Текст книги "Найти и обезвредить"

Автор книги: Владимир Понизовский

Соавторы: Виктор Лебедев,Григорий Василенко,Павел Иншаков,Валентин Михайлов,Александр Дергачев,М. Трофимов,Алексей Бесчастнов,Б. Шамша,Василий Александров,Владимир Андрющенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

18

Гуляев настойчиво предлагал Крикуну поискать фотокарточку Мацкова у местных фотографов. При этом он доказывал, что все адъютанты – щеголи, любители фотографироваться, позировать перед любой камерой, лишь бы запечатлеть свою персону во всех доспехах и подарить даме сердца.

Крикун не отвергал доводы Гуляева, но скептически относился к такому плану своего молодого помощника.

– Ото, все фотографы узнают, кого шукаем, – заметил он, хотя Гуляев и уверял, что он сделает чисто.

Крикун наконец согласился, а сам обдумывал другие планы. В то время как Гуляев навещал фотографов, выдавая себя за сослуживца Мацкова, и интересовался, не сохранилась ли случайно пластинка-негатив приятеля, Крикун отправился в Павловскую и там занимался расследованием исчезновения Карася.

Жена Карася, убитая горем казачка, оставшаяся с тремя детьми, сама показать ничего не могла. Она допытывалась у Крикуна, не слыхал ли он чего-нибудь о пропавшем муже, подозревая, что приезжий интересуется неспроста и, наверное, ему что-то известно.

Крикун, видя ее заплаканное лицо, как мог, успокаивал и даже божился, что ничего не знает, куда запропастился Карась, и потому и приехал в станицу, чтобы разобраться, поговорить с ней и людьми, у которых тот работал на мельнице.

– Вот скажи мне, куда девались хозяева твоего мужика?

– Та хто ж их знае. Мельницу продали, гроши в карман и тягу, а куда, – развела она руками, – не чуть.

– Так и «не чуть»? – усомнился Крикун.

– Може, шо хто и знае. Спросить у жинки, де жив Кривенко.

Крикун расспросил о женщине, у которой квартировал Кривенко, разыскал ее. Она оказалась еще молодой вдовой, жившей в достатке и не горевавшей о муже, погибшем в империалистическую войну где-то в Карпатах. Кривенко, как выяснил Крикун, обещал на ней жениться, но неожиданно и в большой спешке куда-то уехал, ничего ей не сказав. В кармане его брезентовой куртки, оставшейся в доме, она нашла неотправленное письмо, из которого узнала, как он ее обманывал.

– Кому было то письмо? – спросил Крикун.

– Все расскажу вам, як батюшке, – перекрестилась вдова.

Крикун видел, какой злостью наливалось ее лицо при упоминании Кривенко, поверил ей и без крестного знамения. Она начала с того, что квартирант обещал на ней жениться, а сам тайком переписывался с другой, из станицы Уманской, и готовился к свадьбе.

– Скажить, як найдете, я вам четверть поставлю, а его задушу своими руками, – обратилась она к Крикуну.

– Значит, из Уманской, говоришь?

– Так в письме написано.

– А зовут-то ее как?

– Кого? – не понравился ей вопрос.

– Ну, красотку из Уманской?

– Ольга, – помолчав, с неохотой назвала вдова.

– А его? – поинтересовался Крикун, хотя знал имя и отчество Кривенко из купчей, показанной Карасем.

– Василь Леонтич.

– Откуда взялись в станице эти кривенки, денисенки? Може, с луны звалылысь? А?

– Кривенко из Ростова приехал. Казав, шо его в Павловскую послал Кубсоюз. А про Денисенко не скажу. Не знаю. По разговору, из Новороссийска. Там его родня.

– Так, – затягиваясь махорочным дымом, протянул Крикун и продолжал неторопливо рассуждать: – Шо за народ бабы? Не пойму. Прыйшов в курень чужой, може бандит, а ты пригрела его, сала ему, самогон, в жинки навязывалась. А шо ты про его знаешь?

Казачка потупилась, помолчала, раздумывая, что ответить на слова, которые задели ее.

– Правду кажут, шо у бабы волосы довги, а ум короткий. Без мужика жить трудно, а Василь показався хороший хозяином, сурьезным мужиком, обзавелся мельницей…

Все это, признавалась она, сбило ее с толку. Да особо она и не допытывалась, кто такой, а сам он о себе рассказывал, что из казаков, был на войне, чин свой не называл, но пострадал из-за него, пришлось помотаться по России. Родня его проживала где-то на Кубани, однако появляться там он опасался. Иногда отлучался в Краснодар, ездил в Ростов. Вот и все, что она о нем знала.

– Не все сказала, – упрекнул ее Крикун. Казачка уставилась на него, насторожилась, не зная, о чем пойдет речь.

– Ну а про его жинку так ничего и не спрашивала?

– Казав, шо не женатый.

– К нему кто-нибудь приходил или так и жил бирюком? – поинтересовался Крикун.

– Как же… Денисенко часто бував, Карась, Сирота, Некоз, Лопата… Приезжали люди из Ростова. Всих не припомню.

– О чем же они толковали?

– Не слухала. Двери закрывалы и допоздна разговор, та в карты за столом, а як с самогоном, то до петухов.

Заполучив все эти сведения, Крикун посветлел лицом. Возвращался в отдел не с пустыми руками. Было над чем поразмыслить. Он не стал вести никакого разговора со станичниками о Кривенко и Денисенко, а поспешил уехать из Павловской, чтобы его меньше там видели. В Краснодаре, прежде чем отправиться на доклад к начальнику отдела, выслушал Гуляева. Найти фотокарточку Мацкова тому пока не удалось, но он познакомился с бывшим офицером, который занимается фотографией. От него Гуляев узнал, что подполковник, а не полковник, Мацков Василий Леонтьевич учился в Екатеринодарском реальном училище, окончил Одесское военное училище, службу начал в империалистическую в чине хорунжего, командовал сотней, участник «ледяного похода».

– Откуда родом? – спросил Крикун.

– Из казаков Стародеревянской.

– Вот там и ищи его карточку.

– Андрей Карпович, найду. Офицер-фотограф сказал, что в Краснодаре проживают какие-то родственники Букретова и его жены. Прямо под боком.

– Надо найти.

– Ищу. У них могут быть фотографии.

– Долго копаешься, – заметил Крикун. – А как зовут твоего Мацкова? – просматривая свои павловские записи, как бы между прочим поинтересовался Крикун.

– Василий Леонтьевич.

Крикун ничем не выдал своего удивления совпадением имени и отчества Мацкова и скрывшегося из Павловской Кривенко и не обмолвился с Гуляевым по этому поводу ни словом. Он, как всегда, был осторожен в своих выводах, а о догадках и предположениях не хотел говорить с подчиненным. Гуляеву он поставил задание продолжать поиск фотографии Мацкова, побывать у родственников Букретова в Краснодаре, в Стародеревянской и там навести справки о Мацкове. Сам же намеревался отправиться в Уманскую.

У Гуляева было еще сообщение из Новороссийского отдела ГПУ от Романцова. Тот прислал личную депешу Крикуну, своего рода отчет, из которого Гуляев мало что понял.

– Ото, давай я разберусь сам, – сказал Крикун.

Романцов, помня напутствие Крикуна, докладывал ему, что переводчик Данассис вскоре после беседы с ним уехал, якобы в Батум к своей дочери, которая перебралась туда на жительство, и больше не появлялся.

– Все разбежались, – проворчал Крикун. – И фотокарточки нема.

Гуляев принял этот упрек на свой счет и взялся за выполнение данного ему поручения с небывалым усердием. Дальнейший поиск фотографии Мацкова привел его к Беловидовой, которая подрабатывала на дому печатанием на машинке. Гуляев воспользовался этим занятием родственницы Букретова, явился к ней для переговоров о печатании деловых бумаг, интересуясь ценой и сроками, а также намекнул, что может заплатить не только деньгами, но и продуктами.

Для того чтобы у Беловидовой не возникло никаких подозрений, он сослался на рекомендации верных людей, давших ей лестный отзыв.

– Немного зная вашего именитого родственника, по-другому я вас и не представлял, Зинаида Никитична, – намекнул Гуляев на Букретова, стараясь расположить ее к себе. – Мне пришлось самую малость служить под его началом, и я даже имел честь сфотографироваться с ним и другими господами. Сожалею, что снимок в этой суматохе где-то затерялся, а я, направляясь к вам, хотел прихватить его с собой, как визитную карточку.

Беловидова согласилась напечатать только за продукты. Она заинтересовалась упомянутой им фотографией, положила перед ним толстый семейный альбом. Вместе перебирали фотографии, вспоминали прошлые годы. Гуляев расспрашивал обо всех, кого видел на фотокарточках, пока Беловидова не указала на адъютанта.

– Василий! – обрадовался Гуляев. Но тут же спохватился, зная, что у Букретова не один был адъютант, да и Беловидова могла заинтересоваться какими-либо подробностями, которые поставят его в затруднительное положение. – Не узнать, – добавил Гуляев.

– Васенька, – подтвердила Беловидова.

Осталось как-то выпросить отложенную им групповую фотографию.

– Эта мне больше всего нравится, – сказал Гуляев, – тут генерал, адъютант и кое-кто из моих однокашников по Одесскому училищу. Подарите, Зинаида Никитична, – умоляюще смотрел он на Беловидову. – У меня ничего не осталось.

– Зачем она вам?

– На память. Я собираю однокашников. Как знать, может, еще встретимся.

– А не боитесь?

– Чего бояться?

– Белого генерала, атамана… Чекистов…

– Неужели я похож на боязливого?

– Бог с вами, возьмите.

Гуляев поблагодарил за такой дорогой подарок и сказал, что зайдет через несколько дней уже с бумагами для печатания.

19

– Посмотри, никого тут не узнаешь? – обратился Крикун к Пуханову, передавая ему в руки групповую фотокарточку, добытую Гуляевым.

Тот долго рассматривал, но, как заметил Гуляев, следивший за выражением его лица, ни на ком не останавливался.

– А вот этого не знаешь? – указал Крикун на Мацкова, не называя его.

Пуханов пристально посмотрел на офицера в форме, стоявшего рядом с генералом, но бывшего адъютанта в нем не опознал. Тогда Крикун напомнил его показания о неизвестном в Краснодаре, которого пришлось ему видеть в Константинополе. Пуханов еще раз посмотрел на фотокарточку и неуверенно заявил, что как будто бы похож.

Крикун и Гуляев были огорчены такими показаниями и не могли им верить, так как сами указали на Мацкова. Правда, Пуханов по-прежнему стоял на своем, не отказывался от того, что говорил раньше, но надежда на него уже была не та, его неуверенность вызвала у чекистов разного рода сомнения.

– Ото, може, он никого и не видал, – сказал Крикун, после того как увели Пуханова. – А задал нам работу…

– У нас в запасе козырный туз, – не терял уверенности Гуляев, – сам полковник Урумов! Предъявим ему карточку, а потом будем решать, покажем ли Пуханову живого адъютанта Букретова.

– Ото, торопишься. Его еще надо найти.

– Найдем.

Урумов сразу опознал Мацкова, как адъютанта Букретова, но заявил, что ничего не знает о его пребывании за границей. Никаких разговоров ему слышать не приходилось и показать о его намерениях против Советской Республики ничего не может. Что и было записано Гуляевым в протокол.

– Ото, ты был прав насчет Мацкова, – с удовлетворением признался Крикун, пообещав Гуляеву доложить об этом начальнику отдела. – Толк будет, – уже про себя добавил он, имея в виду сообразительность своего помощника.

Они обсудили свои дальнейшие действия, сойдясь на том, что, прежде чем ехать в Уманскую, следует снова побывать в Павловской, показать там фотографию Мацкова, с тем чтобы проверить, не является ли Кривенко и Мацков одним и тем же лицом. Гуляев в этом не сомневался, а Крикун предупреждал его, что только после подтверждения личности разыскиваемого Гуляев может выехать в Абинскую и Холмскую для задержания владельца лесопилки Кривенко.

Крикун выдержал свой характер. На пути из Павловской в Уманскую сообщил Гуляеву, что вдова опознала Кривенко, и предлагал ему немедленно отправиться в Абинскую. Однако ни в Уманской, ни в Абинской и Холмской Кривенко-Мацкова не оказалось. Лесопилка была продана, а ее владельцы сразу уехали, и о месте их пребывания никто не знал. Единственное, что успокаивало Крикуна, – отсутствие в станице невесты Кривенко, которая якобы выехала к матери и сестре в Краснодар. Крикун, раздобыв в Уманской нужные ему для розыска невесты адреса, спешил в Краснодар. А невеста, девичья фамилия которой, как оказалось, была Феськова, уже собиралась с женихом в Новоминскую к своим родственникам.

Эту фамилию и многие родственные связи Феськова Крикун хорошо знал по «Кругу спасения Кубани», что облегчало ему розыск Ольги в Краснодаре.

И он не ошибся в своих предположениях, нагрянув прямо с дороги вместе с Гуляевым и еще одним сотрудником отдела к сестре Ольги, которая оказывала ранее разного рода услуги бывшим офицерам, уклонявшимся от регистрации. Об этом тоже не позабыл Крикун.

Мацков-Кривенко при появлении чекистов в квартире все понял, сразу скис. Оружие выложил сам. Другого выхода у него не было.

– Карта бита, – вырвалось у него с отчаянием. Сестры тоже находились в подавленном состоянии и упорно молчали.

– Фамилия? – спросил Гуляев, проверяя изъятое у задержанного удостоверение личности, выданное Кубсоюзом.

– Кривенко.

– А еще? – не терпелось Гуляеву услышать настоящую фамилию задержанного.

– Вы же знаете.

– Знаем. А все же?

Мацков, низко опустив голову, старался не показать своего волнения.

– Начнем все по порядку, – сказал Крикун, когда задержанного привели на допрос. – За границей был?

Мацков молчал. Он несколько пришел в себя от первого шока, и лицо его было злое. Крикун ждал ответа. Гуляева он предупредил, чтобы на допросе тот помалкивал. Ответ затягивался, поэтому Крикун пояснил, что ЧК ни с сего ни с того не забирает, и посоветовал не тянуть кота за хвост.

– В Турции был?

– Ну был.

– Был, – подтвердил Крикун. – Где?

– В Константинополе.

– Как туда попал?

– Выехал из Новороссийска на пароходе.

– На каком?

– «Апостолосе».

– Под какой фамилией?

Опять надолго замолчал Мацков, удивляясь про себя тому, что чекистам многое было известно.

– Не Зимин случайно? – преднамеренно подсказал Крикун.

– Зачем эта комедия, если все знаете? – возмутился Мацков.

– Ото, не комедия, а следствие, – спокойно поправил его Крикун.

– Следствие… – скривился в язвительной улыбке Мацков.

Крикуну не понравилось такое пренебрежение к следствию, и он тут же ему выговорил:

– Слыхал ли ты про диктатуру пролетариата? Если нет, то я тебе расскажу, шо она значит и с чем ее едят.

– Слыхал.

– Так вот. Мы ее исполнители, и, будь добр, отвечай, а не умничай. Под какой фамилией выехал за границу?

– Зимин. Что еще?

– Не торопись. Все по порядку. Кто помог пробраться на заграничное судно?

– Переводчик.

– Фамилия?

– Не помню.

– Вспомнишь – скажешь. Сколько заплатил ему и капитану за услуги?

– Отдал золотые часы.

– Одни на двоих? Дешево…

– Какое это имеет значение?

– Ладно. С кем имел дело в Константинополе?

– С Дробышевым.

– Кто таков?

– Алексей Исидорович, член Кубанской войсковой рады. Был председателем от кубанцев на Терском войсковом круге. Хорошо разбирается в политике и политических партиях…

– С кем еще встречался в Константинополе?

– С Намитоковым.

– А это что за птица?

– Юрисконсульт.

– Чьи интересы защищает? – спросил Гуляев, заметив, как Крикун над чем-то задумался.

– Кубанской рады.

– То бишь – контрреволюции, – уточнил Гуляев.

– Кто еще с тобой там занимался? – допытывался Крикун, надеясь услышать фамилии белоэмигрантов, которые были известны в ЧК как лица, проводившие вербовку и засылку агентуры на Северный Кавказ.

– Полковники Роговец Тимофей Кононович, Гамалий Василий Данилович, князь Трубецкой Сергей Евгеньевич…

– Ну и компания там собралась. А Трубецкой – это не тот начальник разведки, который в штабе великого князя?

– Угадали.

Крикун хотел было тут же выговорить контре за «угадали», но Гуляев жестом руки призывал пропустить мимо ушей дерзости Мацкова.

– По своей охоте вернулся на Кубань или послали эти господа хорошие? – продолжал Крикун.

Для Мацкова-Зимина-Кривенко это был трудный вопрос.

– Молчишь, – сказал Крикун. – Ясно. Чем интересовались там белые господа?

– Отношением казачества к Советской власти, бело-зеленым движением, отрядом Рябоконя…

– Бандой Рябоконя, – поправил его Гуляев.

– Что же ты им порассказал? – спросил Крикун.

– Я давал информацию о голоде, экономическом положении на Кубани, об отношении к религии, движении зеленых…

– Ну а откуда ты знаешь, скажем, о бандитах, или, как ты называешь их, движении?

Мацков потупился и уже который раз замолкал, когда надо было отвечать на вопрос, застававший его врасплох.

– Значит, выдумывал, а проще – врал. Так?

Мацков не мог признаться в этом, а Крикун упрекнул его еще и в том, что поступал он за границей не по-офицерски, продался публике, у которой святого ничего нет, коль она бежала из России и теперь оттуда посылает пополнение к бандитам.

– С каким заданием пожаловал?

– Связаться с полковником Бересневым.

– Где и как?

– В станице Ханской, под Майкопом.

– Зачем?

– Передать ему, что посылали к нему из Константинополя связь, ждут от него информацию, обеспокоены его молчанием.

– Лично знаешь Береснева?

– Не знаю.

– Значит, пароль дали?

– Да. «Я из Поти от Павла, хочу видеть Павла».

– Нашел Береснева?

– Нет.

– С кем должен был поддерживать связь, перед кем отчитываться?

– С полковником Бересневым.

– Но его же не нашел. Что дальше?

О Рутецком-Белове Мацков пока умалчивал, хотя и предпринимал попытки связаться с этим бандитским главарем, после того как не удалось найти Береснева.

– Откровенно, я обрадовался, что не встретился с Бересневым. Меньше риска попасть в руки ЧК.

– Это потом, – перебил его Крикун. – Дальше…

– Я отправил связь в Константинополь о том, что Береснева не нашел.

– А другие задания?

– Доносил, что выполняю. А что я еще мог доложить?

– Потом все расскажешь, что и как выполнял. А сейчас, что за связь отправил в Константинополь?

– В Константинополе Намитоков меня обучил шифрам на основе первой и пятой глав из «Евгения Онегина» и стихотворения «Утопленник». Эти вещи я знаю наизусть, нетрудно их достать, и они не вызывают никаких подозрений, если бы их кто-то даже увидел у меня. Зашифрованный текст записывался в виде дроби.

– Через кого отправил зашифрованное донесение?

– Я отослал в Батум, директору гимназии Кикнадзе, а он, видимо, должен направить дальше, как я полагаю, через курьера на иностранных судах.

– Береснев тоже в этот адрес направлял сообщения?

– Не могу знать. Я должен был ему передать, чтобы он позаботился о собственной связи через Новороссийск и Туапсе.

Гуляев листал потрепанную книгу – пятый том Полного собрания сочинений Леонида Андреева, изъятую у Мацкова при обыске, пробегал страницы, искал пометки, закладки…

– Тоже для зашифровки? – спросил он, показывая книгу.

– Нет, это мы с Ольгой Петровной на досуге «Сашку Жигулева» читали.

– Когда же ты успел найти Ольгу? – поинтересовался Крикун.

– С ней я встречался еще до отъезда за границу, когда разыскивал Феськова. Она его родственница.

– Зачем понадобился тебе Феськов?

– Генерал Букретов приказал мне найти Феськова и поступить в его распоряжение.

– Нашел?

– К тому времени он был уже арестован.

– Кто тебе сказал?

– Ольга Петровна.

Крикун и Гуляев переглянулись. Мацков пожалел, что назвал Ольгу, насторожился, предчувствуя, что с ней будет разговор.

– Ольгу Петровну вы не трогайте, – сказал он угрожающе, изображая из себя заступника слабого пола. – Она женщина горькой судьбы. Первый муж умер от туберкулеза, и я не жилец. Она ничего не знает.

– Какие еще получил задания? – продолжал допрос Крикун.

– Я сказал все.

– Так уж и все? Купил мельницу, потом лесопилку. Зачем они тебе понадобились? Карася нанял в батраки и убрал, а жинка его плаче. По ночам в Павловской засиживался с бывшими офицерами. Яки таки дела решали? Давай рассказывай.

Мацков уходил от ответов на эти вопросы, пытаясь все свести к тому, что время убивали за игрой в карты. Крикун не соглашался с ним, намекая на то, что все участники сборищ известны и играть в карты можно было с открытыми дверьми, вместе с хозяйкой. Это заставило Мацкова-Кривенко заговорить о том, что реально действующих подпольных групп, которые предлагалось ему организовать, создать не удалось, хотя разговор об этом он вел.

Что касается мельницы, то купил с компаньоном, чтобы как-то прокормиться в тяжелое, голодное время, но не смог объяснить, откуда взял деньги на покупку, и очень неохотно говорил о Карасе. Из показаний выходило, что послал он Карася продать муку и тот больше не вернулся.

– Куда послал Карася? – снова спросил Крикун, нащупав уязвимое место в показаниях Мацкова.

– Я сказал.

– А сам чего смотался из Павловской? Ото, Карась рассказал, шо был в ЧК, и его решили убрать, шоб не узнали, кому муку носыв. Так?

– Зачем спрашиваете, если все знаете? – нервничал Мацков.

– Значит, так, – подводил итог первому допросу Крикун, – приехал к нам тайком, под другой фамилией, с револьвером в кармане, понятно, чтоб стрелять большевиков и всех, кто попадется на дороге, смутой заражать казаков, подбивать их против пролетарской власти, бандитам помогать и сообщать шифром своим господам-буржуям за границу. На первый раз хватит, – решил усталый Крикун. – Подписывай протокол.

Чекистам предстояла большая, нелегкая работа по расследованию дела Мацкова-Зимина-Кривенко, но главное уже было сделано – тот неизвестный, который, выполняя задание контрреволюции, мог причинить много зла на кубанской земле, был обезврежен.

* * *

Все реже и реже на горных тропах и в плавнях раздавались бандитские выстрелы, разносившиеся тревожным эхом в округе.

В станицах и на хуторах уже не полыхали по ночам пожары, не рыскали с обрезами бандиты, установилась тишина. Станичники пахали поля, сеяли и убирали урожай без винтовок за плечами. Все реже к ним наведывались чекисты, жившие все эти годы напряженными, полными самоотверженности буднями борьбы с теми, кто посягал на завоевания Великого Октября. Врагов настигло неотвратимое возмездие.

«Вчера, 17 апреля 1923 года, – сообщала газета «Правда», – военная коллегия Верховного Суда начала слушание в открытом заседании дела о 15 белогвардейцах, ведших ожесточенную борьбу с Советской властью.

Начало «операций» подсудимых относится к двадцатому году, когда после разгрома деникинской армии на Кубани и подавления восстания генерала Фостикова остатки их армии скрылись в лесах Кубанской области и положили начало бандитизму. Отдельные бандиты объединялись под командой офицеров бывшей царской армии и совершали налеты на населенные пункты Кубанской области; грабили и убивали представителей Советской власти. Одним из организаторов таких банд, особенно проявивших себя ожесточенностью, был бывший полковник Рутецкий-Белов, скрывавшийся в лесах, чтобы не регистрироваться в числе военных специалистов. Около трех лет Белов скрывался в лесах, принеся Советской власти и населению Кубанской и прилегающих областей неисчислимый вред. Все подсудимые признали себя виновными в части преступлений, инкриминируемых им обвинительным заключением».