Текст книги "Колымский тоннель"

Автор книги: Владимир Шкаликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

это замечать. Он исповедовался, он был себе противен, но теперь язык не хотел ему повиноваться,

как час назад не повиновались ноги. Перед Скиданом сидел хоть и враг, но свой брат мужик, из

своего мира, с ним можно и нужно было поделиться тем, чего не поймет Светлана – хоть и своя, но

женщина.

– Тебе ведь после войны убивать не хотелось? – Скидан даже не спросил, а потребовал от

Краснова подтверждения этой мысли.

– Мне и на войне не хотелось убивать, – процедил Краснов брезгливо. – Это вам было

удовольствие. Особенно безоружных. "Врагов народа". И их детей... С-суки...

– Кто убивал детей? – Скидан почувствовал, что надо возмутиться.

– Не надо! – Краснов отмахнулся пистолетом. – Вы начали с царской семьи, а потом вошли во

вкус, людоеды. Скажешь, не было статьи, чтобы расстреливать с 12-летнего возраста?

– Врагов советской власти... – начал Скидан.

– Не надо, говорю! – Пистолет погрозил ему черным глазом. – Грош цена такой власти, которая

боится детей! Вообще грош цена власти, которая боится собственного народа. Враги народа – это

вы, и не надо! Понял?

– Я не убивал детей, – сказал Скидан.

– Да ты вообще никого не убивал! – Краснов оскалился в страшной улыбке. – Убитые не могут

быть свидетелями. Разве что я... Только судить тебя некому. Разве что мне самому...

– Я к тому сказал о фронте, – решился перебить Скидан, – что для меня ТАМ был фронт и долг,

а здесь – все другое. Это ДРУГОЙ мир, пойми ты!

– Ну еще бы! – Краснов согласился охотно. – Там все рабы, а тут – все свободные. Уже и некого

убивать. Но ведь если тебе кто-нибудь прикажет, ты быстро найдешь. Ты вон уже и сам искал... Ну,

ладно, – он вдруг резко сменил тон, – хватит философии. Мне нужны сведения, и ты мне их дашь.

Этого Скидан не ожидал, хотя только этого он и хотел: втолковать полупомешанному человеку,

что здесь не Советский Союз, не Россия, не Магаданская область и даже какой-то не 1950-й год.

– Спрашивай, – сказал он звонко.

– Ишь, ты, – оценил Краснов. – Ну, посмотрим, что тебе разрешили...

И он спросил, почему все же его, беглого зека, не вернули в лагерь. Власть, что ли,

переменилась? Можно считать, что так, ответил Скидан. А если без допущений? Без допущений

придется повторить, что здесь другая страна, другое общество, где только... два человека знают, что 44

такое НКВД. Эти люди – Скидан и Краснов. А почему энкэвэдэшник Краснов стал вдруг Скиданом?

Нет НКВД, нет и энкэвэдэшников, ответил Скидан.

– Следы заметаешь, – заключил Краснов. – Значит, рыло сильно в пуху.

– Нет больше Краснова, – резко сказал Скидан.

– Тебя, – ответил Краснов. – А мне прятать нечего. Мои руки только в немецкой крови, но там не

я начал.

Потом был вопрос о жизни в Магадане: такова ли она, как показывают в кино? При этом Краснов

указал стволом на свой терминал. Тут же встал, включил одну из информационных программ,

вернулся на диван, а Скидана вместе с креслом развернул так, чтобы он тоже видел экран. При этом

бывший начальник лагеря оказался боком и бывшему зеку, в еще более невыгодном для себя

положении. Надежда на прыжок исчезла полностью.

– Что это? – спросил Краснов.

– Прибавь громкость, – предложил Скидан.

– Да нет, мне интересно, что ты скажешь.

Бедный капитан Краснов считал себя такой важной персоной, что верил, будто для него одного

станут сочинять и транслировать восемнадцать программ элевидения.

Был включен канал транспорта и связи. Только что исчезла с экрана какая-то электросхема, и

появился треугольник с самолетным килем, под которым изрыгали огонь две дыры. Это сооружение

было какой-то смесью самолета и воздушного змея, но летало, судя по его тени на облаках, очень

быстро. Вперед выступал пикообразный нос с двумя маленькими, совсем крохотными крылышками,

– Это "Кальмар", – узнал Скидан. – Новый для них летательный аппарат.

– Ракетный, что ли?

– Нет. Он сквозного действия. Всасывает воздух, а выбрасывает продукты горения. Принцип

головоногого моллюска. Есть поменьше – "Каракатица" и "Осьминог". Теперь вот это чудовище.

Только больше трех штук им построить не дадут. А то и вовсе запретят.

– Почему?

–Да ты что, сам не видишь? Он же грязный! От него копоти, как от вулкана. Мы так все

задохнемся... Бывают, конечно, крайние случаи, когда надо срочно через океан – врача или еще

какого-то специалиста. Но зачем такая махина? Говорят: а вдруг пожар, катастрофа, придется везти

спасателей. А большинство считает, что – не будет сверхмашин, не будет и катастроф. Не нужен

этот гигантизм.

– В других странах будут, а у нас не будет? Они же настроят бомбардировщиков, десантных...

– Оружия нету, Краснов! Нету совсем! Ну почему ты не веришь?

– Да потому что ты врешь! Ты в больницу пришел с пистолетом, а хочешь, чтобы я поверил...

Скидан с первой минуты жалел, что взял с собой пистолет. В отчаянии он предложил:

– Пойдем вместе на улицу, спросишь первого встречного! Пойдем куда угодно – хоть в порт, хоть

в учебню, хоть в Минспрос: увидишь все сам, потрогаешь...

– А пистолет тебе вернуть, – подхватил Краснов. – Кстати, как здешняя Лубянка называется?

Минспрос?

– Минспрос, – объяснял Скидан уже почти без надежды, – это единственное здесь

министерство. Министерство спроса.

Скидан остановился, уверенный, что сейчас его перебьют, выжидательно посмотрел на

Краснова. Но тот молча кивнул, чтобы продолжал, и в глазах его, которые глядели все так же

прицельно, не было насмешки. В них было любопытство.

– Пистолет можешь себе оставить, – Скидану впервые за разговор показалось, что инициатива –

у него. – Только стрелять не надо.

– Это мое дело, – жестко перебил Краснов. – О Минспросе давай. Подробно. Как там

допрашивают?

– Хорошо, – Скидан покорно кивнул. – Только сначала немного о власти, а то опять не

поверишь. Дело в том, что государства, как у нас, тут нет. Лабирия – не государство. Это просто

название местности. Власти, как у нас, тоже нет. Вот у нас в Союзе была одна партия. В других

странах – по нескольку партий, которые борются между собой. А здесь – профсоветы. Совет

лекарей, совет химиков, совет футурографов, совет энергетиков...

– Совет тюремщиков, – подсказал Краснов.

– Тюремщиков тут нет. Если кто-то убивает случайно, его не судят и не садят: считается, что это

убийство будет и так мучить его всю жизнь. А кто убил нарочно, того признают больным и помещают

в соответствующую лечебню. Остров Скорби – лечебня для убийц. Но мы отвлеклись от власти. Есть

местные профсоветы, они занимаются вопросами своего производства, жильем (каждая профессия

живет в своем доме – так удобнее)... Сами себя благоустраивают, свои профессиональные

библиотеки, свои спортивные сооружения... Транспорт – общий. Его обслуживают транспортники.

Машины без колес, на воздушном экране – ты видел ... в кино? Вождение безопасное, водить может

каждый. Выше нормы разрешено летать только "скорой помощи" и, иногда, связистам. Для детей

отведен особый, учебный район города. Называется – Городок. Они в основном там и живут, им 45

нравится, потому что сами себе хозяева, только с учителями. Но кто хочет, ночуют с родителями, а

днем – туда, на учебу... Но я опять отвлекся. Общий Совет – это представители всех профсоветов.

Решают, понятно, общие для всех проблемы. Общие законы, общие сооружения, общие реформы –

скажем, в воспитании детей...

– А образование? – Краснов смотрел с сомнением, но больше – с интересом.

– До двенадцати лет дети получают общее образование в Городке, а потом их учат на тех

производствах, которые они себе выбирают. Что-то вроде наших ФЗУ***, только у каждого свой

мастер. Чаще всего – кто-то из родных.

***(ФЗУ – фабрично-заводское училище.)

– Как же они выбирают профессию?

– Да на старших глядя. Или, вон, по элевизору, – Скидан кивнул на экран, где бесшумно

рассекал морские волны огромный корабль с толстыми высокими цилиндрами вместо мачт, которые

медленно вращались и, похоже, выполняли роль парусов. Все игры у них – профессиональные:

"Юный механик", "Юный воспитатель", " Юный энергетик", "Юный биолог". Каждый может завести

целую лабораторию или мастерскую. Причем все бесплатно, за счет Общего фонда. А в Городке

есть, конечно, детский Центр Мастеров.

– А если им побродить захочется? Ну, нет охоты учиться...

– Любой взрослый это пресечет. Так воспитаны. Да и какой смысл просто бродить, если можно

целый день заниматься в спортгородке? Там есть все. Кроме пулевой стрельбы. Ты вот не веришь, а

пистолет мой – один на всю Лабирию. Я его с собой принес. ОТТУДА.

– Это потом. О Минспросе давай.

– Ну, уже можно и о Минспросе. Не знаю, почему называют министерством – там ни одного

министра нет. У них со словами порой много неясного. А занимается Минспрос сбором информации.

Там работает восемь тысяч человек, у них богатая аппаратура, и они знают все. Вот тебе нужен

пистолет, ты с ними связываешься и спрашиваешь: "Где взять?" Они отвечают: "Такого нигде не

делают, запрещено". Тогда ты говоришь: "Я хочу рубить и продавать дрова". Они отвечают: "Лес

валить запрещено, дрова никому не нужны, потому отопление кругом электрическое". Только сначала

спросят, что такое дрова... Тогда ты говоришь: "А чем мне заняться, чтоб было всем нужно?" Вот что

ты умеешь?

– Я до войны был кузнецом, – Краснов ясно улыбнулся интересной игре. Совсем он стал не

страшен.

– Только не пугайся, – Скидан усмехнулся, – здесь кузнец называется стукачом. Ты им

говоришь: "Я – стукач". Они уточняют: "Профиль?" Ты говоришь, допустим: "Могу стукнуть розу из

железа".

– Могу! – подтвердил Краснов.

– Тогда они предлагают тебе связаться с профсоветом металлистов, там всегда нужны

модельщики и ремонтники... А если, допустим, ты – Старшина Совета лесников и сообщаешь, что в

будущем году санитарные рубки дадут тысячу стволов лиственницы и десять тысяч стволов березы,

они берут это на учет и уточняют, сколько вы переработаете своими силами, а сколько можно

заявлять на обмен. Обмен они организуют так, что бревна получат мебельщики, строители, Городок,

хвою с ветками получат химики, а ты получишь за свой товар машины, одежду, продукты – все, что

тебе нужно. А если ничего не нужно, твой Совет получит кредит, то есть общество станет вашим

должником и выполнит любую вашу заявку по мере надобности.

– Без денег, что ли?

– Денег нет. Между Советами – кредит, а для граждан все даром.

– Ясно, – перебил Краснов. – Это очень здорово, но я не верю. Полгода назад здесь все делали

рабы, а теперь уже коммунизм?

– Они не знают этого слова, – сообщил Скидан. – ОНИ, понимаешь? Ты хоть помнишь, как в

тоннель попал, как вышел?

Краснов нахмурился и поиграл пистолетом.

– Как вошел, как вышел – это мое дело. Не ты меня взял, не тебе и допрашивать.

–Так я тебе сам скажу…

– Ну, вот что, – разведчик поднялся и отошел к окну. – Давай вставай и уходи.

Скидан поднялся, охотно пошел к двери.

– Я тебе не верю, – продолжал Краснов. – Но то, что ты наплел, – обдумаю. Если хочешь,

можешь зайти дня через два. Но учти: никого с собой не приводить. Обманешь – первая пуля твоя.

Живым не возьмете, это я вам обещаю...

Когда за спиной лязгнула задвижка, Скидан облегченно вздохнул и отправился к Виктору

Первому. Лекарь ждал его и волновался.

– Я приду через два-три дня, – сказал Свидан.

– Мнения пока нет?

– Пока нет. Но надежда – определенно. Кстати, ему разрешено отсюда выходить?

– Разумеется! Он абсолютно безопасен. Но выходить боится.46

– Ничего в режиме не меняйте, – попросил Скидан. – Только, если ты согласен, пусть ему

поставят полный терминал. И пусть научат отвечать на вызов.

– О, превосходно! – Виктор даже обнял Скидана за плечи. – Завтра же!

4. Любимая женщина.

Светланы дома не было. Скидан нашел ее по терминалу в Городке. Она разулыбалась во весь

экран и сказала, что работа скоро заканчивается, и, если Вася хочет за ней приехать...

– Уже еду, – ответил Скидан и отправился в Городок. Он не был в Городке ни разу, поэтому,

когда рассказывал о нем Краснову, чувствовал себя не в своей тарелке. Самое время посмотреть.

Скидан не спеша летел у самого борта дороги и думал о Краснове, о себе и вообще обо всем

сразу.

Если сравнивать их троих, то в наихудшем положении, конечно, разведчик. Похоже, он

действительно слегка тронулся умом. Скидан думал о нем сначала с укором, потом – с жалостью.

После этого жалость возникла и к себе. Чего достиг за полгода? Сокрушительная неудача плюс сам

чуть не свихнулся. Дальше – неизвестность. Вообще, у него такое ощущение, что здесь уже нечего

совершенствовать. Сытнее есть – некуда, лучше одеваться – не надо, быстрее ездить – незачем,

теплее спать – жарко будет. А больше им нечего хотеть. И они – не хотят... Или он ошибается? Да

нет, они хотят, конечно. Они повышают надежность, понижают энергоемкость, увеличивают

оборачиваемость материалов и глубину переработки, совершенствуют связь и воспитание детей.

Еще выдумывают моды. Еще музицируют... Но они не соревнуются! Двигатель прогресса –

соревнование, а им – не надо! Спортом занимаются повально, а рекордов – нет. Даже "не

рекомендовано". Художественная литература – "не рекомендовано": Скидан пытался хвалить

Краснову это общество, но не смог. И Краснов, конечно, это уловил... А что здесь хвалить? Если эта

бесцветная, уравновешенная, сытая жизнь и есть хваленый коммунизм, то на дух не надо! Маркс

писал, что жизнь – это борьба. Энгельс писал, что жизнь – способ существования белковых тел.

Здесь, в Лабирии, живут по Энгельсу. Не живут, а существуют. "Природосообразно". Светка очень

рада быть белковым телом, она купается в здешнем бытии, ей нравится, КАК оно определяет ее

сознание. А Скидан привык бороться. Он не желает быть размножающейся протоплазмой или как ее

там... Он солдат, наконец. Он вот только что смотрел в лицо смерти, разговаривал с врагом. Было

жутко, но это была жизнь. А тут даже на охоту не сходишь – "категорически не рекомендовано",

"убийство хищника – только в порядке самообороны". Кстати, весна ведь. Зверье в лесу голодное.

Махнуть бы в тайну да оборониться от какого-нибудь мишки... Так ведь нужен повод. Для чего

психиатру-футурографу тащиться в тайгу? Для отдыха? Отдыхай себе в безопасных парках, в

бассейнах. В море вон ныряй – на рыбу охота с арбалетом не запрещена...

– Черт бы вас побрал! – сказал Скидан всему этому обществу и, в частности, тому водителю, а

чью машину он только что врезался. Этот тип начал тормозить у борта, чтобы кого-то высадить, а

Скидан задумался и не заметил.

Объезжая этого типа, Скидан помахал ему рукой, а тип, довольно, кстати, симпатичный старичок,

опустил стекло и со смехом крикнул: "Ничего, хозяин, скоро будем ездить с радарами!" Скидан не

понял, но кивнул и полетел дальше. Поставят какие-нибудь пружины, чтоб мягче ударяться...

Вот Светка, думал он дальше, Светка в этой среде – как рыба в воде. Она не охотится, на нее не

охотятся – ей и хорошо. Ничего не преподает, а просто присматривает за малышами да

контрабандой прививает им интерес к истории, то есть, тьфу, к староверству. И просит дорогого Васю

сделать ей ребеночка. А у Васи что-то не получается. А она все просит. И начинает он опасаться, не

пошла бы налево... Впрочем, здесь это в порядке вещей. "Каждый свободен в любви, всякое насилие

в выборе близкого не рекомендовано". Лицемеры! Не хватает мужества написать в Законе прямо:

"Запрещено". Нет же, "не рекомендовано". А строчкой ниже: "Злостный нарушитель, покусившийся на

свободу выбора вторично, подвергается пассивному одиночному заключению на месяц". То есть,

грубо говоря, здесь за изнасилование можно получить всего месяц вместо нашей десятки. Правда, за

повторение признают психом и посадят пожизненно: занимайся онанизмом, пока совсем не

чокнешься...

На этой печальной мысли он и прибыл в Городок.

Светлана говорила, что будет на автодроме. Он нашел автодром без труда: там сходились все

дороги извне, там же была стоянка. А передвигаться по Городку полагалось только пешком. Лучше –

бегом, как в Минспросе.

Но передвигаться никуда не пришлось. На дальнем краю автодрома выпускники Лекарского

училища упражнялись в экстренных, высотных полетах, а рядом со стоянкой, на широкой

огороженной площади, малыши лет по восьми с восторгом носились во всех направлениях, азартно

стараясь врезаться друг в друга, но – ни одного столкновения.

Пока Скидан удивлялся их мастерству, подбежала Светлана, без стеснения крепко поцеловала в

губы, прижавшись к нему всем телом, после чего сообщила:

– Видал?! Машины с радарами! Новинка! И захочешь – не врежешься!

– Опять радары... Что за радары?47

– А черт их знает, Васенька. Они перед собой лучом щупают и от всякого препятствия сами

отворачивают. Я пробовала: ни за что не врежешься! Заме-ча-тель-но! Смотри, как деткам нравится!

Не могут загнать домой, ужин пропустили. Гоняют – и все тут!

В общем свисте и шуме она хохотала, как девчонка, и была хороша.

– Вася! Давай вместе их загоним!

Она спрыгнула с борта на площадку и побежала прямо в гущу машин. Скидан даже подумал:

"Под колеса!" И бросился следом, тоже скрестив руки над головой.

Озорные мордашки в кабинах потускнели, машины постепенно перестали метаться и осели

вдоль бортов.

Разгоряченные пигалицы-восьмилетки облепили Светлану, громко восхищаясь и выпрашивая

тренировку на завтра. Пацаны обступили Скидана и начали расспрашивать об устройстве радара.

– Сам не знаю, – признавался Скидан. – Вы же все новое первыми получаете. Я-то думал, у вас

спрошу...

По пихтовой аллейке дошли до жилого корпуса и передали всю компанию ночным воспитателям,

совсем молодым парню и девушке.

– Только что окончили Педагогическое училище, – объяснила потом Светлана.

Двух девочек они взяли с собой: у каждой в семье было по младенцу, им хотелось понянчиться.

– Хозяечки, – спрашивал по дороге Скидан, – по скольку же лет вашим младенцам?

У одной оказался годовалый братец, у другой – сестренка полутора лет, и обе друг другу

завидовали, но на предложение Скидана поменяться ответили решительным отказом. Одна из них

все просила Скидана "дать порулить", но Светлана запретила:

– Детям до 12 лет на трассах не положено!

Одну малышку высадили у пирамиды Лекарей, другую – в квартале Металлистов. Едва остались

одни, Светка прильнула к нему, мешая вести машину, а дома немедленно заперла дверь и сразу

распоясалась. На вызовы терминала отвечала новыми взрывами страсти и стонами, на стук в дверь

замерла, округлив глаза в притворном ужасе, после чего впилась в Скидана с новой силой. Наконец

спросила, едва дыша:

– Есть, поди, хочешь?

– Еще бы.

Со счастливым стоном встала, что-то нашла, согрела, поставила на поднос, принесла к

изголовью, разбудила и села рядом, едва прикрытая, розовая и счастливая, волосы – по плечам.

Жизнь в Лабирии явно шла ей впрок. Скидан сказал это вслух.

– Не хватает только собственных детей, – был ответ. – Очень хочу, Вася.

Скидан молча стал есть, потом спохватился:

– А ты?

– Любовью сыта.

Она смотрела и ждала ответа.

–Сделаем, – пообещал, жуя, Скидан. – Получше корми, наделаем целую артель.

Она смотрела и ждала.

– Ну все, все, – уверил Скидан, – никуда больше не поеду, пока не выполню.

– Ой-й-й-й, – Скидана повалили и расцеловали. – Выпить бы по такому радостному случаю, Вас-

с-ся! Да вот нечего...

– И закурить бы, – Скидан вздохнул.

– Ага-а-а! А вот это можно!

Она вскочила, извлекла откуда-то мятую прачку "Беломора" и при этом сообщила, что Ольга

Селянина, с которой они в день приезда поменялись куртками, увидела ее по терминалу у себя в

Оротукане и выслала содержимое карманов на Городок. Ольга не поняла, для чего нужна эта

"бумажная штука" /в пачке оставалась всего одна папироса/, и зачем эти "медные штучки". На

раскрытой ладони Скидану подали три пистолетных патрона. Скидан усмехнулся: будь у него ТТ, они

бы, может быть, еще пригодились, а так – разве что Краснову отнести... Однако он забрал патроны,

положил их в тумбочку и отправился на кухню. Дождался тем, пока раскалится электрическая плита,

с наслаждением закурил и вернулся к любимой женщине совершенно счастливый.

Светлана не увидела мужского счастья. Она спала и улыбалась. Она была красива.

Скидан курил и смотрел на нее. За полгода он совсем отвык от дыма, голова кружилась, и мысли

в ней вели себя соответственно.

Он думал, что вот связался в глуши со стервой чужой женой, а теперь она уже его жена, но все

равно стерва, хоть и воспитывает детей. Как ей только доверяют? Надо ведь себя проявить, чтобы к

детям допустили. На Светкино счастье, никаких дипломов здесь не выдают и не требуют. Беседуют с

тобой, показывают детям и – делают вывод... футурограф-педагог. Ишь! Придумала игротеку. До нее

детские игры передавались от человека к человеку. И не только игры. Сказки тоже. Разные истории.

Песенки, фольклор. Ничего не записывается, все пущено на самотек. Принципиально.

Природосообразно. Светкино предложение выпускать книги сказок для детей было провалено

удручающим большинством минусов. Оппоненты уверенно заявили, что лучшие сказки никогда не 48

забудутся, другие в устном пересказе изменятся необходимо времени, третьи отомрут, и это тоже

будет естественно. А что естественно, то не безобразно. Вот игротека коллеги Корко – это

небесполезно, ибо иногда незаслуженно забываются весьма нужные и занимательные игры. В этом

смысле игротека – прекрасный противовес моде. Не худо бы ввести этот противовес во все сферы

жизни, подверженные влиянию моды. Быстренько откликнулись обувщики, швейники, мебельщики –

были выпущены Своды Мод по этим трем отраслям. Готовится такой Свод по посуде. Светку ценит

общество, она своя у староверов, потому что ее "изобретения" – реальные шаги к возрождению

Истории.

Но все это не мешает ей быть любвеобильной стервой...

Запел вызов на терминале, и Скидан машинально включил экран.

– Наконец-то! – Виктор Первый выглядел встревоженным. Он раскрыл было рот, чтобы

сообщить важное, но всмотрелся в Скидана и ненадолго онемел. Потом вскричал: – Василий! Что ты

делаешь?! Ты задохнешься, ты обожжешь легкие – это медленная, мучительная гибель!

Ах, да! Скидан предстал перед лабирийцем, да еще лекарем, в таком чудовищном виде – с

огнем и дымом во рту... Он последний раз затянулся и погасил окурок слюной. Лекарю объяснил:

– Ничего не поделаешь, коллега. Эксперимент на себе... Как там наш больной?

Виктор уважительно покачал головой, вздохнул и сказал:

– Интенсивно трудишься. Даже дома. Завидую.

– Свое надо взять, – Скидан очень к месту вспомнил полублатное картежное выраженьице.

Пообещал: – Твое не уйдет, – и вернул к делу: – Что случилось? – Тут же вспомнил, что Светлане

лучше ничего о Краснове не знать, и не дал Виктору начать: – Может, давай я сейчас приеду?

– Ни в коем случае! – Виктор великолепно испугался. – После такого эксперимента ты не

имеешь права активно двигаться. Прошу тебя, хотя бы двое суток покоя... Я просто хотел спросить:

эту черную штуку ты оставил нашему больному нарочно или забыл?

Целый водопад ледяной воды обрушился на Скидана и схлынул, оставив его с ясной, готовой к

бою головой... Когда-то, еще ТАМ, Скидан подсказал спасительный ход одному бесконечно

уважаемому им человеку, который безнадежно гремел по 58-й. Но попался. И человека не спас, и

сам начал гореть. Тогда тоже был этот ледяной водопад, и голова тоже включилась на всю мощь, и

собственное спасение было найдено: загремел только на эту безнадежную лагерную должность...

Теперь, хоть и в несравнимо меньшей опасности, Скидан тоже среагировал мгновенно. Он понял, что

в комнате Краснова есть наблюдательная аппаратура, но почему-то о подробностях передачи

пистолета Виктору неизвестно. Поэтому ответ его о "черной штуке" был провокационным и выдан

подходящим тоном, со смешком:

– Надо было внимательно смотреть нашу встречу.

– Обижаешь, коллега, – Виктор смущенно нахмурился и покраснел. – Ты ведь просил: первая

встреча – только вы двое. Я обещал. Как можно?

О прекрасное лабирийское простодушие, как не хватало тебя ТАМ!

– Да я пошутил, – сказал Скидан безотказно – грубым мужским тоном. – Не обижайся... Этот

инструмент я привез с Острова Скорби. Когда пришлось к слову, он попросил посмотреть. Говорит,

что где-то уже встречал такие. Я показал. Он попросил оставить до следующей встречи. Я подумал:

может быть, он вспомнит что-нибудь ключевое...

– Это не опасный инструмент? – спросил Виктор озабоченно.

Скидан подумал, что в руках профессионала оружие либо абсолютно опасно либо абсолютно

безвредно, и уверенно ответил:

– Можешь не беспокоиться. Безвреднее ножа.

– О, ты видел его нож! – Виктор оживился. – Он сам его стукнул! Он им даже бреется! Он тебе и

доску показывал?

– Нет.

– У него под диваном доска. Он мечет в нее нож. Результаты поразительные. Превосходная

игра, у нас вся лечебня заразилась: все хвастают друг перед другом ножами, у всех по углам вот

такие доски...

Виктор извлек откуда-то метровый обрезок толстой доски, истыканный ножом.

– В дверь забивается гвоздь, доска вешается вот на эту дырочку – и можно метать. Но промахов

много, все двери истыканы – смех и грех!

Интересно, подумал Скидан, во что вы при таком раскладе будете стрелять из пистолетов? Надо

любой ценой отобрать у него пушку.

– Терминал завтра будет? – спросил Скидан.

– Уже меняем, – похвалился Виктор. – Завтра утром можешь с ним связаться. Запиши код.

Скидан записал код Красновского терминала, поблагодарил, и они простились, то есть, по-

здешнему, поздоровались.

Едва отключившись, Скидану пришлось тут же отвечать на новый вызов. Ганс интересовался,

придет ли он завтра на митинг, уточнял время. Привет Светлане.

– Аригато, – раздался вялый Светкин голос. – Ему тоже.49

Ганс отключился.

– А с кем ты еще разговаривал?

– С одним коллегой, – Скидан усмехнулся. – Я ведь теперь психиатр.

– Это хорошо, – промурлыкала, – только займись серьезно.

Скидан рассердился: еще не хватало ему женских поучений.

– Детей своих воспитывай, – сказал он грубо.

– А у меня, Васенька, своих еще нет.

Закинула голые руки за голову, искусительно потянулась.

– Вас-ся, ты еще есть хочешь?

– Нет пока.

– А я хочу, – протянула к нему руки. – Иди скорее.

Вот же стерва, подумал Скидан, погружаясь в объятия страсти.

5. История – не ругательство?

Рано утром Светлана наскоро привела в порядок волосы, нарядилась в строгое до пояса и села к

терминалу. Связалась с Городком и попросила молодых коллег вместо нее присмотреть за детками

на автодроме: ей надо подготовиться к митингу – там ее вопрос. Молодые коллеги, еще лохматые со

сна, поблагодарили за побудку и радостно приняли просьбу: они и сами не прочь порулить на новой

технике.

–Тебе не нагорит? – спросил Скидан, когда она вернулась в постель.

– Да что ты! Повозиться с малышами всегда полно желающих. У нас это приветствуется: чем

больше разнообразия, тем полезнее.

– Все у ВАС – только о пользе...

– Не ворчи! Я вот без тебя полнеть начинаю, а это вредно... Вас-с-ся...

Эта стерва змеей вилась вокруг него, она вся горела, глаза ее меняли цвет, ее ногти

прикалывали ему кожу на лопатках, ее безупречные зубы причиняли ему боль – и все это

называлось подготовкой к митингу...

– О-о-о, Васенька... Есть хочешь?

– Да уже не осталось, поди, ничего.

– Е-е-есть... Там, в другом холодильнике... Хочешь музычку?

Включила, ушла на кухню, погремела, вернулась с подносом, разбудила, накормила.

– Вас-с-ся... Сколько там еще до митинга?.. 0, еще целая вечность...

Подготовку к митингу прервал будильник.

– Ну, все, уже пять часов. Вася, встаем!.. Ой, совсем от любви голос пропал.

– М-м, пять? – Скидан, не открывая глаз, вычислял вслух.– Это по-нашему шесть, то есть

восемнадцать... Шесть вечера... Нам же к семи, то есть... по-ихнему... Зачем разбудила?

– Ну Вася… Ну научись ты их часам..

– Да катись они...

– Ну Вася, нам осталось чуть больше двадцати минут.

– М-м-м... Это по ихним. А наших – целый час. Дай поспать.

Она знала, что он собирается мгновенно, поэтому больше будить не стала. Но и болтовню свою

не прекратила.

– Ты знаешь, Вася, мне сегодня ни-че-го не снилось. Как мертвая.

Скидан посапывал.

– А вообще мне здесь часто снятся сны. Знаешь, какие?

Скидан спал.

– Самые разные. Просто удивительно. ТАМ я не видела снов. Заботой засыпала, заботой

просыпалась. И во сне – забота.

Вот понимаешь, не какая-то определенная забота, а забота ВООБЩЕ. И людей тамошних

вспоминаю – у всех забота на лице. А здесь – ты обратил, какие лица?

Скидан спал.

– Ты знаешь, ТАМ я эту заботу не замечала, только теперь и вспоминается, в сравнении, потому

что здесь лица другие.

Она ушла в ванную и появилась с мокрым лицом, но вытираться не стала.

– Смотри: если умываться холодной водой и не вытираться, то никаких кремов не надо. Насчет

этого ТАМ были идеальные условия...

Скидан спал, приоткрыв рот и уронив руку на пол.

– Так вот, о лицах. Я бы не сказала, что они Тут вообще беззаботные, но... Работа ума не та,

понимаешь? ТАМ была забота – что найти, чего не упустить, а ТУТ – мысль... Нет, не

формулируется. Ты сам не обращал внимания?

Скидан всхрапнул и повернулся набок.

– Да, ты ведь в основном на Острове был, там другое, наверно. Но ты присмотрись... А вот сны у

меня тут просто удивительные... Я их записываю. Только зря стараюсь. Все равно художественные 50

книжки здесь не издают. А получилась бы настоящая художественная книга. С разными главами. Про

ту нашу жизнь. Только фантастическая… И тот разведчик мне снился, которого Кешка поймал. Он за

мной гонялся с ножом и требовал, чтобы выдала тебя. А я не выдала, слышишь?

Скидан сел на постели.

– С каким ножом!? Нарисуй.

– А-а, испугался, аж проснулся! Я все придумала.

– Врешь! Нарисуй-ка нож!

– Ишь, даже в рифму заговорил...

Налетела, повалила, потискала, вскочила, схватила бумагу и стило, стала быстро рисовать.

Скидан поднялся, заглянул через плечо – она рисовала человеческую фигуру. Он отправился в

ванную – умыться и подравнять бороду. А когда вернулся, на бумаге был очень похожий портрет

ТОГО САМОГО Краснова, которого Скидан видел только вчера. В той самой одежде и с тем самым

ножом.

– Вась, а зачем тебе про нож?

– Ты здорово рисуешь. Я и не знал.

– Вась, я очень талантливая, – она серьезно улыбнулась. – У нас будут дети, умные и красивые,

как я. И мужественные, как ты... Скажи про нож.

– Что сказать?

– Не хочешь... Ну, как хочешь. Одевайся, нам пора.

Она обиделась. Он не хотел, чтоб это было. И сказал первое, что пришло:

– Я еще сам не понял. Подумаю, после митинга скажу. Ладно?

Обнял сзади. Она прижалась к нему спиной, откинула голову на плечо, прошептала:

– Я – тебя – люблю. Можешь ничего не говорить, – И вдруг, страшным шепотом: – Я во сне про