Текст книги "Найти и обезвредить"

Автор книги: Владимир Понизовский

Соавторы: Виктор Лебедев,Григорий Василенко,Павел Иншаков,Валентин Михайлов,Александр Дергачев,М. Трофимов,Алексей Бесчастнов,Б. Шамша,Василий Александров,Владимир Андрющенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

8

При осмотре доставленного в Курганную тела неизвестного и его личных вещей были обнаружены паспорт и военный билет на имя Данилова Николая Алексеевича, 1908 года рождения, уроженца города Сталинграда. В командировочном удостоверении Главюжэнерго (расположен в Киеве) указывалось, что инспектор котельных установок Н. А. Данилов командируется в города Дзауджикау, Краснодар и Ставрополь. Здесь же было приложено письмо технического отдела Главюжэнерго, подколот посадочный талон от 12 сентября на поезд Краснодар – Кавказская.

В кожаном портфеле оказались семнадцать листовок и брошюра, резиновое клише с антисоветским текстом на русском языке, пять золотых монет достоинством по двадцать франков.

Рабочие-лесорубы задержали матерого врага Советской власти, готового в угоду своим империалистическим покровителям совершить любое преступление. Об этом свидетельствовала и обнаруженная при нем предсмертная записка, написанная, очевидно, в минуту отчаяния, когда он заблудился в лесу:

«Теперь, после того как я увидел, во что превращена коммунистическим опытом Россия, хотелось бы жить для того, чтобы бороться против коммунистической системы. Приходится умирать. Я собирался дороже продать свою жизнь и приготовился к борьбе».

Факты соединялись во все более тугой узел. Были все основания полагать, что Данилов являлся одним из агентов иностранной разведки, заброшенных ночью 4 сентября. Появление его в лесу в районе станицы Петропавловской можно было объяснить тем, что во время следования по железной дороге Краснодар – Кавказская он почему-то вынужден был сойти с поезда и пробираться пешком до станицы Курганной. В пути он заблудился и вышел на лесорубов. Советских денег у Данилова обнаружено не было. Это позволяло предположить, что он направлялся к тайнику.

В связи с задержанием Данилова органы государственной безопасности разработали дополнительные мероприятия по проведению тщательного осмотра всей территории вдоль трассы полета самолета-нарушителя с целью обнаружения тайников. Вся полоса от Таманского полуострова до станицы Абинской, площадью около тысячи двухсот квадратных километров, была разбита на девять участков, в каждом из которых был организован розыск парашютов, снаряжения и радиостанции. В обследовании местности принимали участие активисты оперативных и поисковых групп, подразделения внутренних войск.

9

30 сентября работникам краевого управления МВД стало известно еще одно донесение, направленное кем-то из действующих в крае трех агентов. В нем, в частности, сообщалось, что Вернер 27 сентября встретился с Карлом в районе поселка Афонка, где они оба подверглись проверке патрулем пограничников. Документы оказались надежными и подозрений не вызвали. Из донесения также следовало, что наряду с заданием американской разведки все три агента имели специальное поручение Народно-трудового союза создавать подрывные группы. Обнаруженные при задержании Данилова предметы и поведение при встрече с лесорубами подтверждали его участие в выполнении этого поручения. Отсутствие в донесении имени Эди позволило предположить, что эта кличка принадлежала покончившему с собой Данилову. Две эти нити сведений, поступивших в краевое управление по разным каналам, соединяло и упоминание о поселке Афонка.

Выяснилось, что 27 сентября пост у поселка Афонка в первой половине дня действительно проверял, наряду с другими, документы двух лиц, собравшихся, по их словам, прогуляться в горы. Пограничному патрулю были предъявлены фотографии нескольких агентов иностранных разведок и изменников Родины. На одной из фотографий лейтенант Комлов опознал человека, у которого проверял документы. Это был уроженец Краснодарского края, в 1948 году изменивший Родине и бежавший за границу.

Через несколько часов после опознания агента по фотографии было установлено, что он недавно появлялся у своих родственников в Ростовской области и выбыл в неизвестном направлении.

В третьем – и последнем – шпионском донесении, оказавшемся в руках чекистов в первых числах ноября, сообщалось, что один из агентов выехал в Грузию с целью приобретения запасных бланков паспортов и других документов, вошел в контакт с лицами, которые помогут ему в этом, но приобретать бланки не торопится, считает, что будет лучше оформить их к весне, перед непосредственным выездом в район задания номер один. Одновременно агент ориентировал разведцентр, чтобы его слушали в эфире 23—24 ноября.

В Грузию была направлена оперативная группа чекистов Кубани. В ее состав входил и лейтенант Комлов. На тбилисском железнодорожном вокзале в одном из залов ожидания он обратил внимание на человека, очень похожего на спутника опознанного по фотографии изменника Родины. Убедившись, что он не ошибается, Комлов подал условный знак следующим за ним на некотором удалении оперативным работникам. Ничем не выдавая своего намерения, он не спеша приблизился к сидевшему на скамейке мужчине. Неожиданно резко наклонясь над ним, чтобы при необходимости пресечь возможное сопротивление, Комлов четко произнес в растерянно вздернувшееся лицо:

– Не двигаться!

Мужчина разом обмяк и опустил голову.

Здесь же, в зале ожидания, у него были изъяты ампула с цианистым калием и оружие. На допросе он назвал себя агентом Карлом и заявил, что сразу заметил в группе пассажиров лейтенанта-пограничника, проверявшего у него документы в поселке Афонка, но счел сопротивление бесполезным, а покончить с собой, как требовали поступить в подобных обстоятельствах его хозяева, не решился.

Специальную подготовку все три агента прошли в одной из разведывательных школ на территории Западной Германии. Их обучали способам сбора шпионских сведений, методам компрометации и обработки неустойчивых в политическом отношении советских граждан с последующей вербовкой на службу в качестве агентов, обращению с радиостанциями, умению пользоваться шифрами, владеть оружием, управлять транспортными средствами. Каждый из них получил конкретное шпионское задание и определенную зону деятельности на территории СССР.

После окончания подготовки в конце августа они были доставлены на четырехмоторном самолете в Грецию, а затем через Черное море на территорию СССР. Над Черным морем самолет летел на высоте сто пятьдесят – двести метров, при входе на Таманский полуостров он поднялся до трехсот метров.

Выброска агентов-парашютистов была произведена в два часа ночи 4 сентября на окраине хутора Шибик – в четырех километрах южнее станицы Абинской. Все трое приземлились на виноградной плантации (начавшаяся через несколько дней уборка винограда способствовала тому, что следы агентов были сразу же стерты), здесь же закопали парашюты, затем отошли в глубь леса, на расстояние около трех километров от места приземления. Каждый имел при себе рюкзак с грузом пятьдесят килограммов.

С наступлением рассвета стали пробираться к Капустной щели. Этот маршрут был разработан еще в разведцентре и вел не в сторону шоссейных и железных дорог, как это было в предшествующих случаях заброски агентов-парашютистов, а в глубь Кавказских гор, где следовало надежно спрятать снаряжение. В пути шпионы потеряли ориентировку, сбились с маршрута и три дня блуждали по лесу. Только 7 сентября они добрались до северного склона горы Свинцовой, где подобрали тайники и зарыли в них радиостанции, снаряжение, запасные документы и деньги. В двухстах метрах от поселка Афонка агенты в ночь с 7 на 8 сентября ночевали, а утром, позавтракав, захоронили остатки пищи и окурки в металлической коробке в землю.

Карл рассказал, что на всем пути следования они старались избегать встреч, а тем более контактов с людьми. Он подтвердил, что утром 4 сентября недалеко от поселка Шибик они встретили в лесу мужчину, но постарались быстрее удалиться в сторону. Этим человеком, как выяснилось потом, был Иван Зозуля.

8 сентября все трое через Маркотхский перевал пришли в Новороссийск. Позавтракав в городской столовой, они побывали на рынке, где Карл купил себе чемодан. Необходимые покупки сделали и другие агенты. Здесь же договорились встретиться в Новороссийске 27 сентября, забрать из тайников радиостанции и другое снаряжение, перенести в новые тайники – ближе к городу, чтобы легче и безопасней было добираться в осеннюю распутицу и зимой.

С рынка они вместе направились на железнодорожный вокзал, купили билеты на поезд Новороссийск – Ростов. Эди сошел в Краснодаре. В Ростове Карл простился с Вернером и выехал к родственникам в Харьков, потом – в Одессу.

27 сентября Карл и Вернер, как условились, прибыли в Новороссийск, купили два мешка для переноски снаряжения и, не дождавшись Эди, направились в район горы Свинцовой. У поселка Афонка наряд пограничников проверил у них документы, не обнаружив ничего подозрительного, извинился и разрешил продолжать путь.

На горе Свинцовой агенты откопали рации и снаряжение, Перенесли их в новые тайники и вернулись в Новороссийск. В тот же день Вернер выехал в Ростов, а Карл – в Одессу. При расставании Вернер сказал, что 23 ноября он снова прибудет к своему тайнику и в течение двух дней должен выйти в эфир для передачи шифрованных сообщений разведцентру.

Карл до задержания его в Тбилиси находился в Одессе – проживал некоторое время у тетки. Ей он свое появление объяснил тем, что работает в Магаданской области и заглянул на время отпуска. Из Одессы выехал в Харьков, где жил его дядя. Разыскав дядю, он поселился у него и просил посодействовать в призыве в Советскую Армию.

Затем Карл отправился в Москву. В парке культуры и отдыха Сокольники оборудовал еще один тайник, спрятал в нем золотую валюту и часть советских денег. После этого выехал в Тбилиси, познакомился с несколькими нечистыми на руку работниками отделов кадров и домоуправами, которые за большие деньги пообещали ему достать бланки паспортов и других документов, оформить их. Боясь разоблачения, часто ночевал на железнодорожном вокзале, где и был задержан.

Из Тбилиси Карла доставили в Новороссийск, а затем в район захоронения им снаряжения. При этом он заявил, что точное место расположения тайников других агентов ему неизвестно, но они удалены не более чем на двенадцать километров от принадлежащего ему. После изъятия из тайника Карла радиостанции и других вещей он был отправлен в Москву.

На указанной Карлом местности 13 ноября на склоне высоты 532 поисковая группа обнаружила тайник Эди. В нем были радиостанция, шифр, средства для тайнописи, антисоветская литература, золотые монеты и советские деньги.

Через день на склоне горы Совхозной в лесу удалось разыскать и тайник Вернера. Из него были изъяты радиостанция, запасные документы, другое шпионское снаряжение.

Для задержания Вернера в район горы Совхозной была направлена оперативная группа в составе пяти наиболее опытных работников управления. В помощь ей были приданы три вспомогательных наряда пограничников со служебно-розыскными собаками. Кроме того, в местах возможного появления Вернера на Маркотхском перевале были выставлены четыре секрета.

Как выяснилось позже, 22 ноября, накануне дня выхода по рации на связь, Вернер прибыл в Новороссийск поездом из Ростова в десять часов утра, сдал вещи в камеру хранения и ночью направился к своему тайнику.

В районе горы Сахарная Голова он в три часа двадцать минут 23 ноября натолкнулся на одну из вспомогательных групп засады пограничников и при попытке задержания бежал. Но далеко уйти ему не удалось. Вскоре он был настигнут в районе горы Лысой. Поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно и ему уже не вырваться из кольца, Вернер покончил жизнь выстрелом из пистолета.

При осмотре трупа были обнаружены паспорт на имя Петрова Виктора Васильевича, выданный четвертым отделением милиции города Киева, военный билет на то же имя, оформленный Подольским райвоенкоматом города Киева, диплом об окончании Киевского учительского института, справка отдела кадров Главюжэнерго. Были изъяты также четыре металлические и одна каучуковая печати конторы Главюжэнерго, пистолет системы «браунинг», средства тайнописи и ампула с цианистым калием.

* * *

Операция по розыску и задержанию трех иностранных агентов, заброшенных на территорию края 4 сентября 1953 года, была полностью завершена к утру 23 ноября. С первых часов приземления неотступно преследуемые чекистами, они не смогли обеспечить передачу в разведцентр требуемых шпионских сведений.

В. Михайлов
ГОСТЬ ИЗ КАНАДЫ

Молоденький солдат на КПП взял в руки иностранный паспорт и привычно поднял глаза. Документы гостя не вызывали сомнений – Гелдиашвили Давид, 1916 года рождения, уроженец города Батуми, живущий сейчас в Монреале, по Норберт-стрит, 92. Может, и показалось странным пограничнику – грузин, а канадский подданный, но это уже было чисто юношеское удивление. Где ему знать, восемнадцатилетнему парню, какие житейские вьюги крутили этого человека, забросив из черноморских субтропиков на американский север. Война по-разному распоряжалась судьбами людей.

Может быть, он, Гелдиашвили, после тридцатилетних скитаний решил наконец навестить отчий дом – тоска по родине всегда тонким острием колет сердце, особенно если возраст обильно серебрит голову.

Может, это было так, а возможно, другая причина привела Давида Гелдиашвили на советскую землю, но в любом случае документы его были в порядке, и пограничник Шереметьевского контрольно-пропускного пункта, оттиснув штамп въезда в канадском паспорте № ЕС 284100, выданном 23 марта 1972 года, вернул его владельцу, сказав на прощание:

– Пожалуйста!

«Добро пожаловать на советскую землю!» – этот яркий транспарант радушно встречает гостей, вступивших на плиты Шереметьевского международного аэропорта. Людей, спускающихся по трапам авиалайнеров, невольно завораживает неяркая красота русского леса, нежными красками оттеняющая строгую геометрию аэровокзального комплекса. Трудно после длинного полета удержаться от восторга, вдыхая свежий аромат березовых рощ и луговых трав. Но наш гость не стал тратить время на сантименты. Получив увесистый багаж, он солидно прошагал через вестибюль и сел в такси. Через минуту «Волга», набирая скорость, помчалась в город. Мимо проносились бревенчатые домики Подмосковья, утопающие в кружевах цветущей сирени, и вдруг сразу, почти без перехода, их сменили громады новых многоэтажных домов.

Начиналась Москва. Но взгляд канадского гостя равнодушно скользил по ее улицам. Таксисту было это в диковинку – обычно его шереметьевские пассажиры с оживленным вниманием выглядывали в окна – какая она, эта русская столица?

Лицо Гелдиашвили было непроницаемым. Но не знал он, да и не мог знать, что сидит сейчас в аэропортовском зале ожидания старик, которого приезд Гелдиашвили заставил схватиться за сердце. Тот добрел на ватных ногах до кресла, нащупал в кармане валидол.

– Вам плохо? – участливо спросила соседка.

– Нет, ничего, спасибо! Сейчас пройдет… – Старик положил под язык сладковатую таблетку, и через минуту тупая боль в груди стала уходить.

«Ведь это он, он, он!» – стремительно неслось в голове. В памяти, словно в калейдоскопе, прокручивались картины тридцатилетней давности. Старик прикрыл глаза и снова явственно увидел этот тяжелый, литой профиль и взгляд – свинцовый, не знающий жалости и пощады. И вдруг снова будто током: «Он уехал, и я даже не запомнил номер машины!»

Старик встал, нашел взглядом телефонную будку и решительно двинулся к ней. Он торопливо покрутил диск автомата…

Начальник УКГБ по Краснодарскому краю генерал-майор С. А. Смородинский прошелся по кабинету, вернулся к столу, сел и только тогда раздумчиво произнес:

– Ситуация, конечно, не простая… Такой изувер, как Цинаридзе, по логике вещей, должен забежать на край земли, а он собственной персоной пожаловал к нам под личиной добропорядочного канадского туриста. На что он надеется?

– Ну, во-первых, – ответил полковник Куликов, – на давность лет и на то, что все изрядно позабыто. Он знает, что большинство его сослуживцев, наиболее жестоких, по приговору суда расстреляны, – опознать будет некому. Такова, я думаю, логика его рассуждений. Ну, а во вторых – это, конечно, канадский паспорт и подданство… Бывший узник Яновского лагеря, случайно опознавший его в аэропорту, твердо уверен, что это Цинаридзе.

– Ну что ж, – продолжил генерал, – будем считать, что по паспорту канадского подданного Гелдиашвили к нам в страну прибыл Георгий Цинаридзе, бывший каратель «Кавказской роты», разыскиваемый как государственный преступник. Однако, Аркадий Иванович, он правильно рассчитал – доказать его вину нелегко. Прежде всего нам нужно со стопроцентной очевидностью убедиться, что он не тот человек, за которого себя выдает… Какие у вас предложения на этот счет?

– Мы считаем, – сказал Куликов, – что Гелдиашвили надо дать возможность успокоиться, оглядеться, почувствовать, что его страхи (а они, конечно, у него есть) напрасны, – все у него идет хорошо, старое забыто, а нового никто не знает.

В Батуми, куда он направляется, живут жена, дети, родственники Цинаридзе. Думаем, от этой встречи многое зависит.

– На Западе хорошо знают нашу непримиримость к разного рода изменникам, запятнавшим кровью руки и совесть, но малейшая ошибка будет использована для очередной провокационной шумихи. – Генерал покрутил в руках остро отточенный карандаш. – Вот по этой причине, повторяю, нам надо с очевидной достоверностью установить личность Гелдиашвили – Цинаридзе.

Канадский гость гулял по Москве, спускался в метро, иногда заходил в магазины, но чаще подолгу сидел на скамейках в скверах, посматривал на оживленную, быстротечную столичную толчею. Ни дать ни взять – тихий московский пенсионер, вышедший подышать свежим воздухом из шумной коммунальной квартиры. Но так могло показаться лишь постороннему человеку. Внимательно взглянув, можно было заметить приглушенную настороженность приезжего, его взгляд из-под насупленных лохматых бровей изучал окружающих.

В Москве он встретился лишь с одним человеком – братом своей второй жены, оставшейся в Канаде. Вместе они сходили в кассу Аэрофлота и купили билет на Батуми, предъявив все тот же паспорт на имя Давида Гелдиашвили.

Вряд ли кому могло прийти в голову, что вот этот рыхлый и тучный человек с оплывшим и нездоровым лицом, сидящий сейчас на московском бульваре, и есть каратель и убийца Георгий Цинаридзе. В его сегодняшнем облике мало что напоминало прежнего франтоватого субъекта с тонкой ниточкой черных усов, нахального и изворотливого батумского парикмахера.

* * *

Осенью 41-го года горячее дыхание войны все чаще и чаще стало долетать до утопающего в яркой зелени Батуми. Улицы, знавшие раньше только нарядную толпу, опустели, ощетинились стволами зениток, тропически черное небо каждую ночь резали лезвия прожекторов. Лучшие свои здания столица Аджарии отдала госпиталям. К причалам порта все чаще подходили санитарные теплоходы. Белый цвет бинтов и медицинских халатов стал символом фронтового Батуми, принявшего в свои заботливые руки тысячи и тысячи раненых солдат и офицеров. В эти грозные дни сыны Грузии уходили на защиту социалистического Отечества. Столетние старцы вручали юношам кинжалы предков – в знак непримиримости к врагу. Не ради славы, ради жизни на земле шли в бой те, кто еще вчера выращивал виноград, ловил рыбу, строил корабли, пахал землю, растил детей…

А он сидел в трюме парохода и, дрожа от страха, слушал, как яростно захлебываются судовые пулеметы, отбивая атаки немецких пикирующих бомбардировщиков. Море кипело от разрывов бомб, осколков, но транспорты упорно шли к крымским берегам, туда, где измотанная в непрерывных боях Приморская армия ждала подкреплений. Цинаридзе вслушивался в грохот над головой, обмирая всякий раз, когда с диким воем самолеты устремлялись на пароход.

Он проклинал себя за то, что так легкомысленно отнесся к своему побегу: «Надо было уйти в горы, забиться в ущелье и ждать, ждать, пока и здесь, в Батуми, не появятся немецкие солдаты!» Он почти закричал от отчаяния, но вовремя опомнился – рядом белели суровые, молчаливые лица солдат стрелкового полка, в составе которого был и Цинаридзе, вчерашний дезертир.

– Кровью смоешь свою вину! – сказал ему председатель военного трибунала. Цинаридзе вспомнил стальные интонации при чтении приговора, и страх вновь ледяными пальцами хватанул за душу…

Призванный в армию с началом войны, Цинаридзе был определен в прожекторный батальон, который нес службу здесь же, в Батуми.

Воинский распорядок, строгая дисциплина были совсем не по нраву веселому парикмахеру, привыкшему к шумным застольям, а когда он увидел, как по трапам санитарных транспортов сносят носилки с ранеными, ему стало жутко от одной только мысли, что и его могут однажды ранить или не дай бог – убить.

А тут еще объявили приказ – прожекторный батальон отправляется в действующую армию. И Цинаридзе принял трусливое решение. Батальон ушел на фронт без него, а вскоре патруль задержал на одной из глухих батумских улочек подозрительного субъекта. Выяснить, что это бывший сержант прожекторного батальона Георгий Цинаридзе, не представляло трудностей, и через несколько дней военный трибунал 9-й горно-стрелковой дивизии на основании пункта «г» статьи 7 «Положения о воинских преступлениях» приговорил дезертира Цинаридзе к расстрелу.

Однако, учитывая относительную молодость подсудимого, его раскаяние в содеянном, принимая во внимание, что у него двое малолетних детей, военный трибунал Закавказского фронта заменил высшую меру наказания десятью годами лишения свободы. В определении было записано:

«Исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий и направить Цинаридзе в действующую армию, и если он в составе действующей армии проявит себя стойким защитником Советского Союза, то по ходатайству командования приговор может быть пересмотрен на предмет смягчения наказания или вовсе освобождения от него».

Но поистине права грузинская мудрость: «Если изменник к поле пристал, ту полу отрежь». При первой же возможности сдался Цинаридзе врагу и дал согласие на сотрудничество с гитлеровцами. На этом и закончился он как трус и предатель и начался в новом качестве – как изувер и палач.

* * *

За двадцать пять послевоенных лет кубанские чекисты разоблачили многих предателей и карателей разных мастей и оттенков. Под руководством полковников Маракушева и Куликова, опытных контрразведчиков, были проведены сложные операции по выявлению таких преступников, как Вейх, Элизбарашвили, Еськов, Алещенко и другие.

– Первые наши помощники – это советские люди! – любил повторять Маракушев.

И действительно, в ходе расследования карательной деятельности «Кавказской роты» и зондеркоманды СС-10А чекистам неоценимую помощь оказали простые наши труженики – колхозники, рабочие, учителя, инженеры, советские и партийные работники.

Именно с помощью советских граждан в начале шестидесятых годов были разоблачены Алоис Вейх, окопавшийся в отдаленном поселке Кемеровской области; Жирухин, скрывавшийся в Новороссийске под маской школьного педагога; Псарев, затаившийся в Чимкенте; Алещенко – скромный шофер «скорой помощи» в Тбилиси и другие каратели.

При участии общественности была полностью выявлена картина изуверской деятельности на нашей земле гитлеровских подразделений уничтожения, определены имена практически всех карателей из «Кавказской роты» и зондеркоманды СС-10А. Уже тогда, на следствии двадцатилетней давности, стала ясна и роль Цинаридзе, за свою редкую жестокость назначенного командиром взвода «Кавказской роты».

Для борьбы с партизанами в Крыму и на Северном Кавказе была организована айнзатцгруппа «Д», состоящая из ряда оперативных подразделений. При штабе группы действовала так называемая «Кавказская рота», сформированная из предателей, в основном кавказцев, перешедших на сторону врага.

После оккупации фашистскими войсками Северного Кавказа штаб айнзатцгруппы «Д» вместе с «Кавказской ротой», командиром которой был Вальтер Керер, перебазировался из Крыма в Ставрополь.

Личный состав оперативных команд, входивших в айнзатцгруппу «Д», участвовал в массовых акциях по уничтожению советских людей и граждан других государств, умертвив в общей сложности десятки тысяч невинных людей. Характеризуя деятельность карателей «Кавказской роты», командующий охранной полицией СД в своем циркулярном письме указывал:

«Я надеюсь, что командиры займутся обучением кавказцев с учетом особенностей их характера с тем, чтобы последние оставались такими же смелыми в операциях, как и раньше…»

И предатели расстреливали, жгли, душили газом, удивляя подчас жестокостью даже своих хозяев. И руководила ими отнюдь не смелость, а животный страх, отчаянная трусость, стремление уничтожить свидетелей своей измены, убежденность в незыблемости циничного тезиса – «мертвые молчат».

Выявление и розыск бывших карателей стали одним из направлений работы советских чекистов в послевоенный период. В ходе рассмотрения многих дел карателей, в частности дела Керера, Элизбарашвили и других, был получен обширный материал на Георгия Цинаридзе, собраны убедительные доказательства его преступной деятельности на временно оккупированной советской территории, установлено и его местожительство – Канада, Монреаль…

В 1968 году Министерство иностранных дел СССР передало канадскому посольству в Москве ноту с требованием выдачи советскому правосудию военного преступника Г. Ф. Цинаридзе. Правительство Канады на это справедливое требование ответило отказом.

* * *

Итак, ясный июльский день 1973 года. Батумский аэропорт. Со стороны моря осторожно заходит на посадку Ил-18. В нем на месте 8а сидит Цинаридзе (пока что он Гелдиашвили). В аэропорту среди встречающих первая жена Цинаридзе – Нина Георгиевна, его дети, родственники, словом, все те люди, которые хорошо помнят и знают подлинного Георгия Цинаридзе.

Гелдиашвили – Цинаридзе вышел на трап, сощурился от яркого солнца, надел массивные очки с темными стеклами и медленно стал спускаться. Какая-то из встречающих женщин сдавленно вскрикнула – еще бы, в седом респектабельном господине так мало осталось от франтоватого черноусого парня, которого они знали тридцать лет назад. Шумная встреча, судя по всему, не входила в планы Цинаридзе. Властным жестом он остановил начавшиеся было восклицания:

– О, Георгий, как ты изменился!

Сдержанно, совсем не по грузинским обычаям, поздоровался и попросил как можно быстрее уехать из аэропорта.

Отказавшись от радушных приглашений родных, он поселился в интуристской гостинице, пообещав вечером быть на семейном ужине.

Растрогавшись от теплой встречи, он вспомнил друзей, родственников, знакомых, расспрашивал об их судьбе, проявляя при этом осведомленность о таких деталях, которые мог знать лишь очень близкий человек. И естественно, ни у кого: ни у жены, ни у многочисленной родни – не возникало ни тени сомнения, что перед ними сидит именно их воскресший из небытия муж, брат, родственник, но уж никак не канадец Давид Гелдиашвили. О себе, правда, он говорил скупо – воевал, дескать, попал в плен, хлебнул всякого.

Гости понимающе цокали языком:

– Проклятая война, всем она принесла столько горя. Ну да ладно, давайте о радостном! – И молодое вино снова пенилось в высоких бокалах.

Но радостной встречи почему-то не получилось, чувствовалась какая-то скованность. То ли Нина Георгиевна не могла смириться с мыслью, что есть у ее мужа другая жена за океаном, то ли взрослые дети, привыкшие жить без отца, не знали, как вести себя сейчас. Но скорее всего причиной был сам гость – временами он замыкался, тяжело вглядываясь в каждого человека, особенно в молодых и незнакомых ему парней. Сославшись на усталость, он вскоре попрощался и уехал в гостиницу, где долго не мог уснуть, по-стариковски ворочаясь и кряхтя в просторной кровати.

* * *

Первый допрос предварительно отрабатывался много раз. От его начала зависело успешное развитие всего дела. Цинаридзе волнуется, хотя по-прежнему неплохо владеет собой. Перед следователем – заявление иностранного туриста Гелдиашвили Давида Филипповича, адресованное управляющему Батумским отделением «Интурист», где он просит предоставить ему право в течение недели проживать не в гостинице, мотивируя свою просьбу желанием провести время в кругу семьи: жены, двух детей и внучек.

– У нас есть серьезные основания подозревать, что вы не тот человек, за которого себя выдаете. Какова ваша подлинная фамилия? – Этот вопрос заставляет «канадца» беспокойно заерзать на стуле.

– Моя фамилия указана в моем паспорте, – ответ звучит не очень уверенно.

– Ваша подлинная фамилия Цинаридзе. Имя – Георгий Филиппович…

И тогда «канадец» на удивление быстро признается: да, действительно, он уже давно сменил фамилию на Гелдиашвили, на самом деле он Цинаридзе, до войны был в Батуми парикмахером, позже – рабочим местной табачной фабрики, в июне 1941 года призван в ряды Красной Армии, принимал участие в боях на Крымском полуострове, летом 1942 года в районе Феодосии попал в плен.

Свою службу в карательных подразделениях гитлеровской армии подозреваемый категорически отрицал, утверждал, что, совершив побег из лагеря военнопленных в Австрии, принимал участие в борьбе с фашистами в составе партизанского отряда на территории Италии. Фамилию сменил, так как опасался преследования со стороны оккупационных властей. По окончании войны женился на Ковалевой Александре и переехал на постоянное место жительства в Канаду.

На вопрос о гражданстве подтвердил, что советское гражданство не менял, здесь же, в Батуми, живет его первая жена Нина Георгиевна и двое детей.

Конечно, рассчитывать на чистосердечное признание шансов было мало. И действительно, на последующих допросах задержанный резко изменил показания, категорически отказался от первоначальных и стал настаивать, что он именно Гелдиашвили, в 1916 году родился в Батуми. В двадцать втором году его отец, Филипп Гелдиашвили, увез семью в Турцию. Накануне войны родители умерли, а сам он в конце 1944 года перебрался в Италию. Там совершенно случайно познакомился с парнем по фамилии Цинаридзе. Поскольку они оказались земляками, то он принял участие в его судьбе. К сожалению, Цинаридзе вскоре заболел и умер в одной из римских больниц, но перед смертью передал ему, Гелдиашвили, письмо для родных, коротко рассказав о своей жизни. Сейчас представился случай побывать на земле предков, вот заодно он и решил выполнить волю покойного.

«Канадец» смолк и посмотрел на следователя испытующе: какова же будет реакция?

– Это ваши чистосердечные показания?

– Абсолютно! – Он решительно тряхнул головой, и стало ясно, что за этой «линией обороны» Цинаридзе будет сидеть до последнего.