Ружа глядела с легким сомнением и, кажется, не понимала ничего.

– Замолчи, ван Тассен, – наконец сказала она. – И покажи, где держать.

Абель показал. Ведьма встряхнула руками, потерла ладони друг о друга и легко ухватила памятник за макушку, цепляя его за нужную линию проекции, чтобы держался.

– Отлично, – сказал Абель.

– Отлично, – повторила Ружа, улыбаясь стажеру.

Стажер что-то смущенно буркнул про Тео и его наставления.

– Кстати, где он? – спросил Абель.

Ружа посмотрела на него с сомнением, будто не была уверена, стоит ли ему это говорить, и все-таки ответила:

– В отпуске.

– Принудительном, небось? – Абель улыбнулся, и Ружа все-таки улыбнулась в ответ.

– Вроде того.

– Ладно, – Абель тронул ее за локоть. – Я пойду к своим. Если что – ты знаешь, где меня найти.

Ружа кивнула.

Даан изловил его за рукав, не давая далеко уйти.

– Похоже, что это наше дело, – воодушевленно сообщил он.

– Я бы на твоем месте так не радовался, – мрачно ответил Абель. – Кристенсен же всю душу из нас вытряхнет, если мы не разберемся.

– Разберемся, – не переставал сохранять оптимизм напарник. – Вон, оборотни что-то унюхали.

Они подошли поближе. Леджервуд, перекинувшись парой фраз со своими сержантами, наседал на Свена с массой разных вопросов. Тот стоял, скрестив руки на груди, и всем своим видом показывал, что оборотень слишком сильно испытывает его терпение.

Комиссары услышали, как Леджервуд спрашивает, виделся ли Свен недавно с Тео, но вампир довольно резко ответил: «Нет», – и тема разговора сменилась на более приближенную к работе.

– Ты сможешь определить, кто это?

– Да.

– Все вампиры отчитываются перед тобой, когда уезжают куда-то?

– В основном.

– А гости из Херцланда живут у тебя?

– Вампиры – конечно.

– А поговорить с ними можно?

Свен посмотрел на них поверх головы Леджервуда, видимо, ища, на кого можно переключить внимание обера. Участвовать в допросе ему не нравилось.

– Да, – ни капли не помог Абель, – мы бы тоже хотели с ними поговорить.

Свен пожал плечами.

– Тогда ко мне, – он оглядел площадное столпотворение и добавил. – Только вы трое.. Остальные пусть катятся отсюда.

Леджервуд кивнул и отправился к оборотням, которым всегда требовалось особое приглашение. Их рыжий был склонен влезать в неприятности с участием вампирского сообщества, и остальные никак не могли на него повлиять. Мог повлиять Леджервуд – но и тот не всегда.

В доме Свена царил полумрак, несмотря на довольно светлый день. Он с комиссарами двоек уже расположились на кухне, а Леджервуд, входивший последним, столкнулся со спускающимся по лестнице херцландским вампиром. Он и без того обычно выглядел немного театрально неадекватным, а сейчас, встрепанный не меньше самого Леджервуда, был просто не в себе.

– Где она?!

Вампир вцепился в воротник куртки Леджервуда и попытался его тряхнуть. Обер списал это на обычное вампирское нервное возбуждение от встречи с оборотнем и попытался отлепить его пальцы от себя.

– Кто она, кто?

– Агата! – вампир никак не отцеплялся. – Где она?!

На возню и крики в двери гостиной появился Даан, за ним – Свен.

– Эрих, – коротко сказал он, и вампир сразу сдулся, отпустил куртку Леджервуда, пригладил манжеты рубашки, поправил запонки и пошел в гостиную.

Обер одернул на себе куртку и направился следом.

– Ну и где эта ваша Агата? – спросил он у Свена.

Тот перестал выглядеть хоть как-то заинтересованным в деле и снова стал самим собой.

– Не знаю, – ответил он. – Но мне кажется, мы уже знаем имя одного из погибших.

Вампир Эрих, устроившийся было в кресле, снова вскочил на ноги.

– Что?! Агата?! Как?!

Обилие эмоций в его речи выдавало в нем вампира довольно молодого. И, в отличие от Свена, вампира, заинтересованного в скорейшем раскрытии этого дела.

Абель, явно неуютно чувствовавший себя в логове вампиров, вздохнул и повернулся к нему.

– Мы тоже хотим узнать, как, а главное, кем и почему. Мы зададим вам несколько вопросов, хорошо?

Вампир приложил ладонь ко лбу, откинулся на кресло и простонал:

– Да.

Леджервуда передернуло. И от самого вампира, и от его наигранности. Оборотень отвернулся, чтобы спросить что-то у Свена. В случае острой необходимости они умудрялись работать вместе, даже несмотря на классовые и физиологические разногласия.

– Эта Агата – твоя старая знакомая?

– Очень старая, – ответил Свен, болтая чем-то красным в своем бокале.

Леджервуд проигнорировал этот показательный жест и уточнил:

– Сильно старая?

– Сильно, хвостатый, сильно. Она немного старше меня. Я бы сказал, что ей лет четыреста.

Оборотень задумался. Видимо, о том, что должен представлять из себя опыт четырехсотлетней женщины, затем вспомнил, что она, вообще-то, была вампиром, и потряс головой.

– Ясно. Четыреста лет – это сильно.

– Сильно, – согласился Свен. – Достаточно сильно, чтобы создавать себе подобных, если понадобится.

– На что намекаешь? – нахмурился Леджервуд.

– Ни на что. Констатирую факт. С ее приездом в городе стало два древних вампира. Может, на ее месте должен был оказаться я?

– Был бы на ее месте ты, – проворчал оборотень, – никто бы не страдал. А этот твой гость мне чуть голову за нее не открутил.

– Я бы тебе тоже открутил голову, – равнодушно ответил Свен. – Просто так, потому что ты мне не нравишься.

Леджервуд кивнул, шумно потянул носом и, убедившись, что вампир неизвестно зачем пьет красное вино, присоединился к допросу приезжего.

Часть 5. Подъем по всем показателям

Кристо любил, чтобы все было организовано по высшему разряду.

Вот и для начала отпуска Тео он запланировал ужин «как в лучших ресторанах высокой кухни». Потому что «первый отпуск за сколько-сколько лет?» нужно отпраздновать.

Тео не возражал –на самом деле, Кристо и не принимал возражений, особенно если был твердо намерен причинить добро ближнему своему.

– Признайся, ты всех своих жен именно этим и брал, – сказал Тео, пряча улыбку за бокалом с темно-красным вином – сладковато-кислым с еле заметным пряным привкусом, остающимся на языке исчезающей горечью.

Кристо пожал плечами, зажигая свечи в тяжелом канделябре. Щелчок зажигалки осветил спокойное лицо, одновременно бросив густую тень, так что Тео на миг показалось, что вместо глаз у Кристо черные провалы с ярко-красными искорками на дне.

– За время нашего знакомства, – поучающим тоном сказал Кристо, зажигая последнюю свечу, – ты давно уже должен был понять, что к женщинам и друзьям я отношусь по-разному.

– О да.

Тео расхохотался и откинулся на спинку стула. Напряжение, не отпускавшее его все эти месяцы, действительно начало уходить. Может быть, за это стоило благодарить вино – Кристо наверняка воспользовался комиссарскими связями и достал что-то из запрещенного, за что Инспектор вряд ли бы погладил его по головке. Может, дело было в том, что Тео мог на какое-то время забыть – или, как минимум, постараться забыть – все, что занимало его мысли: убийства, маньяка, коллег из Херцланда, вампиров, магов, все остальное.

– Как минимум, друзей ты меняешь реже, – посмеиваясь, сказал Тео.

Кристо серьезно кивнул и, устраиваясь на стуле, сунул за вырез футболки сливочно-белую салфетку с темной каймой.

Тео окинул рассеянным взглядом стол, сервировка которого полностью соответствовала торжественности момента, заданной старинным канделябром: фарфор, серебряные приборы, несколько блюд, накрытых массивными металлическими крышками. Не хватало разве что высокомерного дворецкого, чтобы почувствовать себя в точности как в романах викторианской эпохи.

– Взгляни на этот канделябр, Тео, – почти вторя его мыслям, сказал Кристо.

Тео послушно взглянул.

– Ты же знаешь, я не особо разбираюсь... – начал он.

Кристо нетерпеливо взмахнул рукой.

– Я не прошу тебя оценивать его с точки зрения художественной или исторической ценности, – слегка брюзгливо сказал он. – Посмотри на него как маг. Как комиссар.

– Ты же не хотел говорить о работе, – мигом поскучнев, ответил Тео.

Он сделал еще глоток. Вино осталось таким же пьяняще вкусным, разве что горечь стала чуть более отчетливой, или это просто Тео уже привык к ней.

– Взгляни на это.

Кристо взял нож и провел его кончиком вдоль ножки канделябра от стола к тому месту, где она разветвлялась, разделяясь на несколько подсвечников.

– Что тебе это напоминает?

– Канделябр с несколькими свечами, – честно ответил Тео.

Кристо фыркнул, как обычно, показывая свое недовольство умственными способностями напарника.

– Практически во всех культурах, – сказал он, задержав руку с ножом напротив пламени одной из свечек, – есть образ дерева. Даже не так – Дерева. Древа. Он отражается в легендах, традициях, предметах обихода. Генеалогическое древо. Древо жизни. Древо познания добра и зла. Иггдрасиль. Им несть числа, этим образам. И этот канделябр – всего лишь бледное отражение сути, даже нет, половины этой сути.

Тео покивал в знак того, что внимательно слушает, но Кристо это, казалось, не требовалось. Он задумчиво и медленно водил лезвием ножа над свечами, разрезая пламя каждой из них и заставляя его трепетать, пригибаться и снова упрямо подниматься.

– Древо – это не просто ствол и ветви, – сказал он, наконец опустив нож. – Древо начинается с семени – одного маленького семечка, которое дает жизнь ростку. Росток крепнет, набирается сил, пускает корни, а затем – ветки. Ты понимаешь?

– Не очень, – признался Тео.

Кристо хмыкнул, отложил нож и поднял крышку с одного из блюд.

Сначала Тео показалось, что он смотрит на выложенные горкой яблоки, почему-то белесо-белого цвета.

Кристо жестом показал, что ждет его тарелку, и Тео машинально подал ее. Он молча смотрел, как Кристо лопаточкой поддевает несколько «яблок» и осторожно укладывает их на тарелку, слегка прижимая, чтобы не укатились.

Одно из «яблок» все же откатилось на край тарелки и остановилось, повернувшись к Тео черным зрачком, окруженным радужкой, в которой – нет, ему не показалось – вспыхивали разноцветные огоньки.

Такие же, какие Тео привык видеть и в зеркале, и в глазах других магов.

– Я пытаюсь объяснить, почему тебе так сложно было совладать с ведьмами там, в канализации, – сказал Кристо, подавая ему тарелку.

Тео поставил тарелку перед собой, не в состоянии отвести взгляда от того глазного яблока, которое, кажется, смотрело на него осознанно.

– Ты пытался обрубить ветви, – продолжал Кристо, наполняя свою тарелку. – Но ты забыл о корнях. Чтобы избавиться от дерева, нужно в первую очередь позаботиться о том, откуда оно питается. О его истоке.

Тео сглотнул и поднял на него взгляд.

Кристо улыбался.

– Семя дает жизнь ростку, – повторил он. – А древо питается корнями. Ты можешь обрубать ветви. Ты можешь даже спилить ствол – пока корни живы, древо будет жить. И сражаться.

Он полил глазные яблоки на своей тарелке соусом, и Тео сглотнул еще раз, почувствовав, как к горлу поднялся тяжелый, забивающий дыхание ком.

Кристо поддел один из глаз вилкой, и Тео явно увидел, как зрачок в центре радужки сузился, реагируя на это.

Глаза были еще живы.

Глаза не хотели умирать.

– Поэтому тебе надо думать о корнях, – заключил Кристо, поднося глаз к губам. – Если ты хочешь, чтобы древо перестало жить.

Его белые зубы ярко сверкнули в приглушенном свете от свечей, когда Кристо прикусил глазное яблоко.

Оно неожиданно взорвалось с диким треском, забрызгав все вокруг, и Тео отпрянул, ударившись спиной о спинку стула.

И еще несколько минут лежал, не понимая, что спинкой стула из сна была стена, в которую он впечатался.

Телефон еще раз затрещал, требуя немедленного внимания.

Тео потер лицо рукой, приходя в себя.

Сон был слишком реалистичным – Тео до сих пор ощущал на языке горечь от вина, которым его потчевал Кристо. Но реальность все же брала свое, нагло и настойчиво.

Тео машинально ткнул пальцем в экран, вдохнул и выдохнул еще пару раз и только потом поднес телефон к глазам.

Леджервуд, кто ж еще.

«Твой отпуск не вовремя. У нас херотень с мертвыми».

Лаконично и ни капли непонятно – но чего еще ждать от оборотня?

Тео с силой потер переносицу двумя пальцами, потом перечитал сообщение Марка еще раз и решительно набрал: «Вернусь через восемь дней. Справляйтесь».

Когда Тео нажал на «Отправить», ему показалось, что он услышал одобрительный вздох.

Всего лишь показалось, конечно же.

В начале этой весны Марк Леджервуд не высыпался.

К ее концу он понял, что это было не так.

Тогда все было еще очень и очень пристойно. А по-настоящему не высыпаться он начал только сейчас, в мае.

Оборотней сняли с патрулирования «упыриного квартала» – на их место заступили смешанные команды Первого и Второго децернатов, вооруженные амулетами, которые в спешном порядке штамповали младшие маги под предводительством Ружи, Густафа и метающего гром и молнии Джейка. Последний полыхал гневом сразу на всех: на своих подчиненных, которые «могли бы и работать лучше, ленивые бездари», и на Густафа, который «такой умный, что ж ты такой бедный», и даже на Ружу, которая «комиссар ты или где». Джейк метался по децернату, изрыгал ругательства, потрясал бесплотными кулаками – и каким-то невообразимым, действительно волшебным образом организовывал работу младших магов так, что они хоть и уходили домой, еле держась на ногах, но работали все же не на износ. Или не совсем на износ. Во всяком случае, утром они возвращались бодрые, свежие и даже полные сил – чего нельзя было сказать ни о Руже, ни о Густафе. Их рабочим режимом Джейк не занимался, ядовито заметив, что они уже достаточно взрослые, чтобы быть в состоянии хотя бы в этом о себе позаботиться самостоятельно.

Ружа не протестовала, хотя сейчас, когда она осталась в одиночестве возглавлять Третий децернат, на нее действительно упала слишком большая ответственность. Даже без учета того, что она была комиссаром неполных три месяца.

Она приходила в децернат засветло и уходила одной из последних, иногда вместе с Агнешкой, которая тоже почему-то не торопилась домой. Вдвоем они засиживались далеко за полночь: Ружа колдовала над браслетами и кольцами из темного металла, которые на следующий день следовало раздать людям и немагам из очередного патруля, а Агнешка просто читала, устроившись с ногами в одном из кресел в кабинете комиссаров, куда обычно оборотни старались без веской причины не заглядывать. Они даже не разговаривали особо, но Ружа чувствовала себя как-то более... спокойно. Природа ее магии не позволяла ей подпитываться витальной силой оборотней, как это делал Тео – в крайних случаях, как тогда в канализации – и мог в теории делать Густаф, но в присутствии Агнешки дело все-таки шло быстрее.

Марк, конечно же, не упускал возможности позубоскалить по этому поводу, хотя и делал это довольно вяло, совсем не так, как обычно.

Оборотням тоже приходилось несладко.

Вместо патрулирования их бросили на помощь двойкам в расследовании убийств магов. Старший криминалист двоек ван Бек сначала довольно сильно заинтересовался обонятельной памятью оборотней, но почти сразу разочаровался в ней: тела прошли слишком много экспертиз и впитали слишком много посторонних запахов, чтобы можно было вычленить среди них тот единственный общий, который мог бы быть связан с маньяком. Интерес, как и недовольство, ван Бек выказал весьма своеобразно: потребовался «перевод» комиссара ван Тассена, чтобы вообще понять, что он хотел от оборотней.

Желания сотрудничать им это, понятное дело, не прибавило.

Оборотням под началом Марка пришлось спешно перестраиваться и учиться работать с уже «остывшими» следами – почти нереальная задача, потому что все тела были найдены на улицах с довольно оживленным движением. Они отрабатывали все, даже самые мелкие зацепки, сравнивали запахи на вещах убитых, в их квартирах, на рабочих местах, выискивая совпадения, раз уж от самих тел отталкиваться не получалось.

Оборотни возвращались в родной децернат и без сил заползали в свое «логово». Не бунтовала от такой нагрузки только Агнешка. Она подхватывала электронную книгу, которую ей на время одолжил Бернар, и ускользала в кабинет комиссаров, а остальные оборотни оставались разлагаться (морально и почти физически) на месте.

Им казалось, что это длится уже очень долго, хотя на самом деле прошло меньше двух недель с того момента, как из Второго децерната пришло официальное извещение о том, что в городе появился вампир, больной ликантропоманией, и оборотням пришлось спешно менять привычный образ работы. Перемены оказались настолько крупными, что отряд Марка погрузился в них с головой, только иногда выныривая на поверхность, чтобы отдышаться.

И не только они.

Эрика, жена Бернара, взбунтовалась тоже.

Неизвестно, что послужило окончательным поводом: то ли то, что ее муж стал проводить на службе еще больше времени, чем раньше, то ли то, что ей предложили работу где-то в соседнем городе (об этом Бернар рассказывал очень неохотно и скупо, а сама Эрика в децернате больше не появлялась и даже на сообщения Ларса в мессенджерах отзывалась через раз, отговариваясь занятостью).

Результат не заставил себя ждать.

В один прекрасный день Бернар пришел в децернат с опозданием. И не один.

Риккерт – что было совсем на него не похоже – держался за спиной отца и молчал, цепляясь за его руку.

– Вот, – немного растерянно сказал Бернар в ответ на всеобщий безмолвный вопрос. – Прискакал утром. Сказал, что никуда не уйдет больше.

Марк даже сел в честь такого события. Задумчиво почесывая затылок – душ он с утра принять хотя и успел, но стоило все-таки хотя бы расчесаться, а не оставлять волосы высыхать как им заблагорассудится, – он спросил:

– А... – и тут же осекся.

– Она сказала, что сегодня уезжает, – пробубнил Риккерт из-за спины Бернара. – А я не хочу. А меня никто не спрашивает.

Марк вздохнул, поднялся, обошел Бернара и присел рядом с Риккертом на корточки.

– Не она, – мягко сказал он. – А твоя мама.

Риккерт громко и отчетливо засопел.

– Ладно, – не настаивая, сказал Марк.

Бернар переминался с ноги на ногу и откровенно не знал, куда девать руки. Риккерт цеплялся за его толстовку с отчаянием утопающего.

– Никуда я не поеду! – мрачно заявил он.

Марк поглядел на Бернара снизу вверх.

– Не поедешь, конечно, – с точно такой же интонацией ответил Бернар. – Я с Эрикой поговорил уже, пока ты в ванне прятался.

– Я не прятался! – запротестовал Риккерт, от возмущения даже выпустивший край толстовки Бернара. – Я зубы чистил!

– В общем, не суть, – не очень понятно сказал Бернар. – Но есть проблема.

– В клуб я сам пойду, – Риккерт снова засопел. – Я уже не маленький.

– Ага, да, – Марк покивал. – Ты пойдешь сам в клуб. А на улице тебя остановит дядя полицейский из Первого децерната. И поинтересуется, почему молодой человек твоего возраста в такое неспокойное время бродит по улицам в одиночку.

– А я от него убегу, – уже не так уверенно сказал Риккерт.

Марк всем лицом выразил свое отношение к такому вопиющему нарушению закона.

Риккерт потух.

– Сегодня я тебя сам отведу, – безапелляционно сказал Марк, поднимаясь. – А дальше уже разберемся. Найдем тебе няню, еще кого там. В общем, все будет... – он запнулся. – Нормально будет, да.

Марк пожалел о своем обещании почти сразу же – но слово есть слово, особенно данное ребенку.

– Я уже не ребенок, – мрачно сказал Риккерт, когда они припарковались возле современного здания с огромными окнами.

– Конечно, – согласился Марк и, перегнувшись через него, зарылся в бардачок.

В ворохе бумажек (какие-то из них, наверное, были отчетами, но это не точно), смятых пластиковых стаканчиков (в одном из них Марк обнаружил начатую упаковку презервативов и быстро сунул все обратно и поглубже на дно бардачка) и проводов (кажется, в этом клубке была и потерянная самим Марком несколько дней назад зарядка для телефона, но и в этом он не был уверен) он нашел пакетик арахиса и вручил его Риккерту.

– Поэтому я предлагаю тебе арахис, а не леденец, – очень серьезно сказал Марк. – Как уже не ребенку.

Риккерт закатил глаза и вылез из машины.

Арахис он предусмотрительно сунул в карман джинсов.

Здание клуба внутри оказалось прохладным, гулким и более просторным, чем выглядело снаружи. Марк оглядывался по сторонам и еле успевал за Риккертом, который шел вперед с мрачной целеустремленностью.

– Круто у вас тут! – высказался Марк наконец.

Риккерт дернул плечом.

– Это не самый крутой клуб, где я бывал, – снисходительно сообщил он. – Дома... – он запнулся и поправился с неожиданным ожесточением: – Во Фламандии клуб был круче.

Марк нагнал его и зашагал рядом, не делая попыток взять за руку, но безмолвно показывая, что очень внимательно слушает.

– Там и город побольше, чем тут, – Риккерт остановился у одной из дверей, кивком показал Марку на пластиковые скамейки возле стены. – Поэтому Эрика и хочет уехать.

Не став на этот раз поправлять Риккерта, Марк послушно уселся на скамью.

– У тебя есть сорок пять минут, – понимающе хмыкнув, сказал Риккерт и скрылся в аудитории.

Эти сорок пять минут Марк провел весело и с пользой. Настолько весело и с такой пользой, что Риккерту далеко не сразу удалось его разбудить: пришлось почти свалить Марка со скамьи на пол, чтобы добиться от него чего-то более вразумительного, чем «у меня выходной».

– В холле есть автомат с напитками, – сочувственно сказал Риккерт, глядя, как Марк трясет головой и пытается разлепить глаза.

Марк взял себе баночку кофе, Риккерту – газировку, и они вдвоем уселись уже снаружи, у фонтана в небольшом скверике, отделяющем вход в здание от парковки.

– Как прошло? – спросил Марк, открывая кофе.

Риккерт повел плечом.

– Детский мат поставил, – с плохо скрываемым торжеством в голосе сказал он. – Мастер считает, что мне уже пора на разряд.

– А ты что?

Риккерт пожал плечами и ничего не ответил.

– У тебя большие успехи, – не найдя, что еще сказать, похвалил его Марк.

Риккерт фыркнул.

– Тут играть особо не с кем. И соревнований почти нет. В соседний город только ехать, но ради меня одного никто не будет заниматься организацией.

– Это так мастер твой говорит? – недоверчиво спросил Марк.

– Нет, – коротко ответил Риккерт и опять замолчал.

Какое-то время они сидели, глядя на струйки воды и попивая свои напитки.

– Марк, – вдруг сказал Риккерт. – А ты в детстве участвовал в каких-нибудь соревнованиях?

– Не довелось, – Марк вздохнул и постучал баночкой о зубы. – У оборотней детство, ну, немного другое.

– Хотел бы я тоже быть оборотнем, – буркнул Риккерт. – Тогда бы она меня не забрала.

– Не она, а твоя мама, – поправил его Марк и снова вздохнул. – Так все плохо?

– Папа думает, что я ничего не слышал. А я слышал прекрасно, как они ругались по телефону. Она... Мама уже билеты взяла. Сказала, что постановление о разводе по почте придет. И что, если понадобится, она придет к нам с полицией. Смешно – к полицейскому с полицией.

– Смешно, – задумчиво согласился Марк. – А ты не хочешь, да?

– Не хочу.

Риккерт встал, по-взрослому смял пустую банку и метким броском отправил ее прямо в урну.

– Поехали, – скомандовал он. – Только следи за дорогой, пожалуйста, мне совсем не хочется потом придумывать тебе алиби.

– Зачем мне алиби? – оторопело спросил Марк.

– Ну как же, – Риккерт посмотрел на него непроницаемыми темными глазами. – Собьешь какого-нибудь велосипедиста. Придется прятать труп. А как его прятать? Жрать придется, как настоящие оборотни делают.

– Я не жру велосипе... – запротестовал Марк. – Сиповело... Бля, какое сложное слово!

– Не ругайся при детях, – веско сказал Риккерт. – И поехали уже. А то ты, может, и не жрешь...

Всю дорогу обратно Марк бурчал о слишком распоясавшейся молодежи. Риккерт в ответ не менее занудно ворчал, что, вообще-то, это Марк должен был за ним следить, а не наоборот. И что раз уж Риккерт достаточно взрослый, чтобы водить за ручку спящих полицейских – обермейстеров, между прочим! – то уж в клуб бы он и самостоятельно мог сходить.

Так, вяло пикируясь, они доехали до децерната.

– И вообще, – сказал Марк, загоняя джип на стоянку. – Старших надо уважать.

Риккерт угукнул.

Марк посмотрел сначала на него – Риккерт сидел очень прямо, глядя сквозь лобовое стекло и сжимая ремень безопасности обеими руками, – потом туда, куда он смотрел.

В курилке возле крыльца маячили две фигуры. Две ладных женских фигуры. Одна принадлежала Элис, а вторая...

Марк, не глядя, дотянулся и потрепал Риккерта по голове с волосами точно такого же рыжеватого отлива, как у второй женщины в курилке.

– Держись, парень, – серьезно сказал Марк.

Риккерт угукнул еще раз.

Эрика не обернулась, пока они не подошли на расстояние нескольких шагов. Из-за ее спины Марку было видно сконфуженное лицо Элис, которая явно очень хотела оказаться где-нибудь подальше отсюда.

– Мам? – нерешительно сказал Риккерт после толчка Марка.

– Иди в машину, – все еще не оборачиваясь, сказала Эрика.

Риккерт набычился и быстро шагнул назад. Марк еле успел удержать его за плечо.

– Поезд через час, – голос Эрики по холодности мог бы соперничать с тоном Свена Кристенсена, будь он неладен. – Твои вещи в багажнике.

– Я не поеду, – негромко, но твердо сказал Риккерт.

Эрика наконец повернулась, одарила Марка пылающим взглядом – полной противоположностью льду в ее словах – и повторила, делая отчетливые паузы между словами:

– Я. Сказала. Иди. В машину.

– Я. Сказал. Я. Не поеду, – эхом отозвался Риккерт, поднимая подбородок и прищуриваясь.

– Эй, парень, полегче, – сказал Марк, сжимая пальцы у Риккерта на плече.

Тот, казалось, и не заметил.

Зато заметила Эрика.

– А тебе лучше бы вовсе молчать, – сказала она, щурясь почти так же, как Риккерт. – Это ж надо было додуматься – таскать ребенка по городу сейчас. В компании с оборотнем!

– Я не ребенок, – подал голос Риккерт, но уже не так уверенно.

Эрика потерла лоб и снова посмотрела на него.

– А где... – начал было Марк.

Задать вопрос полностью ему не позволил хлопок входной двери и мягкий голос Элеоноры Галенкаф:

– Эрика, Риккерт. Мы вас ждем. Чай уже почти остыл. Вы как раз успеете выпить по чашечке до поезда.

Она легко сбежала по ступенькам и приобняла Риккерта, уводя его из-под руки Марка и что-то воркуя на ухо. Мягкой настойчивости Элеоноры сопротивляться не мог никто – даже одиннадцатилетний мальчик, разрывающийся между отцом и матерью. Риккерт еще побурчал недовольно, но в его голосе уже не было той стальной решимости, что еще минуту назад. Как и в Эрике. Она задержалась на секунду, посмотрела на Марка неожиданно больным взглядом и тихо, так, чтобы ее не было слышно с крыльца, сказала:

– Ты же понимаешь.

Марк отвел взгляд и посторонился, пропуская ее.

Элис ничего не спросила, но очень красноречиво перевела взгляд с закрывающейся за Эрикой двери на Марка. Тот чихнул, потер под носом рукавом, вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Элис затушила свою сигарету и, поколебавшись, вытащила из своей пачки еще одну.

– Ты же знаешь, что Бернар – не урожденный оборотень? – спросил Марк, щелкая зажигалкой.

Элис кивнула и потянулась сигаретой к огоньку.

– Риккерт родился до того, как Бернара... – Марк мимолетно и горько усмехнулся. – Покусали. Он на сто процентов человек и оборотнем может стать только так же, как его отец. Вот если у Бернара будет второй ребенок, тот может стать оборотнем. Или ребенок ребенка. Там сложно все.

– Да, я знаю, – сказала Элис и выпустила клуб дыма. – У нас был курс генетики, ммм... unhuman генетики.

Марк рассеянно кивнул.

– И к чему ты это? – поинтересовалась Элис.

Марк наконец подкурил и глубоко затянулся.

– Риккерт – не оборотень, – невнятно сказал он. – Но он пахнет оборотнем. Понимаешь?