Текст книги "Колымский тоннель"

Автор книги: Владимир Шкаликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– А разве нет?

– В производительных отраслях – конечно, да, – согласился Такэси, – но ими староверство не

занимается. Нам интересно, какая ВООБЩЕ была раньше культура. Что писали в книгах, какие были

законы, обычаи... Вот то же название нашей Лабирии – откуда?

– Вы изучаете историю, – сказала Светлана, оторвавшись от окна. – У вас запрещена история?

– Гм, – Такэси смутился, его староверы потупились. – Прости, Светлана, мое замечание носит

вынужденный характер... Это слово... гм... ну, "история"... оно у нас имеет... м-м-м, ну, неприличный

оттенок, понимаешь?

– Короче, – Иван, краснея, решился, – если говорят, что человек рассказывает истории или

занимается историями, это характеризует его с самой дурной стороны. Понимаешь?

Светлана широко раскрыла глаза. Потом сердито сощурилась.

– Не понимаю и понимать не хочу. Я имею диплом учителя истории общеобразовательной

школы второй ступени! История – это, мальчики, наука, без которой человек...

К концу своей короткой речи она говорила все тише и печальнее и остановилась, не договорив.

– Вот так история, – пробормотал Краснов.

– Не выражайся при даме, – Светлана скорбно усмехнулась. И отвернулась к окну.

Вагон пролетал как раз над широкой рекой.

– Колыма, – сообщил Иван.

– А Дебин есть? – спросил Краснов. Он там бывал в одном лагере.

– Есть, – ответил Иван.

– А что это в воде? – Светлана угрюмо кивнула на длинные гирлянды поплавков, стоящие вдоль

течения. – Рыбу ловят?

– Это электростанция, – живо сказал Иван. – Их везде полно. Эти, большие – для серьезной

энергетики. А есть временные, переносные. Достал из сумки, бросил в ручей – брейся. Или – свет в

палатке...

Река давно осталась позади. Вдоль идеально прямой трассы мелькали ближние сопки, плыли

дальние, помахала длинными лопастями очередная стая ветряков.

Светлана молчала мрачно, и все по этому поводу поглядывали на Такэси. Постепенно даже

Краснов, незаметно для себя, признал за ним право на решающий голос.

– Хозяйка, – сказал наконец Кампай, – ты не обижайся, если уже можешь.

Светлана коротко пожала плечами и не ответила.

– Я понял вот что, – продолжал Такэси. – Вероятно, то, что ты называешь... историей, это и есть

наше староверство.

– Браво! – ответила она резко. – Дождалась!

– Не обижайся, – повторил Кампай. – Ты пойми: то, что для тебя профессия, для нас –

запрещенное любительство.

– Как браконьерство, что ли? – вмешался Краснов.

– Вот-вот-вот! – Кампай обрадовался. – Именно браконьерство!.. Кстати, браконьерство – это и

у вас связано с убиванием животных?

– Рассказывай! – Светлана кивнула. – Кажется, это главное.

Она окончательно отвернулась от окна и уставилась на Кампая. Красновскую телогрейку она

сбросила, осталась в халате на голое тело. Но Краснов давно забыл ревновать. Он тоже

сосредоточился на будущем рассказе Такэси. Не то чтобы у капитана были основания для особой

любви к истории, но такой полный запрет на неѐ, равный запрету на браконьерство, казался ему

занятным. Впрочем, всѐ касаемое самосохранения казалось Краснову занятным, и с годами интерес

усиливался.

– Дело это новое, – начал Такэси. – Не наберется и десятка лет.

– Он первым начал! – Ганс Христиан указал на Такэси. Тот скромно бросил: "Это неважно" и

продолжал: – Так совпало, что в библиотеке Минспроса, где я работаю, как и во всякой приличной

библиотеке, время от времени разбирают и чистят хранилища. Естественно: какие-то книги морально

стареют, иные вообще никто не читает, самые читаемые приходят в негодность... И всегда – я имею

в виду старые, солидные хранилища – есть такие углы, до которых ни у кого не доходят руки...

Пришел я в Минспрос, молодой и энергичный специалист. Как водится, для начала поручили самую

пыльную работу, по принципу: сладкое – на закуску. Но я начал не с краю, а с самого дальнего угла.

Туда, по-моему, нога человека ступала только раз, когда вносили эти сокровища... И вот результат: я

– старовер, они – староверы, мы везем вас, неизвестно откуда взявшихся, и думаем, как бы вас

спрятать.

– А зачем нас прятать? – Светлана стала еще мрачнее. – Я-то думала – Магада-а-ан!.. Не хочу

прятаться! Всю жизнь меня прячут – упрятывают. Одним глазом видела этот Магадан...

– Ты не поняла, – мягко сказал Такэси. – Жить будете как все, делать будете что угодно, только

не надо ничего о себе рассказывать.17

– Чушь! – Краснов так забеспокоился, будто проехал свою остановку. – Как это можно о себе не

рассказывать? Документы спросят, анкеты заполнять надо, без прописки – я вообще не знаю...

Светка, зря поехали, я тебе говорил! Давай, пока не поздно...

– Погоди, хозяин, – перебил Такэси, – послушай меня. То, что ты говоришь, я не понял. Анкета?

Прописка? Потом объяснишь. Нам уже не очень долго ехать, поэтому послушай, что мы предложим.

Он оглядел своих, они кивнули. Светлана пожала плечами. Краснов сдался: все равно обратно -

этим же вагоном.

– С документами просто, – заявил Такэси. – Завтра утром запишетесь на работу в Минспрос,

документы для этого не нужны. Потом сходим в Документарий, сделаем вам карточки – такие, как у

нас – вот и все. Для начала только одна просьба: поживем вместе, пока привыкнете, а потом

поселитесь, где вам будет удобно. Поработаете со мной, все поймете, а дальше – выберете сами.

Идет?

– Как трудно, – Светлана вздохнула.

– Почему трудно, что? – Иван вскинулся.

– Слишком просто. Ничего не понятно. А если спросят...

– Никто ни о чем не спросит, – мягко перебил Такэси. – И вы ни у кого ничего не спрашивайте.

Имейте дело только с нами.

– Ох, до первой проверки, – Краснов с огромным сомнением качал головой, тоскливо прощаясь

глазами с убегающим назад спасительным пространством, которое все меньше отделяло его от

опасного Магадана.

– Ну как это, – с силой произнесла Светлана, – "никто ни о чем не спросит"?

– Очень просто. Молчишь – значит так надо. Вежливость.

– Это что же, никто никому не нужен? И такую дорогу отгрохали? – Она кивнула за окно. – Не

верю.

– Чтобы верить, надо знать, – возразил Кампай. – Чтобы знать, достаточно увидеть. Можно

верить, конечно, и просто так, по воображению, но это – для чудиков. Так ведь?

Возразить нечего, она пожала плечами и, вдруг замерзнув в теплом вагоне, набросила опять

ватник.

Краснов взял с мягкого сиденья свой ремень, выдернул его из петли, на которой висели ножны,

подогнал по гимнастерке и опоясался. Нож он затолкал поглубже в голенище.

– Интересная у тебя пряжка, – Ганс Христиан кивнул на офицерский ремень с двумя рядами

отверстий. – Эта звезда что-нибудь означает?

– Потом объясню, – в тон Кампаю ответил Краснов. И повернулся к Такэси: – Значит, приезжаем

в Магадан и сразу – что?

Такэси, в это время что-то соображавший, было видно, принял решение:

– Не будем откладывать на завтра, – заявил он весело. – Это вас только зря истомит. Я

чувствую, что с карточками в кармане вы будете спать спокойнее.

Его товарищи дружно, но не обидно рассмеялись.

– Сразу пойдем в Минспрос, – продолжал Такэси, – запишем вас на работу...

– Потом сразу переоденем, – подсказал Иван.

– Само собой, – кивнул Такэси, – только немного отмоем.

Снова сочувственный смех.

– Красивых-чистых накормим, – продолжал Такэси, – тогда и отправимся в Документарий.

– А успеем? – деловито спросил Краснов.

Сквозь улыбки был ответ:

– Туда можно хоть ночью.

Краснов поймал себя на том, что сам, как Светка, пожимает плечами. Поглядел на нее – она

опять была занята пейзажем. Утомленный непонятностями, Краснов потерял охоту разговаривать и

тоже сделал вид, будто заинтересовался чем-то за окном. Интересоваться, правда, было особенно

нечем. С достаточным однообразием появлялись и исчезали группы ветряков, высокие и невысокие

мачты с тарелками, которые Иван назвал ретрансляторами Рескоса. Встречались огороженные

строения с просторными дворами, с башнями наподобие силосных, а рядом с ними –

немногочисленные жилища с обязательными ветряками, с какими-то неподвижными яркими

машинами. Все машины были без колес, но одну Краснов заметил в движении: она, как показалось

издали, ползла по траве и тащила за собой платформу, тоже без колес, нагруженную огромной

копной сена. Следов за этим составом не оставалось. К машинам Краснов был с детства равнодушен

и слегка удивился только абсолютному отсутствию дорог. Но и об этом спрашивать не стал – и так

был сыт по горло.

Несколько платформ вагон пролетел без остановки, потому что они были пустые, а на вопрос из-

под потолка, нет ли желающих сойти, сидящий у окна Ганс Христиан нажимал белую кнопочку. Рядом

с белой была еще красная кнопочка, и Краснов понял, что при желании может нажать ее, сойти на

незнакомой платформе, дождаться обратного вагона и... Желание вернуться было, но после

некоторого размышления настолько слабое, что не стоило никаких усилий его подавить. Даже 18

вернувшись точно в свой мир и к своему лагерю, Краснов мог ожидать любой пакости, особенно если

сбежавший однофамилец оклемался и отправил Кешку на тот свет. Или капитан Краснов не знает

своего зама Давыдова или Давыдов сделает все возможное, чтобы связать двух Красновых одной

ниточкой и занять место начальника лагеря. Нет уж! Краснов решил раз в жизни хорошо рискнуть.

Что-то в этих трех ребятах подсказывало ему, что с ними и здесь – рисковать можно.

У одной платформы машинист (или как его там?) затормозил без спроса, и в вагон вошла

подтянутая пожилая женщина с сумкой через плечо, одетая похоже на спутников Краснова. Она от

двери сказала: "Привет, хозяева!" и вежливо села в сторонке.

– У вас всех так называют? – спросила Светлана.

– Как? – не понял Кампай.

– Ну, хозяевами.

– Конечно. А у вас не так?

– У нас – товарищи. А было – господа. Еще – граждане.

Трое староверов переглянулись. Ганс Христиан пожал плечами.

– А чем плохо? – спросил сурово Краснов.

– Да нет, – быстро ответил тот. – Называй как хочешь, был бы смысл.

Краснов чуть не рявкнул: "А чем тебе "товарищ" не правится?" Но спохватился и сказал первое,

что подвернулось:

– Попить бы. Там воды не осталось?

Иван потянулся было к сетке над окном, куда они забросили сумки, но Ганс его остановил, – что-

то нажал под столиком, сдвинул на стене часть панели, и в открывшейся нише обнаружилось

несколько ярких баночек стаканного объема. Ганс подал одну банку Краснову и показал, как открыть.

Вторую предложил Светлане. Она качнула головой:

– Мне бы... наоборот.

Сидевший с краю Такэси поднялся:

– Пойдем, научу. Там кое-что надо знать.

"Как в буфет повел, – Краснов ревниво посмотрел им вслед. – Небось невелика наука, сама бы

разобралась. Поезд и поезд".

Такэси вернулся сразу, потом пришла Светлана и, усмехаясь, пробормотала:

– Да-а, Вася... Вот это поезд...

Краснов вертел в руках пустую баночку из невесомого материала и взглядом примеривался

открыть окно, чтобы запустить ею в пространство. Но Ганс протянул руку, поставил баночку на

прежнее место и толкнул ее вбок. Что-то там открылось, и она с легким стуком улетела вниз внутри

стены.

– Что пил, Вася?

Он кивнул Гансу, и тот подал ей полную баночку. Краснов уже опытной рукой помог открыть, она

отхлебнула и сказала тем же тоном, что о походе в туалет:

– Да-а, ребята... Хорошо вы в Америке питаетесь.

Немного обидно напомнила Краснову его допрос возле тоннеля. Или это он просто устал? Трое

хозяев, и она вместе с ними, засмеялись совсем без злобы. Вообще они были даже какие-то слишком

беззлобные ребята. В любой момент были готовы простить. За все могли извиниться. Не было в них

привычного Краснову стремления любой ценой оказаться сверху. Они слегка напоминали ему

некоторых интеллигентов, с которыми пришлось возиться в городском кабинете до войны. Но с теми

было ясно, те просто робели перед органами, перед грозной формой НКВД, а эти-то вообще такие...

Какие они? Мягкие? Кем-то запуганные? Хитрые и коварные? Их техника выше нашей. Каково-то они

допрашивают? Краснов еще раз поглядел на красную кнопку: сойти и вернуться, среди своих уж как-

нибудь... Но в эти секунды вагон окружила целая роща ветряков, и он понял, почуял, что ближайшая

станция – Магадан.

5. Столица Колымского края.

Машинально Краснов запел тихонько, глядя в стол:

По курсу вставал Магадан,

Столица Колымского края...

Светлана толкнула его в бок:

– Вась! Эта тетка на меня пялится.

И закуталась покрепче в ватник.

Пожилая пассажирка – видимо, из женского любопытства – села так, чтобы видеть Светлану, и

теперь откровенно ее разглядывала.

– В этой фуфайке, – Краснов усмехнулся, – ты сама рядом с ней – тетка.

Светлана насупилась и отвернулась к окну, в которое уже вползал город.

Краснов, конечно, ожидал увидеть не тот Магадан, который знал по редким посещениям, но

действительность ошеломила и подавила его несходством. Если бы даже сам нарком, то есть уже

министр, самый грозный из всех министров* (*Вероятно, Берия), потребовал от капитана дать 19

описание увиденного, Краснов лучше дал бы себя сразу расстрелять за молчание, чем потом

мучиться на допросах ("Чьей разведке ты продался?") и кончить жизнь в сумасшедшем доме. Улицы-

сады, дома-свечи, дома-грибы, дома-пирамиды, дома – невесть-что-такое, бесшумные яркие

автомобили без колес, неописуемое разнообразие одежд у совершенно невероятного, разноцветного

разнолюдья... И это только мельком, на лету.

Его тронули за плечо. Это подошла пожилая попутчица.

– Пожалуй мне свою спутницу, если можно. Очень прошу.

Она просила вежливо и весело улыбалась. Когда Краснов толкнул Светку и та оторвалась от

окна, тон женщины сделался почти заискивающим:

– Хозяечка, боюсь не увидеть тебя больше, я не в городе живу. Отойдем на женский разговор.

Светлана пожала плечами, выбралась в проход и, вертя головой от окна к окну, отошла с

женщиной.

Староверы переглянулись, усмехнулись, и Иван сказал:

– Конечно.

Скорость вагона быстро падала. Краснов увидел, как Светлана прошла мимо и остановилась у

двери, спиной к нему. Другая села рядом, толкнув его бедром к окну. Тогда он понял:

– Махнулись куртками! Ну, бабы!

– Она просила адрес, – объяснила Светлана. – Хотела снять выкройку, чтобы сшить себе

фуфайку. Говорит, на ферме удобно очень. Я и предложила сменяться: адреса-то не знаю. Да и

глазеть на улице не будут... Зато она пригласила в гости, вот!

Светлана сунула Краснову под нос карточку пожилой дамы: "Ольга Селянина. Оленеферма.

Оротукан".

Вагон остановился. Дверь сдвинулась. Под веселый потолочный голос: "Приехали, хозяева,

здравствуйте!" счастливая женщина в фуфайке приветливо махнула рукой и исчезла. "Через десять

минут обратно", – сообщил машинист. В вагон начали входить новые пассажиры. Женщины

оглядывались – на фуфайку, мужчины выкрикивали: "Привет!".

На платформе пятеро подпольщиков задержались. Вид с высоты эстакады стоил внимания.

Светлана ахала объяснениям хозяев и не забывала коситься на шикарную обнову, отделанную и

утепленную натуральным лисьим мехом. Шепнула: "Вася, я в ней изжарюсь!" и терлась голыми

коленками друг об дружку, потому что в Магадане оказалось гораздо холоднее, чем в полутора

тысячах километров к северу.

– Пойдем, – сказал ей Краснов. – Верх изжарится, а низ отмерзнет.

– Ценю ваше беспокойство! – Светлана прыснула. Но вниз не спешила, а повернулась к

хозяевам: – Мальчики, что такое Слияние?

На глухой стене огромного портового элеватора был выложен мозаикой портрет симпатичной

пожилой женщины, очень похожей на Ольгу Селянину. Глядя приветливо, но строго, она одной рукой

указывала на зрителя, а другую простирала к изображенному за ее спиной цветущему пейзажу.

Мозаичный текст легко было прочитать за версту: "Хозяин! Чем ты помог Слиянию?"

– Это значит – жить в соответствии с Принципом Природосообразия, – пышно объяснил Иван.

– Слияние с природой, – упростил Такэси. – Чем ближе, тем лучше. – И тоже предложил: –

Пойдем отсюда. Внизу не дует.

По широкой бетонной лестнице они сбежали с эстакады. Сразу потеплело. Резкий ветер из

бухты не мог сюда прорваться сквозь дома и раздраженно свистел на разные голоса в конструкциях

эстакады. Густой свисток вагона перекрыл на секунду все звуки, вагон двинулся обратно и быстро

исчез в гуще домов.

– У него что, нет колес? – спросила Светлана.

– Магнитный зазор, – объяснил Иван. – Электромагнитное поле. Можно сказать, летит по

воздуху.

– Понятно, – сказала Светлана без малейшей уверенности.

Иван улыбнулся:

– Если захочешь, потом нарисую.

Она немедленно ответила, что захочет, и Краснов поморщился: ему хотелось теперь одного – не

наблюдать за Светкиными проделками, а быть хотя бы немного уверенным, что в эту авантюру

стоило ввязываться. Офицеру, коммунисту, начальнику ответственнейшего объекта стратегической

важности – и вдруг вот так легкомысленно исчезнуть с боевого поста. Долг терзал Краснова тем

сильнее, чем глубже он тонул в этом незаконном мире.

Как быть с партучетом и взносами? С воинским учетом? Со спецучетом? Да и какой к чертям

учет, когда с тобой ни одного документа?! Даже личное оружие – в сумке у этого Такэси. Только и

доблести, что армейский нож за голенищем да орден Красной Звезды на суконной гимнастерке

второго срока, случайно не перевинченный на новую... Да чего там случайно – перед Светкой

форсил.

Подошли к автостоянке. В несколько рядов стояли на сером асфальте яркие машины без колес.

– Эти тоже на магнитном зазоре? – деловито справилась Светлана.20

Хозяева пришли в восторг. Иван ответил:

– Нет, на аэродинамическом. Но тоже летят по воздуху.

– Поняа-а-атно, – уже увереннее протянула Светка, а Краснов опять поморщился: чего умную

изображать?

Иван тронул несколько ручек на автомобильных дверцах, повторяя: "Занято, занято..." Наконец

нашел свободную, и они забрались внутрь. Краснов отметил про себя, что номерные знаки на

машинах есть, из чего сделал вывод, что имеется автоинспекция, а следовательно – милиция.

Осложняло это выполнение долга или...? Он еще в вагоне перестал задавать вопросы, стараясь

делать выводы самостоятельно. Отметил про себя, что в его группе первым номером стала Светка.

Пусть. Так ему легче анализировать обстановку.

В машине все было расположено как в "эмке", только просторнее, потому что была она почти

круглая. Иван устроился за рулем, рядом села Светлана, остальные забрались назад, где хватило

бы места еще для троих. Вещи побросали на свободные сиденья, и Краснов отметил, что сумка

Такэси оказалась рядом с ним. Шнур был затянут неплотно.

– Под сиденьями электрические батареи, – объяснял Светлане Иван, что-то включая и проверяя

на пульте, – а по кругу – система поддува. Оттолкнемся от воздуха и полетим.

– Высоко? – Светлана забеспокоилась. – Я не летала.

– Боишься? – Иван улыбнулся заботливо. – Если постараться, можно загнать ее выше домов.

Но мы – низом, у самой земли.

– Вот это правильно, – одобрила Светлана.

Что-то зашумело у них под ногами, руль в руках Ивана качнулся, крутнулся, их приподняло, под

полом стало скользко и зыбко.

– Ой, – сказала Светлана. Иван весело сообщил: – В Минспрос, хозяева! Пристегнуться!

И они помчались, придерживаясь правой стороны дороги, почти касаясь каменной стенки,

охраняющей тротуар, толстым резиновым бампером, который опоясывал машину со всех сторон.

– Отодвинься, – посоветовал Ивану Такэси, – напылишь.

– Уборщик следом идет, – хулигански ответил Иван и чиркнул бампером по граниту. Краснов

оглянулся и увидел большой зеленый автомобиль на толстых колесах, который медленно двигался

за ними и был окутан облаком водяной пыли. Впереди он увидел такую же машину, которая ползла

по другой стороне улицы им навстречу. Ее обгоняли такие же, как у них, летающие лимузины,

задевая друг друга, но не останавливаясь и даже не сигналя. Краснов отметил, что держались они

строго на одной высоте, так что при столкновении резина ударялась о резину. Машину Ивана тоже

задел какой-то торопыга, машина слегка дернулась, но направления не потеряла.

– Я думала, мы завертимся, – сказала Светлана, переводя дух.

– Гироскоп не даст, – ответил Иван.

– Понятно, – сказала Светлана.

– Это маховичок такой, – пояснил Иван, улыбаясь.

– Конечно, – ответила Светлана.

Улыбнулись все, кроме Краснова. Капитан думал о своем пистолете.

– Это твоя машина? – Светлана продолжала мешать водителю. Иван пожал плечами: – Сейчас

наша. Освободим – будет чья угодно.

– А мы?

– А мы другую возьмем, когда понадобится.

– Ва-а-ася! – Она повернулась к Краснову. – У них коммунизм!

– Ты полегче, – хмуро предупредил Краснов.

– Что такое "коммунизм"? – спросил Ганс.

– Это когда все общее, – ответила Светлана. – И всего навалом.

– Нет, – сказал Такэси, – у нас не коммунизм.

– А как называется ваш общественный строй?

– Общественный строй? – Такэси сосредоточился. – То есть, ты имеешь в виду... Объясни,

пожалуйста.

Краснов прислушивался к разговору, вертя головой от окна к окну и незаметно приближаясь

вплотную к сумке Такэси. Улица вокруг порядком распахнулась, вбок от нее плавно ушли несколько

ответвлений, а полотно, по которому вел машину Иван, поднялось на высокую эстакаду. В просветах

между домами заблестела морская вода, соединенная с тяжелым облачным покровом несколькими

столбами солнечного света, которые, казалось, только и не давали тучам упасть на вершины домов.

Эстакада взбиралась на гористый полуостров, который на памяти Краснова довольно неприступной

массой уходил в Охотское море от маленького деревянного Магадана. Теперь же по горным

складкам в обе стороны опускались пологие эстакады, а между ними, будто выросли из голых скал,

там и сям торчали белые, розовые, голубые, разноцветные здания по многу этажей, разделенные –

Краснов был потрясен – стеклянными оранжереями с тропической растительностью и парками

местных каменных березок, лиственниц, кедрового стланика. Все было ухоженным, везде

копошились человеческие фигурки, будто не к первому снегу готовились, а к майским праздникам. 21

Краснов даже усомнился. На секунду представилось, что они вообще не в северном, а в южном

полушарии, в далеком, на картинке однажды виденном Рио-де-Жанейро, и сейчас действительно

начинается весна... Он тряхнул головой: нет же, черт побери! Колыма, Дебин, Оротукан – это вам не

Рио...

– Общественный строй, – Светлана объясняла учительским тоном, – это система

взаимоотношений между классами... – Увидев новый вопрос на лице Такэси, торопливо поправилась:

– ну, между людьми вообще. Какая форма собственности, какие производительные силы... М-м-м...

Не понимаешь?

– Прости, – Такэси улыбнулся виновато, – не совсем. Мы уже подъезжаем. Потом договорим.

– Лекцию нам прочтешь, – сказал Иван.

Перед огромным, сложным, как баобабовая роща, комплексом зданий он на полном ходу

свернул, машина прошла по лабиринту колонн, зависла рядом с вертящейся дверью и мягко

опустилась на гранитный монолит, в который уходили основания колонн.

– Библиотека Минспроса, – объявил Иван. – Кто выходит? Кому дальше? – И первым выскочил

из машины, чтобы помочь выбраться Светлане.

Краснов схватил было сумку Такэси, но тот остановил: "Не будем вещи брать. Сейчас вернемся".

И тогда Краснов решительно сунул в сумку руку: "Личное оружие оставлять не имею права". Такэси

усмехнулся и пожал плечами: "Носи с собой". Краснов, краснея и суетясь в чужой сумке, нащупал

свой ТТ, извлек его, увидел пустоту в рукоятке, полез в сумку снова и выудил оттуда обойму.

Одиночный патрон разыскивать уж не стал.

– Разряди, – голос Такэси был бесстрастен, но Краснов понял, что пререканий не допустят. Он

вылущил на ладонь патроны, высыпал их в карман, толкнул пустую обойму в рукоятку и отправил

пистолет вслед за патронами. На душе полегчало.

Его опять потянуло в родной тоннель, к обыкновенным людям, среди которых он был первым. Но

все, и Светка, уже шли к стеклянной вертящейся двери, он должен был догонять. Краснов

задержался у водительской дверцы летающего автомобиля – удовлетворить любопытство. В

матовой черной ручке он увидел окошко, а в нем – красными буквами – слово "Занято". Он понял:

если нажать вот здесь, табличка перевернется, и будет: "Свободно". Краснова передернуло: "Как в

поездном туалете". И он пустился вслед делегации, сожалея, что не умеет водить эту чертову

машину: "Взлетел бы сейчас над домами и – на север! Небось, горючки не хватило бы".

На первом этаже, в обширном холле с зимним садом, они нашли нужную дверь и оказались

перед длинным пультом с несколькими клавиатурами, как у пишущих машинок, только кнопочки

квадратные. На вертикальной панели перед каждой "машинкой" располагался стеклянный экран

приятного зеленоватого цвета. Такэси нажал клавишу, экран почти не изменил цвета, но ОЖИЛ.

Такэси уселся на вертящийся табурет и забегал пальцами по набору, как заправская машинистка. На

экране стал появляться яркозеленый текст:

КОЕРКОВА СВЕТЛАНА зачисляется футурографом в группу Т. Кампая.

КРАСНОВ ВАСИЛИЙ зачисляется футурографом в группу Т. Кампая.

– Ой, – прошептала Светлана, – я не знаю, что такое "футурографом".

– Работа интересная, – сказал, поднимаясь, Такэси. – Описывать возможное будущее на основе

настоящего. Направлений множество, людей всегда не хватает.

– А почему? – спросила Светлана.

– Потому что каждый хочет попробовать что-то САМ. Например, изучил как следует

звероводство и вдруг видит – возможно вывести красивого пятнистого рысеволка... Это пока

считается невозможным, но я просто для примера. Естественно, что человек, знающий, как это

сделать, захочет сам и попробовать. Он бросает футурографию и устремляется в лесотундру, на

какую-нибудь звероферму... На его место приходят другие.

– А через год, – вставил Иван, – кто-то из них бросается выводить молочную породу белок!

– Не говори глупостей, – строго сказал Такэси. И продолжал: – То же – в технике. Всегда остра

проблема емкости электрических батарей. Их совершенствуют по три раза в году. И, как правило,

новички из Минспроса.

– Странно, – сказал Краснов. – Всегда считалось, что изобретения – дело лучших среди

профессионалов.

– Это неверно, – Такэси мягко улыбнулся. – У дилетанта ум свежее, не заторможен

стереотипами. Для него главное – желание и талант. Сами убедитесь... Направления работы сами

себе выберете потом, а теперь – мыться и наряжаться.

Он выключил экран, и все двинулись наружу.

– Ну, мы вас оденем, – приговаривал Ганс Христиан. – Ну, мы на вас полюбуемся.

Они мчались по эстакаде обратно, Краснов успокоенно ощущал правой ягодицей неудобство от

пистолета в заднем кармане и уже более внимательно приглядывался к городу.

Сумерки только собирались где-то над Камчаткой, на юго-западе все так же крепко стояли в море

солнечные столбы, подпирая облачную массу. Один такой столб опустился и на Магадан. Солнце

бежало по высоким стеклянным стенам, прыгало с одного здания сразу через несколько других, 22

отскакивало прямо в глаза от выпуклых стекол встречных лимузинов. Машины поражали

совершенством, но были – ничьи! Еще одно грызло Краснова уже давно. Ни за проезд, ни за напиток

в вагоне, ни за пользование этой машиной они не рассчитывались. Собственно говоря, он таким и

представлял себе коммунизм. Но поскольку хозяева на вопрос о коммунизме ответили пожатием

плеч, оставалось предположить, что все траты каждый делает здесь в кредит, а в конце месяца или

еще когда-нибудь у него высчитывают все разом. Что ж, если так, то это довольно удобно, решил

Краснов. Чем меньше всякой волынки, тем больше свободного времени.

Не встретив ни одного перекрестка, машина свернула куда-то в нижнюю часть города и

помчалась по уличному желобу. За гранитными бортами проезжей части мелькали плечи и головы

прохожих. Яркость их одеяний все еще резала Краснову глаза.

– Ваня, – Светлана опять начала мешать водителю. – А если нам сейчас понадобится сойти

туда, на тротуар?

– Видишь, – Иван кивнул на барьер, – кое-где выемки наверху? Возле каждой можно

остановиться. Только не опускаться на дорогу, а на этой же высоте зависнуть. С той стороны за

выемкой – ступеньки. Так же можно оттуда подняться на барьер, помахать рукой – и тебя подвезут.

– Что, каждый обязан подвезти?

– М-м-м, ну, конечно, не каждый остановится. И что значит – "обязан"? Кто может, тот и

подвезет.

И тут же полет машины замедлился, потому что впереди на барьере выросла женская фигурка.

Иван завис прямо перед ней и опустил стекло, нажав кнопку на дверце.

– Привет, хозяева! – красивое девичье лицо опустилось к окну. – Два километра прямо.

– Садись, – сказал Иван.

Такэси сдвинул для нее дверь, она села напротив него и огляделась.

– Никого не знаю. Меня зовут Роза Крис.

Все представились, и она, похоже, всех запомнила.

Ехали с полминуты молча. Ганс Христиан смотрел на Розу, она смотрела на Такэси, пока не

встретила его взгляд. Тогда она спросила:

– Как сегодня?

Он ответил: "Прости" и обвел рукой своих спутников. Другой рукой достал из кармана свою

карточку и подал ей: "Не знаю, как завтра. До обеда найдешь меня? Сможешь?"

– Сегодня! Пожалуйста! – Она покраснела и похорошела. Подала ему свою карточку. – У меня.

– Конечно, – Такэси улыбнулся. – Обязательно.

Она радостно улыбнулась в ответ и тронула Ивана за плечо: "Здесь". Иван остановил машину,

она коснулась пальцами руки Такэси, сказала всем: "Здравствуйте!" и выпрыгнула на барьер.

– Счастливчик! – сказал Ганс Христиан. – Такую вышку получил!

– Передать ей твою карточку? – вежливо спросил Такэси.

– А ты хочешь?

– Нет, – признался Такэси.

– То-то же, – Ганс улыбнулся.

Такэси развел руками и тоже улыбнулся.

Светлана выразительно оглянулась на Краснова:

– А ты, Краснов, как сегодня? – И первая засмеялась. Потом спросила: – Ребята, у вас всегда

так все просто?

Такэси с Гансом переглянулись.

– А как иначе? – Такэси пожал плечами. – Выбирает всегда женщина. А мужчина не может

отказывать. Все естественно.

– А если мужчина хочет выбрать? – спросил Краснов.

– Он только может предложить. Выбор – за женщиной.

– И никаких проблем? – Светлана сощурилась недоверчиво.

Такэси с Гансом вновь переглянулись.

– Эти отношения, – сказал Такэси, – самые проблемные. Вот сейчас мне повезло, все взаимно.

Если бы нет, возникло бы столько сложностей, что и не перечислишь. Неудовлетворенность, обиды,

ревность...

– Вплоть до убийства, – вздохнул Ганс.

– Не пугайте людей, – сказал Иван.

– Их не испугаешь, – ответил Ганс. – Для них убить, что воды испить.

– Так оно и для вас, как я погляжу... – возразил Краснов.

– Не скажи, – ответил через плечо Иван. – Все знают, что эти отношения проблемны, поэтому

все тут особенно осторожны. Каждый старается уступить...

– По мере сил, – добавил Ганс.

– Кстати, – сказал Такэси, – вот вам и направление для работы. На этой теме немало голов

сломалось.