Текст книги "Найти и обезвредить"
Автор книги: Владимир Понизовский
Соавторы: Виктор Лебедев,Григорий Василенко,Павел Иншаков,Валентин Михайлов,Александр Дергачев,М. Трофимов,Алексей Бесчастнов,Б. Шамша,Василий Александров,Владимир Андрющенко
Жанры:
Шпионские детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)
– А что, товарищ командир, если нам Бороду выкрасть? Уж он-то наверняка что-то знает о партизанах.
– А кто он такой – Борода?
– Да староста здешний. Старик. Кличка у него такая.
Я подумал.
– Ладно. Действуйте. Только без шума. Ждем вас в полночь у железнодорожной насыпи.
Ровно в полночь появились наши с «добычей».
В станице тихо, только изредка лаяли собаки. Значит, сработали чисто, подумал я, и мы двинулись в обратный путь. Атамана Раевской я толком не рассмотрел, но успел заметить, что это был здоровенный мужик с пушистой длинной бородой. Он не упирался, не сопротивлялся. Покорно карабкался с нами в гору, по команде ложился, полз, замирал – словом, вел себя очень дисциплинированно. Но на привалах не лебезил, не заискивал – молчал.
Рассмотрел я его как следует уже на месте, в Геленджике, во время допроса. Это был крепкий, здоровенный старик, широкоплечий, румяный, с окладистой ухоженной бородой, с пухлыми, нерабочими руками, лет шестидесяти, но моложавый. На него даже трудная ночная дорога не повлияла – выглядел он свеженьким и аккуратным. Кровь с молоком – с таких, наверное, художники малюют дедов-морозов. И держался спокойно, с достоинством, в глазах никакого страха.
– Как изменил Родине? – спрашиваю его.
– Заставили, – отвечает.
– Отказался бы.
– Невозможно. Из стариков я самый крепкий. Меня народ выбрал. Я не служил немцам.
Подробно и обстоятельно он рассказал, где размещаются немцы, где полицейские, где у них склады и горючее, какая часть была, какая прибыла, кто сотрудничал с немцами. Валентина все подробно стенографировала. О партизанах Борода ничего не знал, и это выглядело правдоподобно. Я предложил ему закурить. Он отказался. Ответил, что не курит и никогда в жизни не курил.
– Может, выпьешь немножко? Устал небось с дороги?
– В рот вина не беру и никогда не брал. Я даже запаха его не переношу, – отвечает.
Я удивился и еще раз оглядел его крепкую, не стариковскую фигуру:
– То-то ты крепкий такой, румяный. Жена, дети есть?
– Нет. Я не был женат.
– Что ж, и женщин у тебя не было?
– Никогда.
– Ну чудеса! Тогда, дед, ты еще шестьдесят таким макаром отзвонишь. При жизни-то такой! Война кругом, люди гибнут, а тебе хоть бы что. Скажи спасибо, что мы тебя выкрали. Фашист бы тебя быстро вздернул. Он нейтралитет не признает.
– Спасибо вам, – отвечает Борода и быстро крестится, заодно и нас осеняя крестом.
– Врет он все, – вставил слово молчавший до этого наш связной. – Когда его брали, в доме были женщины. И не одна.
– Это родственницы. Сестры мои, – спокойно ответил старик и с укоризной посмотрел на Сашу, будто тот обвинил его не во лжи, а в смертном грехе. – А жены у меня никогда не было.
– Кто же ты тогда такой? – спрашиваю его. – Поп, монах, сектант?
Он улыбнулся:
– Я сладкоежка. Кто пьет вино, кто любит женщин, а я предпочитаю сладкое – конфеты, сахар, виноград, халву…
Этот «сладкоежка» долго потом не выходил у меня из головы. Каких только типов не открывала война! Вот и этот – вроде и не предатель и скорее всего никогда бы им не стал, но не боец, не сын своей Родины, не патриот, а стало быть, в понимании нашем и не человек.
Связь со своими агентами фашисты поддерживали обычно по радио и через агентов-связников, а для обратного перехода линии фронта они снабжались паролем, обозначающим наименование разведоргана. Так что со временем мы располагали уже солидным досье на многие разведорганы противника, действовавшие не только на нашем участке фронта, но и на всем Северном Кавказе. Знали их почерк, наиболее типичные ухищрения, дислокацию, методы вербовки, подготовки и заброски агентуры и другие немаловажные детали. Я понимал, что эти сведения представляют большую ценность не только для разведорганов фронта и краевого управления НКВД, они крайне необходимы Центру, Москве. И потому мы без малейшего промедления отправляли их по назначению.
К началу 1943 года густую паутину на Северном Кавказе сплело ведомство Канариса – абвер. Вокруг Краснодара, Новороссийска и Ставрополя действовало по меньшей мере семь крупных разведывательных и контрразведывательных команд и групп этого армейского спецоргана с дюжиной мелких передовых постов – мельдекопфов. В Краснодаре, например, на улице Седина дислоцировалась абвергруппа 102. Она имела переправочный пункт агентуры в станице Кабардинской и передовые посты в станице Крымской и поселке Хадыженском. Подчинялась группа абверкоманде 101, которая находилась в Ставрополе.
С января 1943 года там же, в Краснодаре, появился диверсионный разведывательный орган врага – абверкоманда 201. В своем подчинении она имела четыре абвергруппы и несколько мельдекопфов. Условно именовалась «Дариус». Командовал ею подполковник Георг Арнольд. Базировалась эта команда на улице Ленина, по странному совпадению как раз в том доме, где я прежде жил. Позже, вернувшись в город после его освобождения, я узнал от своих соседей, что эти вояки из «Дариуса» выволокли во двор мою шинель с чекистской эмблемой на рукаве, фуражку, соорудили что-то вроде чучела и регулярно его расстреливали, вымещая таким образом свою лютую ненависть к чекистам.
Чекисты нашей оперативной группы захватили в за-фронтовой полосе вербовщика и переводчика «Дариуса» Райданника, жителя Пятигорска. От него мы получили весьма ценные сведения. Диверсанты этого органа обычно действовали группами по три – пять человек в форме военнослужащих Советской Армии. Имели задание проводить в нашем тылу диверсионно-террористические акты, вести войсковую разведку переднего края, захватывать языков, подрывать отдельные укрепленные точки обороны. Снабжались взрывчаткой и зажигательными средствами, замаскированными в противогазных сумках, консервных банках, в виде пищевых концентратов. После задержания Райданника особый отдел 18-й армии довел до личного состава разъяснение, как надо поступать с такого рода «продуктами» и «противогазами».
В оккупированном Краснодаре базировался и контрразведывательный орган врага – абвергруппа 301, которая проводила работу в тылу немецкой армии по выявлению советских разведчиков, партизан и подпольщиков, то есть наш непосредственный противник. Командовал ею пятидесятилетний корвет-капитан с грозной английской фамилией Кромвель. Об этом поведал нам на допросе резидент этого органа некий Рудаков, он же Рудольф и Самурай. А вот на разведорган «Марине айнзатцкомандо дес Шварцен Меерс» («Морская разведывательная команда Черного моря») мы вышли следующим образом.
Чекисты нашей оперативной группы постоянно включались в состав армейских и партизанских разведывательно-диверсионных групп, которые на катерах-охотниках выбрасывались в район Анапы, Соленых озер и Абрау-Дюрсо. Они нападали на немецкие штабы, захватывали документы, карты, брали языков. После одной из таких вылазок к нам в руки попал ни больше ни меньше, как помощник начальника «Марине айнзатцкомандо». Этот спец по Черному морю на безупречном русском языке поведал нам о своем разведоргане и о намерении немцев восстановить Новороссийский порт. С этой целью он и колесил по побережью. Привлекал к восстановительным работам специалистов-портовиков, а заодно и вербовал среди них агентуру. «Команда Черного моря» постоянного места дислокации не имела, следовала за частями немецкой армии, выделяя по мере необходимости передовые оперативные группы – форгруппы. С сентября 1942 года она находилась в Новороссийске. Командовал ею корвет-капитан Ротт по прозвищу Сир.
Нашему родному Краснодару определенно «везло» на фашистские разведорганы. Со временем мы обнаружили там еще один, четвертый по счету – «Марине абвер айнзатцкомандо» («Команда морской фронтовой разведки»), одно из подразделений «Нахрихтен-беобахтер» (НБО) – морской разведывательной абверкоманды. Она была придана штабу фашистского адмирала Шустера, командующего немецкими ВМС юго-восточного бассейна. Морская фронтовая разведка занималась сбором разведывательных данных о нашем Военно-Морском Флоте и состоянии обороны побережья. Агентуру вербовала среди советских военнопленных, содержащихся в лагерях Крыма и Северного Кавказа. Обучение велось в Тавельской разведшколе НБО и в Симеизе. Переброска агентуры осуществлялась на самолетах, моторных лодках и катерах, связь – через, радиостанции в Керчи, Симферополе и Анапе. Командовал НБО корвет-капитан Рикгоф, а краснодарской айнзатцкомандой – капитан-лейтенант Нойман.
В январе 1943 года из Ставрополя через Армавир на Краснодар немцы осуществляли переброску одного из наиболее засекреченных своих разведорганов. Эта операция проводилась в строжайшей тайне. Но из 250 агентов часть все же разбежалась. Один из них, Иван Перов, перешел линию фронта, набрел на наших чекистов и добровольно сдался. Так нам удалось выйти на вражескую разведку «Унтернемен Цеппелин» («Предприятие Цеппелин»), или просто «Цеппелин». Этот специальный орган РСХА был создан в марте 1942 года для подрывной деятельности по разложению советского тыла. Немецкие главари рассчитывали, что «Цеппелин» сможет подорвать крепость советского тыла и тем самым поможет командованию немецкой армии. Организационно подразделения «Цеппелина» состояли из разведывательных, пропагандистских, повстанческих и диверсионных групп, на которые возлагалась политическая разведка и диверсионная деятельность в советском тылу. С началом осуществления немцами плана «Эдельвейс» летом 1942 года «Цеппелин» забросил на самолетах на территорию Грузии, Армении, Азербайджана и автономных республик Северного Кавказа группы агентов, обученных в специальной разведшколе в Евпатории. Они должны были создать в нашем тылу бандитско-повстанческие формирования, сеять панику среди населения, вести разведывательную и диверсионную работу.
Расчеты немцев на непрочность советского тыла провалились. Большинство агентов были выявлены и обезврежены чекистами. Правда, в период оккупации Северного Кавказа «Цеппелину» удалось создать в некоторых пунктах Кабарды и Карачая марионеточные органы власти, но они долго не просуществовали.
На нашем участке фронта действовала главная команда «Цеппелина» – «Русланд Зюд», или «Штаб доктора Редера», и особая команда при оперативной группе «Д». Агенты для этих команд подготавливались в разведывательной школе, именовавшейся «Главный лагерь Крым», а затем перебрасывались в наш тыл специальной авиаэскадрильей под командованием капитана Гартенфельда с аэродрома курортного местечка Саки, что близ Евпатории. Главную команду «Русланд Зюд» возглавлял штурмбанфюрер СС Рольф Редер. А переброской агентов руководил лично шеф «Цеппелина» штурмбанфюрер СС С. Курек.
Через Перова органам удалось раскрыть ряд агентов «Цеппелина», осевших на Северном Кавказе, в частности Погосова, Баградзе, Кайшаури. Все эти данные о вражеских разведорганах и их агентуре позволили Центру спланировать ответные удары по врагу.
Осень и зима принесли на побережье пронизывающие норд-осты, непрекращающиеся нудные дожди, промозглые холода. Особенно донимал ветер, который назывался здесь бора. Он рождался где-то в горах около Новороссийска, сваливался потом на город, в бухту и быстро разводил волнение по всему морю и побережью. Сила его огромна. Он запросто опрокидывал груженые машины и поезда, вырывал с корнем деревья и валил телеграфные столбы. Страшен он своей неожиданностью и внезапностью. В рассказе «Листригоны» Куприн назвал бору самым капризным ветром на самом капризном из морей.
В январе войска фронта приступили к подготовке захвата плацдарма на западном берегу Цемесской бухты. Это было частью наступательной операции по освобождению Новороссийска и всего Таманского полуострова. К тому времени гитлеровцы уже начали отвод своих войск с перевалов Главного Кавказского хребта, наметился наш успех и на других участках фронта. Командованию 18-й армии требовались новые подробные сведения о противнике. Предстояло активизировать действия партизан, разведывательную и диверсионную работу. Получила конкретное задание и наша оперативная группа.
Разослав своих людей по всем направлениям, на базу к Санину я решил идти сам. Вместе с Валентиной и проводником Сашей мы отправились в путь. Вышли засветло. Дорога на гору Папай предстояла трудная – горными тропами, через ручьи и распадки, лес и заросли. Добирались мы почти целый день и умаялись изрядно. Валя, конечно, тоже. Но виду не подает. И только однажды, уже в конце пути, она с оттенком жалобы в голосе сказала нашему проводнику:
– Что же вы, Саша, говорили: две горки перевалим, одну речку перейдем – и мы на месте? Я уже насчитала сорок шесть речек, а Папая все не видно.
– Так то ж, Валентина Александровна, одна и та же речка, только мы ее сорок шесть раз переходили. А как перейдем сорок седьмой, так и будет Папай…
Но перейти речку в сорок седьмой раз мы так и не успели – наскочили на партизанский пост. Нас задержали, обезоружили и посадили в коровник. Продержали до утра, пока не явился человек от Санина и не опознал меня.
– Хорошенькое дело, – с нарочитой обидой выговаривал я Бате, – никакого тебе уважения ник форме, ни к чекистскому званию.
– Ничего не попишешь, брат, партизанская бдительность, – улыбался Санин.
Встретили нас партизаны хлебосольно. Напоили парным молоком, угостили хорошим холодцом.
– Богато живете, партизаны, – заметил я.
– Так и воюем неплохо, – в тон мне ответил Санин. – Ну, давай рассказывай, что там у вас, внизу, с чем пожаловали?
Услышав про готовящуюся операцию, он оживился:
– Вот и отлично! Мы тоже ударим. С другого бока. Поддержим армию двадцатью своими отрядами.
Потом мы обговорили детали задания, условились о связи и пустились в обратный путь. Жаль, не довелось повидаться с Ечкаловым. Он ушел на задание.
В ночь с 3 на 4 февраля 1943 года, как и задумало командование, произошла высадка десанта на Мысхако. 250 человек передового отряда майора Куникова зацепились за каменистый берег и держались там до подхода основных сил. Через полтора часа на плацдарме было уже более 800 человек, а спустя пять дней – 17 тысяч.
Вскоре на Малую землю стали высаживаться и чекисты нашей оперативной группы. Они бывали там и до высадки десанта, но то была разведка с целью собрать больше сведений о противнике перед решающим броском на плацдарм. Теперь же перед чекистами стояли другие задачи: вместе с особыми отделами надежно обеспечивать тыл десанта, выявлять шпионов, сигнальщиков и паникеров. Одними из первых в нашей группе на Малую землю высадились Леонтьев, Лапин, Таденко, Пономарев. Было это с 8 на 9 февраля. Не повезло Ивану Пономареву. Транспорт, на котором он шел, торпедировал немецкий катер. Он прыгнул в студеную воду. К счастью, до берега оставалось недалеко и ему удалось спастись. Чекисты нередко вместе с защитниками плацдарма отбивали многочисленные яростные атаки гитлеровцев, все еще пытавшихся сбросить десант в море. В одной из таких стычек Пономарева тяжело ранило, и его эвакуировали на Большую землю.
Довелось и мне дважды побывать на героическом плацдарме и видеть все своими глазами. Тут могли сражаться и выстоять только сильные духом и мужественные люди.
Но на войне так не бывает, чтобы все шло гладко и хорошо. Теряли и мы боевых друзей, случались и у нас неудачи и даже жестокие промахи. Помню, как мы подобрали в горах Бабаева, бывшего начальника Верхнебаканского райотдела НКВД, выходившего из района Анапы, – полуживого, опухшего, изъеденного комарами, оборванного. Полз ночами, питался кореньями, листьями, корой. От него мы узнали, что партизанские отряды Анапского куста, которыми командовал Егоров, были рассеяны гитлеровцами. И на то были веские причины. Кругом равнина, плавни – совершенно негде укрыться. Многие наши товарищи погибли.
Позже, когда уже шли бои на Малой земле, мы отправляли из Геленджика в тыл, в район Тамани, три партизанских отряда. В их составе немало наших чекистов. На двух катерах-охотниках они вышли в море и больше не вернулись. Их торпедировали немцы. Спастись удалось немногим, в том числе секретарю Новороссийского горкома партии Шурыгину. Его выловили наши моряки почти в бессознательном состоянии, он чудом держался за какие-то доски в студеной февральской воде. В ту же ночь я навестил его в госпитале, и он с болью в сердце рассказал о гибели катеров.
Да, мы теряли боевых друзей, с которыми столько выстрадали и пережили! Утешало лишь одно – эти жертвы были не напрасны.
Вскоре перейдя в решительное наступление на восточном участке нашего фронта, на рассвете 12 февраля 1943 года советские войска ворвались в Краснодар. В их составе действовали и партизаны.
А через полгода настала очередь и Новороссийска. И как ни сопротивлялся враг, как он ни укреплял свою оборону, она была прорвана, и наши войска после шестидневных упорных боев полностью овладели городом и портом. 16 сентября Москва салютовала доблестным воинам Северо-Кавказского фронта и морякам Черноморского флота. Немецкие солдаты 73-й дивизии генерала Германа Бэмэ, когда-то первыми вступившие в Париж и прошагавшие с оркестром под Триумфальной аркой, были побеждены воинами 18-й армии, 55-й Иркутской стрелковой дивизии, частями морской пехоты, пограничниками. В их рядах сражались чекисты нашей оперативной группы.
В общей сложности пятнадцать месяцев продолжалась битва за Кавказ, закончившаяся полным поражением немецко-фашистских войск и срывом далеко идущих планов гитлеровского командования. 100 тысяч немецких солдат с эмблемой эдельвейса на груди остались навсегда лежать на этой земле.
Я видел трупы вражеских егерей на заснеженных горных перевалах, в траншеях «Голубой линии» и на улицах Новороссийска, и мне невольно приходили на ум слова бесноватого фюрера из фашистского евангелия «Майн кампф»:
«Мы, национал-социалисты, должны дать немецкому народу на этой планете достойную его территорию и землю…»
Что ж, они эту землю получили.
Но борьба продолжалась. До полной победы было еще почти два года войны…
А. Иванов
РАЗГРОМ «ЛЕСНЫХ БРАТЬЕВ»
Ленивые волы неторопливо тащили телегу с высокими колесами.
Прозоров расстегнул потертую фуфайку – февральское солнце припекало вовсю. По краям дороги синели россыпи подснежников, белыми островками цвели какие-то другие ранние цветы. Прозоров сидел рядом с возницей, одноногим инвалидом первой империалистической войны, и слушал его рассказы о коварстве банд, действовавших в этих лесах.
В задке арбы, на охапке сена, полулежал боец из местного истребительного батальона, вооруженный длинной трехлинейной винтовкой с примкнутым штыком (по-местному – «истребок»).
На возу горкой лежали сыр, масло, творог, прикрытые влажной мешковиной. Все это местный колхоз направил в райцентр. Время было голодное – немцев только что выбили, они все разграбили и сожгли, к тому же в лесах скрывались банды, поэтому подводы с продуктами охранялись на случай разбойного нападения… Однако, поглядывая на дремлющего «истребка», Прозоров подумал о том, что от такой охраны пользы мало. Едва успел он об этом подумать, как за поворотом на дорогу вышли семь человек – обросших, грязных, но вооруженных автоматами и гранатами.
– Стой!
Возница крикнул на волов, и те охотно остановились.
– Ни с места! Никому не двигаться!
Винтовку у бойца тут же отняли и двинули ему по голове прикладом автомата, боец без стона упал, как мешок, на землю. Ездовой тоже получил удар прикладом в спину.
Старший держал под дулом пистолета Прозорова, видимо, раздумывал – стрелять сразу или подождать? Спросил хрипло:
– Кто такой?
– Рабочий с завода Седина, из Краснодара…
– Брешешь, сволочь, – в армии должен быть!
– У меня бронь, я в военном цехе работаю…
– Проверим, в каком ты цехе работаешь!
Прозорова обыскали, но ничего не нашли (пистолет он заблаговременно привязал под дышло воза), а потом приказали:
– Разувайся!
– Да вы что…
– Снимай сапоги, не то…
И бандит замахнулся прикладом, зацепив по голове вскользь. Прозоров торопливо разулся.
Бандит посмотрел на Прозорова, а потом вскинул автомат.
– Побойся бога, Петро! – вскричал возница. – Он же семью свою ищет, двух детей…
Бандит скривился:
– А ты жалостливый, дядька Андрей!.. Смотри, как бы хуже тебе не было.
Постоял, потоптался на месте:
– Ладно, живи покеда. Но еще раз попадешься мне на глаза…
Бандиты, разграбив арбу, уходили, по одному втягиваясь в лес. Затем из кустов донесся насмешливый голос старшего:
– Своим начальникам передайте – «лесные братья» продукты приняли. Пусть присылают еще…
Завозился на земле, а потом, пошатываясь, поднялся боец – все лицо его было в крови. Прозоров помог «истребку» взобраться на арбу.
Волы легко взяли с места облегченную повозку.
Прозоров спросил у возницы:
– Кто нас грабил?
Ездовой промолчал, будто не расслышал вопроса, а боец, сплевывая кровь, прохрипел:
– Кто-кто!.. Бандиты… Ну, гады, возьму вас на мушку – не уйдете…
Ездовой хихикнул:
– Помолчал бы ты, Аника-воин. На мушку возьму!.. А чего сейчас не брал?
Боец подавленно молчал. А возница через некоторое время проговорил:
– «Лесные братья» – это банда… Они меня уже в четвертый раз грабят. Издеваются: «Давай почаще вози, а то жрать хочется!» Я всех их знаю, особенно их главного – Чернышов его фамилия. («Неужели Чернышов? – подумал Прозоров. – Откуда он вынырнул?») Он при немцах в Предгорной начальником полиции был. Говорят, он еще при белых в банде Ющенко участвовал… Сколько крови людской пролил! У них людей не так много, но все с автоматами, гранатами. Пулемет есть. А вот их, – он указал на стонущего от боли «истребка», – всего двенадцать.
Когда показалась станица Предгорная, инвалид, повернувшись к Прозорову, перешел на шепот, будто кто их слышал в грохоте колес:
– У Чернышова в соседних лесах есть два дозорных отряда, их главари – Худяков и Плошин. Все знают, что делается в станицах…
Прозоров сидел, кутая озябшие ноги в мокрую мешковину, и думал о том, что эту банду в открытом бою не разобьешь – ее надо брать хитростью, разлагать изнутри.
…В Предгорном райкоме партии он встретил первого секретаря Романова и председателя райисполкома Соколова. Они, передавая друг другу документы капитана госбезопасности, подозрительно посматривали на грязные босые ноги Прозорова, его синяк в пол-лица, заношенную до глянца фуфайку, на которую не польстились даже бандиты… Соколов, успев созвониться с Краснодаром, подошел к Прозорову и дружески хлопнул его по плечу:
– Извини за проверку – сам видишь, что творится… Хорошо, что ваши быстро откликнулись на нашу просьбу и прислали тебя. Всем, чем можем, поможем!
Прозоров попросил составить списки бывших партизан.
– Это, я думаю, самые проверенные люди. К тому же они хорошо знают лес. Вот они-то и станут ядром боевой группы…
Прозоров прошелся по кабинету в только что надетых кирзовых сапогах, жавших ему ноги, открыл форточку – сырая темень ночи пахнула свежестью…
– И второе. Прошу вас организовать в станицах и хуторах сходки. Я на них буду выступать как представитель органов государственной безопасности…
Романов и Соколов переглянулись.
– А надо ли тебе открываться? В лицо будут знать – хлопнут еще из-за угла…
– Нет, только так! Люди меня поймут.
На другой день, придя в райисполком, Прозоров увидел в приемной трех молодых офицеров-оперативников, самым старшим из них по званию был рослый голубоглазый лейтенант. И хотя Прозоров был в штатском, при его появлении все трое дружно встали. Соколов, который в это время вышел в приемную, чтобы встретить Прозорова, улыбнулся:
– Ну, вот, считаю, что знакомство состоялось… Все трое во главе с лейтенантом Неженцем поступают в твое подчинение…
Прозоров и его новые помощники изучили список бывших партизан, а потом поехали на сход. Прозоров представился людям как работник органов госбезопасности.
– Меня направили сюда потому, что в лесу скрываются бандиты и дезертиры. Сейчас, когда продолжается кровавая война с фашистами, бандиты – предатели рода человеческого. Они терроризируют семьи тех, кто бьет фрица, и каково фронтовику знать об этом?.. Да, нам известно, что в станицах живут семьи этих бандитов и дезертиров, но мы не жандармы и не полицаи, которые вешали и расстреливали семьи партизан. Только те члены семей будут нести ответственность, кто действует заодно с бандитами… А им, бандитам, я бы посоветовал хорошо подумать – фашист далеко, ему Красная Армия давно хребет сломала… На что же рассчитывают бандиты? Всю жизнь в лесу не проживешь! Выход один – пока не поздно, сдаться… Добровольно.
Прошел день, другой, и по одному стали приходить с повинной бандиты – с отрешенными, неживыми лицами.
Стали поступать и письма от граждан, где указывались адреса укрывающихся дезертиров и пособников бандитов…