Текст книги "Найти и обезвредить"

Автор книги: Владимир Понизовский

Соавторы: Виктор Лебедев,Григорий Василенко,Павел Иншаков,Валентин Михайлов,Александр Дергачев,М. Трофимов,Алексей Бесчастнов,Б. Шамша,Василий Александров,Владимир Андрющенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Дня через два с Петром Жадченко пробираемся ночью по Станичке. Противник ведет артиллерийский и минометный огонь по всему плацдарму. Стреляет наугад, вслепую. Но от этого не легче. Вдруг Жадченко толкает меня в бок:

– Стой, прислушайся, кажись, летят.

Остановились мы, слушаем.

– Может, – говорю, – это наши девчата на По-2?

– Не похоже. Наши смелее ходят. Да и заход не с той стороны.

А тут недалеко от нас, будто из-под земли ракета красная в небо засвистела, описала дугу и прямо на винзавод падает. А там штабы наши армейские.

– Что за чертовщина, – забеспокоился Жадченко. – Ты видел, откуда пустили ракету?

– Да вроде бы вон из тех развалин…

– А ну, давай туда.

Не успели мы пробежать и десяток шагов, как в районе винзавода взметнулись языки пламени и прогремели взрывы. А из развалин опять ракета, но уже в сторону наших причалов, а там как раз шла разгрузка катеров из Геленджика.

– Ах, гад, – рассвирепел Жадченко. – Ну, ясно: наводчик. Берем?

– А если не один?

– Осилим.

Тут заработали наши зенитчики, прикрывавшие причалы, и вражеский самолет отогнали, но по месту падения ракеты ударил вражеский шестиствольный миномет. Оглядываясь на взрывы, мы не заметили опасности впереди и разом рухнули в какую-то яму. Я не успел опомниться, как на спину обрушился такой удар, что из глаз брызнули снопы искр.

– Ты что, Петя, сдурел, – задыхаясь от боли, крикнул я.

И тут же услышал сдавленный крик:

– Держись, Вася! Их двое!

Какой-то силой, наверное инстинкт, – меня швырнуло в сторону, и в ту же секунду рядом, где я лежал, по-мясницки хакнув, рухнула чья-то фигура. Я прыгнул на нее, ударил коленом между лопаток, навалился, с трудом вывернул руку с огромным немецким тесаком, вырвал нож и его рукояткой огрел врага по затылку. Тот затих. И только теперь я услышал, как Жадченко надсадно пыхтит и отрывисто ругается:

– Кусаться, собака?.. А вот. Н-н-нет, жаба, врешь. А так… Еще? Получи!

Донесся гулкий удар, рычащий стон и удовлетворенный голос Жадченко:

– Вот и успокоился. Вот и ладненько.

Обоих диверсантов-сигнальщиков чекист Жешко доставил в Геленджик. Туда же он отправил и троих «больных», вооруженных ракетницами и сигнальными фонарями. А помогла их взять та самая Оля, которая выискивала и подбирала осиротевших детишек. Каким-то образом разыскала меня и в своей неторопливой, веской манере сообщила:

– К нам в санчасть наведался какой-то сержант, марганца и сульфидина просил. Зачем, говорю? А он этак заговорщицки подмигивает: «Молодая, говорит, еще тебе рано об этом знать. Хотя вы, медики, все знаете. Так что лучше не спрашивай». Дала я ему марганца, а за сульфидином, говорю, иди в медсанбат, к врачу. Попрощался он как-то уж очень торопливо, выскочил из подвала и очертя голову кинулся в развалины. Чего это он, думаю, туда побежал? Там же вроде и частей никаких нет. А ночью случайно увидела, как из тех развалин кто-то ракеты пускал. Вот я и засомневалась: а может, думаю, шпион?

Я поблагодарил Олю, нашел Леонова, доложил. Получил задание и с двумя автоматчиками отправился к развалинам. Диверсанты безмятежно спали в полуразбитом погребе. Было их трое. Взяли их без шума, хотя они и попытались вырваться. Связали мы им руки за спиной, ведем к Леонову. А один вдруг разговорился:

– Зря вы, товарищ лейтенант, скрутили нас. Мы больные, шли в медсанбат. За ночь притомились, вот и заснули. А спросонья разве разберешь, кто на тебя навалился? Вот и кинулись в драку.

Я пропустил слова «товарищ лейтенант», думаю: а вдруг и впрямь ошиблись? Однако спрашиваю:

– А чем же вы больны все трое?

Разговорчивый притворно вздохнул:

– Да стыдно говорить. Венерические мы. У нас и справки есть из медсанбата, и направление в госпиталь в Геленджик.

В Геленджик они попали, только не по медицинскому направлению, а под конвоем. А марганец им нужен был, оказывается, чтобы язвы растравлять. Не помогло.

А в общем нашей группой за время пребывания на Малой земле было разоблачено и обезврежено более сорока лазутчиков, диверсантов и вражеских шпионов.

На этот раз нашей тройке – мне, Леонову и Пономареву поручили доставить на Малую землю продукты. Загрузили наши суденышки (рыбацкие сейнеры) в Геленджике. Помню, молодые девчата по сходням бегом таскали на спинах брезентовые, сшитые из плащ-палаток мешки с таким духовитым хлебом, что у нас, в те дни никогда не наедавшихся досыта, не только рты слюной заливало, но и животы судорогой сводило. Остальные продукты тоже были упакованы в такие мешки. Потом уже на горьком опыте узнал я, зачем это делалось. А сразу, было, даже ворчал: зачем, мол, консервы из ящиков выворачивать в мешки?

Где-то часам к 10 вечера закончили погрузку, получили добро и вышли в море.

Гитлеровцы плотно блокировали Малую землю и полагали, что задушат ее защитников этой блокадой. Но наши корабли все равно шли, гибли от бомб, снарядов и торпед, но шли, прорывались, доставляли грузы на блокированный плацдарм.

Наша тройка шла на Малую землю со своим спецзаданием. Но, понятно, специально для этого никто не стал бы снаряжать сейнер, которых и так не хватало, а каждый рейс на Мысхако – это, как правило, новые потери.

…Торопливо тарахтел двигатель, слегка покачивало сейнер на волне, словно хотело убаюкать. Леонов поднялся по трапику на палубу.

– Приготовились, братцы, – сказал он, спустившись в трюм, – входим в Цемесскую бухту. Давайте поднимемся на палубу.

Миновав маяк, мы рванули прямо на мигавший нам с берега огонек. И тут на воду упал острый и слепящий луч немецкого берегового прожектора, резанул по всей бухте, на миг ослепил нас, пронесся дальше и тут же метнулся обратно и вонзился в наш кораблик. Сейчас же ударил второй луч из района цемкарьеров на Сахарной Голове.

Вот тут и началось… Вокруг сейнера взметнулись столбы воды от вражеских снарядов. Суденышко заметалось по бухте, чудом уворачиваясь от огня и стремясь достигнуть плацдарма. Ослепленные и, чего греха таить, растерянные, мы вцепились в леера и не очень-то соображали, что командует капитан, что делает катер и куда лупит матрос из установленного на палубе крупнокалиберного пулемета.

– Приготовиться к швартовке! – донеслось до нас с мостика.

И тут же нечеловечески завопил матрос:

– Берегись!

Я испуганно крутанулся и увидел, как из темноты на нас стремительно надвигается какая-то черная громада, в которую упирался пучок трассирующих пуль из нашего корабельного пулемета.

– Все за борт! – рявкнул в мегафон капитан.

Но исполнить команду никто не успел: вражеская самоходная бронебаржа рубанула нас в борт острым стальным носом и, как топором, расколола нашу скорлупку надвое. Удар выбросил меня в море, и я, окунувшись с головой, забарахтался в студеной воде. Слышу: вроде Леонов где-то поблизости кричит:

– Плыви к берегу! К берегу давай!

Кое-как огляделся, увидел берег и давай загребать. Чую – коченеет тело. Вот-вот судорогой всего сведет. Гребу, колочу руками и ногами. Ударился обо что-то рукой, ткнулся больно головой, чуть не захлебнулся. Пригляделся – затонувшая баржа, и сверху кто-то кинул канат, кричит: «Хватай, браток!» Уцепился я за канат мертвой хваткой. Двое матросов выволокли меня наверх. Я зубами стучу, сказать ничего не могу, только показываю в море, бормочу: «Там, там…» – а больше ничего. Ну, матросы, видать, привычные и без слов поняли.

На берегу подхватили меня под руки, втащили в какую-то землянку, сняли мокрую одежду, кинулись растирать сухой шинелью.

Тут втаскивают в землянку Леонова, за ним Пономарева и матроса-пулеметчика с катера. Принялись ребята и за них.

А Леонов чуть очухался, сразу рваться начал.

– Мешки там. Плавают. Я видел. Надо доставать, пока не потонули и не унесло.

– Какие еще к чертям мешки? – чертыхнулся моряк.

Тут и я спохватился.

– Братцы! – кричу. – Хлеб там. Продукты. Боеприпасы. В брезентовых мешках. Скорей!

Матросы быстро сообразили, в чем дело. Смотрю, капитан-лейтенант сразу вскочил, гаркнул:

– Аврал, братва! По кружке спирту! В воду марш!

И хлопцы как на пляж вылетели.

Глотнул и я обжигающей жидкости, похватал воздух ртом, выскочил по сходням на баржу и ухнул в воду.

Показалось, будто в кипяток. Но потом вздохнул, поплыл. Вижу – горбится что-то на воде. Подплыл – мешок. Схватил я его за гузырь и буксирую к барже. Тут матросы уже наготове, выхватили груз баграми и меня зовут.

– Нет, – говорю, – пока держусь!

Вижу – матросы два мешка буксируют. Приволок и я еще мешок и чувствую: все вокруг замельтешило, поплыло мимо. Втащили меня матросы в землянку (они ее кубриком называли), отдали двум хлопцам, орудовавшим в одних тельняшках, а сами опять на причал. Растерли меня опять ребята, и провалился я в темноту.

Проснулся, не пойму, где и что? На мне навалены шинель, бушлат, еще какая-то одежда. Повернул голову – вижу рядком на нарах Пономарев и Леонов под таким же ворохом одежек храпят вовсю.

Думал я рывком, по-молодецки вскочить, да не тут-то было. И не хотел, а застонал. Кто-то из моряков оглянулся, подошел.

– А ты молодец, брат! Да и кореши твои – геройские ребята. Пятнадцать мешков выловили.

– А остальные? Матрос развел руками.

– Больше не удалось. Фашист шестиствольным накрыл. Мы двух братишек потеряли… Да… А хлебушек подсушили чуток и отправили в части. Ребята едят, подшучивают: «Солоноват. Должно, от бабьих слез, что по нас проливают».

А я вспомнил девчат на геленджикском причале, что бегом носили мешки на катер, и… у самого слезы навернулись.

Такой-то он был, хлеб насущный у малоземедьцев.

…В одном из подвалов здания радиостанции собралось все наше руководство: Васев, Сескутов, Лапин, наши чекисты из партизанских отрядов. К тому времени на Малой земле было уже человек двадцать чекистов. Петр Иванович Васев начал без всяких предисловий:

– За истекшие три дня, как вам известно, обстановка на плацдарме изменилась: сюда высадились части 18-й армии, прибыл ее командующий генерал Леселидзе, член Военного совета генерал Колонин и начальник отдела контрразведки «Смерш» армии полковник Зарелуа.

Васев обвел нас взглядом, широким жестом провел ладонью по густой шевелюре на голове.

– Говорю вам об этом, чтоб вы оценили ответственность. Так вот, командующий приказал усилить оперативную и глубокую разведку, создать спецгруппы и провести серию боевых операций в ближайших тылах противника. Поэтому приказываю. Начальнику штаба товарищу Сескутову совместно с моим заместителем по разведке и связи товарищем Лапиным незамедлительно сформировать разведывательные, рейдовые группы из партизан, включить в них чекистов, прикомандированных к партизанским отрядам и к моему штабу, а также прибывших на плацдарм со специальным заданием. А теперь слово товарищу Лапину. Давай, Иван Никитич, комплектуй группы и отряды.

Партизаны называли Лапина «наш начальник контрразведки».

До 1941 года Иван Никитович, окончивший в 1932 году Саратовский зооветеринарный институт, работал старшим зоотехником в колхозах и совхозах Краснодарского края.

С началом войны – надел красноармейскую форму. В марте 1942 года Лапин становится курсантом школы НКВД СССР, а с 20 сентября того же года командует разведывательной группой в составе энской стрелковой дивизии и принимает непосредственное участие в разгроме 3-й румынской горно-стрелковой дивизии. До середины октября во главе своей группы неоднократно ходил в разведку по тылам врага. Противнику был нанесен ощутимый урон, добыты ценные разведданные.

18 октября 1942 года Лапин прикомандировывается к партизанскому отряду «За Родину». Здесь участвует в смелых рейдах по тылам врага, совместно с разведчиками 81-й бригады морской пехоты проводит дерзкую операцию по разгрому фашистского штаба интендантской службы в станице Нижнебаканской, а с 6 декабря – он уже заместитель командира по разведке и связи в группе партизанских отрядов Новороссийского куста.

Здесь по плану, утвержденному руководством УНКВД по Краснодарскому краю, на Лапина возлагается персональная ответственность за организацию оперативной работы через партизанские отряды, вывод групп и лиц призывного контингента с территории временно оккупированных районов на Черноморском побережье и другие задания.

Задача формулировалась просто, но выполнение ее – дело далеко не простое. Лапину приходилось подготавливать уже имеющихся в отрядах верных людей, отбирать из числа лучшей части партизан смелых и решительных бойцов, тщательно их инструктировать, учить методам конспирации и другим формам работы, ставить задачи по установлению мест расположения лагерей военнопленных красноармейцев и организации работы среди них, по определению мест перехода линии фронта и пунктов сбора переправленных на нашу сторону, по отработке взаимодействия с особыми отделами армейских частей и множество других на первый взгляд простых, но на практике невероятно сложных, ответственных и скрупулезных дел. И, как сказано в характеристике, подписанной Васевым и Сескутовым, боевой командир Лапин с ними успешно справлялся.

…Лапин подошел к столу, привычным движением больших пальцев поправил ладно сидящую гимнастерку под ремнем.

– Значит, так, товарищи…

И пошел конкретный разговор: кто куда, кто с кем, цель, время, ответственный, командир, кому докладывать об исполнении. Себя Лапин тоже включил в качестве разведчика в рейдовую партизанскую группу, в которую вошли отряды «Норд-ост» и «За Родину». И я был включен в эту группу.

Перед нами стояла задача скрытно пересечь линию вражеской обороны, выйти в Мокрую щель, понаблюдать, не накапливаются ли в том районе резервы противника, во что бы то ни стало добыть языка и вернуться на свою сторону.

Перед рассветом мы вышли в армейские тылы врага и расположились на северных склонах Мокрой щели. Лапин с партизанами ушел на разведку. Начало уже светать, когда появились разведчики. Лапин сообщил, что в глубине щели разместилось не меньше роты гитлеровцев. Похоже, накапливаются тайно для внезапного удара по плацдарму. Можно было осторожно обойти это подразделение и двигаться дальше, в глубь вражеского тыла, но командиры, накрывшись плащ-палаткой и при свете карманного фонарика изучив карту, усмотрели немалую опасность готовящегося удара. Дело в том, что он был нацелен на тот участок, где мы пересекли линию обороны. А там, к сожалению, не было и наших войск. Вернее, были отдельные узлы обороны, если так можно назвать поредевший в боях взвод морской пехоты, растянутый группами по два-три человека на участке до километра шириной.

Партизаны решили атаковать противника, опрокинуть и рассеять. Расчет строился на внезапности атаки, на эффекте окружения и, конечно же, превосходстве боевого духа, ярости и свирепой ненависти партизан к захватчикам.

Под покровом предрассветного сумрака командир отряда «За Родину» А. А. Коновалов повел своих партизан в обход противника. Лапин попросил у Попова еще четырех партизан и повел их в обход с другой стороны. Попов развернул свой отряд в цепь по склону и приказал изготовиться к атаке.

Со склонов мы уже хорошо просматривали расположение противника. Дымили полевые кухни, орали ефрейторы, перекликались и сновали в разных направлениях солдаты. Четыре транспортера, накрытые маскировочной сетью, образовали своеобразное каре, в центре которого сгрудилась кучка офицеров.

От вершины Сахарной Головы до Кабардинки заря высветила небо, когда с противоположного склона резанула по вражескому лагерю пулеметная очередь. Это был сигнал. Пулеметчик Зелинский начал бить по заметавшимся гитлеровцам, не давая им вырваться из огневого кольца в середине каре.

Группа Коновалова на той стороне, сосредоточив огонь, успешно и быстро подавила пулеметный расчет восточного дозора и, выведя из строя стрелков в прилегающей траншее, перешла в атаку. Партизаны высыпали из леса и помчались вниз по склону, ведя огонь на ходу. Лапин пока не обнаруживал себя. Западный дозор противника поливал нас пулеметным огнем, частый огонь вели стрелки из траншей. Зелинский передал пулемет партизану, а сам, зарядив гранату, пополз, укрываясь в глубокой промоине, к вражескому пулемету. Тем временем заговорил молчавший второй вражеский пулемет, потом еще один застучал с бронетранспортера, а следом на дне ущелья полыхнули всполохи выстрелов, и в нашем расположении шмякнулись, треснули и сыпанули визгливыми осколками пятидесятимиллиметровые мины. Закричали раненые. Стало как-то не по себе.

Командовавший отрядом «Норд-оста» комиссар Иван Попов, срывая голос, кричал:

– Партизаны! Стоять! Держать! Бей гадов, ребята! Глуши пулеметчиков!

Под огневым прикрытием из траншей полезли фашисты и короткими бросками стали приближаться к нашей жиденькой цепи. Врагов было более двух десятков, а наших пятнадцать человек, из них уже двое погибло.

Сквозь каменные брызги и фонтанчики пыли, взбиваемые пулями, я увидел, что бойцы Коновалова уже ведут бой в расположении врага, но пулеметы боковых дозоров продолжают поливать нас свинцом, и все еще хряскают мины.

Зелинский медленно подползал к вражескому пулемету, сжимая в откинутой для броска правой руке гранату.

Тем временем атаковавшие нас гитлеровцы поползли в стороны, охватывая нашу позицию с флангов. Момент был критический… И тут с северо-запада во фланг фашистам ударили автоматные очереди. Несколько солдат упало, остальные залегли, пытаясь понять, откуда их атаковали. На западном склоне хлопнул взрыв гранаты и немецкий пулемет смолк – Зелинский таки добрался до него. В ту же минуту слева от нас раздались крики «ура!», «вперед!» и из подлеска на фашистов бросилась горстка партизан, впереди которых, прихрамывая – он был ранен в ногу в предыдущем бою на Колдуне, мчался Иван Лапин.

С криком «Вперед, ребята! За Родину!» вскочил Попов, и мы помчались на врага. Гитлеровцы пытались убежать, но тут же падали от партизанских пуль.

В общем порыве наша группа скатилась в щель и атаковала с тыла вражеских солдат, отбивавших натиск группы Коновалова. Теперь враги, атакованные со всех сторон, стали поспешно отходить под прикрытием бронетранспортеров. Тем временем Лапин с двумя партизанами прорвался в расположение противника и забросал гранатами минометный расчет, выведя его из строя. Кто-то сумел подобраться к бронетранспортеру и подорвать его противотанковой гранатой.

Фашисты не выдержали и поспешно стали отходить по щели вниз, к Новороссийску. Мы подгоняли их огнем, осторожно продвигаясь за отступающими. Удачно расположив за скалой пулемет, гитлеровцы прикрыли дальнейший отход и сумели оторваться от нас, уйти в город.

Командиры собрали бойцов, подобрали своих раненых и погибших, сосчитали убитых врагов – их оказалось более двух десятков, прихватили трофеи и повели группу на Малую землю. Коварный замысел врага удалось сорвать.

Однако встретили нас довольно сурово: победители-то победители, но приказ все-таки был нарушен. А вольности с выполнением приказов на Малой земле пресекались решительно.

Выслушав доклад Попова, обычно сдержанный Васев помрачнел, спросил сурово и недружелюбно:

– Почему нарушили приказ?

Попов молча вытянулся, сердито сверкнул темно-карими, почти черными глазами. Лапин решительно шагнул вперед:

– Товарищ Васев, разрешите доложить?

Васев кивком разрешил.

– Если бы атаковали не мы, а фашисты, наша оборона на том участке была бы прорвана, и противник проник бы в наши тылы.

Васев чуть наклонил голову:

– Полагаю, это будет учтено командованием. Но приказ есть приказ. Его надо выполнять.

– Товарищ Васев, – голос Лапина чуть дрогнул от волнения. – Языка мы добудем. Нынче же ночью.

– Добро. Это мы обсудим особо. А сейчас бойцов накормить… по возможности. И отдыхать.

– По возможности, – тихо добавил Попов.

Улыбка чуть тронула губы Васева, лицо посветлело.

– Вот именно: и отдыхать по возможности. – И не удержался, добавил: – А здорово вы все-таки хряснули фрицев! Что ни говори, а молодцы!

И добавил просто, приветливо:

– Садитесь, товарищи. Закуривайте. У кого, конечно, есть.

В землянке стало шумно, дымно, раскованно. Пошли рассказы о подробностях боя, шутки, подтрунивания друг над другом, смех. Тут же предлагались варианты поимки языка.

Для захвата языка Лапин лично отобрал наиболее отчаянных разведчиков. Во главе групп прикрытия и обеспечения поставил опытных чекистов. Сам возглавил группу захвата. Во вражеский тыл отправились уже разведанным путем. Вражеского мотоциклиста захватили на шоссе под Станичкой. Язык оказался офицером связи. В его планшете были оперативные приказы командирам гитлеровских частей, атакующих плацдарм, по перегруппировке сил. Сам фельдфебель Шлихт тоже дал ценные сведения о своих штабах, численности и расположении частей.

Полученные разведданные были немедленно переданы командованию наших войск.

…Война продолжалась. Впереди еще были Эльтиген, Керчь и Севастополь, Курская дуга, Днепр, Сандомирский плацдарм, Кенигсберг и Будапешт, Эльба и Берлин. Впереди еще была половина войны, трудная и героическая дорога к окончательной победе.

Суровые испытания предстояли еще Советской Армии и всему нашему народу, а вместе с народом и армией – славному отряду воинов-чекистов.