Текст книги "Колымский тоннель"

Автор книги: Владимир Шкаликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Подумаем, – сказала Светлана, – стоит ли голову ломать.23

Лимузин уже тормозил у гигантской стеклянной пирамиды.

– Мы живем здесь, – представил Такэси.

Оставили машину свободной, потому что перед домом всегда их полно, только подключили к

кабелю, который Иван вытащил прямо из стены. И поехали вверх на почти таком же эскалаторе,

какой возил Краснова в московском метро. Лента ступенек шла вдоль ребра пирамиды до самой

вершины. Ей навстречу вниз текла другая. Такэси объяснил, что в доме четыре пассажирских входа

по углам и четыре к ним эскалатора. И еще есть два въезда посередине, которые ведут низом в

центр пирамиды, к мощному грузовому лифту.

Пока объяснял, уже приехали, не успев насмотреться на окрестности сквозь стеклянную стену.

Прошли по коридору в глубь здания. Такэси толкнул дверь с номером "137".

– Мое жилье.

– Почему не запираешь? – Светлана осмотрела дверь. – Вообще нет замка!

– Это ведь не машина – Такэси рассмеялся, – на ходу не откроется.

– Кстати о машине, – вспомнил Краснов. – На сколько километров хватает полной заправки?

– Полной зарядки? – Иван вежливо поправил, будто переспрашивая. – Эта машина – городского

типа, энергия всегда под рукой. Полная зарядка – на пятьсот километров. За три часа – полное

восстановление. Пока спишь – машина готова.

– А если проспишь? Не перегорит?

Иван засмеялся.

– Она сама отключится, когда надо.

Пока они таким образом беседовали, усевшись прямо на ковер, Ганс зашумел посудой и водой

на кухне, а Такэси увел Светлану в ванную комнату.

Посидев минуту, Краснов отогнул край толстого ковра и потрогал пол.

– Точно, греет! Весь пол греет! Паровые трубы?

– Кошмар! – Иван удивился. – Зачем?

Он сильно отвалил ковер и показал:

– Видишь, весь пол из панелей. Панели нагреваются электричеством. Устройство не буду

объяснять: если займешься этим, сам узнаешь, а не займешься – нечего голову забивать. Перестала

греть панель – меняем, и все дела.

– Сами?

– Зачем? Специалисты в доме есть. У них склад, все инструменты... Вон там, у двери, домовая

связь. Нажимаешь, говоришь, что надо, приходит домовой и все делает.

– Домовой?

– Хорошее название, правда? Емкое. Одно для всех, а специальности разные – по воде, по

электричеству, по отделке, по мебели... Раньше их называли монтерами, но наскучило. Теперь –

домовые.

Краснов понял, что с нечистой силой Иван либо не знаком, либо знает для нее другие названия,

поэтому молча кивнул. Потом сделал замечание:

– Не экономите электричество.

Иван насмешливо сощурился, но тут подошел Такэси и с ходу спросил, опускаясь рядом:

– А как ты себе это представляешь?

– А вот как, – Краснов уже собрал в систему свои наблюдения. – Вы гоняете эскалатор круглые

сутки, а можно точно рассчитать, когда люди идут массой на службу, со службы – тогда и включать.

Одиночки – так добегут. Вагон гоняете тоже круглые сутки на тысячи километров, а возит он – всего

никого. Можно сделать раз в сутки, зато будет полная нагрузка, а энергия сэкономится... Дальше...

– Погоди, – Такэси поднял руку, – уже ясно. Я не буду тебе доказывать, что это некомфортно и

отнимает на бездарное ожидание часть жизни, – это лежит на поверхности. Но я хотел бы знать,

куда ты соберешь и как сохранишь сэкономленную энергию. И ветряки, и генераторы на реках, и

морские электростанции, и электроустановки утилизаторов – они ведь крутятся круглосуточно. Если

энергию не использовать, она пропадает...

Такэси смотрел серьезно и вопросительно. Краснов растерялся. В самом деле, экономия того

электричества, которое дает лагерный дизель-генератор, – это ясно: как только рассвело, вырубай

движок, чтоб солярка зря не горела, ибо ее возят аж из Магадана, с танкеров и сухогрузов. А здесь?..

Пока он думал, Такэси все понял и продолжал:

– Для нас емкость аккумуляторных батарей – одна из главных тормозящих проблем. Энергию

запасать некуда. Экономить ее сейчас – все равно что останавливать ветер и реку, выключать

солнце, потому что есть еще солнечные генераторы, отменять приливы и отливы. – Он прислушался

к плеску и счастливым стонам в ванной.– Ты еще предложи воду экономить! Но какой смысл? Гонит

ее та же электроэнергия. Из канализации – на станцию очистки, оттуда – в море. По пути к морю река

заглядывает к нам. Где проблема? Можешь на стоках поставить генераторы. Но это не экономия, это

добавка. Вот и все.

– Ладно, – сдался Краснов, – пока уговорили. Но вот как вы за весь этот комфорт

рассчитываетесь? За квартиру, за воду, за свет, за отопление, за транспорт?24

Такэси с Гансом переглянулись.

– Объясни, – сказал Такэси, – с кем и как надо рассчитываться?

Они не понимали! То ли нет денег, то ли оно здесь называется как-то иначе. И делается иначе.

Но быть – должно.

– Вот пример, – Краснов нашел самое наглядное. – Сейчас мы поедем в магазин... Или как у вас

называется – где одежда, обувь, все такое?

– Рынок, – сообщил Такэси. – Все, чего нет в доме, берем в рынке.

– Хорошо! – Краснов обрадовался знакомому слову, хотя и не был уверен, что по значению оно

подходит полностью. – Вы идете на ры..., то есть в рынок и берете себе одежду. А взамен что вы

должны отдать?

* Кому?

*

– Ну, кто там, продавец или кассир, я не знаю.

– Никого там нет, – Иван удивленно поглядел на Такэси. – Прихожу, выбираю, что подходит... А

если моего размера нет, заказываю по связи, тут же. Через три минуты высылают.

– Откуда?

– Из хранилища.

– Люди?

– Люди.

– Но ты – им что-нибудь отдаешь за это?

– Они присылают сразу несколько вещей моего размера, я беру нужную, остальные вешаю или

ставлю на свободные места, говорю этим людям: "Здравствуйте" и ухожу.

– М-да... Ну, ладно. А почему "здравствуйте", если уходишь?

– Как почему? Принято. Я желаю им быть здоровыми. Раньше говорили: "Будьте здоровы"... При

встрече говорим: "Привет", завтра можем начать говорить: "Салют", послезавтра – "Вигвам" или

какой-нибудь "Сиблаг". Язык-то, слава гену, без костей...

– "Сибла-а-аг"? – Краснова бросило в жар. – Что такое "Сиблаг"?

– Н-ну, – Иван смутился, – я сам не знаю. Само сложилось на языке – вот и все. То же, что

"Вигвам", наверно. – Он повернулся за поддержкой к Такэси.

– Поисхождение слов, – пояснил Такэси, – имеет отношение к староверству, то есть к тому, что

Светлана называет "историей". Этим давно никто не интересуется.

– Почему?

– На этот вопрос тебе любой ответит вопросом: "А зачем"? – Такэси увидел, что Краснов готов

спорить, и поднял руку:

– Не спеши. У тебя другая культура. Попробуй вникать постепенно. Горячий противник легко

превращается в горячего сторонника. Подвергай сомнению все, в том числе и самого себя.

– О чем говор? – подошел Ганс Христиан.

– Обо всем сразу, – ответил Иван. – Начали о тряпках, теперь – о происхождении слов.

– А-а-а, – зарычал Ганс, – староверы!? По три месяца без работы! Верхнюю меру!

– Год без работы, – вспомнил Краснов. – А еще выше – неужели нет?

– Есть, – сказал Ганс. – Крайняя называется. За убийство.

– "Вышка", – уточнил Краснов.

Такэси удивленно поднял брови. Ганс ответил:

– О нет! "Ящик"! А "вышка" – это...

– "Ящик", – перебил его Такэси, – это пожизненное заключение. Чаще всего одиночное. Работу

позволяют любую, физкультура – само собой, межбиблиотечный абонемент по всем знаниям, такая

же пища, как у всех... Только никуда не выпускают и одежда полосатая. Ну и карточка, конечно, не

нужна. Да, и окна очень высоко, не достать, а на окнах – железные решетки. Ужас.

– Обычная тюрьма, – сказал Краснов.

– "Ящик", – повторил Такэси. – Так и называется: "Сыграть в ящик". Разрешена переписка, есть

телефон, видеоновости. Бывают свидания, но без контакта, через две решетки.

– А "вышка", – все же договорил Ганс, – это высшее внимание. Вот как у Такэси только что.

– Зависть – украшение мужчины, – проворчал Такэси.

– Побеги из "ящика" бывают? – деловито спросил Краснов.

– Без помощи не убежишь, – ответил Ганс. – А кто поможет? Все же знают, что ты больной. Тебе

помоги, а ты снова убьешь.

– Вот как, – пробормотал Краснов. – Даже не тюрьма, а вроде психушки. Как их там охраняют?

– Ясно мыслишь, – одобрил Ганс. – Это тоже проблема, можешь заняться. Сам понимаешь, на

такое дело кого попало не поставят. Да и желающих мало. Надо иметь несовместимые качества –

природную доброту и неумолимость. Они же там все просятся на волю. Клянутся, что больше не

будут. А у охранника есть право отменять наказание. Ты представляешь, какая нужна квалификация? 25

Он врет, а ты не веришь. Он симулирует помешательство, а ты его насквозь видишь. А другой никуда

не просится, и вдруг ты ему говоришь: "Если сам себя простил – свободен".

– Даже не психушка, – Краснов растерялся.

– Самое главное, самое трудное, – продолжал Иван, – это вовремя заметить, если человек

начинает необратимо ломаться. То есть по-настоящему сходит с ума. Или у него от нервного

одиночества начинается хроническое заболевание... Если такое пропустил – все, ищи другую работу.

– Ужас, – вырвалось у Краснова.

– Именно, – согласился Такэси. – Проблема похлеще энергетической... Но хватит! Для начала и

этого много. Ганс! Что там у тебя варится?

Из кухни доносился булькающий свист.

– Чай заварю, – предложил Ганс, вставая. – Или, может, кофе?

За последние три года Краснов слегка втянулся глушить сердце чифиром, не отказался бы и

сейчас, но передумал, резонно предположив, что секрет приготовления этого северного напитка

может быть хозяевам не знаком, и, поскольку все смотрели на гостя, предложил выпить кофе. Ганс

вышел. Краснов вытянул по ковру ноги в грязных галифе второго срока и, расслабляясь, заметил:

– Да-а, сложно вы живете.

Хозяева молча покивали, чувствуя за его словами искреннее сочувствие и невысказанные тайны.

Они, конечно, надеялись, что Краснов выложит все эти тайны, как патроны из левого кармана. А он

как раз все меньше этого хотел...

Из ванной выплыла, нет, выделилась розовая Светка. На голове чалмой полотенце, все

остальное прикрыто мужской рубахой, доходящей едва до середины бедер. А бедра у нее...

– Ма-а-альчики... Положите меня где-нибудь... Никуда я не поеду, ни за одеждой, ни за

карточкой... Я умира-а-аю...

– Тебе худо? – Иван вскинулся.

– М-м-м... Мне просто чересчур хорошо... Ты знаешь, сколько лет я не лежала в ванне?..

– Ле-е-ет? – они сказали это хором и смятенно посмотрели на Краснова, который в своем

странном мире почему-то не позволял любимой женщине пользоваться элементарными удобствами.

– М-м-м, – Светлана поняла свою оплошность. – Я выражаюсь фигурально.

– Эх, мы! – Такэси хлопнул ладонью по ковру и вскочил. Он быстро шагнул в угол у окна, где

было установлено такое же печатающее устройство с экраном, как в Минспросе, потянул рядом с

ним рычажок, и из стены вывалился диван. Из той же ниши Такэси извлек подушки и стопочку белья,

бросил это на диван и занялся пультом. Что-то понажимал и подвигал, экран стал цветным, и со всех

сторон потекла незнакомая Краснову мелодия, ласковая, чуть печальная, непонятным образом

вместившая и "Элегию" Глинки, и народную мелодию "Матушка моя, что во поле пыльно?", и

вызывающая еще множество музыкальных воспоминаний, быстро сменяющихся и неуловимых.

Окраска экрана менялась в каком-то ладу с теми настроениями, которые несла музыка. Краснову

такое воздействие показалось излишне сильным, и он отвернулся от экрана. Такэси между тем

приговаривал:

– Мы все перепутали. Надо было без примерки набрать в рынке одежды и ехать сюда. А с

карточками – уж как получится.

– У-у-ух-х-х! – Светлана постелила одну простыню, накрылась другой с головой, повозилась там

и выбросила, бесстыжая, рубашку на ковер. – Умереть не жалко!.. И музычка!.. Сто лет не слушала.

Вас-ся, мойся и поезжай без меня. Ты же знаешь все-все мои размеры...

– Да мы вообще без вас поедем! – Иван вскочил. – Мы с Василием одинаковой комплекции, а

твои размеры...

Чертова баба слетела с дивана, туго замотавшись в тонкую простыню, подошла к Ивану

вплотную, нахально глядя в упор:

– Запоминай!

Иван, не касаясь, провел в воздухе рукой от ее макушки до своего подбородка и заявил, что

этого довольно, потому что по остальным размерам она в норме.

– Это как же? – Она стояла перед ним, наклонив голову к плечу, уронив чалму, рассыпав по

голым плечам рыжие волосы.

– У одежды всего один главный размер, – Иван говорил серьезно, но Краснов не сомневался,

что Светкины выходки оказывают на него развратное давление. – Указывается на язычке рост, а все

прочее берется за норму. Если человек худощав, ставится минус или два, если полноват – плюсы.

– Я, значит, красавица? – сказала она требовательно. Он серьезно кивнул, и все рассмеялись,

кроме Краснова. Капитан подобрал с ковра сырое полотенце и ушел мыться.

Он прикрыл дверь ванной неплотно и слышал, как они там пили кофе, договаривались попозже

вечером осмотреть ночной город, проводить Такэси к Розе, а заодно и сделать карточки, Такэси – в

том числе. Краснову подали через дверь кофе, но он все равно несколько раз задремывал в горячей

воде, куда Такэси мимоходом плеснул зеленой жидкости с хвойным запахом.

Когда смыл благовония под душем и вышел из ванной в одном полотенце, Светлана сопела

носом к стенке, заголив половину своего соблазнительного тыла, и не проснулась, когда Краснов, 26

омываемый тихой музыкой и мягкими красками, вытащил из грязных галифе свой ТТ, зарядил, сунул

его под подушку, улегся рядом, натянув на себя простыню, и задышал в затылок. Его рука

задержалась на остывшем ее бедре да так и отяжелела.

Пришельцы из мира староверов сопели ровно и дружно. Через полчаса они не услышали, как

вошли Такэси, Иван и Ганс.

Хозяева неслышно приблизились по толстому ковру и оставили у их изголовья два больших

пакета, а сверху положили записку. Такэси пощупал брюки Краснова, покачал головой, и все трое

вышли, не выключив музыку.

6. Двое в пирамиде.

–О-о, Вас-ся, что ты со мной делаешь... Всю забрал...

И они уснули опять. Теперь ненадолго.

Ложе было низким. Открыв глаза, Краснов прямо перед носом увидел два больших пакета из

прозрачного материала. В обоих легко было разглядеть одежду. На верхнем пакете шалашиком

топорщилась сложенная вдвое бумажка, явно записка. Краснов сразу понял, что он не в пещере.

Затем догадался, что, хотя и лежит со Светкой, но это не ее избушка у золотоносного ручья.

Наклонная стеклянная стена была изрядно зашторена, однако пропускала гораздо больше света,

чем единственное Кешкино окошко. Глухую стену напротив ложа, расписанную под хорошую погоду

над морем, украшали круглые часы, которые не тикали, но, судя по тонкой секундной стрелке, шли

исправно. Краснов всмотрелся: который час? Не понял, протер глаза, но понятнее не стало. На

циферблате был второй час дня. Однако солнце за окном подсказывало, что еще утро. И в

циферблате часов, на которые вчера Краснов не обратил внимания, было что-то не то. Он

всмотрелся как следует, после чего проснулся окончательно: на месте шестерки стояла пятерка, на

месте одиннадцати – девятка. Всего десять цифр!

– Светк...

Она перевернулась и стала поворачивать его к себе:

– Иди...

– Светк, – он повернулся к ней. – Ты посмотри, какие часы.

– Счастливые часов не наблюдают...

– Слышишь, посмотри, там всего десять часов.

– Ну, это еще не много, – она не открывала глаз. – Ну иди же...

"А и правда, – подумал Краснов о часах, – не все ли равно..."

Потом уже спать не хотелось. Хотелось есть. Он голышом проследовал на кухню и нашел на

столе остатки вчерашнего ужина: засохшую булочку, сахар, конфеты и немного холодного кофе.

Съел, морщаясь, сладкое, запил горьким кофе и осмотрелся. Какие-то шкафчики из незнакомого

материала на стене, блестящая мойка из нержавеющей стали, тихо гудящий ящик с сеткой над

шкафом, напоминающим электрическую печь, и еще большой белый шкаф с голубой табличкой:

"Полюс" – толстая дверь с удобной металлической ручкой. Голод повел Краснова на поиски. В

настенных шкафчиках он увидел различную посуду, запасы чая, кофе и каких-то трав. Шкаф, похожий

на печь, трогать не решился, зато за толстой дверью "Полюса", обдаваемый тихо гудящим холодом,

обнаружил масло, сыр, колбасу, молоко и даже несколько куриных яиц.

– Хорошо вы в Америке питаетесь.

Он уже знал, что кран с красной ручкой подает горячую воду, а для питья надо использовать

холодную. Однако, понюхав и не найдя различий, налил в чайник – для быстроты – горячей. Наугад

повернул одну из ручек на печи и на ощупь определил, на который из толстых плоских завитков

ставить чайник. Отрезал кусок колбасы, снял с него прозрачную пленку и тут вспомнил, что в пакете

из такой пленки ждет его новая одежда.

– Одичал совсем.

Краснов отправился в ванную, ополоснул небритое лицо холодной водой, расчесал свои черные

кудри, разглядел как следует свое лицо в большом зеркале и решил отрастить бороду: во-первых,

борода ему пойдет, а во-вторых, если особисты сюда доберутся, труднее будет его узнать. В-

третьих, для карточки надо назваться Черновым.

Он вернулся к пакетам с одеждой и взял записку.

"Светлана и Василий!.."

Нет, в голом виде только дикари читают записки.

Он вытряхнул одежду из того пакета, что побольше. Кипа всякого добра рассыпалась по ковру:

узенькие трусики, лифчики, блузочки, брючки... Ну все предусмотрели, мерзавцы, хорошо ее

разглядели.

Во втором пакете он нашел для себя гражданскую форму одежды, все спортивного типа и в

самую пору. Мягкие ботинки с мелким мехом – почти такие, как у Светки, цвет другой.

– Интересно, сколько же все это стоит?

Светлана открыла один глаз, всмотрелась, распахнула широко оба и села, как подброшенная.

– Ва-ас-ся!.. Какой... Не сбривай бороду, а?27

– Уговорила.

Краснов увенчал себя вязаной шапочкой с козырьком.

– Ты настоящий спортсмэн!

Вскочила, голая-бесстыжая, повисла у него на шее. Потом вдруг оглянулась на дверь:

– Заперто?

Забыла, что он закрыл дверь на задвижку еще при первом пробуждении.

Стала одеваться и ахать – все как полагается.

А Краснов приступил, наконец, к записке.

"Светлана и Василий! Когда выспитесь, нажмите на пульте голубую кнопку и скажите: "Такэси

Кампай". Тогда увидите меня, и поговорим. Ваш Такэси".

– Оделась? Иди сюда.

Краснов нажал кнопку, и они увидели на экране Такэси. Он сидел среди книг и что-то писал, но

тут же поднял голову и улыбнулся:

– Хозяева! Там у вас чайник закипел!

Светлана сделала круглые глаза, а Такэси объяснил:

– Я иногда сам его забываю, поэтому поставил в кухне визор, чтобы можно было проверять.

Краснов выключил печь и вернулся к экрану. В это время Такэси спрашивал:

– Вся одежда впору?

Светлана кивала и вертелась, чтобы показать.

– А обувь?

Она задрала ногу. Такэси засмеялся.

– Хорошо выспались?

Она состроила такую гримасу, что он засмеялся опять.

– А ты, Василий?

– Сейчас поем, – сообщил Краснов, – и еще спать захочу. Но если надо...

– Если спится, надо спать! – Такэси продолжал весело улыбаться. – Свое "надо" пусть каждый

определяет сам... Приехать к вам сегодня или уж...

– Такэси, миленький! – Светлана аж запричитала. – Да кто же к себе домой спрашивается?!

Когда хочешь, всегда открыто! – Она тут же смутилась, оглянувшись на дверную задвижку.

Такэси понял ее взгляд и засмеялся еще пуще.

– Ладно! Сегодня не появлюсь. Сегодня никто не появится. Отдыхайте. Я буду у Розы. Если

понадоблюсь, нажмите голубую кнопку и скажите: "Роза Крис". Так же можете вызвать Ивана

Лапоньку или Ганса Христиана: если они дома или на рабочем месте, они откликнутся. Если захотите

погулять, смотрите, не заблудитесь. Запомните адрес, это легко: пирамида-41, блок-137, на шестом

этаже. Вход – с любого угла пирамиды... Да, вот что: желтую кнопку справа от экрана нажмете, и вас

никто не сможет увидеть. Визор на кухне поверните вверх или вниз глазом. Он у окна, в углу.

Подогрев пола регулируется круглой головкой у окна, рядом с термометром... Так... Ах, да! На пульте

перед вами, вдоль экрана – ряд кнопок с цифрами – от 1 до 18 – это программы передач: музыка,

информация – сами разберетесь. Не нажимайте только кнопку номер один и белую рядом с ней –

это канал Совета, серьезная вещь, я потом объясню. Отключать и включать весь терминал можно

красной кнопкой – она одна. Очень сложно?

– Очень, – призналась Светлана.

– Разберемся, – пробормотал Краснов, шаря глазами по пульту. – Главное – вот эти две не

нажимать.

– У тебя цепкая память на запреты, – оценил Такэси.

– Это уж так точно, – согласился Краснов. И спросил: – Куда девать старую одежду?

* -Выбрасывать не надо! – Такэси озаботился. – Пока суньте в пакеты, там разберемся.

* – Кампа-а-ай! – позвала Светлана.

* –А?

– Спасибо тебе.

– М-м-м... А что это значит?

– Ох, прости... Мы очень рады вашей помощи, жилью, одежде, вам всем, вы очень славные, мы

вам благодарны. Понял?

– Понял! – Такэси был растроган. – "Спасибо" значит – "аригато". В ответ мы говорим: "Битте"...

Ну, я передам... ре-бя-там, что вы всем пока довольны. Завтра к часу приедем. Идет?

– Идет!

– Ну, здравствуйте! – он протянул руку и – исчез.

– Здорово как! – Светлана тут же нажала кнопку рядом с экраном, потом поводила пальцем над

программами и нажала пятую.

Экран явил морские волны, на которых качалось какое-то плоское тело вроде складного понтона,

свободно закрепленного на якорях и еще привязанного к берегу толстым кабелем. Профессорский

голос за кадром объяснял: "...шнему виду ничем не отличается от типовых стационарных ВЭС-110 и

их разновольтных аналогов. Однако принципиально новым..."28

– Жутко интересно, – оценила Светлана и нажала кнопку № 4. Загадочные аналоги ВЭС-110

исчезли, появились два огромных крюка с тросами. Медленно отодвигаясь, открывалась

строительная площадка, размерами больше, чем лагерь "Ближний", раза в четыре. Сложные

подъемные устройства тащили что-то громоздкое и тяжелое на недостроенный верх такой же

стеклянной пирамиды, в какой жил Такэси. Легкомысленный женский голосок в это время щебетал:

"...дение монтажа крупногабаритных блоков раздвижными стрелами одновременно с двух сторон

позволило хозяевам из Девятого "Блокмонтажа" получить изрядную экономию, превосходящую..."

Краснов нажал красную кнопку и заявил:

– Успеешь наиграться, пошли завтракать.

– А сколько времени? – подняла глаза к настенным часам.

Краснов смотрел на нее, пока не убедился в ожидаемом эффекте, затем, насвистывая "Элегию"

Глинки, удалился на кухню. Светлана явилась туда к уже налитому чаю и нарезанной колбасе,

совершенно обескураженная.

– Вася, это там часы или что?

– Часы.

– Что же они показывают?

– А ты что видела?

– Ну Вася... Ну, третий час. Только там же их всего десять.

– Ну и что же?

Пока одевался да ею любовался, он успел подумать об этих часах и теперь весьма собою

гордился.

– Ну Ва-а-ась... Ну не поняла я... Они правильные?

– Короче, так... Только ты ешь, а то умрешь... Судя по солнцу, сейчас около полудня. А на часах -

– около трех. Значит, за начало суток они принимают восход солнца. Ну, условно. Это у них подъем,

на работу идут. Иначе не получается. Я за стрелками понаблюдал – с такой скоростью часовая

сделает за сутки только один оборот. Значит, в сутках десять часов.

– Как же так? Сутки короче?

– Ох, ну ты подумай, подумай, – он чувствовал удовольствие от своего мужского превосходства.

– Ты же умная. А я пока поем.

Светлана насупилась и, глядя в пространство перед собой, стала сосредоточенно жевать.

Постепенно ее взгляд принял осмысленное выражение, и она, допивая чай, заявила:

– Очень вкусная колбаса и замечательный чай, давно такого не пила. Наверно, китайский.

Краснов усмехнулся и встал:

– Спасибо. То есть, аригато. Так, кажется?.. – Он потянулся и предложил: – Ты помой посуду, а я

– полежу.

– Хорошо. Под краном мыть – даже интересно.

Он прямо в новой одежде завалился на постель и задремал в ту же секунду. Проснулся от

музыки.

– Нашла! – Светлана села рядом, улыбаясь. – Музыка – на девятой кнопочке!

Цветные тени метались по экрану, музыка была не такая, как вчера. Более бодрая. Дневная.

– Ну, что? – Краснов притянул ее к себе хозяйской рукой. – С часами разобралась?

– Васенька, разобралась. В каждом их часе 144 наших минуты. Сейчас вот уже три подходит.

Если взять за ноль наши шесть часов, получится час дня с мелочью. Вот!

Обсыпала рыжей гривой, поцеловала в нос, затискала и отстранилась:

– Я у тебя умница?

Пришлось признать. Но мужское достоинство требовало возмещения, и повод нашелся.

– Я больше суток не курил. Там в стеганке была пачка "Беломора" и спички. Ты, когда менялась,

забрала?

Эта рыжая стерва решительно встала и, спортивно-красивая, прошлась перед ним по

бесшумному ковру, как по травке.

– Вот что, Васенька. Я курево ненавидела всегда, а "Беломор" – в особенности. Так и знай.

Ишь, как заговорила, шалава ссыльная! Быстро забылась... Но он осведомился вежливо:

– Почему же "Беломор" – "в особенности"?

Прохаживаясь пред ним, руки в замок, как у певицы, она размеренным, убийственным,

ненавидящим тоном кратко изложила:

– Мой папа был первый ЗК – заключенный каналоармеец. Они работали на этой стройке

коммунизма – строили Беломоро-Балтийский канал. Убежденным анархистом был мой папа. За это

стал пожизненным зеком и канул неведомо в какой канал. Может быть, "Стикс – Лета"...

– Это что за стройка? – Краснов удивился. – Не слышал...

– Это, Васенька, все ваше хваленое строительство коммунизма. На человеческих костях.

Можешь меня пристрелить, если ты такой праведник, но больше я... в гробу видала ваше всеобщее

братство!.. Короче, бросай курить "Беломор", вот что.29

– А чего это ты выкрысилась на советскую власть? – Краснов был поражен ее агрессивностью и

тут же вспомнил, что подобное уже было, совсем недавно, в ТОЙ еще жизни, когда Кешка притащил

в дом "старателя" со сломанной ногой. – Я тебя только про курево спросил...

– А надоело, Вася, – Светлана остановилась перед ним. – Я там боялась, а тут мне бояться

надоело, хоть, может, и здесь то же самое... За что столько людей погубили? Я это чувствовала

давно, но с парашютистом все прояснилось. Это все ложь! Брехня!

– А вот это, – Краснов обвел рукой комнату, – тоже брехня?.. Вот ради этого! Вы, дураки,

временные трудности роста не смогли достойно вытерпеть, а на настоящих людей валите. Ты

думаешь, вот это все – какой ценой? Железная дисциплина, стальная убежденность,

твердокаменная вера! Кто не с нами, тот против нас! И нет, и не может быть другого пути! Спроси вон

у Такэси с Гансом!

Она села перед ним по-турецки и вкладчиво спросила:

– Только надо не забыть запретить свою историю, вычеркнуть из нее все ужасы, чтобы никто в

светлом будущем не знал, на чьих костях оно построено. Так, Васенька?

– А хотя бы и так! Если касается счастья ВСЕГО человечества, напрасных жертв быть не может!

Кто дрожит за свою ЛИЧНУЮ шкуру, тот враг прогресса!

– И враг народа! – подхватила она с энтузиазмом. И тут же опять стала вкрадчивой. – А ты не

мог бы мне объяснить? Вот враг народа – он сам к народу не относится?

– Конечно, нет! – Краснов ответил быстро и убежденно, но тут же почувствовал, что его провели.

Глаза Светланы осветились торжеством, и новый вопрос прозвучал:

– Объясни мне тогда про того парашютиста, про Александра Васильевича. Когда он перестал

относиться к народу: когда фрицам на голову прыгал, "За Родину!" кричал или когда раненый в плен

попал? Или когда подыхать в плену не захотел? Может, когда из концлагеря убегал?

– Он врет, а ты веришь, – сказал Краснов.

– А я – верю, – она подтвердила кротко и опасно. – Даже если б не убежал, если б его

американцы освободили – он же домой пришел, Вася, к вам, сволочам, а вы его... Эх, вы, Родина

называетесь...

– Это не мы, это ты – Родина, – поправил мстительно Краснов. – Видел, как кланялась,

целовала, шоколадом кормила...

– Ишь, запомнил, – она не смутилась. – Бог приведет – еще увидишь. Не сомневайся.

Краснов почувствовал, что сейчас будет бить ее новыми ботинками. Не потому что она права, а

потому что переспорила. Женский язык...

– Как говорил кто-то великий, – Краснов поднялся на ноги, – высмеивать глупца, шутить с ослом

и спорить с женщиной – все то же, что черпать воду решетом... Просто курить охота.

– Браво! – Светлана оценила такой выход из боя. – Бросишь курить – совсем будешь герой. Как

храбрый Васенька Краснов, капитан НКВД.

Прильнула к нему, напоминая, что ближе друг друга у них нет никого в этом десятичасовом мире.

– Бывший капитан, – сказал глухо Краснов. – Я на карточку назовусь Черновым.

Она чуть помолчала, потом спросила:

– Зачем же так мрачно? Беловым назовись. Хоть Серовым...

– От этого лучше не стану.

– Ну, Васенька, не так уж ты плох.

– Для тебя.

– А для меня – разве мало?

Он понимал, что она утешает. Жалеет побитого. А какого черта? Перед кем, в самом деле, он

виноват? Перед теми врагами народа, из которых ему ПРИКАЗЫВАЛИ – ради безопасности народа

же! – выдирать признания любой ценой? Или перед теми, кто потом объявил врагом народа наркома

Ежова? Героя-наркома к стенке, остальных, кто с ним надрывался ночами, – кого куда... Краснову не

выбраться бы с приисков, если бы не этот тоннель... Это ОНИ все, черт бы их побрал, виноваты

перед НИМ! И для тех и для других старался, не щадил себя... Самое правильное ему название –

пешка в чужой игре. Или еще обиднее, по-зековски – "шестерка". А кого винить народу? И что такое,

в самом деле, – народ? Кто это? Кто – он, кто – не он? Сейчас еще немного, и придется признать,

что Светка права...

– Пойду-ка я пройдусь, – сказал Краснов. – Может, курить у кого стрельну. А то в сон клонит.

– Один пойдешь?

– Да лучше бы...

– Иди, Вася. – Смотрела так, будто прощалась. Краснов понял: она думает, что собрался в

тоннель. Скажет или нет? Она сказала: – Не заблудись. Номер – на двери...

И больше ничего. И опустила голову.

Лилась бодрая приятная музыка, по экрану терминала гуляли цветовые полосы и пятна, будто за

окошком дул ветерок в радостном богатом саду.

– Я недолго, – пообещал Краснов.30

Она молча покивала.

– Запрись. Мало ли что.

Он хлопнул себя по карманам, набросил меховую куртку и вышел.

7. Снова лишний.

"В пересчете на наше" было самое обеденное время. Краснов спустился на эскалаторе, вышел

из пирамиды и увидел то, что ожидал – оживленное движение людей. Одетые разнообразно, но с

обязательной спортивностью, они отличались от любой знакомой ему городской публики только

модой: все в узких брюках и в легкой обуви, расцветка материалов – яркая. С некоторым усилием он

разглядел еще одно отличие: ни значков, ни орденов, ни украшений. В большинстве они шли так же,

как и он, налегке. У некоторых были сумки через плечо. Ни одного портфеля, ни одной кошелки или

авоськи. Будь у Краснова побольше фантазии, он по виду прохожих вывел бы для всех общую черту -